№ 70

1852 г., марта 23, кочевье на р. Чилек

ИЗ ПРОШЕНИЯ САРЫБАГЫШСКИХ МАНАПОВ ОРМОНА НИЯЗБЕКОВА И УМЕТАЛЫ ОРМОНОВА ИМПЕРАТОРУ НИКОЛАЮ I С ПРОСЬБОЙ О ПОКРОВИТЕЛЬСТВЕ И О РАЗРЕШЕНИИ КОЧЕВАТЬ В МЕЖДУРЕЧЬИ ЧУ И ИЛИ

... Услышав, что часть дулатов и абданов Большой орды в прошлом году бежала от России к кипчакам и что места в восточной стороне Алатау, по левую сторону Или, между впадением в нее р. Нарына и с западной стороны р. Каскелена, остались свободными, мы, посоветовавшись с народом, полагающимся на наш ум, не видя ничего дурного от России, в декабре нынешнего года, в самое холодное время перешли по глубокому снегу через Алатау и, претерпев сильные мучения, прикочевали на свободные зимние и летние кочевки, оставленные беглыми киргизами. Когда мы хотели заняться пашнями, на местах, оставленных свободными и без хозяев, то некоторые непокорные России киргизы той же Большой орды абдановских и дулатовских волостей, не позволяя сеять на пашнях, воруют наш скот и даже обирают семя для посевов, которое киргизы вывозят с китайской линии от калмыков; поэтому мы [152] и не в состоянии заняться пашней; притом же и волости от зимней перекочевки потерпели упадок, и мы теперь бедные люди, а если не займемся пашней, то нам невозможно будет существовать.

Мы не знаем в настоящее время, на что решиться и не уйти ли назад. Почему киргизы абдановских и дулатовских волостей неприлично принимают нашу сюда перекочевку, делая противные поступки. Мы полагаем, что они узнали о приходе и преданности нашей России, ибо сами любят кипчаков и потому грабят и воруют наш скот; кроме этого дурного им мы ничего не сделали. Мы перекочевали сюда в надежде, что принадлежность зимних и летних кочевок никому не объявлена открытым предписанием, а места эти во всяком случае царские и что они свободны и без хозяев — тоже справедливо.

Упомянув в прошении этом Августейшее Имя Милостивого Государя Императора нашего, мы со всеунижением просим дать народу, называемому черными киргизами, зимние и летние места, свободно оставленные бежавшими к кипчакам киргизами по нашей стороне или между реками Нарыном и Качкеленом. — Затем абданы и дулаты пусть не владеют одинаково местами по ту и другую сторону Или, а чтобы на одной стороне жили мы, а на другой — они, равно сохранились бы и наши названия отдельно, т.е. они назывались бы Большой ордой, а мы — черными киргизами. Мы вместе с киргизами жить не можем, им не верим и в них сомневаемся, но если от одних кипчаков встретится несчастие, то мы надеемся на провидение, ибо под покровительством Государя нашего и Кенесару Бог дал нам в руки. Но в настоящее время сердце наше разделяется надвое: мы не знаем, кто наши враги, абданы ли с дулатами, или кипчаки, а потому опять с унижением покорнейше просим удалить обитающих на нашей стороне Или абданов с дулатами прежде посева пашен их, если киргизы эти подданные России, но, впрочем, мы и теперь не знаем кипчакские или русские подданные эти абданы и дулаты.

Еще раз просим разъяснить между нами, т.е. наш берег Или отдать весь нам. Если же просимые места будут отданы нам, то и остальной народ урочищ Кунгей, Терскей и Чуй имеет намерение придти сюда и самый Ала-тау будет тогда для нас близок. Я имею сношения с черными киргизами, кочующими на урочищах: Джумгал, Кочкор, Нарын и [153] Кетмень-Тюбе; эти киргизы тоже хотят прикочевать сюда, но только выжидают времени, когда эта сторона Или будет принадлежать нам.

Желая доказать службу нашему Государю, мы в феврале нынешнего года ополчались в 700 человек киргиз нашего ведения, чтобы привести назад бежавших к кипчакам черных киргиз и киргиз Большой орды, но так как для этого абданы и дулаты никакого содействия не оказали, то мы и возвратились назад.

По прошению этому мы желаем, чтобы ни было, получить известие к 20 апреля, прежде засева на пашнях, но если просимые места для нас не будут даны, то мы намереваемся возвратиться. Почему? — Народ наш без пашни существовать не может. — Будете ли вы на это сердиться, или нет, — сами знаете.

Если по прошению этому последует повеление от Милостивого Государя Императора нашего, то да исполнится это через пристава при киргизах Большой орды, господина майора Перемышльского.

В удостоверение этой просьбы нашей прилагаем свои печати манапы: Урман Ниязбеков и Умбед — Али Урманов. 1852 года марта 23 дня, просьба эта записана и отправлена с восточной стороны Ала-Тау, с р. Чилек.

Верно: Генерал-майор (Подпись неразборчива)