Журнал, держанной майором Миллером посылки его прошлаго 1742 года из Орской крепости к зюнгорскому владельцу Галдан-Черену, ис котораго владения он, Миллер, возвратился

[15 ноября 1742 г. — 14 мая 1743 г.]

Числа: 1. Что с отправления его, Миллера, из помянутой Орской крепости сентября с 3-го числа до прибытия к урочищу Карачатау, где киргиз-кайсацкие улусы проездом его кончились, по 15-е число ноября происходило, о том от онаго урочища с бывшим с ним, майором, для провожания чрез киргис-кайсацкие орды Меньшей орды Абулхаир - хана сыном его Эрали - салтаном, 27-го числа того сентября свой журнал в Правительствующий Сенат приложен; с продолжением от 27-го октября в канцелярию Оренбургской комиссии донесено; а с того времени происходило следующее. [108]

Ноября месяца

2. 15-го [числа]. Обретающияся с ним, майором, калмыцкие посланцы Кашка и Баранг пришли в его кибитку и обретающегося при нем в провожании киргис-кайсаченина Байгулака взяв, руки и ноги связали и били плетми жестоко за то, что он, будучи в пути, назвал их, калмык всех, «вшивыми тулупами». Также над имевшеюся у него Зюнгорского владения калмытскою девкою, которую он вез к ним на обмен своей дочери, весьма ругался и на публичное посрамление отдавал как своим киргизцам, так и другим калмытцким пленникам, против чего им, посланцам, от него, майора, представлено было, им с подданными е. и. в. так поступать не надлежит и чрез то ему, майору, чинят обиду. Но они сказали, что-де тебе до того дела, мы с кайсаками всегда на войне находимся, а тебе их своими называть вольно.

3. 16-го [числа]. Приехал во владение Зюнгорское, где имелся их отъезжей караул, при котором командиром был зайсанг Батыш, которой его, майора, тут остановил, и объявил переводчику, что он послал к другому зайсангу — Деджиту, которой неподалеку от него на карауле ж стоит для совету о том его, майора, приезда, а с ним, майором, хотел заутра видется, почему помянутой зайсанг Деджит того числа и приехал.

4. 17-го [числа]. Зайсанг Батыш звал майора к себе в кибитку, к которому он и ездил, и по отдании друг другу визитов оной зайсанг спросил у него, откуда едет, к кому и зачем? На что майор ответствовал, что по высочайшему е. и. в. указу отправлен из Оренбурга от главного Оренбургской комиссии командира, генерала Неплюева (ибо у них по их обычаю такие чины генералами называют) ко владельцу их Галдан-Черену с письмами и со обявлением о киргис- кайсаках Средней и Меньшей орд, что они подданные е. и. в. Против чего оной зайсанг спросил: «Давно ль оные кайсаки е. и. в. вашей государыне в подданство пришли?» На то майор объявил: так, как оных орд ханы, салтаны и старшины их присяги чинили. Потом оной зайсанг спросил о Барак-салтане: «Подлинно ли он е. и. в., вашей государыне, подданной?» О котором он ему сказал, что, хотя оной салтан ныне в Оренбурге персонально и не был, однако ж чрез письма свои о том своем подданстве е. и. в. всегда подтверждал и уверял. Но он, Батыш, вторично спрашивал: «Подлинно ль-де ты о том известен?» Что майор ему и подтвердил. После того майор спрашивал: «Галдан-Черен и они разве о том, [109] яко киргис-кайсацкие Средняя и Меньшая орды в подданстве е. и. в. состоят, неизвестны?» На которое оной зайсанг сказал, что они того не знали. И против того майор ему изъяснял тем, что когда в 1741-м году зюнгарское войско на показанных е. и. в. киргис-кайсаков чинило нападение и раззорение, и, как из того знатные их люди в Орскую крепость приезжали, там им от тамошнего командира о показанном кайсацком подданстве хотя и объявлено было, но знатно они владельцу своему донесть оставили или вовсе забыли, того ради он, майор, с тем и послан, чтоб о подданстве их Галдан-Черену объявить, и просил, чтоб его к нему, Галдан-Черену, отправил без остановки. На что он сказал, что есть у них главной владелец Манджа, и всем тамошним краем управляет, к которому-де вам и ехать, послав о своем приезде объявить, надлежит. Причем присоветовал ему, чтоб сперва отправить к нему прапорщика Пазухина и письмо генеральское с ним же послать, понеже-де тому Мандже от Галдан-Черена дела кайсатские все поручены. На которое майор говорил, что письмо запечатано, и разве Манджа такую смелость, чтоб ханские письма распечатывать имеет? И оной зайсанг сказал, что то в его, Манджина, воле состоит, токмо-де нам без него вас до хана пропустить нельзя; а притом объявил, что Манджа ныне поехал к войску, ибо-де в войске на людях имеется воспа, от которой два знатных зайсанга умерли, того ради никого и ниотколь к хану не пропускают. Сверх того оной зайсанг говорил: «Ежели б-де вы за российским делом были отправлены, то б-де вас и к хану пропустили бес задержания, но токмо-де вы отправлены не за российским делом и новой дорогой, где ваши прежния послы никогда не езживали». Майор ответствовал, что напрасно он так разсуждает, якобы он не за российским делом отправлен, ибо кайсаки е. и. в, подданные, а, что новой дорогой приехал, тому притчина — понеже их посланцы тою дорогою приезжали к подданным е. и. в., и он, майор, из Оренбурга с ними отправлен вкупе. И они сказали, что сия дорога ближе, нежели чрез Сибирь, к тому ж, когда оная дорога безопасна будет, то как с российской, так и с их зюнгарской сторон, ис того и польза быть может, ибо их купцы в Оренбург, а российские к ним с торгом приезжать могут. И тако оной зайсанг в подтверждение паки присоветовал, чтоб он, майор, к Мандже отправил прапорщика Пазухина и письмо с ним послал, а бес того-де я пропустить вас не смею, чего ради с оным прапорщиком приказал [110] ехать ис приехавших с ним посланцов Барангу и для скорости определил дать подводы.

5. 19-го [числа]. К помянутому владельцу Мандже, ко вышеписанному, отправил прапорщика Николая Пазухина да переводчика Ивана Ерофеева со объявлением, что он, майор, отправлен по высочайшему е. и. в. указу из Оренбурга от г-на генерала и кавалера Неплюева к зюнгорскому владельцу Галдан-Черену, и чтоб он о пропуске определение учинил, также о лошадях и о провианте велел требовать, и письмо с ним, Пазухиным, послал с таким наказом, что, ежели оной Манджа намерен будет то письмо распечатывать, то ему, недопущая до того, представлять, что он, майор, не к нему, Мандже, но к Галдан-Черену отправлен, а ежели Манджа будет объявлять, что ему от Галдан Черена кайсатские дела поручены, то б в том не спорить, только б старался, чтоб он, Манджа, то письмо ему, Пазухину, отдал возвратно и приказал бы пропустить до Галдан-Черена, чтоб ему то письмо самому персонально вручить. А сам он, майор, с посланцом Кашкою поехал в крайние улусы, где им велено остановиться и от онаго Манджи ожидать известия.

6. 27-го [числа]. Оной прапорщик и переводчик с посланном Барангом возвратился и рапортовал, что 22-го числа к упомянутому Мандже в улус приехали и, наперед их оставя, от кибитки не в дальности поехал показанной посланец Баранг, по приезде котораго оной владелец выслал к нему двух зайсангов — Борохолдая и Гурбан-хозу, которые спрашивали, и от кого они отправлены, и куда. И как прапорщик объявил, как приказано, то его спросили, посланное с ними к Галдан-Чирину письмо при себе ли имеет. Которое хотя он им показал, но они говорили, что посланцы ваши к нам приезжали от сибирской стороны, а ныне вы проложили дорогу новую по указу ли е. и. в.? И он им подтвердил, что по указу е. и. в. и для близости обще с нашими посланцами мы отправлены, — и требовал, чтоб персонально видеть владельца Манджу. И тако те зайсанги уехали и хотели Мандже доложить, но, приехав вторично, спрашивали его, что в том письме написано: к союзу или к ссоре? На что им сказано, что одно токмо объявление Гаддан-Чирину о верноподданных е. и. в. киргис-кайсаках Меньшей и Средней ордах, а к ссоре — ни единой притчины не значится. И как они спросили, давно ли кайсаки в подданстве е. и. в., то им сказал, что из давных лет; их Абулхаир-хан с [111] детьми и другие солтаны и старшины в бытность ныне в Орску и при ваших посланцах торжественно присягали, что оные посланцы и засвидетельствовать могут. На то они, зайсанги, сказали: «Так-де вы присланы для защищения кайсаков», — и с тем поехали.

Потом, немного погодя, приехал к нему, прапорщику, бывший с ними посланец Баранг, которой говорил: «Манджа-де нам велел возвратиться к кошу и приказал сказать, что им видется с ним не для чего, ибо-де они присланы не для российского дела, но для защищения кайсаков, наших неприятелей, а мы-де с Россиею из давних лет в союзе. Ныне же, защищая кайсаков, знатно тем хотите ссору начать, однакож, как их не защищайте, но я их вконец разорю». А протчим разглашал, якобы Манджа и то говорил: «Ежели-де генерал хочет их защищать, то б выезжал к одному дереву, которое стоит над рекою Орью», и с тем-де мнением оной Манджа и к Галдан-Черену отправить от себя хотел. Но как майор его, Баранга, про такие слова спрашивал, то он заперса и сказал, якобы он того не сказывал, и Манджа ему не приказывал, и от него не слыхал.

7. 28-го [числа]. Поехали обще с теми калмыками в крайние улусы, и оные бывшие с ними посланцы объявили, что Манджа приказал ехать к зайсангу, называемому Харакобень, и тамо ожидать от него известий.

30-го числа. Приехали к помянутому зайсангу Харакобеню, который тогда дома не был.

Месяц декабрь

8. 2-го [числа]. Оной зайсанг приехал и объявил, что владелец Манджа велел ему, Харакобеню, и посланцу Кашке приехать к себе и то письмо, которое от генерала написано к Галдан-Черену, взять и привесть с собою, которого он, зайсанг, и просил. Но майор ему сказал, что он к нему, Мандже, прежде прапорщика Пазухина посылал со объявлением, что по высочайшему е. и. в. указу отправлен с письмом от г-на генерала и кавалера Неплюева ко владельцу Галдан-Чирину, и то письмо с ним посылал же, токмо оной Манджа тогда его не взял, и сказал тому прапорщику, что вы-де отправлены к Галдан-Чирину, к которому то и письмо и везите; чего ради он, майор, ему и не отдал и сказал, что о» его к Мандже с прапорщиком отправит, только б ему для того дали подводы, ибо-де у нас лошади от дальной дороги истощали. На [112] что зайсанг сказал: «Ежели б-де вы отправлены были за российским делом, то б подводы давно уже были готовы, и все бы с великою честию отправлены, а то-де вы присланы для кайсатского дела от генерала, от которых-де подводы берите». На то майор ответствовал, что кайсаки Средней и Меньшой орд состоят в подданстве е. и. в., и потому и оное дело равно российское, а не кайсатское; затем оной зайсанг паки о письме говорил, что Мандже все кайсатские дела поручены от Галдан-Чирина, к тому ж-де ты отправлен не от самой государыни, но от генерала, и для того он приказал то письмо взять и хочет прочесть, ибо-де он тогда, как с прапорщиком посылано о том, что оно по-калмыцки написано, не ведал. И хотя майор долго против того спорил, но он, Харакобень, выпросил у него только посмотреть, и, как ему показал, то он его удержал у себя и, положа за пазуху, сказал: «Я-де то письмо к Мандже отвезу сам». Против чего от майора ему говорено, что им таким обманом с чужестранными людьми поступать не надлежит. На что он ответствовал, что оно не пропадет, и с тем от него поехал. А по отбытии своем, дав провожатых, велел им ехать, которые их отвезли в Великие горы, и тут остановили, и людям его, майора, вдаль отходить не велели. А как майор говорил: «Для чего они в таких горах посадили и с таким приказом, разве-де нас под караулом держат», — то они сказали, что здесь место от стужи теплое и дров довольно, а провианту им давали на два дни по барану и крупы просяные.

9. 4-го [числа]. От того места повели их чрез те Великие горы и посадили подле оных, куда приехали калмыченин имянем Септень, которой объявил, что зайсанг приказал приехавшим с ним, майором, киргис-кайсакам и калмыцким посланцам быть особливо. На что майор говорил, что с ним приехали для провожания Средней орды киргис-кайсаченин Байгулак, и чтоб он при нем был оставлен; но оной Септень сказал, что он то делает по приказу. Майор говорил, что он признавает, яко их посадили под караул, и чтоб ему объявил, за что так делают? На то калмык ответствовал, что их под караулом не держат, но по своему обыкновению воздают честь, чтоб от их глупых калмык им обиды не было.

10. 14-го [числа]. Майор Миллер от обретающихся при нем кайсаков уведомился, что калмыцкой посланец Базар, (который был посылан в Среднюю орду к Абулмамет-хану и Барак-салтану) возвратился и привез от оного Абулмаметя сына его в [113] аманаты, а от Барака — посланцев, которых всех приехало человек с двести, в том числе многие и для выкупу своих детей и родственников, токмо они к урге еще не пропущены.

11. 16-го [числа]. Вышеупомянутый зайсанг Харакобень к ним приехал и объявил, что он был у владельца Манджи и взятое от него, майора, письмо ему отдал, которой оставил у себя посланца Кашку, дабы его с известием о пропуске прислать.

И тако он, майор, с вышепоказанного 30 ноября жил при нем, Харакобене, до 28-го числа генваря месяца, не допуская до того Манджи.

Оной-де зайсанг привез с собою горячего простого вина ⁷⁰ и объявил: «Ты-де приехал из дальних мест к нам в гости, и по приказу владельца Манджи велено тебе здесь при мне ожидать известия, и для того-де мне надлежит тебя подчивать», — за что он благодарил. Причем зайсанг спрашивал: «Давно ли киргис-кайсаки в подданство е. и. в. пришли?» И как он то, когда и каким образом Абулхаир-хан и протчие владельцы вступили и присяги чинили, объявил, то оной зайсанг о Абулхаире-хане сказал, что он равно шелудивой волк, в степи ищет себе места, где б шолуди очесать, понеже-де, когда наше зюнгорское войско его раззоряли, и жены и дети взяты были в полон, тогда он сына своего обещал дать в аманаты Галдан-Черену и жить в покое, но по своему непостоянству и лживости пришел к российской государыне и сына своего отдал. На что майор ему сказал: «Прежде, что между ими происходило, того он не знает, токмо оной Абулхаир-хан ныне уже состоит в подданстве е. и. в. и со всеми своими улусами находится в покое и от е. и. в. получает милость». Но зайсанг на то ответствовал: «Я-де с тобою сие точию в разговор говорю, и мои слова не действительны, и в дело их ставить не надлежит, а знает про то хан Галдан-Черен, и он может тебе сказать как хочет».

12. Майор спрашивал зайсанга, для чего он проводника кайсака Байгулака приказал от него становить особливо, ибо он с ним отправлен вместе для провожания? На что он сказал: «Мы-де кайсакам никакой чести не воздаем, того для их особливо и поставили». Но майор, объявляя, что он, как подданной е. и. в., так просил, чтоб он при нем и был. На что зайсанг сказал: «Ежели ему то надобно, то он при нем будет», и приказал им заутра перекочевать к себе ближе.

17-го [числа]. От того места переехали возле гор же в урочище Горгатау. [114]

13. 25 -го [числа]. Оной зайсанг приезжал к нему, майору, и между протчими разговорами говорил, что у них ныне снега и стужи стали великие, и знатно-де то, кто-нибудь напускает нарочно. В чем неверку более объявил на приехавшего с ними киргисца Байгулака. И ежели он то делает, то б он, майор, ему в том запретил. И хотя он, майор, ему говорил и доказывал, что человек снегу или стужи сделать никогда не может, кроме бога, и напрасно он тому верит, чтоб человек столько власти имел; токмо он сказал, что то и человек чрез наговоры делать может, чрез признаваемого ими бога Нептуна, и у нас-де такие люди есть, которые напущают снег и ветры; а потом призвал того Байгулака и стращал его, чтоб он вышеописанное напускать перестал, которой пред ним по закону своему клялся, что тому никогда не учился и не знает.

Месяц генварь

14. 24-го [числа]. Онаго кайсаченина взяли под караул и связали ему руки и ноги с тем резоном, что тогда снег выпал. Против чего майор тем демичам их говорил, что ему весьма то обидно, яко они с подданными е. и. в. так поступают. На что они ему объявили, что они делают то по приказу зайсангскому, и велено-де его отослать ко владельцу Мандже.

Которое все с ним, Байгулаком, как он, майор, усмотреть и известится мог, чинено по одной злобе бывших с ними посланцов Кашки и Баранга за то, что он их, калмык, будучи в Средней кайсатской орде и в пути, называл вшивыми тулупами, а наиболее за то, что он, Байгулак, его, майора, новою дорогою провел и путь к ним от Оренбурга открыл.

27-го [числа]. Вышеописанной зайсанг Харакобень приехал к майору со обявлением, что владелец Манджа приказал ему со всеми имеющимися при нем людьми, вместе с ним, зайсангом, к нему приехать. Против которого он, майор, спросил, зачем Манджа спрашивает? На что сказали, что Манджа о том сам ему объявит, и что оной велел, чтоб-де мы завтрашняго числа приехали. И того ж числа пригнали его, майорских, лошадей, почему от того места и поехали; и, объехав верст с пять, остановились, понеже уже было поздно.

28-го [числа]. Поехали и, не доехав до того владельца, их, майора с товарищи, остановили. [115]

29-го [числа]. Манджа прислал, чтоб майор к нему ехал, почему он, убравшись в настоящее свое платье и взяв с собою прапорщика Пазухина, переводчика Ивана Ерофеева, геодезии ученика Дмитрия Тохтарова да казаков четырех человек, с теми присланными поехал. А как подъехали сажен за двадцать, то им с лошадей велели слезть и объявили, что ближе к кибитке его на лошадях ехать нельзя, почему он, слезши с лошадей, с теми своими людьми и пошел пешь. и как пришел к кибитке, то во оную вошел прежде один калмык об нем объявить, который, вышед, возвратно ему объявил, чтоб он, яко же и другие при нем имевшие, шпаги сняли, ибо у них обычай, что с оружием ко владельцу не входить. На что майор ответствовал, что он из великого Российского государства и должен всегда иметь при себе шпагу, ибо в том честь его состоит. Но оной калмык сказал, что и преждние ваши посланцы со шпагами ко владельцу не входили, почему он, и прапорщик, и переводчик, сняв шпаги, и к тому взяв помянутого геодезии ученика Тохтарова, вошли к Мандже в кибитку, а казаков оставили у оной.

Как к нему вошли, то майор, отдав ему визит, во-первых, спросил его о здоровье, и потом Манджа приказал им сесть на землю, где были посланы подушки, покрытые бурметами ⁷¹. Посидя немного, оной владелец спросил майора, от кого и с которого места он отправлен, и каким трактом до владения зюнгарского ехал? На что ответствовал, что то распространять потребности нет, понеже Манджа изволит быть уже известен из письма, которое привез от г-на генерала и кавалера и Оренбургской комиссии главного командира Неплюева, написанное ко владетелю их; кое он, Манджа, приказал у него взять зайсангу Харакобеню, который у него взяв, к нему и послал.

На то владелец говорил, что то письмо он получил, и что в нем написано, и зачем майор приехал известен, токмо де надлежит знать, из которого места отправлен, и которым трактом ехал и кто его, майора, вел? На что майор ответствовал, что он по высочайшему е. и. в. указу отправлен из Орской крепости от г-на генерала и кавалера с письмом и со объявлением о киргис-кайсаках Средней и Меньшей орд, також о нижних каракалпаках ⁷², что они в подданстве е. и. в., августейшей и всемилостивейшей государыни состоят, и о протчих до того принадлежащих делах, о чем-де от помянутого г-на генерала владетелю [116] его Галдан-Черену в присланном письме обстоятельно знать дано, и просил его, Манджу, чтоб он был пропущен к тому владетелю. А о тракте объявил, что ехал обще с посланцами их Кашкою и Барангом, для указания ж пути дан ему подданной е. и. в. Средней орды кайсаченин Байгулак.

Владелец Манджа сказал, что он, майор, прислан от генерала, которой имеет команду с киргиской стороны, а не от самой государыни, а он, Манджа, имеет управление с калмыцкой стороны и прежде посыланному от него, майора, объявил, что в улусах имеется воспа, коя и поныне еще не миновалася, того ради к Галдан-Черену никово пропустить нельзя, и он сам туда ехать не смеет, и за тем намерен его, майора, возвратить, чем-де ему напрасно жить.

На что майор говорил, что он о таком их нещастии весьма сожалеет, однако ж он приехал не из опаснова места, а в бытность свою в их улусе всегда жил особливо и посторонних калмыков, окроме приставов, никого к нему не допускали. Того ради просил вторично, чтоб приказал пропустить до владетеля своего. На что он, Манджа, сказал: «Великороссийская-де империя из давных лет с Зюнгорским владением в союзе, но токмо ссоры происходят от подданных, как-де то усмотрел из письма генеральского, что некоторые развратные и лживые слова пишет, того ради не для чего тем и владетеля трудить, а может он, Манджа, сам ответствовать».

На то майор говорил: «Разве он то письмо невнятно прочесть и растолковать изволил, ибо-де в нем лживых и развратных слов никаких не написано, а ежели ему, что ис того сумнительно, то он, майор, для того и прислан, чтоб изъяснить». И для того спросил у него, что в том письме развратно и лживо написано. На то он, Манджа, сказал, что развратно и лживо генерал написал, что якобы киргис-кайсаки — подданные российской государыни; второе, — «якобы он по указу е. и. в. тебя отправил, — но он то учинил собою, а государыня про то ничего не знает». А кайсаки-де когда в подданство российское пришли? Он же-де пишет, чтоб Аблая-салтана отпустить, и чтоб со обоих сторон мирно жить, но я-де, как захочу — в миру ли или не в миру жить, — то сам знаю, а учителя себе иметь не хочу».

Против того ему майор говорил: «Напрасно он так изволит разсуждать и г-на генерала тем обидеть, якобы он их оболгал, и будто [117] киргисцы не в подданстве е. и. в. состоят, ежели он, Манджа, захочет выслушать, то он, майор, обстоятельно ему объявить может. И как Манджа сказал, чтоб показать порознь и по годам, как давно, оные орды в российском подданстве состоят, то майор стал представлять, что Меньшей орды Абулхаир-хан с его родом и улусами из давных лет под протекциею великороссийских монархов состоит и сына своего Эрали-салтана тому уже четырнадцать лет в службу е. и. в. отдал; в прошлом 1738 году со всеми своими детьми и с народом в Орской крепости действительно присягал; сверх того в прошлом 1739 году и в присутствие их зюнгорских посланцов с детьми своими и народом е. и. в. торжественно присягал же. Равно же и Средней орды Абулмамет-хан и Аблай-салтан и с их улусными людьми по давном их прошении в подданстве своем в прошлом 1740 году присягали, и ныне при вышеупомянутых посланцах тоя Средней орды Мамет-салтан, Аблаев брат, також Джанбек-тархан и другие знатные старшины со многим числом народа е. и. в. августейшей и всемилостивейшей государыне торжественно присягали ж. Сверх того и нижние каракалпаки посланцов своих прислали и в подданстве е. и. в. присягали ж, и тако оные народы суть подданные.

На то владелец Манджа говорил: «Ежели-де вы Абулхаир-хана называете своим, то разве не вы его к нам приезжать и крайние их улусы разорять научили?»

И как майор против того отвечал, что он напрасно так разсуждает, якобы то ему приказано было; то оной Манджа сказал: «Я-де то знаю, что вы не научили, понеже-де мы из давных лет с Россиею в союзе находимся, но токмо-де, говорю, что генерал оных кайсаков своими называть от себя выдумал и государыня о том не изволит быть известна».

Майор ему подтверждал тем, что генерал отправил его к ним по высочайшему е. и. в. указу, а не сам собою и не лживым образом, как он разсуждает, и что он, майор, никогда во лживых делах не употребляется.

На что Манджа ответствовал: «Я-де, ведаю, что ты приехал к нам из великого государства, и может-де быть, что тебе генерал сказал, яко он по указу, а не сам собою отправил; но нам-де надобно тебя подчивать, понеже-де и наши послы к вам ездят и вы их ласково принимаете».

Напротив того, майор паки подтверждал, что то разсуждать в воле его состоит, как не изволит, но он ему, Мандже, подлинно объявляет, что отправлен по высочайшему е. и. в. [указу]. [118]

Манджа сказал, что много слов им распространять не для чево, понеже-де во многих разговорах могут произойти со обоих сторон и грубительные, а иныя крюковатые слова, того ради лучше перестать, а «я-де на генеральское письмо обо всем буду ответствовать и на словах прикажу и чрез три дня отправлю, а генерал-де, как хочет — донесет ли то государыне или нет, — в его воле».

Майор ответствовал, что то изрядно, когда он их так изволит отправить; и что на словах прикажет, то донесет; причем просил его, Манджу, чтоб его отправил чрез Сибирь, представляя, что ныне время еще зимнее, и чтоб им на дорогу провиантов продавать приказал.

На что он, Манджа, сказал: «Которой дорогой вас отправить, о том еще подумаю, чтоб вам было спокойнее, провиант же покупать вам не запрещу, а к тому и я-де вспомоществовать не оставлю».

И потом подчивали их чаем и поставили есть, и затем поднесли по большой чаше вина горячего простого, от которого он, майор, стал отговариваться, что в России такими великими чашами вина горячего не пьют, но Манджа сказал: «Бывшие у вас наши посланцы сказывали, что их довольно подчиваете, так-де равномерно и вас принимаем». Притом же между протчими разговорами сказал: «Будто-де вы не ведали, что у нас с киргис-кайсаками чинится, то есть какия ссоры имеются».

Майор ответствовал: «Не по чему о том было ведать, понеже-де как от них, калмык, так и от верных кайсаков не слыхали, но токмо то уведано уже по притчине того, когда действительно усмотрено, как их зюнгорское войско под Орскую крепость подходило, киргис-кайсаков разоряло, також-де и чрез бывших в той крепости владения их знатных людей, кои от них, кайсаков, посланцами были присланы, первой нашелся случай уведать, что у них с теми е. и. в. подданными кайсаками напредь сево разные поступки происходили».

Потом владелец Манджа говорил, что когда киргис-кайсаки в подданстве великой России, то знатно Тауке-хан жил тогда в Туркестанте, но внук его, Средней орды Абулмамет-хан, прислал ныне к ним сына своево в аманаты, а Барак-салтан хотел прислать сына же своего в прошлом году на смену оному; сверх того и Шемяки-хана сын Шасеит-хан в подданстве у них состоит. Абул- хаир же-де, которой не из ханского роду, но токмо благородный [119] человек, делал краиним нашим улусам многие пакости, и как-де назад тому лет четырнадцать мы его раззоряли, и жен и детей в полон взяли, тогда он признал свою противность, обещался никогда к нам не приезжать и дать сына своево в аманаты к ним; чего ради и жен и детей его ему они отдали, но потом солгал нам в том, уже к вам передался.

И майор на то ответствовал: что у них прежде между ними и кайсаками происходило, того он не знает. Против чего Манджа сказал: «К вашей пользе, что хотя и не знаешь, но говоришь, что знаю, а, что-де к нашей пользе, хотя знаем, то говоришь не знаю».

Напротив того майор отозвался, что, когда назад тому пять лет едущий в Ташкент российский караван, при котором он, майор, был тогда сам, равномерно ваши подданные киргис-кайсаки Большой орды разграбили, то потому и нам надлежит также мнить, что по вашему научению то учинено. И как Манджа сказал, что про то неизвестен, то он, майор, и сказывал тем, что им нельзя того не ведать, ибо от владетеля их Галдан-Черена прислан был в Ташкент посланец Байназар, которой ему, майору, объявлял, что он от Галдан-Черена нарочно затем прислан, чтоб подлинное известие взять, кто тот караван ограбил, и к Койгелдею, которой в том грабеже главным был, чрез помянутого Байназара письмо за красною печатью прислал, и ему, майору, приказывал, чтоб он сам к нему, Галдан-Черену, приехал или б людей от себя прислал. Но по тогдашнему обстоятельству он, майор, к нему не поехал, понеже приехали верноподданные наши кайсаки Средней орды и его взялись проводить в отечество. И хотя Манджа против того отговорился, что про то не ведал, «может-де быть, что Галдан-Черен без меня послал», но майор и то доказывал, что нельзя ему того не ведать, понеже он тогда недалеко от того места стоял, при их войске; и когда их, майора с товарищи, разграбили, то на третий день приехал к нему, владения их Жанбек-батырь, который ему объявил, что он нарочно к нему, майору, приехал взять о том подлинное известие и хотел о том ему, Мандже, объявить. Только Манджа в том и утвердился, якобы о том тогда был неизвестен.

Потом поднесли им по чаше вина, и оной Манджа сказал майору, чтоб выпить за здоровье е. и. в., за что он, майор, благодарил, по которому Манджа и жена его, також и другие предсидящие, тогда за здоровье е. и. в., а напротив того он, майор, — за здоровье их владетеля Галдан-Чирина, и выпили. И посидя [120] немного, Манджа сказал майору, что на генеральское письмо напишет ответ и на словах прикажет; с чем он, майор, от него и поехал в кош свой.

По прибытии его домой оставшиеся его люди объявили, что, когда он поехал к Мандже, то проводник его, вышеупомянутый кайсаченин Байгулак, прибежал в его кибитку, ранен в брюхо ножом смертельною раною и только успел сказать его, майорским, людям, что калмыки его, Байгулака, хотят сжечь, чего ради и дров на двух верблюдах уже привезли, а вас-де хотят отослать в Ташкент и тамо держать под караулом, то за ним прибежали для поимки его немалое число калмык; и он, Байгулак, схватя лук и стрелы, стал по ним стрелять, а как оные все стрелы расстрелял, то еще за одним калмыком с ножом погнался, но изнемогши от той раны, упал; и тако оные калмыки все на него напали и как плетьми, так и другими побоями, кому чем попалось, били его смертельно, и потом, положа на лошадь, замертво повезли к Мандже. Калмыки же, которые при нем, Байгулаке, в приставах были, о той его ране разгласили, якобы он одного калмыка ушиб камнем и, вынув свой нож, сам себя заколол и за другими калмыками с ножом гонялся.

Поутру привезли его, Байгулака, мертваго и в мелкие кусочки изрезали и сожгли.

Потом приехал к нему зайсанг Харакобень и говорил: «Ты-де всегда старался о Байгулаке, ныне-де узнал, какой бездельной он был человек, что сам себя зарезал и стрелял по нашим людям, а одного убил камнем и будет ли жив или нет, неизвестно; чего-де ради Манджа прислал нарочно спросить твоих людей, которые осталися на кошу, каким образом он пришел; которые ему об нем по вышеописанному и объявили обстоятельно».

7-го [числа]. Майор призван был паки к Мандже, который ему отдал письмо калмыцкое, написанное к тайному советнику и кавалеру Неплюеву, со объявлением, что он на присланное письмо генеральское в ответ все писал; и майор спросил, не будет ли какого ли приказу на словах; на что он, владелец Манджа, сказал: «На словах-де донеси то, что ты в первый день со мною разговаривал, а более-де сказать нечего, ибо все в письме написано».

Потом майор спросил его, когда он их отправит и которой дорогою? На что оной Манджа объявил, что чрез Сибирь, також [121] и тою дорогою, которою они приехали нынешним зимним времянем ехать им невозможно, ибо-де «снега велики, и для того-де я вас отправлю к Туркестанту, и к тамошнему Сеит-хану и к Тюлебию (Большой киргис-кайсатской орды главному старшине) напишу письмо, которые-де вас благополучно проводят до Абулхаир-хана без всякого помешательства». А до Туркестанта велел проводить калмыкам тридцати человекам и на дорогу приказал дать баранов и круп, а худых лошадей переменить, и затем в ту у него, Манджи, бытность более разговоров знатных не происходило. Только напоследок он, Манджа, сказал, что «о делах ныне разговаривать нечего, только-де прошу повеселиться, ибо-де ты отъезжаешь в дальной путь к отечеству, того-де ради мне надобно тебя подчивать». И подчивал чаем и вином, а потом, посидя, уже под вечер, принесли мяса крошеного на пяти деревянных блюдах. И токмо побыл у него, Манджи, встал и с ним простился, причем его просил, чтоб им в пути от подданных их зюнгорцов, також Большой орды от кайсаков никаких обид не было. На что Манджа сказал, чтоб ничего не опасался и «до Абулхаир-хана вас проводят благополучно, а там Абулхаир с вами как хочет». Против того майор ответствовал, что Абулхаир-хан — верноподданный е. и. в., и когда он к нему приедет, то равно почтет как дома.

Сверх того Манджа говорил: «Я-де желаю тебе благополучно до отечества твоего доехать и чтоб ты к нам, паки и к нашему хану главным послом прислан был, то-де мы с тобою будем знакомы и не так тебя примем, как ныне за киргизским делом приехал». На что ему майор сказал, что то в воле е. и. в. состоит; и с тем от него, простясь, поехал.

2-го [числа]. Упоминаемой майор Миллер из того Манджина улусу со всеми людьми своими поехал возвратно. А для провожания ему даден калмычанин Хотун и с ним калмык пятнадцать человек, который объявил, что он их проводит недалече, где стоит зюнгорское войско, а оттуда велено проводить тридцати человекам до Туркестантта к Сеит-хану и Тюле-бию, о чем к ним от Манджи и письмо написано, чтоб он их препроводил до Абулхаир-хана благополучно.

10 -го [числа]. Приехали к урочищу Берек, где стояли пять дней, понеже тут собирали им на дорогу баранов и круп, которых баранов дали двадцать семь, а круп с осмину, сверх того переменили двенадцать лошадей, и тут оной Хотун возвратился. [122]

16-го [числа]. Поехали в путь за провожанием калмыченина Баджи и с ним калмык двадцати человек.

28-го [числа]. Приехали в урочище, называемое Карачатау, разстоянием от Туркестанта два дни езды, где кочевали Большой орды киргискайсаки кангердинской род, и оной Баджи их, майора с товарищи, сдал той орды знатному старшине Баитбаю, которому и письмо Манджино к Сеит-хану [писано] с таким приказом, чтоб он как-то письмо, так и его, майора, отправил в Туркестант; которой их принял приятно и обещался проводить до Туркестанта сам, а оной Баджи возвратился и далее не поехал, затем, что в Туркестанте имеется воспа, которой калмыки весьма боятся.

Оной же кайсатской старшина Баитбай объявил ему, майору, что в Туркестант приехал Средней орды Джанбек-батырь (которой в прошлом 1742 году в бытность в Орской крепости у тайного советника и кавалера Неплюева пожалован в тарханы), кой-де правит в Большой орде с чемирского и других родов, которые разграбили российский караван, в платеж тысячи иноходцев, которых несколько уже и собрал, токмо еще с Койгелдея не взял. А говорят-де, что и у него несколько лошадей собрано, токмо за великим снегом он, Джанбек, к нему не бывал. Причем он, Баитбай, его, майора, спросил, зачем он отправлен был к калмытскому хану Галдан-Черену? На что он, майор, ему сказывал, что отправлен был по высочайшему е. и. в. указу, понеже оной хан на верноподданных е. и. в. и Средней и Меньшей орд киргис-кайсаков чинил нападение и разорение, и чтоб он того впредь не чинил, и оставил бы их во всяком покое. Но токмо оного Галдан-Черена персонально не видал, для того, что у них имеется воспа, зачем в ургу никого не пропущают; но токмо был у Манджи, которой у него то письмо, кое написано было от г-на генерала к Галдан-Черену, взял, а на словах он, Манджа, ему объявил, что Галдан-Черен о том, яко Меньшая и Средняя кайсатские орды е. и. в. подданные, был неизвестен.

Против того помянутой Баитбай спросил, ежели же, паче чаяния, калмытские войска паки кайсаков подымутся разорять, то будет ли российское войско их, кайсаков, защищать; то майор сказал, что не надеются, чтоб Галдан-Черен свои войска послал, а хотя и пошлет, то российское войско подданных е. и. в. без защищения не оставит.

На что он, Баитбай, говорил: «Наши-де кайсаки равно как дикие звери, где степь больше, туда и бегут, и непостоянный [123] народ. На что же-де они ныне к калмыкам послали детей своих, а имянно: Абулмамет-хан — сына, Нияз-батырь — сына, Девлет-бай — сына, и другие старшины. Им бы-де надлежало милости ожидать от российской великой государыни, а то-де видно, что наши кайсаки разделилися надвое». А майор ему на то сказал, что время покажет, которым в подданстве российских монархов, и которым под владением калмытским быть прибыльнее.

Баитбай сказал: «Мы-де ведаем, что против российских войск никто противиться не может, и что, ежели, кто может в степи всех зверей перечесть, то российским людям щету нет».

На то майор ему говорил, что российская великая императрица и милосердная государыня и не желает никому в обиде быть, но, ежели кто милости пренебрегать будет, то вместо оной гнев получит, и, ежели на раззорение ково соизволит, то уже спасения нигде получить тот невозможет; что Баитбай окончил тем, что они то ведают. Потом майор его просил, чтобы он послал в Туркестант к Сеит-хану и Джанбек-тархану об нем объявить, на что он сказал, что на горах снег еще велик и проехать невозможно, а когда оной сойдет, то послать обещался.

10-го [числа]. Оной Баитбай отправил своего человека в Туркестант и присланное от владельца Манджи письмо к Сеит-хану послал, а в нем написано, что русской посол к Галдан-Черену приехал не весьма согласным делом, и для того он их до хана не допустил и отправил возвратно, а тебе-де отправить их до Абулхаир-хана без всякого помешательства.

14-го [числа]. Прислал к нему, майору, Джанбек-тархан Мурзак-бия да Мергеня, и с ним прислал к нему, майору, во знак того, что он, яко подданной е. и. в., его, майора, почитает, кафтан атласной и лошадь. И объявили оные посланцы, что Джанбек находится в улусах киргис-кайсацких Большой орды, и приказал ему, майору, приехать к себе, чтоб вместе с ним ехать к Койгелдею, которой отпущенной в прошлом 1738 году в Ташкент российской караван разграбил для принятия за то разграбление лошадей.

15-го [числа]. По которому он, майор, оставя кош свой у означенного Баитбая, к Джанбек-батырю поехал, куда едучи, встретился с ним Большой орды чимирскаго роду Кунай-мурза (которой и тогда, как вышеписанной караван грабили, его, майора, взяв [124] к себе, от умышленного кайсаками убийства спас и в Ташкент тайно отпустил, и от показанного разграбления один верблюд с товарами выруча, ему дал), которой ему объявил, что он, услыша о его приезде, нарочно к нему, майору, приехал навстречь.

Майор его, Куная, спрашивал, в каком намерении вышеписанной грабитель Койгелдей состоит, будет ли что за пограбленное платить или нет?

На что он, Кунай, ответствовал, что Койгелдей прежде Джанбеку обещал было отдать тысячу лошадей, а потом отказал, объявляя, что без хозяина, то есть без него, майора, не отдаст, а ныне, как он услышал, что он, майор, приехал, то весьма рад будет, чтоб с ним договориться, понеже-де Джанбек весьма много просит, а имянно сорок тысяч лошадей.

17-го [числа]. Приехал к Джанбек-тархану, которого нашел в Большой орде у Салтан-Гилдея-батыря, которой его принял весьма приятно и, во-первых, спрашивал, как их Галдан-Черин принял, и что в ответ сказал. На что ему майор сказал, что он до Галдан-Черина был недопущен, понеже у них имеется воспа, и возвратно его отправил владелец Манджа, а посланное от г-на генерала письмо он, Манджа, взяв от него, майора, при приезде его, отправил к Галдан-Чирину с посланцем Кашкою.

И на то оной Джанбек говорил, что он о том, что они до Галдан-Черина недопущены, давно уже известен, а когда де вы приехали к Мандже, то он того ж часу к Галдан-Черину отправил от себя двух человек на четырех лошадях со известием, что русской посол приехал и чрез кайсатские орды, причем и письмо генеральское к нему послал; и как видно, он, Манджа, назад вас отправил с приказу его, а не сам собою, на что ему майор только сказал, что Манджа сам собою и без приказу ханского удержать и возвратно отправить чаятельно не смел бы.

Затем он, Джанбек, спросил и о бывшем у него, майора, в провожании кайсачине Байгулаке, которой ему, Джанбеку, брат двоюродной; и как майор ему об нем сказал так, как выше писано, то он с немалым сожалением говорил, что он слышал и об нем токмо не так, но в такой силе, что его убили калмыки, а не сам собою зарезался, и не за то, якобы он снег и стужу напускает, но за одно токмо, для чего он его, майора, новою дорогою привел; что окончил тем, что, как в Оренбург приедет и увидится с г-ном генералом, то с ним обо всем говорить будет, и что е. и. в. указать соизволит, то все исполнит. [125]

Потом он, Джанбек, объявил, что он приехал в Туркестант для погребения тела матери его и для стребования от Койгелдея в заплату разграбленного им российскаго каравана лошадей, с которым он зимою тут же в Туркестанте виделся, и требовал от него сорок тысяч лошадей. Но оной Койгелдей по многим отговоркам напоследок обещал дать токмо две тысячи лошадей, с тем раз- суждением, что при том грабеже были сто тринатцать человек; против чего он, Джанбек, оставил его, так что, ежели тех лошадей будет мало, а е. и. в. изволит повелеть еще взыскивать, то б еще прибавил; в чем тогда и утвердились при Тюлебии и туркестантском Нахиб-ходже. Только-де оной Койгелдей в слове своем не устоял и в платеже отказался, а ныне-де бутто затем нарочно ты сам прислан, чего-де ради я за тобою и послал, чтоб ты с Койгелдеем повидался и требовал бы от него той заплаты, понеже-де ныне отговориться ничем не может.

На что майор сказал, что то весьма изрядно, когда Койгелдей имел отговорку до хозяина и для того ему, Джанбеку, не отдал, ныне же он, майор, сам приехал, то пускай отдает, чему и другие киргис-кайсаки той же Большой орды, алмасданского и других родов, кои к тому грабительству не касались, весьма были рады, что он, майор, приехал, и единогласно говорили, что Койгелдей ныне уже расплатится и отговорки никакой иметь не может.

И для того майор Миллер к нему, Койгелдею, посылал вышереченного Куная, которой ему брат двоюродной, с тем, чтоб он ему о приезде его, майора, объявил, и, ежели желает с ним о том грабеже расплатиться, и на каких кондициях, то б имел свидание; но он, Кунай, не поехал, а сказал, что он живет с ним не в согласии, а вместо себя послал к нему брата своего Яубасара, объявя, что он, Койгелдей, слушается больше его, и приказал ему, Яубасару, что он, Койгелдей, скажет и на что склонится, с тем бы скорее возвращался; причем и Джанбек ему, Койгелдею, велел подтвердить, чтоб он объявил, подлинно желает ли что платить или нет.

19-го [числа]. Оной Яубасар к Кунаю возвратился и ответствовал, что у Койгелдея был, которой ему сказал, что, когда русской командир приехал, то изрядно, и для того хотел советовать с старшинами, и что они присудят, в том расплатиться обещал, а Джанбеку-де до того дела нет, и чтоб он ехал в сторону, и что ему ничего не отдаст. [126]

20-го [числа]. Приехал он, майор, с Джанбеком-тарханом к реке Арыше, где кочевал Койгелдей, и стали в другом улусе, от него неподалеку, откуда с ним, Джанбеком, к нему, Койгелдею, еще послали Средней орды кайсаченина Тургая, с тем, чтоб объявил, подлинно будет ли что платить или нет, и, чтоб более их в том не проманивал. Которой возвратясь, объявил, что Койгелдей сказал, упоминая, что российской караван завоевал он, и, ежели русской командир за тем хочет жить, то б в здешнем улусе жил у ково хочет, только б Джанбек-батырь поехал домой и ему-де до того дела нет. А другие киргис-кайсаки ему, Тургаю, сказывали, что Средней орды Мурзагулов сын Сатай да Казбек-биев брат Байбулат советуют ему, дабы он ничего не платил, разсуждая, где-де русским сюда приехать, и, толкуя, что они сарты, а «Джанбек-батырь, что может сделать, мы-де у русских живем и под руками, и тут-де с нас ничего не требуют». Причем и то посоветовали, чтоб он, Койгелдей, его, майора, убил и так-де теми пожитками безопасно будем владеть.

21-го [числа]. За тем майор Миллер и с Джанбеком возвратился, причем оной Джанбек всем Большой орды старшинам и протчим, с кем виделся, говорил, что они кайсаки Большой, Средней и Меньшей орд все между собою братья и никогда того не бывало, чтоб между собою войну имели, но ныне-де знатно без того не пробудет, чтоб не воеваться, и чтоб его нынешней осени или предбудущей весны подлинно к себе ждали. Чего ради прямо пойдет к генералу и е. и. в. со слезами будет просить, чтоб Койгилдину насмешку соизволила приказать отомстить, и что он жив быть не может, понеже такие его, Койгилды, насмешки ему, Джанбеку, по его старости несносны, и так-де уже е. и. в. пять лет ему упускать изволила и те его глупости терпела, а ныне-де уже так не пройдет.

На что те кайсаки ему, Джанбеку, сказали, что они и сами то ведают, что им для одного Койгелдея всем будет худо, однако и как-де ты хочешь с Койгелдеем, так и делай, и они за него вступаться не будут, токмо б их не раззорял.

Джанбек против того им говорил, что он к ним с российским войском приедет не так, как по их обычаю воровством, но среди бела дня, и пришлет наперед, чтоб ему Койгелдея и товарищев его отдали, а ежели они его не отдадут и за него стоять будут, то и их всех раззорит. И на то они ему сказали, знать, что Койгелдей [127] надеется на Галдан-Черина, зачем ныне ничего не платит, а они его безумию потакать не будут, и ежели он, Джанбек, подлинно к ним с войсками приедет, то и они все к тому перекочуют, а Койгелдей-де с своим родом как хочет, так и управляется.

И тако он, Джанбек, такие угрозы и затем во всех своих в тех Большой орды улусах всякому объявлял и подтверждал, чтоб его подлинно ожидали с российскими войски.

22-го [числа]. Майор Миллер с ним, Джанбеком, приехал к вышереченому Кунаю-мурзе, которой ему объявил, что чинирскаго роду киргис-кайсаки, которые были при разграблении каравана, то, что им. достанется, все платить хотят, токмо один Койгелдей упрямится, чего ради и им платить не велит, и за тем то дело не окончено. Причем он, Кунай, объявил свое желание, чтоб с ним, майором, ехать в Оренбург для отдания своего нижайшего поклона г-ну генералу, представляя, что он то всегда верноподданной е. и. в.

На которое ему майор сказал, что то весьма изрядно, когда он, мурза, в Оренбург сам поедет и тако, что от генерала услышит, то Койгелдею обстоятельно скажет, почему он и поехал.

23-о [числа]. Майор с Джанбеком же приехал паки к Баитбаю, где он кош свой оставлял, которой его и Джанбека спрашивал о том, Койгелдее, что с ним сделали и расплатился ли он; и как ему сказали вышеописанное, то он, Баитбай, сказывал, что оной Койгелдей присылал к нему сына своего и требовал о том его совету (ибо он, Баитбай, ему тесть), и он ему сказал, чтоб как можно расплатился, и ныне хотя что-нибудь отдал, а в протчем бы просил от е. и. в. милости; токмо-де видно, что он своему безумию следует, а их совету не принимает, пущай же он один и ответствует. Причем он, Баитбай, его, майора, просил, чтоб он о имени его г-ну генералу донес, и говорил, что они ныне живут под властию Галдан-Черина, и хотя дальних обид не видят, а токмо дают по очереди детей своих в аманаты, но как-де слышно, Средняя и Меньшая орды в подданстве е. и. в. живут во всяком благополучии, чего ради и он намерен сюда же перекочевать, а с ним будет кибиток с триста и спрашивал, не будет ли им какой обиды. То майор сказал: ежели желает в подданство е. и. в. и сюда перекочует, то ему не токмо обиды никакой не будет, но и милость е. и. в. получит.

Потом он же, Баитбай, Джанбек-тархану говорил, для чего Абулмамет-хан сына своего Галдан-Черину в аманаты отдал, ибо [128] сами-де вы просили, чтоб к нему рускова посла послать, дабы вам от него, будучи в подданстве е. и. в., в покое остаться, почему бы уже надлежало постоянным быть и жить в подданстве е. и. в.

На то Джанбек ответствовал: «И он, Джанбек, приказа от генерала, чтоб того своего сына ныне не отдавал ему, объявлял, только он послушал в том Нияза-батыря и сына своего отдал, однакож-де недеятельно, что великая государыня того ему так оставить не изволит, а хотя ныне Манджа русскова посла до Галдан-Черена и не допустил, но уповательно-де, что великая государыня к Галдан-Черину и от себя послать изволит, то чаятельно и всех аманатчиков назад отдаст».

Баитбай сказал, что им прежде жить было хорошо и от их, калмык, никаких обид не видали, «а ныне-де знатно, что и нам будет хуже».

На что Джанбек говорил, что у них по милости е. и. в. степь широка, и когда они к ним перекочуют, то и им места будет.

27-го [числа]. Приехали в город Туркестант, и майор, во-первых, пришел к тамошнему Сеит-хану, которой его принял весьма изрядно; потом он, майор, его, хана, просил, чтоб он по письму Манджину приказал им дать на дорогу провианту, также переменить лошадей; на что он сказал, что по тому все исполнит, только назавтрее хотел ехать в деревню Карнак, и чрез два дни возвратится и их отправит, а между тем, велел им тамо пожить. Токмо он, майор, живши до 31-го числа, его, Сеит-хана, дождаться не мог и более за воровством тамошних народов жить опасался и намерен был, не дожидаясь более его, хана, ехать в путь, чего ради.

31-го [числа] был у тутошнего Нахиба-ходжи для прощания, и как из таго города с Джанбеком для настоящего пути выехал, то оной Сеит-хан встретился с ними на дороге с калмытским посланцем Торбою, которой послан был к каракалпакам и, остановя его, майора, просил, чтоб он того числа еще не отъезжал, и чтоб завтрашняго числа к нему приехал.

На что майор отговаривался, что более жить ему не для чего, ибо воровские люди у него и так украли лошадь, а ежели доле жить, то и остальных украсть могут; к тому же он, хан, обещал их на дорогу наградить провиантом, но и того не учинил, нежели, чтоб ему худых лошадей переменить. Сеит-хан его, майора, в провианте обнадеживал, а о лошадях-де к нему Манджа не писал. Но майор ему сказал, что он от него и ничего не требует, ибо, [129] ежели в том провианте случится нужда, то он по милости е. и. в. купить на деньги может; то хан сказал, что ему весьма то будет стыдно, ежели его, майора, не показав никакой чести, отпустит, понеже-де вы от великой государыни приехали, того ради паки просил, чтоб он для него еще и обещал.

Потом Джанбек-тархан обретающемуся при хане вышеписан-ному калмыцкому посланцу Торбе объяв я, что он, Джанбек, получил письмо от владельца Септеня, с которого объявил при сем копию, оное отдал ему посмотреть; которое прочтя, он, посланец, ему, Джанбеку, сказал, что в письме написано, дабы они прислали аманатов, и Септень-де хвалит тебя, что ты в Средней орде первой человек и так, как в Большой орде Тюлебий, да вышереченной Койгилдей. На что Джанбек посланцу отвечал, что Тюлебий весьма доброй человек, а Койгелдей вор и плут, понеже-де он российской караван разграбил, за которой и поныне еще не заплатил, знать-де, что он на Галдан-Черена надеется, и он, Галдан-Черен, таких жалует, а Септень-де меня с ним сравнял; а что-де он, Септень, еще грозит нас раззорить и до Ургенчи прогнать, то-де не боюсь, разве прежде русских убьет, а «я-де подданной великой российской государыне, и что она изволит приказать, то-де мы и сделаем — в миру ли жить или воеваться».

Потом майор оному посланцу говорил, что владелец Септень Джанбек-батырю грозит, то знатно не ведает, что он подданной е. и. в., на что он, посланец, сказал, что кайсаки весьма непостоянны, ибо они в прошлом году сами обещали аманатов прислать, токмо и поныне не прислали, и хотя-де они ваши, но Галдан-Черен желает, чтоб они мирно жили и к ним бы, калмыкам, воровать не ездили.

Майор на то ему говорил, что кайсакам от е. и. в. приказано, дабы под Зюнгорское владение воровских подбегов не чинили, а ежели оных с стороны их раззорять будут, то е. и. в. бес защищения их оставить не изволит.

Оной посланец спросил его, майора, как-де вы ныне с нами в миру или в ссоре? На что майор сказал, что он ссоры не знает, разве какая вражда происходит, может быть, от таких бездельников, как Койгелдей Большой орды и от протчих ему подобных.

На то посланец говорил, что оной Койгелдей прежде был у Галдан-Черина и объявлял, что он российской караван ограбил, на что-де Галдан-Черин ему сказал, что то сделал он худо, и чтоб [130] отвечал сам, а с Россиею за то он спорить не будет. Майор говорил, ежели бы Койгелдей такие слова от Галдан-Черина услышал, то 6 так гордо не поступал и с ним бы, майором, расплатился, а то видно, что он надеется на Галдан-Черена, и сказал ему, майору, что он российский караван завоевал и завоеванное-де не отдается. На что посланец отвечал, что Койгелдей знатно приготовил себе место куда-нибудь бежать, в Бухары или к нижним кайсакам, а Галдан-Черин ворам не потакает, а и вам-де за Среднюю орду стоять нечего. Майор говорил, что то состоит в воле е. и. в., однако ж подданных своих оставить не изволит.

Потом посланец его, майора, спросил: по приказу ли Галдан-Черина Манджа его отправил или сам собою, и с чем? На то майор объявил, что сам ли собою, или по указу то учинил, того он не знает, однако то ведает, что Манджа сам бы собою, не дав Галдан-Черину об нем знать, возвратно отправить не осмелился, а с чем он, майор, возвращен, того и сам не знает, но, как он, посланец, приедет домой, то о том услышит. И с тем разсталися, ибо более говорить с ним было нельзя, понеже при нем, майоре, калмыцкого переводчика Ерофеева не случилось, а переводил яицкий казак и то с нуждою.

Апрель

Приехал он с Джанбеком в город к Сеит-хану, которой его принял весьма ласково и потчивал мясом и пловом, и принесли вина горячего, которое хан пил за здоровье е. и. в., а майор за то его благодарил; и потом он, хан, ему, майору, говорил, что он приезду его, майора, весьма радуется, и так как за большова брата его почитает, объявляя при том, что он надеется, яко его ханское прошение просто не оставит. И как майор, благодаря за то его приятство, по прозьбе его в возможном служить обещался, то хан говорил, что он, майор, из великаго государства посол, для чего и большим братом его называет. А нужда его, ханская, в том, что он посылает с ним письмо к е. и. в. и усердно желает быть е. и. в. подданным так, как брат его Абулмамет-хан и другие. На что майор ему отвечал, что то весьма изрядно, когда он письмом просит и желает, чтоб его всемилостивейшая государыня в подданство свое принять соизволила, только хотя он хан Средней кайсатской орды и живёт в Туркестане, однако ж он, майор, слышал, что они в подданстве состоят у Галдан-Черена и по его повелениям [131] поступают; то будучи у онаго подданством своим, о котором ныне просит, е. и. в., как уже служить может, из чего, как видно, что они е. и. в. тем своим прошением намерены оболгать. Сеит-хан на то ответствовал, что он у Галдан-Черина не в подданстве, токмо живет в миру, и ежели увидит от него милость, то там будет, а ежели немилость, то к своим переедет, понеже дед и отец его имели владение по Сырдарье, а ныне он владеет токмо одним городом Туркестантом, да и тут от Галдан-Черена определено иметь ему управление вместе с ходжами, того ради желает быть в подданстве е. и. в. И хотя б и ныне послал своих послов, токмо, за скоростию его майорского отъезда, с своими Средней орды кунгратского роду старшинами о том не советовал, а после хотел их собрать и по совету с ними послов своих прислать в Оренбург. А между тем объявил, имеет надежду на него, майора, и на Джанбека, которой при том же был, по которому майор ему обещал, что по прибытии в Оренбург обо всем том объявит г-ну генералу, которой будет доносить е. и. в.. И потом он, Сеит-хан, многократно пил за здоровье е. и. в. и просил, паки, дабы он оставлен не был; и тако от него Сеит-хана с Джанбеком поехали в путь.

2-го [числа]. Приехали туркестантскаго владения в деревню, называемую Карнак, где ему, майору, по приказу Сеит-хана дано на дорогу два барана да: круп с осьмину.

3-го [числа]. Убравшись во всем из той деревни с Джанбек-тарханом и с протчими при нем кайсаками, которых в проезде их собралось к нему человек со сто, поехали в путь.

5-го [числа]. К оному Джанбек-тархану приехал Средней орды кунгратского роду, кочующий около Туркестанта киргис-кайсаченин Мамбетбай, которой ему объявлял, что из Зюнгорского владения приехали кайсаки и сказывали, что Галдан-Черин содержавшегося у, него в. полону Аблая-салтана отпустил на волю в свои улусы, также и посыланного к нему от Абулмамет-хана сына его в аманаты и других приезжавших с ним посланцами, и для выкупу пленных родственников Средней орды кайсаков, не допустя в ургу, возвратил в свои улусы. И хотя при том он, Мамбетбай, и другие, бывшие с ними, сказывали о том кайсацкое рассуждение, якобы он, Галдан-Черен, то возвращение учинил за тем, что у них от оспы многие люди помирают, и дабы о том, какое над ними, калмыками, нещастие чинится, они, кайсаки, ведать не могли; но майор против того им подтверждал, что притчина того от [132] Галдан-Черена Аблай-салтанова отпуску и других кайсаков возвращения то, что об нем, Аблае, к нему г-н генерал писал со объявлением, что он состоит в подданстве е. и. в.

27-го [числа]. Приехали Средней орды в крайние улусы, где киргис-кайсаки об отпуске помянутого Аблая-салтана от Галдан-Черена подтвердили, которой-де и для известия о себе прислал своего человека наперед. И Галдан-де-Черен отпустил его со всяким удовольствием, и якобы ему дал разореную калмыками деревню, называемую Сундуки, не в дальном разстоянии от Туркестанта стоящую, в которой велел, построя и собрався, сартам, то есть мещанам, и пребывание иметь. Против чего Джанбек-тархан между ими говорил, что калмыки лукавы и тем-де Аблая и нас к себе привлечь хотят, однакож-де «я их лукавство знаю, и меня не обманут, я-де верноподданной е. и. в. и всегда в верности состоять буду, а другие, кто, как хочет»; что и другие кайсаки подтвердили, и что они по милости е. и. в. живут здесь во всяком покое. По которому майор в надежде утверждал их, что естли они будут верно служить, то в милости и от их неприятеля в защищении от е. и. в. всегда не останутся.

1-го [числа]. Приехали к реке Орь, отколь Джанбек-тархан поехал в свой улус, а его, майора, дав проводников двух человек, отпустил в Орскую крепость и к тайному советнику и кавалеру написал письмо, и приказал донесть, как он в Большую орду в чимирской род ездил и о взыскании с Койгелдея за пограбленной караван старался; и с чем он остался, объявляя, что он, Джанбек, за такие его противности без указа е. и. в. воеватся с ним не смеет, а ежели-де всемилостивейшая государыня соизволит приказать ему зачать с ним войну, с радостию готов. При том же он, Джанбек, говорил, что хотя он о некоторых кайсаках уведал, кои малыми партиями под нижних калмык подбегали и тем им вред причинили, но он таким дуракам потакать не будет, и своим улусом кочевание иметь будет поблизости Орской крепости или, как г-н генерал прикажет, токмо, чтоб он от нижних калмык безопасен быть мог; а когда он в Орскую крепость прибудет, то б к нему прислал, почему он немедленно к нему приедет. Для которого б приезду и к Абулмамет-хану, Барак-салтану и к старшинам Казбек-бию и протчим послал, понеже-де нынешней год всем нам необходимо [133] нужно в Оренбурге с г-ном генералом свидание иметь, и дело, что касается до калмык верхних и нижних ⁷³, окончать. А ежели-де ныне время упустится, и Барак и другие старшины в Оренбург не будут, то из того может воспоследствовать некоторой разврат. На что майор сказав, что то все донесет и, простясь с вышеобъявленным Большой орды Кунай-мурзою, поехал в Орск, куда 2-го числа и приехал со всеми бывшими при нем людьми.

Сверх вышеписанного о внутреннем того владельца состоянии и о прочем, сколько он, майор, в бытность тамо усмотреть и наведатся мог, ибо, как выше показал, в приезд туда содержался под видом чести за приставами, следующее объявляет ко известию:

1-е. Когда он, майор, в то Зюнгорское владение приехал, то услышал, что они, калмыки, весьма сумнительны, яко он чрез киргис-кайсатские орды приехал, понеже прежния посланцы ездили всегда чрез Сибирь и, якобы они между собою разговаривали: знатно-де, что нам ныне пришли последние веки, ибо русские послы к нам стали приезжать чрез кайсатские орды, чего прежде никогда не бывало, и от того-де находилися в великом страхе.

2-е. 28-го числа генваря, когда ехал к Мандже, то между протчими разговорами спрашивал он у демечита Тухары, которой их провожал до него, Манджи, какую дань Галдан-Черен от подданных его городов, яко з Бадакшана, Ташкента и протчих, берет. Которой объявил, что з Бадакшана в дань берет лалами, сколько их отыскатся может, величиною, как из привозных ему-видать случивалось, один с четверть, а другой - с полчетверти аршина, и затем другими вещами, как у них, калмык, обычай есть, девятинами, а именно: девять ковров, девять панцырей, девять ружей хороших, выдр и бобров по девяти, девять аргамаков да до нескольку золота и серебра; и платят оное чрез два года сами, а иногда за тем и от Галдан-Черина посылаются.

С Ташкента берут по девяти ковров из шелковых матерей, панцырей, ружья, выдр, бобров и другими вещми подевятинно ж; а сверх того и золота и серебра по ращислению и привозют тогда, как чрез два года кайсатских орд ханских и знатных старшин детей в аманаты сменяют.

А из Бухар берут аргамаками, коврами и протчими как с Ташкента. [134]

3-е. По прибытии его, майора, уведомился он, что их зюнгорское войско под командою владельца Септеня тысячах в пяти ходило к владельцу Абдикарим-беку, которой владеет городами Кокантом, Хожантом, Самаркантом, Бадакшаном и протчими по Сырдарье состоящими, токмо оной Абдикарим-бек их, зюнгорцов, под Бадакшаном разбил, от которого к отечеству возвратилось токмо малое число.

4-е. В том Зюнгорском владении торгоутских калмык, которых привел Аюки-хана сын Санджип завез ⁷⁴, владельцов имеется: первой — Агацак, второй —Убуши, третий — Яман, четвертый — Таамут, пятой - Септень; у которых в ведомстве улусных кибиток с десять тысяч или более, и кочуют з бухарской стороны по речкам Хотготу и Цуй, и в разговорах-де всегда сожалеют реку Волгу, что естли б когда случай был к войне между зюнгорцами и торгоутами, то б со всеми кочевьями от рук зюнгорских отчуждались и соединились с прежними родственниками, ибо-де в платеж дани с них особливо со излишеством берут.

В улусах зюнгорских в каждом оке, то есть улусе, на сорок кибиток определяется у них демича, то есть управитель или прикащик, которой в ведомстве своего сотника, а сотник у зайсанга состоит; а когда подвластные калмыки платят дань, то берут с них от скотов десятое число, самих же их по очереди в работу употребляют.

5-е. По имевшемуся у него, майора, будучи тамо, случаю, один калмыченин из торгоутов имянем Лекбей секретно ему, майору, объявил: ныне их до Галдан-Черена не допустили за тем, что приехал к нему китайский посол.

А слух-де носили, что китайский хан с ним, Галдан-Череном, мир заключил не вовсе, а россияне-де с китайцами живут в союзе, того ради опасаются, чтоб в случае разговоров он, майор, с ним согласится не могли, ибо-де россияне кайсаков приводят к себе, а их зюнгорцов якобы теснят за то, что разорили оных кайсаков; и как-де то китаец сведает, то и наипаче примет на них превозможение к войне; и ежели он приедет с одной стороны, то по согласию и Россия с другой стороны своих войск прислать не оставит, для чего-де ради и искали вымысел, якобы он, майор, без ведома е. и. в. прислан, и генерал послал его сам собою. К тому же-де кайсаки аманатов прислали охотою, причем и о Байгулаке, бывшем у него, майора, в провожании подтвердил, что убили калмыки и пустили слух нарочно, якобы он сам себя зарезал. [135]

Другой калмыченин из торгоутов в разговорах сказывал, что назад тому года с четыре в Зюнгорском владении носился слух, якобы едет тургутское войско с Шуною раззорятъ зюнгорцев и то владение к себе привесть, чего ради Галдан-Черен велел збирать незнаемо какую отраву и отравить всех торгоутов, которые в его отечестве живут з женами и детьми в том сомнении, что ежели оной Шуна с войски приедет, тут живущие у него торгоуты из внутри отечества его могут учинить бунт. Оные же торгоуты, услыша то, собравшись, сидели в осаде и ожидали торгоутского войска, но то слухом после явилось пустое, после чего с присудствия Далай-ламы к нему, Галдан Черену, приезжал знатной лама, которой показанное злое его на живущих у него торгоутов намерение утолил, почему они, торгоуты, освобождены и от смерти избавлены.

Марта 23-го будучи в Большой кайсатской орде уведомился он, майор, что зюнгорское войско четыре тысячи под командою владельца Агацака пришли под город Ташкент, которой осадили, понеже оным владеет Кучук-бек, которой от зюнгорского владельца отложился и держит партию вышеобявленного Абдикарим-бека; и оному Агацаку от Галдан-Черена приказано, чтоб он сорок дней под Ташкентом стоял, и ежели в сорок дней не отдастся, то велено ему отступить, и дать на волю тот город раззорять Большой орды кайсакам, а самому ему велено следовать с тем войском к курманцам и посадить на ханство убитого Чангир-хана сына его, которой находился под охранением калмытского хана Галдан-Черена. Токмо слышно было, что ташкентской Кучук-бек тому владелцу Агацаку велел объявить, хотя он сорок лет будет стоять, но он не здастся.

А другие калмытские войски пошли ко Абдулкарим-беку, чтоб его и Бадакшан и протчие городки, которые под его, Абдулкарима, владением, раззорить, чего ради из Большой орды кайсаков охотников требовал, только не так, чтоб невольной наряд учинил.

Майор Карл Миллер.

РГАДА. Ф. 248. Кн. 149. Л. 140-201 Копия.

Комментарии

70. Вино горячее — то же, что и водка.

71. Бурмет — персидская грубая бумажная ткань.

72. Каракалпаки с конца XVII и до середины XVIII в. населяли территорию по среднему и нижнему течению Сырдарьи и жили в тесном соседстве с казахами Младшего жуза. В первой четверти XVIII в. они попали в зависимость к казахским ханам. В 20 -х гг. XVIII в. в результате захвата джунгарами среднего течения Сырдарьи завершилось разделение каракалпаков на верхних и нижних: первые попали в политическую зависимость от Джунгарского ханства, а нижние — до 1743 г. и отчасти до 1762 г. — от казахов Младшего жуза.

73. Верхние и нижние калмыки. Здесь под верхними калмыками имеются в виду джунгары, а нижними — волжские калмыки.

74. Аюка (1646-1724) — хан волжских калмыков (1672-1724), сын торгоутского хана Пунцука (ум. ок. 1669) и дочери джунгарского хана Эрдени-Батура-хунтайджи: Сын Аюки-хана Санжиб (Санджип) в 1701 г. прикочевал с берегов Волги в Джунгарию с 15 000—20 000 подвластных семей. Джунгарский хан Цэван-Рабдан отобрал у него все подвластное население и разделил их между своими владетельными князями, а самого Санжиба с 70 служителями отправил домой (Златкин И. Я. История Джунгарского ханства. 1635-1758. М., 1983. С. 221-222).

Текст воспроизведен по изданию: Путевые дневники и служебные записки о поездках по южным степям. XVIII-XIX века // История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Том VI. Алматы. Дайк-пресс. 2007