ТЕВКЕЛЕВ И. В.

1757 года

1757 года Журнал по порученной в Оренбурге генерал-майору Тевкелеву Коммисии по делам Киргис-Кайсацким с приложением приходных и расходных книг деньгам и вещам, употребленным по оной Коммисии под литерами К.Л.М.Н.О.

Генералом-майором Тевкелевым по порученной ему коммисии учинены нижеследующия определении.

1-е. Генваря 20-го числа, что прошлого 755 года сентября 25 числа при указе Е. и. в. из Государственной Коллегии иностранных дел прислан к нему, генералу-майору, с инструкциею о порученной ему коммисии той Коллегии подканцелярист Данила Бахматов, которой им, генералом-майором, потребности ево при той коммисии и удержан, при коей будучи он, Бахматов, находился с ним, генералом-майором, в отдаленных степных и протчих местах безотлучно и по должности своей употреблял себя с ревностным усердием порядочно, и тако быв он, Бахматов, всегда в отлучках не без крайней нужды и принужден был себе иметь, следственно, и излишней убыток нести. По состоянию же ныне порученной ему, генералу-майору, коммисии дальней потребности в нем, Бахматове, уже не настоит, почему он, Бахматов, и отпущается обратно в Государственную Коллегию иностранных дел при доношении; того ради и дабы он, Бахматов, в крайнем недостатке себя иметь не мог, за понесенную им нужду выдать ему, Бахматову, в награждение не в зачет третное, поскольку ево жалованье, а имянно, дватцать шесть рублев шездесят шесть копеек, две трети с вычетом по указу на госпиталь по копейке с рубля дватцети шести копеек дву третей, и о той выдаче, яко же и о записке оных денег в росход, а вычетных в приход к [325] обретающемуся при казенных вещах и денежной казне щетчику сержанту Белоусову дать приказ, о чем и Государственной Коллегии иностранных дел в посланном о нем, Бахматове, доношении всепокорнейше донесть.

2-е. 25-го числа, чтоб отправляющимся ныне от него, генерала-майора, с нужнейшими представлениями в Правительствующий Сенат и в Государственную Коллегию иностранных дел, а имянно: в Правительствующий Сенат находящемуся при порученной ему, генералу-майору, Пограничной киргиз-кайсацкой коммисии в толмаческой должности отставному салдату Уразаю Абдулову в Государственную Коллегию иностранных дел той Коллегии подканцеляристу Даниле Бахматову выдать на платеж прогонных денег в один путь, каждому на две почтовые, а обоим — на четыре подводы из имеющихся при коммисии ево, генерала-майора, казенных денег, а имянно: от Оренбурга до Казани на пятьсот на дватцать на одну версту — по денге на версту — десять рублев сорок две копейки; от Казани до Москвы на семьсот на тритцать на пять верст — по денге ж на версту — четырнатцать рублев семьдесят копеек, а от Москвы до Новагорода на пятьсот на сорок на восемь — по копейке — дватцать один рубль девяноста две копейки; от Новагорода до Санкт-Петербурга на сто на восемдесят на шесть верст — по две копейки на версту — четырнатцать рублев восемдесят восемь копеек, итого шездесят один рубль девяноста две копейки, записав в росход с росписками их, Абдулова и Бахматова, о выдаче коих обретающемуся при казенных вещах и денежной казне щетчику сержанту Белоусову дать приказ. Почему оному щетчику сержанту Белоусову приказы и даны.

Того ж числа послано в Государственную Коллегию иностранных дел доношение, при котором присланной к нему, генералу-майору, в прошлом 755 году с инструкциею о порученной ему киргиз-кайсацкой коммисии той же Коллегии подканцелярист Данила Бахматов обратно во оную Коллегию отправлен, и притом донесено, что он, Бахматов, будучи при нем, генерале-майоре, всегда в отлучках, не бес крайней нужды принужден был себя иметь, следственно, и излишней убыток нести, то дабы он, Бахматов, в крайнем недостатке быть не мог. За понесенную им нужду и труды выдано им, генералом-майором, ему, Бахматову, из имеющихся при порученной ему коммисии денег в [326] награждение не в зачет третное по окладу ево жалованье и не соизволено ль будет ево, Бахматова, за понесенные им будучи здесь нужды и прилежные труды, в поощрение того хотя прибавкою жалованья милостиво наградить.

Февраля 15 числа получены Яицкого войска от войсковых атамана Бородина и от старшины Митрясова письма. От Бородина: что киргиз-кайсацкой-де Нурали-хан присланным к тому Яицкому войску письмом объявляет, что для чего посыланной к нему от того войска войсковой старшина Митрясов у него, хана, был, оное он, хан, с ним, Митрясовым, все окончали, а понеже-де послан от него, хана, ко двору Е. и. в. Джанебек-салтан ⁸¹ с товарыщи, того ради просит, дабы послать с ними помянутого старшины Митрясова сына Алексея и при нем дву старшинских детей, ибо-де, когда они с ними пошлются, то им, киргисцам, будет вернея, да еще-де он, хан, требует о присылке к нему от их Яицкого войска одного старшины для разобрания всяких дел, которой-де при нем, хане, продолжался до весны, токмо-де по одному ево ханскому требованию реченного старшины и старшинских детей при помянутом Джанебек-салтане войско Яицкое без особливаго указа послать не смеет, но для препровождения оного салтана до Оренбурга нарочной старшина послан, а к Нурали-хану для розобрания при нем дел старшина Уфинцов отправлен. От Митрясова: что бывши он, Митрясов, у реченного хана, что касалось в перегоне киргисцами табунов оные по ево с ним, ханом, согласию все на степную сторону перегнаты, с чем-де он, Митрясов, от него, хана, и возвратился, причем також представлял, что он, хан, просил об отпуске со отправленным от него в Санкт-Петербург солтаном, сына ево Алексея, и что присыланной от него, генерала-майора, к оному хану толмач Арапов находился при нем, хане, весьма порядочно, и он, Митрясов, им доволен.

Учинены им, генералом-майором, нижеследующие определении:

1-е. Февраля 18 числа, что находящейся при порученной ему, генералу-майору, Пограничной киргиз-кайсацкой коммисии толмачь Матвей Арапов по возвращении ево, генерала-майора, из Санкт-Петербурга, как тогда с письмом от него, генерала-майора, в Киргиз-кайсацкую орду к хану ездил со известием о том ево, генерала-майора, сюда приезде и с требованием условия по прошлогодскому положению о нынешнем с ним свидани, також и [327] для объявления и истолкования во всех улусах и всем по тракту находящимся киргиз-кайсакам о безопасном на здешнюю ярмонку приезде, так и после того уже сколько по оной коммисии толь не меньше и по Оренбургской губернской канцелярии неоднократно в ту Киргиз-кайсацкую орду к реченному хану и к брату ево Айчювак-салтану посылан был, да и ныне по самонужнейшему делу из Оренбургской губернской канцелярии употреблялся в посылке же и к нему ж, хану, в орду, в которых будучи находится по немалому времяни? Положенные же дела исправляет все с прилежным тщанием исправно, как то бывшей у оного хана от войска Яицкого войсковой старшина Митрясов присланным к нему, генералу-майору, письмом о ево, Арапова, тамо искусном и добром поступке засвидетельствовал, и для того б за те ево, Арапова, прилежные труды, и что он против протчих всегда употребляется в таких дальних посылках и по немалому времяни от дому своего бывает отлучен, и дабы чрез то, как он человек небогатой и маложалованной, не мог притти в крайнее истощание, выдать ему, Арапову, в награждение из имеющихся при коммисии ево, генерала-майора, казенных денег десеть рублев.

2-е. 26 числа о выдаче присыланному от киргиз-кайсацкого Нурали-хана с письмами на общее имя господина действительного тайного советника и кавалера Неплюева и ево, генерала-майора, теленгуту ⁸² ево Палванкулу во удовольствие ево, хана, в награждение на кафтан салдатского сукна трех аршин с половиною, по пятидесят по девяти копеек аршин, на два рубли на шесть копеек с половиною.

Марта 5 числа подан от находящагося при коммисии генерала-майора Тевкелева в казначейской должности капитана Ружевского репорт, что со употребленных в прошлом 756 году при трактовани хана, салтанов с киргисцами в бытность ево, генерала-майора, в Ылецкой крепосце казенных пятидесят четырех, и по возвращени оттоль здесь, в Оренбурге, двенатцати, а всего шестидесят шести баранов снятые овчины проданы здесь, в Оренбурге, по той же цене, как и напредь сего со употребленных для такого ж трактования баранов овчины проданы, а имянно: каждая по одиннатцати копеек, а за все шездесят шесть взято семь рублев дватцать шесть копеек, и требовал о записке оных денег в приход резолюцию. Почему того ж числа учинено определение и к помянутому капитану Ружевскому наслан ордер, чтоб за [328] показанные проданные им шездесят шесть овчин взятые деньги семь рублев дватцать шесть копеек записал в приход.

Марта 21 числа подано от находящагося при коммисии генерала-майора Тевкелева армейского Азовского драгунского полку порутчика Есипова доношение, что он, Есипов, находится при порученной ему, генералу-майору, коммисии с начала прошлого 1756 году, при которой будучи за отлучением от полку и за отправлением ево по оной коммисии от него, генерала-майора, в Петербург на почте за весь тот 756 год рационных денег, да сентябрьскую треть оного ж году, денежного жалованья не получал и просил, чтоб о выдаче ему за означенной 756 год надлежащих по рангу ево рационных денег и за прошедшую сентябрьскую треть денежного жалованья, куда надлежит сообщить. По которому доношению о выдаче ему, Есипову, за 756 год рационных денег в Оренбургскую губернскую канцелярию, а за сентябрьскую треть того ж году денежного жалованья надлежащаго числа главного камисариата в коммиссию ведомства обер-кригс-камисара Левашова сообщении посланы.

Марта 29 числа учинено генералом-майором Тевкелевым определение о выдаче присланным сюда от киргиз-кайсацкого Нурали-хана с письмом на общее имя господина действительного тайного советника и кавалера Неплюева и ево, генерала-майора, киргисцам Баймурзе да Кутею во удовольствие ево, хана, в награждение из имеющихся при коммисии ево, генерала-майора, казенных сукон, салдатского — каждому по три аршина с половиною, а обоим — семи аршин ценою по пятидесят по девяти копеек аршин, на четыре рубли на тринатцать копеек, да для покупки им на дорогу пищи денег дватцати копеек.

Апреля 9 числа подан репорт Оренбургской пограничной таможни от коллежского камисара Седекова, что по ордеру, данному ему от генерала-майора Тевкелева прошлого 756 году ноября от 22-го числа, велено ему, будучи в Екатеринбурге, для коммисии ево, генерала-майора, на данные и потом присланные к нему при ордере казенные деньги двести рублев, и скупить канф и голей, почему-де он, Седеков, будучи на Ирбицкой ярмонке, и купил, а имянно: две голи большей руки — коришневую да голубую, ценою каждая по семнатцати рублев на тритцать на четыре рубли; канф большей же руки две — голубую да алую — по дватцати по пяти рублев на пятьдесят рублев, да две ж черные — [329] малой руки — по семнатцати рублев на тритцать на четыре рубли, а всего — на сто на семнатцать рублев, которые голи и канфы и оставшие от покупки оных деньги восемдесят два рубли при том репорте объявил.

Почему учинено им, генералом-майором, определение и к находящемуся в казначейской должности капитану Ружевскому наслан ордер, чтоб от помянутого камисара Седекова показанные покупные им голи и канфы, також и оставшие деньги восемдесят два рубли в коммисию ево, генерала-майора, принять и записать в приход.

Того ж апреля 29 числа учинено определение, и к находящемуся в казначейской должности капитану Ружевскому наслан ордер о покупке на росход в коммисию генерала-майора Тевкелева, приторговав настоящею ценою без передачи сальных свеч тысячи, да чернил орешковых полведра.

Майя 1-го да 5-го чисел послано в Оренбургскую губернскую канцелярию два сообщения: истребовано о выдаче находящемуся при коммисии генерала-майора 1-го Оренбургского гарнизонного драгунского полку капитану Осипу Тевкелеву с прибытия ево из отпуску, а имянно: сего 757 году за март и апрель месяцы как денежного жалованья, так и за рационы; и на денщиков 2-го Азовского армейского драгунского полку порутчику Петру Есипову сего ж 757 году за прошедшую генварскую треть рационных денег.

Майя 6 подано от находящагося при порученной генералу-майору Тевкелеву Пограничной Киргиз-кайсацкой коммисии в толмаческой должности отставного салдата Уразая Абдулова доношение, которым он просил о выдаче ему сего 757 году за прошедшую генварскую треть определенного им, генералом-майором, денежного жалованья, и по учиненной справке учинено им, генералом-майором, определение и к находящемуся в казначейской должности капитану Ружевскому наслан ордер. Велено ему, Абдулову, по силе учиненного им же, генералом-майором, прошлого 755 году декабря 22 дня определения выдать за прошедшую генварскую треть шесть рублев, записав в росход с роспискою.

Майя 31 числа получено от господина действительного тайного советника и кавалера Неплюева сообщение, в котором написано, каков о командировании отсель для нынешних летних [330] форпостов вверх и вниз по Яику казаков и по скольку, где из них на оные фарпосты расположить и на каком основании их иметь, и как в недопущении ни киргис-кайсак, ни башкирцов чрез Яик, кроме идущих ис Киргис-кайсацкой орды назад с повинною башкирцов, поступать, из Военной походной ево, господина действительного тайного советника, канцелярии войсковому атаману Могутову указ дан, яко они командированы чрез него ис команды ево, и в какой силе; потом в дополнение того к командиром дистанцей — ордеры, и к нему — указ же от него ж, господина действительного тайного советника, посланы; со оных к нему, генералу-майору, сообщены копии. И хотя-де все сие, как дело воинское, и до воинских людей принадлежащее, так по воинской команде и чинится, но понеже-де те наставлении в том елико принадлежит, до пуступак их киргис-кайсаками в случае их к Яику приходу и до киргиских дел касаются, которыя он, господин действительной тайной советник, по указом Е. и. в. из Государственной Коллегии иностранных дел обще с ним, генералом-майором, производит, того ради и ево, генерала-майора, на сие мнения требует, а в копиях написано, а имянно:

В указе из Военной походной ево, действительного тайного советника и кавалера, канцелярии Оренбургской губернии нерегулярных войск войсковому атаману Могутову по нынешнему летнему времени нужно есть по Яику места вверх до Орска, а вниз до Переволоцкой крепости и ниже фарпостами умножить, яко по жалобам киргис-кайсацким известно, что башкирцы начали уже у них лошадей красть, и ежели сего не прекратить, то от того могут со обоих сторон худыя следствии быть, того ради определяется вам из имеющихся здесь команды вашей оренбургских и ногайбацких казаков учинить командирование вверх при казацком полковнике Хошоутове шести стам, а вниз по Яику при войсковом ясауле Уанчукове двум стам человеком с принадлежащими к ним ротными чинами, ис которых велеть расположить вверх по Яику. Во-первых, доколе армейской Троицкой драгунской полк сюда прибудет при Везовом редуте и то потом между Красногорска и Озерной крепости при Гирьялском — другое сто, между Озерной и Ильинской при Никольском — третье сто, а между Ильинской и Губерлинской при Подгорном редуте при полковнике Хошоутове — двести, да между Губерлинской и Орской крепостей при Разбойном редуте — шестое сто человек, дабы [331] они, тако будучи при тех рядутах, и лутчее себе пристанище и в конских кормах большей простор иметь, и между теми крепостьми, и редутами розъезды удобнее чинить могли, а вниз по Яику, доколе армейской Азовской драгунской полк сюда прибудет, на общем Сырту при войсковом ясауле — сто, да ниже Переволоцкой к Нижней Озерной крепости, на том же общем Сырту — другое сто человек, и тако в той командировке восемьсот шездесят семь, да на здешних (азиатских) заяицких фарпостах сверх внутренних употребленей — сто тритцать три, а всего тысяча человек во употреблении быть имеет, причем оным вверх и вниз по Яику командируемым предписать, как в походе так и на местах, будучи от воровских набегов, лошадиных отгонов и протчих злодейств не только со степной, но и со внутренней стороны ежечастную и крепкую предосторожность иметь, и чрез реку Яик ни киргис-кайсак, ни башкирцов, ни тайно, ни явно, отнюдь не перепущать, и для того от лагиря надлежащия караулы иметь, лошадей же в поле сколько можно ближе к лагирю под достаточным караулом содержать, а для всякого незапного случая по нарочитому числу и в лагире из них оставлять, так чтоб в случае какой тревоги можно было над ворами на них без потеряния времени поиск учинить, для смотрения же в пустых местах воровских следов каждым от своего редута, а имянно от Вязоваго к Нежинскому редуту и к Красногорской крепости, а з другой стороны от Гирьялского х Красногорской же и к Озерной крепости, потому ж и от протчих, от каждаго на обе стороны, по три раза в сутки, то есть, по утру как свет, да в полдни, и в вечеру, как солнце сядет, бденные разъезды чинить, посылая во оныя человек по шести, а не менее в каждой и о дву конь каждого, так что доколе одни возвращаются, дотоле бы другия на места их вперед в выступлении уже были, дабы в тех пустых местах беспрестанное движение было, и тако воров, яко же и их следов всячески высматривать, и ежели где они, воры, усмотрятся, то их стараться ловить, и не только на внутренней стороне вверх по Яику к Уральским горам, а вниз по Яику, к вершинам реки Сакмары, но и за Яик за ними погоню и неупущаемые поиски над ними чинить, а ежели станут противиться, то с ними, яко со злодеями поступать, только за Яик на такое разстояние гоняться, чтоб здешние команды опасности подвержены не были, яко то так высочайшими Е. и. в. указами из государственных военной от [332] 25-го числа июля и иностранных дел Коллегей от 2-го числа сентября минувшаго 756 году повелено. И которыя пойманы будут, тех и с лошадьми, кои с ними взяты будут, не отбирая их от них, для отсылки сюда в ближния крепости отдавать, а буде где воровская партия при перелазе чрез Яик появится или поход ее инуда куда на здешней стороне по следам усмотрится, такая, что самим им фарпостовым без подмоги ненадежно будет с ними управиться, в таком случае им от них сколько возможно воинской отпор чинить, а между тем из других команд, как из регулярных, в крепостях гарнизонами имеющихся, так из нерегулярных, отколь скоряе получить удобно сикурсу требовать, буде сие одним разъездным случится, то в таком случае стараться им к командам своим от них ускорять, и знать давать, почему оныя и должны, не упущая их, воров, по следам догонять, а сверх того и в другия ближния места знать же давать, потому ж от каждаго фарпоста и другия команды и крепости в случае требования в самой скорости по крайней возможности и без всякого упущения времени сикурсовать, токмо которыя ис Киргис-кайсацкой орды из беглых туда бунтовщиков башкирцов назадь с повинною выходить будут, тех, не чиня им никакой обиды, и не отбирая от них ничего, для учинения с ними надлежащаго, в ближние ж крепости отдавать, ибо как с ними поступать, о том во всех крепостях точныя указы и определении отсель имеются, что ж когда у них будет происходить, о том о всем им к командиром дистанцей репортовать, а сверх того и в протчия ближния крепости знать давать, також и особливо сюда с недельною почтою, сверху Яика сюда бываемою, а в случае знатнаго какого приключения и чрез нарочных репортовать, токмо без знатной нужды нарочных в посылки с репортами не задолжать, впротчем же им, будучи на тех фарпостах, быть в команде тамошних дистанцей командиров и по их ордерам поступать, причем и провиант им по прошествии наступающаго июня месяца, на которой здесь выдан ис тамошних крепостей, близь которых они будут, и где онаго без-оскудно требовать и получать. Однако ж сверх того всех тех казаков и самим вам, ежели возможно, то каждой месяц осматривать, все ль они в надлежащем порядке исправности будут.

В ордере к полковнику Родену коликое число для умножения летних фарпостов вверх по Яику на станцию вашу и до Орска послано отсель при казачьем полковнике Хошоутове казаков, и [333] поскольку, где из них велено на оные фарпосты расположить, и на каком основании их иметь, и в недопущении киргис-кайсак и башкирцов чрез Яик, кроме идущих ис Киргис-кайсацкой орды назадь с повинною башкирцов, поступать, о том з данного здесь из Военной походной ево, господина действительного тайного советника, канцелярии войсковому атаману Могутову, чрез которого ис команды ево то командирование учинено указу, для ведома, и по дистанции ево, полковника Родена, исполнения к нему копия сообщена, токмо все то чинить, елико до киргис-кайсак касается, с крайним осмотрением, разве бы многолюдная партия чрез Яик усиливаться стала переходить и инако увещеванием отвратить бы было невозможно, чтоб не ходили, то в таком случае уже, яко противникам, оружием препятствовать, токмо бы за Яик вдаль весьма не гонялись и тем себя опасности не подвергали, а особливо бы к улусам киргиским в близость не подъезжали, ибо ежели неосмотрительно будут поступать, то к напрасным ссорам притчину подать могут, а и за башкирцами бы, идущими на воровство, во время их возвратнаго побегу далее Сакмары-реки не гонялись, а инако в том ответственны будут, о чем во все крепости и на фарпосты казакам наикрепчайше подтвердить ему, Родену, определено, а и войсковому атаману Могутову дополнительной указ дан. В указе из Военной походной ево ж, действительного тайного советника и кавалера канцелярии Оренбургской губернии нерегулярных войск войсковому ж атаману Могутову, каковы о командированных вами по Яику на фарпосты ис команды вашей казаках и о учреждении тех фарпостов, в дополнение данного вам указа посланы ордеры к командиром дистанцей; со оного вам для непременного тем казакам исполнения прилагается при сем копия, по которому вам и от себя на те фарпосты, которыя учреждаются, ис команды вашей как вверх, так и вниз по Яику, о том подтвердить, получа, токмо вниз по Яику то, что написано, к полковнику Родену о погоне за ворами башкирцами во время возвратного их побегу не далее реки Сакмары.

Подскрыптом написано, для учреждения доброго порядку весьма потребно, дабы вы перваго числа наступающаго июня сами вверх по Яику до Орска ехали.

Июня 3-го числа учинено им, генералом-майором, определение на вышеозначенное сообщение господина действительного тайного советника, кавалера и Оренбургской губернии губернатора [334] Неплюева, которым объявлял, что каков о командировании отсель для нынешних летних фарпостов вверх и вниз по Яику казаков, и поскольку, где из них на оные фарпосты расположить, и на каком основании их иметь, и как в недопущении ни киргис-кайсак, ни башкирцов чрез Яик, кроме идущих ис Киргис-кайсацкой орды назадь с повинною башкирцов, поступать, из Военной походной ево канцелярии войсковому атаману Могутову указ дан, и в какой силе потом в дополнение того к командиром дистанцей ордеры и указ же посланы с оных, сообщил, притом копии, и хотя-де все сие как дело воинское и до воинских людей принадлежащее, так им господином действительным тайным советником, по воинской команде и чинится, но понеже-де те наставлении в том, елико принадлежит до поступок их с киргис-кайсаками в случае их к Яику приходу и до киргиских дел касается, которые он по указом Е. и. в. из Государственной Коллегии иностранных дел обще с ним, генералом-майором, производит, того ради требовал от него, генерала-майора, на то мнения, а понеже реченному господину действительному тайному советнику надлежало было тогда, когда еще оным казакам командировки и отправления не было, с ним, генералом-майором, яко воинским человеком, надлежащим образом согласия и иметь общее, на каком основании их, казаков, командировать, и что им, будучи на тех фарпостах, чинить надлежит разсуждение и по тому учинить определение, а не по командировании их требовать мнения, ибо когда уже они действительно от него, господина действительного тайного советника, командированы и как им, будучи на фарпостах, поступать, точное наставление дано и с командиром и дистанцей от него ордировано, то уже ему, генерал-майору, затем своего мнения и давать стало быть не к чему, и для того определил сие определение приобщить к тому ево, господина действительного тайного советника, сообщению впредь для ведома.

Июня 23-го числа учинено генералом-майором Тевкелевым определение и к находящемуся в казначейской должности капитану Ружевскому наслан ордер, чтоб приезжавшему на здешней азиатской меновой двор для мены Киргис-кайсацкой Меньшей орды салтану Солтанзяну, которому по прозьбе ево дозволено было для свидания с ним, генералом-майором, в город приехать, а по свидании и по надлежащей с ним, генералом-майором, конференции был у него, генерала-майора, трактован и в знак высочайшей Е. и. в. милости, и чтоб он, салтан, мог о здешней [335] стороне удовольствие свое в сем, будучи в орде, изъявлять и чрез то киргис-кайсак к вящим услугам уверять, выдать в награждение из имеющихся при коммисии ево, генерала-майора, казенных сукон полуэкстроваго по рублю по дватцати копеек аршин три аршина с половиною на четыре рубли на дватцать копеек, да приехавшим с ним двум старшинам по одной коже в рубль в восемдесят копеек, всего на шесть рублев.

Июня 30 числа приехал к генералу-майору Тевкелеву в Оренбург Киргис-кайсацкой Меньшой орды семирод-табынского роду киргизец Итпул Тайбагаров и объявил ему, генералу-майору, что он, по приказу владельца своего Айчювак-салтана во исполнение высочайшаго Е. и. в. повеления живущую у отца ево Тайбагара из беглых в прошлом 755 году Уфинского уезду Ногайской дороги Тамъянской волости деревни Ямантаевой бывшаго башкирца Кулдубая Кузякаева жену Ряшу, Утягулову дочь, привез сюда к нему, генералу-майору, за что ево, Итпула, он, генерал-майор, похвалил.

А оная башкирская женка в порученной ему, генералу-майору, коммисии допросом показала, что в прошлом 755 году летним времянем, когда разных волостей башкирцы, возмутясь, уклонились на побег в киргиз-кайсаки, тогда и она, так как сирота, неимущая себе нигде пристанища, принуждена была обще с ними ж туда следовать, и увезена во оную Киргискую орду деревни своей жителям и, а как во оную в семирод-табынской род приехали, то их киргисцы всех разграбили, и ее, Ряшу, притом взял киргизец Тайбагар и содержал у себя поныне, а ныне по прозьбе ее, отпустя ее, прислал сюда в Оренбург с сыном своим Итпулом.

Того ж числа привезена в Оренбург и объявлена к нему, генералу-майору, Киргиз-кайсацкой Меньшой орды семирод-табынского роду киргисцом Джуланом из беглых в прошлом 755 году со здешней стороны жившая во оной Киргиской орде того ж семирод-табынского роду у киргисца Янкузака, Уфинского уезду Ногайской дороги Бурзенской волости деревни Кутановой башкирская женка Юпара, Кулшарыпова дочь, которая в порученной ему, генералу-майору, коммисии допросом показала, что в прошлом 755 году летним времянем при возмущении башкирском с мужем своим Алтагуватом, со свекром и со свекровью, и с их тремя сыновьями бежали в киргис-кайсаки, и как в оную орду [336] пришли, то их всех киргисцы порознь разграбили, причем ее с мужем взял семирод-табынского роду киргизец Янкузак, а свекра с семейством кто взял, она не знает; у которого она и с мужем поныне жили, а ныне как оной их хозяин вознамерился мужа ее убить, а ее за себя в замужество взять, то она, разведав то, оставя своего мужа, бежала к Айчювак-салтану, а он, Айчювак, по усердию ее к здешней стороне прислал сюда, в Оренбург.

Почему оные башкирки Ряша и Юпара з данными билеты отпущены для пребывания в прежнее их жительство: Ряша — в Тамянскую волость в деревню Ямантаеву, а Юпара — в Бурзенскую деревню Кутанову с подтверждением, чтоб жили добропорядочно, на злодейства умыслу не имели и без ведома тех волостей старшин никуда не отлучались, и оные б старшины за Яик их не отпускали, и для того велено явиться им у тех старшин немедленно, а напредь того — в Оренбургской губернской канцелярии.

Июля 2 числа приехал к генералу-майору Тевкелеву в Оренбург Киргиз-кайсацкой Меньшой орды алчинского роду киргизец Тирбичалей Бардыбаев и объявил ему, генералу-майору, по приказу владельца своего Нурали-хана привезенного с собою, живущаго у него из беглых в прошлом 755 году в их Киргиз-касацкой орде Уфинского уезду Ногайской дороги Тамянской волости деревни Месегутовой башкирца Касима Епасова с двумя женами и с тремя сыновьями, и со снохами, и со внучатами, всего в четырнатцати душах, а для безопасности-де в пути в препровождение, дабы от него, реченного башкирца, их киргисцы отнять не могли, взяв он с собою дву дядей своих родных Нурдубая да Кузебака, да брата двоеродного Мярзяна, за что он, генерал-майор, их похвалил и притом дано в награждение Тирбичале сукна береславского три аршина с половиною по рублю по дватцати по пяти копеек аршин на четыре рубли на тритцать на семь копеек с половиною, корноваго — три аршина с половиною по шестидесят по шести копеек аршин на два рубли на тритцать на одну копейку, китайки два конца по шестидесят по семи копеек с половиною, конец на рубль на тритцать на пять копеек, кожа в девяноста копеек; Нурдубаю — корноваго три аршина с половиною по шестидесят по шести копеек, аршин на два рубли на тритцать на одну копейку, Кузябаку — салдатского три ж аршина с половиною по пятидесят по девяти копеек аршин на два [337] рубли на шесть копеек с половиною, Мурзяну — салдатского ж три аршина с половиною на два рубли на шесть копеек с половиною, всего — на пятнатцать рублев на тритцать на семь копеек с половиною. А оной башкирец в порученной ему, генералу-майору Тевкелеву, коммисии допросом показал, что в прошлом 755 году, когда разных волостей башкирцы, возмутясь, уклонились на побег в киргиз-кайсаки, тогда и он, Касим, при родственниках своих, не хотя от них отстать, в собрани при старшине их волости, Месегуте Тебясеве со всем своим семейством, а имянно: з двумя женами, с тремя сыновьями, да з дочерью, з двумя снохами, и с пятью внучетами бежали, и как пришли в Киргиз-кайсацкую Среднюю орду, то их киргисцы всех разграбили и по разным рукам розобрали, и ево, Касима, притом взял киргизец Баймурат и держал у себя не более дву недель, а потом со всем вышеписанным семейством, оставя у себя скот и пажить, в Меньшую Киргискую орду в алчин-аккитинской род в подарок свату своему киргисцу Тирбичале Бардыбаеву отдал, которой в то время приезжал к нему в гости, почему он доныне у него, Тирбичали, жил, и ныне по прозьбе ево со всем семейством привезен им, Тирбичалей, с товарыщи сюда в Оренбург. Почему оной башкирец со всем ево семейством отпущен в дом ево в Тамянскую волость з данным билетом.

Прибывшей в Оренбург Киргиз-кайсацкой Меньшей орды владетельной Айчювак-салтан, 7-го числа июля по трактовани у господина действительного тайного советника и кавалера Неплюева заезжал к нему, генералу-майору, для свидания, и хотя он, генерал-майор, весьма болен, однако ж по крайней возможности с ним, Айчювак-салтаном, виделся, и не распространяя ничего за тою своею тяжкою болезнию, говорили только об одном здоровье как ево, салтана, так и братьев ево, Нурали-хана и Эрали-салтана, причем он, Айчювак-салтан, ему, генералу-майору, объявил, что брат ево помянутой Эрали-салтан ныне с зимнего своего кочевья приехал и находится у брата их Нурали-хана. Причем и находящихся в его улусах у киргисцов беглых башкирцов по прошлогодскому с ним, генералом-майором, условию привез з женами и з детьми и с имеющимся при них скотом немалое число. Да и он, Айчювак-салтан, находящихся ж владения ево, у семиродцов, как ему, генералу-майору, в прошлом году обещал, так сколько можно было по присяжной ево должности и рабской Е. и. в. [338] подданнической верности, в том же году, також и нынешнею весною из улусов киргиских сюда со всем же семейством, их, башкирцов, отпущал и ныне с собою привез, и в порученную ему, генералу-майору, коммисию отослал, да и достальных в их улусах находящихся прикажет всех сюда потому ж отпущать и отвозить, токмо не ведает он, салтан, о тех ево верных и усердных по подданнической ево должности службах донесено ли к высочайшему Е. и. в. двору, ибо-де никакого высочайшего знаку он еще получить не удостоился, и естли б-де у высочайшаго Е. и. в. двора о тех верных и усердных ево службах было известно, и он, хотя малой знак высочайшей Е. и. в. милости оттоль получить удостоился, то б-де отраднее ему было наивяще к рабской Е. и. в. верной службе ревнительно усердствовать.

На что он, генерал-майор, ему, Айчювак-салтану, объявил, что елико принадлежит до верной ево Е. и. в. рабской службе, то оную ему по присяжной своей и подданнической должности с рабским усердием и продолжать надлежит, яко в том ево звание и должность состоит, понеже о сказуемых ево, Айчювак-салтана, рабских и верных службах, как прежде к высочайшему Е. и. в. двору нижайше донесено, так и еще ныне без донесения о тех ево усердных и верных Е. и. в. службах оставлено не будет, почему он и высочайшею Е. и. в. милостию оставлен быть не может, ибо Е. и. в. всемилостивейше всех подданных своих рабов высочайшею своею милостию жаловать изволит, чем и ево, Айчювак-салтана, он, генерал-майор, обнадеживает.

Затем он, генерал-майор, просил ево, салтана, чтоб он завтрешнего дни, то есть 8 числа сего июля, с находящимися при нем старшинами, хотя он, генерал-майор, и болен однако ж приехал к нему, генералу-майору, на обед, почему он, Айчювак-салтан, быть и обещал и для того по утру оного 8 числа в 10 часу послана была до него, салтана, от него, генерала-майора, карета, заложенная цугом, с переводчиком Усманом Араслановым, в которой он, салтан, по полудни в 2-м часу и прибыл, и при нем приехало старшин и киргисцов дватцать три человека, и тако в том же часу сели за стол, причем и обретающейся здесь в аманатах салтан, ево племянник, с находящимися при нем киргисцами ж был, и трактованы довольным кушаньем и разными он, салтан, и знатные старшины, виноградными напитками, а протчие водкою, вином и медом; причем продолжали он, генерал-майор, с ним, [339] Айчювак-салтаном, между собою разговоры токмо свойственныя, ибо ему, генералу-майору, за болезнию в разпространение оных вступать было невозможно, яко с великою нуждою мог он тот обед додержать, по окончании ж оного пополудни в 4-м часу паки он, салтан, им же переводчиком Араслановым провожен в ево лагирь.

10-го числа июля помянутой Айчювак-салтан от вышепомянутого господина действительного тайного советника и кавалера Неплюева, пополудни в 2-м часу заезжал к нему, генералу-майору, для посещения ево в болезни, причем между протчаго объявлял и о своей прискорбности, что у него, салтана, ныне две жены померли, и тако-де он по притчине того имеет нужду в лисице черной хорошей и просил, чтоб оною ево снабдить для зделания хорошей шапки, почему, он, генерал-майор, для приласкания ево и в поощрение по нынешним конукторам к наивящей верности и услуге по той ему потребности черную лисицу дать и обещал, что он, салтан, признав за знак к себе высочайшей Е. и. в. милости ево, генерала-майора, благодарил и хотел для взятья ее прислать по отбытии отсюда нарочного надежного своего человека, почему июля 18 числа и прислал живущаго у него киргисца Ильмурзу, с которым того ж числа черная лисица в дватцать четыре рубли и послана.

А 11-го числа еще от него ж, действительного тайного советника, к нему, генералу-майору, он, салтан, заезжал для объявления о себе, что он того числа отсюда имеет отъехать и заехал с ним, генерал-майором, проститься, причем приносил жалобу, что с здешней стороны многие башкирцы, воровски подбегая под их киргиз-кайсацкие владения, ево улусы отгоняют немалым числом лошадей и верблюдов и чинят, будучи там, великие продерзости, и хотя б-де они, киргисцы, могли их, башкирцов, следом догонять и с ними управиться, только-де он, салтан, по ево присяжной должности и подданнической верности, дабы между тем не подать дальней какой притчины в противность Е. и. в. указов, до того их, киргисцов, всеудоб возможным образом уговаривая, яко народ дикой, не допущает, а здесь-де зато с теми ворами, башкирцами, кто оные шалости делает, ничего не чинится, и лошади их многие и почти не все пропадают без возвращения им, а свер-де того ныне весьма много от них, киргиз-кайсак, бегает персиан и протчих пленников, которыя им, киргисцам, достаются за [340] немалой кошт, на здешнею ж сторону, причем уводят с собою лутчих лошадей и сносят их киргиской багаж, только-де ни оных беглых, ни сносной пажити им, киргисцам, не возвращается, и тако-де они, киргисцы, принуждены нести великие себе убытки и огорчени так, что иной чрез то почти и вовсе раззоряется; и просил, чтоб по справедливости их, киргисцов, надлежащим образом не лишать их собственного, дабы-де они не вовсе были тем огорчены.

На что он, генерал-майор, ему, Айчювак-салтану, объявил, что которые башкирцы воровски под их улусы бегали, оные все здесь сысканы и поныне для лутчаго их воздержания и страху содержатся под караулом, а напоследок и жестокого наказания избегнуть не могут, а сколько б ими киргиз-кайсацких лошадей и верблюдов отогнано не было, оные все до последнего жеребенка (как то и сам он, Айчювак-салтан, знает) возвращены обратно им, киргисцам, да и последние ныне им же уже в бытность ево, салтана, здесь отданы; следственно, им не только какого малого попущения здесь не чинится, но всякия к пресечению оных удобные меры употребляются, чего ради безвыездно в Башкирии в тех волостях, которые окрест Яика и Сакмары состоят, нарочно для разведывания о таковых ворах и изыскания их киргиских лошадей находится, и доднесь переводчик Гуляев, чрез которого, где бы кто хотя один приличился, то того ж времяни иманы и сюда присылаемы бывают, а здесь, как выше упомянуто, содержатся без выпуску под караулом. Что же касается до уходимых сюда от них, киргиз-кайсак, пленниках, то из оных здесь оставляются только одни те, которые пожелают креститься, а протчие нежелающие, також и сносная всеми ими киргиская пажить и уведение лошадей возвращаются обратно им, киргисцам, как то уже довольные тому примеры свидетельствуют. И тако окончав то, он, генерал-майор, по слабости своего здоровья не мог больше уже с ним разговаривать, но простясь, отпустил в ево лагирь.

Июля 8 числа получено от господина действительного тайного советника и кавалера Неплюева сообщение, которым в силе состоявшагося высочайшаго Е. и. в. указу и по представлению к нему брегадира князя Путятина, требовал об отпуске находящагося при порученной генералу-майору Тевкелеву коммисии армейского Азовского драгунского полку порутчика Есипова к команде в реченной Азовской полк, по которому оной порутчик [341] Есипов, от него, генерала-майора, отпущен и данным ордером определено ему, Есипову, явиться у помянутого господина брегадира князя Путятина.

Июля 10-го числа посланной из Оренбургской губернской канцелярии к киргиз-кайсацкому Нурали-хану находящейся при порученной ему, генералу-майору, коммисии толмач Матвей Арапов объявил при репорте данного ему от хана для объявления в реченной порученной ему, генералу-майору, коммисии находящагося в их Киргиз-кайсацкой орде увезенного в прошлом 755 году возмутившимися башкирцами Казанского уезду деревни Верхней Курсы, татарина Мухамметя Абдулова, а письменного-де виду о том никакого не дал. А оной татарин в порученной генералу-майору коммисии допросом показал, что в прошлом 754 году осенним времянем по прозьбе ево, Мухамметя, дан ему ис Казанской адмиралтейской канторы, ибо он приписной к адмиралтейству для карабельных работ, пашпорт, по которому дозволено ему быть в Казанской и Оренбургской губерниях с сроком прошлого ж 755 году октября до 27 числа, почему он по взятью того пашпорта наступающую тогда зиму прожил в доме своем, а весною 755 году из дому своего поехал сюда, в Оренбург, для работы по бедности своей в наем, где погодится, а понеже-де надлежало ему взять долговых денег Уфинского уезду Ногайской дорогии Усергенской волости деревни Куватовой на башкирцах, то он для взыскания оных вознамерился к ним заехать и будучи в пути на Новой Московской дороге, из деревни Бекпуловой и поехал, только не доезжая до оного их башкирского жительства, будучи на степе, наехал незапно на многолюдное башкирское собрание, которых при том было человек со сто, и увидав ево, Мухамметя, взяли, а какой у них умысел был, он не знал, и ни откого не слыхал, только-де как уже к ним в руки попал, то уведал злое их намерение к побегу в киргиз-кайсаки и слезно у них просился, чтоб отпущен был, но они-де ево не только отпустить, но намерялись еще убить, отчего-де их разговорил бывшей в том их собрани Кипчацкой волости деревни Игимбетевой башкирец Игимбеть и к себе ево, Мухамметя, взял и содержал под присмотром, чтоб он дорогою побегу от них учинить не мог, и потому поехали они, объявляя, что они бегут в Киргискую орду и ево с собою увезут. Будучи ж в пути, никаких от российских войск нападеней на них не было, а как Яик-реку переправились, то на другой день и в Киргиские улусы в [342] семиродтаминской род пришли, где их киргисцы, приняв, всех разграбили по разным рукам, а ево, Мухамметя, взял живущей между киргисцов духовной человек Муса-ходжа, у которого он доныне жил и по неотступной ево прозьбе отпущен был, и явился к их киргиз-кайсацкому Нурали-хану с прошением, дабы он им высвобожден был в российские жительства, почему он для вывозу ево в Оренбург з бывшим у него посланным отсюда толмачем Матвеем Араповым и прислан. В бытность же-де во оной Киргиской орде никаких он к российской стороне худых замыслов не слыхал, и в ту Киргизскую орду не самовольно и ни по каким умышленным согласиям и подсылкам бегал, також и в прежнем своем жительстве в Казанском уезде никаких скотов и обращеней к злым башкирским замыслам ни с кем не имел и не знает, и ни от кого не слыхал же, но, как выше значит, увезен был насильно предписанными башкирцами. Почему оной татарин з данным билетом отпущен в прежнее ево жительство и велено по прибытии в дом явиться в Казанской адмиралтейской канторе.

Июля 10 числа получены от киргиз-кайсацкого Айчювак-салтана три татарские письма, в которых значит следующее.

В 1-м:

Высокородному и превосходительному господину генералу-майору и дяде нашему Алексею Ивановичу Тевкелеву желаю многолетного здравия со всею вашею превосходительною фамилиею.

К вашему превосходительству посылаю с киргисцом табынского роду з братом знатного старшины Худай-Назара Кичюбаем Акмановым из башкирцов одну семью в пяти душах Исмагила Урузбая, Аргунбая с матерью их Алтыной и з женою Смаиловой Акдевлетей, во уверение сего я, Айчювак-салтан, собственную свою печать приложил.

В 2-м:

При сем к вашему превосходительству с киргисцом таминского роду Турумбетем-батырем и с тремя ево сыновьями послал башкирцов восемь человек, а имянно: Ярыша з женою, с сыном Янбаем да з дочерью Сахибой; Килимбетя, Исанбая (Оной Исанбай прежде и с той орды сам выбежал и по прошению отпущен был с протчими для забрания семейства.) с женою Гаурой з дочерью Умитбикой. Во уверение сего я, Айчювак-салтан, собственную свою печать приложил. [343]

В 3-м:

При сем к вашему превосходительству посылаю Бурзенской волости башкирца Кармыша з женою с Сулукаей и с имеющимися при них тремя лошадьми, а при них послал табынского роду Худайназарова брата Акназара. Во уверение я, Айчювак-салтан, собственную свою печать приложил.

На подлинных всех трех письмах ево, Айчювак-салтана, на каждом порознь, чернильные печати приложены.

А оные присланные башкирцы, а имянно: Бурзенской волости деревни Кулумбетевой Смаил Муллагулов, Усергенской — деревни Азнакаевой Ярыш Сюлейменев, Килимбеть Толубаев в порученной генералу-майору Тевкелеву Пограничной киргиз-кайсацкой коммисии допросами показали, что они в прошлом 755 году летом с протчими башкирцами в собрани при старшинах Кувате и Сатлыке в Киргиз-кайсацкую Меньшую орду бежали и находились во оной разграбленныя в разных руках, и услыша всемилостивейшие Е. и. в. об отпущении их вин указы, неотступно от тех киргисцов просили себе обратного отпуску, и тако-де по многой уже их прозьбе с некоторым своим оставшим от разграбления семейством всего в четырнатцати душах привезены были теми хозяевами, у кого жили, к владельцу их Айчювак-салтану, а им, салтаном, с теми ж их хозяевами присланы сюда в Оренбург, почему оные башкирцы со всем их семейством и отпущены з данными им билетами и с надлежащим подтверждением в домы их.

Июля 11 числа приехал к генералу-майору Тевкелеву в Оренбург Киргиз-кайсацкой Меньшой орды находящейся при Айчювак-салтане теленгут ево Кузябай и объявил ему, генералу-майору, что он по приказу оного Айчювак-салтана во исполнение высочайшаго Е. и. в. повеления живущаго у брата ево Душебая из беглых в прошлом 755 году Уфинского уезду Ногайской дороги Бурзенской волости деревни Нурумбетевой башкирца Якупа Тлавкеева привез сюда в Оренбург к нему, генералу-майору, за что он, генерал-майор, ево, Кузябая, похвалил. А оной башкирец в порученной ему, генералу-майору, коммисии допросом показал, что он возмутившимися башкирцами в прошлом 755 году з женою и с сыном женатым в собрани при сотнике Айсуле в Киргиз-кайсацкую орду бежал и находился в Меньшой орде в семирод-табынском роду у киргисца Кунурбая, а потом Айчювак-салтана у теленгута ево Дюшебая, и им, Дюшебаем, по прозьбе ево [344] отпущен и сюда в Оренбург братом ево Кузябаем привезен, а жена ево с сыном и со снохою в прошлом 755 году в прежнее свое жительство уже выбежали. Почему оной башкирец з данным билетом и надлежащим подтверждением отпущен в дом ево в Бурзенскую волость.

Того ж числа по учиненному в оной коммисии определению означенным присланным от него, Айчювак-салтана, с письмами к нему, генералу-майору, киргисцам за привоз и объявление живущих у них из беглых в прошлом 755 году башкирцов Кичюбаем — пяти, Турумбетем-батырем — семи, Акназаром — двух, всего четырнатцать душ, выдано из имеющихся при коммисии ево, генерала-майора, казенных сукон на кафтаны Кичюбаю, Акназару, понеже они знатного старшины Худай-Назара братья, да Турумбетю-батырю — береславского ценою по рублю по дватцати по пяти копеек аршин каждому по четыре аршина, а всем — двенатцать аршин на пятнатцать рублев, да показанного Турумбетя трем сыновьям — салдатского по пятидесят по девяти копеек аршин семь аршин на четыре рубли на тринатцать копеек, да кожу в девяноста копеек, а помянутого Айчювак-салтана теленгуту ево Кузябаю — салдатского ж по вышеписанной же цене три аршина с половиною на два рубли на шесть копеек с половиною, а всего — на дватцать на два рубли на деветь копеек с половиною.

Июля 14 числа получено от киргиз-кайсацкого Нурали-хана на имя ево, генерала-майора, письмо следующего содержания:

«Высокородному и превосходительному господину генералу-майору, моему истинному и искреннему благодетелю и дяде Алексею Ивановичу Тевкелеву.

Присланное от вашего превосходительства рвотное лекарство мною здесь получено, которое весьма полезно показалось, да и Эрали-салтану, яко недавно возвратившему ис походу. Оного, також хорошей сладкой водки, и сочинения плова изюма потребно, коих прошу пожаловать приказать прислать. В чем для уверения к сему чернильную свою печать приложил, при сем же до услуг ваших послал Мергень-Кашку и Мининкула».

На подлинном татарском письме ево, Нурали-хана, чернильная печать приложена.

На оное от него, генерала-майора, к нему, хану, того ж 14 числа июля послано письмо следующаго содержания. [345]

«Высокостепенной и высокопочтенной Киргиз-кайсацкой орды Нурали-хан, мой любезной брат и древней друг, письмо вашего высокостепенства чрез служителей ваших я исправно получил, и что ваше высокостепенство о искреннем усердстве меня уверяете, тому я сердечно радуюсь, и по оному требуемое вами лекарственную сладкую водку полведра и изюму три фунта с теми ж вашими служительми Мяргян-Кашкою и Мининкулом при сем посылаю, а впротчем пожелав вашему высокостепенству и со всею вашею фамилиею здравия и благополучия, есмь и пребуду, так как и всегда был с совершенным приятством и доброжеланием». Да подскрыптом написано тако: «При сем же к вашему высокостепенству посылаю на первой случай и для пробы чистой пшеничной муки один пуд, а естли понравится, то с переводчиком Усманом и еще пуда с три прислать имею».

Того ж числа учинено им, генералом-майором Тевкелевым, по присланному к нему, генералу-майору, от киргиз-кайсацкого Нурали-хана письму определение, дабы посланной к нему, хану, изюм три фунта по осьми копеек фунт на дватцать на четыре копейки, и за взятую к нему ж, хану, посланную со здешняго кружечного двора водку полведра по указной цене деньги два рубли дватцать три копейки с половиною и за покупной для подслащения оной мед три фунта по четыре копейки с половиною тринатцать копеек с половиною выдать и все то записать в росход и о том к находящемуся в казначейской должности капитану Ружевскому наслать ордер.

Июля 16 числа послано от генерала-майора Тевкелева киргиз-кайсацкому Нурали-хану письмо следующаго содержания:

«Высокостепенной и высокопочтенной Киргиз-кайсацкой орды Нурали-хан, мой любезный брат и древней друг.

При сем к вашему высокостепенству посылаю с переводчиком Усманом Араслановым водки сладкой в стоянке, да собственной моей чистой крупитчетой пшеничной муки для вашего употребления три пуда, в протчем пожелав вашему высокостепенству и со всею вашею фамилиею здравия и благополучия, есмь и пребуду, так как и всегда был с совершенным приятством и доброжеланием».

Того ж числа учинено им, генералом-майором Тевкелевым, два определения. [346]

1-е. Что издержанные во время бытности здесь, в Оренбурге, Киргиз-кайсацкой Меньшей орды Айчювак-салтана за покупную и употребленную в кушанье свежину деньги восемдесят пять копеек, також и посланную киргиз-кайсацкому Нурали-хану с переводчиком Усманом Араслановым имеющуюся при коммисии ево, генерала-майора, наличную водку полведра по прежней цене на рубль на восемдесят на восемь копеек с половиною и для подслащения оной употребленной сахар два фунта по дватцети по две копейки с половиною фунт на сорок на пять копеек, да гвоздику два золотника по три копейки, по три чети золотник на семь копеек с половиною, всего — на три рубли на дватцать на шесть копеек записать в росход.

2-е. Дабы приезжавшему сюда от киргиз-кайсацкого Нурали-хана зятю ево ханскому Клыськаре-салтану при отпуске ево обратно к нему, хану, выдать в награждение сукна корноваго на кафтан четыре аршина по шестидесят по шести копеек аршин на два рубли на шездесят на четыре копейки. По которым определениям находящемуся в казначейской должности капитану Ружевскому ордеры насланы.

18 числа июля получено от киргиз-кайсацкого Айчювак-салтана письмо следующаго содержания:

«Превосходительному господину генералу-майору, дяде моему мурзе Кутлуму-хамметю Тевкелеву многолетно и благополучно желаю здравствовать и доношу. Я с моим изволением в вашем предложении, какое ни будет, в покорности моей нахожусь, и тако, что мне предложить изволите, чего ради я с сим до вас Ильмурзу послал». Под оным письмом ево, Айчювак-салтана, чернильная печать приложена.

Того ж числа учинено генералом-майором Тевкелевым определение, а к находящемуся в казначейской должности капитану Ружевскому ордер наслан, чтоб посланную к киргиз-кайсацкому Айчювак-салтану черную лисицу втораго номера в дватцать четыре рубли записать в росход.

21 числа июля получено от киргиз-кайсацкого Эрали-салтана на имя ево, генерала-майора, письмо следующаго содержания:

«Превосходительному господину генералу-майору Кутлу-мухамметю-мурзе Тевкелеву, моему устинному и древнему доброжелателю и дяде.

Прошлого году по состоявшемуся высочайшему указу [347] высочайшим Е. и. в. имянем ваше превосходительство в бытность вашу в Илецкой крепосце башкирцов от нас требовать изволили, почему также и по приказу брата моего Нурали-хана и по прошлогодскому уговору нашему из оных старшину Кувата да сотника Игибая с протчими я до вас, дяди моего мурзы, послал, по верности моей к Е. и. в., а понеже вашему превосходительству самим известно, с какою верностию и добросердечием я, как во время покойного отца моего, так и по нем, Е. и. в. службу мою продолжаю, да и впред также служить намерение имею, только вы, дядя мой мурза, о сей нашей башкирцов выдаче Е. и. в. донесли ли, а буде не донесли, то благоприятно б быть могло, ежели вы донести изволите, ибо от прошлого году с стороны Е. и. в. никакого знаку высочайшей милости мне еще не было, а я всегда, ведая ваше достоинство, и что вы прозьбы наши доносите, на вас надеюсь, почему для донесения и сей моей прозьбы и до услуг вашего превосходительства Дулмаметя да Уруса салтанов с находящимися при них тремя человеки, а имянно: Лукеем, Дурманом, да Амангилдеем и четырех башкирцов до вас отправил. И во уверение сего я, Эрали-салтан, печать мою приложил». Под оным письмом ево, Эрали-салтана, чернильная печать и приложена.

Того ж числа учинено генералом-майором Тевкелевым определение, дабы присланным от следующаго сюда киргиз-кайсацкого Эрали-салтана с письмом к нему, генералу-майору, и с четырьмя башкирцами Дулмаметю, да Урусу салтанам, и при них трем киргисцам Лукею, Дурману, да Амангилдею во удовольствие ево, Эрали-салтана, и в поощрение их к наивящей верности выдать в знак высочайшей Е. и. в. милости в награждение из имеющихся при коммисии ево, генерала-майора, казенных сукон, а имянно: солтанам — корноваго по четыре аршина, а обоим — восемь аршин по шестидесят по шести копеек аршин на пять рублев на дватцать на восемь копеек, а киргисцам трем — салдатского каждому по три аршина с половиною, а всем — десять аршин с половиною по пятидесят по девяти копеек аршин на шесть рублев на девятнатцать копеек с половиною, всего на одиннатцать рублев на сорок на семь копеек с половиною. А из помянутых присланных от него, Эрали-салтана, башкирцов четырех двоя: Чамкин-Кипчацкой волости деревни Ташевой, Чермыш Кусекеев да Бушмас-Кипчацкой волости деревни Буракаевой Рафик Алакаев в порученной ему, генералу-майору, коммисии [348] допросами показали, что они в прошлом 755 году, когда разных волостей башкирцы, возмутясь, уклонились на побег в Киргиз-кайсацкую орду, тогда и они обще с ними с семейством своим бежали и находились во оной в разных руках у киргисцов, и сожалея своего жительства, оставя свое семейство, от них бежали и явились к Эрали-салтану и просили, дабы им, Эрали-салтаном, высвобождены были в прежнее их жительство, почему им сюда в Оренбург и присланы. Почему оные башкирцы с надлежащим подтверждением и с данными билетами отпущены в домы их. А другия двоя явились прежде вышедшие и отпущенные из Оренбургской губернской канцелярии с билетами для высвобождения своего семейства, зачем и не допрашиваны.

Получены от киргиз-кайсацкого Эрали-салтана на имя генерала-майора Тевкелева два письма следующаго содержания:

1-е. Июля 24 числа.

«Высокородному и превосходительному господину генералу-майору, истинному искреннему благодетелю и дяде нашему Алексею Ивановичу Тевкелеву.

Как с вашим превосходительством в бытность вашу при свидани в Илецкой защите о башкирцах с нами условлено, так во исполнение оного и в знак моего усердия к Е. и. в. старшину Кувата и сотника Игибая со всем семейством башкирцов мужеска полу, больших — пятьдесят один, малолетних — тритцать семь, женска полу больших — тритцать девять, да девок девятнатцать, всего всех — сто сорок шесть душ при сем к вашему превосходительству послал с салтаном Дербишалеем. В чем для уверения чернильную свою печать приложил». На подлинном татарском писме ево, Эрали-салтана, чернильная печать приложена.

2-е. Июля 25 числа.

«Высокородному и превосходительному господину генералу-майору, истинному и искреннему благодетелю и дяде нашему Алексею Ивановичу Тевкелеву.

Прежде присланные от меня к вашему превосходительству башкирцы, кем приведены, об оных вашему превосходительству имянной список прилагаю, а имянно: чиклинского роду Бажданам-бием, з женами, з детьми дватцать девять душ: Акманом — десеть, Улждуем — пять, Карадваном — две, Мимбаем — одна, Сигизбаем — одна, Шахназаром — одна, а сверх вышеписанных башкирцов, не имеющих собственных лошадей, пеших людей на [349] своих лошадях от моего улуса, даже да ех мест, везли и пищею довольствовали киргисцов числом дватцать пять человек, и о вышеписанном вашему превосходительству донеся, остаюсь. В чем для уверения я, Эрали-салтан, чернильную печать свою приложил». На подлинном татарском письме ево, Эрали-салтана, чернильная печать приложена.

Прибывшей в Оренбург киргиз-кайсацкой Эрали-салтан 23 числа июля пополудни в 7-м часу от господина действительного тайного советника и кавалера Неплюева заезжал к нему, генералу-майору, для свидания и посещения в болезни с находящимися при нем салтанами ж Дусали и Урусом, и хотя он, генерал-майор, и болен, однако ж по крайней возможности с ним, Эрали-салтаном, виделся, и не распространяя ничего за тою своею болезнию, говорили только об одном здоровье, как ево, салтана, так и брата ево Нурали-хана, однако ж притом он, Эрали-салтан, ему, генералу-майору, объявил, что по присланному от него, Эрали-салтана, пред приездом ево письму о ево верной и подданнической Е. и. в. рабской услуге к высочайшему Е. и. в. двору он, генерал-майор, имел ли случай доносить. На что он, генерал-майор, ему, Эрали-салтану, объявил, что он на то ево письмо ныне к нему не ответствовал, ожидая самого ево, Эрали-салтана, сюда, а что касается до ево рабской верности и услуге, о том он, генерал-майор, тогда же как еще прошлого году в Илецкой крепосце с ними виделся с засвидетельствованием всего того, как ими при том свидании было чинено, к высочайшему Е. и. в. двору рабски донесть не оставил, а как ныне он, Эрали-салтан, самым делом во исполнение высочайшаго Е. и. в. указу по рабской и подданнической должности показал свою услугу, то потому ж к высочайшему двору Е. и. в. и ныне в свое время рабски донесть не преминет. Что же касается до высочайшей к нему за те верные и ревностные ево службы милости, то Е. и. в. всех подданных рабов каждого по заслуге всемилостивейше награждать не оставляет, почему он, генерал-майор, и ево, Эрали-салтана, тою высочайшею Е. и. в. милостию обнадежил, дабы он и впредь оказывал свою верность и услугу с наивящим усердием.

При том же он, Эрали-салтан, стал говорить, что он как господину действительному тайному советнику доносил о поведениях брата ево Нурали-хана с яицкими казаками, которые-де так непорядочно с их киргиз-кайсаками поступают, что они нималого [350] удовольствия получить не могут, что-де и ему, генералу-майору, объявляет, а затем-де тем многия башкирцы с здешней стороны, подбегая воровски под их киргиские улусы, отгоняют у киргиз-кайсак немалым числом лошадей и верблюдов и чинят, будучи там, великия продерзости, и хотя б-де они, киргисцы, могли их, башкирцов, следом угонять и с ними управиться, только-де как брат ево Нурали-хан, так и они, салтаны, по их присяжной должности, дабы между тем не подать дальней какой притчины в противность Е. и. в. указов, до того их, киргисцов, всеудобвозможным образом уговаривая, яко народ дикой, не допущают.

На что он, генерал-майор, ему, Эрали-салтану, объявил, что какия происходили прошлаго году между киргисцами и яицкими казаками ссоры и протчие непорядки, о том тогда же там следовано и между ими надлежащее разбирательство и удовольствие обидимым учинено, почему так и осталось, а что касается до башкирцов, то которые под их улусы воровски бегали, оные все здесь сысканы, и поныне для лутчаго их воздержания и страха содержатся под караулом, а напоследок и жестокого наказания избегнуть не могут, а сколько б ими киргиз-кайсацких лошадей и верблюдов отогнато ни было, оные все до последняго жеребенка (как то и сам он, Эрали-салтан, знает) возвращаются обратно им, киргисцам; следственно, им не только какого малого попущения здесь не чинится, но всякие к пресечению оных удобные меры употребляются, чего ради безвыездно в Башкирии в тех волостях, которые окрест Яика и Сакмары состоят, нарочно для разведывания о таковых ворах и изыскания их киргизких лошадей находится и доднесь переводчик Гуляев, чрез которого где б, кто хотя один приличился, то того ж времяни иманы и сюда присылаемы бывают, а здесь, как выше упомянуто, содержатся безвыпускно под караулом.

24 числа июля помянутой прибывшей сюда киргиз-кайсацкой Эрали-салтан трактован был у господина действительного тайного советника и кавалера Неплюева, отколь пополудни в 3-м часу заезжал к нему, генералу-майору, для посещения ево в болезни, и притом объявил, что он по прошлогодскому с ним, генералом-майором, в Илецкой крепосце условию и положению во исполнение высочайшаго Е. и. в. повеления по присяжной своей и верноподданнической должности имеющихся во владени ево из беглых башкирцов, собрав, с собою привез бывшаго старшину Кувата и [351] сотника Игибая, да башкирцов со всем их семейством и ныне имеющимся скотом всего мужеска и женска полу сто сорок шесть человек, которых к нему, генералу-майору, и отослал.

На что он, генерал-майор, ему, Эрали-салтану, объявил, что оное с подданническою ево верностию и присяжною должностию, яко же и с собственною ево честию весьма сходно и изрядно, и что означенные башкирцы в порученную ему коммисию приняты, а притом просил ево и с находящимися при нем салтанами и старшинами завтрешняго дня, то есть 25 числа сего июля, на обед, как то он, салтан, быть и обещал.

Посему того числа по полуночи в 10-м часу послана была за ним, салтаном, карета, заложенная цугом, с переводчиком Усманом Араслановым, в которой он, салтан, з двоюродным своим братом Дусали-салтаном пополудни в 1-м часу и прибыл, а при нем приехало еще салтанов же Урус, Клысь, Кара, Тиммемет, Дербишали, Пирмамет и бывшаго в Хиве Юлбариса-хана внук Шиггази-солтан, да старшин и киргисцов сорок три человека; и тако в том же часу сели обедать, причем и обретающейся здесь в аманатах Аблай-салтан, племянник ево, с находящимися при нем киргисцами был, и трактованы довольным кушаньем и разными как он, Эрали, так и вышеписанные салтаны и знатные старшины, виноградными напитками, а протчие воткою, вином и медом, причем продолжали он, генерал-майор, с ним, Эрали-салтаном, между собою разговоры, токмо свойственные, ибо ему, генералу-майору, за болезнию в разпространение оных вступать было невозможно, яко с нуждою мог он тот и обед додержать; по окончании ж оного пополудни в 5-м часу паки он, салтан, им же, переводчиком Араслановым, провожен в ево лагирь.

А 30 числа еще от него ж, господина действительного тайного советника, к нему, генералу-майору, он, салтан, заезжал для объявления о себе, что он того числа отсюда имеет отъехать, и заехал с ним, генералом-майором, проститься, причем он, генерал-майор, паки ему, Эрали-салтану, подтверждал, чтоб он во всем по подданнической и присяжной должности верность и рабскую услугу Е. и. в. непоколебимо продолжал и всячески к тому ж народ свой приводить чтился, и старался во всех Е. и. в. высочайших повелениях с крайним усердием рабские свои и верные услуги с наивящею ревностию оказывать, за что потому ж обнадеживал ево особою Е. и. в. милостию; с чем он, Эрали-салтан, от него, генерала-майора, и отбыл. [352]

А помянутые, присланные от Эрали-салтана старшина Куват и сотник Игибай с товарыщи в порученной ему, генералу-майору, коммисии допросами показали, а имянно:

1. Бывшей старшина Куват Кинзегулов, от роду ему сорок четыре года, родиною он Уфинского уезду Ногайской дороги Усергенской волости, в которой был старшиною, и в прошлом 755 году как находящагося в Уфинском уезде на Ногайской дороге в Бурзенской волости каменотесца Брагина убили, того он, Куват, не знает, и сам при том не был, только слышал оной Бурзенской волости от башкирцов, что он, Брагин, той волости башкирцам нестерпимые причинял обиды побоями и взятками, а особливо, что-де у многих жен и хороших дочерей отнимал и содержал при себе для блудодейства, за что-де и убили. Почему-де он, как скоро про то ево, Брагина, убивство услышал, то того ж дни написав репорт к господину брегадиру Бахметеву (которой тогда по притчине убивства помянутого каменотесца Брагина, выступя из Оренбурга, был уже в Воздвиженской крепости) с писарем своим Мавлюшем Якуповым, и послал, на которой от него, господина брегадира, и ордер получил, чтоб ему, Кувату, самому во сте человеках следовать в поход на озеро Талкас, где оной каменотосец Брагин убит, почему он, собрав своей команды то определенное число, в поход выступил и прибыл на озеро Талкас, где уже находились подполковник Исаков и капитан Бардовской, и следовали в побег ушедших предписанного каменотесца Брагина убивцов, которые бежали в Киргискую орду, почему команды ево башкирцами и самим им, Куватом, поймано приезжавших из Киргиской орды для забрания пажита реченных убицов означенного Брагина башкирцов три человека, да при них киргисцов двоя и объявлены помянутому подполковнику Исакову, а затем находились для предосторожности в караулах и розъездах, точию-де неведома по какой притчине означенной подполковник Исаков ночною порою, призвав ево к себе из лагиря и ничего не роспрашивая, посадил под караул, а команды ево башкирцов всех поручил под смотрение бывшему старшине Шарыпу Мрякову, почему он и содержался восемь дней, а потом, как ис того караула свободился, то находился при оном подполковнике с месяц, и по прозьбе ево отпущен был в дом свой с сроком на десеть дней, и быв в доме, паки возвратился, и к нему, подполковнику, явился и жил еще дней с пятнатцать, и потом уже совсем в дом свой [353] отпущен, а команды ево башкирцы за тем ево отпуском поручены в команду капитану Моисееву. А как Бурзенской волости башкирцы малое число уклонились к побегу в киргиз-кайсаки и следовали уже к Яику-реке, то по приказу прежде помянутого господина брегадира Бахметева посыланы были ис команды ево выбранные самые добрые люди пять человек для уговору и возвращения их в жительства свои, почему они ездили и оных бурзенцов склоня, их добродетельми от самого Яика возвратили было, коим попался уже встречю посыланной за ними ж с командою капитан Моисеев, и их всех, яко злодеев, побил кроме женскова пола, которых отослал к команде, а притом и с посыланных помянутых команды ево башкирцов для возвращения их пяти человек, трех побил же, а двоя ожили. И тако услыша оное, их башкирской народ стал приходить по своему лехкомыслию в робость и устрастие, к тому ж, как еще получили известие, что находящейся в Кизылской крепости майор князь Назаров бывших при оной крепости на службе башкирцов, всех не оставливая ни одного, без всякой притчины побил, то и вяще пришли в великой страх, а особливо, как по убивстве реченного каменотесца Брагина бывшие на Ногайской дороге самые лутчие и верные старшины, которые не только к тогдашним беспутствам, но и прежде к бывшим башкирским замешаниям не приставали, а имянно: Юмагузя Бердыгулов, Сабыр Уразгулов, Янали Апаков, Базан Кашаков и с ними сотники и выборные забраны в Оренбург, и известно учинилось, что они по привозе в Оренбург умершчлен. И тако с того уже времяни они, башкирцы, стали между собою весьма иное толковать, не зная что с собою и делать, ожидая того, что когда-де уже самые главные в их народе старшины и сотники умершчлены, то и им едва того миновать ли будет, почему все и взволновались, положа, чтоб в спасение своего живота итти им в Киргискую орду, где их киргисцы, яко с ними едино верные, могут (их) принять и вкупе с ним жительствовать. То тому сообщась, он, Куват, команды своей з башкирцами, и еще к ним совокупясь окрестных около их волостей башкирцами, всего стах в семи со всем своим семейством, скотом и пажитом, пошли и Яик-реку выше Орской крепости переправились, а притом на них никакого нападения от российских войск не было, и того ж дни по переправе чрез Яик пришли всем тем собранием в киргиские улусы Меньшой орды в семирод-таминской род, где [354] их киргисцы, приняв, во-первых, не грабя их, разделили по родам, а потом скот их, и пажить, и семейство разграбили с немалой между собою ссорою, а ево, Кувата, со всем семейством с тремя женами, с семью сыновьями, с тремя дочерми взял киргизец Турумбет-батыр, и не держа у себя, отпустил ево по ево прозьбе к Эрали-салтану, к которому он явился, и до отпуску при улусе ево находился. Скот же ево и пажить ограблен приезжавшим в небытность ево, Эрали, при улусе салтаном Карабашем Ниязовым, как же ис тех, кои с ним, Куватом, бежали, також и после ево прибежавших в Киргискую орду башкирских собраниев, сожалея своего отечества, стали выбегать в прежния жительства с кражею у киргисцов лошадей, то оные, негодовав на них, коих могли достигать на дороге, а других по тому их огорчению оставших в улусах своих, а иных, у ково жена молода или дочь есть, побивали до смерти, и жен и дочерей брали за себя в замужество, а других, видя такия побеги, в разсуждении, чтоб и оставшие к таковым жа побегам не отваживались, мужеск пол больших побивали, и некоторых они, киргисцы, распродали в Бухарию, в Хиву, и в другие в той стороне состоящие азиатские города. А за всем тем и еще в той орде их, башкирцов, находится довольное число, в бытность же ево в той орде, как у него, Эрали, так и у придержащихся при нем знатных старшин, слыша последовавшие всем бежавшим в орду башкирцам всемилостивейшие о упущении вин их указы, многократно просился, чтоб он ими был высвобожден во отечество свое, почему он, Эрали, и при нем знатные старшины ту ему свободу учинить и обещали, и тако со всем ево вышеписанным семейством, да притом з двумя племянниками, со снохою и ея сыном всего в восмнатцати душах привезли сюда в Оренбург. Будучи ж во оной Киргиской орде от киргисцов он, Куват, к российской стороне никаких худых замыслов не слыхал, и содержан он у них был не так, как пленной, но особо своим кошом и имел хлебопашество.

2. Сотник Игибай Кудайгулов, родиною он Уфинского уезду Ногайской дороги Сугун-Кипчацкой волости деревни Игибаевой, в прошлом 755 году, как находящагося в Уфинском уезде в Бурзенской волости каменотесца Брагина убийство учинилось, того он, Игибай, не знает и к тому согласию не приставал, только по убийстве уже ево, Брагина, чрез неделю или дней с шесть о том чрез подкомандующих своих башкирцов услыхали и [355] старшиною своим Шаилой Кулумбетевым и с протчими хорошими людьми много о том убивстве от беспутного их народу сожалели, а потом по указу Оренбургской губернской канцелярии выслали они в поход к брегадиру Бахметеву ис команды своей башкирцов сто человек, причем он, Игибай, вместо себя сына своего Биккиню посылал, которые чрез все лето с переменою там и находились. Убивству ж ево, каменотесца Брагина, притчина между их башкирским народом носится та, что он, Брагин, придержащихся около ево башкирцов употреблял в тяжкие работы и бил немилостивно, а за всем тем брал немалые взятки, что-де все от их народа было терпимо, но как уже он, Брагин, начал их башкирских хороших жен и девок насильно отнимать и содержать при себе для блудодейства, то-де пришед в такое огорчение, ево, Брагина, Бурзенской волости башкирцы Иткул Чюраш, да Мрат с товарищи убили, и те убицы, и к тому с ними в согласии и во обществе находящиеся башкирцы с семейством своим уклонились на побег в киргиз-кайсаки, и как по притчине того убивства, во-первых, знатные и главные их Ногайской дороги старшины Юмагузя Бердагулов, Сабыр Уразгулов, Янали Апаков с товарищи забраны в Оренбург и умервщлены, то как скоро их народ о том услышал, так стал приходить в робость и страх и впадать в разные толковании, что-де и им не миновать того ж; к тому ж из посланных из команды их в Кизылскую крепость на службу тритцати шести человек, возвратясь один к ним в жительство, сказывал, что не токмо-де оные одни команды нашей находящияся башкирцы тритцать пять человек, но все которых волостей при той крепости их, башкирцов, на службе не было находящимся при оной, командиром майором князем Назаровым без всякой притчины побиты, а он-де, видя себе смерть, один едва уйтить мог, почему и наипуще народ их в великое сумнение стал приходить, и как услышали, что старшина Куват с собранием бежал в Киргиз-кайсацкую орду, то и они, взволновався, как их, так и окрестных волостей башкирцы, толкуя, что и им неминуемая гибель приходит, а ежели с российскими войсками воспротивляться, то наипуще могут подвергнуть себя в тяжки Е. и. в. гнев; и тако за лутчее признали, чтоб не наводя народу своему гибели, в спасение своего живота бежать со всем семейством в Киргиз-кайсацкую орду, с тем разсуждением, что киргисцы, яко с ними единоверные, могут их принять добродетельно, и сообщясь с [356] старшинами волости своей Шаилою Кулумбетевым и Бушмас-Кипчацкой волости Сатлыком Явкеевым, да Чамкин-Кипчацкой волости Тляумбетем Явгостиным, всего по примеру около трех тысяч дворов, приняли путь к побегу в киргиз-кайсаки. И будучи у реки Ику, имели всем тем собранием роздых, где означенной старшина Шаила дворах стах в четырех остался, а они следовали, и будучи при одном начлеге, стали разсуждать, дабы по спопутности им новозаводимой графа Шувалова завод раззорить, и хотя он и другие оттого разговаривали, но как известной своевольной и лехкомысленный их народ, не послушая, отобрався партиею, поехав, и оной завод сожгли, точию он, Игибай, при том раззорении оного завода, как сам не был, так и из родственников своих никого не допускал, а потом еще при одном наслеге на свету напали на них российскаго войска, а сколько их было, не знает, почему было у них с ними до самых полдней сражение, и со обоих сторон народу побито довольно. Но только они, усилясь против того российскаго войска, следовали к реке Яику, и Яик-реку ниже Кызылского устья переправились на Киргискую степь, и на другой день пришли они в киргиские улусы Меньшой орды в семирод-табынской род, где их киргисцы, приняв, и некоторых по разным рукам розобрали, а потом и разграбили, а он, Игибай, со всем семейством, с матерью, с тремя женами, с осмью сыновьями, с тремя дочерми и с протчими башкирцами, не останавливаясь в том Меньшой орды улусе, прошли Средней орды бузун-кипчацкой род, где то пришедшее их во оной род собрание киргисцы приняли, и по разным рукам розобрали и разграбили, а ево, Игибая, со всем вышеписанным семейством взял того роду киргизец Бигайдар, у которого он жил только десеть дней, а потом как приехал в тот род Эрали-салтан, то он, Игибай, явился к нему, Эрали-салтану, и просил, чтоб он при улусе ево находился, почему он ево и принял, только из семейства ево реченного киргисца Бигайдара брат Юзубай жену ево Зюгуру Бурагулову с сыном четырехлетним Бардой да з двумя дочерьми — тринатцатилетней Ишбикой, десятилетней Кышбикой, отняв у нево, оставил у себя. С которого времяни до-ныне он, Игибай, и находится при улусе ево, Эрали-салтана, один же ево сын Кумышка в том 755 году бежал из оной Киргиской орды и пропал безвестно, а другой, Биккиня, находится ныне при Нурали-хане, и во всю ту свою бытность у означенного Эрали-салтана и у придержащихся [357] при нем знатных старшин, сожалея своего жительства и слышав последовавшие всем башкирцам, бежавшим в Киргискую орду всемилостивейшие о прощении вин их указы, многократно просился, чтоб и он с семейством ево высвобожден был по-прежнему в ево отечество, почему он, Эрали, с семейством ево: с матерью, з двумя женами, с пятью сыновьями, з дочерью и з двумя племянниками и привез сюда в Оренбург, а бежавшие с ним старшины Сатлык Явкеев и Тляумбет Явгостин, слышал он, что Средней орды киргисцами убиты; будучи же во оной орде никаких худых замыслов к российской стороне от киргисцов не слыхал.

Комментарии

81. Джанибек (Джанебек)-султан, султан Младшего жуза, зять Абулхаир-хана, муж его старшей дочери от первой безымянной жены неизвестного происхождения, умершей в джунгарском плену в начале 30-х гг. XVIII века. В 1748-1749 гг. был в составе посольства, отправленного преемником Абулхаира ханом Нуралы в Петербург к русской императрице с прошением об утверждении его в звании старшего казахского хана. В последующие годы также неоднократно отправлялся Нуралы-ханом в Россию с разными дипломатическими поручениями. Не путать Джанибек-султана с батыром Среднего жуза Джанибеком (ум. в 1751 г.), никогда не являвшимся зятем хана Абулхаира. О нем см.: КРО-1. С. 49, 285, 418, 126; Ерофеева И. В. Хан Абулхаир. С. 286-287.

82. Туленгуты (теленгуты, тюленгуты) — сословие домашних слуг или прислужников казахских ханов, выполнявших разнообразные функции в их общественной и семейной жизни. Формировалось в основном из обедневших либо одиноких общинников-казахов, нуждавшихся в сильном покровителе. К началу XIX в. из потомков группы туленгутов казахской знати, кочевавших вместе со своими хозяевами в Северо-Западном Казахстане, в Младшем жузе на территории Внутренней, или Букеевской, орды, сложился отдельный род туленгут, входивший в состав поколения байулы.

Текст воспроизведен по изданию: Журналы и служебные записки дипломата А. И. Тевкелева по истории и этнографии Казахстана (1731-1759 гг.) // История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Том III. Алматы. Дайк-пресс. 2005