Донесение М. Тефкелева в коллегию иностранных дел, 20 июня 1732 г.

(ГАФКЭ, МИД, «Киргиз-кайсацкие дела», 1732 г., лл. 152-159.)

/л. 152/ Понеже указ ея императорского величества всемилостивейшей государыни императрицы из государственной коллегии иностранных дел, отпущенной из Москвы декабря 2 дня прошлого 1731 года, в касацкой орде получен апреля 9 дня сего 1732 году, в котором написано, чтоб по отправлении врученной мне в козацкой орде комиссии съехаться у Аральского моря с полковником от артиллерии господином Гарбером, которой отправлен в Хиву и в Бухары и, съехався о предложениях и желаниях бухарского и хивинского ханов о подданстве их к, ея императорскому величеству обстоятельно /л. 152 об./ сообщить и ехать с ним полковником для того дела в Хиву и в Бухары, понеже ему полковнику помянутых ханов в подданство ея императорского величества принять велено и во всем ему полковнику чинить всякое споможение. А я нижайший, будучи в касацкой орде о нежелании бухарского и хивинского ханов к ея императорского величеству в подданство уведомился подлинно, понеже от Абулхаир хана декабря 19 числа прошлого 1731 году послан был сын ево Нурали салтан к хивинскому хану и всей хивинской Речи Посполитой, чтоб и они были в подданстве империи росийской, а возвратился Нуралы салтан в касацкую орду марта 2 дня сего 1732 г. от хивинской Речи Посполитой /л. 153/ с великим недовольством и озлоблением за то, что он Абулхаир хан с своею ордою пошел в подданство росийское, токмо он Абулхаир хан за ту обиду сына своего объявил с хивинцами войну и послал сына [206] своего Нуралы салтана, сообщась с оральским ханом, Хиву воевать. А марта 28 дня сего 1732 году уведомился я чрез Абагай салтана, что господин полковник Гарбер, не доезжая Хивы, кайсаками ограблен таким образом: понеже он Абагай салтан ездил с Батырь салтаном в трухменскую землю воевать трухменцов, а войска при нем Батырь салтана было 1750 человек и, едучи в Трухмен, от него Батырь салтана отстал один из противной партии /л. 153 об./ старшина Бахтыбай и с ним касаков 150 человек, которые поехали к Вольским, калмыком, чтоб отогнать лошадей, а Батырь салтан, ведая, что калмыки в подданстве ее императорского величества, отправил от себя со известием двух человек х калмыцким владельцам, чтоб от оного Бахтыбая были опасны. И наехал оной вор Бахтыбай на господина полковника Гарбера и осадил ево на степи в безводном месте и сидел де он господин Гарбер от него в осаде 12 дней; а Батырь салтан как возвратился назад уведомились при нем войско касацкое, что оной вор осадил полковника Гарбера, поехали х оному вору в помочь, а он салтан от такого их намерения унять не мог, понеже они /л. 154/ касаки люди вольныя и ханов мало слушают. И как приехали ко оному Бахтыбаю и вознамерились, соединясь с ним Бахтыбаем, его Гарбера розбить и пожитки разграбить, а самих в полон побрать; токмо он Батырь салтан да один доброжелательной старшина Тягриберди их кайсаков до того не допустили и уговорили их, чтоб они кайсаки взяли у него Гарбера пожитку половину и на том помирились, и дал до им кайсакам Гарбер 250 верблюдов с товарами, а 250 верблюдов о товарами взял себе. И как он Батырь салтан приехал в касацкую орду уведомился Абулхаир хан и все знатная старшина, что касаки такую пакость учинили /л. 154 об./, жестоко на него Батыря салтана осердились, токмо он Батырь салтан от того со свидетельством оправился, якобы он тому не виноват, и о том доброжелательный старшина зело имели сомнение, что плуты чинят такия пакости, а ее императорское величество на них де на всех гнев держать будет, токмо я доброжелательных старшин обнадеживал тако: понеже указом ея императорского величества за дела плутов добрыя люди наказаны не бывают, ибо всяк по своим делам ответствует, и на то все доброжелательный старшина обратились и наивящее себя в верности утвердили, а Батырь салтан многократно просил меня со слезами, чтоб я отписал об нем в государственную колегию иностранных дел /л. 155/ ево оправдать, понеже хотя зделали такую пакость касаки, а злое олово осталось на него; тако ж де Букембай Батырь советовал мне, чтоб я в собрании не прилежно оной табор претендовал, понеже де противныя касаки еще не вовсе в подданстве росийском утвердились, а как де утвердятся, то де и после можно на них взыскать. Да в феврале месяце сего году касаки поехали х калмыкам Вольским, чтоб отогнать лошадей, а Букенбай Батырь, показуя верность к ея императорскому величеству, послал от себя х калмыцкому владельцу Доржи Назарову со известием 7 человек, чтоб они от касаков были опасны, которых, на дороге поймали яицкие казаки, а он Букенбай Батырь о измене к ея императорскому величеству калмыцкого владельца Доржи Назарова с сыном тогда не знал и просил меня он Букембай Батырь, чтоб я отписал в коллегию иностранных дел, дабы оныя касаки 7 человек за ево верныя к ея императорскому величеству службы были освобождены и присланы б были для отдачи в город Уфу. Да прошедшаго майя в 11 день в касацкую орду к Абулхаир хану приехали от калмыцких владельцев от Доржи Назарова и от сына ево Лобжи два человека калмык с письмами называемые Берген Хашка, Даменко, который присланы от них владельцов в касацкую орду нарочно возмушать [207] Абулхаир хана и Букембай Батыря, Есеть Батыря и всю касацкую орду, чтоб они не шли в подданство росийское и дали б кайсацкого войска, соединясь с калмыками /л. 156/ Доржи Назарова, воевать россиския городы и сына Аюкай хана Черендундука, а наибольше возмущали итти воевать росийския городы, понеже росийской народ — люд не воинской, яко сорты, сиречь посацкия или пахотный мужики, а Доржи Назарова сын Лобжа почитает росийских людей вместо мышей и может де он Лобжа руских людей отдать, взяв за уши. Тако ж де оныя Доржи Назарова с сыном присланныя калмыки тяжко поносили высокую и дражайшую персону ея им-го в-ва всемилостивейшей государыни императрицы везде в публичных местах и объявили оныя калмыки кайсакам, что Доржи Назарова сын Лобжо столько побил росийского войска, что их калмыки ездили не на земле, но по телам росийского войска и объявили оныя посланцы Абулхаир хану /л. 156 об./, что владелец их Лобжа желает отдать дочь свою за сына Абулхаир хана и дает де приданова... и всякого скота довольное число; також де обещает Букембаю Батырю и Есеть Батырю по 200 лошадей и по 100 верблюдов. И потом я стал в разсуждение говорить Абулхаир хану и Букембаю и Есеть Батырям, чтоб они к ея им-у в-ву всемилостивейшей государыни императрицы всеросийской многие свои верный в привождению касацкого народа в подданство росийское труды не теряли и на слова неосновательныя и возмутительны я калмыцких посланцов не смотрели и плутовским бы обманом не верили и не отложились бы они от росийской империи и стояли б по присяге своей крепко и постоянно, понеже /л. 157/ росийская империя в свете славное государство яко не поколебимой столп, и когда касацкой народ усидит на себя от неприятелей нападения, то может вся орда касацкая спастися высокою протекциею росийской империи и жить будет спокоем, а оныя плуты и изменники Доржа Назарова с сыном Лобжою. яко ветры, не токмо, чтоб другому народу помогать могли, и себе основания не имеют и преж сего они охранены от неприятеля бывали высокою протекциею ея им-го в-а и потому можно знать, что он Доржа токмо с сыном плутуют, а главной их калмыцкой Аюки хана сын Черендундук стоит и ныне ея императорскому величеству во всякой верности, а он изменник Доржа с сыном своим Лобжою будут за их противныя поступки указом ея императорского величества наказаны, а присланныя /л. 157 об./ калмыки за продерзостныя слова будут повешены. И на то Абулхаир хан и Букенбай и Есеит Батыри сказали, что они сами знают, что калмыцкая орда — ветр, а российская империя — не поколебимой столп и от российской империи до смерти своей руки своей не отымать и до капли своей крови ея им-у в-ву по присяжной своей должности служить верно будут. И при отпуске оным калмыцким посланцом объявил Абулхаир хан тако, что он Абулхаир хан со владельцом их Доржою Назаровым и с сыном ево Лобжою единомышленно российских городов воевать не будет и своего киргис-касацкого войска к ним не пошлет и дочь владельца Лобжи за сына своего не возьмет /л. 158/ и на великие приданыя не соблазнится для того, что он владелец Лобжа стал быть ея им-у в-ву противен, и присягу свою не нарушит и тем изменническое имя себе ие примет; и Букембай Батырь к нему владельцу Дорже Назарову по письму ево не поехал. И ежели за такия их противности повелено будет указом ея им-го в-ва владельца Доржу Назарова и сына ево Лобжу разорять, то он Абулхаир хан пойдет со всем своим касацким войском разорять оных владедьцов со всяким своим усердием, а числом кайсаков в Средней и в Малой орде имеется 80 000 кибиток. И в приезд оных калмыцких посланцов столько трудился Абулхаир хан и Букембай и Есеит [208]

Батыри, чтоб, смотря /л. 158 об./ на слова калмыцких посланцов, касацкая орда не возмутилася, хотя б всякое российское подданное, ис своей должности возымел такия труды, понеже уже многия касацкая старшина на возмутительныя слова калмыцких посланцов обратилии было, однако, слава богу, трудами Абулхаир хана и Букембай Батыря вся орда утишилася и до такой злой причины не допустили и оных калмыцких посланцов хотели самих послать к ея им-у в-ву, токмо того им зделать было нельзя, понеже калмыцкия владельцы удержали у себя касаков из старшин 5 человек, пока их посланцы возвратятся, да я в Среднюю орду отправлены от него ж владельца Доржи Назарова с сыном /л. 159/ два ж человека калмык для возмущения ж ц просить войска воевать российских городов и отговаривать, чтоб Средняя орда не шла в подданство российской империи. Токмо минувшего майя в 21 день приехал ко мне из Средней орды знатной старшина Чак Чак Букембай Батырь, и он Букембай Батырь, как уведомился чрез меня, что калмыцкие посланцы поехали для возмущения в Среднюю орду, и отправил от себя наскоро в Среднюю орду к знатным старшинам, чтоб они на возмущение калмыцких посланцов не смотрили и соблазним бы словам их не верили, и надеется он Чак Чак Букембай Батырь, что в Средней орде старшина их возмутительные калмыцкия /л. 159 об./ слова не примут и Российской империи злое мыслить не будут. А для моей комисии Средняя и Малая орда собрание в майе месяце отложили до июля месяца для того, что не приехали их посланцы из Москвы, а письма калмыцкого владельца Доржи Назарова и Лобжина Абулхаир хан посылает чрез своего посланного при листе своем. Покорно прошу оного посланного от Абулхаир хана милостиво приказать наградить, понеже то будет Абулхаир хану и всем доброжелательным старшинам приятно и наивящее будут к ея им-у в-ву служить верно.

Ис касацкой орды, от реки Иргин, июня 20 1732 году о сем доносит

переводчик Маметь Тефкелев.

Из краткого описания о положении и состоянии киргиз-кайсацкого народа.

(ГАФКЭ, МИД, «Киргиз-кайсацкие дела», 1793 г., лл. 32-68 об. Заголовок подлинника. Документ даты не имеет, на основании разных мест текста должен быть отнесен к 1796 г.)

/л. 32/ Первее всего надлежало бы здесь показать о начале и происхождении киргиз-кайсаков, следовательно, и о первобытном их состоянии, так и о том, с которого времяни зделались они известны россиянам, но сего по делам, у генерала-прокурора производимым, а частию и по другим сведениям, из которых сие описание извлечено, не видно, ибо до 1782 года все дела, до сего народа относящиеся, ведомы и производимы были в коллегии иностранных дел, где между другими обстоятельствами есть, может быть, в оной и о сем достоверное сведение; в том же 1782 году по случаю выбора в Средней киргиз-кайсацкой орде ханом султана Вали и посылки от него ко двору ея и. в. нарочных с прошением высочайшего утверждения его в том достоинстве, его сиятельство г. действительный тайный советник граф Александр Андреевичь Безбородка сообщил /л. 32 об./ покойному действительному тайному советнику князю Александру Алексеевичу Вяземскому в письме от 3 генваря того года, что ея и. в. по прочтении о том репорта в коллегию иностранных дел от правившаго тогда должность генерала-губернатора иркутского и колыванского генерала-порутчика Якоби [209] отозватся изволила, что орда сия в числе подданных ея величества состоит, то и не свойственно департаменту, постановленному для отправления внешних дел, вступать в распоряжения, кои не инако, как внутренними почестся долженствуют. Известно, что прежде зависели от коллегии иностранных дел многие подданные народы и провинции, но ея и. в., находя сие вовсе несходствующим с образом управления, оные из той зависимости изъять и губернаторам и протчим военным и гражданским начальникам подчинить соизволила; /л. 33/ следуя тому, повелевает ея величество и о сих от подданной ей Средней киргизской орды присылаемых нарочных; 1) чтоб их не именовать, как прежде бывало, посланниками, но депутатами; 2) чтоб от правящего должность генерал-губернатора препровождены они были к генералу-прокурору так точно, как и все ко престолу монаршему от губерний присылаемые депутаты препровождаются; 3) чтоб генерал-прокурор, приняв их прозьбы и желания, представил их ея величеству обыкновенным порядком и о доставлении им в прошениях их монаршей резолюции имел старание; 4) чтоб в разсуждении найма квартир таковым от орд присылаемым депутатам, содержания их, подарков при приезде и отпуске — поступлено было по прежним примерам, получая о том сведение от коллегии иностранных дел; 5) чтоб коллегия сия по требованиям генерала-прокурора не только таковое сведение /л. 33 об./ доставляла, но чтоб по надобности на то время в переводчиках, толмачах и других людях подавала всякое пособие; 6) но что принадлежит до донесений ей о сих народах по политической части и по соседству и связи их с прочими пограничными империи всеросийской, в том поступать по прежнему. На каковом основании с того 1782 года поныне и поступается. И так обо всех особливого примечания достойных о киргиз-кайсаках обстоятельствах н произшествиях, какия с вышеупомянутого 1782 года поныне у генерала-прокурора известны, и какия высочайшия повелении последовали, изъясняется в нижеследующем с показанием во-первых разделения сего народа, границ, числа их, нрава и законов яко то (В протчем видеть можно многия любопытныя о киргиз-кайсаках обстоятельства и сведения из истории и топографии Оренбургской в ежемесячных сочинениях при здешней Академия Наук первой в 1759, а другой в 1762 годах напечатанных. (Прим. подлинника.)

Здесь имеется ввиду «История Оренбургская», составленная — П. И. Рычковым, который с 1734 по 1777 г. заведывал перепиской главных начальников Оренбургского края):

1

/л. 34/ Весь народ киргизской разделяется на три орды: на Большую, Среднюю и Меньшую, из коих последния две состоят в подданстве ея им-го в-ва, а именно Средняя пришла в подданство, как из Оренбургской истории видно, в 1740 и 1742 годах, а Меньшая — в 1730 и 1738 годах; каждая же орда разделяется на особливые роды, а некоторые из оных на разныя колена; каким же случаем и почему сии орды на три части под вышесказанными имянованиями разделены, по делам неизвестно, так как и в упомянутой истории сказано, что сведения об юном не получено.

2.

Из: сих орд граничат Меньшая к Оренбургской линии, и киргизцы сей орды кочуют на двух речках, имянуемых одним имянем Бурсуки, на вершинах Орь реки и по рекам Илеку, Эмбе и в оную впадающим. /л. 34 об./ Также и ниже Уральского городка на речках, [210] впадающих в реку Урал, до Гурьева городка и до Каспийского моря. Средняя орда, прилегая к Сибирским линиям, кочует но рекам Тоболу, Ишиму, на вершине реки Иртыша и при урочище называемом Кук-Тау. Большая же Орда в которых точно местах кочует, по делам у генерала прокурора сведения нет, а из вышеупомянутой Оренбургской истории видно, что смежна она с зюнгорцами позади Ташкента и Туркестана.

3.

Касательно числа народа, состоящаго в обеих вышеозначенных. Меньшой и Средней ордах, то в 1783 году г. генерал-порутчик Апухтин (Оной находился тогда в должности генерала-губернатора Уфимского. (Прим. подлинника)) писал, что о сем хотя подлинного сведения и нет, однако ж достоверно полагать можно, что ежели бы повиновались они начальствующим и имели бы между собою связь /л. 35/, то могло бы их собраться годных к вооружению тысячь до ста, но как они род против рода имеют всегда между усобную ненависть, то и не могут никогда составить из себя общества в великом числе (Из Оренбургской же истории в 1762 году, как выше значит, напечатанной видно, что о числе людей в двух подданных ордах хотя точного известия и нет, но то не сумнительно, что от 40 000 до 50 000 к воинскому делу способных людей легко может собраться, почему, ежели сие и г-на Апухтина показание достоверно, можно судить, коликое приращение в том народу в течении 20 лет последовало, а Большая орда людством против других орд гораздо менее и убожее. (Прим. подлинника.)).

5.

/л. 35 об./ Закону все они хотя магометанского, но менее всех правила его содержат по весьма малому об этом сведению, ибо из числа грамотных людей никого почти нет, для чего и имамов, или попов собственных своих они не имеют, а посылают к ним по большой часта как для отправления по их закону службы, так и писарской должности оренбургския и уральския, грамоте умеющие, татара, а равно и из других мест ими призываются, из коих первым и жалованье производиться от Оренбургской пограничной экспедиции, ибо грамоте знающих людей из их народа прежде у них не было, да и ныне нет, кроме нескольких султанов, имевших случай обучиться у вышесказанных татар.

6.

Живут они все скотоводством, а многие из них и ловлею зверей промышляют, в чем их и главное богатство и торг состоит, хлебопашества же никакого не имеют и ни к каким учениям и художествам не прилежат.

7.

/л. 36/ Народ киргизской упомянутых двух Меньшой и Средней орд управляется ханами, султанами, биями и старшинами; закона однако же политического или гражданского на письме никакого они не имеют, да и иметь за неумением, как выше значит, грамоте нужды не находят, и для того писменно никогда не судятся, но на еловая по образу третейского суда, и то естьли обе стороны похотят сами; [211] в противном же случае никто и ниже сам хал не может к суду принудить; а дабы обидчика заставить самаго искать суда, то весь род обиженного делает над улусами его репресаль и забирает от него скота такое количество, что б могло его самого принудить искать суда. И так выбирают уже третьих, которыя судят их по натуральным правам, обвиняя почти всегда начальника ссоры. Хотя же на суд сей и никакой нет /л. 36 об./ аппеляции, но обвиненной редко повинуется судейскому приговору, а получает обиженной удовольствие захватом же скота, в каковом случае и другая делают иногда оправданному помощь; но по большой части, естьли обвиняемой сильного рода, то оправданной остается всегда без удовольствия. Во отвращение каковых бездорядков, по бездримерному ея им-го в-ва милосердию и о сем народе, учрежден в Оренбурге для разбирательства дел киргиз-кайсаков Меньшой орды пограничной суд, и в самой той орде несколько расправ, так как об оном подробнее ниже сего в своем месте объяснено будет.

3.

Ханы выбираются самим народом на основании высочайших ея им-го в-ва повелений, главным пограничным начальником даваемых, и обвестительных к народу грамот, утверждаются же /л. 37/ они торжественным образом высочайшими ея им-го в-ва за государственною печатью грамотами в присудствии тех же начальников по особливым обрядам. О каковом утверждении и народ извещается особливыми также грамотами, от имяни ея им-го в-ва из Сената посылаемыми, за государственною же печатью. При сем случае возлагаются на ханов знаки ханского достоинства, отсюда посылаемыя, яко то: соболья шуба с шапкою и сабля с следующею на ней насечкою золотыми литерами на одной стороне на российском, а на другой на татарском языке: «божиею милостию Екатерина вторая, императрица и самодержица всероссийская, жалует сею саблею подданного своего (такого-то) хана киргиз-кайсацкой (такой-то) орды при утверждении его в сие достоинство (месяц) « » дня « » года». В 1793 году при случае утверждения бывшего /л. 37 об./ пред сим в Меньшой орде хана Эрали установлены уже в правительствующем сенате формуляры обрядов избрания и утверждения ханов киргиз-кайсацких и на будущее время, кои и прилагаются здесь в копиях под буквами А и Б. (Приложения, о которых упоминается здесь и ниже, нами не воспроизводятся) — Ныне в сих ордах ханами состоят: в Средней — Вали, а в Меньшой — старшей сын умершаго хана Нурали подполковник от армии ея им-го в-ва султан Ишим, которой избран ханом в прошедшем только 17 95 году по смерти Эрали, и высочайше повелено в оном достоинстве его Ишима утвердить, по каковым же вследствие сего формулярам заготовляются в правительствующем сенате для отправления к тамошнему пограничному начальнику обвестительная грамота для народа и патент для хана так, как и присяга, и с их формуляров прилагаются при сем копии под буквами В, Г и Д.

/л. 38/. В обеих ордах городов нет, а кочуют киргизцы по степям улусами в так называемых ими кибитках, переходя с места на место, где удобнее скот свой продовольствовать они могут. И хотя в [212] разсуждении Меньшой орды, по представлениям г. генерала-аншефа барона Игельстрома, в данном ему высочайшем ея им-го в-ва от 3 июня 1786 года [указе], между протчим, сказано в 4 пункте: «разделение степи для киргизцов сперва на три части и построение там городов, тако ж, где прилично для главных их родов, мечетей, школ и гостинных дворов весьма нужны и полезны и, чем скорее вы к сему приступите, тем более нам приятно будет», в 13: «заводимые в степи города надлежит стараться прежде всего обрыть рвом и укрепить валом, дабы и работы в них успешнее производимы и оборона на случай воровских покушений /л. 38 об./ удобнее найдена быть могла, но при всем сем наблюдать крайнюю осторожность, чтоб толь диких народов не потревожить и не отвратить, а потому и во внушениях им о пользе и надобности сих городов и о нужде вперед для охранения их далее построить города или укрепления поступать с осмотрительностью, что вам, по пребыванию вашему на месте, гораздо способнее предвидеть, и так в том изворотиться, как лучше для службы нашей и спокойствия края вам вверенного сходне». Но было ли относительно сих городов, мечетей и школ какое от него Игельстрома или после от губернатора уфимского распоряжение, по делам у генерала-прокурора о сем ничего не видно; сколько же известно от приезжающих сюда из тамошняго края, то внутри обеих Средней и Меньшой орд городов, как выше сказано, еще нет, а равным образом и школ. — На основании же особливого высочайшего ея им-го в-ва указа, данного покойному г. действительному /л. 39/ тайному советнику князю Александру Алексеевичу Вяземскому от 8 июля 1782 года, построены одни мечети по соглашению правящих должность генералов-губернаторов тамошних н командовавшего на Сибирских линиях, первая при Оренбурге, как по причине близости кочевья бывшаго тогда в Меньшей орде хана Нурали, так и в разсуждении приезжающих туда ежегодно киргизцов и других азиатских народов для мены товаров, вторая — при Верхне-Уральске по случаю расположения противу Верхнеуральской дистанции всех знатных старшин, а третья и четвертая — на Сибирских линиях, при Троицкой и Петропавловской крепостях в разсуждении продолжаемой в них торговли для лучшего по сему поводу приохочения к безпрерывному всех азиатцов приезду, а не менее и в разсуждении близости тогдашняго пребывания Средней орды хана. На построение сих мечетей ассигновано было 20 000 руб. в течение четырех лет и вследствие высочайших ея в-ва повелений, в письмах к тем гг. начальникам губерний от генерала-прокурора объявленных, таковое построение их назначено было учинить не внутри упомянутых крепостей, а вне селений сколько можно ближе к самой границе для того, дабы тем более подать удобности тамошним иноверцам к отправлению по их закону службы.

10.

Относительно произшествии от киргиз-кайсак, то Меньшая орда, как писал сюда в 1783 году генерал-порутчик Апухтин, с самого вступления ее в подданство ея им-го в-ва всегда обращались в продерзостях отгоном скота, грабежем людей попавшихся иногда между фарпостами в малом числе или объездов, а что всего сожалительнее, — увозом подданных. ея им-го в-ва, которых продают киргизцы в азиатские великой Татарии области за немалую цену, где они употребляются на тягчайшие, а не соответствующая силам человеческим работы, с тиранским принуждением, побоями, без одежды, с малою, но при том негодною к употреблению /л. 40/ пищею, которых по объявлениям [213] выкупаемых по высочайшему милосердию ея в-ва от тиранских рук пленников в Хиве только и Бухарин около 10 000 душ в тогдашнее время в мучительной неволе находилось, исключая женского пола, коих по большей части киргизцы оставляют у себя в орде и по той причине, что платят они за национальных своих жен великой калым, или вывод, а сии достаются им безденежно, и которых во всех киргизских улусах немалое количество находится; так великое число сих нещастных, не могло бы быть от частного воровского киргизцами похищения, но увеличилось оное во время бывшаго в тамошнем краю замешательства, когда уральские казаки оставили во многих местах линию без стражи, а киргизцы во многом числе, прорвавшись и около Самары реки, сверх захвата людей на полях, несколько целых селениев раззорили и всех людей, кроме спасшихся бегством, забрали и увезли.

Притчина сему — образ /л. 40 об./ беспорядочного правления начальствовавших тогда над ними, ибо они ни халу, ни султанам, у которых роды их под начальством, не только ни малого повиновения не оказывали, но иногда и у самого хана лошадей и скот отгоняли. Но всему однако ж их своевольству большею притчиною состояли сам хан и султаны, который, имея тот же корыстолюбивый нрав, никакого правосудия в подчиненном им народе не сохраняли, но все их правление основано было на мздоимстве и корыстолюбии, для чего подчиненных им киргизцов не только не удерживали от воровства и их за то не наказывали, но для получения себе добычи я попущали еще их на злодейство, а в случае здешнего требования об отдаче похищенного и наказания воров, о которых правительству известно было, не только похищенного не возвращали и не наказывали похитителей, но еще и защищали их, обращая вину на те роды, которыя им противны, а хотя они и давали некогда знать о воровских предприятиях киргизцов /л. 41/, но о тех только, от которых не думали иметь себе корысти или по неподчинению им, или о тех, кои по силе своего рода и сами их презирали; равно же и захваченных людей, как сам хан, так и султаны хотя иногда и выдавали, но не прежде, как по захвате из похитительских родов знатного людей количества, так как и в высочайшем ея им-го в-ва указе от 3 июля 1783 года, ему генералу- порутчику Апухтину данном, между протчим предписано, что ежели бы ханы или султаны, получа извещение от него или от оренбургского обер-коменданта, отклоняли или упорствовали доставить удовлетворение потерпевшим, в таком случае можно прибегнуть к репресалии над киргизцами. При всем том выдачу наших пленных производили они с таким безстыдным договором, чтоб всех захваченных киргизцов освободить, а они вместо того торгуются выдать /л. 41 об./ двух, трех или четырех человек, смотря по числу от них захваченных из похищенных киргизцами здешних людей, как бы они им-то уже неоспоримо и неотъемлемо принадлежали.

Сверх того, нередко грабили киргизцы и купеческие караваны, проходящие чрез степь как сюда из азиатских соседственных с ними областей, яко то; Хивы, Бухарин и Ташкента, — так и со здешней стороны в сии области, и удовлетворение со стороны киргизцов, потерпевших (Так в подлиннике) сей грабеж, можно сказать никогда почти в полной мере не выполнялось, а по таковым обстоятельствам такой по высочайшей воле ея им-го в-ва учинен был в 1784 году от покойного князя Александра Алексеевича Вяземского к хану Нурали отзыв, с оного прилагается при сем /л. 42/ копия под буквою Е. Прежде до 1770 года браны [214] были из орды на здешнюю сторону аманаты из детей ханских, но с того времяни как тот же генерал-порутчик Апухтин в 1783 году донес ея им-у в-ву, [что] их уже не находится но той причине, что прежде того двое, в том числе последний в 1769 году, от оспы померли, и хан, коим был тогда Нурали, с того времяни от дачи детей своих в аманаты уклонялся, да и тогда, когда они там содержаны были, никакой пользы от них не происходило /л. 42 об./ по неповиновению к нему киргизцов. И как неудовольствие и жалобы на сего хана возрастали от большой части старшин и народа, ему подвластного, которые, отложась от него, желали низложить его, и на место его возвесть другого, то во время начальствования в тамошнем краю генерала-аншефа барона Игельстрома, яко-то в 1735 году, доведены они были распоряжениями его г. Игельстрома до того, что тогда за рекою Уралом при речке Джанбычки состоялось под руководством старшины Сырым Батыря, начальствовавшаго до того в течение /л. 43/ трех лет во всех хищничествах, всеобщее собрание народа, в котором старшины и народ дали клятвенное обещание над алкораном быть вечно верными, добрыми и послушными подданными ея им-го в-ва и более никаких своевольств и вредностей другим подданным не чинить; в прежних же своих продерзостях всемилостивейше от имяни ея им-го в-ва, они прощены. А хан Нурали, вследствие высочайшего ея им-го в-ва указа от 27 ноября 1785 года, вызван был в 1786 году в Уфу, где под предлогом собственной его безопасности от киргизцов и был удерживан до самой его кончины, которая последовала в 1790 году. — Между же тем в 1785 году народ, разделясь на три части или главные роды, имянующияся Каракисяцкой, Байулинской /л. 43 об./ и Семиродской, избрали для управления себя трех сильных по достоинствам старшин, а начальным во всех по орде обстоятельствах советником — упомянутого старшину Сырыма, которой награжден потом был разными вещами и тарханским достоинством (В чем имянно сие достоинство заключается, о сем прилагается здесь особливая выписка под буквою Ж. (Прим. подлинника.)) так как и многие другие из знатнейших султанов и старшин получили разныя от ея им-го в-ва награждения. По убеждениям сих старшин и парода со стороны правившего должность генерала-губернатора, на основании высочайших рескриптов, данных генералу-порутчику Апухтину от 2 майя 1784 и барону Игельстрому от 3 июня 1786 года, так как выше в статье упомянуто, для большаго приведения киргизсцов Меньшой орды в спокойствие, учреждены к разбирательству одних судных гражданских и уголовных дел, с киргизцами случающихся, в Оренбурге пограничной суд, в коем заседают члены, избираемыя из киргизцов и российских чиновников, также мещан башкирцов и мещеряков, а в самой орде в главных их родах — расправы. При главном же в Уфе /л. 44/ начальнике положено быть в виде депутатов от каждого рода по одному старшине, кои переменяются чрез каждый три года, и всем заседающим от стороны киргис-кайсак в суде и в расправах так, как и старшинам, при генерале-губернаторе находящимся, производится положенное жалованье (Что имянно в разсуждении пограничного суда, расправ, также и депутатов при главном начальнике в упомянутых рескриптах предписано, о сем прилагается здесь выписка под буквою 3. (Прим. подлинника.)). За всем тем по смерти хана Нурали, когда благоугодно было ея им-у в-ву предписать бывшему губернатору уфимскому генералу-порутчику Пеутлингу высочайшим указом от 29 генваря 1791 года, дабы для сохранения в орде киргизской устройства и порядка избран был там ханом, на место его, Нурали другой, к чему назначен был султан Эрали, старшей брат умершаго хана, которой действительно был избран [215] и утвержден с придачею к нему для /л. 44 об./ совета двух султанов и шести человек старшин, самими киргизсцами избранных, коим и жалованье определено, — тогда поступки вышеозначенного старшины Сырыма начали подавать сумнения в его усердии и верности, ибо при сказанном выборе ханом султана Эрали, которой также в 1794 году умер, он Сырым с сообщниками своими уклонился от собрания киргизсцов, для того выбора бывшаго, сколько к тому приглашаем ни был, а потом пустился и на дерзости против границ наших и против повинующихся хану так, что в течение 1792, 1793 и 1794 годов, сколько по доставленным от губернатора сведениям видно, захвачено было киргизцами из-под разных крепостей российских подданных 116 человек и немалое количество лошадей и рогатого скота отогнано. — И хотя в 1792 году бывшей /л. 45./ губернатор уфимской генерал-порутчик Пеутлинг, по прозбе Эрали, предпринимал учинить незапныя походы на зимния тех злодеев кочевья отрядами регулярных и нерегулярных войск, однако ж но высочайшей воле ея величества генерал-прокурор сообщил ему от 2 декабря 1792 года, что всемилостивейшей государыне угодно, дабы таковую предпринятую посылку войск он остановил, а чтобы тот дерзостной киргизец Сырым не мог ничего вредного зделать по границе, то взял бы надлежащую предосторожность и изыскал другие к пересечению вредных его поведений способы. После того по прошению начальников Меньшой киргис-кайсацкой орды, противную в орде партию составляющих, в том числе и вышеозначенного Сырыма, доставленному в 1793 году к его светлости г. генералу-фельдцейхмейстеру и кавалеру князю Платону Александровичу Зубову, посылан был в орду, вследствие высочайшего ея им-го в-ва соизволения, находящийся здесь родственник их секунд-майор султан Ширгази; однако же и сия посылка спокойствия и согласия в орде водворить не могла, ибо как со стороны противной хану партии многие открыты неудовольствии на хана и приверженных к нему, равно как и на здешнее пограничное начальство, так, напротив того, от хана и протчих придерживающихся ему и усердствующих к стороне здешней принесены жалобы на султана Ширгази и на упомянутых противников в разных учиненных от них несправедливых и не пристойных по орде разглашениях, о чем губернатор уфимской писал сюда обстоятельно, /л. 46/ Наконец по определению в 1794 году в должность генерала- губернатора уфимского г. генерала-порутчика Вязмитинова, когда по воле ея им-го в-ва сообщено ему было от генерала-прокурора при письме от 30 декабря того года обо всех по Меньшой орде обстоятельствах «ведение с тем, чтобы он вошел в подробное разсмотрение, из какого числа и каких людей состоит в Меньшой орде развратная партия киргизцов, имеют ли какое основание приносимые от некоторых из них жалобы и прозбы и нет ли возможности обратить их добрым образом на путь истинный, представил он ея им-у в-ву от 3 апреля 1795 года, что вся Меньшая орда разделяется на две главный партии, первая из них придерживается Ишима (Оной есть султан, сын умершаго хана Нурали, которой, как выше значит, избран уже ныне ханом (Прим. подлинника)) и кочует ближе к границам нашим; вторая /л. 46 об./ недовольная пограничным здешним начальством и удаляющаяся в степь, в которой пребывают султаны Абулгазид и Буркан братья Ширгазиевы и дети Каип хана, бывшаго в сем достоинстве в Бухарин, да Нуралиев сын Исенгалы, но руководствует оною Сырым, и сия последняя не столь многочисленна как. Ишимова. — Некоторый из жалоб киргизских хотя и не без основания, но повод к иным из тех случаев, при которых возчувствовали они [216] оскорбление, подал ими же самими; по делам же видно, что пограничное начальство старалось о доставлении им удовлетворения, а в полной ли мере они его получили, того — по несовершенной удостоверенности в справедливости их претензии, утвердительно сказать нельзя, а не мало прошедшее время подвергает многим неудобствам возобновление о там изследований, хотя и можно заключить, что поступки уральских /л. 47/ казаков недовольно обнаружены и воздержаны. — Под безпрестанным о сих жалобах напоминанием чуть ли не сокрывается Сырымово намерение подстрекать приверженцов своих к неудовольствию к российской стороне и, делаясь за них ходатаем, держать их в некоторой зависимости. К сему немалым поводом быть может лотерейное им со здешней стороны уважение и изключение его в 1793 году из числа главных старшин. Между тем все требовании нашей управы над злодеями остаются без выполнения, и нет в орде ни повиновения к своим начальникам, ни твердости и усердия сих последних к возстанавлению оного. Впоследствие же предрасположения его г. Вязмитинова к обращению ординцов благим образом на путь истинный, о котором в том представлении изъяснено, как сие известно из вышеупомянутого письма его к генералу-прокурору от 3 апреля, /л. 47 об./ получа он в разрешение высочайший ея в-ва указ от 30 июня прошедшего 1795 года, учинил при бывшем выборе хана Меньшой орды такие распоряжения, что сей выбор пал на одобряемого им и бывшим губернатором Пеутлингом упомянутого султана Ишима, которого, как от г. Пеутлинга прежде донесено было, и самые противники желали, доведя пред тем враждующих между собою султанов и старшин до того, что и кочующия в самых отдаленных в степи местах приверженцы Сырымовы, и он сам находились не в весьма большом разстоянии от кочевья Ишима, делая между собою пересылки, как и где им видеться; при чем, как донесено от него г. Вязмитинова ея им-у в-ву от 9 октября прошлого 1795 года, воспользуясь он случаем собрания всего, что есть в орде лучшаго и знаменитого, убедил их, что они клятвенно обещались употреблять неусыпные старания об отыскании и /л. 48./ возвращении похищенных россиан, коих, по прежнему его уведомлению, считалось невиданных с 1782 года 505 человек, также и других от здешней стороны претензий, помышляющих же на дерзости и злодеяния от того воздерживать и не допускать. А между тем хан, испрося к себе, претерпевших ощутительные потери разграблением товаров, при бытности еще с ними посланного от него г. Вязмитинова, старался о удовлетворении их исков, из коих одни совсем удовольствованы, а о других учинены сходные с желаниями претендующих мероположении. — При отпуске ж собрания разъехаться по своим местам видел уже он собрание сие в примирении между собою, и род Алимулинской, в котором всегда держались враждующия противу нынешнего хана, оказывающим свою к нему приверженность так, что достижение водвориться /л. 48 об./ в Меньшой орде тишине и спокойствию кажется быть благонадежным; но при письме к генералу-прокурору от 10 генваря сего года сообщил г. Вязмитинов копию со всеподданнейшего к ея в-ву донесения, в котором между протчим изъяснено, что от 29 сентября прошлого 1795 года имел он щастие всеподданнейше доносить, что известный Сырым оставался еще без раскаяния, и что впредь следующее время не упустит он из виду его начинаний, пребудет ли еще сей киргизец в закоснелости, или, видя себя оставленного от всех почти своих и важнейших приверженцов, прибегает к раскаянию, а потому и употреблял он прилежныя способы, чтобы вызвать его в Оренбург, от чего однакож он Сырым под [217] разными видами уклоняется, опасаясь, может быть, чтоб там задержан не был.

Когда, после выбора нового хана, кочуя он с небольшим числом кибиток не в дальности /л. 49/ от линии, подвинулся аулами своими в степь, то поручено от него г. Вязмитинова надежным людям вести под рукою примечание, около которых мест сей киргизец возимеет на зимнее время свое пребывание, с каким количеством людей и не будет ли учреждать поведение свое в добром порядке, или же по прежнему обращаться в противных замыслах. Вследствие чего и получил уведомление, что Сырым имел расположение между реками Эмбою и Сыр-Дарьею близь отрога Аральского моря, с некоторым небольшим числом людей, замыслы оставались еще в неизвестности. Между тем получено и собственно от него Сырыма к нему г. Вязмитинову представление, подписанное купно с ним десятью его сообщниками, которые, устремляя мету свою на подарки, яко бы для них там полученный, и наполняя оное лживыми соплетениями, просят о выдаче жалованья ему Сырыму, — коего хранится при экспедиции пограничных, дел удержанного у него за нерачительное исправление им должности /л. 49 об./ своей, и за другая непристойныя поступки по день выключки его из старшинского звания четыреста рублей, — также о исходатайствовании оного вновь султану Исянгалию, Чункай бию, во уважение доброго их яко бы управления подчиненными им киргизцами, и о выдаче жалованья ж Сигизбай бия с товарищи всего трех человек наследникам их, у которых также удержано оное за попущение ими подчиненных своих на похищение российских людей и на грабеж: имущества их. А как вслед за сим Меньшой орды хан известил г. Вязмитинова, будто Сырым обще с известным злодеем Табынцем Дасыбараком, пригласив к себе /л. 50/ из воров человек до 200, умышляют учинить нападение на калмык, переведенных из-за Волги к Индерским горам, то дондеже удостоверено будет о подлинности Сырымова поступка, удерживается он г. Вязмитинов некоторым удовлетворением его прозьбы и самым учинением ему отписания, а между тем к отвращению удачи злоумышляющих приняты надлежащия меры.

Относительно упомянутых в сем донесении калмык обстоятельство в разсуждении их и в разсуждении самих киргизцов Меньшой орды /л. 50 об./ по переселению тех калмык есть следующее: ея им-е в-вс на всеподданнейший доклад г. генерала-аншефа и кавалера Ивана Васильевича Гудовича о кочевье калмык кавказского наместничества и о содержании от них кордонской стражи против киргис-кайсаков в высочайшем рескрипте, данном ему г. генералу-аншефу от 19 апреля 1793 года, как видно из копии письма его к г. генералу-порутчику Вязмитинову от 2 июля 1795 года, к генералу-прокурору доставленной, предписать соизволила: «Перевод калмык с  /л. 51/   горной стороны Волги на луговую признаем мы полезным в разсуждении собственной их выгоды, обуздания киргизцов и сбережения казны от излишних расходов, на содержание стражи употребляемых, почему и желаем, чтоб вы усугубили старание склонить большую их часть на таковой переход; доколе однако ж не совершится сие предположение самым делом, нужно составляемую из калмык ведомства кавказского наместничества кордонскую стражу против киргис-кайсак продолжать, переведя ее от Ахтубы к реке Узеню, дабы чрез то сократить цепь, закрыть Елтонское и другие соленые озера и ближайшую составить связь с уральским, войском»,  /л. 51 об./   Во исполнение чего, учиня он г. аншеф надлежащия предписания о склонении калмык, находившихся на местах, войску Донскому принадлежащих, к переходу на луговую сторону на твердое и всегдашнее их пребывание с нужными для них выгодами, [218] предложил по сему случаю и уральской войсковой канцелярии, что к перепуску впредь на внутреннюю сторону киргизского скота в зимнее время для паствы назначены от него места выше Индерских гор, ибо тут будет против их двойной кордон, а ниже Индерских гор, где будет кордон от уральского войска,  /л. 52/  положено их не пропускать, а дабы киргизцы к переходу в запрещенный места допускаемы не были, о том от бывшаго губернатора уфимскаго Пеутлинга предписано было оренбургской пограничной експедиции предложить учрежденному в орде ханскому совету, так как в сие время хана еще избрано не было, также расправам, султанам, и старшинам, управляющим родами, а равным образом от него г. Пеутлинга сообщено и командовавшему тогда оренбургским корпусом покойному генералу-порутчику Реку о учинении пособия уральскому войску в случае сильного покушения на то киргизцов. Хотя же от упомянутаго учрежденнаго в орде ханскаго совета и вступило   /л. 52 об./  представление по прозьбам от киргизцов, в немалом количестве вниз реки Урала кочующих, что по запрещению перегона скота ниже Индерских гор, и как на их стороне не токмо скот вместить, но даже и улусам их, якобы, теснота быть может, киргизцы, лишась чрез то способа к размножению скота своего, легко обратиться могут к худым предприятиям, и ханской совет имеет опасение, дабы они не нашлись принужденными: отложиться от границ наших и приобщиться к киргизцам, в степных местах пребывающим, ибо сии последния внушают им, дабы они от Урала удалились и обще  /л. 53/   с ними поступали по своему произволу, — но как оренбургская пограничная експедиция изъяснила г. Пеутлингу в своем о том представлении, что с состояния о перепуске киргизского скота на внутреннюю сторону высочайшаго ея им-го в-ва соизволения еще не более минуло 10-ти лет (Какое точно, когда и кому повеление об оном дано было, сего по делам генерала-прокурора не видно, кроме того, что в 1786 году барон Игельстром по прозьбе общества старшин и протчих, в верности присягу учинивших, в беспрепятственном пропуске скота их на внутреннюю сторону, дал им знать, что о том ведение его, кому надлежит, дано. (Прим. подлинника.)), а до того времяни киргизской скот всегда содержался на степной стороне и внутрь ни в котором по линии месте отнюдь перегоняем не был, и что по зделанной токмо привычке пользоваться выгодными для них местами кажется им прискорбно вдруг лишиться оных, то он г. Пеутлинг и предписал помянутой експедиции учинить ханскому совету отзыв и внушить киргизским султанам, старшинам и народу, что перегон скота ниже Индерских гор, по безпримерному милосердию и великодушию всемилостивейшей государыни, позволен им был единственно на то время, когда степи, лежащия там, были пустопорозжие и никем из российских  /л. 53 об./  верноподданных не занимаемыя, ныне ж, по премудрому ея им-го в-ва распоряжению, признано необходимо потребным переменить оные места назначением перепуска киргизскому скоту выше Индерских гор, а потому бы они киргиз-кайсаки, повинуясь высочайшей ея им-го в-ва воле, на переход со скотом в запрещенный места не усиливались; а обратились с оным туда, где во всякое время позволение им дано быть имеет. При определении же в должность генерала-губернатора уфимскаго вышеупомянутаго г. генерала-порутчика Вязмитинова сообщено ему было по воле ея им-го в-ва от генерала-прокурора и в разсуждении означеннаго перегона киргизскаго скота на внутреннюю сторону, дабы он, вникнув в прозьбы киргизцов, касающиеся до сего перепуска их на внутреннюю сторону ниже Индерских гор и выше до Илецкаго городка и сообразив все местныя сего перепуска обстоятельства,  /л. 54/   не произведет ли настоящее запрещение действительно [219] каких-либо невыгодных для здешней Стороны следствий, учинил сношение с г. генерал-губернатором кавказским и потом, что будет положено на мере, представил бы на высочайшее ея им-го в-ва разрешение. Вследствие чего и сообщил г. Вязмитинов упомянутому г. генералу-аншефу в апреле месяце 1795 года, что по соображении всех касающихся до перепуска киргизцов обстоятельств в относительности тамошних мест, находит он, что, по великому множеству содержимого ими скота, необходимую они имеют надобность зимою в кормовых местах на внутренней стороне, по нижне-уральской линии лежащих. Доказательно сие тем, что в позволенных ныне им, стесненных противу прежняго урочищах, между Индерской крепости и Уральского городка, перепущено ими онаго внутрь границ более 700 000, следовательно, означенныя их прозьбы  /л. 54 об./ , по мнению его, и кажутся быть не без основания; будучи ж сей народ удостоен оказываемою ему по всемилостивейшему соизволению ея им-го в-ва со здешней стороны благопрязрения, заслуживают они внимания тем более, что в течение 10 лет киргизцы, пользуясь пажитною для скота своего паствою ниже Индерских гор, не только сами к кочеванию там зделали привычку, но даже, сколько известно, и скот их в осенния ненастныя времена уходить в те места стремится, и что, отказав им навсегда в прежнем на то позволении, легко поселиться может в строптивыя их сердца неудовольствие, а с тем вместе и повод к нарушению в орде спокойствия и к причинению безпокойства границам. При чем изъявлено от него г. Вязмитинова, что как неизвестны ему обстоятельства касательно распоряжений, каковыя упомянутым  /л. 55/   г. генералом-аншефом учинены в разсуждении переселения калмык от Волги на вновь назначенный места, то сообща ему о том, что касается до оренбургских обстоятельств, просил его г. генерала-аншефа, по соображении оных с первыми, не оставить уведомлением, полезнейшим ли для дел и спокойствия граничнаго признает он г. генерал-аншеф предпринятое переселение калмык, или разрешение запрещенного ныне киргизцам перегона скота ниже Индерских гор, или же по благоусмотрению его не может ли найтиться посредство в размерении выгод по тому и другому предметам. Что ж касается до перепуска киргизского скота от Уральска выше к Илецкому городку, то дал он ему г. генерал-аншефу знать, что подвержено сие совершенным неудобствам, по причине занятия бывших тут стеной казачьими хуторами и самым городком, от котораго крепость Разсыпная состоит в 20 только верстах, и разныя селения Оренбургской  /л. 55 об./   округи находятся в близском к линии разстоянии, а в таком тесном соседстве по своевольству киргизцов родились бы всеконечно многия и разные вредныя приключения.

В ответ на сие отношение упомянутой г. генерал-аншеф уведомил г. генерала-порутчика Вязмитинова письмом от 2 июля, о котором выше сего изъяснено, что, по мнению его, г. Гудовича, поселение по силе высочайшаго повеления на тех местах, о коих киргис-кайсаки просят, спокойных калмык с употреблением их на службу и содержанием кордонной стражи зделает несравненно больше пользы, нежели позволение там кочевать киргиз-кайсакам, а посему и прозьбы оных о даче им вообще всем позволения к перекочеванию на Рынь-пески удовлетворять не следует, кроме как из числа их одним тем, кои действительно состоят в подданстве ея им-го в-ва  /л. 56/   и в верности непоколебимы, которых пропущать теперь, по мнению его, можно и ниже Индерских гор, поколико по новому расположению кардона и ниже оных опять будет двойной кардон, но только с согласием на то калмык, и что таковым образом удовлетворится могут калмыки и благонамеренные киргизцы, отвратится опасность от их наглостей, и не потеряют они [220] ничего в разсуждении запрещеннаго прежде перепуска их ниже Индерских гор, вопрошая при том г. Вязмитинова, согласен ли он на сии положения и пропуск киргиз-кайсаков для дел и спокойствия границ, кому имянно и в коликом числе производить нужно, также не может ли чрез то вытти каковых-либо злоупотреблений и от тех киргиз-кайсаков, кои по надежности иметь будут таковое позволение. На сие г. Вязмитинов между протчим ответствовал ему г. генералу-аншефу в письме от 20 августа, что вся Меньшая киргиз-кайсацкая орда числится в подданстве ея им-го в-ва, но не может он ни ручательства уделать, не выдет ли злоупотребления от тех, кои иметь будут позволение переходить ниже Индерских гор,   /л. 56 об./  ни сказать того, кому имянно и в коликом числе тот пропуск производить нужно; следуя ж предположениям его г. генерала-аншефа можно будет предписать оренбургской експедиции пограничных дел, чтоб она всякой раз, благовремянно изтребовав от учрежденнаго в Меньшей киргиз-кайсацкой орде, по высочайшему ея им-го в-ва соизволению, ханскаго совета или их хана сведение, каких родов киргиз-кайсакам, в добром учреждении своего поведения благонадежным, дано быть может позволение перепускать скот их ниже Индерских гор, и в коликом числе, — доставляла оное к кавказскому г. правителю наместничества, которой может по соображениям дать свои относительно до того перепуска на кардонную стражу, ниже Индерских гор содержанную, предписании, не что и просил он г. Вязмитинов удовольствия его г. генерала-аншефа. А между тем правитель кавказскаго наместничества  /л. 57/   войска уральскаго атаману бригадиру Доскову и в оренбургскую експедицию пограничных дел в отношении изъявил, что как калмыки Дербетева улуса переправлены уже на Волгу для кочевья на степях между Волгою и Большим Узенем, а от онаго по Камыш-Самаре до реки Урала по Индерския горы, то бы посему киргиз-кайсаки от Индерских гор вниз, до Гурьева городка ни под каким видом перепущаемы не были. Вслед же за тем Меньшой киргиз-кайсацкой орды хан Ишим в представлении к нему г.- Вязмитинову изъяснил, что той орды разных родов старшины, бии, мурзы и батыри принесли к нему прозьбу, что Вольские калмыки с их аулами, перейдя чрез реку Волгу к Бухарской стороне не расположились, от чего киргиз-кайсакам со скотом своим в зимнее время кочевать уже нет возможности, и просили о его ходатайстве, дабы, расположение помянутых калмык между Волгою и Уралом  /л. 57 об./  в урочище Рынь-пески отставить, а по-прежнему позволить кочевать тут одним киргизцам, почему и просил он хан тем калмыкам приказать перекочевать обратно, а места, на которыя они теперь перешли, оставить для одних киргизцов, и, буде самому ему г. Вязмитинову сего зделать не можно, то учинил бы об оном всеподданнейшее ея им-му в-ву донесение. Но он ответствовал хану, что по известным уже ему чрез отписании пограничнаго начальства в 1794 и 1795 годах, причинам, по коим воздерживается перепуск киргиз-кайсацкого скота ниже Индерских гор на внутреннюю сторону, просимаго им позволения дано быть не может, но что не возбраняется перегон скота выше Индерских гор, в местах позволенных. После чего сообщил он г. Вязмитинов при письме к генералу-прокурору от 1 декабря прошедшаго 1795 года, и копию с отзыва  /л. 58/  к нему г. генерала-аншефа Гудовича на вышеозначенное письмо к сему последнему от 20 августа, в котором между протчим изъяснил он ему, что как перекочевавшие прежде с земель кавказского наместничества на Дон Дербетьева улуса калмыки по высочайшему повелению в продолжении прошедшаго лета перешли уже с донских земель на назначенный им на луговой стороне реки Волги места, и ежели б позволить переходить [221] туда в большом числе и киргиз-кайсакам, могли бы переселенные калмыки потерпеть от того утеснение, то по уважению того, полагая перепуск киргиз-кайсакам ниже Индерских гор делать во всем сходно с положением своим, измененным в письме к нему Вязмитинову от 2 июля, тем только, которые состоят в подданстве  /л. 58 об./  ея им-го в-ва и: в верности непоколебимы, с согласия на то калмык с обязательством киргиз-кайсаков, чтобы во время их на местах, калмыкам принадлежащих, кочевья не делали ни малейших обид и притеснений, согласуется он-г. Гудович с мнением его г. Вязмитинова, поручить по предположению его оренбургской експедиции пограничных дел, чтобы она при случае прозьб киргиз-кайсаков на пропуск их на Рынь-пески, отобрав от ханскаго совета сведение, какого рода киргиз-кайсаки, в каком числе просят таковаго пропуска, и благонадежные ли они люди, давала о том знать г. правителю кавказского наместничества, которому о даче предписания кордонным начальникам по соображению обстоятельств на перепуск их от него генерала-аншефа Гудовича и предписано. Вслед за сим получил генерал-прокурор от г.  /л. 59/   Вязмитинова письмо от 3 генваря сего года, в котором изъяснил он, что киргиз-кайсаки на внутреннюю сторону в запрещенные места между Индерской крепости и Гурьева городка чинят весьма усиленныя покушении, так что едва линейною стражею от того удерживаются, а хан Меньшой орды поновляет свою прозьбу, дабы по тесноте назначенных к перегону скота мест, отчего, как изъяснено в письме к нему г. Вязмитинову, с котораго доставлена копия, доведены киргизцы до крайняго разорения, употреблено было ходатайство в пользу их о помянутых запрещенных местах, или б позволено было самим им о том просить, на что также он г. Вязмитинов в отзыве своем хану, помещая те же причины, по коим в просимыя ими урочищи воздерживается перепуск скота, рекомендовал ему, дабы он всему киргиз-кайсацкому народу подтвердил о прекращении усильняго напряжения   /л. 59 об./  к перегону скота в места запрещенный и о произвождении онаго там, где позволено, и что впротчем не уклоняется он выполнить желания их всеподданнейшим представлением ея им-му в-ву прошения их. Все сие предложено было генералом-прокурором на разсуждение совету и согласно с положением онаго генерал-прокурор по воле ея им-го в-ва сообщил г. Вязмитинову в письме от 10 апреля нынешняго 1796 года, что вышеозначенной первой отзыв его хану Ишиму о невозможности дать позволения киргизцам к переходу в запрещенный места, ея в-во изволит находить весьма приличным, так как и другой от него ему учиненной; но при том соизволяет всемилостивейшая государыня, чтобы и вышеозначенное предложенное им о перепуске на внутреннюю сторону  /л. 60/   киргизцов, в верности благонадежных, распоряжение, которое, будучи одобрено и вышеупомянутым г. генералом-аншефом, служит к доставлению вящей удобности киргизцам, не имеющим, может быть, действительно довольного пространства для пастьвы скота выше Индерских гор, приведено было в надлежащее исполнение, отвращая при том всякое притеснение и обиды, кои бы иначе последовать могли калмыкам от перепуска киргиз-кайсаков на желаемыя ими места; но буде бы и за сим облегчением стали киргизцы устремляться на непозволенной переход, на таковой случай ея им-е в-во нужным почитать изволит, чтобы со стороны его г.  /л. 60 об./   Вязмитинова, яко начальствующаго на линии, приняты были все зависящие от него меры к испровержению таковых продерзостей надлежащим отпором и возмездием; но между тем каково от него г. Вязмитинова доставлено к генералу-прокурору при письме, от 5 марта полученное им еще от хана и учрежденнаго при нем совета прошение, к тому же перепуску относящееся, [222] с онаго, а равно и с того письма так, как и с выписок, доставленных от него при письмах от 12 и 26 числа марта о произшествиях, какия случились уже между киргиз дами и переселенными калмыками, прилагаются при сем для лучшего усмотрения копии под буквами И, I и К.

11

/л. 61/  Что касается до внутренняго состояния и пограничных обстоятельств по Средней орде, то оная, как писал сюда в 1793-м году генерал-порутчик Апухтин, находилась тогда в порядке, и таких продерзостей, какия от Меньшой орды при оренбургских границах бывают, не произходит, чему причиною, полагал он, хорошее правосудное управление хана, султанов, биев и старшин, и что на внутренней стороне нет таких народов, которые б оную орду безпокоили и подавали повод, к продерзости или иногда и к отмщению, ибо всю почти дистанцию около границ на внутренней стороне занимают селениями земледельцы и казаки, по большей части упражняющиеся в том же ремесле, из российскаго народа, в каковом положении, в разсуждевии спокойства до границе сибирских линий, находится сия орда и поныне, ибо не было оттуда донесений, чтобы там произошли от киргиз-кайсак какия-либо чрезвычайный дерзости,  /л. 61 об./   Но в разсуждении хана сей орды Вали, которой возведен был в сие достоинство в 1782-м году, правивший должность генерала-губернатора Иркутскаго и колыванскаго генерал-порутчик Якобий доносил ея им-му в-ву о непослушании сего хана в удовлетворении по обязательству его разных претензий за отца его Аблай хана, так как и не в отдаче нескольких человек отсюда бежавших и киргисцами захваченных, в чем и зделано ему Вали от покойнаго действительная тайнаго советника князя Александра Алексеевича Вяземского по воде ея им-го в-ва примечание при сем случае отпуска бывших от него здесь в 1784 году депутатов, на которое зделал он ответ, что предписанное ему исполнить не оставит. После того приносили на него жалобы двое старшин той орды, в 1788 году здесь бывшие, в разных наносимых  /л. 62/   им и протчим усердствующим стороне здешней старшинам грабительствах и обидах. По поводу оных дан был указ бывшему на сибирских линиях генералу-порутчику Огареву, дабы за поступками Вали хана делано было наблюдение. Наконец и генерал-порутчик Штрандман, ныне там командующий, доносил сюда в 1792 году, что хан Вали по уходе в 1771 году из российскаго подданства немалаго числа Вольских калмык, которые захватили с собою насильственным образом от Астрахани россиян н под покровительством России живущих там трухменцов, сих, последних, которые от калмык в Средней орде киргисцами отбиты, удерживал у себя в противность верноподданическому его долгу более 20 лет в неволе. Однако же они при пособиях, от него Штрандмана употребленных, в числе 320 человек оттуда вышли  /л. 62 об./  и потом вследствие высочайшаго ея им-го в-ва указа, даннаго ему Штрандману от 20 декабря 1792 года по желанию их переведены на прежнее их жилище к Астрахани. Па объявлениям же их о недоброхотстве к здешней стороне и предерзостных поступках хана Вали предписано было и ему г. Штрандману в упомянутом указе удерживать сего хана в пределах должности способами, в оном указе измененными. А между тем и еще в начале 1793 года принесены были на него Вали жалобы от нескольких старшин в разных также причиненных им от него грабительствах и обидах. И как за выходом означенных трухменцов оставалось в степи имение их и свойственники, которых хан содержал сверх того по дошедшим сведениям в неволе и российских людей до 25 человек  /л. 63/ , [223] а при том и Вольских калмык, за всеми со стороны г. Штрандмана настояниями и убеждениями чрез нарочные к нему посылки не отдавал, и принял было намерение всех их разделить по степи, то под прикрытием посыланной в степь в 1793 году под предлогом рубки дров воинской команды и упомянутый оставшияся в орде достальныя трухменцы в числе 38-ми человек на здешную сторону вышли и также переведены уже к Астрахани; но от сего родилось неудовольствие хана и братьев его на генерала-порутчика Штрандмана в том, что чрез посылку упомянутой команды причинены, якобы киргасцам многии разорении и что и сказанные достальные трухменцы не есть будто бы российские подданные, в чем однако ж при произведенном в Омске, следствии депутаты, от хана  /л. 63 об./  присланные, никаких ясных доказательств не зделали; по поводу же принесенных от него хана во всем том на генерала-порутчика Штрандмана жалоб, так как и изветов по сему случаю, учиненных от находившагося на линии генерала-майора Баувера, высочайше позволено было от ея им-го в-ва приехать ему Вали по желанию его дая объяснения тех жалоб самому к здешную столицу, а по уклонности его от сего приезда позволено наконец прислать избранных от него депутатов. А между тем, покуда произходили с обоих сторон обсылки в разсуждении отправления оных, что продолжалось слишком год, хан Вали уведомил между протчим г. генерала-порутчика Вязмитинова в письме (С сего письма доставлена от г. Вязмитинова к генералу-прокурору копия при письме его от 1 декабря. (Прим. подлинника.)), присланном  /л. 64/  к нему в исходе прошедшего 1795 года, что он (Вали с находящимися на сибирских линиях начальствующими генералом Штрандманом и бригадиром Шрейдером, командующим брегадою и пограничностию на тобольской и ишимской линиях, находится уже в согласии и спокойствии. И так депутаты от хана, хотя уже сюда и прибыли, но не более как с прошением его, заключающимся только в том, чтобы ему прибавлено было жалованье, так как он получает сего менее хана Меньшей орды, и чтоб депутатов его позволено было отправлять ко двору ея в-ва с прошением от него во всякое время безпренятственно. Генерал же порутчик Штрандман, — так как хан в разсуждении сказанной прибавки ему жалованья и к нему настоит прозьбою, — в репорте своем свидетельствует, что по смерти брата того хана, султана Чингиса, которой, пользуясь доверенности»  /л. 64 об./   его, по склонности своей к дерским поступкам, старался и в хане поселять равные пороки, оказывается в поступках сего хана великая перемена, и что теперь основывает он себя с лучшим к Российской империи доброходством, в подтверждение чего и вышеупомянутой бригадир Шрейдер при случае отправления тех депутатов изъяснил в письме к генерал- прокурору от 1 февраля сего года между протчим следующее: что он при начале командования там нашол, что вся Средняя орда разными интригами, большею частью прежде возникавшими от упомянутаго бывшаго ханскаго брата Чингис султана, разделена была на разные, одну против другой противные партии, а чрез то произходило непрестанно у киргисцов междуусобное грабительство, как следствие того раззорения, от котораго народ их дошол до совершенной бедности, приумножа тем природную склонность  /л. 65/  к воровству на получение добыч, особливо в пропитание свое снискиваемых, что навлекало и для границ безпокойство, к прекращению чего старался он Шрейдер паче всего иметь с ханом Вали в собрании лучших старшин личное свидание, на что он в прошедшую осень и согласился, и Шрейдер, пользуясь тем, имел успех возстановить между всеми ими [224] совершенное согласие, получив при том от самого хана Вали в упомянутом собрании старшин такое обещание, что он без сношения с нашим пограничным начальством не только ничего в орде сам собою один никогда не предпримет, но при помощи того начальства стараться будет утвердить навсегда прочное спокойствие, и сие доказывает ныне тем, что в претензиях, киргисцами между собою имеемых, производит справедливые разбирательства, не попущая уже, по их обыкновению, как прежде было, управляться силою и грабежем;  /л. 65 об./   да и для возвращения всяких иногда убытков, причиняемых на границах наших, выдает всех тех киргисцов, которые в воровстве приличатся, а что такое расположение его в отношений к общему правлению с начальством тамошним отныне впредь непоколебимо будет, и что он наиболее утверждает верноподданническую свою должность в засвидетельствование всего онаго при отправлении сюда вышесказанных депутатов послал в числе оных сына своего родного султана Бич-Гали. В протчем со стороны той части киргис-кайсак Средней орды, которые прилегают кочевьем своим к левому флангу Оренбургской линии и состоят под начальством некоторых султанов и старшин, произошли в начале 1795 года дерзости неоднократными вторжениями их внутрь линии с причинением людям до несколько человек убивства, увозом нескольких с собою и захватом у башкирцев Челябинской и Верхо-Уральской округ многочисленных  /л. 66/  конских табунов и рогатого скота, то причиною сему, как по разведываниям и перепискам со стороны генерала-порутчика Вязмитинова с означенными султанами и старшинами открылось: своевольствовавшие киргисцы ставят — -якобы башкирцы разных волостей в течении 1793 и 1794 годов во время самовольных переездов за линию (что действительно происходило, и некоторые из них уже наказаны) отогнали у киргисцов до 10 000 лошадей и когда они неоднократно приносили о том жалобы тамошнему пограничному начальству, то не получили будто никакого удовольствия и потому сами они принуждены сбыли учинить над башкирцами взаимную, так называемую ими, баранту или захват, и хотя сии киргисцы из опасения от башкирцев удалились было от линии в степь далее, но по убеждениям от г. Вязмитинова начальников их, яко то султана Абулгазия и Барака батыря, что от башкирцев никакого вреда учинено им  /л. 66 об./  быть не может, в чем от него Вязмитинова учинены, кому следовало, строжайшие предписания, разположились они опять на прежния места, уверяя, что они злаго против России умысла не имеют, кроме сохранения спокойствия, о чем уведомил г. Вязмитинов генерала-прокурора письмом от 21 ноября прошедшаго 1795 года, и с того времяни, чтобы произошли с обоих сторон какие-либо шалости, известиев сюда поныне не доходило. Между тем о возвращении похищенных теми киргисцами людей и скота он г. Вязмитинов перепискою своею с ханом Вали и упомянутыми начальниками оных настоит сильнейшим образом. И как старшины, против Оренбургской линии разполагающияся для производства мены, между протчим в отношениях своих к нему г. Вязмитинову требованию его о сем возвращении всего ими с здешней стороны похищеннаго удовлетворить отрекаются, отзываясь, что и у них отогнано лошадей  /л. 67./  не мало и предлагая по неудобности взаимнаго возвращения оставить обоюдныя претензии без взыскания и находиться в покое, но ныне, согласно с разсуждением совета, генерал-прокурор сообщил ему по воле ея им-го в-ва в письме от 10 числа апреля, что всемилостивейшей государыне благоугодно было повелеть дать ему знать, что хотя сии киргисцы и уклоняются от предложеннаго им справедливаго рощета я удовлетворения требований здешним по тем не менее нужно, чтобы [225] он г. Вязмитинов продолжительно старался пристойным образом убеждать их на добровольное возвращение всего ими захваченнаго, обещая с здешней стороны взаимно оказать в основательных требованиях их все возможное удовлетворение.

Наконец — 12-е.

Что принадлежит до Большой киргис-кайсацкой орды, то в вышеозначенном высочайшем ея им-го в-ва рескрипте, данном от 2 майя 1784 года правившему тогда должность  /л. 67 об./  генерала-губернатора уфимскаго г. генералу-порутчику Апухтину предписано было между протчим в 10-м пункте и об оной следующее: «Стараться Большую киргис-кайсацкую орду и каракалпаков приласкать и обратить в подданство наше, а хотя до с его времяни в разсуждении первой дочиталось препятствием, что в оной начальствуют, султаны, произшедшие от хивинскаго хана, которой варварским образом поступил с известным князем Бековичем, но преступление предка не навлекает мщение на потомки его, и особливо, когда уже оно самим времянем в забвение приведено, почему и не может быть никакое помешательство в принятии сего султана в подданство наше и в утверждении ему ханскаго чина. Но было ли после от него Апухтина или от других бывших там после него начальников какое-либо по сему обстоятельству к ея им-му в-ву представление, по делам у генерала-прокурора не известно, кроме того (л. 68), что по поводу данного командовавшему прежде на Сибирских линиях генералу-порутчику Огареву от 15 июля 1788 года высочайшаго указа, чтобы до прозьбе некоторых киргиз-кайсацких старшин в принятии их из дальних степей во внутренную российскую сторону сим прошением удовлетворять, принят был в вечное российское подданство той самой Большой орды султан Чурыгей, которому под поселение близ Усть-Каменогорской крепости вследствие высочайшаго имяннаго указа от 28 февраля 1789 года и место отведено, и которой, следуя своему обязательству, согласил перейти на российскую сторону в особливое российское подданство Сиван-Кирейской волости киргисцов до 4 000 и 16 человек ташкинцов. Да сверх того в 1793 году просил о принятии в вечное российское подданство той же Большой орды султан Тугум с подвластным ему народом, во сте кибитках состоящим, к которым мог по объявлению ево присоединить еще столь же, котораго по сему генерал-порутчик Штрандман и велел перепустить внутрь границ.