ТЕВКЕЛЕВ И. В.

(1731-1733 гг.)

Марта в 2 день приехал ис Хивы сын Абулхаир-хана Нуралы-салтан, а из служителей ханских один, называемой Байбек-Аглук, который был с сыном Абулхаир-хана в Хиве. И он, Байбек, Тевкелеву объявил, что-де Нуралы-салтан в Хиве был и по приказу отца своего Абулхаир-хана хивинскому хану он, Нуралы-салтан, объявил тако, что отец ево Абулхаир-хан со всею своею ордою пришел в подданство Российской империи, чтоб и хивинцы пришли в подданство российское. И как-де оные хивинские старшина от него, Нуралы-салтана, то услышали, пришли-де в великую злобу и объявили-де ему, Нуралы-салтану, тако, что Абулхаир-хан волю имеет в киргис-кайсаках, а в Хиве-де ему воли нет, и здесь-де в Хиве, слушать ево, Абулхаир-хана, нихто не будет, и он-де затеил безделицу. И отъехал сын Абулхаир-хана ис Хивы со озлоблением без всякого довольствия.

Марта в 3 день приехал к переводчику Тевкелеву Абулхаир-хан и объявил приезд из Хивы сына своего Нуралы-салтана, тако-же подробно объявил, как сказал переводчику Тевкелеву служитель Абулхаир-хана Байбек-Аглук. И сказал Абулхаир-хан переводчику Тевкелеву: он-де за ту злобу будет с хивинцами воеватца. [104]

Марта в 4 день приехал каракалпацкой старшина Оразак-батыр, которой был посылан от переводчика Тевкелева к аральскому народу, чтоб их склонять в подданство российское быть, которой переводчику Тевкелеву объявил тако: он, Оразак-батыр, аральского Шатемир-хана и аральских народов быть в подданстве российском склонил и пришлютца-де от них, аральцов, к нему, Тевкелеву, посланцы.

Он же, Оразак-батыр, объявил переводчику Тевкелеву, что аральской Шатемир-хан имеет войну с хивинцами за то, что назад тому 20 лет отец ево, Шатемир-хана, Муса-хан, был хивинским и аральским ханом и владел Хивою и Аралом, а в 1712-м г. хивинцы отца ево, Шатемира, Мусу-хана, убили досмерти в городе Хиве, а он-де, Шатемир-хан, остался от отца в малых летех, и берегли-де ево тайно дятька ево Ширдали да другой знатной же аталык Ораздали. А после-де Мусы-хана учинили хивинцы ханом Ширгазы-хана, которой убил князя Черкаского. И как-де он, Шатемир-хан, пришел в совершенные леты, и в 1720-м г. дятька ево Ширдали да другой знатной аталык Ораздали учинили ево ханом во Арале, и с того время продолжал он, Шатемир-хан, с Хивою войну. И в 1728-м г. хивинской Ширгазы-хан убит от служителей своих, а после-де Ширгазы-хана хивинцы учинили ханом брата двоюродного Абулхаир-хана Мамай-салтана, которой-де жил в Хиве только одну неделю, аргамак-де убил. После него, Мамая, обманом учинили ханом Батыр-салтана и женили-де ево на дочери Ширгазы-хана, которой-де в Хиве жив токмо шесть недель и ушол паки в Киргис-кайсацкую орду. А после Батыр-салтана хивинцы выпрошали от Абулхаир-хана ныняшнего Эльбарс-хана, которой Абулхаир-хану не в родстве, только в сватовстве.

Марта в 6 день приехали доброжелательные старшина два брата [Кара-батыр и] Баембет-батыр к переводчику Тевкелеву, объявили, что едут противные старшина со многими кайсаками, а имянно: Баби-бей, Баджан, Тума-бей, Эсмамет-бей, Утегул-бей, Байжан-бей, Малыбай-бей, Утеб-батыр, Акча-батыр, Сартай-батыр многолюдно. А с каким намерением оные противные старшина едут, о том они, Баембет-батыр и Кара-батыр, не знают, токмо приехали они переводчика Тевкелева остерегать. И Тевкелев их за то благодарил.

Марта в 7 день приехали к переводчику Тевкелеву Букенбай-батыр и Эсет-батыр. И переводчик Тевкелев им объявил, что [105] едут противные кайсаки многолюдно, и представил доброжелательных старшин двух братов. И Букенбай-батыр и Эсет-батыр поехали к Абулхаир-хану. Абулхаир-хан, Букенбай-батыр и Эсет-батыр приехали к переводчику Тевкелеву и положили на то, что дождатца их к хану, и как узнают их намерение, злое или доброе, так будут с ними поступать. Однако послали проведать их, противных киргис-кайсаков, намерение Майнак-батыря.

Марта 9 дня противной стороны старшина Баби-бей и Джантума-бей в кочевье его, Абулхаир-хана, переехали многолюдно и стали от обозу Тевкелева неподалеку. Тогда к переводчику Тевкелеву прислали двух человек кайсаков, которыя просили, чтоб он, Тевкелев, отдал им башкирца, при нем обретающагося, которой застрелил брата того Баби-бея, называемого Байкару. А ежели не отдаст, то они, особливо из лутчих, обретающихся при нем, ково, могут, поймав, изрубить в куски. Или б Тевкелев за того убитого Байкара заплатил по обыкновенному их из древних лет праву обыкновенную цену, а имянно: 100 лошадей, 1 панцырь, 1 ясырь, 1 кречет, 1 ружье доброе, 1 верблюда, понеже права их так гласят. А ежели истец того платежа взять не пожелает, то отдаетца на смерть убийца. И оной старшина, показуя свою склонность, дает ему, Тевкелеву, из двух сих, что способнее учинить, а без того оные, от него, Тевкелева, не отъедут. На что Тевкелев им говорил, что он, Тевкелев, своего доброва человека за вора не отдаст, а ежели б был такого ж состояния, как имел Байкар, то б он такого человека хранить не стал. А понеже и права их киргис-кайсацкия, надеется он, Тевкелев, гласят також, что доброй человек за вора на смерть не отдается и платежа за оного нет; а он, Байкар, воровские в ночных часех чинил многия злоумышленные незапныя нападении и делал многие обиды, что и прошлого 1731 г. ноября 3 дня, напав на него, Тевкелева, в ночи с стрельбою и великим криком, отбили 17 лошадей, 3 верблюдов; и того добрые люди не делают, а чинят то плуты и воры, за что во всем свете, всех государств по правам надлежит не токмо за убитого вора платить, но и товарыщи ево, хотя и после пойманы бывают, казнят смертию. А он, Байкар, по своим бездельным поступкам достойное себе и получил, и ежели б можно тогда было, то б и над оставшимися ево воровскими товарыщи то ж учинено было. И как тогда такие слова услышали, и ни говоря ничего, яко диаволы, с великим шумом вскоча с места, побежали вон, и сев [106] на лошадей, поскакали к своим плутам. Но от того время по той злобе до 19 числа того ж марта с ним, Тевкелевым, варварски поступали, что никого из обозу ево, Тевкелева, по воду и по дрова не выпускали, стрегли кого б поймать, в чем Тевкелев и при нем будучие претерпевали великие нужды.

Марта 21 оные ж противные, в ночи собравшись многолюдством, напали на башкирцов, которые выехали из Каракалпацкой земли и учинили бой, которой продолжался до утра, а наутрие, в помочь башкирцам прибежав, люди Букенбай-батыря и оных отогнали, из которых противников многих ранили, а 3 человек раненых же поймали. Что видя, противники побежали, только отогнали башкирских 46 лошадей. Потом отчасу стало их умножаться и начали злобнее быть, и опасался, он, Тевкелев, чтоб взятые 3 человека противники от ран у него не умерли, их отпустил. И по притчине отпуску их с ними помирился и учинил договор: за все нанесенные им обиды заплатить на 347 руб. на 56 коп., и заплачены; а башкирских бы лошадей возвратить, только ж возвратили 35 лошадей, а 11-ти не отдали и удержали за своих раненых лошадей.

Марта 28 дня Большой орды киргизец Абогай-салтан переводчику Тевкелеву объявил, что ездил он, Абагай, Абулхаир-хана з зятем з Батырем-салтаном воевать трухменцов, при котором Батыре-салтане войска немалое число, в том числе был противной партии киргиской старшина Бахтыбай-батыр, которой в то время, подговоря с собою 150 человек и отделясь от Батыр-салтана, хотел ехать к волгским калмыкам для отгону лошадей, х которым калмыкам Батыр-салтан о опасности от того послал от себя двух человек, что Бахтубей, уведав, туда и не поехал, а откочевал в другое место. А он, Батыр, покочевал в назначенное место. А как оттуды ехали возвратно, тогда наехали они на него, Бахтубая, которой осадил российской купеческой караван, и несколько уже верблюдов с товарами, отбив, разобрали по себе, а достальное взять не возмог и держал в той осаде 12 дней без воды. А во время наезду их из войска Батыря-салтана киргисцы ж, присовокупясь к Бахтубаю, о оставшихся товарах начали с купцами иметь договор, чтоб ис тех оставшихся товаров отдали им половину, а другую себе б оставили, то им более обиды чинить не будут.

Марта 29 дня оной Бахтубай и будучие при нем с полученными товарами мимо ево, Тевкелева, проехали с великою радостию, говоря, что и Тевкелева разкосуем в скорых числех. [107]

Марта 30 Абулхаир-хан, Букенбай-батыр и протчая доброжелательная старшина и Батыр-салтан, которой был при розбитии каравана, пришед к переводчику Тевкелеву, говорили, что некоторые-де киргисцы – плуты розбили российской купеческой караван, за то Е. и. в. на них на всех не соизволили иметь гневу. И в том Тевкелев их тогда обнадежил, чтоб те не сумневались, которые того не чинили, и притом тогда ж Абулхаир-хан и другая доброжелательная старшина велие нарекание имели на Батыря-салтана, что противно присяги учинил. Тогда Батыр-салтан, извиняяся, говорил, что он то чинить воспрещал и уговаривал, но унять от того не возмог, понеж народ кайсацкой самовольной. Как-де он, хан, сам занят, что начальников не слушают, однако в вину ево – воля Е. и. в.

И потом, он, Батыр-салтан, просил Тевкелева, чтоб он, Тевкелев, писал к Е. и. в., что он, Батыр-салтан, того не чинил, а учинили кайсаки, не слушая ево, самовольством. На что Тевкелев ему сказал, что он писать о том будет, токмо б впредь, как возможно, того чинить не допущали.

Апреля 1 дня был у них праздник, имянуемой Курман-байрам, и того числа зван он, Тевкелев, к Букенбай-батырю на дчигин (на банкет или на пирушку), где были Абулхаир-хан и доброжелательная старшина. И по собрании всех х кушанью садятся на земли, склав ноги на коврах или на войлоках вкруговенку, тогда перед каждого ставится по чашке мелко скрошеным мясом и подлитою немного щербою. А пред хана для его почтения ставится от 3-х и до 5 чаш, а то ж ставилося и пред Тевкелева, но токмо в таких случаях по их обыкновению Тевкелев не едал. А оныя хан и протчие тогда каждой ис представленных, брав руками, над оными кушали. А потом хан по обыкновению своему ис тех представленных ему чаш должен мясо, брав рукою и призывая каждого старшину, класть им в рот, которые, протягиваяся с своего места, над чашею рот розиня, принимают, в которые чаши крохи и капли назад обращаются. А буде кому хан так не подаст, тот не имеет милости ханской, и знак есть гнева ханского. Потом ставитца жареная нога или весь бок кобылей, или баран целой, и прежде хан, резав по куску, чинит по тому ж, и потом сколько потребно нарежет себе, а понеже уже оные все сами, резав и рвав, кушают. А другого никакого кушанья не бывает, и напитку кроме кобыльева молока, також верблюжьева и овечьева, не бывает же. [108]

Апреля 2 переводчик Тевкелев зван на дчигин к Эсет-батырю и был, где чинилось по тому ж.

Апреля 4 зван на дчигин к Худай-Назар-мурзе, где також чинено.

Апреля 6 зван к Абулхаир-хану, где была вся старшина и чинилось по тому ж.

Апреля 7 дня переводчик Тевкелев Абулхаир-хана и всех старшин звал к себе обедать, которых было немалое число.

Апреля 9-го Е. и. в. указ из Колл. ин. дел при письме уфинского воеводы г-на Кошелева чрез башкирцов Минской волости Мевлюта Илимбетева с товарыщи 6 человек получил, по которому указу велено Тевкелеву, съехався при Аральском море, с полковником артилерии г-ном Гарбером видеться.

Апреля 10 Абулхаир-хан да Букенбай-батыр и некоторый доброжелательные старшина, приехав, спрашивали переводчика Тевкелева, с чем к нему, Тевкелеву, башкирцы приехали и есть ли известия о посланцах их. На что Тевкелев им сказал: чрез тех башкирцов получил он известие о башкирцах, которые ездили для ловитвы зверей, и оных киргис-кайсаки воровскими набегами розбили, ловленых зверей отняли, лошадей отогнали, людей многих побили досмерти и несколько взяли в полон, и о том прислан реэстр. Что услыша, стали быть прискорбны и сожалея, говорили: правда-де, ныне от оных отискать ничего невозможно, разве в майе месяце, когда будет собрание и совет, тогда-де, может быть, с совету отискать и тех плутов наказать возмогут. Потом Тевкелев объявил о посланцах их, отправленных в Москву, что оные их посланцы прибыли в Москву благополучно и обретаются во всяком довольствии. Того ж апреля 10-го числа на родины жене Букенбай-батыря дано касяк камки семиланной, в 1-де новорожденному сыну ево – 4 аршина сукна кармазинного по 2 руб. по 50 коп. аршин.

Апреля 11 переводчику Тевкелеву Букенбай-батыр говорил, чтоб он, Тевкелев, киргис-кайсацким доброжелательным старшинам и протчим о убитых башкирцах до времени не объявлял, чем их может во отчаяние привести от милости Е. и. в., понеже по лехкомыслию оные будут разсуждать тако, что за такие великие от плутов российским подданным обиды, и нам спокойно пожить не дадут. Чтоб они не отменяли свое намерение и не рассуждали б двояко, також-де он, Букенбай, советовал ему, Тевкелеву, что [109] разбили киргис-кайсаки российской караван, чтоб он, Тевкелев, оного не претендовал и оставил бы в молчании, хотя-де у оных киргис-кайсаков он, Тевкелев, товаров будет и претендовать, то-де от них возвратить ныне отнюдь не может, токмо-де их тем приведет наивящую злобу, и не учинить бы себе какой-нибудь вреды; а как-де он, Тевкелев, свою комисию совершит и возвратитца паки в Россию, то-де в то время можно ему сыскать какой-нибудь способ возвратить оной товар.

Апреля в 17 день Абулхаир-хан отправил своего сына Нуралы-салтана к оральскому хану и с оным сыном своим послал племянницу свою выдавать за аральского хана. А с сыном Абулхаира-хана поехали киргис-кайсацкие старшина человек с 60, також-де поехали и простой народ. И велел-де Абулхаир-хан сыну своему, соединясь с оным аральским ханом, воевать Хиву. И прислал Абулхаир-хан, чтоб приехал переводчик Тевкелев к нему провожать племянницу ево, которая сосватана была давно. И переводчик Тевкелев у него, Абулхаир-хана, был, и на провожанье переводчик Тевкелев племяннице Абулхаир-хана подарил: косяк камки да зеркала в 3 руб.

Апреля в 19 день отправил Абулхаир-хан двух человек в Хиву с письмом. А в письме написал тако: «От киргис-кайсацкого Абулхаир-хана в городе Хиве главным советникам 24-м человеком указ. В прошлом 1731-м г. декабря в день […] отправил я сына своего Нуралы-салтана к вам в Хиву объявить, что я, Абулхаир-хан, с своею ордою принял подданство российское, чтоб и Хивинская речь посполита принела подданство российское, может-де быть Е. и. в., по прошению моему, прежнею вину вашу отпустить соизволит, також-де договоритца и о комерции. И вы, Хивинская речь посполита, не токмо по тому моему письму [не] учинила исполнение, но всякую противность сыну моему и образу показали. Також-де двух человек, которые были с сыном моим, одержали в Хиве под караулом. А хотя б вы российское подданство и не принели, токмо б моему сыну тяшкой обиды и противности показать вам не надлежало, понеже моей добродетели к вам зело многа, ибо когда пришед было вам последней конец от аральского хана, но я вас освободил и всякое споможение чинил, в чем вы обещали мне и присягали тако: пока я жив, слушать мои указы, а своего хана почитать яко намесником моим. А ныне то все позабыли и стали делать мне всякие противности. [110] И понеже чрез сие вам объявляю, что отправил я сына своего, соединясь с аральским ханом, воевать вас, хивинцов, а потом дожидайтесь и меня на себя войною ж в нынешнем 1732 г. в сентябре месяце».

И с тем намерением Абулхаир-хан двух человек куриэров в Хиву и отправил.

Апреля в 21 день прислал Букенбай-батыр к Абулхаир-хану брата своего Худай-Назар-мурзу с тем, чтоб хан приехал к реке Иргис, чтоб, как можно поскорее, надобно-де отправить в город Уфу из Киргис-кайсацкой орды башкирцов, которые вышли на имя Е. и. в. из Каракалпацкой земли, понеже-де из киргис-кайсацких народов многие непотребные люди стали думать злое, чтоб их ограбить, а самих разобрать по рукам в полон. А ежели-де, паче чаяния, оных башкирцов розберут по рукам, то-де будет трудно беречь и переводчика Тевкелева; всеконечно-де надобно их из Киргис-кайсацкой орды отправить, а он, Букенбай-батыр, отправляет провожать башкирцов до Уфы братьев своих, – Худай-Назар-мурзу да Тюлебай-батыря, – чтоб на дороге киргис-кайсаки им не учинили какую противность; и приказал-де просить переводчика Тевкелева, чтоб он дал братьем Букенбай-батыря письмо, чтоб уфинской воевода и башкирцы оным братьем Букенбай-батыря противности никакой не показали. А сего ж апреля 21 дня выкуплен в Киргис-кайсацкой орде лейб-гвардии Семеновского полку пятой роты подпрапорщик Андрей, Васильев сын, Моженской, того ради выкуплен, что хотели ево запродать в дальние места киргис-кайсаки; которой в 722-м году и с ним командированы из Низовского корпуса Семеновского ингермоланского и Астраханского полков обер- и ундер-офицеры и солдаты со 150 человек больные в Астрахань, и погодою занесло судно их к острову Тюп-Карагану, и оное судно разбилось, и многа из них потанула, а оставших с 60 человек взяли их трухменцы. И в том же 722 году присланы были по указу за ними в Трухмень калмыки и трухменцы, собрав их 16 человек, оным калмыкам отдали. И как от трухменцов поехали, и не доезжая Гурьева-городка, набежали на них киргис-кайсаки, калмыков побили, а их взяли в полон. С того числа жил он у казака и поныне Улвая Чекты.

Апреля в 24 день Худай-Назар-мурза поехал от переводчика Тевкелева паки к Букенбай-батырю. И обещал оной Худай-Назар-мурза проводить до Уфы башкирцов сам, которые вышли [111] из Каракалпацкой земли, к переводчику Тевкелеву. Також-де переводчик Тевкелев с оными башкирцами и с Худай-Назар-мурзою отправил капрала Маркеева и с ним дворян, и казаков, и салдат 7 человек с письмами к уфинскому воеводе. И Абулхаир-хан поехал провожать оных башкирцов сам. И Тевкелев послал башкирцов с Абулхаир-ханом, которые с ним, Тевкелевым, останутца, Таймаса с товарыщи, смотреть, как ис Киргис-кайсацкой орды башкирцы благополучно ль отъедут.

Майя в 10 день Абулхаир-хан приехал от реки Иргис, проводя башкирцов и капрала Маркеева. Також-де приехали посланные переводчика Тевкелева 4 человека башкирцы: Таймас Шаимов, Алдар Исекеев, Шима Картырчаков, Кочаш Рахманкулов, которые объявили переводчику Тевкелеву, что сего майя в 1 день приехал Абулхаир-хан к реке Иргис, где-де был и Букенбай-батыр з зятем Эсет-батырем и з братом Худай-Назар-мурзою, и объявил-де он, Букенбай-батыр, Абулхаир-хану, что вчерашней день напали на башкирцов и на посланных от переводчика Тевкелева в город Уфу капралу Маркееву противные киргис-кайсаки человеку с 300. И был-де бой и з утра до полудни. И потом отправил-де Букенбай-батыр от себя х капралу Маркееву на сикурс брата своего Тюлебая с своими людьми. И как-де подоспели люди Букенбай-батыря, то-де противные кайсаки все розбежались, только-де от башкирцов ранили двух человек да двух коней убили досмерти, а от противной партии сколько раненых, о том-де знать не могли. И как-де Абулхаир-хан таких противных киргис-кайсацких поступок услышал, приговорили-де, как можно ноискоряе, башкирцов и капрала Маркеева из Киргис-кайсацской земли препроводить того же дня за реку Иргис. Переправили и провожали-де за реку Иргис Абулхаир-хан и Букенбай-батыр три дни, и отправили-де их благополучно, а провожать-де поехали Букенбай-батыря два брата до Уфы, – Худай-Назар-мурза да Тюлебай-батыр.

Майя в 11 день приехали в Киргис-кайсацкую орду к Абулхаир-хану с письмами от калмыцких владельцов посланцы, а имянно: от Доржи Назарова калмык Мерген-Хашка да от сына ево Лобжи – Мюнко. Абулхаир-хана служитель Байбек-Аглук объявил переводчику Тевкелеву тайно, что присланные-де от оных владельцов возмущать Абулхаир-хана и весь киргис-кайсацкий народ тако, чтоб он, Абулхаир-хан и вся Киргис-кайсацкая орда, соединяся, стали воевать российские городы, и оные калмыцкие [112] посланцы возмущали киргис-кайсацкой народ всякими зело непотребными словами.

Майя в 12 день Абулхаир-хан прислал к переводчику Тевкелеву, чтоб он немедленно к нему приехал для некоторых важных дел. И он, Тевкелев, того ж часу приехал к Абулхаир-хану. И Абулхаир-хан объявил ему, Тевкелеву, что приехали калмыцкие посланцы от калмыцких владельцов – от Доржи Назарова и от сына ево Лобжи – с письмами, которые письма Абулхаир-хан переводчику Тевкелеву отдал. И оные письма при доношении посланы от него, Тевкелева, в Гос. колл. ин. дел. А словесно оные-де посланцы объявили, что он, Доржа Назаров, и Лобжа имеют ссоры с сыном Аюки-хана Черен-Дондуком, с которым имел баталию и ево-де войска побил немалое число, а в полон-де взял калмык з 20 000 кибиток; и прислано-де было российского войска на помочь Черен-Дондуку 20 000, и оное российское войско сын Доржи Назарова Лобжа побил всех до единова, и ездил он, Лобжа, с своим войском не на земле, но на телах русского войска; и будут жить он, Доржа, с ним, Абулхаир-ханом, мирно и российские городы будут воевать вместе, понеже русские люди невоенные, можно-де всегда их побивать. И переводчик Тевкелев на то ему, Абулхаир-хану, стал говорить, чтоб он, Абулхаир-хан, на оные зловозмутительные письма Доржи Назарова и сына ево Лобжи, також-де и на слова посланцов их не верил, понеже может Абулхаир-хан сам за благо разсудить, что Калмыцкая орда пред Российскою империею так, как пред морем капля дождевая вода, ибо калмыки не токмо российского регулярного войска 20 000 могли убить, но зрить на них не смеют, понеже 20 000 регулярному войску не может обиду зделать 100 000 калмык, а Российская империя – непоколебимой столб, а Калмыцкая орда – как ветер. Не токмо они, пакосные калмыки, могли против воли Е. и. в. всемилостивейшей государыни императрицы всероссийской делать противно, но не могут последнему Яицкому городку учинить обиду, понеже Абулхаир-хан сам ведает, что Калмыцкая орда от Волги до Яику кочует ездою только десять дней, а Российская империя имеет кругом 6 лет езды. И ежели всемилостивейшая государыня наша императрица всероссийская соизволит на них, пакосных владельцов, Доржу Назарова да на сына ево Лобжу, гневатца и соизволит указать послать за их пакосные дела разорять российского войска, куды они могут уйтить, пропадут как [113] червь. А надеетца переводчик Тевкелев, что сын Аюки-хана Черен-Дондук от Е. и. в. не отстанет, и себе изменническое имя не примет, и присяжную свою должность не позабудет. Також-де и он, Доржа Назаров, Е. и. в. служил многие годы верно, и человек уже старой, от него такие пакости не зародитца, знатно, такие изменнические дела делал сын его Лобжа.

И стал переводчик Тевкелев Абулхаир-хану разсуждать, яко истинной ево друг, что он, Абулхаир-хан, к Е. и. в. многие верные службы к привождению Киргис-кайсацкую орду в подданство российское труды не терял, и на скверные слова Доржи Назарова и на Лобжина не смотрел, и не отменил бы своего намерения. И на то Абулхаир-хан переводчику Тевкелеву сказал, что он, Абулхаир-хан, и сам знает, что Калмыцкая орда – ветер, а Российская империя – непоколебимый столб, и от Российской империи он, Абулхаир-хан, до смерти своей руки не оторвет, и до капли своей крови служить будет верно, и присягу свою не провергнет, и наивящее к Е. и. в., показуя свою истинную верность, обещал он переводчику Тевкелеву с ним отправить в Москву сына своего среднего Эрали-салтана. И потом переводчик Тевкелев говорил, чтоб он, Абулхаир-хан, показуя к Е. и. в. свою верность, тайно отослал оных двух посланцов калмыцких владельцев в город Уфу, понеже, чтоб они больше не возмущали киргис-кайсацкой народ. И на то Абулхаир-хан ответствовал: оных калмыцких посланцов тайно в город Уфу отослать невозможно, для того что, хотя доброжелательные кайсацкие старшина на то склонны и будут, токмо непотребные-де кайсаки будут на него, хана, злобитца; ежели всемилостивейшая государыня императрица указать соизволит за такие их продерзости итти на него, Доржу Назарова, и на Лобжу войною, то он, Абулхаир-хан, сам пойдет и отнюдь на пакосные слова их смотреть не будет.

Майя 18-го дня явился к переводчику Тевкелеву великороссийской человек города Самары дворянин Иван, Петров сын, Неуструев, которой полонен в прошлом 709-м году в июле месяце под тем городом Самарою киргис-кайсаками, которые-де продали ево в каракалпаки Тагайбаю, а жил он у него и поныне, и оной хозяин отпустил на волю.

Майя в 21 день приехал к переводчику Тевкелеву из Средней орды знатной старшина Чакчак-Букенбай-батыр звать ево, [114] Тевкелева, в Среднюю орду для того, что ныне у них собрание всенародное не будет, для того что Средняя орда получила ведомость – от хонтайши-де идет на них войско – и для такой притчины всякой будет свой улус беречь, чтоб он, Тевкелев, к ним поехал в Среднею орду с ним, Чакчак-Букенбай-батырем. И на то Тевкелев сказал, что Средняя орда ныне кочует от него, Тевкелева, в дальнем розстоянии, езды недели 2 или 3, и ехать не на чем, лошадей у него не чего не имеетца, ежели они пожелают, чтоб старшина приехали к нему, Тевкелеву. Також-де говорил он, Чакчак-Букенбай-батыр, Тевкелеву: как приехали от владельца калмыцкого Лобжи посланцы возмущать Малую орду, також-де поехали и в Среднею орду от оного владельца возмущать посланцы. И на то еще Тевкелев ему сказал: ежели киргис-кайсацкие старшина имеют в себе разум, то могут они разсудить, как состоит Российская империя с Калмыцкою ордою, понеже Российская империя в свете славная государство, а Калмыцкая орда – ветер, и охранены были они, калмыцкие владельцы, всегда от неприятелей высокую протекциею Е. и. в.; а когда оной владелец Лобжа, забыв бога и такую высокую Е. и. в. милость, изменил и делает всякое возмущение и киргис-кайсацким народам, когда он будет приятелем, и лутче киргис-кайсакам держатца за Российское империе, нежели за калмык, понеже ежели б Е. и. в. наша всемилостивейшая государыня императрица за их лехкомысленные такие противности соизволила б указать ево, Лобжу, разорить, то б одне башкирцы и яицкие казаки розабрали б их по рукам всех. Токмо Е. и. в. всемилостивейшая наша государыня императрица, яко бог, ко всем своим подданным неизреченно милостива, не так скоро указать соизволит по их лехкомышленным поступкам их разорять, но соизволяет милостиво дожидатца их покаяния, а потом, ежели не придут в чувство, то разве затем соизволит указать их наказать. И на то оной Чакчак-Букенбай-батыр сказал тако: «что то-де есть правда – нельзя сщислить с Российскою империею калмык», – и послал своего одного кайсака в Среднею орду, чтоб оного калмыцкого посланца возмутительным словам не верили и с ним бы не сообщались, пока он возвратитца к ним. И оной Чакчак-Букенбай-батыр жил при Тевкелеве до приезду из Средней орды посланного ево.

Майя в 25 день приехал к переводчику Тевкелеву из Сибирской дороги от башкирцов башкирец Бекчура, которой был [115] прислан от всех башкирцов для проведования переводчика Тевкелева, что он в Кайсацкой орде жив ли или нет, понеже-де от него, Тевкелева, они, Сибирской дороги башкирцы, не имели известия, и всегда от них воровские кайсаки отгоняли лошадей, и потому-де думали они, башкирцы, что переводчик Тевкелев убит.

Майя в 28 день оного же башкирца Бекчуру переводчик Тевкелев отправил в Сибирскую дорогу, что он в Кайсацкой орде жив, а письма ему не дал для того, чтоб на дороге не попалась кайсаком, а в каком состоянии обретаетца Тевкелев, о том он, башкирец, объявит словесно.

Майя в 30 день из противной парти приехали 2 человека к Абулхаир-хану с тем, чтоб он отдал переводчика Тевкелева им в руки, а ежели-де не отдаст, то-де они приедут собранием, ево, Тевкелева, возьмут от Абулхаир-хана сильно, а ево самово убьют. И Абулхаир-хан оных присланных от противных кайсаков двух человек взял под караул и сковал в железы, и держал. И одного из них, росковав, отпустил к оным противным кайсакам с тем, ежели они хотят умереть, то б они к нему, Абулхаир-хану, приехали, а переводчика Тевкелева он им, противным кайсакам, пока жив будет, в руки не отдаст. А ежели оные противные кайсаки от злаго намерения отстанут и придут к Абулхаир-хану с повинною, то они, противные кайсаки, будут от него, Абулхаир-хана, награждены и причтены з добрыми кайсаки. А другого противного кайсака оставил Абулхаир-хан у себя под караулом скованого, пока от противной парти пришлют с склонною ведомостью.

Июня в 13 день приехали к переводчику Тевкелеву Абулхаир-хан и Букенбай-батыр, Эсет-батыр, стали говорить переводчику Тевкелеву: сего числа отправляют они калмыцких посланцов, которые были присланы от калмыцких владельцев от Доржи Назарова да от сына ево Лобжи с таким ответом, что Абулхаир-хан воевать российских городов и Черен-дондуковых калмык войска не даст, и сам не пойдет, для того что-де он, Доржа и Лобжа стали быть Е. и. в. противны. А ежели указом повелено будет ему, Абулхаир-хану, и кайсацкому войску за их калмыцкие противности итти их, калмыцких владельцев, воевать, то он, Абулхаир-хан, со всякою своею охотою по указу Е. и. в. их, калмык, воевать пойдет. И объявили переводчику Тевкелеву Абулхаир-хан, что он желает послать посланцов к [116] Е. и. в., показуя свою верность и калмыцкое намерение, також и письма калмыцких владельцев. И на то переводчик Тевкелев ему, Абулхаир-хану, и Букенбай-батырю, и Эсет-батырю сказал, что оное их намерние зело изрядно, ежели они с таким известием, також и калмыцких владельцев письма пошлют, то Е. и. в. соизволит их причесть верными подданными. Також-де Букенбай-батыр объявил переводчику Тевкелеву, что февраля дня сего году воровские кайсаки поехали х калмыкам волским, чтоб отгонять лошадей; а Букенбай-батыр послал от себя х калмыцкому владельцу Дорже Назарову со известием 7 человек, чтоб они от воровских кайсаков были опасны; а Букенбай-батыр о измене к Е. и. в. калмыцких владельцев – Доржи Назарова с сыном не знал, которых посланных на дороге поймали яицкие казаки, и просил Тевкелева Букенбай-батыр писать в Москву, чтоб тех 7 человек освободить.

Июня в 20 день переводчик Тевкелев, написав доношение, отправил уфинского дворянина Ивана Курчеева да башкирца Мусу. Абулхаир-хан отправил от себя с листом своим одного кайсака Арган-Чакчак-Джабая.

Июня 22-го переводчик Тевкелев одного армянина, называемого Бабая, которой ехал с российским караваном при полковнике Гарбере и взят киргисцами в полон, и за оного выкупу заплатил 25 руб.

Июня в 23-е переводчику Тевкелеву явился великороссийской человек Сибирской губернии Бочанки слободы волостной крестьянин Григорей Иванов и объявил о себе, что он полонен был каракалпаками назад тому с 40 лет, где жил у каракалпаченина Чилимбая Магометева поныне, а ныне он от него увольнен и желает ехать в отечество свое, которому Тевкелев приказал быть при себе.

Июня 25 из верхней Каракалпацкой орды знатной духовной Улан-ходжа, которой хивинского хана тесть родной, приехав к переводчику Тевкелеву, объявил, что и они желают быть в подданстве российском, чего для намерен оной Улан-хаджа сам ехать в Москву. Оные каракалпаки кочевание имеют по реке Сырдарьи, городов и деревень у них никаких нет, землю пашут и всякой хлеб сеют, и больше живут в одном месте, нежели кочюют, да и кочюют не отъезжая от реки Сырдарьи. Всех каракалпак числом с 30 000 кибиток. [117]

Оной-де духовной Тевкелеву привел в подарок старую одну кобылу на убой. А напротив того Тевкелев дал 1 юфть красной кожи да 2 конца китайки.

Июня 29 дня переводчик Тевкелев по известию доброжелательных старшин, что противные три партии намеряютца ехать к башкирцам для отгону лошадей, послал от себя двух башкирцов о предосторожности к ним, башкирцам уфинским.

Июля в 3 день Чакчак-Букенбай-батыр просил переводчика Тевкелева, чтоб он, Тевкелев, с ним ехал в Среднюю орду для привлекания в подданство российское киргисцов, в чем он, Чакчак-Букенбай, обещает Тевкелеву вспомоществовать. На что Тевкелев ему сказал, что ехать ему невозможно, понеже не имеет лошадей. А паче Тевкелев затем не поехал, что башкирцы уфинские Средней орды киргисцов, которые приезжали отгонять лошадей, порубили досмерти с 30 человек. И оной Чакчак-Букенбай поехал один и в подданство российское оных склонять обещал. Тогда Тевкелев дал ему в подарок и одному для отвезения знатному человеку Чаинебек-батырю – обеим на 30 руб.

Июля 8-го дня приехал из Уфы от г-на полковника башкирец Сибирской дороги Аилинской волости Куум Топаров с письмами да пригнал 15 кобыл на выкуп подпрапорщика Семеновского полку Андреяна Мошонского.

Июля в 9 день Худай-Назар-мурза, которой ездил для провожания вышедших из каракалпак бишкирцов в город Уфу, возвратился, при собрании Абулхаир-хана всех старшин и других многих объявил, что хто Е. и. в. служит верно, тот по высокой милости забвению предан не бывает, как-де и он за свою службу высокую Е. и. в. милость от уфинского воеводы господина Кошелева награжден довольно; и российской народ доброй и во обхождении зело приятной, и в городе Уфе гварнизон сильной, конных и пеших воинов будет тысяч 20, что от него оные киргисцы услыша, и от того времяни не токмо доброжелательные во блогонадеяни, но и пративники стали быть слабее.

Июля в 11 день был зван Тевкелев в банкет к Букенбай-батырю, где был и Абулхаир-хан, и вся доброжелательная старшина.

Июля в 12 день Тевкелев был зван в банкет к доброжелательному старшине Кутлумбет-бею, где был и Абулхаир-хан с своею фамилиею, и вся доброжелательная старшина. [118]

Июля 23-го числа отправил переводчик Тевкелев к уфинскому воеводе с письмами башкирца Бекчюру, с которым отправил он, Тевкелев, одного Сибирской губернии Строгоновых крестьянина Прокофья Девяткова.

Июля в 24 день приезжал один киргис-кайсак от Шемяки-хана к Абулхаир-хану, что идет 30 000 войско на них воевать – хонтайшины калмыки, чтоб был Абулхаир-хан опасен и велел бы собратца своим киргис-кайсакам против оных хонтайшиных калмык, чтоб были во всякой готовности. И Абулхаир-хан послал по всем своим улусам, чтоб о том киргис-кайсацкие старшина ведали и были б готовы.

Июля в 26 день послал Абулхаир-хан в Среднею орду проведовать киргис-кайсака Акчигитя, где хонтайшино войско, и сколько их, и хто при войске главным, и вред киргис-кайсакам не учинил ли.

Августа в 3 день приехали к переводчику Тевкелеву от яицкого атамана Григорья Меркуриева яицкие казаки татара Мелеш Киекбаев, Мамбет Емашев, Алаберда Баембетев три человека и подали письмо от яицкого атамана, в котором написано, что сего году в мае месяце взяли киргиз-кайсаки и каракалпаки вышепоказанных казаков татар ясырей жен и детей их 16 человек, чтоб тех ясырей освободить ис Киргис-кайсацкой орды, и он, Тевкелев, чинил оным яицким казакам всякое вспоможение.

Августа в 6 день приехал из Уфы посланной от Тевкелева башкирец Шима-батыр, которой был послан от него, Тевкелева, с письмом в город Уфу со известием, чтоб башкирцы были опасны, понеже несколько партей поехали воровские кайсаки отгонять лошадей от башкирцов и напротив Тевкелева письма написал уфинской воевода г-н Кошелев, что Уфинского уезду к башкирцам в Нагайскую и Сибирскую дороги посланы из Уфы нарочные дворяня, чтоб башкирцы были от киргис-кайсацких воров опасны.

Августа в 8 день отправил переводчик Тевкелев в город Уфу с письмами к уфинскому воеводе башкирца Коума Топарова, с которым отправил российских пленников 4 человека, которые были в полону в Киргис-кайсацкой и Каракалпацкой ордах, а имянно: лейб-гвардии Семеновского полку подпрапорщика Андреяна Мошенского, да самарского дворенина Ивана Неустроева, да Сибирской губернии слободы Бочанки служивого казака Ивана Вахова, да той же слободы волосного крестьянина Ивана Панфилова. [119]

Августа в 15 день переводчик Тевкелев от капитана Дубровина получил письмо, в котором писано о разбитии киргис-кайсаками полковника Гарбера с караваном, також слышал-де он, капитан, что он, Тевкелев, в кайсаках содержится пленником и чтоб о присылке на выкуп денег Тевкелев писал.

Августа 16 посланной от Абулхаир-хана в Среднюю орду для проведывания ведомостей кайсаченин Акчигит возвратился и сказал переводчику Тевкелеву, что была у киргисцов с хонтайшиными калмыками война, при которых калмыках главной был владелец Чакбо, и всех было калмык с 7000 человек, которые-де (как слышал он, Акчигит) от киргисцов в полон взяли 20 кибиток да несколько лошадей, и овец отогнали, а киргисцов-де больше 20 кибиток не взято. А башкирцы Тевкелева чрез других кайсаков известили, что-де киргисцов в полон хонтейшиными калмыками взято 200 кибиток, с 6000 лошадей да 10 000 овец отогнали.

Августа в 21 день роду кипчацкого доброжелательной старшина Тюле-батыр к Абулхаир-хану и к переводчику Тевкелеву прислал кайсаченина своего, которой сказал: прислан он от него, Тюле-батыря, им, хану и Тевкелеву, сказать, что приехали-де к нему, Тюле-батырю, в улусы Средней орды кайсаков с 40 человек, где остановились ночевать, которые везут с собою русских, взятых в полон 4-х человек, и чтоб хан и он, Тевкелев, для отнятия к нему приехали, в чем и он, Тюле-батыр, вспомогать будет. Тогда Абулхаир-хан, взяв з собою Худай-Назар-мурзу да кайсаков 20 человек, а Тевкелев взял башкирцов 30 человек, и гналися за теми кайсаками, которых у него, Тюле-батыра, не застали. Откуды також и Тюле-батыр гнался ж, и догнали при реке Орь, что видя, оные киргисцы, розделясь на 3 части, побежали, и в первую часть увезли 2-х полоняников, за которыми погонею гнались Абулхаир-хан, Худай-Назар-мурза. А в другие 2 части повезли по 1-му полонянику, из которых за первой частию гнались переводчик Тевкелев, за второй гнал Тюле-батыр. И каждой свою гнавшую часть достигше, оных руских пленников 2-х человек отбили, из которых первой, что Тевкелев отбил, яицкой казак Дмитрий Вешонин; второй, что Тюле-батыр отбил, яцкой же казак Петр Белобровой; а Абулхаир-хан своей гнавшей партии сам не достиг и того для послал своих кайсаков, а сам он, хан, и Тевкелев возвратились в свои улусы. И тогда же Тевкелев [120] оных казаков, объявя ему, хану, взял к себе. Которые казаки Тевкелеву объявили, что шли-де они из Сызрану из Болдырской ярмонки числом с 500 чел., от которых в урочище Долгом Колоке (которое урочище разстоянием от Сизрану езды два дни) отстало 5 человек для брания вишни, где и наехав, оные киргисцы их полонили; из которых одного убили до смерти, а их 4-х чел. с собою было повезли в киргис-кайсаки.

Августа в 24 день переводчик Тевкелев уведомился, что воры-кайсаки, разделясь на 4 партии, поехали в Уфинской уезд для отгону от башкирцев лошадей, куда о предосторожности Тевкелев отправил от себя башкирца Нагайской дороги Юрматинской волости Сеита Караткулова с товарищами 2-х человек.

Августа 26 переводчик Тевкелев Абулхаир-хана и старшину просил об отпуске обретающихся при нем людей в город Уфу, понеже, что уже Тевкелев, чем оных в пище и в протчем содержать, не имеет; к тому ж оные и платьем ободралися, а оставить при себе немногих людей. И ежели они тех ево людей осенью не отпустят, а застанем зимнее время, то оные от холоду и голоду могут помереть, и в том им, доброжелательным, не токмо некоторое нарекание к безславию будет, но и причесться может, якобы доброжелательные в том причиною сами.

И как хан и старшина оное от Тевкелева услышали, объявили, чтоб он, Тевкелев, дал им время до утра, что ради будут иметь собрание и совет по их обыкновению, а одни они собою учинить того отпуску не могут; но однако хотя и при том собрании токмо они всеми мерами в том старание иметь будут и уповают, что чрез их старание то учиниться может. И которого числа на означенной совет из Средней орды 4 человека старшин приехали.

Августа 29 поутру два человека киргисцов, пришед к переводчику Тевкелеву, объявили, что присланы они от собрания известить, что люди ево одни ныне не отпустятся, а будут отпущены с ним, Тевкелевым, вместе. Тогда призвал Тевкелев Букенбай-батыря, говорил, для чего ему такую несносную обиду и погибельную притчину чинят, и надеется он, Тевкелев, и признавает, что уже суще киргис-кайсаки по своему лехкомыслию хотение свое над ним, Тевкелевым, хотят исполнить. На что Букенбай, сожалея, ответствовал: «Что же делать, когда такой самовольной народ». Но, однако, хотя и советовали не токмо людей ево, Тевкелева, [121] отпустить, но чтоб ево, Тевкелева, и людей его всех побить, того ради, что-де по притчине бытности ево, Тевкелева, в киргис-кайсаках, за неудовольствия ево, Тевкелева, и будучих при нем, а паче, за учиненныя им великие обиды и для того, чтоб по отправлении ево, Тевкелева, людей, самому ему, Тевкелеву, уйти уходом от них было свободно, как-де возвратитца он в Россию, будет их, киргисцов, злословить, и произойдет жалоба, и за что взаимно-де от российских подданных будут чинитца им обиды ж и раззорении; или после-де и сам он, Тевкелев, придет на них войною, и того для надлежит ево убить, что советовали паче противная старшина. А приезжие из Средней орды старшина 4 человека желали, чтоб взять Тевкелева к себе в орду и оттуда б отпустить. И тогда-де во время того совету он, Букенбай, с своей стороны так, яко за отца или паче сам за себя, за него, Тевкелева, крайне старался, и от злаго намерения киргис-кайсаков отвращал и уговаривал, представляя резоны такие, что ежели Тевкелева и людей ево убить, и тою притчиною паче могут российских во озлобление привести и на войну воздвигнуть, и тогда уже во всеконечное раззорение Киргис-кайсацкая орда может раззориться, да и сами они за верность, не щадя живота, умрут, только ж живы в руки не дадутся; а лутче бы было самого Тевкелева удержать, а людей по прошению ево отпустить, и тем бы его удовольствовать, что и примет себе во удовольствие и покажится ему их благосклонность; а что русския люди злословить их не будут, потому что российской народ подобострастно и постоянно без воли командиров своих ничего не чинет, а не так, как они сами по своим самовольным обычаям, думают, но и то ево представление едва препятствовало. Тогда Тевкелев, от жалости сердечно в слезах едва мог выговорить, просил ево, Букенбая, чтоб он по своим доброжелательствам на лишение Е. и. в. милости себе не отчаевался, и не уничтожая б свои прежние доброжелательные услуги, но паче б возобновлял и при таком бы погибельном случае подал ему помощь и отраду, понеже ведая ево, Букенбаево, мужество и добрые поступки и уповая на ево человеколюбивое снисходительство и доброе благопостоянное сердце, что он, Букенбай, своим благоискуством то учинить собою может. И кроме его ни на кого столько надежды он, Тевкелев, не имеет. Тогда Букенбай, пришед во умиление, объявил ему, Тевкелеву, но уже хотя от всех киргис-кайсаков какую злость он себе ни понесет, только за верность и постоянство [122] российского народа намерения своего доброжелательнаго не отвратит, и то желание Тевкелева учинить без воли собою один может и даст до Уфы проводников своих. Того ж числа, пришед к нему, Тевкелеву, 4 человека кайсацких старшин, которые приехали из Средней орды, говорили, чтоб он, Тевкелев, не отпуская людей в Уфу, ехал бы с оными к ним в Среднюю орду, где он, Тевкелев, сам может их в подданство привести и вящше утвердить. Еще ж и приехал он в киргис-кайсаки в Малую орду, а у них в Средней орде не бывав, отъедет, то-де они останутца бесщастны, потому что им похвалиться пред Малою ордою нечем. Но Тевкелев, не имея твердой надежды, что народ лехкомыслен, и самовольно чрез волю доброжелательных плуты свое хотение учинить могут, а паче по притчине убивства башкирцами киргисцов, как выше показано 30-ти человек, ехать опасался. Оным старшинам 4 человекам Тевкелев дал в подарок из своего платья, а имянно: первому – пару платья с паргамином оливкового цвету, другому – епанчу суконную дикого цвету, а двум – два шлафрока канаватной да атласной, да при них касакам пару зеленую немецкую, картуз суконной свинцового цвету, з шнуром золотым, которое взяв и драв, по себе делили; а понеже кроме того дарить чем он, Тевкелев, не имел и занять тогда было не у кого.

Сентября 1 Букенбай-батыр переводчику Тевкелеву сказал, чтоб ево люди, которых он намерен отпустить в Уфу, были в готовности.

Сентября 4 вышеобъявленных людей, а имянно: геодезистов, уфинских дворян и казаков, солдат, башкирцов и своих людей всех с 40 человек он, Тевкелев, чрез его, Букенбая, в город Уфу отправил и для того ж препровождения и Абулхаир-хан отправил от себя.

Сентября 6 два человека калмык, которые посыланы были от Черен-Дундука к Шемяки-хану просить калмыцких ясырей, просили переводчика Тевкелева, чтоб он, Тевкелев, их к хану Черен-Дундуку, дав им от себя проезжую, отправил чрез яицкие городки, понеже, как-де они слышали, что владелец Доржа Назаров имеет с Черен-Дундуком войну и того-де для чрез Доржиново владение ехать опасаются.

Сентября в 9 день приехали к переводчику Тевкелеву киргис-кайсаки Кошбармак с товарыщи 3 человека, и объявили они переводчику Тевкелеву, что в нынешнем году весною поехали [123] было из Киргис-кайсацкой орды 8 человек кайсаков купечеством в калмыки, которых на дороге поймали яицкие казаки, пожиток разграбили, а самих держат под арестом; и они-де никакова зла российским подданным не учинили, токмо ехали торгом в калмыки и оных-де кайсаков держат в Яицком городке напрасно, понеже-де они пришли в подданство российское не для того, чтоб они, киргис-кайсаки, были от российских подданных обижены.

И на то переводчик Тевкелев оным киргис-кайсакам, Кошбармаку с товарыщи, ответствовал тако: что хотя Киргис-кайсацкая орда в подданство Е. и. в. и пришла, токмо киргис-кайсацкие плуты делают набегами своими российским подданным великие обиды и разорение, а имянно: отгоняют от российских подданных лошадей и берут в полон людей, и розбили российской караван, которых ханы и вся киргис-кайсацкая старшина унять их от самовольных своевольств не могут. Еще ж в нынешнем году в майе месяце воровские кайсаки розбили яицких казаков – татар 10 кибиток, пожитку разграбили, 16 человек ясырей взяли в полон. А августа 21-го числа привезли воровские-де кайсаки яицких казаков 4 человека, у которых Абулхаир-хан двух человек отнел, а два человека и поныне у них, которые пакостей и ныне чинить не престают, и верным подданным такие пакости делать надлежит ли? Может быть, и признаваетца, что за такие учиненные их плутовские обиды они, кайсаки, ими, казаками, и удержаны, понеже сами в том явились притчиною. И надлежит им, киргис-кайсакам, оных яицких казачьих жон и детей у воровских кайсаков взять и назад отослать паки в Яик, на что и их люди взаимно возвращены быть имеют, а впредь воров им надлежит унять, и российские подданные им обиды чинить не будут.

И иной Кошбармак ответствовал тако: что правда-де всякие пакости чинятца от плутов их, киргис-кайсацких, а в плутах страдают добрые люди, понеже оные плуты ханов и старшин никаво не слушают – люд вольной, что хотят, то делают. И просили переводчика Тевкелева слезно, хотя-де так и учинено, но они принуждены купить яицких пленников у тех воровских кайсаков и посылают на смену в Яицкой городок к тем киргис-кайсакам, которые одержаны в Яике, чтоб переводчик Тевкелев дал письмо – посланным их обиды тамо не было. А ежели б-де оных воровских кайсаков кому было унять и наказать, а взятых бы [124] ясырей у них отнять безденежно, и впредь бы-де они воровать не стали, и им бы-де было неповадно.

При том приехали к переводчику Тевкелеву каракалпацкие старшина Хошман-батыр и Менеш-батыр и объявили, что в нынешнем году весною отправились из Каракалпацкой земли купеческим караваном в калмыки 125 человек. Ведая-де то, что калмыки подданные Е. и. в., а оных-де купцов разбили яицкие казаки, пожиток разграбили, и самих-де, взяв в руки, переказнили, а других-де и вовсе побросали, а иных-де только взяли живьем 18 человек. И что-де им, каракалпакам, будет из того польза, что они пришли в подданство Российской империи, ежели российские подданные их так будут разорять, а они ж, каракалпаки, приняли подданство российское затем, чтоб не токмо были от российских подданных обижены, но высокою протекциею Е. и. в. охранены и от других орд были. И каракалпаки-де так, как киргис-кайсаки набегами своими воровать не ездят, а кормятся купечеством, також-де пашут всякого хлеба и живут в одном месте, из 200 кибиток отдали они подданных Е. и. в. башкирцов. И на то им, каракалпакам, переводчик Тевкелев ответствовал, что отправили они купеческого каравана в калмыки к Дорже Назарову и о том при отправлении оного каравану переводчику Тевкелеву не объявили; и ведали они, что переводчик Тевкелев в то время был в Киргис-кайсацкой орде близ Каракалпацкой земли, а ежели б они, каракалпаки, переводчику Тевкелеву об отправлении купеческого каравана объявили, то бы переводчик Тевкелев дал им проезжее письмо, то б им яицкие казаки обиды не учинили, а знатно в то время владелец калмыцкой Доржа Назаров отложился от Российской империи, яицким казакам было повелено оного владельца Доржи Назарова со всеми ево улусами за реку Яик не пропускать, и в таком случаи знатно наехали яицкие казаки на оной каракалпацкой караван и имели яицкие казаки над ними, каракалпаками, то учинить: 1. Яицкие казаки не ведали того, что Каракалпацкая орда пришла в подданство Российской империи. 2. Знатно, яицкие казаки и то ведали, и что калмыцкой владелец Доржа Назаров и сын его Лобжа послали своих калмык в Киргис-кайсацкую и Каракалпацкую орды возмущать. 3. Можно по всему видеть – яицкие казаки не ведали об них, что оные ехали с купеческим каракалпацким караваном и думали то, что по возмущению калмыцких владельцов Доржи Назарова и сына его [125] Лобжи едут для согласия х калмыкам и хотели их остановить, знатно они с ними дрались и в драке побиты, и оставшие взяты под арест. А ежели б было у оного каравана от переводчика Тевкелева проезжее письмо и объявлено б было в оном письме, что Каракалпацкая орда пришла в подданство Российской империи и отправились с купеческим караваном, то б яицкие казаки, хотя б их к Дорже Назарову и не пропустили, токмо б им никакой обиды не показали и объявили б оному каравану в калмыки не ехать, возвратитца назад или б поехали к российским городам, куды б они пожалали, а что взяв в руки, яицкие казаки умерщвлять их не будут, понеже в Российской империи такого обычая нет, взяв неприятеля живым в руки, умерщвлять. И на то каракалпаки сказали, что они о караване переводчику Тевкелеву не объявили и проезжаго письма не просили, то есть их вина. Только им-де то досадно, что взяв в руки живьем, всех переказнили, хотя б взяли живьем и держали б под арестом до указу. И переводчик Тевкелев паки им сказал, что то неправда. И потом оные каракалпаки паки представили одного каракалпака, называемого Утемергеня, которой отпущен от яицкого атамана с тем, чтоб каракалпаки оставшим 18 человекам прислали выкупу: волков, лисиц и корсаков. И оной Утемерген говорил за злобу, и потом просили оные каракалпацкие старшина Хошман-батер и Менеш-батер, что-де мертвых оживить уже невозможно; и купили они у воровских кайсаков яицких казачих жен и девок-татарок на смену оным караванным каракалпаком и посылают в Яицкий городок, чтоб дал переводчик Тевкелев письмо посланным их, чтоб яицкой атаман обиду не показал. И переводчик Тевкелев о том им отказать не мог и обещал дать письмо, которое и дано сентября 11 дня.

Також-де переводчик Тевкелев отправил того ж числа Черендондуковых посланцов в Яицкой городок и писал об них яицкому атаману, чтоб их Черен-Дондуку отправил; и со оными посланцами Черендондуковыми писал письмо к г-ну полковнику Беклямишеву, чтоб ему, Беклямишеву, обявить черендондуковым калмыкам, которые кочуют по сю сторону Волги, чтоб они были опасны, понеже-де Доржа Назаров и сын ево Лобжа намерены, соединясь с киргис-кайсаками, их воевать.

Октября в 1 день приехал от калмыцких владельцев Доржи Назарова и от сына ево Лобжи посланец-калмык, называемой [126] Болюк, просить киргис-кайсацкое войско, чтоб с ними соединясь, воевать Черендондуковых и Лекбеевых калмык. И многими непотребными словами их возмущал, чтоб они не шли в подданство российское. И многим противным киргис-кайсацким старшинам обещали подарки: лошадей и протчее, також-де и взятых калмыками киргис-кайсацких ясырей возвратить обещали, чтоб на то они прельщались. И киргис-кайсацкие противные старшина все возмутились и с оным калмыцким посланцом соединились, и стали возмущать всю Киргис-кайсацкую орду, и востали на Абулхаир-хана, и на Букенбай-батыря, и на Эсет-батыря, и на прочих доброжелательных старшин. И Абулхаир-хан от страху не знал, что делать. И объявили ему, Абулхаир-хану, противные кайсаки, ежели-де он, Абулхаир-хан, упустит Тевкелева, то ево убьют досмерти. А Букенбай-батыр и Эсет-батыр и протчие доброжелательные старшина отнюдь с оными противными кайсаками не соединялись, всегда с ними противились, чтоб они и с сыном ево Лобжою не соединялись.

И приставили противные кайсаки подсматривать переводчика Тевкелева накрепко, чтоб он не ушол и письма б ни с кем не писал. И ему, Тевкелеву, за тем препятствием никак было невозможно никуда писать. И те противные кайсаки усилились и послали по всей орде, чтоб из Средней и из Малой орд собралось войско 20 000 ехать, соединясь с калмыцким владельцем Лобжою, воевать тех, хто ему будет неприятель. И у Букенбай-батыря был один житель Уфинского уезду киргизец для торгу своего Чавбарс Касболатов. И переводчик Тевкелев тайным образом послал к нему, Чавбарсу, башкирца Таймаса и велел ему объявить тайно, что он хочет ево отправить в город Уфу. И как оного Чавбарса башкирец Таймас привел, токмо к Тевкелеву ево не допустили, однако тайно он, Тевкелев, с ним в тальнике виделся. И имелась у него, Чавбарса, книшка молитвенная, называемая «Деветь», а в той книшке имелись простые два листа бумаги. И взяв ту книшку, пошол он, Тевкелев, в тальник и в ней написал уфинскому воеводе, чтоб были опасны и дали б о том Черендондуковым калмыкам известие. И потом оной Чавбарс как от него, Тевкелева, отошел, и противные кайсаки ево поймали и осматривали, токмо кроме ево книшки не сыскали у него ничего, и в той книшке, что было написано, не дознались и не велели ему, Чавбарсу, впредь к нему, Тевкелеву, ходить. И оной Чавбарс, [127] освободясь от них, противных кайсак, того ж числа с тою ведомостью в Уфу и поехал.

А октября в 19 день вечеру в ночь приехал к переводчику Тевкелеву Абулхаир-хан и объявил ему, что прислал еще владелец Лобжа своего посланца с письмом, которое Абулхаир-хан ему, Тевкелеву, и отдал. А словестно оной посланец Абулхаир-хану объявил тако, чтоб он обманным и прелестным словам Тевкелева не верил. И на то переводчик сказал тако: «что плут плутовские слова и говорит, понеже Российское государство содержитца не обманом, но общирою славою». Ибо ему надобно обманывать для того, что он, Лобжа, самой пакасной калмыцкой владелец. Да еще-де Абулхаир-хан сказал Тевкелеву, что как Букенбай-батыр объявил оному присланному от Лобжи посланцу тако, чтоб он, Лобжа, скочевал со всеми своими улусами назад за Яик, пока он цел, а блиско б х кайсаком не приезжал; а ежели-де назад не поедет, но еще будет возмущать, то он, Букенбай-батыр, прямо будет ево разорять. А что-де он, посланец, сказал, якобы ево, Букенбая, племянник в Москве казнен и он, Букенбай-батыр, таким возмутительным словам верить не будет. А как он, Лобжа, в то время кочевал блис кайсацких орд на реке Енбе, и в то время чинили кайсаки на них, калмык, набеги, и отогнали от них лошадей с 3000, может-де быть он, Лобжа, от тех нападений и откочюет.

Октября в 27 день сын Абулхаир-хана Нуралы-салтан от аральского Шетемир-хана приехал при урочище Бурсуки, а в Хиву воевать не ездил, для того что, которые были при нем, Нуралы-салтане, киргис-кайсацкие старшина и киргис-кайсаки, возвратились из Аралу назад. Для такой притчины, что как хивинцы уведали, что Абулхаир-хана сын Нуралы-салтан приехал, соединясь с аральским ханом, воевать Хиву, и хивинцы подкупили одного аральского знатного старшину, называемого Тныш-абыза, чтоб он, как ни есть, сыскав способ, Абулхаир-хана сына Нуралы-салтана и киргис-кайсацкую старшину назад возвратил. И оной аральской старшина Тныш-абыз искал способу, чтоб киргис-кайсацкую старшину с аральскою старшиною поссорить, и поссорил. И потом киргис-кайсацкие старшина, оставя сына Абулхаир-хана Нуралы-салтана, возвратились в Киргис-кайсацкую орду, а Нуралы-салтан остался при аральском Шатемир-хане только с собственными своими людьми и жил после их в Арале 4 месяца. [128]

Ноября в 1 день приехал к переводчику Тевкелеву один башкирец, называемой Коум Топаров, которой прислан от уфинского воеводы г-на Кошелева к нему, Тевкелеву, с письмами. И с ним, Коумом, было купеческих башкирцов с товарами 10 человек. И объявил оной башкирец Коум переводчику Тевкелеву, что их по прибытии в Киргис-кайсацкую орду в урочище в вершинах Барсуках октября 25 числа противные кайсаки ограбили их дочисто, и самих держали 2 дни связанных, и хотели убить досмерти, токмо прилучились в то время в тех улусах несколько человек доброжелательных старшин и киргис-кайсаки, и они от тех противных кайсаков оных башкирцов освободили, а пожитку возвратить не могли. И оной Коум Топаров, оставя всех башкирцов, которые приехали с торгом, уехал к переводчику Тевкелеву один. И переводчик Тевкелев, получа чрез оного башкирца такую ведомость, послал к Абулхаир-хану об оном грабеже объявить. И оной Абулхаир-хан того же часу приехал к нему, Тевкелеву, и стал горько плакать, объявляя то, что может-де Тевкелев и сам видеть, как он, хан, с ними мучитца и от таких пакосных дел их унять не может, а дурная слава происходит все на него, Абулхаир-хана. И обещал ево, Тевкелева, уже отправить немедленно, невзирая ни на что, хотя он, Абулхаир-хан, примет себе от противных кайсаков изнурение, а ево, Тевкелева, отпустит. И на то переводчик Тевкелев ему, Абулхаир-хану, сказал: ежели он ево, Тевкелева, отправит скора, то будет не для чего другова какова случая, но для вящей ево, Абулхаир-хана, пользы, ибо ежели Тевкелев к высочайшему двору Е. и. в. приедет и Е. и. в. о ево, Абулхаир-хана, услугах всенижайше донесет.

При том же Абулхаир-хан переводчику Тевкелеву при двух башкирцах Таймасе Шаимове, Сажаре Илишеве объявил, что он знает гору золотую, токмо он, Абулхаир-хан, ныне ему, Тевкелеву, где такое золото имеетца, о том не объявит; и имеетца-де не в дальном разстоянии; оттуда, где он, Тевкелев, был и без дальнаго затруднения достать можно, и чтоб он Е. и. в. донес. И на то переводчик Тевкелев ему, Абулхаир-хану, сказал, что хотя он, Абулхаир-хан, где такая гора подлинно не скажет, только б он дал ему письменной вид, что он знает злотую гору, чтоб Тевкелев мог о том Е. и. в. всемилостивейшей государыни императрице всеподданнейше донести смело, а бес письменного вида Тевкелев Е. и. в. о том донести не смеет, для того, чего подлинно не узнав, [129] в России Е. и. в. не докладывают, а докладывают в то время, хто чего подлинно уже может знать. И Абулхаир-хан сказал, что сам писать не умеет, а написать чрез киргисцов не смеет. За то-де могут ево киргисцы, ежели уведают, умертвить, а когда-де будет в безопасности от кайсаков, о том подлинно объявит.

Ноября в 2 день Абулхаир-хан поехал отыскивать пограбленных башкирских товаров и взял с собою доброжелательных старшин.

Ноября в 7 день приехал Абулхаир-хан от кипчаков, которые грабили присланного башкирца от уфинского воеводы и протчих купеческих башкирцов; и он, Абулхаир-хан, с великою трудностию тех башкирских товаров едва отыскал, токмо пропало рублев на сто.

Ноября в 15 день приехали от калмыцкого владельца хана Черендондука посланец Монхончи с товарыщи 3 человека да от владельца Лекбея посланец Махолай – двое – с письмами к Абулхаир-хану. А в письме написано тако: прежде сего имел он, Абулхаир-хан, с отцом ево, Аюкою-ханом, мирной договор и союз, чтоб и с ним он, Абулхаир-хан, жил мирно же; а он, Черендондук, по высокой Е. и. в. всемилостивейшей государыни императрицы всероссийской [милости] учинен ныне ханом, а живет во всяком благополучии; а с некоторыми кальмыцкими владельцами имелась ссора, токмо присланной от Е. и. в. генерал князь Борятинской успокоил; а при нем, генерале, имеетца российского войска 50 000 конных, пехоты 30 000, пушек 3000; а по высокой милости и высокою протекциею Е. и. в. с оными владельцами ссору сократил, и ныне он, Черендондук, не от кого не боитца, а жить со всеми в миру готов.

Ноября от 5-го числа до 17-го ноября ж собралось войско с 4000, и на каждой день умножалось. А к тем войском Букенбай и Эсет батыри, и Худай-Назар-мурза, и многие доброжелательные старшина отнюдь не сообщались, и всегда их от такой напасти отговаривали, понеже самой вольной народ никаво не слушают и ни от кого страху не имеют, токмо делают по своей воле. А во оном войске главным Гаиб-ханов сын Батыр-салтан, которой называетца зять Абулхаир-хана. А что плутам глава оной Батыр-салтан, и Абулхаир-хан ево ненавидит так, как собаку, понеже оной Батыр-салтан труждаетца, чтоб Абулхаир-хана кайсаки убили досмерти, а ево б учинили вместо ево ханом. И многие плуты ево сторону держат и желают Абулхаир-хана искоренить, а ево ханом учинить. Токмо знатные старшина старики, которые к российской стороне [130] доброжелательны, а наипаче Букенбай-батыр и Эсет-батыр, ево, Абулхаир-хана, берегут и слышать того не хотят, чтоб Батыр-салтана вместо Абулхаир-хана ханом учинить.

Ноября же в 17 день доброжелательной кайсаченин Эсенбай приехал к переводчику Тевкелеву, сказал, что уже ему, Тевкелеву, приходит последней конец, для того что башкирцы-де приезжали в Среднею орду с 1000 человек и розбили в Средней орде киргис-кайсацкие улусы, и взяли-де в полон людей человек со 100 и з 2000 лошадей, да 40 человек убили досмерти, и прислали-де из Средней орды наскоро 5 человек, которые приехали вчерашней день, где собирается войско с тем, чтоб Тевкелева как можно под крепким караулом содержали, пока придет войско из Средней орды, понеже башкирцы Среднею орду немало раззорили. И переводчик Тевкелев просил оного кайсака Эсенбая, чтоб он о том объявил Абулхаир-хану, а сам послал Тевкелева к Букенбай-батырю объявить о том же. И Абулхаир-хан приехал к переводчику Тевкелеву и говорил ему, что прислали-де из Средней орды наперед 5 человек, чтоб переводчика Тевкелева держать до приезду их под крепким караулом. Ежели из Средней орды приедут кайсаки и какую пакость учинят над Тевкелевым, то оное худое имя останетца на него, Абулхаир-хана. Конечно, надлежит с савету Бакенбай-батыря ево, Тевкелева, отпустить в Россию немедленно. И говорил переводчику Тевкелеву, что он сам видит, какая ево, Абулхаир-хана, верность к Е. и. в., токмо и сам Абулхаир-хан не знает, как с ними делать, понеже киргис-кайсацкой народ, вольной и дикой, [он] не может их унять. И представляет он, Абулхаир-хан, чтоб переводчик Тевкелев всепокорнейше донес Е. и. в. всемилостивейшей государыни: первое, боясь бога, не имея ту злобу, что он, Тевкелев, от него, хана, ничем не удовольствован, о ево верности; второе, инако никак не можно сию орду привести в состояние, кроме того, что надобно всех противных старшин искоренить и иных переказнить, а иных послать в дальние городы; не токмо оных старшин, но и зятя своего, Батыр-салтана, в руки отдаст; а ежели-де стариков противных всех уходить, а вместо их определять повелено будет указом из малодых, то будет оным определенным малодым старшинам великой страх, а доброжелательным – покой. И на то переводчик Тевкелев ему, Абулхаир-хану, сказал: как он, Абулхаир-хан, разсуждает, [131] каким образом искоренить киргис-кайсацких противных старшин, [так] будет. И Абулхаир-хан сказал: ежели-де построена будет на устье реки Орь крепость, а ему построен будет подле того города дом, где будет он жить, и будет он от таких киргис-кайсаков безопасен, и поступит с ними вначале ласкою, и как они обнадежутца, то-де можно их звать в тот город, яко в гости, обещая им подарков, и взять их всех под караул, и отослать немедленно в Россию, а иных для страху тут и казнить. И переводчик Тевкелев ему, Абулхаир-хану, сказал, что на устье реки Орь построить крепость просит, покажет ли какой к Е. и. в. знак своей верности. И на то Абулхаир-хан сказал, что инаго способу к верности Е. и. в. показать не знает, кроме того, что с ним, Тевкелевым, отправит своего сына Эрали-салтана и внучатнаго своего брата Нияз-салтана во образ посланника и на каждой год из своих детей станет посылать к Е. и. в. по одному своему сыну. Токмо просил Абулхаир-хан оного сына своего, милостиво соизволила указать Е. и. в., в Москве не удержав, отправить к нему для того, чтоб не было ему от противной парти[и] попрекание. А ежели Е. и. в. будет угодно, то он при городе будет и сам своим домом жить, аманат-де будет доброй, а в протчем всеподданнейше отдается в волю Е. и. в. всемилостивейшей государыни императрицы. Ежели-де что мой мизерной и слабой ум чего разсудить к лутчему не может, то всеподданнейше Е. и. в. и всенижайше просит, чтоб милостиво соизволила указать иным каким способом вышепоказанные речи делать, во всем будет он, Абулхаир-хан, всепокорностию исполнять, не имея никакого отговорку. Також-де говорил Абулхаир-хан, очень бы-де хорошо было, ежели б Букенбай-батыр каво из своих племянников с ево сыном послал, а из доброжелательных старшин, хто доброе намерение имеет, тот сам поедит или из детей своих отправят.

Ноября в 20 день приехал к переводчику Тевкелеву Букенбай-батыр, и переводчик Тевкелев [сказал ему] о присылке из Средней орды, чтоб держать переводчика Тевкелева до приезду их под крепким караулом. И он, Букенбай-батыр, сказал: «Правда, ежели-де из Средней орды приедут многолюдно, то-де будет не без затруднения спасать его, Тевкелева». И спросил Букенбай-батыр, что Абулхаир-хан думает. И переводчик Тевкелев ему объявил, что он намерен Тевкелева, как можно [132] поскоряя, отправить до приезду киргис-кайсаков из Средней, орды, и с ним, Тевкелевым, отправляет сына своего Эрали-салтана, да брата своего, Нияз-салтана. И на то Букенбай-батыр говорил, что он, Абулхаир-хан, сие здумал очень умно. И он, Букенбай-батыр, с ним, Тевкелевым, к Е. и. в. отправит своего племянника, а брата своего Худай-Назара отправит проводить ево, Тевкелева, до Уфы за паролем, чтоб ево, Худай-Назара, возвратил переводчик Тевкелев из Уфы к нему, Букенбаю. Того ж числа переводчик Тевкелев Черендондуковых посланцов калмык Монханчюка да Мохалая вручил Букенбай-батырю, которых бы он, Букенбай-батыр, после ево, Тевкелева, не оставил. И оной Букенбай-батыр их в свои руки принел и обещал возвратить паки к Черендондуку немедленно. Да просил Букенбай-батыр Тевкелева, что он намерен отправить с оным и Черендондуковыми посланцами к Черендондуку своего племянника, называемого Чюребая, для того-де, что он, Чюрюбай, ограблен в прошлом году калмыками, просит у Черен-дондука о своей обиде, чтоб дал переводчик Тевкелев ему письмо, на дороге б ему, Черебаю, обиды не показали. И по прошению ево, Букенбай-батыря, племяннику ево, Черюбаю, Тевкелев письмо и дал.

Того ж числа приехал к переводчику Тевкелеву от уфинского воеводы полковника Кошелева с письмами Уфинского уезду житель киргизец Бараш, и с ним приехали двое киргис-кайсаки из Уфы – один ханской человек, а другой – служитель Букенбай-батыря, – которые были от хана и от Букенбай-батыря отправлены из Киргис-кайсацкой орды сентября 4-го провожать переводчика Тевкелева обоз, которые объявили переводчику Тевкелеву, что, едучи-де, на дороге наехали на них башкирцы человек с 80, которые ездили в Киргис-кайсацкую орду отгонять лошадей, токмо-де оные воровские башкирцы, не сыскав Кайсацкую орду, возвратились назад. И оных Абулхаир-хана и Букенбай-батыря людей и уфинского жителя киргисца, которые ехали из Уфы, оные воровские башкирцы поймали, и свезали, и хотели их убить досмерти, а ханского человека и Букенбай-батыря человека же ранили копьями.

И потом посланной от уфинского воеводы к переводчику Тевкелеву Бараш им, башкирцам, объявил, что он имеет от уфинского воеводы к переводчику Тевкелеву нужнейшие [133] письма, також-де послан он провожать Абулхаир-хана и Букенбай-батыря людей до переводчика Тевкелева, чтоб оные башкирцы им никакой обиды не чинили, а ежели оные башкирцы над ханскими и над Букенбай-батыря людьми что учинят худое, то-де в Киргис-кайсацкой орде будет переводчику Тевкелеву худа. И оные-де башкирцы как услышали от посланного воеводы уфинского, что с ним имеются нужнейшие письма и все-де стали говорить башкирцы, что убить их досмерти и грабить не надобно, понеже ежели их убить до смерти и потом переводчику Тевкелеву учинитца худо, то их, башкирцов, уфинской воевода перевешает. И все башкирцы от них отстали, токмо один башкирец Нагайской дороги Бурзянской волости Акчигит, несмотря ни на кого, стал их вязать и саблею на них много раз рубить кидался; и говорил он, Акчигит, что он не боитца ни от кого, и нихто его не повесит, а ежели Тевкелев пропадет, инде о том не тужит; и стал-де бить их, Абулхаир-хана и Букенбай-батыря людей и посланного от уфинского воеводы, смертным боем. И видя такое ево, Акчигитова, азарничество, протчие башкирцы тайным образом посланного от воеводы уфинского Бараша упустили, то оной башкирец Акчигит Абулхаир-хана и Букенбай-батыря людей убить до смерти не смел, токмо ограбил их, взял с них с плеч суконные красные кавтаны и китайчетые кавтаны, да с ними же послал башкирец Шима-батыр Картырчаков одну киргис-кайсаченина лошадь, которую оные башкирцы закололи. А та лошадь была противного кайсака, и уведав оной кайсак, что ево лошадь заколота башкирцами, то, приехав к переводчику Тевкелеву, за ту заколотую лошадь отнял у Тевкелева коня в 25 руб.

И как приехали в Киргис-кайсацкую орду люди Абулхаир-хана и Букенбай-батыря тяшко раненые, и объявили они Абулхаир-хану и Букенбай-батырю, как их ранили, и как ограбили, и как они от башкирцов освободились. И потом Абулхаир-хан и Букенбай-батыр заказали людем своим накрепко, чтоб они о том киргис-кайсакам никому не объявили для того, чтоб не было б отъезду переводчика Тевкелева какое помешательство от кайсаков, и не велели они людем своим битыми казатца, пока переводчик Тевкелев из Киргис-кайсацкой орды отъедит. И потом Абулхаир-хан говорил переводчику Тевкелеву тако: что-де «киргис-кайсаки прежде люд был вольной и ни от кого страху не имели, [134] и в подданстве ни у кого не были, для того-де они делают пакости; а протчие киргис-кайсаки есть многие добрые люди, а года два или три придут и все в постоянство; а башкирцы-де, сколько лет в подданстве российском, и тут-де пакости делают». И на то переводчик Тевкелев ему, Абулхаир-хану, отвечал тако, что, знатно, оные башкирцы были в погоне за воровскими киргис-кайсаками, а в глаза попались им они, может быть, с сердца им оные башкирцы какую обиду и показали.

Ноября в 21 день собрались многолюдно киргис-кайсаки, а главным у них Тянгри-Бирдей с тем, что слышали-де они, что Абулхаир-хан отпускает переводчика Тевкелева в Россию, а ныне-де раззорили башкирцы в Средней орде киргис-кайсаков, взяли в полон людей больше 100 человек, а убили-де досмерти 40 человек, отогнали лошадей и верблюдов 2000, и надобно-де держать Тевкелева крепко, чтоб он не ушол, и отдать надлежит ево, Тевкелева, и которые при нем есть башкирцы – всех в Среднею орду, пока башкирцы возвратят их, киргис-кайсацких, ясырей. А ежели-де он, хан, отпустит ево, Тевкелева, без ведома всей Киргис-кайсацкой орды, то-де он, Абулхаир-хан, примет себе от киргис-кайсаков великое затруднение, едва может он, хан, спастись животом своим. И потому Абулхаир-хан прислал к Тевкелеву объявить, что к нему приехали киргис-кайсаки с тем намерением: ево, Тевкелева, в Россию не отпустить и отослать в Среднюю орду – и требуют кайсаки, чтоб Тевкелева привести в то место, где они собрались. И чтоб он, Тевкелев, сам к ним не ездил, а послал бы к ним башкирца Таймаса, чтоб он, Таймас, за него, Тевкелева, им отвечал, для того-де, ежели он, Тевкелев, придет сам с ними говорить, чтоб не учинили над ним, Тевкелевым, какой притчины. И потом переводчик Тевкелев послал к Абулхаир-хану башкирца Таймаса-батыря, которому велел он, Тевкелев, против слов киргис-кайсаков отвечать, а особливо, чтоб трудился, как можно из Киргис-кайсацкой орды ему, Тевкелеву, освободитца.

Ноября в 22 день башкирец Таймас-батыр приехал от киргис-кайсацкого собрания и объявил переводчику Тевкелеву, что Абулхаир-хан в собрание киргис-кайсацкое ево, Таймаса-батыря, представлял. И говорили-де ему, Таймасу, киргис-кайсаки, что башкирцы учинили им, кайсакам, великие раззорении: розбили их улусы, взяли в полон больше 100 человек ясырей, 40 [135] человек убили до смерти, з 2000 лошадей и верблюдов отогнали и пожитки все разграбили; того ради они, киргис-кайсаки, переводчика Тевкелева не отпустят, пока башкирцы не возвратят их ясырей, чтоб он, башкирец Таймас, поехал в башкиры и объявил бы то, что переводчик Тевкелев одержан до возвращения кайсацких ясырей, которых полонили ныне башкирцы. И на то им, кайсакам, башкирец Таймас отвечал тако, что он, оставя в Киргис-кайсацкой орде переводчика Тевкелева, в башкирцы не поедит, для того оной Таймас приехал в Киргис-кайсацкую орду по указу Е. и. в. при переводчике Тевкелеве, также желает и отъехать при нем, Тевкелеве. Лутче он примет смерть в Киргис-кайсацкой орде, нежели, покиня Тевкелева, ехать ему в башкирцы. Не лутче ли им, киргис-кайсакам, в разсуждение принять то, что как они, кайсаки, пришли в подданство Российской империи, а учинили всякие пративности подданным Е. и. в., а имянно: разбили караван российской, еще полонили Яицкого городка казачьих жен и детей 16 человек, а от башкирцов, взятых в полон и побитых досмерти с 40 человек, отогнано лошадей 6000, а по одному и по два человека увезено, и многа, и сие не будет ли Е. и. в. противно. А что якобы башкирцы в Средней орде улусы их разорили и ясырей побрали, о том он, Таймас, еще подлинно не известен, может быть, то и неправда. А хотя б и подлинно учинили, токмо башкирцы пред кайсаками не виноваты, для того, что башкирцам прежде многия обиды показали кайсаки, нежели башкирцы их задрали. И ныне кайсаки детей башкирских продают в Хиву и в протчие орды, не утерпя, может быть, то и учинили. Ежели они, кайсаки, забыв свои вышеозначенные противные поступки, еще сию противность Е. и. в. покажут, что одержат переводчика Тевкелева, приведут такого великого и в свете славного монарха Е. и. в. в великой гнев, то и всей Киргис-кайсацкой орде спасатца будет трудно. Конечно, лутче переводчика Тевкелева отпустить в Россию, а не держать. И на то оные кайсаки, как услышали от башкирца Таймаса такие речи, жестоко-де осердились и стали говорить, что отнюдь Тевкелева они не отпустят, пока башкирцы ясырей их не возвратят. А протчие-де кайсаки кричали: переводчика Тевкелева николи не надобно отпустить живаго, для того-де, что он землю их всю видел, где какие воды и колодцы есть, еще же-де он от них, кайсаков, очень озлоблен и [136] пожитку своего все роздал, а ево, Тевкелева, ничем они не удовольствовали, и когда он, Тевкелев, свою злобу не забудет, конечно, он, Тевкелев, им, кайсакам, оное отомстит. И на то башкирец Таймас им ответствовал, что переводчик Тевкелев по высокой милости Е. и. в. всемилостивейшей государыни императрицы всем доволен и богат, понеже что киргис-кайсаки ево ничем не удовольствовали, и он, Тевкелев, за то сердитца на них не будет, для того, что они уже стали быть подданные Е. и. в. Токмо он, Тевкелев, желает, чтоб они были Е. и. в. верныи, и тем он от них будет доволен.

И на оные слова башкирца Таймаса кайсаки с великим криком отвечали, что он, Таймас, вышереченные слова говорит обманом, как бы-де ему Тевкелева от них выручить. И потом-де кайсацкой старшина Тянгри-Берди говорил Абулхаир-хану, чтоб он, Абулхаир-хан, всеконечно до собрания войска, ево, Тевкелева, не отпустил, а ежели-де отпустит, то он, Абулхаир-хан, примет себе великую изневагу. И на то Абулхаир-хан стал говорить им, кайсаком, тако, что он держать ево, Тевкелева, не будет, и отправит он, хан, к Е. и. в. с ним, Тевкелевым, сына своего. Понеже-он, хан, присягал быть в подданстве Е. и. в. верным, а оные-де кайсаки делали подданным Е. и. в. многие пакости, в том-де отвечать будут сами, а не он, Абулхаир-хан, и кайсацких пакосных дел на себя не примет, и себя ото всех злых пакосных дел освободит. А ходя-де на него, Абулхаир-хана, кайсаки за то могут иметь злобу и убиют ево досмерти, то-де останутца ево дети, а хотя и детей ево всех побьют, то-де останетца сын ево, которой посылается ко Е. и. в. с Тевкелевым, а высокою протекциею Е. и. в. всемилостивейшей государыни императрицы ево, Абулхаир-хана, кровь отомстит им оной сын ево. И киргис-кайсаки-де с Абулхаир-ханом розъехались с великой злобою.

Ноября в 23 день Абулхаир-хан приехал к переводчику Тевкелеву и привез своего сына и брата для отправления ко Е. и. в. И говорил он, Абулхаир-хан, переводчику Тевкелеву со слезами, объявляя свое житие и свою верность к Е. и. в., и, встав с места, поклонился трикратно, говоря такие речи, что он, Абулхаир-хан, сии поклоны отдает Е. и. в. и отдаетца в волю Е. и. в. всемилостивейшей государыни императрицы о неоставлении ево. И он, Абулхаир-хан, выговоря оные речи, того же часу вручил переводчику Тевкелеву сына своего и брата. И потом приехали двое из [137] старшин и племянник Букенбай-батыря, которые наряжены с сыном Абулхаир-хана, и для препровождения Тевкелева до Уфы – брат Букенбай-батыря Худай-Назар-мурза, да доброжелательной же кайсаченин роду машкар Тюлебай-Сакав ехал провожать Тевкелева до Уфы же сам, которой многие добродетели делал в Киргис-кайсацкой орде переводчику Тевкелеву, и за такие ево добродетели переводчик Тевкелев обещал ему, Тюлебаю, выкупить ево сына от башкирцов. Привез один доброжелательной киргизец именем Монак пленницу Сибирской губернии слободы Погоролики порутчикова жену Ивана Ерофеева, сына Серкова, Марину, Иванову дочь, а взята в полон кайсаками под тою слободою. И просил оной Монак Тевкелева вместо той пленницы дать дочь ево, которая в полону у башкирцов; и переводчик Тевкелев ее, Марину, у оного Манака взял с собою, обещая вместо ее отдать, взяв у башкирцов дочь ево.

А лошадей у переводчика Тевкелева ни единой не было, и ехать было ему не на чем. Абулхаир-хан и доброжелательные старшина дали ему, Тевкелеву, по одной лошади, а имянно, 15 лошадей, хотя зимним путем на однех лошадях ехать было трудно. Токмо переводчик Тевкелев больше не скучал, для того как ни есть поскорея из руки их освободитца.

Ноября в 24 день поутру рано переводчик Тевкелев из урочища Найзакискен отправился в Россию, и с ним, Тевкелевым, сын Абулхаир-хана Эрали-султан, и брат двоюродной ево Нияз-салтан, и из старшин Чадик-бей, Худай-Назар-мурза, Бекенбай-батыря племянник Мурзагелди-батыр, да Тювелбай-мурза, да Кипчак-Курди, и Байгунчек со служительми; и Абулхаир-хан, Букенбай-батыр и многие доброжелательные старшина провожали переводчика Тевкелева до вечера для того, чтоб за ним, Тевкелевым, не было погони. И говорил Абулхаир-хан и Букенбай-батыр переводчику Тевкелеву, чтоб он ехал осторожно ночи три и четыре, ехал и по ночам, пока отдалеет от орды Кайсацкой. А ежели за ним, Тевкелевым, будет погоня, тогда они, Абулхаир-хан и Букенбай-батыр, как могут скоро уведать, дадут ему, Тевкелеву, чрез посланных знать.

И при том ево, Тевкелева, отъезде Абулхаир-хан просил ево, чтоб он, Тевкелев, за учиненные ему от плутов обиды и боясь бы бога, Е. и. в. о его верности донес правду, тако же и сына ево, Абулхаир-хана, которого он, хан, отправляет к [138] высокому Е. и. в. двору посланником, а не имеет доброва платья, и чтоб також и в том не оставил он, Тевкелев. Тогда Тевкелев его, Абулхаир-хана, обнадежил, что о его верности Е. и. в. всемилостивейшей государыне всеподданнейше донесет, також и сына ево в приезде ево в Уфу удовольствуют. И притом ево, хана, утверждал, чтоб он, хан, по своему обещанию как честному, доброму и верному Е. и. в. подданному надлежит, и как он обязался, и в том бы содержал себя неотменно твердо и непоколебимо, за что в высочайшей Е. и. в. милости содержан будет. Тогда паки он, Абулхаир-хан, говорил, что он по своему обещанию и клятве неотменно и непоколебимо в том себя содержать, тако же и что о противностях уведает, всеми домогательствы своими отвращать и не допускать, и всякие доброжелательные услуги показывать будет. Потом також Букенбай-батыр и многие доброжелательные просили, чтоб и о их верности и доброжелательствах також представил. И дабы в злых и добрые люди не погибли, и в том он, Букенбай, отдаетца в волю высокую Е. и. в. Також-де переводчик Тевкелев как Букенбай-батыря, так и всех доброжелательных старшин увещевал, чтоб они по своим обещаниям как Е. и. в. верным подданным надлежит, как они обязалися, и в том бы содержали себя неотменно твердо. На что они ответствовали, что так они непоколебимо содержать себя будут. Притом же Букенбай просил о возвращении из Уфы брата ево Худай-Назара-мурзу. И потом Тевкелев оттуда, не имея у себя никакого запасу, отъехал, токмо тогда бывшей в Мокше кайсаченин Чеккур привез кобылу да жеребенка, да Букенбай-батырь кобылу ж и жеребенка на пищу, чем доехали до горы Аририурук, а ехали з 9 дней.

Декабря 3 от помянутой горы Ариурук ехали великими снегами, отчего многие лошади, також и за неимением корму, исхудели и померли; потом шли степью, не имея дороги, пешком верст по пяти и по шести на день, в чем имели несносные и неизреченные трудности, от которых невозможностей многие люди ослабели и в болезнь пришли. И тогда он, Тевкелев, с людьми своими принужден худых лошадей своих, резав, в пищу употреблять.

Декабря 9, наехали на воровских калмык, которых было с 15 человек, гнали отбитых от киргис-кайсаков несколько лошадей. Тогда оные калмыки, увидев его, Тевкелева, и на лутчих лошадях [139] уехали, а худых 53 лошадей оставили, которых он, Тевкелев, взял в свой обоз и из оных и на пищу; и людям пешим на чем бы ехать, выбрал только 20 лошадей, а протчих бросил, потому и доехал до башкир.

Декабря 23 по прибытии ево, Тевкелева, в башкиры писал он о приезде своем к уфинскому воеводе.

Декабря 29 в Буроярской волости в деревне Тугунбае переводчик Тевкелев чрез геодезиста Писарева посланные из Государственной Коллегии иностранных дел получил Е. и. в. указы и письма.

Генваря 2 1733 г. переводчик Тевкелев в Уфу прибыл.

Генваря 4 бывшие в С.-Петербурге киргис-кайсацкой посланец Кулаке объявили ханскому сыну, что за разбитие российского каравана Е. и. в. имеет гнев на всех их, и для того посланцы удержаны. Что слыша, ханской сын, а наивяще Худай-Назар-мурза, Букенбай-батыря брат, и протчия киргисцы пришли в болезнь.

Генваря 9 переводчик Тевкелев, видя их весьма изнемогающих, так что уже и пищи лишились, говорил им, чтоб они не имели сумнения и страху, что посланец их Кулака объявил им ложно. Понеже в России и нигде такого лехкомысленного, как у них в кайсаках, обычая не находится, разсуждают везде здраво. А за розбитие российского каравана Е. и. в. на них гневу иметь не соизволит, понеже то учинили противные, а они б по своим верным услугам не сумневались бы, что за противности злых добрые люди милости Е. и. в. лишены не бывают, и уповали бы, что они по соизволению Е. и. в., яко добрые и верные подданные, приняты, и со удовольствием возвращены будут. Однако не уверяяся ево обнадеживанию, просил тогда Худай-Назар-мурза, чтоб ево из Уфы одного отпустить, что он за паролем поехал, токмо ево, Тевкелева, проводить и, не держав, отпустить бы. Тогда Тевкелев паки ему говорил, что он отпуститца со удовольствием без всякого препятствия, токмо тогда в зимнее время одному степями ехать ему невозможно, потому что либо в дороге от стужи или от нападения злых людей какое может приключится несчастье, тогда ево доброжелательный брат Букенбай-батыр будет на него, Тевкелева, в том нарекание иметь, что-де Тевкелев, не помня к себе добродетели их, безвремянною высылкою брата уморил. И того б ради он ехать не спешил, а жил бы марта до [140] последних чисел, а еще-де и для того ехать ему невозможно, что за знатные и верные брата ево Букенбая, також и ево, Худай-Назара, службы без награждения отпустить ево не смеет, о чем писал и в Москву, и будет на то ожидать ответу. А между тем он, Тевкелев, съездит в Казань для их же, киргиских, дел, понеже по указу Е. и. в. велено советовать с казанским губернатором. Откуду немедленно возвратясь, ево отпустит. А ежели, паче чаяния, указом повелено будет ехать ему, Тевкелеву, в С.-Петербург, то и оттуда вскоре ж возвратится и посланцов их с собою привезет, и ево, Худай-Назара, с ними вместе и отпустит.

Генваря 14 в бытность переводчика Тевкелева в Уфе Уфинского уезду знатные башкирцы, пришед, объявляя, просили: понеже-де напредь сего по учиненным им, башкирцам, от Александра Сергеева многим обидам и страстям не токмо они, башкирцы, с прошением о нуждах своих ко двору Е. и. в. сами не ездили, но и в город Уфу по означенным страстям некоторые из старшин от роду не бывали и ездить опасались, но и ныне в бытность ево, Тевкелева, смелость приняли в город Уфу приехать. Тогда переводчик Тевкелев им говорил, что они то чинили напрасно, отбегали от высочайшого двора Е. и. в. Ежели им кто учинит какую обиду, надлежит им ехать с прошением ко двору Е. и. в., и сатисфакция им учинена будет несуменно. А ежели о своих нуждах сами доносить не будут и ведать Е. и. в. будет не по чему, то надлежит им самим, знатным башкирцам, ко двору Е. и. в. ездить, а молодых бы уже не посылали. И потом спросил Тевкелев, что не чинит ли им какие напрасные обиды нынешний воевода. И они сказали: нынешней воевода никаких им обид не чинит, и они им довольны, токмо не ездили по прежним страстям; и потом просили ево, Тевкелева, чтоб он, Тевкелев, Е. и. в. исходатайствовал указ, что как позовет нужда, ко двору Е. и. в. ездить было им беспрепятственно и для того от уфинских воевод даваны им подводы и подорожные, а тогда ж хотя за помянутым страхом и отправляли только незнатных людей, а ныне уже знатные башкирцы сами ездить желают. Тогда им Тевкелев сказал, что с тем по прибытии ево в Государственную Коллегию иностранных дел донесет обстоятельно, и надеется, что то милостивейшим Е. и. в. указом по желанию их учинено будет. И еще при том же оные [141] башкирцы просили, что-де в бытность ево, Тевкелева, в кайсаках, Сибирской дороги, собравшись несколько молодых башкирцов, самовольством без указу ездили в киргис-кайсаки, откуда ясырей взяли кайсацких с 80 человек да несколько лошадей и верблюдов, что учинили оные молодые башкирцы, не терпя учиненных им от киргисцов обид, и чтоб его ж, Тевкелева, старанием вины им были отпущены, чего впредь без указу чинить не будут, и в той они вине высочайшей воли Е. и. в. себя подвергают. А которые-де взяты у киргис-кайсаков, то тех куда указом Е. и. в. повелено будет, туда и отдадут.

Башкирские тарханы и ясашные живут в Уфинском уезде на четырех дорогах, а имянно: Нагайской, Сибирской, Казанской и Осинской дороги. А тарханы, то есть служивые башкирцы, никакого ясаку не платят; которые жалованными грамотами в тарханы определены, все живут деревнями, пашут всякого хлеба, и многие из них имеют купечество, торгуют всякими российскими товары; а Нагайской и Сибирской дороги башкирцы некоторые летом и качюют для скота, токмо немнога, а зимою приезжают паки в свои домы зимовать. А дальние башкирцы живут от Уфы ездою 10 дней, а ясак положен на них из древних лет лисицами, куницами и медом, и платят за оные деньгами; а с ними, башкирцами, никакие посторонние народы не граничат, кроме российских подданных.

А Уфинской уезд весь именуется башкирцами, а четвертая доля будет их из мещаряков, татар, чувашей и черемис. Сходцы из разных городов живут из найму на башкирских землях: мещаряки, то есть служивые татары, которые живут в Уфинском уезде лет по сту и более, а числом их будет дворов с 1000, а в Уфинскую канцелярию ничего не платят, токмо они по Уфе всякую службу служат. Татара, чуваша, черемися живут на башкирских землях из найму же без письменного обязательства, те называются бобылями, а из них в Уфинскую канцелярию збирается денег по малому числу; а протчие из вышепомянутых живут на башкирских же землях по записям, а записи пишут с неустойкою без урошных лет вовсе, и те называютца тептери; и ис них збираетца в Уфинскую канцелярию по малому ж числу денег. А оные бобыли и тептери многие живут из давных лет, а протчие из них живут лет по 10, и по 20, и по 30. Тептерей и бобылей можно признать, что их немалое число. [142]

В бытность в Киргис-кайсацкой орде переводчик Тевкелев мог усмотреть, что в киргис-кайсаках пушек не льют и у них нет и не употребляется, також и ружья сами не делают, а получают из Хивы и из Бухары, меняют на бараны и на лошадей, порох и селитру делают сами, кому надобно, всяк про себя, а заводов больших нет, сайдаков употребляют мало, а в войне имеют большую часть огненного ружья без замков с витилями. Башкирцы в военной случай употребляют токмо одне сайдаки с луками, а огненного ружья никакова нет.

Переводчик Мамет Тевкелев

АВПРИ. Ф. 122/1. 1733 г. Д. 1. Л. 8-37 об. Подлинник; ЦГА РК. Ф. 544. Оп. 1 б. Д. 305. Л. 1-260. Ксерокопия с оригинала. Опубл.: КРО-1. Док. № 33. С. 48-86 (неполный текст).

Текст воспроизведен по изданию: Журналы и служебные записки дипломата А. И. Тевкелева по истории и этнографии Казахстана (1731-1759 гг.) // История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Том III. Алматы. Дайк-пресс. 2005