№ 41
Из журнала капитана В. Копытовского о
поездке на Мангышлак по указу Астраханской
губернской канцелярии (Документ
опубликован в журнале “Красный архив”, т. 2 (92), М,
1939, стр. 220 —237. В настоящий сборник включены
наиболее важные данные о русско-туркменских
отношениях. Документ дается с учетом
опубликованного текста.)
Июнь—июль 1745 г.
Июня 9. Отправился из Астрахани в путь
свой к Мангышлакской пристани на шмаке (Шмак — мореходное парусное судно.)
“Гусь”.
Июля 13. Прибыл к Мангышлакской
пристани всеблагополучно
1. Того же числа пополуночи в пятом часу
послан татарин Муса Утепов и казаков три
человека трухменского народа к старшинам и
приказано было объявить им о приезде моем, что
прислан я из Астрахани от его превосходительства
господина тайного советника и астраханского
губернатора Василия Никитича Татищева для их
надобностей, о чем и имею к ним, старшинам, от
него, тайного советника, и письмо, и для приему
того письма и надлежащего им объявления, чтоб ко
мне приехали без всякой опасности. И приказано ж
ему было, також и казакам, чтоб между тем и у них,
трухменцов, приличным образом секретно
наведаться, сколько их числом в одном и в других
местах жительство имеют, как военных, так и
имеющих скот и протчего избытка и присматривать
из их разговоров, в каком они состоянии
находятся, и имеют ли прямое свое намерение и
желание быть в подданстве императорского
величества...
Потом уже объявил им, что послан я от
его превосходительству г[осподина] тайного
советника и астраханского губернатора Василия
Никитича Татищева к ним, старшинам, и прислано со
мною письмо, которое им отдал, и, приняв оное,
Канбарбеков брат приложил печать к голове своей
и потом подал Канбарбеку; Канбарбек, приняв,
распечатал и просил меня, что нет ли-де абыза,
кому б было прочесть, и велел я посланному со мной
абызу письмо им прочесть, которой им и прочел.
По протчении письма Канбарбек и прочие
при нем говорили, что то писано к ним весьма
изрядно и на одном-де мы благодарны. А что ж-де
письмо послали с хивинским посланником по
согласию своему для того -де, что он туда едет и
нам исходатайствовать по нашему желанию обещал,
а что ж-де не подписались на том письме и печатей
или знаков не приложили для того, что у нас-де
такого обыкновения прежде сего не бывало и
писывали так просто, как и ныне, куда надлежит,
пишем.
И на оное их объявление приказал я им
объявить, хотя вы чрез хивинского посла прошение
свое ко двору ея императорского [74]
величества
отправили для своей пользы, а надобно б вам
прилично самим о себе о бытии вам в подданстве ея
императорского величества и о зачислении
отправить из старшин знатных людей несколько
человек, а чрез постороннего владеющего посла
ходатайство иметь, кажется, неприлично. И будучи
вы в подданстве ея императорского величества,
весьма милостию ея императорского величества и
во всем удовольствием пользоваться будете, и
буде изволите посылать от себя, то, конечно,
надобно послать из знатных и умных старшин,
которые б обо всем, что к вашей пользе
принадлежит, могли как с астраханским
губернатором советовать, а паче у двора ея
императорского величества свои представления
ясно объявить.
Канбарбек с протчими объявил, что от
нас письмо послано с хивинским посланником для
того, что он поехал ко двору ее императорского
величества и обещал-де нам по прошению нашему
исходатайствовать, а ныне уже, как видим, что
ты-де прислан от астраханского губернатора и
говоришь настоящую правду, и тому мы все верим и
отправим от себя из знатных старшин, которые
могут с астраханским губернатором советовать, а
паче у двора ея императорского величества
просить о принятии нас, здесь живущих в
Мангышлаке, в подданство свое. Ибо-де наше
желание к тому уже немало лет, чтоб быть в
подданстве ея императорского величества, но
токмо не допускало время. А в прошедшие-де лета
нас здесь было немалое число, и был у Караганской
пристани с русскими немалой торг, куда имели и из
Хивы приезжие торговать. Но, по несогласию нашему
между собою, многие от Мангышлака отошли, которые
к Хиве, а другие к Балханским горам; но ныне слыша,
что персицкое войско пришло к Хиве, то все
трухменцы отошли прочь и многие пришли в
Мангышлак, а протчие в другие места, неподалеку
от Мангышлака. И как оные, так и протчие, где б они
ни были -де услышат, что мы в подданство ея
императорского величества приняты будем, то все
тому рады будут и о принятии в подданство ея
императорского величества просить не оставят
для того, как мы, так и протчие, ни у кого еще в
подданстве не бывали, а ныне желаем быть в
подданстве ея императорского величества, и для
этого прошения некого из других нам выбирать,
мы-де поедем сами, старшины делинского рода, я,
старшина Канбарбек, гурбанова рода Карабатырь,
менгли-ходжина рода Онбеги Сунгурап и еще-де
возьмем от четвертого рода, кто приедет.
Показанное намерение ваше весьма
изрядно и, по мнению моему, видится, чтобы здесь
построить и крепость для того, ежели оная будет
полезна : 1) что можете вы во время [нападения]
на вас неприятелей со всеми своими домами
укрыться, 2) что российские купцы охотнее и
безопаснее к вам для торгу с хлебными запасами и
протчим ездить будут, потому что многие
российские купцы, не видя здесь к защищению их от
неприятеля никакой крепости или оборонительного
места, ездить ныне боятся, а когда оная
построится, тогда многие охоту ездить к вам с
торгом возымеют, отчего вам будет немалая польза.
“Об оном -де мы благодарствуем,
токмо-де у нас у всех о построении крепости
желание есть и, как будем у двора ея
императорского величества, то как -де о принятии
нас в подданство, також и о построении крепости и
о чем принадлежит просить -де будем...”.
...Потом говорили, что “есть ли- де у вас
для нашего народа для продажи как мука, так и
протчее, и что чего имянно скажи нам и по какой
цене, и ты -де прислан для торгу ль сюда, или чего
другого и, буде что есть, вели продавать и цену
невелику держать, и как -де мы здесь положим цену,
по тому вели и продавать, для того -де по нашему [75] обыкновению прежде
устанавливаем цену мы и по уставлении цены всяк
уже повинен так и купить безспорно...”
Послал я татарина Мусу на берег для
привозу на судно показанного в 25-м пункте
трухменца Мурат Ниаз-муллу, который и приехал и,
взяв я его к себе в каюту, и между разговоров
обещал ему куль муки; потом спрашивал его, много
ли здесь родов и кто в тех родах первенство имеет
и сколько у каждого рода кибиток или числом
людей, и все ли вы подлинно желаете быть в
подданстве ея императорского величества и о
построении крепости желают ли, чтоб ее построить
ныне, что старшины думают, сами ли с прошением
своим желают ехать, или кого посылать хотят,
також для чего от трех родов старшин еще и поныне
не бывали, и надеяться, будут ли они сюды или нет,
пожалуй, скажи.
Мурат Нияз-мулла объявил: здесь-де
всего шесть родов, а именно первенству: 1)
делинского рода старшина Канбарбек, оного рода 600
кибиток; 2) гурбанова рода старшина Карабатырь,
оного рода 100 кибиток; 3) менгли-ходжина рода
Онбеги Сунгурап, оного рода 100 кибиток; 4) угрына
рода Шапык Ниаз-батырь, оного рода 100 кибиток; 5)
бурунчукова рода Алибай, только-де оного не
слушают, а послушны Пир Назар-Мергеня, который в
том роде знатной человек, оного рода 100 кибиток; 6)
икдырова рода Бавбек-батырь знатной человек,
оного рода 100 кибиток; и надеюся -де, что ныне и еще
к ним их родов много пришло от Хивы, только -де
сказать числом еще не знаю, а старшины наши
думают, чтоб им самим ехать, а другие-де им
разбивают, чтоб не ездить, а послать кого других,
только-де я держу, чтоб им самим ехать и конечно
они сами поедут, а других посылать некого. И
топерече –де приехал к ним и четвертого
угрынского рода Шапык Ниаз-батырь и советовал,
чтоб самим лучше ехать, при том и он -де ехать
желает же; а в подданстве ея императорского
величества все быть желают, також, и о построении
крепости и, буде то по их прошению учинено будет,
то от всех мест, где б трухменской народ ни был,
все придут и будут в подданстве для того-де, что,
кроме России, неоткуда пропитания ждать... А скота
-де у нас рогатого никакого нет, только-де лошади,
верблюды, бараны и козы есть и то не весьма много;
что-же-де фабрик— никаких нет, кроме того, что
бабы ткут армяки, а мужеск пол более-де
довольствуется отъездом для воровства к
кайсакам и к Персии, потому что у нас-де люди все
оружейные, а пропитание имеют более, что бьют по
горам коз диких, а что ж -де имеются здесь бурметы (Бурметы — грубые хлопчатобумажные
ткани) и бязи, и то все выменивают в Хиве на
савры (Савры — кожаные
подколенники конского седла) и на прочие
товары, у кого каков есть, а болея на полоненой
ясырь.
16 июля. Пополуночи во 8-м часу кричали с
берегу, чтоб прислать к ним ялу (Ял
— небольшое гребное судно наподобие шлюпки),
которая того ж часу и послана, а в 9-м часу
приехали на судно вышеупомянутые старшины
делинского рода Канбарбек, гурбанова рода
Карабатырь, менгли-ходжина рода Онбеги Сунгурап,
да с ними ж приехал угрынского рода Шапак
Нияз-батырь и при них еще четыре человека.
По просьбе оных посланному со мною
абызу я приказал прошение от них ко двору ея
императорского величества о принятии их в
подданство и о построении крепости и о протчем,
тако же и письмо к его превосходительству
господину тайному советнику и, в каковой силе
писать я ему, абызу, сказывал и приказал в том
прошении имянно написать, спрося их, сколько
которого рода кибиток и в них мужеска [76]
полу и, написав, прочесть им и потом, чтоб и
печати или знаки свои приложили б...
И по написании прошение абыз им читал,
то -де сказали все четверо, что “весьма-де
написано изрядно, також и письмо; к тому прошению
мы-де приложим свои печати и знаки тогда, как
привезут нам из улусов наших, а лучше мы-де сами
поедем и привезем с собою, ибо -де у нас есть в
улусах дело, и, исправя оное, поедем в Астрахань, а
для взятья -де муки пришлем верблюдов и тогда -де
возьмем, когда-де поедем в Астрахань, а сколько
-де у нас числом людей, того мы в прошении своем не
написали для того, что мы -де и сами за подлинно не
знаем, только-де знаем, сколько кибиток и в
прошении своем написали кибитками ж...”.
Июля 19. Пополудни в девятом часу с
берегу кричали, чтоб прислать татарина Мусу,
которой на яле и послан и привез с собою старшину
Карабатыря да Онбеги Сунгурапа, да Шапык
Ниаз-батыря, которые прежде упомянуты, что едут
ко двору ее императорского величества с
прошением и между разговоров говорили мне:
Мы-де были в улусе и отпустили
возвратно кайсацкого посланника, которой был
прислан к нам, також и от трухменцов ёмутцких, и
просили нас оные, чтоб вы их отпустили на судно
только -де посмотреть, и мы просим, пожалуй, вели
их сюда перевесть и так же накорми, как нас
кормишь.
По тому их прошению послал я ялу, взяв
от них одного человека и татарина Мусу, и
приказал, чтоб много людей не сажать и опасаться
от прочих, чтоб какой не учинили причины, как
прежде было приказано. Пополудни в третьем часу
привезены на судно кайсацкий посланник и от
трухменцов от ёмутцких и при них мангышлакских
трухменцов восемь человек, в том числе
угрынского рода Мамед Берды-бек, которому
бекство дано, слышал и, в прошлом году от
хивинского хана, и, притом, имел я с ними разговор,
что откуда они приехали и давно ли, и до меня
какое имеют дело, буде имеют, то б объявили. От
ёмутцких трухменцов посланник объявил;
“Прислан-де я мангышлацкими старшинами для
нашего дела, а зовут-де меня Таган, и кочевали -де
мы прежде сего возле Балханских гор и от Хивы
недалеко; назад тому будет два месяца, пришло
персицкое войско, слышали -де мы, что 10 тысяч, а
подлинно не знаем; и увидя мы от них нечаянное
нападение, отошли в Балханские горы далее, и
думаем притти для житья к Мангышлаку на
старинное свое жилище, а там жить уже не хотим. А
ныне что -де в Хиве делается, того не знаем, только
слышно, что персицкой хан и хивинской живут в
Хиве и никакого разорения нет, только -де
дожидаются от шаха указа, а о каком деле, того не
знаем...” ( Далее в документе
говорится о неудачной попытке Мамед Берды-бека —
сторонника и агента хивинского хана — помешать
развитию дружественных отношений между Россией
и туркменами Мангышлака. Действия Мамед
Берды-бека, угрожавшего экипажу В. Копытовского,
встретили решительный отпор со стороны
остальных предводителей мангышлакских туркмен.).
Татарин Муса объявил, что говорил -де
показанные Карабатырь и Онбеги Сунгурап Мамед
Бердыю: “Чего -де ради ты русским говоришь и им
угрожаешь, что ты их лодку разобьешь? Ты -де
знаешь, что они твоих угроз не боятся; и шедши -де
на судно, из лодки нам говорил, что -де за один
мешок мы русским людем служим, а ты -де от кого
доволен, да и всем мы от русских довольны, ежели
бы -де они к нам не присылали муки, то бы от кого
себе получили, что -де разве от хивинского хана
хочешь ты получить или от кайсаков; они -де сами,
хивинцы, как собаки, помирают, а кайсаки от
русских же довольны [77] бывают;
разве -де того не знаешь, как русские сюды муки
когда не приваживали, то рады бы тогда отдать за
один куль лошадь, да негде было взять, а когда к
нам более будут возить, то мы против прежняго
будем жить все здесь вкупе, а ты своим сердцем
хочешь угрозить, а русским тебе в сердце
плюнуть”. Напротиву того- де Мамед Берды говорил:
“Ялу-де разбивать я не говорил -де, кто на меня
сказал—лживо, а что -де за одну четверть муки вы
русским служите, то и теперя то ж говорю, и вы-де
их боитесь, а, мне -де нужды нет”. Карабатыр
говорил, что -де ты отрекаешься топеря, якобы ты
не говорил ялу разбить, да вот -де и татарин Муса
слышал. И при том же сказали ему: “Мы -де с тобой
управимся, что ты -де, не спрашиваюсчи нас,
принимаешь к себе посланников кайсацких, також
ныне принял двух хивинцев, не сказав нам, а мы -де
здесь старшины, а ты -де только тем хвастаешься,
что тебя хивинской хан [сделал] беком, потому и
становишься вроде и большим, не ты -де больше,
много -де более тебя есть. А ты бы -де хотя и
помолчал, а то зачал грозить и всему народу теми
своими грозами обиду делаешь. И ежели -де услышит
народ, что так ты делаешь и русских озлобляешь, то
недолго тот час: уходят, не очень -де ты семенист,
только -де надежды, что вас три брата, и думаешь
тем и всех в страх привесть. Нет -де, русские не
испугаются”. Мамед Берды -де говорил: “Что
хотите то и говорите, а я -де русских не боюся и
мне -де нужды нет...”
...Потом приказал я спросить
Канбарбека, что прежде сего слышал я от него о
Хиве, что пришло к ней персицкое войско, а для
чего и много ли его, тогда не сказал, а обещал
сказать, будучи в пути, чего для, я ныне припомнил;
ежели можно, чтоб пожаловал объявил.
Татарин Муса сказал: Канбарбек -де
объявил, что к Хиве -де пришло войско персицкое, а
сказывают, будто тридцать тысяч и оное-де войско
подлинно пришло не для разорения Хивы, но для -де
трухменского народа, чтоб оных привесть в
подданство, ибо -де в прошлом году живущие
трухменцы около Хивы стали противу хивинцов
усиливаться во всяких поступках, и мы были не
склонны, то -де один хивинец ушел из Хивы к шаху и
сказал ему, чтоб он прислал туда свое войско, то
можно -де всех трухменцов привесть в подданство;
потому -де оное войско и прислано. И ёмутовские
трухменцы приходу того войска не знали, и, как
пришло то войско, нечаянно напали, и великая -де у
них между собою учинилась баталия, на которой
много трухменцов побито, а трухменцы -де вдвое
более персиян побили и отошли в горы. И потом
присылали -де к ним посланника с дарами, чтоб они
были у шаха в подданстве, но оные -де им отказали и
присылали ко мне посланца, чтоб просить у русских
о привозе муки на продажу, то и они придут жить в
Мангышлак, которого -де я отпустил обратно и
обнадежил их, что подлинно исходатайствовать
могу; а потом -де от них уже другой прислан,
которой -де был у вас и на судне, то -де я оного
отправил паки обратно к ним. При том же -де и сына
своего послал с тем, чтоб они все пришли к
Мангышлаку, а о себе велел объявить, что я сам для
себя и для них поехал ко двору ея императорского
величества просить о принятии нас в подданство и
обещал им, как -де буду в Астрахань, то -де конечно
у астраханского губернатора просить буду, чтоб
одно судно послать для продажи муки в Мангышлак,
и тому -де они конечно [78] поверят
и будут в Мангышлаке, только -де того весьма жаль,
что -де мы долго в пути продолжимся (В
рапорте В. Копытовского Астраханской губернской
канцелярии говорится, что эти старшины сообщили
ему, что “после столкновения с персидским
войском йомуты отошли к Балханским горам и
присылали -де от себя к нам посланца, чтобы
просить у русских, дабы прислали на продажу к ним
муки, то-де они в Мангышлаке совсем жить будут, а у
шаха -де в подданстве быть не хотят, и мы же им то
исходатайствовать обесчали и нарочно с их
посланцом старшины Канбар-бека сына послали и
велели им объявить, что мы -де сами поехали
просить, а они б приходили в Мангышлак, а о муке
-де мы им обесчали, что как в Астрахань прибудем,
то, не замешкав, выпрося у астраханского
губернатора, пришлем” (АВПР, ф. “Трухменские
дела”, 1745 г., оп. 133/1, д. 2, лл. 25—26)).
На оное приказал я им объявить: ежели
ветер будет благополучной, то конечно прибытием
не замедлим...
АВПР, ф. “Трухменские
дела”, 1745 г., оп. 133/1, д. 2, лл. 30—67 об.
