ТЕВКЕЛЕВ И. В.

1748 года

А июня 22 числа знатная старшина Букенбай-батыр у брегадира Тевкелева был один и говорил, что они обще с Джанебек-тарханом по приказу ево, брегадира Тевкелева, у Абулгаир-хана были и во общем киргис-кайсацком совете присудствовали, и как он сам, брегадир, знает их степные обычаи, что в собрании у них многое надлежащее и не надлежащее от разных голосов продолжается, то же подтвердил точно, как и Кубек объявлял, однако-де со всем тем, наконец, окончали, кажется, не без добраго успеху. [169]

1-е. Положили, чтоб Абулгаир-хан переменил своего сына другим своим настоящим сыном Айчуваком-салтаном, представляя ему резоны, когда Абулгаир-хан со всею ордою принет брегадиром Тевкелевым в подданство Е. и. в. и в верности быть и к присяге приведены, где он и сам, Букенбай-батыр, присудствовал и присягал, тогда он, Абулгаир-хан, отдал своего сына в аманаты Ирали-салтана ⁴⁰ и переменил другим сыном Ходжа-Ахмет-салтаном, которой и доныне в аманатах содержится и обещал на каждой год другими своими детьми без всякого прекословия переменять, о чем он тому сам свидетель, и от того отговариваться ему, хану, неможно.

2-е. Сколько возможно трудиться, миром отбирать, у кого имеется, всех пленников руских и калмык, и отдать ему, брегадиру.

3-е. Чтоб всем киргис-кайсацким старшинам крайне того наблюдать неразсудных людей впредь до шалости не допускать и тем Е. и. в. во гнев не привести; и на том основании тот совет и окончали, и даруй боже, оное совершить.

И он, Букенбай-батыр, с совету Джанебек-тархана к нему, брегадиру, и приехал, а Джанебек-де тархан приказал объявить и экскузоваться, что он сам к нему, брегадиру, не приехал за тем, чтоб об нем народ другое не думал и имели б от него страх и исполняли б то, что в совете положено, и затем, яко он, Букенбай, ему, Джанебек-тархану, ближней родственник, и ему верит во всем, к нему, брегадиру, ево с тем и отправил, разсуждая то, понеже-де народу оное ево, Букенбаев, приезд к брегадиру будет не сумнительно, для того народ то будет разсуждать, он, Букенбай-батыр, в бытность брегадира Тевкелева в 1732 году в Казачьей орде, при нем жил долгое время и в ево делах немало помогал, и имели дружбу, и получал от него милости, за то поехал благодарить. А он сам, Джанебек-тархан, приедит к нему, брегадиру, с Абулгаир-ханом и салтанами и старшинами вместе, и тогда он, Джанебек-тархан, намерен наодине, чтоб протчие не догадались, с ним, брегадиром, видиться.

При том же-де Джанебек-тархан приказал чрез оного Букенбая требовать от него, брегадира Тевкелева, совету, каким образом их глупых народов дела поправлять и какие способы на то употребить, для того он, брегадир, в Казачей орде долгое время жил и их легкомысленные обычие довольно знающь, к тому ж народ ево любит, и он их в подданство российское привел, и во [170] всех их делах он, брегадир, искусен, и просит, чтоб он, брегадир, по своему достаточному разсуждению к пользе их глупого народа, что может примыслить, и им наставление дать.

И на оные ево, Букенбай-батыря, слова брегадир Тевкелев в ответ сказал, что как он, Букенбай-батырь и Джанебек-тархан в Казачей Средней орде первые и знатные старшина и люди умные, оне сами могут ясно разсудить и совершенно понять, понеже он, брегадир Тевкелев, в бытность свою в Казачей орде, ево, Букенбая-батыря, добродетелями и услугами зело доволен и имеет ево себе сущим другом, того для всей в конфеденции по своему к ним доброжелательству имеет, нимало не укрывая всю и истинную ему откроит и объявит так, как ево сущей друг, ибо он, брегадир, их поведение в тонкость знает, о чем он, Букенбай, выше сего и сам объявил следующе: когда Киргис-кайсацкая орда в подданство Российской империи была не принята, не ото всех ли стран они по своим поступкам всегда безпокойства принимали, почти ото всех вовсюду бегая, как зайцы от борзых сабак, раззорялися и свой скот, бегуючи, сами бросали; а иногда случалося, в самой необходимой нужде жен и детей брося, только сами уходили, о чем он, Букенбай, сам оное достоверно засвидетельствовать может ⁴¹, а именно: 1-е – от зюнгорских калмык, 2-е – от волских калмык, 3-е – от башкирцов, 4-е – от сибирской стороны от Левеньтея-батыря и Педота-батыря (Леонтий Парфениев, Федот Парфениев – они были в Сибире казачьи полковники.), 5-е – от яицких казаков; и то оне, киргисцы, получали от вышепоказанных себе крайния разорения не по их хотению, но их безпокойством киргисцы сами всегда их задирали и неволею ис принуждения себя заставляли раззорять, и от своего безпокойного жития и за непостоянство киргис-кайсацких худых людей принуждены были и добрые, как то есть он и протчие, от сей степи откочевать вдаль, а именно: Большая орда – за Ташкент к Ходжанту, Средняя орда – к Самарканту (уже по принятии их брегадиром Тевкелевым в подданство Российской империи в 732 году Средней орды знатная старшина Казебек-бий своим родам, называемой аргин-каракисяк, с четырьмя тысячами кибитками уже при бытности ево, брегадира Тевкелева, прикочевал в здешнюю степь, [171] и в каком состоянии Казебек-би своим родом пришол, едва не все были пешие, он, Букенбай-батыр, сам о том знает), а Меньшая орда отдалелася от них от всех к Хиве и к Бухарии; и толь киргис-кайсацкой народ от худых своих людей беспокойных поступок разбилися, и разсеялися, и раззорилися; когда зюнгорские калмыки нападут, побегут в сторону, а башкирцы нападут, то уходили в другую сторону, а волжские калмыки и яицкие казаки и сибирские войска нападут, тогда они уже бегать и место себе не находили, принуждены были от своего непостоянства, кто куды попасть мог успеть респрестись, и о том о всем он, Букенбай-батырь, знает же. Когда брегадир Тевкелев приехал к ним в Казачью орду для принятия их в подданство Российской империи и жил тамо без мало два года, незадолгое время, как оная Меньшая орда возвратились из Бухарии и ис Хивы, до приезду ево, брегадира, к ним в орду, и он, Букенбай-батыр, при нем, брегадире, немалое же время с ним вместе жил, и тогда он видел, Меньшая орда какое довольство и богатство у себя имела, не токмо белые кибитки, но и черные закаптелые кошмы лутчему в честь были, только б от жару и от дождя защиту иметь, многия по одной лошади, а овец только от пяти до десяти имели, а коров ни одной не бывало; и о том Букенбай-батырь сам известен и знает же, а как уже по прошению Абулгаир-хана и всей Киргис-кайсацкой орды высочайшим Е. и. в. указом брегадиром Тевкелевым приняты они в подданство Российской империи и какие они от того себе доброты и многие пользы получили, от которых они отретчись не могут. Е. и. в. всемилостивейшая государыня, милосердуя к ним, киргис-кайсацкому народу, для их прошения указать соизволила построить город Оренбург и тут соизволила указать учредить торг, которой уже и производится действительно, понеже они и сами могут разсудить, что город Оренбург с принадлежащими к нему построен с великим коштом, и тут люди содержутся все на коште Е. и. в., да и купцы присыланы сюда с товарами неволею, а купцы б российския, ведая их поступки и обычия, волею торговать в Оренбург отнють бы не поехали, и оное учреждено для киргис-кайсацкого народа высочайшим Е. и. в. указом для милосердия к ним, чтоб они от того себе пользы и довольства получали, от чего они уже сами самовидцы и свои пользы получают и тем торгом весьма набогатилися; 2-е как волским калмыком, так всем башкирцам и руским сибирским и [172] яицким казакам, как они принели российское подданство, Е. и. в. высочайшим указом накрепчайше подтверждено и запрещено, чтоб из них никто отнюдь без указу на них, киргис-кайсаков, войною ходить и раззорять не дерзали ⁴², а сибирские и яицкие казаки со страхом наблюдают, яко руские запретительной указ имеют, а у волских калмык и у башкирцов у лошадей ноги не переломаны, и руки целы тогда, как они их раззоряли, и ныне в таком же состоянии, токмо без указу и они не то поступить не смеют, однако хотя между ими некоторые и есть отважные к продерзостям воровским, и то только для отгону лошадей чинят набеги, и для такого случая Е. и. в., сожалея их, киргис-кайсаков, яко подданных, соизволила указать учредить фарпосты по реке Яику вверху от башкирцов оренбурскими городами, а на низ до Гурьева-городка яицкими казаками, чтобы отнюдь из них никто на киргис-кайсацкой народ никаких набегов не чинил, не токмо, чтоб им самим какого вреда чинить, но и скота б от них не отгоняли, и для того те фарпосты без указу никого не пропустят за реку Яик, от чего уже действительно и опыт зделан, ибо на тех фарпостах воровских калмык и то немноголюдно, самое малое число, которые ходили воровски в Киргис-кайсацкую орду, только для отгону лошадей яицкие казаки перенели и несколько человек их побили до смерти, а лошадей большую часть от них отбили и господином тайным советником и Оренбургской губернии губернатором им, киргис-кайсакам, паки тем хозяевам, возвращены, а достальных, которых увели калмыки, были збираемы, и те калмыки содержалися под караулом, и оное возвращение и тем калмыкам наказание остановилося от их продерзостей, которое ниже упомянется, и никто из них – как волские калмыки, так и башкирцы – не токмо им какой обиды чинить, но не смеют за реку Яик ни один человек без указу перейти. И оная Киргис-кайсацкая орда в такой защите ни с какой стороны их опасности нет и живут во всяком покое, как в пазухе, и такую Е. и. в. всемилостивейшей государыни к ним, киргис-кайсацким народам, оказанную высочайшую милость весьма им надлежало чювствовать и всеподданническое и рабское благодарение приносить и всегда усердные и верные услуги действительно оказывать, а они, напротиву того некоторые из них лехкомысленные делали многие шалости и плутовство, а имянно: после принятия их Киргис-кайсацкую орду в подданство Российской империи: 1-е – [173] ограбили идущей российской караван в 738 году в Ташкент и объявляли, якобы ограбили тот караван Большой орды киргисцы ⁴³, однако в самом деле явился подвох от провожатых Средней орды киргисцов, и купцы их явно обличили, что при том нападении на караван у купцов ружьи отбирали оные провожатые, и с теми ворами грабили, и вместе тот товар делили равно, и тем грабителем приговаривая как афицера, так и всех купцов убить до смерти; 2-е – уже для их прошения во учрежденной торг едущих купцов в Оренбург и возвращающих паки в Россию многократно грабили и людей до смерти побивали; 3-е – на поселенные крепости в ведомстве Оренбургском многократно нападали, людей брали в полон, отгоняли скота немалое число, которых лицом людей и возвращали, а скот остался у них; 4-е – несколько кратно ходили со многолюдным собранием под тем протестом, якобы на калмык, а нападали на руских людей, едущих по Волге в Астрахань, и по Волге же имеющимся на рыбных промыслах чинили грабеж и людей до смерти побивали, а уже напоследок нарядным делом воровски, минуя по Яику учрежденных фарпостов ниже Гурьева-городка, по взморию перешед, напали под Астраханью на российской городок Красной Яр и при том городке – на кочующих калмык, и отбили многое число скота, и взяли как руских, так и калмык в полон немалое число, и многих побили до смерти. Как и выше показано, отгонные лошади от них калмыками, которых отбили яицкие казаки, им, киргисцам, отданы, а достальные, которых угнали калмыки, и те отысканы наместником Калмыцкого ханства Дундук-Дайшею и собраны были в одно место, только было к ним назад отсылать, а те калмыки взяты были под крепкой караул, чтоб за то достойное им учинить наказание, и того воровским их под Красной Яр приходом той отсылки остановили, и притчиною стали они, киргисцы, сами, и кроме вышеобъявленных шалостей многие их киргис-кайсацких народов продерзости происходили, о тех он, брегадир, не упоминая, оставляет, понеже как он, Букенбай-батырь, так и Джанебек-тархан люди знатные и умные, оне сами могут разсудить вышепомянутые Е. и. в. всемилостивейшей государыни нашей высочайшие уже действительно оказанные матеренские зело многие милости, сходно будет ли киргис-кайсацких народов неразсудными и непотребными поступками еще Е. и. в. всемилостивейшая государыня, яко бог, милостива, соизволит иметь суще своих [174] подданных, несмотря на их продерзости, сожеление, чтоб между ими, плутами, не пропали добрые люди, чтоб за плутов не пролилось крови неповинных, ожидая от них чювство и повинное прошение, соизволила указать удержаться воздвигнуть на них гневу, но ежели, паче чаяния, их киргис-кайсацкой глупой народ безумием своим не очувствуется, и упрямством по своей погрешности надлежащим образом не окончат, и паки противности и досады станут делать, от чего, боже сохрани, и нанесут на себя Е. и. в. тяшкой гнев, и соизволит указать к огню и мечу предать и повелит ото всех стран всем российским подданным киргис-кайсацкого народа до основания рубить и раззорять, и в полон брать, и тогда куды они попалися, и какую себе оборону сыщут, и какое прибежище имеют, понеже имеющую защиту и оборону, которую они по случаю достали, ту безо всякого порядка потеряют, на что они годятся, может он, Букенбай-батырь, весьма разумно разсудить. Ежели такой глубокой гнев Е. и. в. на них падет, он сам, Букенбай-батырь, знает, когда на них от волских калмык или башкирцов бывали нападении, и тогда куды деться, место не знали, кроме Сибирскаго войска и яицких казаков, когда же все вдруг по указу нападут, не упоминая уже регулярного войска, тогда будет ли время самим себя оборонять или жон и детей своих охранять, или беречь скот свой, и в таком жарком гневе божием и Е. и. в. врят им паметию своею собраться, и он, брегадир Тевкелев, токмо сожалеет, что в том числе добрые люди и невинные младенцы неповинно могут згинуть и пропасть, понеже в таком случае войско никого разбирать не будут, егда они, во-первых, скот свой потеряют, чему они годны будут, и какое себе пропитание будут иметь, ежели в даль пойдут, как и прежде ходили, он сам, Букенбай, свидетель в тех местах (от него, брегадира Тевкелева, таить нельзя, он все их обстоятельства досканально знает), не токмо их пропитанием удовольствовать, но и сами с нуждою пищу имеют, и места к их кочевью по их обычию умножать скота негде, весьма неугожие и худые места. И как Джанебек-тархан ему, Букенбай-батырю, яко своему ближнему, умному и надежному родственнику, поверя, чрез него от брегадира Тевкелева как киргис-кайсацкое худое дело поправить, дружеское требовал наставление, и за то он, брегадир Тевкелев, как Джанебек-тархана и ево, Букенбая-батыря, их достаточным умом весьма доволен и их за то похваляет, что они по их разуму за [175] добрые дела принелись всю свою орду охранить, и от великой беды освободить трудятся, и оные дела их знатностию и умом сходно, и как они сами могут засвидетельствовать, что брегадир Тевкелев им доброжелателен и свой дружеской дает совет, как они первые и знатные и умные старшина, должны они в их орде глупых людей поправлять, и на доброе наставлять, и до продерзости не допускать, и о благополучии их ординском попечение иметь, ибо за невоздержание и за ненаставление на добрые дела от поступок худых людей они, знатная старшина, могут, во-первых, себе стыд и тяшкой гнев получить, как довольно и пространно представляя изъяснено и плута Гаипа поступки, и брегадир Тевкелев в совете кроме сего способа изыскать не умеет, но по дружбе ему, Букенбай-батырю, наставляет, чтоб они обще с Джанебек-тарханом для пользы их орды и для поправления глупых их народов дела принели себе труд и попечение, а имянно: таким образом всех пленников и взятой скот возвратить и в вине их всеподданнейше рабское у Е. и. в. просить прощение, а впредь никаких шалостей не делать и знатным старшинам глупых людей до того не допускать, и при ханском сыне старшинских детей дать в аманаты для того, когда старшинские дети в оманатах будут, простой народ от них будут бояться и шалости делать дерзать не посмеют, и теми порядками оне может быть Е. и. в. и гнев утолят, и по исполнении того и он, брегадир Тевкелев, всеподданнейше об них просит и к пользе их и всей Киргис-кайсацкой орды к благополучию старание иметь не оставит.

И на то Букенбай-батырь сказал, что он добрыми и полезными и пристойными ево, брегадира, наставлениями весьма доволен и вышепомянутые ево, брегадира, представлении и советы пред богом угодны, и их киргис-кайсацкие порченые дела поправить кроме вышепоказанных от него, брегадира Тевкелева, достойных резонов и способов к лутчему порядочному житью впредь к благополучию их в пользу сыскать никак не можно, и за такое ево, брегадира, искренное к их орде доброжелательство и за доброе наставление ему благодарить и услужить никак не могут, только станут за ево здаровье богу молить, чтоб он был всегда в милости Е. и. в. И потом Букенбай-батыр брегадиру Тевкелеву еще представлял, хотя он, Букенбай-батыр довольно ведает, что брегадир Тевкелев их обычия и все поведении достаточно знает, токмо ни в какой другой образно по усердию своему приносят [176] свое прошение, чтоб пожаловал на время по тех мест, пока основание зделают о пленниках, а о скотах поумолчал, понеже их народ, яко дикой и неразсудной, помешает надлежащее зделать им, старшинам, а как уже и о пленниках основание положат, и оное будет нетрудно. И на то брегадир Тевкелев за усердие ево, Букенбая, зело похвалил и сказал, что он знает при свидании по их обычаю полезные меры употреблять, чтоб каким ни есть способом их глупого народа от гневу Е. и. в. освободить, крайния свои труды прилагать будет, и он, Букенбай-батырь, за то брегадиру весьма благодарил и, окончав, поехал от него к Джанебек-тархану. При самом отъезде Букенбай-батырю и Джанебек-тархана сыну о плутовских словах плута Гаипа повторительно от брегадира Тевкелева довольно говорено, чтоб они таких плутов унимали и ни х каким бы делам ево, плута, не употребляли; ежели он к брегадиру Тевкелеву приедит, и отнюдь от него, брегадира, за ево многие плутовские дела без надлежащего наказания не отпустится, и Букенбай-батыр ево весьма не хвалил и сам хотел Джанебеку оное объявить. При отъезде Букенбай-батырь просил брегадира Тевкелева, что им дозволено будет ли вторично при прощении отдать поклон Абулгаир-хана сыну Ходжа-Ахмет-салтану, яко своему владельцу, и брегадир на то ему сказал, как и прежде ему о том объявлено, что к нему, салтану, никакого и никому ходить запрещения нет; ежели хочет, оное состоит в ево желании, по сему и были допущены.

Июня двадесят перваго числа посланной от брегадира Тевкелева к Абулгаир-хану сакмарских казаков старшина Кубек возвратился, и с ним Абулгаир-хан и ханша ево Попай отправили киргис-кайсацкую старшину, часто упоминаемаго Исергапа-батыря, которой в крайней милости у ханши, и в Орскую крепость того ж дня к брегадиру Тевкелеву приехали. И оной сакмарской старшина Кубек брегадиру сказал, что ему, Кубеку, и Байбеку, и Исергапу было от него, брегадира, приказано словесно Абулгаир-хану и ево ханше со обстоятельством объявить, и они сие троя единогласно оное изъяснили подробно и, выслуша Абулгаир-хан и ханша их словесное объявление, разсуждали-де зело изрядно, а потом и письмо от брегадира вручили, и что он, Кубек, будучи у Абулгаир-хана видел и слышал, доносил нижеследующее:

1-е. Абулгаир-хан посланное от него, брегадира Тевкелева, письмо велел прочесть при всех киргисцах и егда прочли, как он, [177] Абулгаир-хан, так и все киргис-кайсацкие старшина зело обрадовались, и все, встав с места, сняв свои шапки, учинили Е. и. в. поклон и приносили своя всеподданническое благодарение за то, что всемилостивейше соизволила указать к ним для их нужд прислать брегадира Тевкелева, которой их степное зверское поведение издавна знает, их худое дело поправлять и дуракам по их обычию доброе наставление по искуству своему дать может, к тому же всего лутче, что он сам язык знает и изъяснение ево всем им понятно и приятно.

2-е. После тех киргис-кайсацких старшин разговоров Абулгаир-хан всем при том присудствующим старшинам с великою горестию и серцем, и с немалым криком, и почти з бранию объявил следующе, что он, Абулгаир-хан, сию благодать и неизреченное сокровище им, киргис-кайсакам, нашол один и без них всеподданнейше просил Е. и. в., чтоб как ево, Абулгаир-хана, так и всю Киргис-кайсацкую орду, соизволила всемилостивейше указать принять в подданство Российской империи, и потому Е. и. в. всемилостивейше соизволила указать повелеть для принятия их в подданство и к присяги привести прислать мурзу Тевкелева, которой в 731-м году и был, и тогда они не токмо киргис-кайсацкие старшина, и весь народ от него, Абулгаир-хана, были недовольны, но зло с ним поступили и крайния делали досады, представляя то, что Абулгаир-хан без их совету и согласия оное учинил и просил быть в подданстве. Однако он, Абулгаир-хан, несмотря на их неразсудное дурачество, отнюдь от своего прошения не отрекся и крайне старался оное действительно совершить, и он, Абулгаир-хан, по своему старанию и мурзы Тевкелева их киргис-кайсацкие зверские степные познаемости и искуству вспоможением ево их действительно в подданство привел, в том они и присегали, ибо он, Абулгаир-хан, на оное поступил не для себя, но для пользы и спокойного жития всего киргис-кайсацкого народа, а они не токмо ему, Абулгаир-хану, за то приносили благодарение, но многие досады и противности делали ⁴⁴. Ныне же, как увидели киргис-кайсацкой весь народ, что то учинено, им, Абулгаир-ханом, для их благополучия, которое они уже ныне у себя имеют, ибо всемилостивейшая государыня по ево, Абулгаир-хана, прошению соизволила указать город Оренбург построить и тут для киргиского народа базар учредить, как они ныне свои от того пользы получают, и за то им, киргисцам, надлежало Е. и. в. всеподданническое рабское [178] благодарение принести и во всем быть верным, а они вместо того делают немалые противности и по присяжной своей должности надлежащие поступки, и тем ево, Абулгаир-хана, приводят Е. и. в. к гневу, и ему великий стыд делают, и многие к тому приличные весьма полезные слова, укоряя их, киргис-кайсацкой народ, говорил; и на то-де киргис-кайсацкая старшина слова ево, Абулхаир-хана, никакого ответу не дали, токмо молчанием препроводили.

3-е. При том же собрани Абулгаир-хана ханша Попай присудствовала и по окончании Абулгаир-хана слов им же, киргиским старшинам, к пользе высочайшего Е. и. в. интереса со многими по их обычию сперва зело многоприятными словами их угобжала, а потом толь их поступками укоряя, представляла им то, что Киргис-кайсацкая орда чего никогда не имела, как Е. и. в. высочайшую милость себе получила: 1-е – спокойное житие; 2-е – никогда неприятель на них отважно не нападет и имеют себе немалую оборону, токмо они, киргис-кайсацкой народ, сами не чувствуя такую великую Е. и. в. милость, всегда делают продерзости, и Абулгаир-хана приводят в стыд, и ево слова, яко своего владельца, не принимают и не слушают. Ныне же сын их содержится в аманатах и надлежит другим сыном переменить, понеже-де не токмо человек, но и звери к своим детям жалость имеют, и оне, так же как и другие, детей своих любят, а Абулгаир-хан детей своих в оманаты отдает не для поступок и ради неверки своей и детей ево, но для непостоянства киргис-кайсацкого народа их обычия, и она, ханша, к тому подобно употребляя весьма полезные слова, немалое время продолжала.

4-е. На ее, ханши, слова их киргис-каийсацких старшин ни один ничего не мог отвечать, токмо все с немалою уклонностию объявляли, что-де она изволит изъяснять – все правда. Потом Абулгаир-хан тех старшин от себя отослал, чтоб они немедленно собрались и советовали, что ему делать, и на чем положат, и к нему б пришли и докладывали. И тех старшин было немалое число, собравшись в одном месте, советовали между ими в разговорах, вину свою сняли на себя, понеже-де многие продерзости происходили от них, киргисцов, а от стороны Российской империи ни на одного ничего доказать не могли, и того ради по совету положиться во всем отдаться на волю Абулгаир-хана и просить ево, хана, к лутчему сысканию добраго способа дабы старался, объявляя то, что они больше сего примыслить не могли, что [179] пленников руских и калмыцких ото всех киргисцов, у кого имеются, отобрать, а ежели кто заупрямится, от того всем миром сильно отнять и отдать брегадиру Тевкелеву, и впредь глупых людей до шалости не допускать, токмо ему, хану, надлежит ныне содержащаго в аманатах сына своего переменить другим сыном Айчюваком, и оное он, Абулгаир-хан, по прежнему своему обещанию необходимо учинить должен. С тем ко Абулгаир-хану и пришли и просили ево, чтоб он, Абулгаир-хан, добрыми способами мог их худое дело поправить, токмо ханша, как скоро услышела старшинская предложения, и прозьбу им стала говорить: ничего того не будет, ежели оные старшина, когда по домам разойдутся, ни одно дело в действе не будет, во всем том останется в стыду Абулгаир-хан, а они будут в стороне. И на то ханше старшина отвечали: исполнять будут; и потом как Абулгаир-хан, и все киргис-кайсацкие старшина, положили термин ехать к брегадиру Тевкелеву в Орскую крепость будущаго июля к 5-му числу, ежели на тот срок возвратится от Каракалпацкой орды сын Абулгаир-хана Айчювак-салтан, а ежели-де на показанной срок не возвратится, положили другой срок – того же июля к 10-му числу.

5-е. После ж того их совету несколько дней спустя приехали к Абулгаир-хану из Средней орды знатные киргис-кайсацкие старшины Джанебек-тархан и Букенбай-батырь со многими же старшинами для совету же, где как оные Средней орды, так и Меньшей орды, немалое число в том собрании старшина были, и в том совете також-де на основании, как и выше показано и на прежнем совете было положено, так поступать согласились. Средней орды дела исправлять положили на Джанебек-тархана, токмо-де Джанебек-тархан, как услышал, что оную тягость кладут на него, зело многие укорительные з бранию Меньшей орды киргисцам слова говорил тако: все-де продерзости делали Меньшей орды, и за их безпутные поступки принуждены из Средней орды и оне претерпеть сии трудности, хотя-де Средней орды кипчацкого роду некоторые плуты, сообщась с ними, Меньшей орды, плутовали, для того оной кипчацкой род кочуют с ними, Меньшей орды киргисцами, вместе, а от Средней орды в дальном разстоянии; окроме-де того из Средней орды никто никаких продерзостей не делали, и какие б шалости не происходили, оное все от Меньшей орды; ежели б-де их человек по дватцети в городах [180] держали в тюрьме в железах, то б-де и плутовать перестали, а Абулгаир-хана не слушают, а он за них худое слово несет на себе, в том и остается; ежели б-де он, Абулгаир-хан, их худые поступки на себя не принимал и добрые б-де старшина ему, Абулгаир-хану, помогали и, тех плутов поймав, отдавали по крепостям и сидели б оне несколько в тюрьме, то б-де такие продерзости делать опасалися и другие, а без того-де уже плутов унять стало невозможно; к тому же-де подобно Джанебек-тархана словам, помогая ему, Джанебек-тархану, многие полезные слова говорил и Букенбай-батыр, и потом и они положили для свидания з брегадиром Тевкелевым до вышепомянутого же числа и ожидать ханского сына Айчювака, и, как Абулгаир-хан, так и ханша и вся киргис-кайсацкая старшина с тем известием оного Кубека и Исергапа к нему, брегадиру, и отправили наскоро.

6-е. Потом брегадиру Тевкелеву киргисец Исергап точно тоже объявил, письмо-де Абулгаир-хан не дал для того, что тому назад дней за пять у писаря ево пропали два верблюда и поехал-де искать, и за тем писать было некому, а при отправлении ево, Кубека, ханша приказывала, чтоб он брегадиру Тевкелеву объявил, как сын ее Айчювак-салтан ис походу приедет, то уже всемерно ево они на смену Ходже-Ахмет-салтану отправят; платия-де уже от него, брегадира, к нему прислано, только не имеется у него шапки, чтоб было к нему, брегадиру, приехать при россиских афицерах не стыдно; черную лисицу или пару хороших соболей, чтоб брегадир Тевкелев пожаловал прислал, понеже-де он сам знает, они, яко степные народы, и тамо им взять негде.

7-е. Абулгаир-де-хан к брегадиру Тевкелеву старшиною Кубеком особливо донести приказал, что-де главного наездника плута Тювеля, и еще он напоминает, дабы-де для удержания ево приложит крайнее старание, ибо-де как он сыщетца, то и к свободе пленных, которые имеются у его кипчацкого рода, отдавать поскорея поворачиваться будут, и затем в Астрахань пошлет или не пошлет, оное-де уже зависит в воле брегадира Тевкелева, однако ж-де он не для чего иного, но к единой своей верности о том напоминает, понеже не только нужен он для нынешных ясырей, чрез него освободит из его роду, но и наивяще потребен для переду несколько подержать ево в железах помучить, а егда хотя время придет, и освободить, и тогда ево дать добрым старшинам на чистые поруки, чтоб он отнюдь ни в каких плутовствах [181] предводителем и ниже согласником не был, понеже он не глуп и тем способом, ежели оборотится ко истенному, и добрым человеком будет, тогда многие тысячи плуты, на него гледя, перестанут и ево послушают.

Июня двадесят втораго числа отправлен от брегадира Тевкелева к Джанебек-тархану с письмом знатной старшина Букенбай-батырь, а в письме писано: «Высокопочтенной господин Киргис-кайсацкой Средней орды знатная старшина Джанебек-тархан, а мой сущей друг. Ваш родственник знатной старшина Букенбай-батырь и сын ваш Евгайтар и с ними шесть человек старшина ко мне в Орскую крепость приехали и вышепомянутой родственник ваш знатная старшина Букенбай-батыр словесной ваш приказ мне объявил, что вы приказали чрез оного Букенбая-батыря Е. и. в. непоколебимую и твердою подданническую верность засвидетельствовать, которой не токмо вашей хвале достойно, но за оную вашу верность и высочайшую Е. и. в. милостию всегда оставлены не будете, и напротиву того вашего словесного з Букенбай-батырем приказания и я приказал словесно чрез оного же вашего родственника Букенбая-батыря объявить, как вам в ординских ваших делах по моей коммиссии поступать». Подлинное подписано рукою брегадира Тевкелева.

Июня двадесят третияго числа послан от брегадира Тевкелева с письмом к Абулгаир-хану сакмарских казаков старшина Кубек Байназаров, а в письме писано: «Высокостепенной и высокопочтенной Киргис-кайсацкой орды Абулгаир-хан, а мой древней друг и сущей благодетель. Посланной от меня старшина Кубек от вашего высокостепенства в Орск возвратился, с ним же и старшина ж ваш Исергап-батырь ко мне прибыл; и как от него, так и от Кубека, о чем ваше высокостепенства словесно приказывать ко мне изволили, я все оное з довольною приятностию мог слышать, которые усердные ваши поступки не только похвале, но и всему киргискому народу немало служить может, да и впредь по делам вашим по усердию вашему таким же образом добропорядочно поступать надлежит. Что же ваше высокостепенство изволите ко свиданию со мною которой день назначить, и я о том чрез присланных вашего высокостепенства известен же, да и видеть и того с крайнею моею приятностию желаю, а присланной от вас Исергап отпущен с сим Кубеком обратно». Подлинное подписано рукою брегадира Тевкелева. [182]

Июня двадесят шестаго числа получено брегадиром Тевкелевым от Абулгаир-хана письмо, в коем написано: «Высокородному и превосходительному истинному и искреннему, яко душе моей подобному, другу и усердному благодетелю господину брегадиру мурзе желаю на безчисленные лета благополучного здоровья. Приятнейшие ваши письма чрез Байбека и Кубека да Исергапа я со всяким моим удовольствием получил, а при том и доношу, что напротиву моего словесного представления вы ко мне изволили сообщить письменно, за что благодарствую, уже ныне ничего более сего не распространяя, кратко вам объявляю для того, хотя сколько отселева мы о делах наших к вам письменно представляли, точию без того вам неимоверно, чтоб мне при свидании с вами персонально обо всем не говорить, и того вы с крайним своим желанием ожидать имеете, в которой бы день я для свидания с вами к вам приехать мог, и оное вы учинить изволили весьма изрядно, за что вам даруй бог счасливаго благополучия, в том что желаете вы наши дела твердо и порядочно ко окончанию привесть, чего я и сам за благо принимаю и сего месяца резяпа, то есть июля к десятому числу, аще бог благоволит, к вам неотменно приеду, а прежде себе со известием отправлю к вам на почте Кутлумбеть-ясаула. Между тем прошу для спокойства нашего народа, ежели вам не противно будет, что прежде сего от нас требовали Карасакала, точию в тогдашнее время никто ево поймать не мог, оной же плут Карасакал подбежал под имеющияся по реке Тоболу руские жилища, ис которых несколько руских и в полон к себе взял, а потом за ним гнались руские люди и вместо тех своих пленников взяли они в полон же атгайского роду у киргисца Алимбетя людей ево; и означенной Алимбеть приезжал к рускому жилищу и требовал своих людей, где ему тогда некоторых возвратно и отдали, а достальных-де не отдают для того, что-де у вас имеются наши руские пленники, а хотя они и имеются, токмо не у него, Алимбетя, но в других улусах, а имянно: найман-герейского роду у киргисца Калкамана, от которого ныне дети ево поехали торговать в Оренбург, и при таком способном случае, не упущая времени, прикажите из них десять человек удержать и к себе привесть, понеже когда они возвратятся, то трудно будет их доставить, потому что они в дальности кочуют. А когда привезены будут, такое увещание объявить, якобы вы держите до приезду моего и со мною имеете [183] говорить о нужде, ежели наша прозьба за благо применена быть имеет, и вы меня послушать не отречетесь, то прошу, как возможно, их удержать до меня, а я скоро к вам буду; також-де прошу Исергапа з Байтурой оставить при Ходже-Ахмет-салтане, а находящагося при нем Ерлыкапа с Бусаем изволите ко мне уволить». На подлинном татарском письме ево, Абулгаир-хана, чернильная печать приложена.

Июня двадесят шестаго ж числа посыланной от брегадира Тевкелева сакмарских казаков старшина Кубек Байназаров и с ними от Абулгаир-хана Байбек и Исергап батыри в Орскую крепость прибыли, и он, Кубек, брегадиру Тевкелеву объявил словесно, что Абулгаир-хан свои производит порятки зело изрядно, а ханша ево чрезвычайно употребляет умные и полезные поступки; видно-де уже и киргис-кайсацкой народ поправляются и от него, брегадира Тевкелева, чрез него, Кубяка, також-де и чрез Байбека и Исергапа объявленные наставлении они внятно стали принимать и разсуждать, и уже не так дико и ветерно поступают, как было прежде, и Абулгаир-хан и ханша нетерпеливо ожидают своего сына Айчювак-салтана возвращение от каракалпак и по возвращении ево, не мешкав, желают привести на смену Ходже-Ахмет-салтану. А Байбек и Исергап объявили тоже, да при том они объявили: Абулгаир-хан брегадира Тевкелева просил, чтоб он ему пожаловал и прислал немецкого черного однаго бобра, в котором ему есть нужда, да еще четыре аршина красного хорошего с урезом сукна, да еще же просил гвоздики и перцу. А Кубек о Байбеке объявил, что он толь порядочно ево, брегадира, словесные наставлении как Абулгаир-хану, так и ханше и всему киргис-кайсацкому народу пояснял, и в том такие усердные и умные труды прилагал, как доброму и верному рабу надлежит, и он-де, Байбек, человек весьма не глупой, к тому же и доброжелателен.

И сего июня двадесят седьмаго числа брегадир Тевкелев как ево Кубека, так и Байбека и Исергапа, з довольным наставлением их паки к Абулгаир-хану отпустил, а о тех вещах, которые Абулгаир-хан просил, что у него, брегадира, при казенных вещах не имеется, того ради он разсудил отправить в Оренбург, оттудова привести, а хану велел объявить, что по требованию ево вышепомянутые вещи немедленно от него, брегадира Тевкелева, присланы будут. [184]

Июня двадесят седьмаго ж числа отправлены от брегадира Тевкелева к Абулгаир-хану с письмом присланные от него Байбек и Исергап-батыр, а в письме писано: «Высокостепенной и высокопочтенной Киргис-кайсацкой орды Абулгаир-хан, а мой особливой друг и древней приятель. Мне многоприятнейшее вашего высокостепенства письмо чрез посланного моего Кубека и присланных от вас Байбека и Исергапа, я с крайним моим удовольствием получил и содержания оного выразумил, и чему весьма радовался, и егда с вами увижусь, и больше того обрадуюсь; и словесные ваши приказы они мне объявили, напротиво того и я им приказал вашему высокостепенству словесно ж донести, а что же просили отпустить к вам Ерлыкапа, я оного Ерлыкапа отпустил, а вместо ево здесь при сыне вашем оставил родного ево брата Босая». Подлинное подписано рукою брегадира Тевкелева.

Июля втораго числа получено брегадиром Тевкелевым от Абулгаир-хана письмо, в коем написано: «Высокоблагородному и превосходительному и истенному и искреннему другу господину брегадиру, яко душе моей, подобному, благодетелю мурзе, желаю благополучного здоровья, при том доношу вашему превосходительству: посланное от вас письмо чрез Кубека и Байбека я здесь получил, и словесное ваше приказание они мне, изъясняя, доносили, вы изволили приказывать, чтоб мне одному прежде времени не приезжать, но приехать бы со обстоятельным окончанием всех наших дел, за тем я и намерен был выступить к предбудущему дни четвергу, точию ныне у нас начинается немалое собрание, чего для я ныне и умедлил, и что вы словесно напротив сего изволите приказывать, того я и ожидать имею. Писание ж ваше зело мне достойно, а и словесное ваше наставление к лутчему нашему совету небезполезно есть, но я оное мню и довольно разумею, в чем извольте и быть благонадежны. Ныне же некоторые наши люди ис походу возвратились, и уже ожидаем того, чтоб обстоятельно с теми к вам приехать, в чем изволите быть без сумнения. Вы же изволили приказывать доколе с вами не увижусь, дабы иными не утруждать, того ради для обстоятельного уведомления посылаю к вам моего служителя Аралбая, а Худайбердея к Ходже-Ахмет-салтану с кумызом отправил». «При сем и я, Попай-ханша, вашему превосходительству желаю многолетного здоровья, при том прошу пожаловать прислать ко мне две бутылки самой хорошей вотки да пшеничной муки, ибо в [185] том имею некоторую нужду». На подлинном татарском письме ево, Абулгаир-хана, чернильная печать приложена.

Июля третияго числа к брегадиру Тевкелеву прислали Абулгаир-хан и ханша ево наскора Кубекова сына Кудайгула, да Байбека сына Амангилдея с тем известием, что их сын Айчювак-салтан ис каракалпак ис походу возвратился и к ним прибыл на другой день, так как самовидцами тех Кубекова и Байбекова сыновей к нему, брегадиру Тевкелеву, и отправили уже-де в непродолжительном времени. Оного сына своего Айчювак-салтана на смену Ходжа-Ахмет-салтану к нему, брегадиру, он, Абулгаир-хан, привезет неотменно, только за тем остановка за черною лисицою да сукном, да ожидает чернаго немецкаго бобра, а Кубека Абулгаир-хан за тем удержал, имеет у них быть сильное собрание о том деле, о чем прислал, он, брегадир Тевкелев, и как оное собрание окончится, он, Абулгаир-хан, Кубека и Байбека прежде своего приезду к нему, брегадиру, со известием наскоро пришлет.

И на другой день, то есть июля 4 числа, рано оных Кубекова сына и Байбекова сына ж брегадир Тевкелев с вышепомянутыми вещми немедленно к Абулгаир-хану и ханше отправил, а словесно с ними брегадир Тевкелев ничего не приказывал, для того их дело робячье, хотя без умыслу простотою кому ни есть киргисцам открыть могут, или по их робячеству не так могут изъяснить, чтоб ис того побочного затруднения не было, только велел им объявить хану и ханше, что он приказывал с Кубеком и Байбеком, ежели в действо произведет, оное будет несколько с ево честию и присягою сходно, и послал с ними письмо к нему, Абулгаир-хану, о вышеписанных вещах, и в том письме брегадир о словесных приказах, что он велел ему, хану, донести чрез Кубека и Байбека, имянно изъяснил.

Того ж июля третьяго числа отправлены от брегадира Тевкелева ко Абулгаир-хану с письмом сакмарского старшины Кубека да киргиского старшины Байбека дети, в котором написано: «Высокостепенной и высокопочтенной Киргис-кайсацкой орды Абулгаир-хан, а мой особливой друг и древней приятель. Пред сим несколько времяни прислали ваше высокостепенство с словесными объявлениями посланного от меня к вам Кубека, которые также и от меня напротив того словесными объявлениями паки к вам отправлены, да при том же чрез них приказали ваше [186] высокостепенство мне объявить словесно, чтоб я к вам прислал для вас одного черного немецкого бобра да четыре аршина кармазинного сукна, да с ними же приказывала ее высокостепенство ханша Попай для вашего сына Айчювака черной лисицы на шапку, в чем бы ему пристойно было приехать сюда, за которыми вещми и послали ваше высокостепенство Кубекова и Байбекова сыновей, с которыми по прозьбе вашего высокостепенства и ханши вашей вышепомянутые вещи: черной немецкой бобр и черная лисица на шапку и на вершок той шапки сукна и четыре аршина самого хорошего кармазинного красного сукна при сем и отправил. И как со всем исправитесь, прошу прежде о приезде вашего высокостепенства с Айчюваком-салтаном дать мне знать и с тем прислать Кубека и Байбека со известием. С оными же Кубековым и Байбековым детьми послано того числа к Абулгаир-хану перцу немецкого три фунта». Подлинное подписано рукою брегадира Тевкелева.

Июля четвертаго числа отправлен от брегадира Тевкелева к Абулгаир-хану с письмом присланной от него киргизец Аралбай, а в письме написано: «Высокостепенной и высокопочтенной Киргис-кайсацкой орды Абулгаир-хан, а мой особливой друг и древней приятель. Вашего высокостепенства приятнейшее письмо чрез человека вашего Аралбая я с крайним моим удовольствием при Орску получил сего июля 2 числа, и ис того ж усмотря о желаемом ко утверждению в делах ваших основании и о намеренном со мною свидании, тому наибольше доволен нахожусь и искренно вашего высокостепенства с положенным и полезным делом при благополучном счасти видеть желаю. Что же вы за собранием к вам народа остановились для исправления ваших ординских дел, оное дело изрядно, к тому ж сын ваш Айчювак-салтан уже приехал ис походу, и как приедете вместе, лутче б того быть невозможно, и надеяся потом во всех ваших делах быть может доброй успех, и орда вся или большая часть из повеления вашего выступить отважится, уповаю, не будет, чего с крайним моим усердием и ожидать имею; а за приятнейшее приписание в письме вашем ее высокостепенства ханши Попай ко мне униженно и усердно благодарствую, и при сем во удовольствие ее высокостепенства посылаю лекарьственной вотки боченок и пшеничной муки четыре пуда, желаю во здравие кушать. И онаго присланного от вашего высокостепенства Аралбая с товарищем паки отпустил к [187] вашему высокостепенству со удовольствием». Подлинное подписано рукою брегадира Тевкелева.

Июля шестаго числа приехал в Орскую крепость к брегадиру Тевкелеву Киргис-кайсацкой Меньшей орды чеклинского роду знатной и весьма доброжелательной и верной старшина Кара-батырь и при нем три киргисца: один – родного брата ево знатного же старшины Баембеть-батырев сын Чигирбай, второй – чиклинского же роду знатного же старшины Бактынбай-батырев сын Асан, третей – чиклинского же роду кощей Бусурман, и поставлены они на квартеру.

А на другой день, то есть 7 дня июля, он, Кара-батырь, у брегадира Тевкелева был один, без товарищей, после комплементу стал говорить следущее: понеже как они по указу Е. и. в. в 731 году принеты брегадиром Тевкелевым в подданство Российской империи, и с того времяни вся Киргис-кайсацкая орда живет во всяком благополучии и ни от каких неприятелей себе наглого нападения и раззорения не получают, и по высочайшему Е. и. в. указу построен для них город Оренбург и учрежден торг, и Киргис-кайсацкая орда от того торгу не токмо получают себе пользы, но и разбагателися и за многия неизреченные Е. и. в. всемилостивейшей государыни уже действительно оказанные милости он, Кара-батырь, все совершенно чювствует и Е. и. в. всемилостивейшей государыни, припадая к стопам, всеподданнческое приносит благодарение и рабское земное поклонение, причем до земли и поклонился, и, встав, говорил, что желает он по присяжной своей должности до последняго дыхания Е. и. в. служить верно, а потом стал говорить, как брегадир Тевкелев искусно порядочными трудами привел Киргис-кайсацкую орду в подданство Российской империи, яко диких зверей, зная их лехкомышленные обычии, несмотря на их зверские поступки, обходился с ними терпеливно и великодушно и, снося на себе многие их досады и продерзости, благополучно окончал свое дело; и за то и брегадиру Тевкелеву благодарствует же и сердечно радуется, что он удостоился ево, брегадира, персонально видить, и несумненно надеется, их киргис-кайсацкие глупые и непорядочные дела приездом ево, брегадира, всеконечно поправлены быть имеют.

На то ему брегадир Тевкелев в ответ говорил: Е. и. в. всемилостивейшая государыня, яко бог, милостива и справедлива, и [188] соизволит монаршескою своею властию и матерьнею милостию всех верных подданных жаловать и охранять, чтоб все верноподданные Е. и. в. жили с покоем и в благополучии бы; и егда оной знатная старшина оное чювствует Е. и. в. действительно оказанные многие милосердия, следственно, и впредь должно им всегда быть тайно и явно верными, и чтоб оказывали за оные высочайшия Е. и. в. многия неизреченные милости свои усердные службы, и за то брегадир Тевкелев их обнадеживает Е. и. в. и наивяще многими милосердиями и за их верности и впредь всегда награждены быть могут. И по окончании вышепомянутых речей он, Кара-батыр, объявил брегадиру Тевкелеву, что он приехал к нему прежде хана и прежде других старшин нарочно для того, как он, брегадир Тевкелев, сам довольно знает в бытность ево в Киргис-кайсацкой орде, как Кара-батыр ево острегал и советы киргиские ему секретно объявлял и по их обычаю, усмотря по матери дела и в ответ, что говорить, свое мнение представлял, отчего он, брегадир, многие полезные способы находил. В такой новости хотя тогда еще он, Кара-батыр, в подданстве быть и не присягал, а ему, брегадиру, усердные услуги оказывал, а ныне уже он, Кара-батыр, Е. и. в. действительной подданной и неоднократно в верности быть присягу чинил, к тому ж, хотя он и прежде сего был богат, однако ныне, как они принеты в российское подданство, и наивяще обогатились; к тому же присяжная должность ево принудила, и по старой дружбе к брегадиру Тевкелеву он приехал: первое – для свидания; второе – для изъяснения их киргис-кайсацких обстоятельств в следующем порядке.

Понеже он, Кара-батырь, как верноподданной Е. и. в. и по дружбе к брегадиру Тевкелеву самую их нутренную имеет объявить секретно, как киргис-кайсацкий народ принет в подданство Е. и. в., они ото всех стран стали быть спокойны, и никто их не раззорял, а скота у них чрезмерно много умножилось, в таком случае, как брегадир Тевкелев сам о киргис-кайсацких обычаях довольно знает, по древнему замерзелому самовольному их нраву из них некоторые необузданные молодые люди делали многие продерзости, стариков и добрых людей и желателей спокойного жития наставления не принимали и слов их не слушали, как ему, брегадиру, самому известно, что киргис-кайсаки над собою никакой власти не имели, и ни от кого страху им не было и никого не боялися, все то чинили не разсуждая, худо или добро [189] воспоследует, что им в голову придет, по своему лехкомыслию поступали. А как он, брегадир Тевкелев, по указу Е. и. в. в Орскую крепость прибыл и призывает Абулгаир-хана и их, старшин, к себе для свидания и для ординских дел, то ныне у них во всех советах происходит таким образом: те добрые старшина и желатели покоя их журят и посылают тех воинов самих, чтоб они сами поехали к нему и о своих поступках сами ответ дали, представляя тот резон, что оные старшина сами никакой противности не делали и отвечать не умеют, а за них стыда принять не хотят; а те бездельники сами ехать боятся, просят Абулгаир-хана и знатных старшин, чтоб они ехали к брегадиру Тевкелеву, как возможно их поступки уничтожить, старались; а Абулгаир-хан и те-де старшина говорят, ежели им ехать, чтоб они собрали пленников и отдали им, с тем они поедут и об отпущении вин их просить будут, а бес того не поедут, и за тем и советы у них расходятся, и приездом к нему продолжается, понеже самовласно у них пленников отбирать неможно, яко вольной народ, а сами разнотою скоро собрать не могут же и за тем скора к нему, брегадиру Тевкелеву, и не будут кроме того никакой притчины нет.

При том же он, Кара-батырь, по прежней к нему, брегадиру, дружбе от себя секретно объявляет, что-де ныне Киргис-кайсацкая орда в великом страху, что многия продерзости делали и гнева Е. и. в. опасаются для того, что столько у них скота умножилося, едва они смотрением обнять могут, и презельно боятся Е. и. в. глубокого гнева. Когда же изо всех стран указом повелено будет на них итти оружием раззорять, куды они денутся, и как они могут охранять жон и детей, и скота, и тогда могут совсем пропасть, и старшина им о том всегда говорят, что за их худые дела они могут пропасть, и оное они сами знают и меж собою разсуждают и чювствуют, и суще он, Кара-батырь, ведает, что и брегадир Тевкелев о том со обстоятельными документами многим старшинам самим толковал и разсуждал, а протчим и от него, брегадира, посланные в народ изъясняли, однако они те обстоятельствы все в тонкость сами, что от того могут они получить гибиль, знают, только то одно, издревля к самовольству обыкли, и того обычия скоро отставить или бросить не могут.

На то брегадир Тевкелев ему, Кара-батырю, в ответ говорил, что долго ль тому будет, чтоб их обычия тешить, понеже они всегда будут, объявляя то, что у них обычия вольные, делать [190] всякие продерзости, и оные их шалости с Е. и. в. к ним много оказанными милосердиями и с Е. и. в. интересам будет несходно, ежели же они за учиненные продерзости рабское прощение просить не будут и взятое не возвратят, и брегадир Тевкелев ему, яко друг, объявляет, уже ныне обычие их тешить не будут, и между плутами пропасть могут и добрые лоди. На оное Кара-батырь сказал, уже все, конечно, что он надеется, шалости делать дерзать не будут и уже-де стали знать, что худое или доброе благополучное житие или гибель. На то паки брегадир Тевкелев сказал, по их лехкомысленному обычию еще им скоро верить невозможно, разве они знатная и добраго спокойного жития желающия старшина для себя их от того будут удерживать или каков иной способ примыслют, или на добром порядке основать.

На оное Кара-батырь говорил, киргисцы ныне весьма богаты, а богатство их состоит все в скоте, ежели на них воспоследует Е. и. в. гнев, им с тем многочисленным скотом иттить некуды; ежели пойдут в Хиву и в Бухарию, весь скот свой могут потерять, как и прежде того они искусилися или опробовали, что выехали оттудова почти пешками, для того тамо места жаркия, и трава вся згорает, а хотя осенью трава и выходит, и та трава только станет для них самих, а для такой аравы киргис-кайсаков на месяц не будет; и зная те обстоятельства, они делать шалости, уповает, оставят, ибо и то суще разсуждают, что уже Е. и. в. больше их дурачеству терпеть не соизволит, к тому же и знатная старшина крайне будут стараться для себя их от того отвращать, чтоб за их шалости тут же и они не пропали також-де от него, брегадира Тевкелева, от своих дел тяшко стыдятся и боятся и ныне от стыда приехать к нему скора не осмеливаются, ибо как он, брегадир, в Оренбург приехал, и Киргис-кайсацкая орда услышала приезд ево, брегадира, прошлой осени и зимою отнюдь никуды и никто из них никакой шалости делать дерзать не смели ж, тако уже о том они на него надеются, что он, брегадир, прежния их шалости и продерзости поправить и загладить по ево искуству может. Он же, Кара-батырь, брегадиру Тевкелеву словесно объявляет, которое самое истинное, что ныне киргисцы, хотя и станут некоторую якобы свою несклонность показывать и будут, якобы представляя свои ветреные обычии, что лехкомысленных народов удерживать не могут, тому б ничему нутренно не верить, понеже-де они весьма в страху для того, что у них скота [191] много, а иттить некуды, а как от российских подданных будут нападении, совсем раззорятся; и он, Кара-батыр, так уповает, вперет отнюдь зла делать не будут, ежели сие пройдет.

На то брегадир в ответ сказал, что он сердечно рад и может их шалости и продерзасти поправить, ежели они ево послушают и ево наставлении усердно примут, и как они будут действительно поступать по ево наставлениям смело, он, брегадир, их обнадеживает, что всегда благополучно и с покоем жить и Е. и. в. в милости находиться могут.

И потом он, Кара-батырь, говорил, что киргис-кайсаком ево, брегадира, наставлении не слушать невозможно, понеже он им наставляет на доброе, они ж, киргис-кайсаки, ево, брегадира, приезд в Оренбург с крайним желанием ожидали, а по прибытии ево несказанно обрадовались тем намерением, что он их киргиские дела по ево искуству может поправить; к тому же киргисцы ево, брегадира, безмерно любят, столько же от него и страх имеют. И на то брегадир Тевкелев говорил, егда Киргис-кайсацкая орда будет ево наставлении принимать и потом поступать, то оная орда все свое благополучие совершенно всегда иметь будет.

Однако он, Кара-батырь, еще свое усердие объявляет, хотя они и в таком страху находятся, только чтоб он, брегадир, еще с ними, яко дикими зверьми, вдруг крута не поступил, чтоб до времяни пока о пленниках окончится, о скоте не весьма часто упоминать, для того дики и замерзены народ вдруг оное за невозможность причитая, в отчаяние б не пришли, а как первое исправят, и последнее исправить способ сыскать будет можно. И на то брегадир Тевкелев сказал, он приехал их худое дело поправлять, и по их легкомыслию он знает, сперва каким образом к их благополучию пользы употреблять. И потом он, Кара-батыр, от брегадира Тевкелева те речи услыша, встав, благодарил и стал ево, брегадира, просить, что он по старой к нему дружбе привел ему от усердия своего заводу своего ж в подарок двух иноходцов, чтоб приказал принять. И на то брегадир Тевкелев ему в ответ сказал, он сам, Кара-батырь, знает, что брегадир Тевкелев когда был в Казачей орде и находился в крайнем недостатке, и тут ни от кого ничего не брал, кроме того, что у него брал овец, и то для того по необходимости, что не было пищи, а он, брегадир, ему, Кара-батырю, друг не для подарков, но для верности ево к Е. и. в., и как он, Кара-батырь, прежде был верен, [192] да и впредь будет в верности же себя непоколебимо содержать и тем он, брегадир, больше драгоценных подарков им, Кара-батырем, будет доволен и сущим другом себе почитать никогда не преминет, а он, брегадир Тевкелев, Е. и. в. высочайшею милостию награжден и всем доволен и богат, чтоб он, Кара-батырь, не принел себе за неудовольствие, иноходцов он у него не примет не для чего иного, только то, что он тому не привык и бес того он, брегадир, ево другам всегда за ево верность иметь будет.

И по окончании вышепомянутых речей он, Кара-батырь, стал усердно брегадира Тевкелева просить, что тому назад лет з дватцать племянник ево чиклинского роду Бахтыбаев сын Девлетьбай имеется в Питербурге в салдатах, а видели-де ево в Санкт-Петербурге и Абулгаир-хана сына Ходжа-Ахметь-салтана люди и просил брегадира Тевкелева за ево верные услуги оного племянника об отпуске к нему, куды надлежит представить, ежели ево оной племянник Е. и. в. высочайшим указом будет для ево прозьбы из России освобожден, то он со всем своим родом до капли крови Е. и. в. служить верно должен и будет.

И на то ему брегадир Тевкелев в ответ говорил, что он ево племянника в Санкт-Петербурге не видал и не знает, а за ево верные Е. и. в. услуги о том, куды надлежит, рабски донося, просить будет, ежели он не крещен. И на то Кара-батырь сказал, что Ходжа-Ахметь-салтана люди с ним говорили, и он им объявлял, что оной ево племянник подлинно не крещен, а когда б он был крещен, то ему и самому об нем просить неможно. И брегадир Тевкелев сказал, что он по возможности крайне стараться для него о освобождении ево племянника будет, тем и речь окончалась. А понеже он, Кара-батырь, к российской стороне весьма верен и доброжелателен, а в бытность в Киргис-кайсацкой орде в 731 и в 732 годах брегадира Тевкелева многие добродетели оказывал, и многократно приезжал к брегадиру Тевкелеву тайно по ночам и объявлял киргис-кайсацкие намерении, и давал брегадиру Тевкелеву знать ту материю, что против киргиских старшин какие ответы употреблять, сверх же того, когда брегадир Тевкелев со всею своею командою в крайней нужде был, пищею и в таком случае он, Кара-батырь, тогда несколько баранов давал на пищу от себя, а потом ссужал и на кредит, и тем брегадир со всею своею командою от голоду и спасся, а у оного Кара-батыря отец Аккишибей в Меньшей Орде был первой человек и богатея [193] ево из знатных старшин не было, и всегда и отец ево народ наставлял на доброе и от худого отвращал, и как же отец ево, так и он, Кара-батырь, от роду их никогда и никуды никаких набегов не чинивали, живут своим богатством и желают покою.

Он же, Кара-батырь, объявлял в разговорах, что прошлой зимы зимовали они близ Гурьева-городка несколько родов и в том Гурьевом городке имели торг, хотя он сам и не был, только видел тех, которые, расторговавшись, приехали весьма изрядно. Все-де киргисцы говорили, что тамо в Гурьеве-городке товару гораздо дешевле, нежели в Оренбурге, а были-де на торгу немалое число, и тамошние киргисцы еще ожидают того время, чтоб им в Гурьевом городке торговать, а в Оренбург не едут; к тому ж оные киргисцы покупали у рыболовных калмык маленьких робят, и те киргисцы, которые покупали, приехав, объявляли, знатно-де из детей продавать указом запрещено, что украдкою отдавали и тайно цену скотом принимали, а числом-де их, как он, Кара-батырь, слышел, что малых робят калмычат и девок выменено киргисцами от тритцети до сорока человек. А потом дано ему, Кара-батырю, за ево прежние и нынешние верные службы, да и впредь надежен, наодине четыре аршина самаго добраго с урезом красного сукна один косяк и светлокоришневых голей, да четыре красные кожи, да брегадир Тевкелев от себя из собственного своего пажитку за прежние ево в бытность в Казачей орде брегадиру Тевкелеву добродетели дал два куска московской фабрики бархату, один кусок малиноваго бархату восемь аршин, а другой кусок черного бархату восемь же аршин (да четыре кожи красные), да публично всем четверым вместе, в том числе и ему, Кара-батырю, дано по четыре аршина сукна ценою по рублю аршин, а имянно: Кара-батырю, Асан-батырю да Чигирбаю-батырю по четыре аршина красного, да третьему – Бусурману – четыре аршина зеленого, да по одной красной кожи.

Июля осьмаго числа получено брегадиром Тевкелевым от Абулгаир-хана письмо, в коем написано: «Высокоблагородному и высокопочтенному превосходительному истинному и искреннему, яко душе моей подобному благодетелю, господину брегадиру мурзе желаю благосчасливого здаровья. Вашего превосходительства почтеннейшее письмо мне Кубеков и Байбеков сыновья вручили верно, и посланные от вас вещи чрез них же я получил исправно, за что нижайше и благодарствую, и даруй бог всякаго [194] счасливаго благополучия. Что ж изволили писать, дабы к совершению наших дел заблаговременно к вам дни за два Кубека и Байбека со известием отправить, и оное мне весьма приятно, почему я оных со известием пришлю, а по милости вашей, аще бог благоволит, и бес того ежедневно вас уведомлять будем, которого и мы по воли всемогущего бога отриновенны от вас быть не чаем, а я уже от самой весны всячески стараюсь, чтоб нашего дикаго народа привесть в доброй порядок, токмо мне по их обычию в такой порядок одному скоро было привесть невозможно, а ныне по вашей помощи и с немалым моим усердным старанием чрез великую мочь уже их склонил, и касающаяся до меня здешние дела соверша, к вам прибуду после нашего собрания, а потом достольные дела полагаю на разсуждение вашего превосходительства, и уповаем, что вы обо всех наших нуждах впредь старанием своим не оставите, и даруй бог нам благополучно и радостно с вами видиться, как мы и прежде сего с вами видалися и того всеусердно желаю. Сын мой Ходжа-Ахметь-салтан человеку моему Кудайбердею приказывал паки к нему приехать, и до приезду нашего намерен ево послать за покупкою в Оренбург, чего для я оного при сем и отправил, которого прошу не оставляя, придав от себя человека, на подводах отправить, також-де и ево высокопревосходительству господину генералу рекомендовать. Его же высокопревосходительству от меня письмо послано, ни о чем ином, точию о уведомлении себя ко удовольствию ево высокопревосходительства. При сем до услуг ваших послал служителя вашего, а моего писаря Алмухамметева сына Танрибердея да моих людей Аралбая, Кудайбердея, и они имеются собственные мои люди, а не протчие киргисцы. Они же никаких дел и слов не разумеют. От урочища Камышлак-реки. Июля 4 дня 1748 году». На подлинном татарском письме ево, Абулгаир-хана, чернильная печать приложена.

При подаче же сего письма присланной же от Абулгаир-хана киргизец и ево человек Аралбай объявил оного хана сына ево Айчювак-салтана чернильную печать и при том доносил, что оной-де Айчювак велел господину брегадиру Тевкелеву донести ж, яко он сам грамоте не знает, а к тому ж за скоростию и писать было некогда, только верно в том состоять, что он брата своего Ходжу-Ахметь-салтана сменить желает и для того во знак и печать свою посылает. [195]

Июля перваго на десять числа поутру посланной от брегадира Тевкелева к Абулгаир-хану старшина Кубек возвратился паки в Орскую крепость и от Абулгаир-хана привез письмо, и с ним прибыли от Абулгаир-хана два есаула из сильных родов, да восемь человек Меньшой орды сильных же родов знатных старшин дети, а из них некоторые назначены с сыном ево, Абулгаир-хана, Айчюваком в аманаты, и оные киргисцы поставлены на квартиры. И пришед Кубек к брегадиру Тевкелеву, объявил, что Абулгаир-хан приказывал с ним, Кубеком, брегадиру Тевкелеву, чтоб сих старшинских детей, как возможно, брегадир Тевкелев угожал и приласкал, понеже они, как дикие народы, еще к тому не обыкли, сильных родов знатных старшинских детей в оманаты прежде не давывали, и им, во-первых, ныне кажется дико, а он, брегадир Тевкелев, по искуству своему сперва пристойными словами их чтоб наставлял, и ис того какое их благополучное житие воспоследует, со обстоятельством изъяснил, а потом по расмотрению ево, чем ни есть, их подарил; и как оные старшинские дети со удовольствием от него, брегадира, возвратятся, и он, Абулгаир-хан, уповает, что всему доброму делу от того воспоследуют полезные успехи.

При том старшина Кубек брегадиру Тевкелеву, что видел и слышел, доносил: Абулгаир-хана сын Айчювак-салтан при собрании при всех знатных старшинах просил у отца своего позволения, чтоб он при собрании свое намерение изъяснил, на что от Абулгаир-хана и позволение дано, и он, Айчювак-салтан, в учтивых терминах речь говорил следующе: что он, Айчювак-салтан, яко сын ево, Абулгаир-хана, во всем в отеческом послушании и покорности быть должен, ежели сие дело есть собственное отца ево, Абулгаир-хана, то он живота своего для воли отца своего не жалеет. Ежели же он, Айчювак-салтан, по воли отца своего посылается на смену брата ево Ходжу-Ахметь-салтану в аманаты для киргис-кайсацких дел без основательных резонов, то ему ехать весьма не сходно, понеже, когда отец ево тех ево братьев, а своих детей, в оманаты отдавал, в то время они были в молодых летах и никакого обстоятельства не знали и не разсуждали, а ныне он, Айчювак-салтан, уже посылается в возрасте и в совершенном в смыслу, а без основания ехать ему в оманаты так, как и те братья ево без основания ж отданы были, то ис того никакой и ни в которую сторону нималой пользы быть не может для того: 1-е – киргис-кайсацкой [196] народ самовольно издревля обыкли лехкомысленно поступать, как ханов, так и добропорядочных старшин мало слушают и поступают своевольно, и как братия ево в оманатах были, они уже то действительно и чинили, а егда он пойдет на смену брата своего в оманаты, а их киргис-кайсацкие бездельники станут делать пакостные продерзости, и тем ему, Айчювак-салтану, они нанесут великую горесть и печаль, и немалой стыд, понеже как киргис-кайсаки в бытность тех ево братиев в оманатах делали продерзости, а может быть тем братием ево за то и надлежащая бывали выговоры, однако тем братием ево было чем и отговариваться или отмалчиваться малолетством и незнанием их обстоятельств; и тамо в России, яко умные люди и знатные персоны, их той ради притчины за молоденчества и не скучали и не печалили, а при них из сильных родов знатных старшинских детей в оманатах не было, и тех бездельных киргисцов от шалостей удерживать или к тому какие способы сыскать или примыслить не допустить до той продерзости из старшин отцу ево Абулгаир-хану никто не помогал и, как он сам самовидец, отец ево Абулгаир-хан трудится, бьется, домогается для того, что кровь ево-сын ево отчего ему к серцу его болезнь приносится, один учинить ничего не может с печалию и з горестию, так со слезами и останется, и тем отец ево Абулгаир-хан всю тягость и весь стыд несет на себе, а киргис-кайсацкая знатная старшина, оставя всю тягость на отца, живут во всяком покое, ибо детей своих з братьями ево в оманаты не давали, и им печалиться и крушиться, и крайним соболезнованием с отцом ево вместе трудиться и ему помогать тех киргиских бездельников от продерзости удерживать сердечно сожаления и не имеют, и от того происходят худые следствии и лишние затруднении, как и ныне то есть. А он, Айчювак-салтан, уже в совершенных летах и в совершенном в смыслу, и в бытность ево в оманатах, ежели киргис-кайсацкие бездельники станут делать к российской стороне какие шалости и продерзости, а от российских знатных персон ему за то будут выговоры, и ему уже отговариваться малолетством и отмалчиваться не сходно и не резон, и того снести не может, и отмалчиваться ему будет стыдно, и той ради притчины и, убегая всех тех выше объявленных затруднений, требует он, Айчювак-салтан, Меньшой орды из сильных родов знатных старшинских детей с собою в оманаты, ежели же из сильных родов знатная старшина детей с ним не отдадут в оманаты, то чем ему будучи в оманатах за худые [197] ис киргиских некоторых людей поступки от российских знатных персон от выговору от стыда ему сокрушаться, лутче ему под гневом Е. и. в. от российского войска с ними вместе умереть, а как из сильных родов знатная старшина с ним своих детей отдадут в оманаты, тогда он имеет надежду и упование, что киргис-кайсацкие худые люди продерзости делать от тех сильных родов старшин отважиться не осмелятся, а хотя некоторые, яко самовольной народ, какую ни есть продерзость и зделают, и тогда оные из сильных родов знатная старшина, у которых дети с ним, Айчювак-салтаном, будут, соболезнуя детей своих, отцу ево Абулгаир-хану помогать и крайне вспомоществовать, как оное поправить, будут принуждены.

2-е – как отец ево, Абулгаир-хан, принят со всею Киргис-кайсацкою ордою под российское подданство, тогда отец ево с совету всей Киргис-кайсацкой орды отдал сына своего, а ево родного брата Ирали-салтана в оманаты брегадиру Тевкелеву, когда он был послом в Казачей орде для принятия в подданство всю Киргис-кайсацкую орду, тогда было говорено, чтоб аманатов на каждой год переменять, а что оные ево братья долговремянно житием продолжалися от непорядков киргис-кайсацкого народа и от непостоянства худых людей, а ныне он, Айчювак-салтан, сколько братья ево жили продолжительно, к тому же без основания, столько безпорядочно жить себе в тягость и в обиду причитает. Ежели киргис-кайсацкие старшина на вышепоказанных ево, Айчювак-салтана, представлениях оснуются и из сильных родов знатных старшин с ним дадут в аманаты детей, и чтоб погодно как ево, так и знатных старшин детей переменять, и чтоб знатным старшинам худых людей ис киргис-кайсаков до шалостей не допускать, в том все обяжутся, то он итти на смену брата своего в оманаты готов.

И в том собрании киргис-кайсацкая старшина, выслушав от него, Айчювак-салтана, представлении, принели весьма за благо, и все радостно ево, Айчювак-салтана, за то похвалили и благодарили, что он умно и порядочно представлял, к ординскому их спокойному житию дал доброй способ, для того-де ево слова весьма полезные, и те киргисцы, которые делают шалости, имеются в сем собрании, и о том все слышат и знатным старшинам их от того удерживать показал дорогу, и знать дал ту притчину; и они, знатная старшина, когда детей своих отдают, а плутам воли [198] продерзости делать уже не дадут, и объявили ему всем миром и отдали на ево волю из сильных родов знатных старшинских детей, и которых он, салтан, пожелает, чтоб объявил, коих они тех без всякаго прекословия и отдадут. И он, Айчювак-салтан, тогда же назначил, которых родов и чьих детей требует, и все киргис-кайсацкая старшина ему объявили, которых он требует, они ему тех отдали, и тем речь и окончали, и намере положили и по своему обычаю учинили пата, то есть пата о зачатии добраго намерения приносят богу благодарение и просят благополучного окончания, и оное дело тем утверждают, и тем у них бывает патою всякое дело твердо. А он, Абулгаир-хан, Кубеку приказывал, что он для того знатных старшинских детей прислал к брегадиру Тевкелеву, чтоб они, во-первых, яко дикой народ, увидя ево, брегадира, искуство, пообаркалися и привыкали, а как ныне сии старшинские дети сперва дорогу зделают, то уже з другим ево сыном на предбудущей год без всякаго прекословия на смену знатных же старшин детей отдавать не отрекутся.

Того ж июля 11 числа пополудни оные два ясаула и старшинские дети восемь человек у брегадира Тевкелева были и после надлежащаго комплемента два ясаула от Абулгаир-хана словесной приказ объявили следующе: что Абулгаир-хан и киргис-кайсацкие старшина советы свои окончали и намере положили, что по рождению сего месяца в третей или в четвертой день в Орскую крепость для свидания к нему, брегадиру, приедут, а сына ево Айчювак-салтана на смену Ходже-Ахметь-салтану привезет с собою, и с ним, Айчювак-салтаном, из Меньшей орды из сильных родов знатных старшинских детей, которые назначены, Абулгаир-хан их прислал к нему, брегадиру Тевкелеву, чтоб он их видел и смотрел, а в протчем он, Абулгаир-хан, к Е. и. в. по присяжной своей должности состоит во всякой верности и приказал и ему, брегадиру Тевкелеву, ево, Абулгаир-хана, всегда доброжелательства и чистосердечное усердие засвидетельствовать.

На оное брегадир Тевкелев в ответ говорил: что он, брегадир Тевкелев, нимало не сумневается к Е. и. в. всемилостивейшей государыне нашей ево, Абулгаир-хана, по присяжной своей должности ныне и впредь непоколебимо о верных поступках, також-де и к нему, брегадиру, ево Абулгаир-хана, всегда о продолжаемой дружбе несумненно ж верить, а что он, Абулгаир-хан, и вся [199] киргис-кайсацкая старшина о пользе их ординских дел свои советы добрым порядком окончали, он, брегадир, тому весьма радуется, а что в том совете основали отдать Абулгаир-хана сына Айчювак-салтана на смену брата ево Ходжа-Ахметь-салтана и с ним несколько сильных родов назначели знатных старшинских детей, и оное как Абулгаир-хан, так и киргис-кайсацкая старшина учинили по многим обстоятельствам и резонам весьма к лутчей пользе своего киргис-кайсацкаго народа и для своего благополучия и спокойного жития; а что ж Абулгаир-хан и знатная старшина положили приехать к брегадиру Тевкелеву для принятия Е. и. в. всемилостивейшей грамоты и для свидания с ним, бригадиром Тевкелевым, и оное ему Абулгаир-хану, и киргис-кайсацким старшинам необходимо нужно и надлежит, понеже в том вся их киргис-кайсацкаго народа благополучность и к спокойному житию зависит немалая польза, и они оное учинят не для чего другова, но для себя.

А потом брегадир Тевкелев о присылке от Абулгаир-хана старшинских детей речь продолжал следующе: что он, Абулгаир-хан, с ними двумя ясаулами прислал к нему, брегадиру, для свидания знатных старшинских детей, и из них некоторые назначены с сыном ево в оманаты, он, брегадир, за немалую себе приятность принимает для того, что они люди еще молодые и взросли в степях, и никаких добрых и полезных порядков не видали и не знают, и как они будут в оманатах и при знатных российских персонах, хотя и один год, однако, как видно, они, знатных старшин дети, природной ум имеют, будучи в аманатах, станут насматриваться российских добрых порядков и полезные учреждении примечать, то они будут уже и знать и разсуждать, что есть доброе основание, какое от того благополучие и польза, или от чего происходят худые следствии со вредом народа, и тогда, как они возвратятся в свою орду, не токмо они сами находиться будут с их ординскою пользою, но и многих неразсудных людей и недоброжелателей спокойного жития наставлением и увещеванием в доброй и полезной порядок привести могут. К тому же брегадир Тевкелев им и то толковал, что как они в прежних годех от беспокойных их от некоторых киргис-кайсацкаго народа людей поступок в разные места разбиты и растощены были по многим неудобным местам, бегаючи и таскаючись, потеряли свой скот и пажить, были чрезмерно бедны, едва и с [200] нуждою пропитание имели, о чем он, брегадир, и сам того самовидиц в бытность ево в Казачей орде довольно насмотрелся, а как уже Абулгаир-хан и вся Киргис-кайсацкая орда пришли в подданство Российской империи, то уже оная Киргис-кайсацкая орда Е. и. в. по всемилостивейшей высочайшей протекции ни от которых сторон от прежних их неприятелей себе нападений и раззорений не получали, но жили во всяком благополучии и тем свой скот умножали, к тому же Е. и. в. всемилостивейшая государыня наша для пользы киргис-кайсацкого народа, яко верным подданным, показуя милосердие, соизволила указать город Оренбург построить и тут торг учредить, где действительно и торг имеют, отчего и набогатилися, и оную Е. и. в. высочайшую милость их отцам, яко знатным старшинам, надлежит весьма чювствовать и худых людей киргисцов, нежелателей покоя, от продерзостей воздерживать и до того не допустить, что, боже сохрани, за невоздержание худых людей не воздвигнуть бы им на себя Е. и. в. тяшкого гнева, понеже как Е. и. в. высочайшаго милосердия всем верноподданным за добрые поступки всегда уповать и ожидать надлежит, столько же или еще наивяще за худые поступки и за продерзости весьма надобно и тяшкого гнева крайней страх иметь и опасаться; и как они знатных старшин дети сии полезные и вредные порядки знать и разсуждать будут, еще они люди молодые насмотрются, и в разсуждение взять еще время есть, и как они станут поступать добропорядочно, еще превосходнее и лутче отцов их, в знать войти могут и Е. и. в. в милости содержаны быть имеют.

И как оные старшинские дети от него, брегадира Тевкелева, вышереченные наставлении услыша, усердно благодарили и кланялися за то, что отцы их столько наставления на добрые дела дать им не могут, понеже-де они и сами того не знают, как они в сие малое время от него, брегадира Тевкелева, полезными наставлениями великия добродетели получили, а что прежде как отцы их в оманаты с ханскими детьми их не отдавали, они и сами от того отрекались. Ныне как они хотя молодые люди, усмотрели, что прежния их от того отрицании крайняя ошипка, и как они от брегадира поедут к своим отцам, сами им будут о той ошипке толковать и с радостию ныне с ханским сыном, которые из них назначены, несумненно приедут, и впредь из них другия сменятся, уже отнюдь не отрекутся. [201]

На то им брегадир говорил, что они сами уже разсудили, как они знатных старшин дети, от природного своего ума в самом малом времени сколько добрые дела понять могли, а ежели поболее при российских знатных персонах поживут, тогда наивяще полироваться и к добрым делам научиться могут, а друтих, приехав в орду, сами учить будут и станут знать, что есть людность, и разделять от степных зверей. И сими последними брегадира Тевкелева речьми весьма довольны явилися, и видно, что сие несколько им зело приятно было, и веселое лицо свое оказывали, и с радостию и с крайним удовольствием оные старшинские дети от него, брегадира, отъехали, и при отъезде говорили, что они рабски будут Абулгаир-хана благодарить за то, что он прислал их к брегадиру Тевкелеву, от чего они себе немалую и пользу получили, и глаза их несколько открылися, и при том они достойно и трактованы.

При отпуске ж их брегадир Тевкелев им, старшинским детям и есаулам, подарил, а имянно: старшинским детям роду чюмекей Тюрке Кидай-биеву сыну, Актамуберде Аллаир-биеву сыну, Трумбеть Алучи-биеву, Елбаю Сакав-биеву, Конаю Сакал-биеву, Раимберде Кутлумбетеву; каракисяцкого роду Алебеку Багузе, чеклинского роду Бакимбай Муйнак-биеву; ясаулом: чемекейского роду Кутлумбетю, чеклинского роду Киекбаю, итого десяти человекам красного сукна по рублю аршин по четыре аршина и по два конца китайки, в том числе первым трем старшинским детям Тюрке, и Актаму, и Алебеку и двум ясаулом – красного цвету, а протчим пяти – зеленого, да им же всем по две красные кожи, да имеющимся при них кощеям Каньназару, Елгилде да Небеку – синего сукна по семидесят по три копейки аршин по четыре аршина, да по одной коже. Да секретно дано трем знатным старшинским детям: Тюрке Кидай-биеву, Актамуберде Аллаяр-биеву сыну, Алебеку Багузе – алого сукна по два рубля по пятнатцети копеек аршин по четыре ж аршина, для того, отцы их, первое, то, что между ими знатные, второе, к российской стороне доброжелательные, чтоб они за то себе отмену получили и тем наивяще усердие свое оказывать всегда трудилися. При том же и двум ясаулом, которые сильных родов, к тому же и в собрании они немалой имеют голос, дано того ж алого сукна и по той же цене до два рубли по пятнатцети копееек по четыре ж аршина. [202]

Июля втораго на десять числа получено брегадиром Тевкелевым от Абулгаир-хана письмо, в коем написано: «Высокоблагородному превосходительному истинному и искреннему, яко душе моей подобному, другу господину брегадиру мурзе. При сем для удовольствия и обрадования вашего превосходительства объявляю, что мы уже здесь со всею нашею Меньшею ордою алчинского роду с знатными биями и старшинами, особливо сильного роду биями ж Алимчюманом, быв при мне, в совете дела наши окончав, положили на одном слове и означенного ж бия Алимчюмана баулинского роду все двенатцеть родов, в том числе и жетирувской род, слушают вышепомянутых старшин, и всякого роду знатные бии обещались отдать в оманаты детей своих с Айчювак-салтаном, того для с Кубеком и послал до вас вышеписанных биевых детей и братьев их; к тому ж прежде сего вы сами изволили ко мне писать, чтоб заблаговременно к вам отпустить со известием Кубека, а я только ожидаю приезду Нурали-салтана, однако что уже и он следует в пути, а словесно от меня вам донести могут посланные Кутлумбеть и Киикбай ясаулы о состоянии Средней и Меньшей орд. Ежели б вы оных людей изволили отправить со обнадеживанием, то б они по приезде сюда похвалу приносить могли, понеже знатные бии заблагоразсудили их к вам послать, которые желают быть со мною для свидания с вами. Байбек и Кубек вседневно-де и бес того ездят и того ради чрез вышеписанных ныне посланных желают о вашем пребывании уведомиться. При сем до услуг ваших и для обнадежевания с Кубеком послал, а имянно: Алибека Байгузина, Тюкрия Кудай-биева, Трумбетя Алучи-биева, Актабердея, Яикбая Муйнак-биева, Юлбая Сакау-биева, Каная, Раимберду, итого одиннатцать человек, да при них три кощея. Июля 11 дня 1748 году, от урочища Камышлак-реки». На подлинном татарском письме ево, Абулгаир-хана, чернильная печать приложена.

Июля втораго ж на десять числа отправлены от брегадира Тевкелева к Абулгаир-хану с письмом присланные ево ясаулы Кутлумбет да Киикбай с товарищи, а в письме написано: «Высокостепенной и высокопочтенной Киргис-кайсацкой орды Абулгаир-хан, а мой древней друг и сущей приятель. Вашего высокостепенства мне многоприятнейшее письмо чрез ясаула вашего Кутлумбетя с товарищи от 11 сего июля я здесь того ж числа с крайным моим удовольствием получил и премного благодарствую. [203] Что же изволите обещать приехать ко мне в Орскую крепость и привести на смену любезному сыну вашему Ходже-Ахметь-салтану сына ж вашего Айчювак-салтана и знатных старшин з детьми и при вас же и з другими старшинами, и оное зело изрядно, только прошу неумедлее приехать, понеже время уже к тому приспело, чего с крайним моим желанием ожидать буду, притом прошу вас уже больше сего прежде себя ко мне никого не извольте присылать, сами извольте приехать, а присланные от вашего высокостепенства десять человек знатных старшин дети, в том числе два ясаула с кощеями, со всяким удовольствием отправлены». Подлинное подписано рукою брегадира Тевкелева.

Июля третьяго на десять числа брегадир Тевкелев приказал присланному от Абулгаир-хана с Кубековым сыном Кудайгулом джагалбайлинского роду киргисцу Айбашу, которой привез от него, хана, письмо к нему, брегадиру, о уведомлении аки бы торгующими ныне в Оренбурге Средней орды каракисяк-аргынского роду Кутырь-батыря товарищими руских трех человек во удовольствие ево, хана, за то вернейшее усердие дать оному киргисцу одну красную кожу, а в письме ево, ханском, изъяснено: «Высокоблагородному превосходительному и высокомилостивому, истинному и искреннему благодетелю, яко душе моей подобному, господину брегадиру мурзе. По нашей верности чювствую того, чтобы нам впредь было не стыдно, при сем объявляю, что ныне имеющийся в Оренбурге для торгу киргисцы Средней орды кара-кисяк-аргынского роду Кутырь-батыря товарищи увезли-де трех человек руских людей, а он, Кутырь, и поныне обретается в Оренбурге ж, а когда ево товарищи тех руских людей повезли, то видел Чюмак Абызов, сын которой, приехав к нам в орду, мне и объявил, о чем и я извествую, как о том за благо разсудите, а по моему мнению, ежели то суще будет правда, лутче б оного Кутыря да с ним трех человек приказали б задержать и распросить, и оное б было весьма сходно, чего для я нарочно к вам отправил наскора Кубекова сына да киргисца Айбаша. По должности моей сие я доносил, в протчем состоит в воле вашей. Июля 13 дня 1748 году, от урочища Камышлак-реки». На подлинном татарском письме ево, Абулгаир-хана, чернильная печать приложена.

P. S. «И мы ваши раби, ханской писарь Алмухамметь, да ханской человек Байбек, по нашему к вам усердной верности, не [204] щедя своих животов, что услышим и увидем, то непременно к вам и объявлять будем, хотя Кубек и при вас находится, однако и я, нижайщий Байбек, с ханским писарем всегда вам доносить будем и о сем доносим, что надлежит, и хану станем объявлять».

Комментарии

40. Ералы (Ирали)-султан (ок. 1721 — 10.07.1794), султан Младшего жуза, с 1791 г. — хан. Второй сын хана Абулхаира от ханши Бопай.

В 1732 г. в возрасте 11 лет был отправлен своим отцом ханом Абулхаиром в Петербург в составе казахского посольства к императорскому двору, откуда возвратился летом 1734 года. В 1736-1738 гг. находился в качестве аманата в Орской крепости. После возвращения в Степь управлял родом таракты и племенами уак и керей Среднего жуза, а в 1740 г. был избран кереями ханом. После смерти Абулхаира был покинут своими подданными и откочевал вместе с семьей к югу на Сырдарыо. При хане Нуралы управлял в звании султана родами шомекей и торткара поколения алимулы. В 1755 г. содействовал оренбургской администрации в подавлении башкирского восстания, в 1757 г. совместно с султанами Среднего жуза участвовал в военных походах против джунгаров. Особенно отличился храбростью и предприимчивым умом в ходе боевых действий казахских отрядов против волжских калмыков-торгоутов в 1771 г., за что получил от правительства Цинов звание «придворного рыцаря» (шивэй).

В 1787 г. в связи со ссылкой хана Нуралы в Уфу возглавил в Степи движение ханской партии, направленное против решения царского правительства о ликвидации института ханской власти в Младшем жузе. После его реставрации по указу императрицы Екатерины II был избран в ханы 4 сентября 1791 г. в 15 верстах от Орской крепости при поддержке уфимского и симбирского генерал-губернатора А. А. Пеутлинга. Умер в своих кочевьях 10 июля 1794 года. О нем см.: КРО-1. С. 74, 81, 82, 85, 98, 106, 116-117, 120; МИКССР-4. С. 138, 139, 150, 151, 166, 179, 480 (прим.).

41. Имеются в виду трагические события первых лет ойрато-казахской войны 1723-1730 гг., вошедших в историю казахов под названием «Актабан шубырынды», когда под жестким натиском джунгарских войск много людей погибло, а уцелевшие казахские аулы были вынуждены сняться со своих традиционных кочевых мест и удалиться в разных направлениях — в Среднюю Азию, на север Казахстана, в Сибирь, где этим переселенцам пришлось вступать в борьбу с другими народами из-за пастбищ и водных источников. См.: Левшин А И. Описание. С. 167-168; Тынышпаев М. История. С.; История Казахской ССР. Т. 3. С. 17-24; Моисеев В. А. Казахи и Джунгарское ханство. С. 55-84; Ерофеева И. В. Хан Абулхаир. С. 122-156.

42. Имеются в виду такие важные указы правительства Анны Иоанновны, как «Инструкция» начальнику новоучрежденной Оренбургской экспедиции И. К. Кирилову от 18 мая 1734 г. и указ Правительствующего Сената от 13 августа 1734 г. о прекращении набегов яицких казаков на аулы казахов и каракалпаков, указ Сената от 15 февраля 1738 г. о разграничении охотничьих угодий между яицкими казаками и казахами и др. О них см.: Ерофеева И. В. Хан Абулхаир. С. 212-215.

43. Здесь речь идет о разграблении торгового каравана российского посланника К. Миллера, отправленного в 1738 г. начальником Оренбургской экспедиции В. Н. Татищевым (1737-1739) в Ташкент с целью установления прямых торговых связей России с Ташкентским владением через новопостроенную Орскую крепость, который был разграблен в степи недалеко от пункта назначения казахами Старшего жуза. Об этом см.: Абдураимов А. Первый русский купеческий караван. С. 87-93; Ерофеева И. В. Русско-джунгарские отношения. С. 50-51.

44. Наиболее подробно обстоятельства принятия российского подданства казахской знатью и рядовыми кочевниками Младшего жуза отражены А. И. Тевкелевым в его журнале за 1731-1732 гг., опубликованном с небольшими купюрными изъятиями в 1961 году. См.: КРО-1 Док. № 33. С. 48-86.

Текст воспроизведен по изданию: Журналы и служебные записки дипломата А. И. Тевкелева по истории и этнографии Казахстана (1731-1759 гг.) // История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Том III. Алматы. Дайк-пресс. 2005