ТЕВКЕЛЕВ И. В.

1757 года

А протчие присланные со оными старшиною Куватом и сотником Игибаем башкирцы Усергенской, Сувун-Кипчацкой, Бушмас-Кипчацкой, Карагай-Кипчацкой, Чамкин-Кипчацкой, Тамянской, Тенгаурской и Бурзенской волостей в допросах показали, что они с семействами своими всего во сте пятнатцати душах в прошлом 755 году разными партиями за Яик в Киргиз-кайсацкую орду при означенных старшине Кувате, сотниках Игибае, Асянке и Айсуле, с протчими уклонившимися башкирцами бежали, и будучи в оной, киргисцами семейство их, також скот и пажить разграблен без остатку, а они-де, сожалея своего отчечества, и слыша всемилостивейшие Е. и. в. в упущени вин их указы, непрестанные чинили происки, чтоб им в жительства свои возвратиться, и тако по неотступной их прозьбе привезены сюда в Оренбург Эрали-салтаном. Будучи ж во оной орде от киргисцов они никаких противных к российской стороне замыслов не слыхали и не знают.

Да в том же числе один Казанского уезду Зюреской дороги Смайловой сотни деревни Нижних Шитцу есашной татарин Анофия Курбанаев в допросе показал: в прошлом 755 году вешним времянем, а в котором месяце и числе, не упомнит, по прозбе ево, Анофия, дан был ему ис Казанской губернской канцелярии для прокормления печатной пашпорт с сроком на год, с которым того ж вешняго времяни, как сошел снег и скрылись воды, пришел он для работы в Уфинской уезд на Ногайскую дорогу в Усергенскую волость в деревню Баишеву, где и нанялся было в работу к башкирцу Байшу Мавлетову на два месяца за пять рублев, почему и жил у него с месяц, а потом, как Ногайской дороги разных волостей башкирцы, возмутясь, уклонились на побег [358] в Киргиз-кайсацкую орду, тогда у ево, Анофия, вышеписанной башкирец Байш, взяв с сенокосу насильно с собою в собрани при старшине Кувате (с коих было семей с тысячю), увез, и пришли со всем собранием в Киргискую орду в каракисятской род, где их киргисцы, разграбя, розобрали по разным рукам, а ево, Анофия, взял того ж роду киргизец Казибек, у которого он и поныне жил, и всегда сожалея своего жительства, при котором имеет отца и мать, жену и детей, просился, чтоб отпущен был, но только он, ево, Анофия, не отпускал, но как сведал о нем Эрали-салтан, яко он не башкирец, но Казанского уезду татарин, то от реченного киргисца взял он, Эрали-салтан, к себе и с протчими ведущими башкирцами прислал сюда в Оренбург. Имеющейся же у него предписанной данной ему и с Казанской губернской канцелярии пашпорт при разграблении их киргисцы, отняв у него, изодрали; будучи ж в оной орде от киргисцов к российской стороне никаких он худых замыслов не слыхал, и до побегу в Башкири находился ни по какой засылке, но как выше значит, что был во оной для работы.

Тогож 25 числа приехав к генералу-майору Тевкелеву в Оренбург Киргиз-кайсацкой Меньшой орды семирод-табынского роду киргисцы Танас з братом Ишимом да Урус и объявили ему, генералу-майору, что они по приказу владельца своего Айчювак-салтана во исполнение высочайшаго Е. и. в. повеления живущих у них из беглых в прошлом 755 году Уфинского уезду Ногайской дороги Усенгенской волости деревни Сабыровой башкирцов Чинкыза Юсупова, Туржея Таирова с семейством их, всего в восьми душах, да деревни Ярышевой башкирскую женку Айсултану привезли сюда в Оренбург к нему, генералу-майору, за что он, генерал-майор, их, Танаса с товарыщи, похвалил, и в знак высочайшей Е. и. в. милости дано им в награждение: Танасу — сукна корноваго по шестидесят по шести копеек аршин восемь аршин на пять рублев на дватцать на восемь копеек, брату ево Ишиму-кожа — в девяноста копеек, да Урусу — сукна ж солдатского на кафтан по пятидесят по девяти копеек аршин три аршина с половиною на два рубли на шесть копеек с половиною, а всем — на восемь рублев на дватцать на четыре копейки с половиною.

А оные башкирцы в порученной ему, генералу-майору, коммисии допросами показали: что в прошлом 755 году, когда [359] протчих волостей башкирцы, возмутясь, уклонились на побег в Киргиз-кайсацкую орду, тогда и они, Чингыз и Торжей со всем своим семейством, в ту Киргиз-кайсацкую орду бежали и находилися во оной семирод-таминского роду у киргисца Танаса, которой ныне по прозьбе их, Чингыза и Торжея, оставя у себя дву Чингизовых дочерей, привез сюда в Оренбург.

Женка Айсултана Иштерекова: что она в Киргиз-кайсацкую орду в собрани при старшине Кувате з детьми своими четырьмя сыновьями, с одною снохою и с тремя внуками бежала и находилась в семирод-таминском роду у киргисца Уруса, которой ныне по прозьбе ее сюда в Оренбург привез; дети ж ее три сына и сноха выбежали из той орды в прежнее жительство, а четвертой сын и внучки при разграблени взяты киргисцами, а кем имянно, и у кого ныне находятся, не знает. Почему оные башкирцы и башкирка з данными билетами и надлежащим подтверждением отпущены в домы их.

Того ж числа получено от киргиз-кайсацкого Эрали-салтана на имя ево, генерала-майора, письмо, при котором алчин-шиклярского роду с киргисцом Кияком прислал башкирскую женку Кызыкаю Кугавинову с сыном, которая в порученной ему, генералу-майору, коммисии допросом показала то ж, что в прошлом 755 году с возмутившимися тогда башкирцами при муже своем Мрате Пукаеве, и з детьми — двумя сыновьями и с одною дочерью в собрани при старшине Кувате в Киргиз-кайсацкую Меньшую орду бежала, и находилась во оной в шиклярском роду у киргисца Кыяка, которой по прозьбе ее, оставя у себя дочь ее с меньшим сыном, привез ныне сюда, в Оренбург, а муж ее, будучи у оного киргисца, помер, а большей сын находится в том же роду у киргисца Кузябая.

26 числа июля получены от него ж, Эрали-салтана, два письма при которых прислал аккитинского роду с киргисцами Азибай-бия, братьями башкирцов, а имянно с Елумбетем — двух, з Баймурзою — двух, с Шахмурзою — двух же, с Кадыром — одного, с Улждубаем — одного, с Калдыбаем — шесть, всего четырнатцать душ, а оные башкирцы в порученной ему, генералу-майору, коммисии допросами показали:

1-е. Уфинского уезду Ногайской дороги Тамянской волости деревни Кудайбердиной Аскар Максютов в прошлом 755 году обще с возмутившимися и бежавшими в Киргиз-кайсацкую орду [360] башкирцами в собрани при знатном башкирце Салавате со всем своим семейством: з женою, з двумя сыновьями и с одною дочерью бежал и находился в Меньшой орде в аккитинском роду у киргисца Юлумбетя, которым по прозьбе ево з женою и с находящимся у него племянником ево Янибеком Игимбетевым привезен сюда, в Оренбург, а дети ево остались во оной орде в разных местах.

2-е. Ногайской же дороги Тамянской волости деревни Рагузиной Бердыбай Кардыбаев в прошлом 755 году, сообщась он с возмутившимися тогда башкирцами, со всем своим семейством: з женою, с сыном и з двумя дочерьми в Киргиз-кайсацкую орду в собрани при знатном башкирце Салавате бежал и находился во оной в аккитинском роду, у киргисца Иртая, которым по всегдашней ево и неотступной прозьбе с женою, и с сыном, и с родившеюся во оной орде дочерью годовою привезен сюда в Оренбург, две ж дочери ево остались у оного киргисца Иртая.

3-е. Тое ж Ногайской дороги Усергенской волости деревни Муталаповой Елдаш Абдрахманов показал тож, что и означенные башкирцы, что он в Киргиз-кайсацкую орду с протчими башкирцами в собрани при старшине Кувате з женою и з дочерью бежал и во оной находился в аккитинском роду у киргисца Алыбая, которым по прозьбе ево ныне сюда в Оренбург и привезен, а дочь ево оставил у себя, жена же ево выбежала в прошлом 755 году в прежнее свое жительство.

4-е. Уфинского уезду Ногайской дороги Бурзенской волости деревни Бекбулатовой Булгаир Усеинов в прошлом 755 году, сообщась он с возмутившимися тогда башкирцами, в собрани при старшине Кувате в Киргиз-кайсацкую орду с семейством: з женою и з двумя сыновьями бежал и, во-первых, находился в семирод-таминском, а потом в чиклинском родах у киргисца Калдыбая, и ныне по прозьбе ево з женою, и с одним сыном, да з другим, в той орде рожденным, привезен им сюда, в Оренбург, а другова сына оставил он, Калдыбай, у себя.

5-е. Тое ж Ногайской дороги Усерганской волости деревни Аслыевой Яхия Ишкуватов с возмутившимися-де башкирцами в прошлом 755 году в собрани при сотнике Асянке в Киргиз-кайсацкую орду с отцом своим, с матерью, двумя малолетними братьями и с сестрою бежал и находились, во-первых, в табынском роду, отколе отец ево и мать с одним ево братом и с сестрою [361] выбежали в прежнее жительство, а он, Чхия, ис того роду продан был в шиклярской род киргисцу Чакатаю, а брат ево в китинской род киргисцу, как зовут, не знает, от которого по прозьбе ево он, Яхия, отпущен, и едучи сюда мимо того китинского роду, и брата своего выпросил и пристал на дороге к едущему сюда киргисцу Калдыбаю, и с ним обще в Оренбург приехал.

29 числа июля получено от киргиз-кайсацкого Эрали-салтана письмо, при котором прислан китинского роду с киргисцами Чакатаем и Тюгалбаем Уфинского уезду Ногайской дороги Усергенской волости деревни Кучюковой башкирец Янбек Купаев с семейством в четырех душах, а оной башкирец в порученной ему, генералу-майору, коммисии допросом показал, что в прошлом 755 году с протчими возмутившимися башкирцами бежал он в Киргиз-кайсацкую Меньшую орду и находился во оной аржай-китинском роду, у киргисца Арасланбека и по прозьбе ево им з женою ево и с одним сыном, да з дядею ево родным Кулуем отпущен и отдан для отвозу к Эрали-салтану киргисцам Чакату и Тюгалбаю, а от него, Эрали-салтана, со оными ж киргисцами прислан сюда, в Оренбург. Почему вышеписанные башкирцы со всем их семейством з данными билетами и надлежащим подтверждением отпущены в домы их.

Июля 31 числа учинено генералом-майором Тевкелевым определение, что понеже в приезд сюда Киргиз-кайсацкой Меньшой орды владеющаго Эрали-салтана как при трактовании ево и находящихся при нем салтанов, старшин и киргисцов, здесь у него, генерала-майора, так и для посылки к нему, Ерали-салтану, в лагирь, куплено и употреблено разных съестных и протчих припасов, а имянно: баранов девять, каждой по семдесят по пяти копеек, на шесть рублев на семдесят на пять копеек; пшена сорочинского один пуд двенатцать фунтов, по два рубли по пятидесят копеек пуд, на три рубли на дватцать на пять копеек; яиц двести на сорок копеек, пять куриц, каждая по семи копеек, на тритцать на пять копеек; цыплят дватцать три, каждой по три копейки, на шездесят на деветь копеек; молока два ведра на десять копеек, свежины три пуда на один рубль на десять копеек, муки пшеничной сееной семь пудов, по тритцати по пяти копеек пуд, на два рубли на сорок на пять копеек; вотки ведро по указной цене (на четыре) на четыре рубли на сорок на семь копеек, меду два пуда восемь фунтов, по рублю по осмидесят [362] копеек пуд, на три рубли на девяноста на шесть копеек, луку на двенатцать копеек; итого на дватцать на три рубли на шездесят на четыре копейки. Да наличных прежней покупки, имеющихся при коммисии припасов же: масла коровьева один пуд на два рубли, перцу полфунта на пятнатцать копеек, инбирю полфунта на пять копеек, гвоздики десеть золотников, по три копейки по три чети золотник, на пятьдесят на две копейки с половиною; изюму один фунт на восемь копеек, сахару два фунта, по дватцати по две копейки с половиною фунт, на сорок на пять копеек; табаку два фунта на восемь копеек с половиною; итого на три рубли на тритцать на четыре копейки, а всего притом употреблено на дватцать на шесть рублев на девяноста на восемь копеек. Да выдано в награждение за привод и объявление беглых со здешней стороны башкирцов из имеющихся при коммисии ево, генерала-майора, казенных вещей, а имянно: по письму от Эрали-салтана, с которым он прислал к нему, генералу-майору, первых башкирцов сто сорок шесть душ, солтану Дербешале да алчин-чюмекейского роду старшине Маметю сукна береславского по четыре аршина, а обоим восемь аршин по рублю по дватцати по пяти копеек аршин на десять рублев, да киргисцам, у которых те башкирцы содержаны были, смотря по числу семейства, а имянно: Баждан-бию сукна кармазинского, по три рубли по тритцати копеек аршин, четыре аршина на тринатцать рублев на дватцать копеек; Акману и Улжую береславского по четыре аршина, а обоим восемь аршин, по рублю по дватцати по пяти копеек аршин, на десять рублев; Карадвану, Мныбаю, Сигизбаю, Ширназару, каждому корноваго по четыре аршина, а всем четырем шеснатцать аршин, по шестидесят по шести копеек аршин, на десять рублев на пятьдесят на шесть копеек; да сверх оных киргисцам дватцати пяти человеком, которые помянутых присланных от Эрали-салтана башкирцов, не имеющих лошадей, везли на своих и пищею довольствовали, каждому сукна салдатского по три аршина с половиною, а всем дватцати пяти — восемдесят семь аршин с половиною, по пятидесят по девяти копеек аршин, на пятьдесят на один рубль на шездесят на две копейки с половиною; да за привод и объявление башкирцов девяти душ семирод-табынского роду киргисцам Танасу сукна корноваго по шестидесят по шести копеек аршин, восемь аршин на пять рублев на дватцать на восемь копеек; брату ево Ишиму-кожа — в девяноста [363] копеек, Урусу — сукна салдатского на кафтан по пятидесят по девяти копеек аршин, три с половиною аршина на два рубли на шесть копеек с половиною; а всем на восемь рублев на дватцать на четыре копейки с половиною. Еще по письмам же ево, Эрали-салтана, с коими прислано было от него башкирцов четырнатцать душ, Кыяку, Елумбетю, Баймурзе, Шахмурзе, Кадыру, Улждубаю, каждому корноваго по четыре аршина, а всем шестерым дватцать четыре аршина, по шестидесят по шести копеек аршин, на пятнатцать рублев на восемдесят на четыре копейки; Чакатбаю и Тюгалбаю — салдатского по три аршина, а обоим шесть аршин по пятидесят по девяти копеек аршин, на три рубли на пятьдесят на четыре копейки да Калдыбаю за шесть душ — береславского четыре аршина, по рублю по дватцати по пяти копеек аршин, на пять рублев; а за означенное ево, Эрали-салтана, по прошлогодскому в Илецкой крепосце положению в самом деле исполнение и ревностное усердие в знак высочайшей Е. и. в. милости, и дабы он впредь, будучи с здешней стороны удовольствован, мог ревностнее и со тщанием усердствовать, дано ему, Эрали-салтану, деньгами сто рублев, да находящемуся при нем салтану Дусалию, о котором он, Эрали-салтан, просил, что он во всяких делах ему, Эрали-салтану, с отличностию против других вспомогает и к здешней стороне усердствует, тритцать рублев, да послано с ним же, Эрали-салтаном, к матере ево Пупай-ханше, понеже он, Эрали-салтан, объявил ему, генералу-майору, что и она в положенных на них отсюда делах участницею бывает, голь красная малой руки в четырнатцать рублев в пятьдесят копеек, китайки тюнь в шесть рублев в восемдесят пять копеек, кожа одна в девяноста копеек, итого на дватцать на два рубли на пятнатцать копеек, да сверх того отослано к нему, Эрали-салтану, для роздачи находящимся при нем старшинам и киргисцам, кому он, салтан, по услугам за способно сам признает, сукна корноваго, по шестидесят по шести копеек аршин, семдесят пять аршин на сорок на девять рублев на пятьдесят копеек; салдатского, по пятидесят по девяти копеек аршин, семдесят пять же аршин на сорок на четыре рубли на дватцать на пять копеек; итого на девяноста на три рубли на семдесят на пять копеек, всего же употреблено в награждение как ему, Эрали-салтану, так и приезжавшим с ним салтанам, старшинам и киргисцам и з деньгами на триста на семдесят на три рубли на девяноста на [364] одну копейку, итого б ради как за помянутые покупные и употребленные при трактовани припасы дватцать три рубли шездесят четыре копейки выдать, так и прежней покупки имеющияся при коммисии припасы, також деньги и вышеозначенные вещи записать в росход, и о том к находящемуся с казначейской должности капитану Ружевскому наслать ордер. Почему ко оному капитану Ружевскому того ж числа ордер и наслан.

Августа 3 числа приехал к генералу-майору Тевкелеву в Оренбург Киргиз-кайсацкой Меньшей орды чиклинского роду киргизец Итзимас и объявил по приказу владельца своего Нурали-хана: живущаго в их Киргиз-кайсацкой орде из беглых в прошлом 755 году Уфинского уезду Ногайской дороги Бурзенской волости деревни Кйгулиной башкирца Унгара Киздикеева с семейством в четырех душах, а оной башкирец в порученной ему, генералу-майору, коммисии допросом показал, что в прошлом 755 году бежал он с возмутившимися тогда башкирцами в Киргискую Меньшую орду и находился во оной в ужрай-китинском роду у киргисца Идиги, которым по прозьбе ево з женою, с одним сыном да с родственником малолетным Мусою Абулгайровым отпущен и сюда, в Оренбург, предписанным киргисцом Итзимясом привезен.

Того ж числа учинено им, генералом-майором Тевкелевым, определение и к находящемуся в казначейской должности капитану Ружевскому наслан ордер, чтоб за привод и объявление помянутого башкирца Унгара Килдыкеева предписанному киргисцу Итзимясу выдать в знак высочайшей Е. и. в. милости в награждение сукна корноваго, по шестидесят по шести копеек аршин, три аршина с половиною на два рубли на тритцать на одну копейку да кожу в девяноста копеек, итого на три рубли на дватцать на одну копейку.

Августа 5 числа получено от киргиз-кайсацкого Эрали-салтана письмо, при котором с киргисцом Мамутом-батырем присланы Уфинского уезду Ногайской дороги Бушмас-Кипчацкой волости две башкирские женки: деревни Аптраковой Алтын Куллубердина, деревни Япаровой Сявря Арасланбекова. А оные башкирские женки допросами показали, что они в Киргиз-кайсацкую орду при мужьях своих бегали и находились в Средней орде, откуда мужья их в прежние свои жительства выбежали, а они по прозьбе их присланы сюда от киргиз-кайсацкого Эрали-салтана. [365] Почему вышеписанной башкирец с семейством и оные башкирки з данными билетами и надлежащим подтверждением отпущены в домы их.

Того ж числа учинено генералом-майором Тевкелевым определение и к находящемуся в казначейской должности капитану Ружевскому наслан ордер, чтоб помянутому присланному от Эрали-салтана з двумя башкирскими женками киргисцу Мамуту в знак высочайшей Е. и. в. милости и во удовольствие ево, Эрали-салтана, выдать в награждение сукна корноваго три аршина с половиною, по шестидесят по шести копеек аршин, на два рубли на тритцать на одну копейку; да кожу в девяноста копеек, итого на три рубли на дватцать на одну копейку.

Августа 9 числа присланная со знатного меновнаго двора, привезенная на оной киргисцом маскарского роду Нуралыем Уфинского уезду Ногайской дороги Тамянской волости деревни Мусиной башкирская женка Фатма Япанова в порученной генералу-майору Тевкелеву коммисии допросом показала, что она в прошлом 755 году при родственниках своих бежала в Киргиз-кайсацкую Меньшую орду и находилась во оной в маскарском роду у показанного киргисца Нуралы, которой ныне по прозьбе ее, привезя на Оренбургской азиатской меновной двор, оставил, почему оная башкирка з данным билетом и надлежащим подтверждением отпущена в прежнее ее жительство.

Августа 9 и 12 чисел учинены генералом-майором Тевкелевым два определения и к находящемуся в казначейской должности капитану Ружевскому насланы ордеры о выдаче присланным от киргиз-кайсацкого Нурали-хана с письмами на общее имя господина действительного тайного советника и кавалера Неплюева, и ево, генерала-майора, киргисцу Утямышу да теленгуту Сарайкулу. Которые обратно к нему, хану, отправлены во удовольствие ево, хана, Утямышу сукна салдатского трех аршин с половиною, по пятидесят по девяти копеек аршин, на два рубли на шесть копеек с половиною; Сарайсулу — кожи в девяноста копеек, а обоим на два рубли на девяноста на шесть копеек с половиною.

Августа 19 числа привез к генералу-майору Тевкелеву в Оренбург присланного от киргиз-кайсацкого Нурали-хана при печате максарского роду с киргисцом Дюняном живущего у него, Дюняна, из беглых в прошлом 755 году Уфинского уезду [366] Ногайской дороги Усергенской волости деревни Аслаевой башкирца Янибека Исянгулова з женою да з дочерью, да объявил к нему ж, генералу-майору, чиклинского роду киргизец, ханской зять Кузей з братом своим Досаем означенной же деревни Аслаевой башкирца Солтангула Зиянгулова з женою ж, да с сыном, за что он, генерал-майор, их похвалил и в знак высочайшей Е. и. в. милости дано им в награждение из имеющихся при коммисии ево, генерала-майора, казенных сукон, а имянно: Дюняню и Кузею — корноваго, по шестидесяти по шести копеек аршин, по четыре аршина; а обоим восемь аршин на пять рублев на дватцать на восемь копеек; Досаю — салдатского, по пятидесят по девяти копеек аршин, три аршина с половиною на два рубли на шесть копеек с половиною, итого на семь рублев на дватцать на восемь копеек, а оные башкирцы в порученной ему, генералу-майору, коммисии допросами показали, что они в прошлом 755 году с протчими возмутившимися башкирцами в Киргиз-кайсацкую Меньшую орду бежали и находились во оной: Янибек у Дюняня, а Солтангул у ханского зятя Кузея, и у брата ево Досая, коими-де по многой их прозьбе и сюда, в Оренбург, привезены. Почему оные башкирцы и с тем их семейством з данными билетами и надлежащим подтверждением отпущены в прежнее их жительства.

Августа 20 числа послано в Государственную Коллегию иностранных дел доношение следующаго содержания:

«В Государственную Коллегию иностранных дел генерала-майора Тевкелева покорнейшее доношение.

При указе Е. и. в. оной Государственной Коллегии от 22 февраля сего году приложена с поданного Правительствующему Сенату 14 числа генваря из оной Коллегии доношения копия, которым по представлению моему о выданных киргиз-кайсаками башкирцах требовано, чтоб за оказанную в склонении киргисцов, яко народ дикой и издревле в самовольстви закоснелой, на добровольную оных башкирцов з женами и з детьми отдачею и отпуск киргиз-кайсацким Эрали и Айчювак салтанами, дабы они к здешней стороне так, как и брат их Нурали-хан, которой ежегодное Е. и. в. жалованье по шестисот рублев получает, к здешней стороне обязанными были, при нынешнем случае дать по сабле да товарами рублев на двести каждому и о том отправить к ним от его сиятельства канцлера графа Алексея Петровича [367] Бестужева-Рюмина письма, дабы оное награждение они за такое, которое им от высочайшаго Е. и. в. двора чинится, принять могли, а в тех письмах отчасти их похвалить и за возвращение беглых к ним башкирцов и притом требовать, чтоб они и оставшихся у них також-де возвратили, и что когда на оное требуемая резолюция воспоследует, то и надлежащия о сем от его сиятельства канцлера письма, также и сабли отправлены ко мне быть имеют, точию и поныне еще оных в присылке не имеется.

А понеже как в прошлом году во время свидания моего с ними — ханом и салтанами, они положили и утвердили, чтоб находящихся в их владениях башкирцов з женами и з детьми и с оставшими после разграбления их пожитками по-прежнему сюда высвободить, коих успеют тогдашним летом, а коих за дальностию невозможно, то нынешнею весною, чего ради Айчювак-салтан нарочно для лучшаго и скорейшаго их сюда отпуску употребил знатных своих старшин Исеть-тархана, Худайназара, Тюлебай-бия и Юлан-батыря, а Эрали-салтан в дали имеющихся нынешнею весною обещал сам сюда привести, почему так самым делом и учинили, ибо еще того ж лета и осенью немалое число их, башкирцов, со всем семейством от них, хана и Айчювак-салтана, было как самими ими привезено, так и присылано владения их с киргисцами, о чем оной Государственной Коллегии тогда ж, то есть сентября от 21 числа 1756 году, нижайше с приложением журнала от меня донесено. А Эрали-салтан по тому прошлогодскому положению ныне из своего владения с собою привез и ко мне в порученную коммисию прислал их, башкирцов, со всеми их семействами и со скотом, всего мужеска и женска полу сто шездесят девять душ, в том числе и бывшаго старшину Кувата с сотником Игибаем, да Айчювак-салтан как с собою же привез, так и пред тем прислал оба его полу дватцать шесть, от хана — дватцать шесть же, а всех двести дватцать одна душа, а за всем тем и ныне почти всегда от них присылаются, только они, Эрали и Айчювак салтаны, как присланным ко мне из них Эрали-салтан письмом, так и оба они в бытность свою здесь мне представляли и усильно просили, чтоб о той их службе и особливой к здешней стороне усердности представить к высочайшему Е. и. в. двору, объявляя при том, чтоб о той их службе у высочайшаго Е. и. в. двора было известно и протчее, что пространнее значит в держанном при конференциях с ними журнале, с [368] которого також и что еще по порученной мне коммисии происходило, копию при сем всепокорнейше прилагаю. Во время же их, Эрали и Айчювак салтанов, здесь бытности как при трактовании в городе, так и в их лагире, употреблено от порученной мне коммисии для Эрали-салтана с старшинами на дватцать на шесть рублев на девяноста на восемь копеек, а для Айчювак-салтана — только на восемдесят на пять копеек, да дано им, салтанам, в поощрение того, дабы они при таком случи вовсе не почли себе неудовольствия в знак высочайшей Е. и. в. милости, а имянно: Эрали — деньгами сто рублев, да приехавшим с ним брату ево двоюродному Дусали-салтану тритцать рублев, старшинам и киргисцам, у кого те башкирцы пребывание имели — сукнами и кожами на двести на дватцать на восемь рублев на дватцать копеек, да послано с ним, Эрали-салтаном, к матере ево Пупай-ханше по ево прошению голь малой руки в четырнатцать рублев в пятьдесят копеек, тюнь китайки в шесть рублев в семдесят пять копеек, кожа в девяноста копеек; Айчюваку — черная лисица в дватцать четыре рубли, да старшинам и киргисцам владения ево — на тритцать рублев на тритцать на четыре копейки, а всего для них, салтанов, и их старшин, и киргисцов при трактовании и на подарки употреблено на четыреста на шездесят на два рубли на пятьдесят на две копейки, сверх того присыланным от хана зятю ево, Клыськаре да Солтанзяну салтаном и ево ж ханским теленгутам и киргисцам, которые привозили сюда вышепоказанных башкирцов дватцать шесть душ — на сорок рублев на девяноста на шесть копеек с половиною, да к нему, хану, отослано вотки сладкой с специями ведро на четыре рубли на семдесят на две копейки, да изюму три фунта на дватцать на четыре копейки, итого на пять рублев на две копейки; и тако всего сочиняет на их, киргиз-кайсацкое, употребление на пятьсот на восемь рублев на пятьдесят копеек с половиною, о чем Государственной Коллегии иностранных дел всепокорнейше доношу, а притом нижайше представля, не соизволит ли оная Государственная Коллегия вышеозначенные им, салтанам, сабли по вышеозначенному моему прошлого году нижайшему представлению милостиво повелеть ко мне прислать, кои я и с повеленным им сверх того товарами награждением, естли соизволено будет, с пристойным изъяснением отправить бы мог, чим при нынешним случи весьма нужно их, Эрали и Айчювак салтанов, для наивящаго о высочайшей к ним [369] Е. и. в. милости уверения наградить, дабы они, будучи долговремянно знаком от высочайшаго Е. и. в. двора не удостоверены, по своему состоянию не могли б вдасца в какое размышление, на что от оной Государственной Коллегии имею ожидать повелительнаго Е. и. в. указа.

Того ж числа учинены генералом-майором Тевкелевым два определения и по оным к находящемуся в казначейской должности капитану Ружевскому насланы ордеры.

1-е: о выдаче отправляющемуся от него, генерала-майора, по порученной ему Пограничной киргиз-кайсацкой коммисии с нужнейшими секретными в Правительствующий Сенат и в Государственную Коллегию иностранных дел представлениями Оренбургского гарнизонного драгунского полку капитану Осипу Тевкелеву и при нем одному салдату на платеж до Санкт-Петербурга в один путь на три почтовые прогонных денег, а имянно: от Оренбурга до Казани на пятьсот на дватцать на одну версту, и от Казани до Москвы на семьсот на тритцать на пять верст, по деньге на версту, осьмнатцать рублев осмидесят четырех копеек; а от Москвы до Новагорода, на пятьсот на сорок на восемь верст по копейке, шеснатцати рублев сороки четырех копеек; от Новагорода до Санкт-Петербурга на сто на восемдесят на шесть верст, по две копейки на версту, одиннатцати рублев шеснатцати копеек; итого — сороки четырех рублев сороки четырех копеек з запискою в росход и с роспискою ево, Тевкелева.

2-е: о выдаче оному ж капитану Тевкелеву на покупку в порученную ему, генералу-майору, коммисию самого хорошаго чистого сургуча трех фунтов, да галанской хорошай же бумаги одной стопы и протчаго денег тритцати рублев.

Того ж августа 20 числа приехав в Оренбург, Киргиз-кайсацкой Меньшой орды киргисцы аккитинского роду Чалдик, да семирод-дабынского Сюяр да Тлеш, объявили в порученной генералу-майору Тевкелеву коммисии из беглых в прошлом 755 году со здешней стороны башкирцов, а имянно: Чалдик — Уфинского Уезду Ногайской дороги Тюнгаурской волости деревни Мамутовой Сиксанбая Тлявгулова з женою и двумя сыновьями; Сюяр да Тляш — означенной же деревни Мамутовой Акмурзу Кадырметева з женою да с сыном да Усергенской волости деревни Кучюковой Мавлюта Юлашева з женою с сыном, да з дочерью, за что они пристойным образом похвалены, и дано в награждение [370] каждому сукна корноваго по три аршина с половиною, по шестидесяти по шести копеек аршин, а всем — десеть аршин с половиною, да сверх того из них показанному Чалдику, яко он пред ними знатнее, кожа в девяноста копеек, всего по цене на семь рублев на восемдесят на три копейки. А оные башкирцы допросами показали, что они по побеге отсюда находились в Киргиз-кайсацкой Меньшой орде у предписанных киргисцов и ныне по прозьбе их привезены ими сюда, в Оренбург. Почему они з данными им билетами и отпущены в прежние их жительства.

Того ж 20 числа получено от киргиз-кайсацкого Нурали-хана на имя ево, генерала-майора Тевкелева, письмо следующаго содержания:

«Высокородному и превосходительному господину генералу майору и дяде моему Алексею Ивановичу Тевкелеву.

Доношу Вашему превосходительству, что я нужду имею в бумаге и сургуче и прошу оной дести с три, яко же и сургуча с сим посланным Минликулом прислать. Во уверение сего я, Нурали-хан, чернильную свою печать приложил». На оном письме ево, Нурали-хана, чернильная печать приложена.

На которое от него, генерала-майора, к нему, хану, писано тако:

«Высокостепенной и высокопочтенной Киргиз-кайсацкой орды Нурали-хан, мой любезный брат и древней друг.

При сем к вашему высокостепенству по требованию вашему посылаю с присланным от вас Минликулом бумаги пять дестей-да сургучу три палачки».

Сентября 3 числа послано от него, генерала-майора, в Оренбургскую губернскую канцелярию сообщение, коим требовано о выдаче находящемуся при коммисии ево, генерала-майора, Оренбургского гарнизонного драгунского полку капитану Осипу Тевкелеву сего 757 году за майскую треть денежного жалованья и наденщиков.

Сентября 9 числа подано от находящагося при порученной ему, генералу-майору, Пограничной киргиз-кайсацкой коммисии в толмаческой должности отставного салдата Уразая Абдулова доношение, который просим о выдаче ему сего 1757 году за прошедшую майскую треть определенного им, генералом-майором, денежного жалованья. По которому доношению и по учиненной справке учинено им, генералом-майором, определение и к находящемуся в казначейской должности капитану Ружевскому наслан ордер, чтоб ему, Абдулову, заслуженное им сего 757 году [371] за прошедшую майскую треть денежное жалованье шесть рублев выдать, записав в росход с роспискою.

Сентября 10 числа приехав в Оренбург Киргиз-кайсацкой Меньшой орды чиклинского роду киргизец Акзюль и объявил в порученной ему, генералу-майору, коммисии из беглых в прошлом 755 году башкирцов Уфинского уезду Ногайской дороги Усергенской волости деревни Айсулевой башкирца Солтангула Чюраева, за что дано ему в награждение сукна салдатского на кафтан три аршина с половиною, по пятидесят по девяти копеек аршин, на два рубли на шесть копеек с половиною.

А оной башкирец Солтангул Чюраев, також и присланной от киргиз-кайсацкого Нурали-хана с теленгутом ево Айярыком башкирец же Ногайской дороги Тюнгаурской волости деревни Киикбаевой Ишкузя Токаев с малолетним сыном Кутлумягядой допросами показали, что они по побеге со здешней стороны находились в Киргиз-кайсацкой Меньшой орде, и ныне по прозьбе их Солтангул привезен предписанным киргисцом Акзулем, а Ишкузя прислан от киргиз-кайсацкого Нурали-хана, которые з данными им билетами отпущены в прежние их жительства.

Сентября 14 числа учинено генералом-майором Тевкелевым определение и к находящемуся в казначейской должности капитану Ружевскому наслан ордер, чтоб приезжавшему сюда Киргиз-кайсацкой Средней орды атагайского роду известному старшине Кулсаре-батырю, которой в той орде называется святышею и от всех киргиз-кайсак отлично почитается, к российской же стороне особливое имеет усердие и верность, ибо когда он, генерал-майор, был во оной орде для принятия их в подданство, то тогда еще он, Кулсара, изъявляя свое усердие и верность, довольное ему, генералу-майору, чинил вспоможение, почему он, как знатной во всей их орде и почитаемой всеми ими киргисцами, и впредь не беспотребен по случаю быть может, в знак высочайшей Е. и. в. милости дать ему в награждение на кафтан сукна кармазинного четыре аршина, по три рубли по семидесят по пяти копеек аршин, на пятнатцать рублев.

Сентября 15 числа приехав в Оренбург Киргиз-кайсацкой Меньшой орды семирод-табынского роду киргизец Утяп, объявил в порученной ему, генералу-майору, коммисии из беглых в прошлом 755 году Уфинского уезду Ногайской дороги Усергенской волости деревни Аслаевой башкирца Абзана Исянгулова с матерью, за что он пристойным образом похвален. [372]

А оной башкирец допросом показал, что он по побеге находился в Киргиз-кайсацкой Меньшой орде у помянутого киргисца Утяпа, которым по прозьбе ево и сюда в Оренбург привезен. Почему он и с оною ево матерью з данным билетом отпущен в прежнее ево жительство.

Того ж 15 да 18 чисел сентября учинены генералом-майором Тевкелевым два определения и к находящемуся в казначейской должности капиталу Ружевскому насланы ордеры.

1-е — о выдаче присыланному от киргиз-кайсацкого Нурали-хана и отправляющемуся ныне к нему, хану, обратно с переводчиком Усманом Араслановым алчин-кызылгургского роду киргисцу Аммамбетю во удовольствие ево, хана, в награждение сукна корноваго три с половиною, по шестидесят по шести копеек аршин, на два рубли на тритцать на одну копейку

2-е — о выдаче же еще присыланному сюда от него ж, хана, с переводчиком Усманом Араслановым служителю ево ханскому Айярыку, которой особливо во всех ево ханских бываемых исправлениях употребляется, и все что до него хана принадлежит, чрез него, Айярыка, происходит, во удовольствие ево, хана, и дабы он, Айярык, по тому ево при нем, хане, случаю и в верности больше к здешней стороне усердие имел, в награждение при обратном ево отсюда к нему, хану, отъезде на кафтан полуэкстроваго сукна четыре аршина, по рублю по дватцати копеек аршин, на четыре рубли на восемдесят копеек.

Сентября 23 приехав в Оренбург Киргиз-Кайсацкой Меньшой орды чиклинского роду киргисцы Куенбай, да Тянгреберган, и объявили в порученной ему, генералу-майору, коммисии, живущаго у них из беглых в прошлом 755 году Уфинского уезду Ногайской дороги Усергенской волости деревни Муталлаповой башкирца Юнуса Купаева з женою, с сыном да з дочерью, за что он, генерал-майор, их похвалил и во удовольствие Нурали-хана, понеже оные ему, хану, Куенбай — дядя родной, а Тянгреберган — шурин родной же; дано им в награждение сукна полуэкстроваго по четыре аршина, а обоим восемь аршин, по рублю по дватцати копеек аршин, на деветь рублев на шездесят копеек. А оной башкирец допросом показал, что он з женою, с сыном и з дочерью по побеге находился в Киргиз-кайсацкой Меньшой орде у киргисца Кунбая, которым по прозьбе ево и сюда в Оренбург привезен, почему он с тем ево семейством з данным билетом отпущен в прежнее жительство. [373]

К прибывшему сюда киргиз-кайсацкой орды Нурали-хану 25 числа сентября послана была в лагирь с секунд-майором Страховым и переводчиком Араслановым карета, заложенная цугом, для приезду ево, хана, к генералу-майору Тевкелеву на обед, почему он пополудни в 1-м часу и прибыл, где по надлежащем комплементе имели между собою токмо о пребываниях своих разговоры, ибо он, хан, объявил, что нынешней день не такой, дабы о всех их ординских делах разговор иметь, а просил, чтоб уже о всем завтрашней день, то есть 26 числа, возыметь, а уединенную конференцию, почему не вступая в оные, и сели за стол, причем были прибывшие с ним, ханом, салтаны Досали, Клыськара, Мамедели, Пюрюм, да дети ево ханские Ишим ⁸³ да Перали ⁸⁴ и ханской зять Алюша ⁸⁵, да старшин и киргисцов пятьдесят семь человек, да находящейся в аманатах сын ево Аблай-салтан с киргисцами, ис коих познатнее были посажены обще в зале, а протчие в поставленной полатке, причем с ним, генералом-майором, были штап- и обер-афицеры, и трактованы все довольным кушаньем и разными виноградными напитками, а протчие киргисцы — воткою, вином и медом; по окончании ж обеда он, хан, провожен паки в ево лагирь предписанными же майором Страховым и переводчиком Араслановым.

А 26 числа поутру послана была с одним уже токмо переводчиком по него, хана, карета, в которой он в 12-м часу и прибыл к нему, генералу-майору, и имели аудиенно конференцию, причем во-первых, он, хан, представлял о прошлогоднем переходе за Яик на сю сторону скота их и приносил жалобу на яицких казаков, что они во время перегону на ту сторону оного их скота с киргиз-кайсаками так сурово и непорядочно поступали, что немалое число скота их от того чрезвычайного с ними поступка пропало, а за всем тем несколько и насильно от них, киргиз-кайсак, они, казаки, отнимали, а притом некоторых хороших киргисцов и до смерти побили. На что он, генерал-майор, ему, хану, объявил, что понеже когда здесь Е. и. в. высочайшей указ о непропуске скота их на здешную сторону получен, то тогда ж от господина действительного тайного советника и кавалера Неплюева и от него, генерала-майора, благовремянно ему, хану, знать дано с тем, чтоб уже как сами киргисцы на здешную сторону не переходили, так бы и скот свой отнюдь не перепущали, почему ему, хану, тогда и долженствовало всем по Яику кочующим старшинам и [374] киргисцам о том объявить и от себя подтвердить; и когда б они в противность того не чинили и скот свой не перегоняли, также и в перегоне оными яицкими казаками обратно на их сторону не противились, то б такого и затруднения произойти не могло, ибо сами они, киргисцы, когда их яицкие казаки не стали на сю сторону со скотом перепущать, не только сильно скот свой перегонять, но и оружейно с ними, казаками, противитца отважились, почему может быть между тем, кто и убит зделался.

На то он, хан, объявил, что же хотя оной Е. и. в. указ он, хан, и получил, только-де же весьма уже поздно и в самую глубокую осень, а к тому ж-де в то время два брата, також и из детей ево ханских померло, то-де в таком печальном случи не мог он, хан, с придержащимися при нем улусами в дальные теплые места убраться, и тако-де принужденным нашелся около уже Яика, сколько можно на той стороне держаться, но токмо-де как самые глубокие снеги повыпали и большие стужи наступили, то необходимо принуждены были и на сю сторону перепущать в надежде того, что как они подданные Е. и. в., никакого злаго намерения не имеют, то так спокойно и содержать там станут, но только-де с ними не так, как с подданными Е. и. в., поступлено; а что-де яицкие казаки сюда ни представляли, то все ложно, ибо естли-де киргиз-кайсаки оружейно с ними, казаками, противились, то б-де неможно было миновать, кто б из них, казаков, не был чем поврежден или до смерти убит, но за всем-де тем и сам он, хан, их, киргисцов, яко подданных Е. и. в. рабов, до такой отважности чувствуя, многую к себе высочайшую Е. и. в. милость не допустил, но сами-де они, яицкие казаки, все то починя и не зная, чем оное закрыть, уже сами себя вредя, и представляли сюда напрасно.

И на то паки он, генерал-майор, ему, хану, подтверждал, что естли бы от них, киргиз-кайсак, такой противности задано не было, то б как могли и яицкие казаки с ними столь отважно поступить; что выслушав, он, хан, объявил, что-де не только одно прошлогодское им повреждение и гибель они, казаки, причинили, да и в нынешнем-де году немалое число лошадей воровски от киргиз-кайсак отогнали, только-де с них взыску не чинится.

На что ему, хану, от него, генерала-майора, сказано, что может быть оное их атаман не ведает, а ежели бы было представлено, то б по справедливости тем ворам никакого упущения от войска Яицкого и быть не могло. [375]

Второе он, хан, представлял: понеже-де как известно всем здесь, что вся их Киргиз-кайсацкая степь от засухи и великих жеров выгорела, и також-де пришло, что уже им и кочевать ныне негде, а на погорелых местах от бездожжицы траф не вышло, отчего-де скот их может весь помереть, почему-де и высочайшему Е. и. в. интересу чрез то причиниться имеет убыток, ибо-де когда от них, киргиз-кайсак, довольно скота на мену прогоняемо будет, то столь больше и в казну Е. и. в. в зборе с того пошлин быть может, и просил, чтоб хотя на нынешную зиму им, киргиз-кайсакам, дозволено было на сю сторону скот перепустить и им по Яику кочевать, ибо-де естли на погорелые места снег выпадет, то-де скоту их тут и ходить невозможно, а в даль он, хан, для многих резонов откочевать не желает.

На что он, генерал-майор, ему, хану, сказал, что когда киргиз-кайсаки неспокойно с калмыками между собою обращались и одни у других великия кражи чинили, как то калмыцкие владельцы и он, хан, неоднократно представляли, то может быть потому и указом Е. и. в. ни их, киргиз-кайсак, на сю сторону, ни калмык за Яик в пресечение того перепущать не повелено, и тако за силою того Е. и. в. высочайшаго указа как вышепомянутой господин действительной тайной советник, так и он, генерал-майор, такого дозволения ему, хану, дать уже не могут.

Почему он, хан, сказал, что-де елико касается до киргисцов, то сам он, хан, на себя снимает, ибо-де как он сам в верности находится, то и их, киргиз-кайсак, ни до каких самольств и шалостей не допустит и будет содержать в такой верности, как подданным Е. и. в. быть надлежит.

На что он, генерал-майор, ему, хану, объявил, что о нем, хане, Е. и. в. и они никакого в верности ево сумнения не имеют, но толь паче на него благонадежны, но что касается до киргисцов, то как он сам знает, что они самовольны, и он, хан, властию и силою их от шалостей удержать никак не может.

На то он, хан, сказал, что естли-де от киргисцов какие будут происходить продерзости и он паче чаяния их от того сам собою удержать не возможет, в таком случае будет он, хан, в то ж время по способности куда надлежит представлять, только за всем тем усильно просил, чтоб хотя уже по последней мере в нынешную зиму ево, хана, и фамили их скот на сю сторону перепустить было дозволено, объявляя притом, что-де естли и он, хан, скотом [376] опадет, то определенным ему жалованьем ни месяца содержать себя будет не в состоянии.

Почему он, генерал-майор, ему, хану, объявил, что он, посоветовав о том з господином действительным тайным советником, и что можно учинить, то к ево пользе зделать они не оставят.

Третие объявлял он, хан, что-де при всем том за нужное признал, он, хан, и сие здесь объявить, что ныне на Среднюю орду нападает китайское войско и неоднократные уже сражени с Аблай-салтаном были, причем требуют выдачи калмыцкого владельца Амурсананя ⁸⁶, куда-де прошлой осени и брат ево Эрали-салтан с войском своим ездил для помощи Средней орде, почему-де оных китайцов при сражении ж отбили и немалую от них, китайцов, добычь получили. А как-де ему, хану, было известно, то он, Амурсанянь, у него, Аблай-салтана, был, а ныне-де оного уже в их Киргиз-кайсацкой орде не имеется, и куда уехал, и жив ли или где пропал, о том-де у них неизвестно. Однако ж-де неотступно ево требуют, и как-де их уверили, что ево, Амурсананя, у них в орде нет, то-де от них, китайцов, объявлено было ему, Аблай-салтану, чтоб им, не имея уже больше между собою войны, жить в миру спокойно и торг в каких местах они, киргисцы, похотят, тут они, китайцы, учредить имеют ⁸⁷. На что-де Аблай-салтан им объявил, что он как там с войском находится, то помирится и назад возвратится, договор учинить в состоянии, а чтоб-де всею ордою тот с ними договор учинить, и где торг учредить, того он собою учинить не смеет, понеже-де у них в Киргиз-кайсацкой орде имеется большей хан, учрежденной от Е. и. в. самодержицы всероссийской, Абулхаир-хана сын Нурали-хан, и может ли-де он на такие договоры с ними поступить или нет, то-де в ево воле состоит. И с тем-де прислал к нему, хану, он, Аблай-салтан, нарочного с таким требованием, что естли-де они, китайцы, не будут уверятца, что у них оного Амурсананя нет, и будут за то чинить военною рукою нападение, или хотя и уверятца, да станут такого договору на предписанных кондициях требовать, то в таком случае отпор ли с ними, китайцами, чинить или договариватся и в каких местах торги учредить, чтоб о том ему, Аблай-салтану, прислать наставление и свое повеление; а ежели-де ево, Аблай-салтана, допустит время свободное от китайцов, то-де он и сам к нему, хану, для принятия того наставления приехать намерен, почему-де братья ево Эрали [377] и Айчювак салтаны, собрав всяк из своего владения войска по немалому числу, хотели было для вспомоществования в ту Среднюю орду ехать и с ним, Аблай-салтаном, соединиться. И уже совсем были готовы, только-де он, хан, получа вышеписанное от него, Аблай-салтана, известие, в близости находящагося Айчювак-салтана со всем тем собранным войском остановил, а к Эрали-салтану нарочного с ведомостью послал, дабы и он от того походу удержался, ибо он, хан, как подданны Е. и. в., не посоветовав здесь с господином действительным тайным советником и кавалером Неплюевым и с ним, генералом-майором, сам собою в такие важные договоры вступать не хочет, почему и требовал совету, ежели-де оные китайцы от той Средней орды не отступят и будут того договора от Аблай-салтана дамагатся, то на каких кондициях оной учинить, а естли-де они, китайцы, требовать будут только реченного Амурсананя, и не веря, что ево у них в орде не имеется, станут военною рукою нападать, то-де он, хан, для вспоможения реченному Аблай-салтану с довольным и от себя войском помянутых братьев своих Эрали и Айчювак салтанов пошлет, только б-де в случай нужды им, яко подданным Е. и. в., надлежащее по способности от российских команд вспоможение было чинено, причем он, хан, и сие объявил, ежели-де ныне у Е. и. в. с теми китайцами война есть, то и сам он, хан, по указу Е. и. в. с довольным войском и с братьями своими в службу на них, китайцов, туда итти не оставит, а когда-де он, хан, пойдет, то не менее тритцати тысячь войска при нем, хане, быть может, а иногда и гораздо более.

На что он, генерал-майор, объявил ему, хану, что весьма изрядно, то он, хан, учинил и с ними изъясняется как то по подданнической ево верности и присяжной должности и всегда ему чинить следует, что не только от них, господина действительного тайного советника и ево, генерала-майора, хвалы достойно, но, как уповает, и от высочайшаго Е. и. в. двора тем оставлен он быть не может. Что ж и Аблай-салтан требование от него, хана, учинил и китайцам так ответствовал и о всем от него, хана, наставления просил, что ежели правда оное, с ево честию и подданническою верностию весьма ж сходно, ибо как ему, хану, толь паче помянутому Аблай-салтану, яко верноподданным, не донеся Е. и. в. и не согласясь здесь, яко в пограничном месте, с реченным господином действительным тайным [378] советником и с ним, генералом-майором (понеже все здешние заграничные дела единственно оному господину действительному тайному советнику и ему, генералу-майору, поручены), самим собою с китайцами ни в какие договоры вступать не надлежит, а ежели они, китайцы, будут какое в их Киргиз-кайсацкой орде нападение чинить, то противу того и им, киргиз-кайсакам, надлежит чинить так, как неприятелю отпор, и до такого насильства не допущать; причем видя в том их справедливой отпор, и со здешней стороны надлежащее им, яко подданным Е. и. в., вспомоществование учинить оставлено не будет. Что ж касается до обещанного ими, китайцами, учреждения для их, киргиз-кайсак, торгу, то когда они, киргис-кайсаки, находятся в подданстве Е. и. в., следственно, и земля Е. и. в., где они, китайцы, никакого участия не имеют, да и допущены отнюдь быть не могут, а понеже для торгу киргиз-кайсакам довольные учреждены по способности им, как сам он, хан, и все киргиз-кайсаки знают, из высочайшаго Е. и. в. к их народу милосердия ярмонки, а имянно: для Меньшой — здесь, при Оренбурге, а для Средней орд — в Троицкой крепости, где всяк с пользою и довольствуется. Ныне же между Российским и Китайским государствами по содержанному мирному трактату никакой войны нет, и состоит мирно, разве по каким наглостям от китайской стороны задор задан будет, то в такое время как он, хан, намерен з довольным войском своим при том же быть, Е. и. в. всемилостивейше повелеть изволит ево, хана, с отличною похвалою к тому принять и высочайшею милостию не оставить пожаловать.

Затем уже он, генерал-майор, ему, хану, говорил об отогнанных ис Подгородного фарпоста команды сотника Углицкого казачьих лошадях ста семидесят четырех, чтоб оные приказал неотменно отыскать.

На что он, хан, объявил, что-де немедленно пошлет он з братом своим Айчювак-салтаном и обще с ним тех отогнанных лошадей будут усердно стараться отыскивать.

Потом еще от него ж, генерала-майора, ему, хану, было говорено о разграбленных киргиз-кайсаками пожитках у крестьян Шереметевых, чтоб он, хан, прилежнее о том постарался, дабы у оных воров киргисцов, отобрав, возвратили. Почему он, хан, также обещал с помянутым своим братом Айчювак-салтаном, стараться, дабы и оным надлежащая плата учинена была. [379]

7 числа октября киргиз-кайсацкой Нурали-хан з братом своим Айчювак-салтаном заезжал от господина действительного тайного советника и кавалера Неплюева в дом к генералу-майору Тевкелеву со объявлением, что он с ним, господином действительным тайным советником, простился и что надлежит о их ординских нуждах, надлежащим образом о всем представлял, и намерен отъехать в свои улусы, причем он, генерал-майор, объявил ему, хану, что с ним, генералом-майором, ныне ли он, хан, простится, точию он отозвался тем, что еще завтрешней день с помянутым братом своим Айчювак-салтаном и з детьми своими приедет к нему, генералу-майору, обедать, и о чем еще запотребно признает, о том изъяснится. Чего ради 8 числа и послана была за ним, ханом, с переводчиком Усманом Араслановым заложенная цугом карета, в которой он, хан, с реченным братом ево Айчювак-салтаном и з детьми своими и прибыл, а при них несколько старшин и киргисцов приехало, и тако он, хан, с реченным братом ево и детьми трактованы были довольным кушаньем и разными виноградными напитками, а киргисцы — воткою, вином и медом. По окончани ж обеда взят был он, хан, особливо в другую камору и уединенно еще представлял он о происходимых им беспокойствах как от башкирцов воровскими их подбегами, так и об яицких казаков, о чем-де он и реченному господину действительному тайному советнику довольно ж представлял, чтоб они от того воздержаны были. На что от него, генерала-майора, ссылаясь на прежние ему о том изъяснении, сказано, что сколько сам он, хан, может видеть и знает, каким образом здесь з башкирцами, явшимися в подбегах под их киргиские улусы, поступается, и ни один без тяжчайшаго наказания не отпущается, да и впредь кто б в том ни приличился, не инаково ж будет чинено, чего ради для лутчаго от того их воздержания в Башкири почти безвыездно находится переводчик и всеудоб возможным образом всегда о том наведывается, и потому их, башкирцов, сыскивает и сюда присылает, и с отогнанными их киргискими лошадьми, почему оные лошади ему, хану, и отдаются, а башкирцы, как выше значит, наказываются. Что ж касается до яицких казаков, то также о происходимых между ими ссорах без надлежащего разбирательства не оставляется, и кто в том из них, казаков, приличным окажется, оные без изъятия наказываются, ибо невозможно за всеми всего усмотреть и унять, яко между добрыми [380] людми, не бес плутов бывает, однако ж за всем тем надлежит и ему, хану, самому за киргисцами смотреть, дабы и от киргисцов шалостей не происходило, а когда что между ими, киргисцами, и яицкими казаками произойдет, о том изъяснятца с тамошним яицким войсковым атаманом, в чем надлежащее по справедливости разбирательство и удовольствие неотменно чинено быть имеет.

Потом стал говорить он, хан, об отправленном от них к высочайшему Е. и. в. двору Джанибек-салтане, что хотя б-де он и пять лет там продолжился, в том бы ему, хану, сумнения никакого не было, но как-де он послан за их ординским делом, то с тем так нужно и ожидается.

На что ему, хану, он, генерал-майор, объявил, что понеже Российское государство, как он знает, весьма велико и за множеством государственных нужных дел вскоре еще Жанбек-салтана оттоль отправить невозможно, однако ж как он там находится за делом, то может, что уже и не продолжится, в чем он, хан, не сумневался.

Сверх того подтверждал он, хан, еще о китайцах, что-де когда Аблай-салтан сам к нему, хану, приедет или нарочного с подлинным известием о нынешних с ними обстоятельствах пришлет, то-де тогда он, хан, не приминет как господину действительному тайному советнику, так и ему, генералу-майору, дать знать и потому будет уже о всех подробностях обще с ними разсуждать, как в том поступить, дабы-де чрез то как он, подданны Е. и. в. раб, свою усердную и рабскую верность засвидетельствовать мог.

Затем представлял еще прозьбу матери своей Пупай-ханши, что она ныне одежею обнасилась, а давно уже ниотколь снабдения не имеет, причем и сам стал усильно просить, чтоб ее и детей, при ней имеющихся, награждением не оставить; почему он, генерал-майор, во удовольствие ево, хана, и что большею частию оная их мать во всей орде по Абулгаир-хане почитается, объявил ему, хану, что он за службы мужа ея, а их отца и ево, хана, з братьями в знак высочайшей Е. и. в. милости имеет к ней, ханше, послать от порученной ему коммисии косяк голи, тюнь китайки и для детей хорошаго сукна четыре аршина и большую кожу, за что он, хан, будучи тем доволен, благодарил; и тако простясь с ним, генералом-майором, провожен паки в ево лагерь. [381]

Сентября 27 да октября 1-го чисел учинены генералом-майором Тевкелевым по порученной ему коммисии два определения и к находящемуся в казначейской должности капитану Ружевскому насланы ордеры.

1-е. О выдаче приезжавшему сюда Киргиз-кайсацкой Большей орды уйсинского роду известному старшине Кунаю-мурзе, которой в той орде между ими, киргисцами, пред протчими почитается знатным старшиною; к российской же стороне особливое имеет усердие и верность, почему оной Кунай-мурза, как знатной в их орде и почитаемой всеми ими, киргисцами, не беспотребен к здешней стороне и впредь по случаю быть может в знак высочайшей Е. и. в. милости в награждение сукна береславского, по рублю по дватцати по пяти копеек аршин, четыре аршина на пять рублев.

2-е. Понеже приезжавшей сюда Киргиз-кайсацкой орды Айчювак-салтан, объявляя ему, генералу-майору, что он ныне от предприявшаго походу для вспомоществования Средней орде удержался и не поедет, а имеет ныне жениться, только-де имеет крайней недостаток в потребностях при той свадьбе будущих, и для того усильно просил, чтоб ево не оставить снабдением деньгами, почему хотя он и довольно их выпрашивал, однако ж совсем ему от того отказать было неприлично, но в знак высочайшей Е. и. в. милости и дабы он, будучи тем удовольствован, к наивящей верности поощрен был, дано пятьдесят рублев.

Октября 2 числа подано от находящагося при порученной генералу-майору Тевкелеву Пограничной Киргиз-кайсацкой коммисии казначеем капитана Ружевского доношение, которым он, Ружевской, объявляя, что-де находится он при оной порученной ему, генералу-майору, коммисии прошлого 755 году октября с 14 числа и неоднократно при нем, генерале-майоре, находился в походах, а ныне-де за долговременную ево по здешнему месту бытность содержанием себя по недостатку своему пришел не в состояние и просил, чтоб ево, Ружевского, отпустить к полку.

По которому доношению учинено им, генералом-майором, определение, чтоб как на место ево, Ружевского, в должность казначейскую капитана ж так и вместо отпущенного к полку армейского Азовского драгунского полку порутчика Есипова ис порутчиков же или прапорщиков требовать от господина действительного тайного советника и кавалера Неплюева, о чем к [382] нему, господину действительному тайному советнику, послать сообщение; и когда на место ево, Ружевского, другой прислан будет, тогда имеющуюся на руках ево, Ружевского, денежную казну и казенные вещи велеть ему здать, а тому, на место ево присланному, принять, и что им, Ружевским, отдано, а другим принято будет, о том за общими руками в порученную ему, генералу-майору, коммисию подать репорт и потом ево, Ружевского, в приходе и росходе денежной казны и припасов счесть и, когда никакого по приходу и росходу бытности ево начету на нем не явится, то дав ему надлежащую квитанцию, отослать при сообщении ж к помянутому господину действительному тайному советнику и кавалеру Неплюеву.

По силе которого определения к господину действительному тайному советнику и кавалеру Неплюеву сообщение послано и требовано, чтоб на место показанного капитана Ружевского, також и прежде отпущенного к полку порутчика Есипова ис порутчиков или прапорщиков благоволено было прислать. Почему от него, господина действительного тайного советника, на смену помянутому капитану Ружевскому прислан Пензенского полку капитан же Василей Гуляев.

И поданным они, Ружевской и Гуляев, в порученную генералу-майору Тевкелеву коммисию рапортом объявили, что по силе учиненного им, генералом-майором Тевкелевым, определения сменились и что у Ружевского на руках было — денежная казна, вещи и припасы, отданы, а им, Гуляевым, приняты, а что, чего имянно, за общими руками приобщили при том ведомость.

Почему генералом-майором Тевкелевым учинено определение, что означенной, находившейся при порученной ему, генералу-майору, коммисии казначеем капитан Ружевской в приходе и росходе денежной казны, казенных вещей и припасов щитан и по щету начету на нем, Ружевском, не явилось и как денежная казна, и казенные вещи, и припасы за росходом против поданной от него, Ружевского, обще с капитаном Гуляевым ведомости в остатке показано сходственно, и того б ради, дав ему, Ружевскому, в том квитанцию, отослать при сообщени к господину действительному тайному советнику и кавалеру Неплюеву. Почему ему, Ружевскому, квитанция дана и при сообщени к господину действительному тайному советнику и кавалеру Неплюеву отослан. [383]

Учинены генералом майором Тевкелевым следующие по коммисии ево определения:

1-е. Октября 9, чтоб отосланное киргиз-кайсацкого Нурали-хана к матери ево, Пупай-ханше, сукно береславское четыре аршина, по рублю по дватцати по пяти копеек аршин, на пять рублев; голь красную в четырнатцать рублев в пятьдесят копеек, китайки тюнь в шесть рублев в семдесят пять копеек, да кожу в девяноста копеек, всего на дватцать на семь рублев на пятнатцать копеек, записать в росход.

2-е. 9-го ж октября, что понеже приезжавшей сюда Киргиз-кайсацкой Меньшой орды Айчювак-салтан в бытность у генерала-майора Тевкелева просил, чтоб за отданную для починки им, Айчювак-салтаном, оренбургскому казаку Василию Полозову насеченную серебром узду с патфиями ряженые им за работу деньги восемдесят копеек отдать от коммисии ево, генерала-майора, и того б ради во удовольствие ево, Айчювак-салтана, реченному казаку Полозову означенное число денег восемдесят копеек выдать, записав в росход с роспискою.

3-е. Октября 10 числа понеже в приезд сюда киргиз-кайсацкого Нурали-хана и брата ево Айчювак-салтана как при трактовании ево и находящихся при них салтанов, старшин и киргисцов и в бытность же знатных старшин Киргиской Большей Куная-мурзы, да Средней орды Кулсары-батыря з бывшими при них киргисцами здесь, так и для посылки к хану и Айчювак-салтану в лагирь, куплено и употреблено разных съестных и протчих припасов, а имянно: баранов дватцать шесть, каждой по семидесят по пяти копеек, на девятнатцать рублев на пятьдесят копеек; кургашков семь, каждой по тритцати по пяти копеек, на два рубли на сорок на пять копеек; пшена сорочинского два пуда тринатцать фунтов, по два рубли по пятидесят копеек пуд, на пять рублев на восемдесят на одну копейку с четью; луку на осмнатцать копеек, яиц на один рубль на одиннатцать копеек, муки пшеничной сееной два пуда на семдесят копеек, масла коровьева полпуда на один рубль, арбузов на восемдесят копеек, цыплят сорок три, каждой по три копейки, на рубль на дватцать на деветь копеек; свежины на пятьдесят на пять копеек, два гуся, каждой по пятнатцати копеек, на тритцать копеек; восемь уток, каждая по десяти копеек, на восемдесят копеек; меду сырцу два пуда, по рублю по восмидесят копеек пуд, на три рубли на [384] шездесят копеек; итого на тритцать на восемь рублев на девять копеек с четью. Да наличных прежней покупки, имеющихся при коммисии припасов же: масла коровьего один пуд тритцать фунтов, по два рубли пуд, на три рубли на пятьдесят копеек; перцу два фунта, по тритцати копеек фунт, на шездесят копеек; инбирю два ж фунта, по десяти копеек фунт, на дватцать копеек; гвоздики шесть золотников, по три копейки по три чети золотник, на дватцать на две копейки с половиною; сахару два фунта с половиною по дватцати по две копейки с половиною фунт, на пятьдесят на шесть копеек с четью; итого на пять рублев на восемь копеек на три чети, а всего при том трактовани употреблено на сорок на три рубли на восьмнатцать копеек, того б ради как за показанные покупные и употребленные при трактовани припасы тритцать восемь рублев деветь копеек с четью выдать, так и прежней покупки имеющияся при коммисии припасы записать в росход, и о том к находящемуся в казначейской должности капитану Гуляеву наслать ордер. Почему оному капитану Гуляеву того ж числа ордер и наслан.

4-е. Октября 13 числа понеже как в прошлом 756 году в бытность ево, генерала-майора, в Ылецкой крепосце при свидани с киргиз-кайсацким Нурали-ханом из имеющихся покупных при коммисии ево, генерала-майора, чаш и блюд деревянных, розданные теленгутам ево, ханским, а имянно: чаш — четыре, каждая по десяти копеек, на сорок копеек; блюд дватцать, каждое по две копейки, на сорок же копеек; да при трактовани, будучи тогда во оной крепосце и ныне приезжавших сюда при нем, хане, киргисцов разбито блюд дватцать на сорок копеек, а всего на рубль на дватцать копеек; того ради оные чаши и блюды ис приходу исключить.

5-е. Октября 15 числа о записке в росход розданного в бытность ныне здесь киргиз-кайсацкого Нурали-хана и брата ево Айчювак-салтана приезжавшим при них киргисцам и их теленгутам табаку, оставшаго от прежней ему, генералу-майору, порученной же коммисии, дватцати шести фунтов по четыре копейки с четью фунт, на рубль на десеть копеек с половиною.

Октября 24 числа присланная от киргиз-кайсацкого Нурали-хана с теленгутом ево Айярыком из беглых в прошлом 755 году башкирская женка в порученной генералу-майору Тевкелеву Пограничной киргиз-кайсацкой коммисии допросом показала, что [385] она в прошлом 755 году при муже своем бегала за Яик в киргиз-кайсаки и находилась во оной в чиклярском роду у киргисца Курмана, от которого бежав, явилась к киргиз-кайсацкому Нурали-хану, а от него прислана ныне сюда в Оренбург; которая башкирка отпущена для пребывания в прежнее ее жительство.

З данным билетом и с надлежащим подтверждением учинены генералом-майором Тевкелевым нижеследующие определения:

1-е. Октября 28 о покупке для топления казенной светлицы, где письменные дела по коммисии ево, генерала-майора, производятся и казенные вещи содержатся, на наступающую ныне зиму дров трех сажен, да свеч сальных тысячи и чернил простых одного ведра настоящими ценами бес передачи, употребя на то деньги из имеющихся при коммисии ево, генерала-майора, записав в росход с росписками тех, у кого что будет куплено.

2-е. Того ж 28 октября понеже усмотрено ис поданной при репорте за общими руками капитанов Ружевского и Гуляева при смене их ведомости, что имеется употребленных в нынешнем в бытность здесь киргиз-кайсацкого Нурали-хана и братьев ево Эрали и Айчювак салтанов при трактовани их с находящимися при них старшинами и киргисцами баранов тритцать три овчины, в которых по коммисии ево, генерала-майора, никакой надобности не состоит, и того б ради оные овчины с публичного торгу настоящею ценою продать и взятые за них деньги записать в приход.

Того ж 28 числа октября послано к господину действительному тайному советнику и кавалеру Неплюеву сообщение, при чем отпущен находящейся при команде генерала-майора Тевкелева Оренбургского гарнизона Пензенского пехотного полку сержант Поляков со объявлением, что в нем, Полякове, по состоянию команды ныне потребности не настоит и рекомендовано, что он, Поляков, во всю ево при команде ево, генерала-майора, бытность как себя имел, так и по должности ево положенные дела исправлял добропорядочно и состояния доброго.

Октября 30 числа учинено генералом-майором Тевкелевым определение о выдаче присыланным от киргиз-кайсацкого Нурали-хана с письмами на общее имя господина действительного тайного советника и кавалера Неплюева и ево, генерала-майора, теленгутам ево ханским Айярыку да Мергень-Кашке во удовольствие ево, хана, и за привоз присланной от него, хана, сюда беглой башкирки, из имеющихся при коммисии ево, [386] генерала-майора, казенных кож по одной, а обоим двух ценою на один рубль на восемдесят копеек.

Ноября 23 числа посланы в Государственную Коллегию иностранных дел два доношения следующаго содержания:

1-е. «В Государственную Коллегию иностранных дел генерала-майора Тевкелева покорнейшее доношение.

Оной Государственной Коллегии от 20 числа минувшаго августа, что в бытность здесь киргиз-кайсацких Эрали и Айчювак салтанов происходило, и сколько ими и киргиз-кайсаками из бежавших к ним башкирцов обратно сюда отпущено, и самими ими по прозьбе их, башкирцов, привезено, с приложением журнала всепокорнейше от меня донесено, а понеже и еще после того оных башкирцов от них, киргиз-кайсак, отпущено и самими ими по вышеписанному привезено, и в порученной мне коммисии объявлено мужеска тринатцать да женска восемь, итого дватцать одна душа, о чем, яко же и о протчем, что по порученной мне коммисии принадлежит, з держанного журнала при сем всепокорнейше копию прилагаю».

2-е. «В государственную Коллегию иностранных дел генерала-майора Тевкелева всепокорнейшее доношение.

Понеже, что в нынешнюю киргиз-кайсацкого Нурали-хана здесь бытность во время свидания моего с ним в конференции происходило, о том учиненной от меня журнал для сведения посылан был и к господину действительному тайному советнику кавалеру и Оренбургской губернии губернатору Неплюеву с находящимся при порученной мне коммисии в должности секретарскай коллежским регистратором Атаевым, ибо я за болезнию моею ни по губернской канцелярии не присудствую, ни с ним, господином действительным тайным советником по прибыти сюда ево, хана, во время конференцей обще не был, следственно, и оные как у него, господина действительного тайного советника, так и у меня с ним, ханом, происходили порознь, почему и от него, господина действительного тайного советника, присылан же был ко мне обретающейся при Пограничной экспедиции в должности секретарской чином коллежского регистратора переводчик Чючалов со объявлением мнения на представлении оного хана ево, господина действительного тайного советника, и с таким изъяснением, дабы что ни происходило в конференциях с ним, ханом, как у него, господина действительного тайного советника, так и у [387] меня то б все, не прилагая особливых журналов, только краткими речми означить в том доношении, к чему я хотя со мнением ево, господина действительного тайного советника, был и согласен, однако ж приказал оному Чючалову ему, господину действительному тайному советнику, донесть, что я, как выше значит по общему нашему разсуждению, [с] мнение[м] ево, господина действительного тайного советника, согласен; только чтоб о том, как с ним, ханом, в конференциях происходило, и что он, будучи у него, господина действительного тайного советника, и у меня говорил, и какия на то ему, хану, были изъяснени, каждого по числам журналы, при том были приложены, а затем бы уже сославсясь на те журналы, в доношени токмо мнение объяснить, ибо оное б было видняе и к справкам удобнее, точию для чего уже он, господин действительной тайной советник, к тому не согласился и с каким мнением во оную Государственную Коллегию иностранных дел единственно токмо от себя представление учинил, о том я неизвестен. А что у меня с ним, ханом, в конференции было, о том при сем всепокорнейше прилагаю копию. Чим и кончилось, Алексей Тевкелев».

Коллежской регистратор Степан Атаев, Василий Протопопов.

АВПРИ, Ф. 122/1. 1757 г. Д. 4. Л. 1-90. Подлинник; ОВА МОН РК. Ф. 11. Оп. 4. Д. 247. Л. 1-177. Фотокопия с оригинала.

Комментарии

83. Ишим-султан (1744-1797), султан Младшего жуза, с 17.09.1795 по 27.03.1797 гг. — хан. Старший сын Нуралы-хана от первой жены. В период правления Нуралы-хана управлял одним из родов поколения байулы. В сентябре 1795 г. был возведен в ханы Младшего жуза по инициативе и активном содействии симбирского и уфимского генерал-губернатора С. К. Вязмитинова (1794-1796). 20.10.1796 г. утвержден в этом звании императрицей Екатериной II. 27 марта 1797 г. убит сподвижниками батыра Срыма Датова (ум. в 1807 г.). Похоронен в степи недалеко от р. Урал напротив Калмыковской крепости. О нем см.: ГАОрО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 58; ЦГА РК. Ф. И-4. Оп. 1. Д. 634. Л. 3-3 об.; Мейер Л. Киргизская степь. С. 22-23; Вяткин М. П. Батыр Срым. С. 289-315; Касымбаев Ж. Государственные деятели. С. 193-202; Ерофеева И. В. Символы. С. 131.

84. Пиралы-султан (1744/45-10.05.1805), султан Младшего жуза, с 1770 г. — хан мангышлакских туркмен и казахов рода адай поколения байулы Младшего жуза. Второй сын хана Нуралы и внук Абулхаир-хана.

В 1750-1752 гг. находился в качестве аманата хана Нуралы в Оренбурге. После возвращения в Степь некоторое время кочевал вместе с отцом, позднее управлял родом адай. В 1770 г. по желанию мангышлакских туркмен и казахов-адаевцев был избран ханом. Дважды — в 1784 г. и 6 сентября 1791 г. — обращался с письмом на имя симбирского и уфимского генерал-губернатора О. А. Игельстрома (1784-1792) о предоставлении ему с подвластным народом российского подданства. Указом императрицы Екатерины II от 31 октября 1791 г. его просьба была удовлетворена. 9 мая 1802 г. был утвержден императором Александром I в звании хана мангышлакских туркмен и казахов рода адай. Приблизительно в начале 1805 г. жил некоторое время в России. События, происходившие в последние годы жизни, освещены в источниках слабо и противоречиво. Умер естественной смертью в своих кочевьях 10 мая 1805 года. О нем см.: ЦГА РК. Ф. И-4. Оп. 1. Д. 2122. Л. 63-65; ГААО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 2310. Л. 2-3; РГИА. Ф. 1409. Оп. 1. Д. 164. Л. 5, 6 об., 7; МИКССР-2. Док. № 130. С. 350, 353; Сиверс И. Письма. С. 118; Левшин А. И. Описание. С. 222, 253, 274; Ерофеева И. В. Символы. С. 121-122.

85. Алауша (Алевша, Алюша)-султан, султан Младшего жуза, сын аральского хана Шах-Тимура (1707/08-1736), происходившего от одной из побочных ветвей династии среднеазиатских Шибанидов. Был женат на дочери Нуралы-хана. О его происхождении см.: Ерофеева И. В. Родословные. С. 113-115.

86. Амурсана (1722-1755), джунгарский владетельный нойон из рода хойт. В период междоусобной войны в Джунгарии в первой половине 1750-х гг. активно поддерживал одного из претендентов на ханский престол нойона Даваци (ум. в 1756 г.). Став правителем ханства, Даваци в ответ на требование Амурсаны отдать ему половину ханства двинул против прежнего соратника свои войска и разорил его кочевья. Осенью 1754 г. Амурсана бежал в Китай и обратился к цинскому императору за помощью. Цинский двор решил использовать его и других ойратских перебежчиков в качестве орудия для разгрома Джунгарского ханства. Обманувшись в надеждах стать всеойратским ханом, Амурсана осенью 1755 г. возглавил народно-освободительное движение в Джунгарии, которое в 1757 г. было жестоко подавлено цинскими властями. В апреле 1756 г. Амурсана, оставленный большинством своих сподвижников, в сопровождении 200 воинов бежал в казахские кочевья под защиту султана Аблая. Несмотря на многократные требования Цинов о выдаче Амурсаны, Аблай под разными предлогами отказывался это делать, рассчитывая в результате поддержки мятежного нойона решить в конечном итоге проблему расширения пастбищ для казахов Среднего жуза. Осенью 1756 г. Амурсана бежал из владений Аблая в Россию и умер в Тобольске от оспы. См.: Кузнецов В. С. Амурсана. Новосибирск. 1980; Сулейменов Р. Б., Моисеев В. А. Из истории. С. 55-65.

87. Основные события военного противостояния между Цинской империей и казахскими ополченческими отрядами, возглавляемыми Аблаем, отражены в ряде опубликованных исторических документов и специальных исследованиях. См.: ЦИКХ. Т. 1; Сулейменов Р. Б., Моисеев В. А. Из истории. С. 53-65 и другие.

Текст воспроизведен по изданию: Журналы и служебные записки дипломата А. И. Тевкелева по истории и этнографии Казахстана (1731-1759 гг.) // История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Том III. Алматы. Дайк-пресс. 2005