№ 72

1853 г., сентября 4

ПРОШЕНИЕ БУГИНСКИХ МАНАПОВ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРУ ЗАПАДНОЙ СИБИРИ Г. Х. ГАСФОРДУ О ПРИНЯТИИ ИМИ ПРИСЯГИ НА ПОДДАНСТВО РОССИИ

Его Высокопревосходительству, знаменитому и милосердному господину правителю Западной Сибири корпусному генералу и военному губернатору Гасфорду.

Прошение

Мы, богомольцы Ваши киргиз-бугинского рода, манапы: Буранбай Бекмуратов, капитан Качибек Ширалин, Муратали Пирназаров, Хаджибай Шафиков, Сарпек Саскин, Семек-Атяке Бикумин и Балбай Ишходжин, уведомляем, что тархан Файзулла Ногаев доставил нам вместе с письмом господина пристава и священное приветствие (селям), Ваше изъявленное нам собственными Вашими сладостными устами; и мы все с нашими друзьями и братьями, душою и телом, принимая благоговейно приветствие Ваше, молимся о долгоденствии и счастии Вашем и просим Ваше Высокопревосходительство отпустить вину нашу по поводу этого письма. [157]

За дальним расстоянием местности, мы не могли слышать почти до истечения целого года об отсутствии князя, иначе следовало бы нам по прибытии Вашего Высокопревосходительства тотчас сообщить Вам наши нужды; но это относится к нашему невежеству. К тому же непросвещенные грамотностью, стесненные горами и каменьями, мы, кроме того, окружены с четырех сторон укреплениями (коргон), городами (шаар) и цветущими торговлею областями, находимся в беспрестанном от них страхе, и день и ночь опасаемся с какой-либо стороны нападения. О верноподданническом расположении нашем к Его Императорскому Величеству Государю Императору мы сообщали князю письменной просьбой; когда же об отправлении этой просьбы нашей получено было известие в Коканде, тогда хан хокандский Алимбек прислал к нам письмо с угрозою, что, если мы не будем иметь с ним свойства и единства, то он придет к нам и накажет нас оружием; разрушенное же назад тому другой год укрепление он приказал вновь привести в надлежащее устройство и, оставив там 20 или 30 человек из своих людей, собирает с нас подать, а мы отказать ему в ней никаких средств не имеем.

Сообщаем также к сведению, что когда по воле Вашего Высокопревосходительства предположено было возвести укрепление по левую сторону реки Или, в кочевьях дулатовцев и албановцев, то хокандский хан и ташкентский бек, услышав, что в эту сторону выехал г[-н] пристав, присылают к нам послов своих и письма с приглашением истребить и выгнать русских, находящихся на этой стороне реки Или, для каковой цели намерены они собрать большее войско с орудиями и требовать такового же войска от казак-киргизов, предлагая всем нам сделать нападение на русских с противной стороны. Если бы мы захотели исполнить их письменное требование, то боимся Вас Хазрет, если бы пожелали исполнять волю Вашего Высокопревосходительства — боимся их. Таким образом, находясь между этими двумя крайностями, мы совершенно потеряли голову. Если бы Ваше Высокопревосходительство, оказавши свои милости, не соблагоизволит приказать в некоторых местах по реке Чу, как, например, на урочище Кимен (Река Кемин), или в иных [158] выстроить укрепления и снестись письменно с хокандским и ташкентским правительством, то они не дадут покою находящимся по сю сторону реки Чу казак-киргизам и не будут пускать на другую сторону этой реки. Впрочем и теперь питаем мы верноподданническую преданность к Великому Государю Императору, хотя и не можем никак изменить данного обещания на письменное требование ташкентских беков. Сперва писали мы его сиятельству князю Горчакову и просили позволения избрать из среды себя одного или двух почетных манапов и послать их депутатами в С.-Петербург с тем, чтобы они и за себя и за всех нас учинили присягу на верноподданство России в Высочайшем присутствии самого Великого Государя Императора. Но его сиятельство князь Горчаков отвечал нам письменно, что он не советовал бы ехать нам в С.-Петербург потому, что во-первых, мы не привычны ездить в экипажах, что по дальности пути подвергнемся беспокойству и, следовательно, в свои кочевья скоро возвратиться не можем; во-вторых, что если мы имеем какие-либо дела, то относились бы к нему письменно, а он дела наши и нужды обещался выполнить и, в-третьих, что он опять вместе с этим письмом сообщил нашим соседям, чтобы они нас не трогали. Однако же доброе это намерение не достигло желаемой цели.

Теперь наши манапы говорят, что когда по дальности пути поездка наша к Государю Императору не состоялась, то возможно ли будет из среды нашей одному или двум почетнейшим манапам дать письменную с приложением печатей доверенность, с которой и послать их депутатами в Омск с тем, чтобы они з присутствии Вашего Высокопревосходительства исполнили верноподданническую клятву, а для этого желали бы мы иметь письменное Ваше дозволение.

Господин пристав письмом своим приглашает нас, чтобы мы с киргизами абдан-дулатовцами прибыли для расчетов. Велик Бог! Это походит на то, что будто бы на наших киргизов подана жалоба. Мы обыкновенно берем друг у друга, ссоримся, продаем между собой то, что попадется в руки, а после опять сходимся миролюбиво, и это так у нас ведется не с нынешнего и не с прошлого года, а от самой древности и есть обычай, оставленный нам от наших предков. Иногда они (абдан-дулатовцы), избрав удобное время, делают на нас нападения, иногда же и мы, в свою очередь, заплатим им тем же, а [159] потом опять сойдемся. Так, например, и после прошлогодней нашей распри мы уже возобновили опять наши взаимные сношения, по пословице: у четвероногого продажи нет, а у двуногого возврата нет. За всем тем носятся у нас слухи, справедливость или ложность которых, конечно, известна Вашему Высокопревосходительству, а именно то, что будто бы существует закон, на основании которого прощаются и предаются забвению все дела, учиненные прежде поднятия великого Корана, прежде присяги и что требования предписаны только по таким делам, которые возникли после принятия присяги. Если слухи эти справедливы, то, конечно, изречения Великого Императора должны быть неизменны. Мы до сих пор не дали никаких клятвенных обещаний, а если Бог позволит, то теперь только намерены поднять великий Коран — дать присягу; если на это последует соизволение Государя Императора и если справедливо, что существует такой закон, то дела наши, прежде присяги учиненные, вероятно, должны быть преданы забвению. Так по крайней мере рассуждает наш народ. Действительно, наездники наши (в подлинном сказано воры) отправились к абдановцам, захватили (украли) пять или десять голов лошадей, затем и сами воры, и те, у кого украдены лошади, отправляются друг к другу, узнают своих лошадей и, не давая знать народу о том, что они опознали у таких-то своих лошадей, не просят расплаты, уезжают назад, сами собою с несколькими товарищами отправляются к нам, и, считая нас равными себе киргизами, угоняют лошадей, попавшихся на их долю. После чего и наши люди, рассудивши, что когда они приезжают к нам и делают нападение, то и мы испытаем свое счастье и отправимся к ним и затем отплатили им тем же. А между тем с обеих сторон установились уже у нас сношения, и отдали мы друг другу то, что следовало, в силу той же пословицы: у четвероногого продажи нет, а у двуногого возврата нет.

Наконец, когда мы услышали о выезде господина пристава на реку Или, то посылали к нему сына одного почетного манапа для свидания, который по возвращении объявил нам, что он, г[осподин] пристав, просил прислать к нему одного из аксакалов, почетнейших старейшин, почему мы и отправили вместе с помянутым тарханом Ногаевым известнейшего нашего манапа, бывшего прежде в городе Омске, получившего чин капитана и медаль, Качибека, надеясь, что Вы простите [160] нас за наше письмо и не оставите нас своими милостями и покровительством и что на все хорошее и дурное мы повергаем наши головы к священным стопам Его Императорского Величества и Вашего Высокопревосходительства, полагая, что в сердце это самого Бога — пусть он располагает, как ему угодно: и прощение, и наказание зависит от его святой воли! На подлинном приложили печати и тамги манапы: Бурумбай Бикмуратов, капитан Качибек Ширалин, Муратали Пирназаров, Хаджибай Шафиков, Сарпек Саскин, Семек-Атяке Бикумин и Балбай Ишходжин.

Переводил губернский секретарь Вардугин

С подлинным переводом верно:
начальник штаба генерал-лейтенант Яковлев