ТЕВКЕЛЕВ И. В.

1748 года

Августа десятого числа брегадир Тевкелев за оставшими товарами паки к Абулгаир-хану отправил Байбека и ясаула Кангилду и от себя с письмом Орской крепости татарскаго казачьего атамана Исмаила Абдрязакова и с ним послал к нему, Абулгаир-хану, письмо тайного советника и ковалера господина Неплюева, но токмо ево, Абулгаир-хана, оные Байбек и ясаул Кангилда и Орской крепости татарской атаман не застали, и Орской крепости атаман поехал за Абулгаир-ханом с письмами. Байбек да Кангилда к брегадиру Тевкелеву возвратились и объявили: «Он, Абулгаир-хан, поехал многолюдным войском х каракалпакам, которые, нестерпя от киргис-кайсацких нападеней, из Каракалпацкой орды выехали з две тысечи кибиток з женами, з детьми и с пожитками, и просят у него, Абулгаир-хана, чтоб их не приказал киргисцам раззорить, и жить им в Киргис-кайсацкой орде своими домами под ево владением. И он, Абулгаир-хан, с оными каракалпаками [268] что учинит, они не знают, а их ханша Попай, что ныне могло отыскатся кашкарских купцов товару, на двух верблюдах с ними и прислала; да тут же приехал один кашкарец Караягда, хозяин тем двум верблюдам, которой киргизцами был ограблен и в орде жил. И по прибытии в Орскую крепость брегадир Тевкелев приказал, чтоб при ханском сыне Айчювак-салтане и при хозяине тех верблюдов, кашкарце, переписать сколько на тех верблюдах товару, и что не явилось, и по тому осмотру не явилось еще несколько, однако о том и о протчем писано к Абулгаир-хану, и он, брегадир, ожидать принужден чрез посланного своего Орской крепости атамана от него, Абулгаир-хана, ответу.

Августа десятого числа брегадир Тевкелев приказал выдать на делание двух халатов зеленой китайки три конца да один халат же темногвоздниковой – два конца, да куплено к ним на подкладки у орскаго атамана Исмаила Абдрязякова белой бязи два конца по шестидесят по пяти копеек, у него ж – синей крашенины по пяти копеек два аршина на шитье того платья, ниток зеленых на четыре копейки, белых на шесть копеек и ниток же синих на пуговицы на три копейки, замок висячей, которой по прошению отдан Айчювак-салтану дан десять копеек.

Августа десятого ж числа послано от брегадира Тевкелева к Абулгаир-хану с ясаулом Кангилдою письмо, в коем написано следуюше: «Высокостепенной и высокопочтенной Киргис-кайсацкой орды Абулгаир-хан, а мой древней друг и сущей благодетель. Сего числа прибыли в Орскую крепость кашкарцы, едущие в Оренбург для купечества, приносили жалобу, что в проезд их орды вашего высокостепенства киргисцы побрали у них насильством их товару на несколько, и хотя для прозьбы о возврате того остался-де от них в орде и товарищ их, только-де того получить не уповают, а понеже по всем Е. и. в. высочайшим правам надлежит, нежель таковых проезжающих за купечеством обижать, но повелено их охранять и всякое им вспоможение чинить. Ваше же высокостепенство и сами и все вашего народа знатные старшины обязались, дабы впредь отнюдь никаких никому обид и грабительства не чинить, которого от вас уже без сомнения и не уповаемо, но как больше видно, что оное учинено народа вашего киргисцами от их своевольства, что же они у тех кашкарцов товару побрали, и у кого ныне остался, о том при сем посылаю регестр и прошу вашего высокостепенства по вашему являемому [269] усердию и верности все то приказать сыскать и с оставшим их товарыщем прислать ко мне в Орск неумедля, и о том меня уведомить, и впредь от таких продерзостей ваш народ удержать, и не допускать, и тем высочайшему Е. и. в. указу, и вашему обязательству, и своей присяжной должности нарушения не учинить. Сего же числа от вашего высокостепенства чрез Байбека я письмо получил и содержание оного выразумил, которое изволите изъяснить зело изрядно, только прошу вас оное действительно исполнять, в чем бессумненно и надеюсь. При сем же вашему высокостепенству объявляю, что вы писали в своем письме красноярского купца Ганюшкина пожитки, ежели он будет сюда, обещали отдать, он ныне здесь в Орской крепости обретается и ожидает от вас присылки его пожитков». Подлинное подписано рукою бригадира Тевкелева, и регестр приложен.

Августа третьяго на десять числа брегадир Тевкелев приказал Байбеку-батырю при посылке ево в орду дать в награждение две красные кожи и перцу четверть фунта.

Августа третьяго ж на десять числа приехал в Орск для свидания с брегадиром Тевкелевым Меньшей орды каракисяцкого роду старшина Собак-би, которой в бытность Абулгаир-хана, за болезнию не был, и приводил к брегадиру Тевкелеву в подарок киргиских четырех баранов, но тех он, брегадир, не принил и отданы ему обратно, а оной Собак-бий человек надобной и впредь всякой пользы от него быть уповаемо, того ради дано ему ис казенного в подарок покупки июля 27-го числа красного сукна, по семидесят копеек аршин, четыре аршина; и с тем он, Субак-би и отпущен.

Августа четвертаго на десять числа брегадир Тевкелев приказал по прошению Айчувак-салтана отослать к нему для подарков прибывшему к нему духовному Кудайгулу три конца китайки, две красные кожи, перцу четверть фунта.

Августа пятого на десять числа брегадир Тевкелев приказал прибывшему ис Киргис-кайсацкой Меньшей орды содержащагося ныне в оманатах при Айчувак-салтане дятьки Елумбетя сыну ево Умурзаку для уваживания отца ево и ради ожидаемых и от самаго от него, Умурзаки, добрых услуг выдать лазоревой китайки два конца, одну кожу, табаку фунт, простого вина полведра.

Августа седьмаго на десять числа брегадир Тевкелев приказал прибывшему ныне из Оренбурга Букумбаю-батырю выдать черного чаю фунт да одну кожу. [270]

Августа седьмаго на десять числа брегадир Тевкелев приказал отослать к ханше Попай перегнатой из двойного вина и подслащеной вотки полведра, а сахару на оную употреблено два фунта с половиною.

Августа седьмаго ж на десять числа посланной от брегадира Тевкелева Орской крепости атаман Исмаил Абдрязяков от Абулгаир-хана возвратился и привез два письма: одно на имя тайного советника и ковалера господина Неплюева, а другое на имя брегадира Тевкелева. Притом оной атаман словесно брегадиру Тевкелеву объявил, что он наехал Абулгаир-хана по ту сторону реки Иргис, и близ реки Улкаяк, откудова он, Абулгаир-хан, ево и возвратил, а сам он, Абулгаир-хан, поехал к тем каракалпакам, а с ним, атаманом, от себя отправил к тем киргисцам, которые ограбили кашкарцов, достальное отобрать и отослать в Орскую крепость, а ежели из тех товаров, что истратили и не сыщится, велел за каждой халл заплатить по одному барану; и как он, атаман, возвратясь назад, приехал к ханше Попай; також-де и она от себя с теми же посланными от Абулгаир-хана послала двух человек, чтоб тех кашкарцов достальной товар отобрать поскоряя.

Августа седьмаго ж на десять числа получено брегадиром Тевкелевым от Абулгаир-хана чрез помянутого орскаго атамана Исмаила Абдрязакова письмо, в коем написано: «Высокоблагородному и превосходительному, истинному и искреннему, яко душе моей подобному, благодетелю господину брегадиру мурзе. Письмо ваше я здесь чрез Исмаила-муллу получил, в котором вы изволили писать с требованием от меня ответу о собрании и о возвращении находящихся в нашей орде всех российских пленников со всем скотом и пажитью их в алчинской и в протчие роды, кого-де послали; и оное ваше требование мне весьма достойно, ибо я против прежних годов за такими делами по всем улусам сам не ездил и от себя никого не посылал для того, что по приезде моем в орду, учиня собрание, и присланной высокоповелительной указ прибывших в ваших услугах знатных биях, також-де и при оставших здесь наших добрых людех прочитал, и о вышеписанном деле всей нашей орды народ несколько усумнились. А я еще сверх того словесно им подтверждал, что-де мы сами по совершении дел в скором времени пленников и отдать обещались, а по совету нашего народа мне в ответ сказали: за волю-де вашу ханскую, и ежели-де вам самому [271] ездить, а хотя вы и поедете, только в одном роде ездить будете, то-де когда такие дела совершены быть могут, да хотя-де и людей пошлете, токмо произойти может жалоба, яко бы-де вы для своей корысти то учинить имеете.

Но лутче-де всякой своего роду дела сам собою окончает, как пленников, так весь скот и пажитки, у кого сколько чего имеется, отдаст, а чего-де не имеется, о том бы он сам себя мог очищать и в том состоять; что-де в нашем роде более не имеется. А за Среднюю-де орду ответствовал бы Джанебек-тархан, а байулинского роду окончали бы обретающияся при сыне моем Нурале-салтане старшины Байсав-бий и Утятляу-бий, и все-де семиродские дела окончать могут Ишеть-батырь и Тюлебай-бий, чего для я к ним и печать свою послал. А алчинскаго роду все знатные бии, быв у вас, сами видели, а ныне уже не осталось того, чтоб они сами чего не ведали, и не токмо им, но всей нашей орде об оном известно есть, а оное дело больше зависит в семиродском и байулинском родах; я же для совершения вышеписанных дел послал в джагалбайлинской род сына своего Адиль-салтана к Серке-батырю и приказал ему, чтоб он, согласясь з Джантака-бием и з Набаем, да с Шамбулатом, того роду дела окончали. Ныне вас прошу за то не погневаться, что я далеко от вас отбыл, а хотя некоторые киргисцы ко исполнению дел старание и имеют, точию за моею отлучкою на несколько время может быть, что и замедлится, однако в том прошу ж не сумневаться, что якобы я по приезде в орду, оное все запаметовать мог, и аще бог благоволит, то свободным времянем оные дела окончать имею, в чем наше намерение состоит, о чем и вы изволите быть благонадежны. А кашкарских купцов двух человек, ис которых одного взял с собою Ходжанай-биев сын Айдарбек и обещал ему отдать товар ево, которого сколько налицо имеется, за дастальной же обещал додать баранами, и как же возможно будет, только для вашей чести оное исполнить он обязался, чего для с ним, кашкарцом, и послал Собак-бия с помянутым Айдарбеком, и ежели имеется записка, то б они сами при том, разобрав, отдали; да еще другова кашкарца, придав к Байбеку и к Алдияр-бию, отправил, и оной бы кашкарец, которой з Байбеком отправлен, взял свой товар, сам бы по записки ж мог разобрать, и слышно, что уже тот товар ему Аллаяр-бий возвратно отдал. Да еще же вам доношу о имеющихся в киргисцах и у меня Красноярского городка [272] Ганюшкина пажитках, изволите быть без сумнения, оное все сполна совершить имею, и ежели ему самому за тем приехать невозможно, то б кого ни есть, вместо себя из добрых людей прислал, ибо он тамо у вас бытием своим дело свое окончать не может, а того бы он не думал, как прежде сего бывало, и ныне бы приехал бес товару, и совершенно б к нам приехав и оказав себя, и потом скоро и возвратиться мог.

Я же к его высокопревосходительству господину тайному советнику ковалеру и Оренбургской губернии губернатору Неплюеву, аще бог благоволит, сам поеду, а ежели, паче чаяния, самому туда ехать будет невозможно, то з добрыми словами Ходже-Ахметь-салтана отправлю, а Нуралы-хан к их стороне уже и поехал. Ныне же вам, благодетелю моему, господину брегадиру мурзе, доброжелателем пребываю, как пред единым богом, в одном слове и состою. 1748 году месяца рамазана четвертого дня в среду, то есть августа 17 числа». На подлинном татарском письме ево, Абулгаир-хана, чернильная печать приложена.

Августа седьмаго на десять числа майор Кублицкой репортом своим брегадиру Тевкелеву объявил, что ис крепости Урдасимской присланы к нему киргис-кайсацкие дватцеть лошадей, а за теми лошадьми приехали хозяева Средней орды кипчацкого роду Кинзебай Ингулов, Танат Кулбараков под ведением старшины Исеняли-бия, и просили брегадира Тевкелева, что те лошади несколько дней назад ночию шарахнулися и ушли, а явилися здесь в Орской крепости, чтоб им тех лошадей отдать; и оные киргисцы, еще не видав тех лошадей, объявили в шерсти приметы и в леты, да и тамги, и он, брегадир, послал о том объявить ханскому сыну Айчювак-салтану, чтоб он послал от себя кого о том достоверить, и послан был от Айчювак-салтана достовериться Юлумбеть, и по свидетельству явилися их от брегадира Тевкелева, им и отданы. И при той отдаче им, киргисцам, от брегадира Тевкелева довольно толковано, что от крепостей российских, какие им чинятся благодеянии и справедливость, чтоб и они также Е. и. в. противу того чинили верные услуги, продерзостей не делали. И оные киргисцы сказали, уже они действительно Е. и. в. себе милость получили и знают, что их содержат за верных Е. и. в. подданных, и не токмо какие продерзости они делать будут, но должны они за то свои верные услуги оказывать и о всем киргисцам будут о том объявлять. И с роспискою им те лошади отданы и отпущены, и о том [273] брегадир Тевкелев и Айчювак-салтан многим и Меньшей орды приезжающим старшинам объявили.

Августа седьмаго ж на десять числа в Орскую крепость прибежала одна калмынка, которая была в плену у киргисца роду чюмекей у Култая Булгатаева, и оной киргизец за нею же в Орскую крепость того же часу прибежал и просил брегадира Тевкелева, чтоб он ту бабу калмынку отдал ему назад, представляя то, что положено от них до получения указу от них калмыцких ясырей не отбирать.

На то брегадир Тевкелев ему говорил, что хотя по прошению их, киргисцов, до получения Е. и. в. указа он, брегадир, не отбирать от них калмыцких пленников дал и сроку, но токмо когда оная калмынка прибежала к нему, брегадиру, уже ее отдать ему неможно, для того, ежели б ево пленник из другой орды был полонен и ушел бы в российские городы, то б тот час ему назад отдали, а она – подданная Е. и. в. так, как и он, и до получения указа она будет у него, брегадира, а в какой силе от Е. и. в. указ воспоследует, по тому и исполнения будет, и Айчювак-салтан оному киргисцу то же толковал.

И потом оной киргизец просил, на которой лошади она ушла, просил ему с седлом и с уздою назад возвратить, и Айчювак-салтан о том же просил. И брегадир Тевкелев уже за то не стал стоять, чтоб от него как ни есть отвезаться, и для удовольствия Айчювак-салтана оную лошадь с седлом и с уздою отдал, и тот киргизец с тем удовольствием от него, брегадира, и отъехал.

Августа девятого на десять числа получено брегадиром Тевкелевым Киргис-кайсацкой орды от Абулгаир-ханской жены Попай чрез киргисца Юрмата письмо, в коем написано: «Высокоблагородному превосходительному, истинному и искреннему дереверю моему, господину брегадиру мурзе. Я, Попай-ханша, а ваша сноха, желаю вам на безчисленные лета добраго здаровья.

Я же ныне прошу не погневаться, хотя и несмело вам доношу, токмо прежде оказанные ваши ко мне благодеянии я и доныне запамятовать не могу, а я бы о всецелом вашем здравии уведомляться всегда желание имела, точию за несмелостию моею к вам писать не имела, а хотя к вам когда и писать мне случалось, токмо все с позволения ханского, и ныне прошу ж не погневаться, хотя я и в небытность в орде хана к вам писать имею с таким упованием, хотя вы чином и возвышены, точию меня от усердия [274] своего отринуть не изволите, но я желаю, дабы вам бог даровал, но и более того получить, чрез чтоб и мы возвышены ж быть имели. Я же ныне с вами не так, как прежде сего в разговоры вступала, а ныне уже столько и отважиться не посмела для того, что когда хан в своем присудствии, то уже наша и женская мочь не в состоянии, да и стыдно есть, а однако по вашей ко мне приятной любви того преминовать не могла, да и все наши дела полагаем вначале на бога, потом и на вас. Что же наше детище Айчювак-салтан ныне уже не наш, но стал быть ваш, которого прошу забавлять и всячески увещевать, чтоб ему было не скучно, да и во всех наших прозьбах не оставить, мы же чрез ваши старании всякое благополучие и счастие, то есть желаемо наше, все получить удостоились, и оное богу весьма угодно, и мы уже чрезвычайно довольны. Ваше же некоторое слово мне было зело полезно, что вы изволили говорить, я-де кроме хана ни на кого не смотрю, только-де мне надобен он, хан, от которого вашего слова и киргисцы уже страх имеют, к тому же и хану бес помощи вашей одному никакого дела совершить невозможно, ибо вы степное обыкновение ведать изволите. Ныне же я о здравии вашем рано и поздно бога молю и всегда того желаю, чтоб между нами бесперерывно люди ездили. 1748 году». А позади листа ее, ханши, чернильная печать приложена.

Августа двадесятого числа послано от брегадира Тевкелева Киргис-кайсацкой орды Абулгаир-ханше Попай с киргисцом Ерматом письмо, в коем написано следующее: «Высокостепеннейшая и высокопочтеннейшая и моя дражайшая невестушка Попай-ханша. Вашего высокостепенства мне неизреченно приятнейшее письмо чрез посланца вашего Юрмата с крайным моим радованием получил, за оное и за содержание меня всегда в вашей памяти премного благодарствую; и вашего ж высокостепенства и дражайшую мою невестушку усердно прошу пожаловать меня, как изволили прежде, так и ныне, и впредь в вашей памяти незабвенно содержать и дражайшими вашими письмами всегда меня снабдить, которые мне неизреченно всегда приятны быть имеют. А я от своей стороны как высокостепенному искреннему другу моему, а вашему любезнейшему супругу Абулгаир-хану, так и вашему высокостепенству и любезнейшим вашим детям всегда неотменной друг и сердечной доброжелатель. Что же касается до любезного вашего сына Айчювак-салтана, об нем ни малейшаго сумнения [275] иметь не извольте, что он у нас во всяком удовольствии, в веселиях содержан будет, и я ево по ево уму и доброму состоянию имею, яко родного своего племянника или сына, и ево порядочными и разсудными поступками я весьма доволен, и как приеду в Оренбург, не примину об нем и к его высокопревосходительству тайному советнику и ковалеру Ивану Ивановичю господину Неплюеву усердно рекомендовать. Понеже его высокопревосходительство господин тайной советник человек зело умной и знатной, тотчас изволит ево добропорядочные поступки и постоянство усмотреть и без моей рекомендации любезному вашему сыну всякие добродетели и благодеянии оказывать не оставит, и о том изволите без всякого сумнения быть благонадежны». Подлинное подписано рукою брегадира Тевкелева.

Августа двадесятого числа послано от брегадира Тевкелева ко Абулгаир-ханскому сыну Ходже-Ахметь-салтану с вышереченным же киргисцом Ерматом письмо, в коем написано: «Высокодостойной и высокопочтенной, а мой любезной племянник Ходжа-Ахмет-салтан. В бытность здесь вашего высокодостоинства добрыми поступками я был доволен, прошу меня в своей любви всегда неотменно содержать, а я от своей стороны вас обнадеживаю, всегда я вам благодетель и доброжелатель. Вашего высокодостоинства мне приятнейшее письмо я чрез Байбека с радостию моею получил; премного благодарствую, прошу оными мне приятнейшими вашими письмами меня всегда не оставлять. Что же изволили оным письмом от меня требовать пшеничную муку, и что у меня здесь имелося, себе ничего не оставляя, к вам послал. Ежели впреть потребно будет, изволите ко мне в Оренбург прислать, я вам немедленно отправлю; я ведаю, что вы, несколько лет в России живучи, к хлебу привыкли, паче же для вашей болезни оное вам потребно, и желаю вам добраго здаровья и всякого благополучия, и всегда Е. и. в. ваши верные услуги оказывать несумненно будете, за что вы Е. и. в. милостию никогда оставлены не будете». Подлинное подписано рукою брегадира Тевкелева.

Августа двадесят второго числа послано от брегадира Тевкелева Киргис-кайсацкой орды к Абулгаир-хану с орским атаманом Исмаилом Абдрязаковым да Юлумбетям письмо, в коем написано: «Высокостепенной и высокопочтенной Киргис-кайсацкой орды Абулгаир-хан, а мой древней и истинной друг. Вашего высокостепенства сего августа от 17 числа писанное мне [276] многоприятнейшее письмо я здесь чрез посланного от меня орской крепости атамана Исмаила Абдрязякова с приятностию моею получил; в котором изволите изъяснять, что по обезательству вашему для отбирания российских пленников и их пожитков, и скот, от вашего высокостепенства определены в каждые роды тех же родов старшины, чтоб они до возвращения вашего высокостепенства в орду немедленно собирали; такоже и по возвращении вашем в свою орду обещаете о том усердное старание иметь, и оное ваше по присяжной своей должности обещание зело изрядно, понеже как вам самим известно, оное весьма время не терпит. Что вы со всею вашею ордою на высочайшее Е. и. в. имя всеподданнейшим вашим доношением обязалися, чтоб российских подданных, у вас имеющихся в орде пленников с пожитками, собрав, немедленно отвести в Оренбург, а впредь киргис-кайсаков ни до каких предерзостей делать не допускать, и оное ваше обязательство с вашим делом, чтоб было сходно, и за оные, ваше высокостепенство, по подданнической верности сказуемые добрые дела можете от Е. и. в. милостивно похвалены быть и милость получить. А что же касается до гундровских нагайцов, как вам самим известно, что вы сами об них со мною имели разговор, и старшина ваши ко оддаче тех ногайцов положили на сына вашего, Нуралы-салтана, понеже-де они в ево владении живут, о чем Нуралы-салтан при свидании со мною снял оное на себя; как ваше высокостепенство, так и сын ваш Нуралы-салтан просили меня, чтоб тем ногайцом оную вину упустить и ничем их не наказывать. И на то я как вашему высокостепенству, так и Нуралы-салтану, обещал и на себя снял, что я их вину у тайного советника и ковалера Ивана Ивановича Неплюева упрошу, и они отнюдь ничем наказаны не будут, того для по дружбе моей вам советую, чтоб вы изволили по прибытии своем в свою орду немедленно послать к сыну вашему Нурали-салтану от себя одного доброго человека нарочно наскоро, чтоб он немедленно имел старание их поскорея отправить в Оренбург, понеже оные ногайцы и татара, и протчие иноверцы, такие ж Е. и. в. подданные, как и руские, в чем вы и сами письмянно обязалися всех российских подданных, собрав, отдать. А что же вы обещаете по возвращении в свою орду ехать в Оренбург для свидания с господином тайным советником и ковалером Иваном Ивановичем Неплюевым, а по моему вам дружескому совету оной ваш приезд в Оренбург ко [277] многим вашим делам к лутчей пользе немало воспоследовать имеет. И во оном же письме своем упомянули, что ограбленные киргисцами у кашкарцов оставшие товары для забрания отправили от себя нарочных киргисцов, и оное ваше нарочных отправления весьма с честию вашею и вашей орды с пользою сходно. Как вам от меня и прежде о купеческих караванах довольно толковано, весьма надобно вам киргис-кайсацких худых людей воздержать и до продерзостей не допускать, а ежели таких худых людей до продерзостей будете не допускать, и от того всячески Киргис-кайсацкая орда несумнительно может жить во всяком благополучии и с покоем; а письмо ваше к господину тайному советнику и ковалеру отправил, и о получении от его высокопревосходительства я и ответ получил. При сем вашему высокостепенству извествую сей день, я и при мне сын ваш отъезжаем в Оренбург, прошу письмами вашими меня не оставить. При сем же я отправил к Нурали-салтану за гундровскими ногайцами нарочно от себя Орской крепости атамана Исмаила Абдрязакова и Елумбетя с моим письмом». Подлинное подписано рукою брегадира Тевкелева.

Августа двадесят второго числа послано от брегадира Тевкелева Киргис-кайсацкой орды к Нурали-салтану с вышеупомянутыми ж Орской крепости атаманом Исмаилом Абдрязяковым да Юлумбетям письмо, в коем написано: «Высокодостойной и высокопочтенной Киргис-кайсацкой Меньшей орды алчин-байулинских родов владелец Нурали-салтан, а мой любезной племянник и искренней друг. Вашего высокодостоинства присланное мне многоприятнейшее письмо я со всяким моим удовольствием чрез Юлумбетя исправно получил, в котором вы упоминаете о кундровских ногайцах, о высылки их из вашего владения, якобы ищите способу, где они ныне живут, оттудова выслать или ис того роду вы возьмете к себе и от себя их в Оренбург отправите, и о том по приезде своем в ваши улусы обещаете крайнее иметь старание. На оное вашему высокодостоинству сим ответствую, что о высылки тех гундровских ногайцов таким ли или другим способом, усмотря по вашим обращением, изволите учинить, оное состоит в вашей воле, токмо я вам, яко совершенно друг, советую необходимо, как оных гундровских ногайцов, так и протчих российских подданных, вам всемерно надлежит прислать в Оренбург; и в том Е. и. в. свою подданническую верность оказать. [278] Как вам самим известно, что в бытность вашу в Орской крепости при свидании со мною как отец ваш его высокостепенство Абулгаир-хан, так и все ваши старшина, об отдаче их положили на ваше высокодостоинство, и вы то сняли на себя, той ради притчины оные ногайцы живут во владении вашем и для того уже вашему высокодостоинству надлежит о высылки тех гундровских ногайцов крайнее и усердное старание иметь для вашей собственной чести и для спокойного жития вашего владения. А что же в бытность вашу здесь в Орской крепости вы просили меня, чтоб оным гундровским ногайцом никакого наказания за то не учинить и не мстить, и я на то вам обещал, что оное снял на себя и никакого им наказания не будет, так и ныне вашего высокодостоинства в том обнадеживаю, и его высокопревосходительство господин тайный советник и ковалер Иван Иванович Неплюев, мою прозьбу никогда не изволит отвергнуть, егда ныне в ево силе, а когда в даль донесено будет, в то время и его высокопревосходительству и мне вспомоществовать будет трудно. Того ради, яко своему любезному племяннику, вторично советую, чтоб их немедленно выслать, чтоб о том в даль никто б не знал; и с сим письмом отправил я от себя к вашему высокодостоинству Орской крепости казачьего атамана Исмаила-муллу Абдрязякова и Юлумбетя, и оные вашему высокодостоинству в протчем донесут словесно». Подлинное подписано рукою брегадира Тевкелева.

Августа двадесят третиго числа получены брегадиром Тевкелевым Киргис-кайсацкой орды от Абулгаир-ханского сына Ходжа-Ахметь-салтана чрез киргисца Култая-батыря два письма, в коих написано:

в 1-м:

«Высокоблагородному и превосходительному господину брегадиру, а моему премного милостивому и любезному дядюшке мурзе я, Ходжа-Ахметь-салтан, желаю вам благополучного здаровья и прошу, чтоб то поздравление приятно было принято. Письмо вашего превосходительства я здесь чрез родственника нашего Юрмата получил и о содержании того выразумил, за которое покорно и благодарствую. При сем же вашему превосходительству доношу, что я прежде сего к вам не писал, прошу в том не погневаться, понеже того за болезнею моею не имел, точию я с моей стороны по прежнему моему усердию всегда вам доброжелателем пребываю и в надлежащих моих к вам услугах [279] никогда не премину. А я необходимо вас прошу, чтоб я от вашей отеческой милости отриновен быть не мог, да еще милостивой государыне моей матушке госпоже брегадирше, а вашего превосходительства дражайшей супруге и благодетелю моему Осипу прошу поклон объявить. Вас же, дядюшку моего, прошу пожаловать прислать вина, которое б я мог пить, аще бог благоволит за здаровья ваше». На подлинном татарском письме ево, Ходжи-Ахметь-салтана, чернильная печать приложена;

во 2-м:

«Высокоблагородному и превосходительному господину брегадиру, а моему премногомилостивому и любезному дядюшке мурзе. Доношу вашему превосходительству, чюмекейскаго роду Култая-батыря два пленника якобы к вам бежали, о которых он вам и доносил, а ныне просит, хотя б-де уже они и при вас находились, только б-де, что последним человеком пленником уведенных двух серых лошадей возвратили, о чем он и у родительнице моей просил же, чтоб к вам писать, о чем она и просит, дабы то возвратить да и сила к тому есть, что те лошади не собственные ево, Култая, но чюжие, которых у него с принуждением и просят, и ежели бы вы оных ему изволили возвратить, то б весьма было изрядно. Которого киргисца и родитель мой изволит жаловать, а за лошадьми тех пленников хозяина Култая-батыря, дав ему от себя письмо, самаго послал». На подлинном татарском письме ево, Ходжа-Ахметь-салтана, чернильная печать приложена.

Сего августа двадесят четвертаго числа при речке Елангуберле наскоро прибежал к брегадиру Тевкелеву Абулгаир-хана собственной человек Итчемес и на словах объявил, что ево послали старшина к брегадиру Тевкелеву с тем, что Абулгаир-хан убит до смерти от Барак-салтана ⁵⁶, и подал письма на имя тайного советника и ковалера господина Неплюева и на имя брегадира Тевкелева, которое писано, якобы Абулгаир-хан пред смертию завещательные слова говорил. Но брегадир Тевкелев тотчас оному присланному заказал, чтоб он о смерти Абулгаир-хана сыну ево Айчювак-салтану не объявлял, токмо из свиты ево ведал один дятька ево Байбек; и он, Байбек, просил брегадира весьма ево, Айчювак-салтана, беречь и до Оренбурга не объявлять для того, что он весьма военнова сердца, как услышит, что отца ево Барак-салтан убил, он не о смерти отца своего будет тужить, но от [280] досады может себя изорвать за то, что отец ево от такого человека убит, а ему неможно мстить. И брегадир Тевкелев оное письмо бес переводу отослал к тайному советнику и ковалеру господину Неплюеву ⁵⁷, а того ханского человека Итчемяса брегадир Тевкелев того же дни отправил к тем же старшинам с тем приказом, чтоб они немедленно объявили о смерти Абулгаир-хана ханше Попай, понеже она человек умной, с разсуждением будет печалиться, а потом станет иметь свое попечение о детях своих и о ардинских делах, ибо в такой сумятице, чтоб худаго чего не произошло, она еще поправить может. И чтоб те старшина ей были послушны, и ее б до приезду ее детей не оставляли, с тем и отправил.

Августа двадесят четвертаго числа послано от брегадира Тевкелева из Елангуберли к тайному советнику и ковалеру господину Неплюеву с оренбургским казаком Каменским письмо, в коем писано следующее: «Милостивый государь Иван Иванович, вашему высокопревосходительству доношу, что сего мамента приехал ко мне Абулгаир-хана собственной человек Итчемес и привез ко мне письмо, писанное на имя ваше и на имя мое, в котором значит, что Абулгаир-хан убит до смерти от Барак-салтана. Как я к вашему высокопревосходительству прежде писал, что по отбытии он, Абулгаир-хан, от меня из Орской крепости поехал х каракалпакам, и по прибытии туда сьехалися-де они Средней орды з Барак-салтаном, где зделался у них спор, а потом и драка; у него, Абулгаир-хана, людей было меньше, а у Барак-салтана – больше, и тако-де он, Абулгаир-хан, с ним, Барак-салтаном, хотя дрался немало, однако убит до смерти. И что в письме написано, и оное значит, якобы он те слова говорил раненой пред смертию и вышеписанной Итчемес мне словесно объявил, что о смерти Абулгаир-хана ево ханша Попай и сын Ходжа-Ахметь-салтан еще не ведают, и им не объявляют. Токмо-де ево, Абулгаир-хана, ко всем детям старшина на все стороны послали наскоро: Нурали-салтану, Иряли-салтану и Адиль-салтану, чтоб ево дети все, как возможно, поспешали к ханше Попай и собралися б вместе. А при том же роду чекти, многолюдно собравшись, поехали убить до смерти Батырь-салтана, понеже-де киргис-кайсацкие старшина узнали, оная интрига учинена от него, Батырь-салтана, потому что ево, Батырь-салтана, сын Гаип-салтан был у персидскаго шаха, и от персидскаго шаха учинен он в Хиве ханом, а он, Гаип-салтан, [281] сосватал за себя дочь Барак-салтана, а у того Гаип-салтана с родным Абулгаир-хана племянником Досали-салтаном ⁵⁸ смертельная ж ссора, и потому подлинно-де старшина знают, что по ево, Батырь-салтана, интригам сват ево Барак-салтан ево, Абулгаир-хана, убил до смерти. И как оной Итчемес мне от себя объявил, что как Абулгаир-хана дети все в одно место соберутся, великая у них будет рубка, и все-де старшина тужат о Айчювак-салтане, что на такой случай тамо ево нет, понеже-де он, Айчювак-салтан, изо всех детей Абулгаир-хана воен и доброва серца. Я же вашему высокопревосходительству доношу, сие дело весьма немалое, не о смерти Абулгаир-хана, но нам крайне надобно по здешним обращением наблюдать к пользе высочайшаго интереса о порядках при таком их несогласии, что зделать. По всему видно, киргис-кайсацкие старшина станут трудиться, Средняя орда у себя из своих владельцов, а Меньшая орда – из своих же владельцов, главного хана выбирать; а по моему б мнению, лутче б домогаться указом зделать, понеже ежели кто из них указом зделан будет, тот может и милость помнить, а по их обычию, отнюдь без одного главного хана быть неможно. А когда однажды главной хан зделается указом, то и впредь тот порядок во обычии войдет, а потом и другие полезные порядки чрез то делать будет способнее, я хотел сам к вашему высокопревосходительству бежать на почте, токмо мне Айчювак-салтана оставить без себя неможно; и он о смерти отца своево не ведает, и старшина-де ему, Итчемесу, наказывали о том Айчювак-салтану не объявлять, и как он ко мне приехал, для того по всему видно, что он, Айчювак-салтан, имеет сердце военное, ежели он о смерти отца своего узнает, от сердца своего сам себя умертвит или что худое зделает над собою, того для принужден я ево при себе вести, однако заутра оставя, я свою команду и всю тягость поруча майору Филитову, взяв с собою нерегулярное войско, как возможно ноискоряе, буду поспешать, надеюсь к вашему высокопревосходительству к 28-му числу прибыть. Я же приношу вам мое мнение: понеже сие дело весьма немалое, не соизволите ль отправить наскоро нарочного на почте в Государственную Коллегию иностранных дел для того, хотя не ведая здешнего обращения сюда оттудова, а все наставление будет дать трудно, однако, что до материи дела будет касаться, дадут; а ведая ту материю, каким образом способ изыскивать, здесь будет знаемо. Однако оное отдаю на разсуждения вашего [282] высокопревосходительства, а как приеду в Оренбург, изволите увидить из моего журнала, а потом по разсуждению общему может быть усмотрится о том, что и к лутчему донести, понеже и по прибытии моем в Оренбург потребно отправить курьера. А полученное мною о Абулгаир-хане письмо бес переводу при сем к вашему высокопревосходительству посылаю, а здесь я не велел перевесть для того, толмачи или копеист с простоты, чтоб не проговорились». Подлинное подписано рукою брегадира Тевкелева.

Августа двадесят пятого числа брегадир Тевкелев, оставя все тягости и регулярное войско назаде и взяв с собою несколько нерегулярного войска, с ханским сыном налехке поехал в Оренбург.

Августа двадесят шестаго числа получено брегадиром Тевкелевым от тайного советника и ковалера господина Неплюева письмо с приложенною копиею с посланного от него, тайного советника и ковалера, Киргис-кайсацкой Меньшей орды к Нурали, Эрали, Ходжа-Ахметь и Адиль-салтанам, детям Абулгаир-хановым, письма ж, в которых написано, а имянно:

в 1-м, к брегадиру Тевкелеву: «Высокоблагородный и высокопочтенный господин брегадир, государь мой. Сего утра получил я ваше почтенное письмо со уведомлением о смерти Абулгаир-хана, а понеже о новом хане, чтоб он со апробацию или и, точно, от Е. и. в. пожалован был, давно от меня представлении были, и в тот вид при всяком случае умершему Абулгаир-хану внушения чинены, потому отправил я к детям ево с письмом, с которого при сем копия, переводчика Якова Гуляева да сакмарскаго старшину Кубека, и хотя письмо мое генерально, как то мне, имянно писать несходно, однако сосланось на изустное их сообщение, которым приказано на вышеписанном основании внушать и склонять, дав им к тому довольное наставление, и приказал заехать к вашему высокоблагородию, чтоб вы и от себя изволили генерально писать, ссылаясь на них же и обнадежа их Е. и. в. высочайшею милостию и увещевая, чтоб оне во всем своем будущем порядке положились на высочайшее Е. и. в. милосердое соизволение, и тако прошу, где б вас ни встретили, нимало их не удерживая, в путь их отпустить, нежели заблагоразсудите, как то мне мнится, за лутчее того человека, которой к вам приехал, отпустить, а отпустя их сюда, поспешить и Айчювака при себе иметь, да толмача Прасолова ко мне прислать, яко в нем есть особливая нужда. Я о сем отправлении и как к вашему высокородию писал [283] обстоятельно в Государственную иностранных дел Коллегию доносил, а в протчем есмь со особливым почтением». Подлинное подписано рукою реченного тайного советника и ковалера Неплюева;

во 2-м, к ханским детям: «Всепресветлейшия державнейшия великия государыни императрицы Елисавет Петровны, самодержицы всероссийския, и прочая, и прочая, и прочая, Киргис-кайсацкой Меньшей орды верноподданным и почтенным Нурали, Эрали, Ходжи-Ахметь и Адиль-салтанам, детям Абулгаир-хановым.

Сего числа, получа я чрез господина брегадира Тевкелева известие, коим образом родителю вашему Абулгаир-хану чрезвычайное бедство и смертельная напасть случилась, не мог приминуть, чтоб повсегда к нему и к вам, яко же и ко всей вашей фамилии имевшемуся доброжелательному моему усердию не отправить к вам того же дня нарочных с моим сердечным сожалением о том крайнем ево и вашем несчастии, я нарочно для того здешняго переводчика Якова Гуляева и с ним известного вам сакмарскаго старшину Кубека посылаю, которые в состоянии родительнице вашей Попай-ханше и вам обще при такой вашей печали добрым разговором и советам ко облегчению оной вспомощи, я же с моей стороны вас, почтенных салтанов, купно же и матерь вашу и братьев высочайшею Е. и. в. милостию обнадеживаю, и как ваш всегдашней друг и доброжелатель, крепко уверяю, что вы за службы и верность помянутого вашего родителя и по особливому вашему доброжелательству и достоинству в той Е. и. в. милости равномерно, как и родитель ваш, содержаны и никогда оставлены не будете. И понеже все вы, почтенные салтаны, еще при жизни помянутого вашего родителя купно с ним народные дела управляли, следственно, и паче ныне должно вам ко всему тому исполнению обще приступить, что на родителя вашего по высочайшим Е. и. в. указом положено, и что он сам по силе тех указов исполнять обязался, и не только о том, но и о сем, что ныне и добропорядочному и к спокойному содержанию народа потребно, о всем обще с биями и старшинами вашими разсуждать, и на каком основании усоветуете и положитесь, о том с сими нарочно посланными поскоряе меня уведомить, а притом себя высочайшей Е. и. в. милости подвергнуть, почему я ко двору Е. и. в. всеподданнейше донести и о вашей верности засвидетельствовать, також и о вашем и всей вашей фамилии благополучии стараться и пользам вашим [284] споспешествовать всегда не премину и паки милостию Е. и. в. обнадеживая вас, ссылаюсь на изустное доношение посланных с сим; также, что и впредь у вас происходить будет, о том прошу меня почасту уведомлять; и остаюсь, как и всегда, со всяким моим доброжелательством, Е. и. в. тайный советник ковалер и Оренбургской губернии губернатор». Подлинное за подписанием и печатью реченного тайного советника и ковалера Неплюева.

Августа двадесять седьмаго числа послано от брегадира Тевкелева к тайному советнику и ковалеру господину Неплюеву письмо, в коем написано: «Милостивый государь Иван Иванович. Вашего высокопревосходительства ко мне письмо от 26-го сего августа, притом Абулгаир-хана к детям с посланного письма копия, я сего же августа 27 числа пополудни в четвертом часу под Везовым редутом, едучи на дороге, чрез переводчика Гуляева получил. Что же изволите приказать, чтоб и я к ним генерально писал, ныне по тамошним обращениям мне не х кому писать, для того Нурали и Эрали-салтаны отнюдь скора к матере прибыть не могут, понеже Эрали-салтану от старшин приказано, чтоб он ордою не ехал, а ехал бы подле реки Яик городками, понеже и об нем, Эрали-салтане, опасность есть. А Гуляева с Кубеком отнюдь до ханши и до детей ныне не допустят или убиют до смерти, а по меньшей мере нагих их отпустят, понеже Кубек в лутчее время едва спасься; для того я и спешил чтоб, к пользе высочайшего интереса по тамошным знаемым мне обращением с вашим высокопревосходительством туды со общего совета послать. Я к вашему высокопревосходительству и писал, что я к 28-му числу сего августа прибуду, того для я вашему высокопревосходительству при сем доношу, не лутче ль их со мною, увидевшись, отправить; мне хотя и все владелцы пропадут, нужды нет, я для высочайшего интереса доношу. Однако, что надлежало до меня, я донес, оное уже состоит в воле вашей, ежели изволите приказать отпустить, я их заутра и отпущу, а мне писать с ними не х кому, а их кош и киргисца я велел низом провести до Везового редута, чтоб Айчювак-салтан ево не видал, а я до получения на сие от вашего высокопревосходительства ответу здесь буду стоять; того ради прошу на меня не прогневаться, я приказал казаку, хотя вы изволите и опочивать, чтоб донести о сем, прошу хотя на одной строке для скорости дать знать, а салтан ни о чем о том не знает». Подлинное подписано рукою брегадира Тевкелева. [285]

Августа двадесят седьмаго ж числа получено брегадиром Тевкелевым от тайного советника и ковалера господина Неплюева письмо, в коем написано: «Государь мой Алексей Иванович, меня ни в какой час не безпокоют ваши почтенные письма получать, как то во исходе перваго часа пополуночи от 27-го вашего высокоблагородия писание принял, и по означенным окресностям прошу Гуляеву и Кубеку и с киргисцом в Везовом редуте остановитца, буде оне не при вас, а буде при вас, то в Нежинском, и определить, чтоб они до будущаго определения далее не ездили, а затем буду вашего высокоблагородия ожидать. А караул как вам, так и Айчювак-салтану, поставлен будет завтра или, лутче сказать, сего дни. Прощения прошу, что кратко пишу, ярко ночию, и сыскать скоро никого неможно, а мешкать не хотел, того ради сие не запечатано вручить приказал, и тако со особливым почтением». Подлинное подписано рукою реченного советника и ковалера Неплюева.

И того ж августа двадесят осьмаго числа брегадир Тевкелев поутру с Айчювак-салтаном и с командою от Студеного ключа отправился в Оренбург, и для представленных от него к тайному советнику и ковалеру господину Неплюеву резонов и переводчика Гуляева и старшину Кубека взял с собою ж до свидания с ним, тайным советником, в Оренбург.

Августа двадесят осьмаго числа получено брегадиром Тевкелевым Киргис-кайсацкой Меньшей орды от Нуралы-салтана чрез посланника ево Укубаша, с товарищи письмо, в коем написано: «Высокоблагородному и превосходительному, вначале как богу, так и всемилостивейшей государыне угодному и под пратекцию Е. и. в. верно служащему господину брегадиру, а моему дядюшке мурзе желаю премного лет здравствовать. Притом объявляю, что уже между нами довольно разговаривано, да и ныне в том же состоим, и всякие наши дела вам небезизвестны, за то прошу не прогневаться, что я по обещанию моему не все еще окончал, но по возможности моей старание прилагать буду. Я же по приказу родителя моего к вам хотя ехать и намерен был, точию ныне со стороны находящагося при Аральском владении от племянника нашего Достгали-хана известие получил, чтоб мне к нему в поход выступить, потому к вам и ехать поотложил, за то прошу ж не погневаться; еще ж вам объявляю, что мы невозможные нашего народа плутовские дела положили было на высочайшую Е. и. в. волю, а протчие хотели обще с вашим превосходительством ко [286] окончанию привесть, токмо ис крайних наших улусов калмыки отогнали триста лошадей, и ежели б таковых самих плутов, поймав, сковать и взятых ими лошадей всех возвратить изволили, то б другие плуты того чинить опасались, а ежели от вас какое приказание имеется, то прошу чрез Укубаша и Кутибока объявить, коих и послал до ваших услуг, буде же что приказать изволите, то прошу их поскоряе отпустить». На подлинном татарском письме ево, Нуралы-салтана, чернильная печать приложена.

Августа двадесят осьмаго ж числа получено брегадиром Тевкелевым Киргис-Кайсацкой орды от Абулгаир-ханской жены Попай и от сына их Ходже-Ахметь-салтана чрез орскаго атамана Исмаила Абдрязякова и Елумбетя письмо, в коем написано: «Высокоблагородному и превосходительному, высокопочтенному, истинному и искреннему, яко душе моей подобному, благодетелю господину брегадиру мурзе. Мы, сноха ваша Попай-ханша и племянник ваш Ходжа-Ахметь-салтан, желаем вам премножество лет здравствовать. Почтеннейшее и многоприятнейшее ваше письмо мы с крайним нашим удовольствием получили и о содержени того выразумили, что вы писание наше за благо принимать желаете, за что всепокорнейше благодарствуем. Уже сим вам представлять ничего не знаем, ибо начального нашего вольного человека хана умышленно воры убили, ревнуя против ханского намерения особливым обхождением Барак-салтан, сыскав себе иное владение, уже вы нам какой можете разум дать, оное ни одним нам, но и вам болезно есть, и вы можете печаль нашу избавить, которая уже вам известна, и впредь уповаем от вас надежду, чтоб от неприятелей оборонять и отмщать для того, яко душе любезного дитя своего вам и отдали, и никакой от вас отменности не имеем. Ныне уже нам такая злая притчина приключилась и при таком случае просим нас в затмении не оставить, а хан уже от своей жизни лишился, и прежде сего бывало он приказывал, ежели-де, паче чаяния, мне какая притчина приключится, то-де по смерти моей останутся дети, ис которых, когда еще он сам жив был, по наследию приказывал быть на месте своем ханом Нуралею, и прежде каким образом в бытность свою с вами обходился, тако и мы уповаем к службе готовыми быть. А ежели б единое наше прошение пожаловать изволили принять, то б мы отмщение получить и со всею Меньшею ордою немало удовольствоваться могли, да и чрез то б народ наш в страх пришли, чтоб вы хана изследовать не [287] преминуете. И ваше превосходительства прошу поехавших для торгу в препровождении кашкарцов четыре человека киргисцов, а имянно: Ильголдеева брата, Намас Дюшебаева сына Исяналея, Ходженазарова сына, да Наралеева брата Бичилдея, да еще поехавших для торгу в Оренбург с лошадьми Сырымбетев брат с товарищи, которых изволите приказать удержать затем, что они хана убили, и об них вам обстоятельно донести может Кидай-биев сын Кошкулак, понеже он при том был и видел. И ежели б тех людей приказали удержать, то б они Барака, поймав, отдали. Ежели ж вам не противно, пожалуй изволите вспомоществовать в нынешнем таком случае, да и уповаем от вас отмщение получить, и за тем я Нурали-хана и в орду призывала, и когда он сам приедет, то, поговоря с ним, вас уведомить не преминем; как единому богу известно есть, о чем вы с ханом разговаривали, мы и ныне в том состоим, только мы ныне от ума своего отстаем, и дабы нам вы совет свой приложить изволили, чтоб нам притти в разум и его высокопревосходительству господину генералу пристойным образом о нашем несчасти донести. И прежде сего с Итчемясом к вам для ведома было писали и истинным словесным приказом тогда ево отправили, и ваше превосходительства, яко старателя нашего мурзу, прошу Е. и. в. всемилостивейшей государыне всеподданнейше донести, чрез что и покойного смерть отмстить и намерение свое получить уповаем, да и в знак нашей печали прошу прислать знамя, понеже вы об нашем обхождении сами известны. Которое б знамя, слезно плачучи обняв, и кочевать бы имела, хотя у нас то и имеется, только от вас, мурзы, желаем большаго знамя, чтоб неприятели, видя тое, славу произнести могли, да и протчих вещей немало потребно, то есть сто деревянных блюд, и оное, я уповаю, что обо всем том вам самим известно. Да мне, вашему племяннику Ходже-Ахметь-салтану, обещали дать один сайдак, оное ж и протчее намерение наше от вас получить уповаем, и все то имеется в ваших руках. Вы же нас возвышать и уничтожать можете, и тако прекротя, остаюсь. До услуг ваших послали Кошкулака да Раимберду, которые вам словесно донести могут, а атамана Исмаила-муллу и Юлумбетя нарочно к вам обратно отправили». На подлинном татарском письме ханши Попай и сына ее Ходжа-Ахметь-салтана две чернильныя печати приложены.

Августа тритцать перваго числа послано от брегадира Тевкелева Киргис-кайсацкой Меньшой орды к ханше Попай с [288] переводчиком Яковом Гуляевым письмо, в коем написано: «Высокопочтенная и высокостепенная госпожа ханша Попай, а моя драгая невестушка, вы сами изволите понять и разсудить, сколь горестно и печально было мне усмотреть ис писма вашего о чрезвычайной и несчасливой кончине вашего любезного сожителя и моего древняго друга и брата Абулгаир-хана, от великаго и сердечного моего сожаления истинно не в состоянии сейчас и описать, как мне чювствительно сие нечаенное ему и нам приключение, то только по моему к вам и детям вашим совершенному доброхотству доношу: первое и главное теперь дело повиноваться воли божией и так ваши домашние и народные дела учредить, чтоб они во всем сходственны были с высочайшими Е. и. в. повелениями, о которых я с покойным супругом вашим, а моим братом, також с Нурали-салтаном и с протчими детьми вашими говорил, и все то так постановить стараться, чтоб вам от всемилостивейшей нашей государыни при нынешнем вашем случае высочайшую апробацию получить, ибо вы сами понять и знать изволите, что совершенное и общее ваше и детей ваших благополучие от единой Е. и. в. высочайшей милости зависит, в которой вы и дети ваши за службы и верность покойного супруга вашего никогда оставлены не будете, чем я, как ваш всегдашней и сущею доброжелатель, твердо уверяю и обнадеживаю, о чем до вас и его высокопревосходительство тайный советник и ковалер Иван Иванович Неплюев писал, и на словах с отправленным переводчиком и старшинами Кубеком и Байбеком, как к вам, так и к детям вашим, обстоятельно приказывал; которые, а особливо Байбек, и мое доброжелательное мнение изустно вам донесут, почему и исполнять советую, свидетельствуя и уверяя вас, что его высокопревосходительство к вам и к детям вашим пребывает с совершенным доброжелательством и о кончине сожителя вашего, а моего брата, сердечно сожалеет. Что же у вас произойдет, о том прошу поскоряя меня уведомить и с тем Байбека ко мне возвратить, в протчем я во всем на слова Байбековы ссылаюсь и еще советую, чтоб вы сию великую вашу печаль великодушно понесли и положили б во всем надежду свою на высочайшую Е. и. в. милость, о которой я вас и детей ваших паки уверяю и остаюсь с моим совершенным к вам доброжелательством и почтением.

P. S.: Ходже-Ахметь-салтану сайдак промышляю и как достану, то отправлю, а при сем требованные вами блюды послал. [289] А что вы изволили писать о присылке для учинения вам печального знака, на то посылаю к вам при сем черную канфу косяк».

В такой же силе послано письмо к Нурали-салтану с переменою приличных речей; при том же подскрыптом приписано тако: «Письмо ваше чрез Кубашая получил, и что касается до ответу моего, на оное о том наказывал с Байбеком, на которого в том и ссылаюсь». Подлинные – за рукою брегадира Тевкелева.

Сентября десятого числа от тайного советника и ковалера господина Неплюева чрез ассесора Рычкова ⁵⁹ брегадиру Тевкелеву объявлено яицкого атамана доношение и при том присланное к нему, яицкому атаману, от киргис-кайсацкой старшины Исетя-тархана письмо, в котором писано о угонных от них воровскими калмыками лошадях, и во оном же письме несколько и угрозы написано, что он, Исеть, и сам калмыкам может отомстить, ежели угонных лошадей, сыскав, ему не отдадут; и тайной советник требовал ево, брегадира, совету, чтоб кого послать к нему, Исеть-тархану, с тем, чтоб он таких непристойных писем впредь не писал, а что у него воровскими калмыками отогнаты лошади, о том изследовано, и справедливость надлежащая оставлена не будет.

Сентября перваго на десять числа приехали в Оренбург от него, Исеть-тархана, брат ево родной Трумбеть-батырь и сын ево Юлбулда и объявили брегадиру Тевкелеву, что они присланы к тайному советнику и ковалеру господину Неплюеву от него, Исеть-тархана, с письмом просить о возвращении отгонных лошадей воровскими калмыками, и его, брегадира Тевкелева, просили, чтоб и он в том вспомоществовал, понеже он, брегадир, о таких делах разбирать Е. и. в. указом к ним прислан. И брегадир Тевкелев ему объявил, что он о отгоне от них лошадей и о содержании Исеть-тархана письма еще не знает, а как он увидится с тайным советником и ковалером господином Неплюевым, имея о том совет, яко и они Е. и. в. подданные, справедливость показать оставлены не будут, и хотя брегадир и ведал, что он, Трумбеть, от Исетя-тархана к яицкому атаману с угрозами привез письмо, однако тот день ему о непристойном письме выговор не учинил, с тем от него, брегадира, и пошли в свою квартиру.

Того ж числа тайной советник и ковалер господин Неплюев к нему, брегадиру Тевкелеву, вышепомянутого Исеть-тархана письмо прислал с толмачем Мансуром, в котором значить между [290] протчими от него, Исеть-тархана, к нему, господину тайному советнику, на брегадира Тевкелева некоторая жалоба, якобы он, брегадир Тевкелев, в бытность в Орской крепости при свидании Абулгаир-хана и всей Киргис-кайсацкой орды старшин принел ево не так, как Средней орды знатного старшину Джанебек-тархана, а он-де, Исеть-тархан, Джанебека-тархана ничем не меньше и не хуже, и надлежало б-де почтение ему, Исеть-тархану, з Джанебек-тарханом равно.

Сентября втораго на десять числа оного Исеть-тархана брат Трумбеть-батыр и сын ево у брегадира были и паки о возвращении об отогнанных калмыками лошедях ево, брегадира, просили. И брегадир Тевкелев оным Исеть-тархана брату и сыну выговаривал, что он, Исеть-тархан, такие пишет письма и говорит слова, которые весьма непристойные, и не токмо не надлежит, но и опасно, и страшно, ибо Киргис-кайсацкие все орды Е. и. в. подданные, а хотя воровскими калмыками отгон лошедям и зделался, токмо в полон людей ничего не взяли и до смерти не побили, и то оной подбег был калмык самое малое число, одне воришки, а не так, как большим числом войском войною формально ходили раззорять, и за такие малинькие шалости им самим собою и управляться не надлежит, понеже оная Киргис-кайсацкая орда состоит под дирекциею Оренбургской губернии, где надобно и жалобу приносить и ожидать время, а им справедливость учинить оставлено не будет. А ежели по-прежнему поступить в продерзость, и управляться сами собою, то они уже подвигнут на себя Е. и. в. тяшкой гнев, в таком случае уже им упущено не будет, да и те, которые пойдут на калмык и чрез реку Яик переедут, оттоль уже назад и не придут. А что же он, Исеть, жалобу приносит тайному советнику и ковалеру господину Неплюеву на него, брегадира Тевкелева, якобы он, Исеть, от брегадира Тевкелева при Орской крепости не так принет, как Средней орды знатная старшина Джанебек-тархан, но понеже, как ему, Исетю-тархану, самому известно, что брегадир Тевкелев как Меньшей, так и Средней орды состояние, которые старшина в знатии или средственны, довольно знает, разве он, Исеть, о себе позабыл, что Средней орды аргинской род, а Меньшей орды алчинской род, их называют всегда «семиродными беднячками», а ему сравняться з Джанебек-тарханом отнюдь невозможно. А при Орской крепости при всем собрании Киргис-кайсацкой орды [291] старшин Абулгаир-хан ево, Исетя, за такие же ветерные поступки весьма ругал и бранил, ему же, Исетю, еще так скоро и забыть неможно, как при Орской крепости все собрание киргис-кайсацкие старшина письмянно обязалися никаких продерзостей не делать, в том знатная старшина с ханским сыном и детей своих в оманаты дали. Ежели он, бедняшка, что зблудит, тогда алчинской род, не допуская до гнева Е. и. в., сами ево могут раззорить, так как и каракалпак; и брегадир Тевкелев брату ево и сыну, довольно изъясняя, учинил пристойной выговор. И на оное Исетя-тархана брат и сын ему, брегадиру Тевкелеву, приносили извинение, что они такое письмо привезли от него, Исетя-тархана, а что тут было писано, не знали, и он им в орде не объявлял; да ежели б они знали в орде, что оное письмо на него, брегадира Тевкелева, писано жалобою, то б они ево, Исетя, от того отговорили или б оное письмо от него не взяли.

На то брегадир Тевкелев им сказал, что он о том нимало не сумневается и, ево скорость зная, не сердится, и брегадиру ево жалоба не стоит ничего; но брегадир о том сожалеет, что он писал к тайному советнику и ковалеру господину Неплюеву, и к яицкому атаману весьма не в пристойных терминах, показуя свое худое намерение, от которого он не токмо тарханство, но и живота потерять может. Что он, брегадир, помня ево прежние некоторые в бытность ево в Киргис-кайсацкой орде добродетели, ему советует, чтоб он, Исеть, таких продерзливых писем вперед не писал и непристойных слов не говаривал, от чего он великой себе вред получить может.

И оные Исеть-тархана брат и сын, услыша от брегадира Тевкелева вышепомянутые речи, очювствовались, и брат ево Трумбеть зело добрым намерением изъяснялся, притом говорил, что брат ево Исеть-тархан человек старой, к тому же и скор, не разсудя, писал, о том просил прощения, впредь он, Трумбеть, ево от таких непристойных писем писать унимать будет и до того отнюдь не допустят; притом прилежно просил о взыскании и возвращении от калмык отгонных ево лошадей, чтоб брегадир у тайного советника имел старание, и что он, Трумбеть, получил от него, брегадира Тевкелева, наставлении и о том брату своему Исеть-тархану все подробно скажет. И паки он, Трумбеть, усердно брегадира Тевкелева просил о возвращении отгонных лошадей калмыками, понеже-де оные лошади были ево собственные. [292]

И на то брегадир Тевкелев ему, Трумбетю, объявил, что ежели оне всегда с такою покорностию, как Е. и. в. подданные, станут просить, и им никогда справедливость показать оставлены не будут, и он, брегадир, их обнадежил, что он о лошедях ево старание иметь не оставит. И он, Трумбеть, и Исеть-тарханов сын от брегадира Тевкелева зело со удовольствием поехали.

А брегадир Тевкелев по нынешним здешним обращением разсуждает весьма за полезно о том представить в Государственную Коллегию иностранных дел со мнением всепокорнейшее доношение, а к тайному советнику и ковалеру господину Неплюеву сообщение в такой силе, что ныне в бытность при Орской крепости Абулгаир-хан из обеих орд старшина подали брегадиру Тевкелеву на высочайшее Е. и. в. имя всеподданнейшее прошение, чтоб им руских пленников всех и их скот возвратить, а впредь никаких продерзостей не делать, а о калмыцких пленниках просили до указу сроку, как уже то действительно зачели было и исполнять, понеже несколько лошадей красноярских жителей и привели, а и протчих ис каждого роду збирали, но знатно смерть Абулгаир-хана оное остановила. А по примечанию брегадира Тевкелева сия Киргис-кайсацкая орда большим числом ныне к продерзостям не отважились бы, да и калмыцких пленников, как указ пришлется, хотя вдруг всех собрать и отдать по их известной самовольности не могут, а помаленьку отдавать стали б.

Но токмо ныне воровскими калмыками от киргис-кайсаков отгон лошадей зело неполезно, уже они несколько станут тем и выправляться и отговорки представлять. А по мнению брегадира Тевкелева, к лутчему привести, что все их отговорки пересечь, и что надлежит ко исполнению принудить, а к тому ж и им справедливость показать; отгонных настоящих киргиских сто две лошеди немедленно возвратить, а тех калмык велеть сыскать и в Оренбурге при меновном дворе при всех киргисцах наказать, и их Калмыцкого ханства наместнику послать указ и накрепко запретить, чтоб такие воровские подбеги чинить отнюдь не допускать, отчего они, киргисцы, получат себе справедливость, зело будут довольны, и, видя тяшкого калмыкам наказания, наивяще могут притти в крайней страх и в подданническую покорность. И тогда и им объявить, ежели и у них такие плуты явятся, в таких воровствах и им тоже учинится без упущения, и тогда на то смотря, и сами они уже будут безответны и страхом наполнены, паче же справедливость [293] их может заслепить и к отдаче калмыцких пленников никаких отговорок иметь не могут. Хотя оная орда зверское обычие имеет, токмо весьма знает и пильнует, что справедливость есть, а ежели сие малое дело уничтожить и так упустить, то после и к большему полезному делу будет помешательство.

Хотя киргисцы по нынешним обращением уповательно большим числом на калмык итти дерзать не будут, однако, как калмыки всегда такие маленькие им делать станут досады, но тогда и они, яко лехкомысленной и самовольной народ, паки на продерзости поступят и большой вред зделают, а потом их от того удерживать или унять зделается великое затруднение. И для убегания впредь больших затруднений, по вышеобъявленному мнению брегадира Тевкелева, тех лошадей весьма надлежит возвратить, а воровских калмык наказать в Оренбурге. А ежели впредь от калмык киргисцам, а от киргисцов калмыкам показаны будут какие продерзости, в таком случае оренбургскому губернатору, яко главному командиру и над Киргис-кайсацкою ордою имеюще главную дирекцию, разсуждается за полезное иметь попечение калмыцкую обиду возвратить, а киргисцам зделанную обиду ж от калмык отыскать, и затем от себя и нарочных к наместнику ханства и астраханскому губернатору посылать; и тою справедливостию пакосные их ссоры можно разорвать и пересечь, от чего и дальние затруднении будут меньше (о чем в Государственную Коллегию иностранных дел доношением и писано, тако ж и к тайному советнику и ковалеру господину Неплюеву сообщено).

Сентября третьяго на десять числа получено брегадиром Тевкелевым бывшаго Абулгаир-хана от жены ево Пупай-ханши и детей ее Ирали и Ходже-Ахметь салтанов, чрез киргисца Кудайбердея с товарищи письмо, в котором написано: «Высокоблагородному и превосходительному, истинному и искреннему нашему благодетелю господину брегадиру мурзе желаем мы, дабы вам бог даровал продолжительный век и на премножество лет здравствовать. Приятнейшее письмо ваше к нам печальным, к родительнице нашей, и брату Ирали, и мне, Ходже-Ахметь салтаном, присланные от вас ваши люди, во всяком благополучии прибыв, нам вручили, ис которого слышев мы ваши речи, за благо и приняли; я же, Ирали-салтан, сам из оного усмотря, выразумил, о чем вседушевно и радовался, и слова ваши обо мне [294] переводчик Яков Гуляев мне объявил, точию изволили-де вы по всем городам послать письма и приказали, ежели-де где меня получат, то б отвезли в орду к родительнице моей, за что б дари вам всещедры бог, а мы уже всем довольны, не только сердце наше, но и суставы все ростаили, а я только хотел было к вам со известием послать, но от вас уже к нам присланные и приехали. Однако хотя я от вас и в дальности нахожусь, но сердцом моим к вам вблизости, и от радости нашей ныне вскорости вам доносим, что же мы, сообщась с Аблаем-салтаном и с собраниями, выступили было в поход, и там по приказу родителя моего, когда еще он здравствовал, на верхних каракалпак, тогда будучи мы в пути по реке Сары-тургай, оное дело Барак-салтановым умышлением чинено, точию и меня было послал он убить шпионов своих ко Аблай-салтану. Но оной Аблай-салтан, слышев то, и по общему нашему с ним обещанию, от своего войска меня препроводил, а Барак-салтан аргин-каракисяцкого роду только с одною фамилиею, называемой маинитанашем, отделясь от Средней орды, бежал, а окроме реченного роду от всей Средней орды и от главного Джанебек-тархана всегда добрые известия произносятся; так же Меньшей орды, как байулинского, каракисяцкого и семиродского родов, добрые ж известии имеются. Когда же нашей орды народ в собрании будет, тогда по окончании нашего совету со обстоятельным известием к вам пришлю, а ныне печальные родительницы нашей слова тако, что згорающее и поляющее сердце мое яко вы водою залить изволили, за что и благодарствую, что вы, крайне сожалея нас, и з добрым письмянным наставлением прислали переводчика Якова Гуляева и старшину Кубека и Исмаила-муллу, ис которых переводчик Яков словесной ваш приказ мне словесно ж зело изрядно изъяснили, чему мы и радовались. А ныне уже в нас какое есть чювство, понеже мы всегда в слезах и в печали находимся, и никакого тому лекарства не имеем, да и никакой доктор вспомоществовать не может, понеже горясчей огонь водою залить возможно, а что же мое сердце не токмо залить, но и воду может сжечь, и пользу тому разве тогда и получу, когда Барак-сарта голову снимут и кровь ево прольют; а хотя б таковых Бараков тысячу убить, токмо против Абулгаир-ханской чести единой не стоят, ибо он, благоразумны хан, сам изыскал, что же Е. и. в. милостивейшей нашей государыни высочайшим повелением и вашим благоразумным [295] наставлением, яко вы онаго хана оживите, а оной Барак-салтан и одного вашего изустного слова не стоит же. Наши же дела все состоят в воли вашей мурзы, господина брегадира, и мы сами отдаемся на разсуждение ваше и совет свой уже давно вам предложили, понеже у вас с ханом кроме душ все единственно было, а ныне он, хан, божием повелением уже и жизнь свою окончал. Обиды же наши окончать, когда ни есть, вы же имеете, в чем на вас и уповаем и богу благодарение приносим, что вы по приезде с ханом свидились и последними разговорами уверились, в чем и прекротились; а мы за ваше здравия, всеусердно уповая к богу, и моление приносим, дабы вам бог умножил ваши лета, и не дай боже, чтоб мы от вас отвергнуты быть имели, ибо вы все наше состояние сами ведать изволите. До услуг ваших с сим послали Кудайберду, Итчемяса и Сунака, я же прошу прислать пшеничной муки для поминовения, которое б весьма приятно было. Сентября 7 ч[исла] 1748 года». На подлинном татарском письме ее, ханши, Ирали-салтана две чернильныя печати приложены.

Сентября четвертаго на десять числа получено брегадиром Тевкелевым Киргис-кайсацкой Средней орды от Джанебек-тархана чрез ясаула Каипа с товарищем письмо, в коем написано: «Из дальних мест ближним серцем вам, господину мурзе, премного лет здравствовать желаю, а о себе объявляю, что еще в здравии находимся. Барак-салтан, ссорясь в каракалпаках, Абулгаир-хана убил, и какое от вас на то пристойное к совету мнение будет, то о том прошу меня уведомить, с сим до услуг ваших послал ясаула Каипа и с ним Кудайбергана-батыря. Прошу мне бумаги пожаловать прислать». На подлинном татарском письме ево, Джанебек-тархана, чернильная печать приложена.

Сентября шестаго на десять числа послано от брегадира Тевкелева Киргис-кайсацкой Средней орды к Джанебек-тархану с ясаулом Каипом письмо, в котором написано: «Почтенной господин Джанебек-тархан, ваше, почтенного тархана, письмо чрез Каипа я получил, и что вы по здорову находитесь, оное мне весьма приятно и надобно. Что же до смерти Абулхаир-хановой принадлежит, то как от его высокопревосходительства тайного советника и кавалера Ивана Ивановича Неплюева, так и от меня по первым известиям к высокостепенной Пупай-ханше и к детям ее не только о том, что до них, но и о всем том, еже к народному благосостоятельству принадлежит, довольно уже писано, и на [296] словах с отправленными отсель переводчиком Яковом Гуляевым, також и с Байбеком, обстоятельно приказано, на что уже от помянутой ханши и от детей ея и ответ получил, чим их доброе в том понятие довольно свидетельствуется. А понеже я ваше почтение и усердие к покойному Абулхаир-хану, следственно, и ко всей ево фамилии совершенно знаю и уповаю, ежель вы по сие время к ханше не поехали, то, получа сие, не оставите туда поспешить, где будучи, о всем том, что ко всенародной пользе и к общему благополучию принадлежит, ис писем, от меня и от его высокопревосходительства отправленных, також и от помянутого переводчика, обстоятельно уведомлены будете, чего я сим не повторяя, ссылаюсь на оные, и желая вам здравия и всегдашняго благополучия, остаюсь». Подлинное подписано рукою брегадира Тевкелева.

Сентября осьмаго на десять числа послано от брегадира Тевкелева Киргис-кайсацкой Меньшой орды к Попай-ханше и к детям ее Нурали, Эрали, Ходже-Ахметь и Адиль салтанам с киргисцом Итчемясом письмо, в коем написано: «Высокостепенная и высокопочтенная госпожа ханша Попай, а моя дорогая невестушка, и высокопочтенные Нурали, Эрали, Ходжи-Ахметь и Адиль салтаны. Письмо ваше мне весьма приятное чрез Кудайбердея с товарищи я получил и радуюсь тому, что вы в добром состоянии находитесь, а особливо приятно было усмотреть мне из онаго, что все мои к вам доброжелательные советы не только вам довольно понятны, но и приятны явились, наипаче ж то, что вы, высокостепенная ханша, со всеми вашими детьми во всем подвергаетесь высочайшему Е. и. в. соизволению, что я, где надлежит, засвидетельствовать не премину и обнадеживаю вас, купно же и детей ваших и весь ваш народ высочайшею Е. и. в. милостию, в которой по верности вашей никогда оставлены не будете. Между тем же вы, высокодостойной Нурали-салтан, уповаю, к вашей родительнице, прибыли и мое письмо, с людьми вашими особо к вам посланное, получили, также и то все, что я к вашей родительнице писал и с переводчиком приказывал, видеть и слышать изволили. Ваши добросостоятельства и достойные разсуждении, давно уже мне ведомыя, совершенно уверяют меня, что вы при нынешних обстоятельствах паче всего уважите, дабы вам во всех порядках так поступить, чтоб все ваши поступки согласовали с высочайшими Е. и. в. соизволениями, о которых вам отправленной переводчик [297] и человек ваш Байбек могут обстоятельно донести, ведая, что ваше совершенное и прочное благополучие от высочайшей Е. и. в. апробации и милости зависят. Я же, получа от вас о всем том окончательное постановление, не премину как о ваших собственных, так и о народных пользах истинное мое усердие употреблять, как то и должен есмь, в чем на меня как на вашего друга и доброжелателя извольте благонадежны пребывать.

Что до вас, высокопочтенного Эрали-салтана, принадлежит, то я и вашими поступками не иначе, как равномерно ж и всегда доволен был, а особливо ныне с немалым моим удовольствием усматриваю хвалы достойные ваши резоны, согласные з добрым мнением высокостепенной вашей матери, то наипаче, что вы все то, яко же и самих себя, подвергаете высочайшему Е. и. в. соизволению, и потому я совершенно на вас благонадежен, что вы по прибытии к вам брата вашего высокодостойного Нурали-салтана все ваши дела на таком основании положите, что они будут с моими сообщенными уже к вам доброжелательными мнениями и с высочайшим Е. и. в. изволением и с вашею пользою во всем сходственны, следовательно, и к благополучию вашему прочны. В протчем как высокопочтенным Ходже-Ахметь и Адиль салтанам изъявляю равномерное ж мое усердие и почтение, так и во всех ваших благоповедениях наивсегда, особливо же при нынешних ваших обстоятельствах, доброго предуспеяния охотно желаю и остаюсь с моим почтением и доброжелательством». Подлинное подписано рукою брегадира Тевкелева.

P. S. «По вашему, высокостепенной ханши, требованию, чрез Байбека ко мне сообщенному, что здесь сыскаться могло, отправлено к вам при письме от его высокопревосходительства тайного советника и кавалера Ивана Ивановича Неплюева, что чрез вручителя сего и получить имеете, да еще Ходже-Ахметь-салтану на рыбей коже, вышитой серебром, один сайдак посылаю».

АВПРИ. Ф. 122/1. 1748 г. Д. 4. Л. 54-319. Подлиник; ОВА МОН РК. Ф. 11. Оп. 4. Д. 220. Л. 95-200; Д. 218. Л. 201-400, Д. 222. Л. 401-600, Д. 221. Л. 601-624. Фотокопия с оригинала.

Комментарии

56. Самые точные и подробные сведения об исторических обстоятельствах убийства хана Абулхаира султаном Бараком и главных действующих лицах этой кровавой драмы содержатся в записке переводчика Оренбургской губернской канцелярии Йакуба Гуляева, специально отправленного губернатором И. И. Неплюевым в Степь. Подтверждением этому является совпадение данных Гуляева о приоритетной роли в описанных событиях приближенного Барака батыра Среднего жуза Сырымбета Бек- башева с содержанием письма Нуралы-хана А. И. Тевкелеву от 3 января 1753 г., где он сообщал о свершении акта кровной мести его братом Ералы-султаном над «главным зачинщиком» убийства их отца батыром Сырымбетом и членами его семьи. См.: КРО-1. Док. № 166. С. 425-432; Сулейменов Б. Басин В. Я. Казахстан. С. 189 (Приложение).

57. Данное письмо было написано на девятый день после смерти Абулхаира приближенными к нему людьми по его указанию, сделанному, вероятно, еще до смертельной схватки с султаном Бараком. См. письмо: МИКССР-2. Док. № 90. С. 240-241.

58. Досали (Дусали)-султан, султан Младшего жуза, единственный сын родного младшего брата Абулхаира султана Булхаира (ум. после 1731 г.), приходившийся хану родным племянником. Воспитывался в юные годы в Хиве, в доме своего отца, затем вернулся в казахские степи. В1773-1775 гг. играл заметную роль в политических событиях в Младшем жузе, тесно связанных с движением Е. И. Пугачева, поддерживал личные контакты с пугачевцами. О нем см.: КРО-1. Док. № 178, № 181. С. 477; КРО-2. Док. № 8. С.17, № 10. С. 18-19, № 25. С. 50-52, № 26. С. 53-54 и др.; Ерофеева И. В. Родословные. С. 92-93, 115-116.

59. П. И. Рычков (1712-1777). Первый член-корреспондент Петербургской Академии наук, известный экономист, географ и историк Оренбургского края. В конце 1740-1750-х гг. тесно сотрудничал в Оренбургской губернской канцелярии с А. И. Тевкелевым, являлся его соавтором при написании многих докладных записок и прочих официальных документов, адресованных оренбургскому губернатору и высшим сановникам империи.

Текст воспроизведен по изданию: Журналы и служебные записки дипломата А. И. Тевкелева по истории и этнографии Казахстана (1731-1759 гг.) // История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Том III. Алматы. Дайк-пресс. 2005