№ 181

1873 г., июля 31

ДОНЕСЕНИЕ ЗАВЕДУЮЩЕГО ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ ЧАСТЬЮ КАНЦЕЛЯРИИ ТУРКЕСТАНСКОГО ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА Н. П. СТРЕМОУХОВА ТУРКЕСТАНСКОМУ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРУ К. П. КАУФМАНУ О ВОССТАНИИ В КОКАНДСКОМ ХАНСТВЕ И О ПОЛОЖЕНИИ ДЕЛ НА ЗЕМЛЯХ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРСТВА, ПОГРАНИЧНЫХ С КОКАНДОМ

(Донесение получено 1873 г., августа 17)

Ваше Превосходительство!

Возложенные на меня занятия по дипломатической переписке побуждают меня, ставят в обязанность передать Вашему Превосходительству некоторые сообщенные мне сведения о беспорядках, происходящих в настоящее время в Кокандском ханстве, и о положении дел на наших пограничных с Кокандом землях; тем более, что беспорядки эти приняли очень серьезный оборот и могут повести за собою большие изменения в делах ханства.

Изложенные здесь сведения были сообщены разными лицами и мною по возможности точно проверены, а частию [325] изложены из слухов, распространенных в городе Ташкенте, хотя слухам и нельзя доверять вполне, так как они страшно искажают факты и очень часто извещают о таких событиях, которые никогда не происходили, однако и ими нельзя пренебрегать. В Средней Азии вся общественная жизнь проявляется на базарах, где обыкновенно происходит обмен мыслей, узнаются новости, составляются партии и проч. Общественное мнение выражается в базарных слухах, которые часто говорят о событиях, еще не происходивших, служат предвестниками будущих происшествий, как будто их пророчат. А потому, по моему мнению, слухов этих никогда не следует оставлять без внимания. К ним только необходимо относиться с большей осторожностью и ни в коем случае не держаться одной стороны, безусловно, напротив того, следует непременно ознакомиться с мнением разных сторон. Только держась беспристрастной среды, можно открыть правду.

Как ни недостаточны мои источники, постараюсь все-таки представить Вашему Превосходительству происшедшие в Коканде события в таком виде, как они были мне сообщены и как я их понял.

Еще с давних пор до прихода русских в Туркестанский край, а именно со времени Мингбаши (буквально тысячник, в переносном смысле начальник войск, очень важная должность) Мусульманкула, родом из кипчаков, кокандские власти возбуждали против себя негодование киргиз, негодование, которое несколько раз переходило в открытую ожесточенную борьбу. Много крови было пролито в этих междоусобных войнах; вероятно, и в будущем немало будет принесено человеческих жертв в угоду хану кокандскому.

Перемена к лучшему, к миру, может произойти только тогда, когда ханы откажутся от своей жестокой и полной корыстолюбия и эгоизма, все подавляющей и уничтожающей политики и станут к киргизам в более Человеколюбивые и справедливые отношения. Хотя киргизы еще находятся почти в первобытном и диком состоянии и далеко отстали в умственном развитии от кокандцев и других мусульманских народов, их, однако, легко держать в покорности, — только не касаться их обычаев, которым покуда они очень верны, и отстаивать которые всегда готовы, и не наносить им больших материальных убытков. Кокандские же ханы, напротив, делают все для [326] большего их ожесточения. Они силою хотят подчинить жизнь киргизов шариату (хотя киргизы считаются мусульманами, их нравы и обычаи совершенно различны с мусульмановскими). Вернее, можно было бы сказать, что у киргизов совсем нет никакой религии. Управляют же они по адату (обычное право), которое очень резко отличается от шариата.

Кроме того, они, в особенности Худояр-хан, угнетают всех страшными поборами. Лавки на базарах на откупу у хана, с товаров, съестных припасов взимаются тяжелые налоги, со всякого имущества взыскивают большие деньги. Даже за колючку, собираемую для топлива, несчастные жители вынуждены платить. Только ничего не имущий — нищий может считать свой карман в безопасности от нападения алчных властей Коканда.

Если кто осмеливается подымать голос против угнетателей и противиться исполнению их повелений — большею частью такой смельчак, если не успевал бежать, лишался жизни самым жестоким образом. Часто составлялись заговоры против тиранов, но заговоры эти ни к чему не вели, скоро прекращались, до такой степени население забито и устрашено.

Оседлое население терпело и молчало; только кочевники (киргизы и кипчаки), более энергичные и менее испорченные мусульманской цивилизациею, высказывали еще решимость защищать свою самостоятельность. Но и этим пришлось испытывать тяжелый удар.

Худояр-хан приказывал их резать не сотнями, а тысячами и обратил Коканд в обширную лобную площадь, на которой ежеминутно умерщвляли без всякого суда. В особенности, всех поразила ужасом казнь самого влиятельного, способного и деятельного из кипчаков, тестя хана, Мусульманкула, по прозвищу Чулак, т.е. хромой, калека. Худояр забыл все, чем он был обязан Мусульманкулу, и за все оказанные ему услуги отблагодарил предательской смертью. Уступая силе и жестокости, киргизы и кипчаки затаили вражду и ненависть, покорились в ожидании удобного случая, чтобы отомстить кровью за кровь. Впервые Мусульманкул появляется на историческом поприще в 1842 году, когда он, убив наместника эмира (Ибрагима датху), возвел на ханский престол Ширали, сына Алим-хана и изгнал бухарские войска из Коканда. Раздраженный этим мятежом, эмир Наср-Улла-Багадур-хан — отец [327] нынешнего владетеля Бухары, с большим войском осадил город Коканд, но должен был отступить. Стойкость и хитрость Мусульманкула спасли город и все ханство. Возведенный в минбаши, Чулак с этого времени сделался опорою ханского престола. Когда же в 1845 году Шир-Али-хан был внезапно свергнут и умерщвлен Муратбеком (сын Ходжи-бия брата Алим-хана), вторгнувшимся в Коканд с бухарскими войсками, Мусульманкул является мстителем, и его усилиями Муратбек после 7-дневного царствования казнен. Бухарские войска выгнаны и ханом объявлен Мухамед-Худояр, сын Ширали. За малолетством хана страною управлял Мусульманкул. Потом, породнившись со своим повелителем, Худояр женился на его дочери, Мусульманкул был во всех делах его деятельным и верным пособником до 1853 года, когда он сделался жертвою подозрительности хана и был казнен. Избавившись от ненавистного ему присмотра своего тестя, Худояр-хан дает полную волю своим деспотическим стремлениям. Он не задумывается в выборе средств для достижения своей цели, не останавливается ни перед насилием и обманом, ни перед убийством и жестоким преследованием, противодействий не терпит и держит своих подданных в постоянном страхе. Вся же цель его заключается в одном — наживе, наполнить свою казну за счет подданных. Обладая при этом чрезвычайно трусливым характером, он верит доносам, покровительствует партии и дает палачам много тысяч (людей) для их деятельности. Алчность, зависть к благосостоянию других, подлая хитрость, безграничная жестокость и страшная подозрительность — суть главные характерные (не самые лестные) черты Худояр-хана, настоящего владетеля Коканда. Близость русских его очень пугает, но вместе с тем, благодаря своей хитрости, он сумел найти в могучих соседях опору против всего кокандского населения, которое, если бы не боязнь ко вмешательству России в дела ханства, давно бы восстало против него и положило конец его деспотическому владычеству. Притворно выказывая покорность, дружбу и уважение к России, Худояр-хан никогда и ни за что не уступит удобного случая, чтобы стать на стороне наших врагов и, по возможности, больше причинить нам вреда. Он придает очень мало значения своему представителю Мирзе Хакиму, совсем ему не доверяет и держит его только для вида, как бы для поддержания хороших отношений с Россией, которою он одно [328] время дорожил, так как она служила ему охранною стеною против постоянных притязаний на Коканд бухарских эмиров. Теперь же, на самом деле, связь эта почти не существует. Худояру важна не политика, а те богатства, которые он в огромных размерах выжимает из своих подданных и кладет себе в карман. Мирза Хаким служит ему ширмой для прикрытия его корыстолюбивых замыслов. Если со стороны хана и видны, изредка, некоторые проявления расположения к России, то это делается не вследствие его личного убеждения, а под влиянием совета нынешнего наместника ханства (наиба) Ата-бека, бывшего некогда коменданта города Пишпека и жившего после взятия этого города русскими в плену, в гор. Омске, где он успел оценить силу и могущество России. Между тем Худояр, сделавшись скорее не ханом, а богатым купцом-миллионером, становится опасным соседом для России, который со временем будет в состоянии наносить большой вред. С деньгами можно сделать все: нанимать многочисленные войска, хорошо их вооружить, устраивать или на наших границах, или в наших пределах возмущения и т.д., а тем более, если при этом он найдет помощь в англичанах, которые с давних пор косятся и смотрят очень недоброжелательно на утверждение нашей власти и нашего влияния в Средней Азии.

В настоящее время дикокаменные киргизы, утомленные постоянными несправедливостями, не видя им конца, поднялись против Худояр-хана и дали своей ненависти к нему вырваться наружу.

Волнения начались в городах на юге и юго-западе ханства. Кокандский хан послал к киргизам зякетчи и для взимания за текущий год зякета, гораздо большим против обычного размера (ежегодный взнос не превышал 8 тыс. тиллей). Киргизы еще не забыли произведенной между ними и Худояр-ханом в 1853 году резни; кроме того [в] постоянных, увеличившихся и без того многочисленных и самых разнообразных поборах они видели свое окончательное разорение. Настоящий сбор переполнил горькую чашу, которую им пришлось столько времени испивать, и привел их в полное негодование. Они отказали в зякете, изувечили (иные говорят, убили) приехавших к ним сборщиков, задерживали их, отняв все, что они успели собрать, открыто восстали против хана. [329]

Всегда хорошо обо всем извещенный и, имея всюду ловких и преданных шпионов, Худояр-хан через одного из них, переодетого в странствующего дивану, узнал об этих беспорядках очень скоро. Он сознавал необходимость пресечь их в самом начале, а потому и решился немедленно послать к киргизам влиятельного кипчака, сына своего тестя, им же казненного Автобачу (от слова автоба — рукомойник — придворный чин, соответствующий нашему обер-шенк) Абдурахмана-Ходжу, недавно вернувшегося из Мекки. Мера эта удалась. Абдурахман успокоил волнения и послал к Худояр-хану в знак примирения и покорности 40 самых влиятельных кипчаков, советуя хану на время их задержать, но вместе с тем хорошо их принять, оказать им надлежащие почести и ни в коем случае не посягать на их жизнь и доказывая ему при этом, что только миролюбивыми средствами можно остановить восстание. Кокандский хан не последовал этому благодетельному совету и приказал перерезать всех посланных, что и было исполнено. Возмущенный таким вероломным поступком, Абдурахман остался между киргизами. Его невозвращение в Коканд объясняют двояким образом: 1) что он не вернулся вследствие измены хану, 2) что он не поехал в ожидании конца разыгравшихся событий для того, чтобы доказать киргизам свою невиновность в убийстве кипчаков. Первому слуху мало верят, считая измену несоответствующей характеру Абдурахмана. Когда киргизы узнали о насильственной смерти своих старшин, восстание вспыхнуло уже серьезно. Открытые военные действия начались взятием Узгена и стратегического пункта в горах Соха, хорошо укрепленного, в котором хранилась секретная казна хана. И казна, и комендант последнего укрепления, таджик Алим-Кичик, были захвачены и увезены в горы. Этот успех дал киргизам в деньгах и оружии средства для дальнейшего наступления и имел последствием слияние дикокаменных киргиз и кипчаков всех родов.

Предводитель восстания неизвестен — предполагают сына Муха мед-Али-хана, известного у туземцев под простонародным названием Мадали-хан.

Мухамед-Али-хан царствовал в Коканде в начале 40-х годов и был впоследствии свергнут и казнен бухарским эмиром Наср-Уллою при первом вторжении последнего в Коканд. [330]

Два сына Мадали-хана бежали в Бухару. Один из них был убит потом Худояр-ханом недалеко от Намангана еще до прихода русских, другой — Музафар-хан жил долго в Бухаре и недавно только вернулся в Коканд, скрываясь между киргизами.

Бунтовщики спустились теперь в Кокандскую долину, и, как говорят, уже овладели Андижаном. 2000 человек перешли из кокандского войска к киргизам.

Ранее этого Худояр-хан вызвал старшего сына (Хан-заде) Насреддин-бека (бек андижанский) из Андижана в Маргелан, куда сам немедленно переехал. Об этом носятся двоякого рода слухи: одни говорят, что хан вызвал сына своего, боясь, чтоб он ему не изменил. Этот слух имеет мало правдоподобия, так как Хан-заде его любимый сын. Другие же утверждают, и это вероятнее, что он бежал от наступающих мятежников.

Для противодействия восставшим послан с войском Мурат-бек, брат хана, бек маргеланский, было ли столкновение, еще не известно. Также рассказывают, что хан потребовал перевоза казны в Маргелан, но народ воспротивился. В Маргелан же Худояр-хан переехал, не считая себя в безопасности в Коканде.

На днях приехал в Ташкент купец, ездивший в Коканд. Он рассказывал, что народ очень встревожен и находится в сильном брожении, вследствие чего он вынужден был бросить все дела и прибыть сюда.

Очень сомнительно, чтобы Худояр-хан нашел много сторонников, т.к. и оседлое население ожесточено против него сильными поборами, которые с каждым годом увеличиваются, и доброжелательно смотрят на возникшие беспорядки. Вообще хан в Коканде не любим, и если выносили его жестокое несправедливое правление, то только из страха вмешательства русских. Все вполне убеждены, что если жители Коканда были бы уверены, что русские не примут сторону Худояр-хана, владычество последнего продолжалось бы недолго. Что же касается наших пограничных с Кокандом земель, то мне были сообщены следующие сведения.

Только малая часть наших границ с Кокандом находится под надзором, а именно от Ходжента до Киндир-Даванского перевала, остальное же пространство открыто полнейшему произволу, так как сравнительно с большими расстояниями [331] поставлено слишком мало лиц для необходимого зоркого наблюдения над пограничными местностями и беспокойными кочевниками, нашими ближайшими соседями. А в иных местах совершенно нет надзора.

Пользуясь этим, дикокаменные киргизы перекочевывают из Кокандских владений через горы в наши пределы, безнаказанно производят нападения на подвластных нам киргизов, грабят их и с добычей уходят восвояси. Таким образом уводятся большие стада, а хищники исчезают бесследно. Не только киргизы страдают от этих набегов, но и торговцы, стада которых, вымененные в степи на мануфактурные товары, пасутся у подножья гор. Кроме того, к нам врываются кокандские зякетчи, в наших пределах собирают зякет и в столкновениях с нашими сборщиками заставляют последних силою покидать свои посты и положительно обращают их в бегство. Киргизы наши мало этому способствуют. Так, еще недавно было одно столкновение в Кураминском уезде в верховьях реки Чаткала: волостной кипчакского рода дикокаменных киргизов Момун, принимая взятки от кокандцев, при случившемся споре, а затем и драке, между нашим зякетчи и кокандцами, встал на стороне последних и тем самым содействовал их отступлению и бегству.

Впрочем о содействиях на наших землях не стану более распространяться, так как они, вероятно, уже известны Вашему Превосходительству ...

Представив на благоусмотрение Вашего Превосходительства события в Кокандском ханстве на нашей границе насколько они мне известны по дошедшим до меня сведениям, имею честь быть с совершенным почтением и таковою же преданностью Вашего Превосходительства покорнейшим слугою Николай Стремоухов.

ЦГА РУз. Ф. И. 1. Оп. 1. Д. 278. Л. 1- 8. Подлинник.