№ 59
Из рапорта М. Ладыженского
астраханскому губернатору о результатах
обследования северо-восточного побережья Каспия
(Журналы экспедиции М.
Ладыженского (АВПР, ф. “Трухменские дела”, оп 133/3,
1763—1767 гг, д. 2, лл 187—269), И. Токмачева и штурмана
Панина (там же, л. 488—499) в сборник не включены, так
как в них в основном описываются морские глубины,
направление ветра и рельеф восточного побережья
Каспия)
20 июня 1764г.
По отправлении меня из Астрахани с
командою на морских судах выехавши за Ярковский
банк за противною погодою простояли по 20-е число
мая, а как скоро того числа ветер способным
сделался, то, не мешкав, отправились к четырем
буграм. 21-го числа за переменившейся противною
погодою, миновав четыре бугра, стали на якорь и
простояли по 25-е число, а того 25-го числа в восьмом
часу пополуночи сделался благополучной весьма
тихий ветерок. Мы подняли якорь, шли до 11-го часа,
в котором сделалась великая тишина, почему и
стали опять на якорь и простояли по 28-е число, а
того числа в 11-м часу пополуночи при
благополучном, но тихом ветре снялись с якоря и,
отошед мили три, за переменившимся ветром стали
опять на якорь и простояли июня по третье число, а
того числа пополуночи в первом часу при хорошем и
благополучном ветре снялись с якоря и пошли [103] прямо к Кулалам и в восемь
часов пополудни в полумили от острова Кулалов и в
виду Тюк-Караганского мыса стали на якорь,
осмотрев Кулалинский остров и нашед ево к
человеческому обитанию неудобным, потому что на
нем ни лесу, кроме жидовиннику, ни травы, ни земли,
ни воды пресной нет, а только мятая и целая
ракушка, как видно морскими волнами нанесенная, а
сверх сего не нашлось и того залива, который на
карте подавал надежду к пристанищу судам. Июня
9-го числа в 12 часов, снявшись с якоря, пошли к
Мангышлаку и 10-го числа пополудни, в первом часу
прибыв к Мангышлаку и зашед за косу в пристань
против камня, по-трухменсхи Сарташ называемого,
стали на якоре. О происхождении с подлым,
вероломным, своевольным беззаконием и беспутным
народом подробно писать короткость времени не
дозволяет, а только то и имею честь вашему
превосходительству донесть, что по отдаче писем
четырем старшинам, кои были при дворе (ибо на
одном здешнем месте 24 старшины явилось), и не
могши на обещание их положиться, заманил, обещая
тем, кто пойдет в аманаты, по кулю муки, семь
человек, потому, что они аманатов головою давать
не хотели, а требовали еще от меня с судна русских
человек шесть в аманаты 16-го числа отважился на
берег выйти без пушек, которых с ящиками за
тягостью и за неудобностью людьми на те высокие и
крутые горы таскать было никак невозможно, вышед
на косу и протянув линию, пелинговал все нужные
места, снял высоту горы, но, отошед от берега
слишком на версту, а от судна на две версты,
покушался взайтить на гору, но за крутостью и
дальностью обхода, також опасаясь собравшегося
трухменского народа верхами с саблями и
топорками более двухсот человек, окружающих
меня, на гору не пошел и, идучи обратно к берегу,
переводчик и толмач услышали от хивинского
купца, которой, пришед с товаром, ожидает
купецких судов что на горе было до 300 человек с
ружьем, да и от окружающих меня слышен был спор:
одни говорили, видя что я пошел назад, “мы-де хотя
своих человек десять потеряем, а их возьмем
всех”, а другие, опасаясь ещё на лодках людей или
помощи с судов, их от того удерживали, старшин
своих никого в бытность мою на берегу не пустили
и кричали, что оне “все старшины и ежели -де
хотите в том увериться, что мы всех старшин в
мелкие части при вас изрубим, мы-де знаем, что вы
хотите здесь крепость строить”. И так сожалея о
том, что такой бестии в приласкание прежде дал
для всего народа пятьдесят кулей муки да четырем
старшинам по пяти аршин сукна, принужден на судно
возвратиться, о положении места и протчих
удобностях ваше превосходительство уверяю, что в
Мангышлаке поселению быть не можно, горы от
подошвы до верху меловые, а на поверхности песок
и кремень и изредка растет полынь. Дерну нет,
земли нет, лесу и камыша на всем северном берегу
оного места головою нет же, колодези от берегу
весьма далеко и в тех солодковая вода, а только в
версте от моря в ущелике есть яма, в которой
снеговая и дождевая вода держится, но на такую
воду полагаться не можно. Оной воды имею я, чтоб
для показания вашему превосходительству. 18-го
числа вытянулись и с косы, чтоб быть в готовности
далее к походу, и ожидаем теперь благополучного
ветра. Об упомянутом в инструкции урочище
Кара-Акын доношу, что, один старшина Карабатыр и
еще другой трухменец Агсак-мулла обещали указать
и еще урочище, Сеуря называемое, но как их
взбунтовавшийся народ не допустил, то надеюсь,
что они при оных урочищах от народа тайно там
меня ожидать будут и сделают знак; в протчем имею
честь вашему превосходительству донести, что
команда обстоит благополучно, только один
самарского полку гранодир (Гренадер)
болен лихорадкою, [104]
а из
данных мне провожаков одного татарина Кадыржана
отправил на шкоуте с штурманом Паниным, а другого
татарина Казана осмелился по общему согласию с
капитаном над портом, ныне при окази на тюленьем
судне купца Мошкова отправить в Астрахань для
того, что он уже возможную службу свою отправил и
в Мангышлаке неоднократно к старшинам был
посылан, а далее он нигде не годится, потому что
кроме Мангышлакской пристани он нигде не бывал; а
к тому ж по-русски не знает ни слова и в случае
нужном за болезнью переводчика и толмача с ним
никакого успеха быть не может, чего ради для
лутчаго успеха взять по согласию ж с господином
капитаном над портом, на место ево астраханский
татарин Шабан-Мустаев, который бывал и в Балхане,
а притом по-русски знает не хуже толмача.
оп. 133/3, д. 2, лл. 145—146 об.
Копия.
