ТЕВКЕЛЕВ И. В.

О происходящих непорятках киргизцам

Понеже во время ярмонки в Оренбурге, как обычайно, всегда киргиз-кайсацкие ханы, солтаны и знатные старшина приезжает ко оренбургскому губернатору для смены аманатов, об ординских делах для разговоров и для получения жалованья, а протчие киргизцы, також-де хивинцы и бухарцы для торгу. Первое, в 758 году по прибытии в Оренбург новаго губернатора Давыдова ⁹⁰ еще в бытность мою в Оренбурге приезжал Нуралы-хан для смены сына своего и для разговоров об ординских делах, и при нем были из солтанов родные ево ханские братья, також-де и знатныя старшина; и как обычайно прежде всего хану, солтанам, старшинам и рядовым киргисцам давалося каждогодно вашего императорского величества жалованья из определенных для киргисцов трех тысяч рублев сукнами и товаром, а иным и деньгами, по состоянию дел и по усмотрению надобности каждому по пропорции. Той ради притчины им жалованье выдавать определено, чтоб хан, солтаны и знатныя старшина ко Оренбургу приезжали бы охотно, и когда они каждой год будут приезжать и з губернатором и с протчими свидание иметь и об ординских делах разсуждать; к тому же когда они с руским народом почаще обхождение иметь станут, то они к российской стороне поласковея, приютнея, вернея быть и спокойнее жить могут, но токмо того 758 году из оных определенных для киргизцов трех тысеч рублев как хану, солтанам, знатным старшинам и редовым киргизцам губернатор Давыдов неведомо по какому ево разсуждению ничего не дал.

И тогдашнея оная недача им, как ежегодно производилася товарами жалованье, весьма интересу вашего императорскаго величества неполезно, но вредно, о том я, нижайшей, и советник Рычков спорили, что надлежит им то жалованье выдать, только губернатор Давыдов того нашего представления не принял и им [392] жалованье не дал, и для того хан, солтаны, знатные старшина и киргисцы с немалым огорчением и неудовольствием с ним, губернатором, не простясь, и уехали, от того многие беспокойствы зачелися делать. А он, губернатор Давыдов, от того излишние фарпосты уже учинил и на такие ненадлежащие расходы немало с порядком и с казенным интересом несходны, желея трех тысеч рублев, тем излишним фарпостом на жалованье, на правиант и на фураж надеяся, издержано больше дватцети тысечь рублев, а понеже хотя донские и яицкие казаки нутренныи и сами руские люди, и они в каждой год по три раза приезжают станицами в Военную коллегию для получения жалованья, а кольми паче киргизцы, степной и дикой народ, и вновь в подданство принеты, хотя бы и высшее определеных им трех тысеч рублев в привод их в Оренбург держать, смотря по надобностям, то бы то с пользою государственного интереса было сходно, и от того многие бы пользы и приращении произошли, ибо оныя доходы чрез их же в казну приходят, то есть збираемая с торгу их пошлина, серебро и золота чрез их же орды, азиатскими караванами привозет.

А в 1759 году, после отъезду моего из Оренбурга, таможенной обер-директор, оставленной от Неплюева, вышепомянутой ево фоварит надворной советник Тимашев взял на откуп возить Илецкую соль в Оренбург, а прежде ево, Тимашева, к перевоске соли, хотя подрятчики ис купцов и были, но в то время канвой им всегда давался из солдат или из оренбургских казаков, и они канвоевали только один обоз накладенной соли, а других шалостей и набегов х киргизцам не чинили.

А вышепомянутой надворной советник Тимашев, как слышно, что умышленно у оренбургского губернатора Давыдова выпросил в канвой уже одних башкирцов и, будучи у накладки Илецкой соли в Ылецкой защите, которая от Оренбурга в шестидесяти верстах, оныя имеющие при нем в канвое башкирцы, едущаго обратно из Оренбурга киргизского солтана, которой-де был в Оренбурге для свидания з губернатором, а протчие знатные киргизцы для торгу з дватцеть человек всех-де побили до смерти, а при них имеющие пожитки все ограбили.

И того же 759 году зимою, как слышно ж было, что от оного же надворного советника Тимашева по наставлению ево те же башкирцы, человек с четыреста, собравшись, в киргизские улуса ездили и два богатые улуса разбили, пожитки пограбили и [393] множественное число лошадей и верблюдов отогнали, жен и детей в полон взяли, дву знатных доброжелательных к российской стороне киргизских старшин, да и протчих киргизцов довольно побили-де до смерти. А потом-де, уведав, губернатор Давыдов, хотя и посылал для отбирания киргиз-кайсацких пленников от тех башкирцов, и по взятье те-де пленники, как сказывают, в Оренбурге половинное число померли, а остальные отданы-де обратно киргизцам, а пограбленные пожитки – лошади и верблюды, куда девалися – неизвестно, а им не возвращено, а те-де два улуса весьма были богатые, и мне, нижайшему, знаемо. Також-де слышно было, что и оные-де башкирцы, которые те улусы разбили, в Оренбурге без убытка не осталися.

Також слышно было, что того же года калмыками у оных киргизцов отогнато лошадей тысечь с сорок, ис которых-де, как слышно, тысечь до десети было и собрано, а киргизцам не отдано, а куда-де оное девалося, неизвестно ж.

А о вышеписанных-де обидах Нуралы-хан оренбургскому губернатору неоднократно представлял, но только ж-де ни какого удовольствия на то не получил, однако со всем тем, хотя они такие дикие и степные народы и за такие им многие обиды генерально никакие важные продерзости до сего времени еще чинить не отважилися, но послал-де хан с согласия киргизского народа в Санкт-Петербург посланцом с прозьбою из солтанов своего зятя, також-де принужден-де был за показанныя им, киргиз-кайсацким народам, обиды, что он, хан, в Оренбурге от губернатора никакова удовольствия не получал и сей способ употребить для своей осторожности со обстоятельством послать письмо чрез известного бухарца Ирназара к нынешнему канцлеру графу Воронцову, ибо оной бухарец Ирназар мне объявлял, что он ханское письмо х канцлеру графу Воронцову вручил еще при жизни бывшаго императора Петра Феодоровича, а оной киргиз-кайсацкой посланец был из солтанов ханской родной зять из Меньшей орды и отправлен обратно Иностранной Коллегии ис публичной експедицы одним-де только Бакуниным.

При отъезде у меня, нижайшего, был Нуралы-хана писарь и объявлял, что солтан их весьма печален и грустен, с крайним неудовольствием отселева поехал, что он не токмо о делах своих какое достойное удовольствие получить мог, но не исподобилса-де к высочайшим вашего императорскаго величества стопам, как [394] потданной, раз рабское свое поклонение принести и со слезами-де объявлял, что он может по приезде хану, солтанам и всем знатным старшинам объявить о возшестви вашего императорского величества на всероссийский престол, которой-де велико – дражайшей дар он получить не удостоилса. Также мне оной ханской писарь объявлял, что-де он по всем словам и обстоятельствам примечал, что по прибытии оного солтана с неудовольствием отселева в Казачью орду всемерно-де Киргиз-кайсацкая орда вся намерение будет иметь от российской стороны отложиться и китайцам предаться. А когда ж китайской могул им место отведет зенгорских калмык, где им х кочевью весьма изобилиея. И как слышно, что китайцы в тех местах для торгу киргизцам и городы зачели-де строить, а как они тамо все три орды расположатся своими кочевьями и скотом, и им оттудова всюду российским потданным набегами вред и раззорение по-прежнему чинить уже свободно будет, а о надобностях своих и с торгу из России получать нужды им не будет, понеже китайцы для удоволствия и ласкания их, киргизцов, и для торгу города в Зенгорской земле зачели-де строить.

А как степь пуста останется, где киргизцы кочевали, от того многие к российской стороне вредные обстоятельства прирости может; и не зделать бы оного киргизского народа, так как мунгалским народам, ибо в прежних давных годех оной мунгалской народ, от нестерпимых тягостей отложась от зенгорского владельца, просили быть в российском потданстве, но тогда еще до зачатия первой шведской войны в небытность блаженный и высокой славы достойныя памяти государя императора Петра Великаго в Москве оной мунгалской народ по прошению их под российское потданство не принял, и пушками от российские границы отбит. В то время уже принуждены-де были оной мунгалской народ с плачем от России отойтить и китайское потданство принять, а ныне оной мунгалской народ у китайцев – уже лутчее храброе войско, и оным мунгалским войском китайцы зенгорцов победили и до основания раззорили. Ими же и в Малой в Бухарии города уже обирать начинают, а понеже спустя многое время об оных мунгалских народах Е. и. в. государь император Петр Великий очень много сожалеть соизволил, что они от российских границ отбиты, но уже поворотить было невозможно. [395]

Ныне здесь, в Москве, недавно имелися из Средней орды от Аблай-солтана посланцов из солтанов же двоя, один из них – Аблай-солтана племянник, а Абулмамет-хана туркустанского – родной внук. Как я, нижайшей, слышел, что и оныя солтаны из Санкт-Питербурга отъехали, от Василья Бакунина крайне-де огорчены, також-де при них обретающейся оренбургской толмач мне объявлял, что и здесь в Москве сын ево, Бакунина, Петр Бакунин крайне их не в почтени и весьма-де ругательно содержал, а когда-де при отправлении их во дворец оныя солтаны привожены были на извощичьих роспусках и в грязи замараны, а по прибытии их во дворец увидел-де он, Петр Бакунин, из оных солтанов Абулмаметь-хана внука, что он одет был собственной своей богатой парчи шубой, и смотря-де на него самым грубым взором, оному солтану говорил, для чего он в такой парчевой шубе приехал во дворец, здесь-де в шубе во дворец не входят, и того же-де Маметя ⁹¹ послал он, Бакунин, имеющего при них того толмача, чтоб тому солтану принести ис простаго сукна ево кафтан. И как тот толмач кафтан ево, солтанов, принес, то оной Бакунин приказал-де, тое шубу с него снять, а надеть кафтан, почему-де оной солтан принужден был с великим огорчением оную шубу с себя скинуть и отдать оному толмачю, а кафтан на себя надел.

Оной же толмач при самом отъезде у меня, нижайшего, был и объявлял мне, что-де и оные солтаны оба два несказанно с неудовольствием отсель отъезжают, и тот солтан, которой Абулмаметь-хана внук, крайне-де себе за обиду почитал, что ему производилось в Санкт-Питербурге на день кормовых денег только по сороку копеек, и то-де он говорил толмачю, что-де калмыцким владельцам самому худому кормовых денег производится по рублю на день, а они-де, киргиз-кайсацкие солтаны, не для голоду посланцами приезжают, для куска хлеба и для-де потданнической своей должности и вашему императорскому величеству рабского поклонения, и для донесения об ординских делах; и зачем-де они приехали, и с чем отъезжают, о том ничего они не ведают, понеже об ординских делах никаких разговоров-де с ними не было, и тако-де они немо отселева и отъезжают, и, приехав в орду, солтанам и знатным старшинам им объявить будет нечево, а им-де, киргиз-кайсацким солтанам, уже посланцами приезжать впредь никак невозможно, понеже-де их принимают и содержут здесь [396] подло и ругательно, и из их-де Средней орды впредь посланцами не точию, чтобы солтаны, но и знатныя-де киргизцы приезжать в Россию уже не будут. Оной же толмачь мне объявлял, что-де оным солтанам в торжественные дни никакой милостивой дачи не в защет жалованья не было.

А прежде сего, когда был канцлером граф Алексей Петровичь Бестужев-Рюмин ⁹², киргиз-кайсацких солтанов, кои приезжали от ханов посланцами, всегда во дворец возили их почтительно в казенных каретах и колясках, також-де в торжественныя дни им всегда ж выдаваемо было за месяц кормовые деньги не в зачет, и об ординских делах с надлежащею резолюцыею и удовольствием их отправляли, и тогда они весьма довольны были и з бдагодарностию отъезжали.

А по моему слабейшему рабскому мнению, по всему видно, что как Меньшей орды от Нуралы-хана присланной солтан возвратилса крайне печален с немалым неудовольствием, как о том и выше показано, а уже ныне отселева из Москвы и з Средней орды посланцы двоя солтанов отправлены ж, как мне, нижайшему, оренбургской толмач объявлял, с великим огорчением и с крайним неудовольствием же, ибо как Среднея орда весьма блиско кочюет к Зенгорской земле, то уже по вышеозначенным неудовольствиям весьма опасно, чтобы по приезде в орду оных солтанов по близости ж к китайской стороне Среднея орда предатся, и всею ордою на Зенгорской земле расположиться бы не могла, а Меньшая орда уже от Средней орды отстать никак не может. А паче и по ланкартам известно, что Сибирская губерния весьма великую обширность имеет, и на всю оную губернию защиту и закрытие иметь российским войском никак будет невозможно; к тому же большая часть Сибирской губернии жители – идолопоклонники, и когда киргизцы станут их беспокоить, по желанию китайскому не воспоследовало бы и от них худых следствей.

А по моему ж слабейшему мнению так рассуждается, ежели же от чего, боже храни, оныя киргиз-кайсацкие орды от российской стороны небережением потеряются, и ныне, как слышно, что китайской могул своим мунгалским войском из Малой Бухарии несколько городов себе отобрал под свое владение; а егда он киргиз-кайсацкие орды приманит к себе под свою протекцыю, то китайцы ими уже безсумненно Малую и Большую Бухарию потданство китайское принять силою принудят, и тогда к [397] российской стороне вящее труднея быть может, и все пользы российские отойти могут, а после уже оных киргиз-кайсацких орд к российской стороне паки никакими трудами и великими иждивениями возвратить будет неможно.

Понеже мне довольно знаемо, когда я был в Оренбурге главным командиром, а особливо Пограничная киргиз-кайсацкая коммисия по именному указу поручена была мне, нижайшему, тогда как из Сибири, так и из Государственной Коллегии иностранных дел о китайских делах сообщалися к моей Киргиз-кайсацкой Пограничной коммисии; и в тех ведомостях как от китайского трибунала в Правительствующий Сенат каково писано, с тех писем присылалися ко мне копии, и в тех письмах довольно ясно показано, какие грубые в крепких терминах писано, требуя калмыцкого владельца Шерена ⁹³ и о протчих, ежели оной владелец Шерен и протчие им возвратно не отдадутся, те почти вечной тракт нарушить объявляли, а егда сию сильную орду киргиз-кайсацких народов от России китайцы отлучат и к себе привяжут всемерно, они тогда и к стороне Российской империи тем уже неизреченно могут возмеряться.

Ежели сие вашему императорскому величеству всепотданническое мое рабское приношение, сами они господа, или свойственники, или же приятели их узнают, то все возможные силы свои употреблять будут меня всеми мерами губить и искоренить, хотя на мою персону из имянного вашего императорского величества указу они зделать ничего не могут, но токмо все крайне и неусыпно стараться будут по партикулярным делам и по деревням моим, хотя моя будет и правость, стороною судьям прозьбою и письмами тайно, как ни есть язву и вред мне учинить станут тщиться, токмо моя надежда и все упование остается единственно на ваше императорское величество всемилостивейшей государыне моей, как ваше императорское величество справедливая государыня и всероссийская мать, под защищением вашего императорского величества вернопотданного раба своего и под покровом всемилостивейше меня, нижайшего, повелеть содержать.

Как моя присяжная и вернопотданническая должность вашего императорского величества дражайшим интересам о пользе и о вреде, не желея себя до капли моей крови и до последнего моего дыхания, нетерпеливо принудило меня донесть, но токмо, яко я человек бедной, беспомощной и безродной, приводит меня в [398] немалые сумнения, ибо я уже человек старой, чтобы после меня дети мои по мне безвинно не могли пострадать. Однако и в том всепотданнейше себя и детей моих вашего императорского величества всемилостивейшею волю под защищение, и под покров, яко богу, предаю.

АВПРИ. Ф. 122/1. 1722-1755 гг. Д. 1. Л. 12-17. Подлинник; ОВА МОН РК. Ф. 11. Оп. 4. Д. 172. Л. 23-33. Фотокопия с оригинала.

Комментарии

90. Афанасий Романович Давыдов, генерал-майор, оренбургский губернатор в 1759-1763 годах. Отличался, по общему мнению многих хорошо знавших его современников, грубостью, бестактностью, нежеланием вникать в сущность решаемых им проблем взаимоотношений с казахами и другими соседними народами. См.: Губернаторы. С. 61-71.

91. Под «Маметем» здесь, по-видимому, имеется в виду двоюродный брат Аблай-султана Салтамамет-султан, управлявший тогда значительной частью родов племени кипчак Среднего жуза. «Внука» Абулмамбет-хана трудно идентифицировать, так как из повествования А. И. Тевкелева неясно, в каком году указанные им султаны ездили из Степи в Москву и Петербург.

92. А. П. Бестужев-Рюмин (1693-1766), граф (с 1742 г.), был канцлером Российской империи в 1744-1757 годах.

93. Цэрен (Ширен), джунгарский нойон, бежавший в 1757 г. с подвластными ему ойратами из Джунгарии через Казахскую степь к волжским калмыкам.

Текст воспроизведен по изданию: Журналы и служебные записки дипломата А. И. Тевкелева по истории и этнографии Казахстана (1731-1759 гг.) // История Казахстана в русских источниках XVI-XX веков. Том III. Алматы. Дайк-пресс. 2005