Из письма Кият-хана главноуправляющему на Кавказе о положении в Юго-Западной Туркмении и о готовности подвластных ему туркмен принять подданство России

6 марта 1840 г.

Почтеннейшее отношение вашего превосходительства от 11 декабря прошлого 1839 г. с посылками, запечатанными в ящике, я на присланном из Баки (Баку) военном бриге “Аракс” от командира оного г-на [346] лейтенанта Феофанова получил в исправности, за что приношу его императорскому величеству государю и самодержцу всероссийскому и вашему высокопревосходительству наичувствительнейшую мою благодарность. Смею уверить, что я с повинующимися мне туркменскими народами иомутского племени по преданности своей к России имею счастье прежде во всех случаях и ныне в преклонных летах моих желаю с ревностным усердием оказывать возможные услуги, что только для славы и благосостояния Российской державы в силах и состоянии сделать. При чем вашему высокопревосходительству честь имею почтеннейше донести об обстоятельствах здешнего края и о соседних, до меня дошедших.

а) О делах пограничных с Хивой.

Туркмены иомутского племени (кроме небольшого числа, жительствующих по прибрежью Каспийского моря на границе персидской, о коих говорить буду ниже) по возглашению моему, описанному вашему высокопревосходительству в посланном с сыном моим Кадыр-Мамедом донесении, пребывают к России не только верны, но даже готовы, как только последует от российского военноначальника воззвание, встать в ряды русского войска и сразиться противу враждующего хивинского хана. А посему предлагаемые от него им награды и денежное вспомоществование за то, чтобы восстали обще с другими народами противу русских, единодушно отвергли. Но за это некоторые из них подверглись гневу хивинского хана, который поступил с ними жестоко. По повелению его учинено текинским народом на туркмен, обитающих около Балхан, внезапное нападение; ограбили 40 кибиток, взяли в плен 40 мальчиков, их детей, и в добычу 1700 верблюдов, 20 тыс. баранов, 1500 лошадей и все имущество. Теперь все сии несчастные находятся в бедном положении; за детей же, взятых у них в плен, требуют по 3000 [руб.] или вместо них доставить по 5 человек такого же возраста мальчиков, из нашего, джафарбайского, рода, чего они выполнить не в состоянии; и сии люди были у хивинского хана, просили от него единой милости, чтобы возвратить их детей в свои семейства, но он торжественно в том отказал, объясняясь: так как они избрали себе благодетелем российского монарха, то от него и испрашивали себе помощи; теперь они ожидают нетерпеливо вспомоществования от победоносного российского воинства, в тамошнем крае ныне находящегося; а между тем йомуты, кочующие около Балхан, хотят весной оставить там места и подвинуться ближе к нам.

В настоящее время я и старший сын мой Якши-Мамед совокупно с казой Мамед-Таган как первосвященствующим в здешнем крае лицом послал к туркменам иомутского племени, кочующим на хивинской границе и в других местах, депеши, чтобы они по появлении русских обращались дружески и все их нужные требования выполняли бы с должным усердием.

По дошедшим до меня сведениям, теперь у хивинского хана набрано войска, его подданных, в Хиве жительствующих обществ узбеков из 1600 родов (По данным другого документа — 160), считающихся в каждом роде или обществе по 1000 домов, по 100 человек, всего 16 тыс., и вспомогательного нанятого войска из народов 20 сословий, не признающих его власти, как-то: игдыр, човдур, гоклен, арабачи, емрели, алили, карадашли, текинцы, сарыки, эрсары, салыр, умгали, ак дербенты, джамленгерлы, чендыры, агары, чебечи, казахи, кара-калпаки и ата — по 1000 человек от каждого рода — 20000. Всего 36 тыс. человек, главный начальник всех этих войск Куш-беги. [347]

Артиллерия состоит под командой Мехтер-бай-сарта из 65 пушек. Все сии орудия тяжелые, заряжаются 20-фунтовыми ядрами, пороху кладется по 8 фунтов. При каждой пушке со снарядами употребляется по 25 лошадей, с потребным числом канониров под командой Ваис-бай сарта, а порох и ядра находятся под начальством Якуб-бай сарта, с 500 человек нижними чинами. Вся эта артиллерия прикрывается гвардией, состоящей в 3000 человек, набранных из разных сословий людей; при оных пять командиров и 65 человек офицеров. Все эти люди снабжены винтовочными ружьями и у каждого в запасе по 25 пуль с патронами.

На войско, избранное из подданных хивинских, хан надежды не полагает, потому что народ сей не воинственный. Но вся его твердость на людей, нанятых из 20 вышеобъясненных сословий, и на гвардию. Но сие ополчение будет существовать дотоле, пока удовлетворяются со стороны хана достаточным жалованьем, и дотоле, как оное по требованиям их не прекратится, так равно и до времени, пока препятствовать будут случаи делать хищнические нападения, отчего, в особенности ночной порой, я уверен, что русские наблюдают строгие предосторожности. И как я имею достоверные сведения, что хивинский хан будет держаться в главном своем городе дотоле, пока не вывезет свою казну и все имущество в пограничный город Хазарыс (Вероятно, Хазарасп), где начальником брат его родной Рахманкули-Тюре, а потом сам туда намерен скрыться.

Было у хивинского хана суждение по совету одного русского, взятого российским начальством с муллой, сыном Кок-ишан, в числе шести человек, но опять из России бежавшего, чтобы положить преграды с приморской стороны около Мангышлака и Ново-Александровской крепости в доставлении для русского войска провианта и воспрепятствовать в учреждении крепости около Тюб-Карагана, ибо бежавший русский предложил хану, что если то место будет со стороны Хивы защищаться, то прекратится доставка оттоле провианта, по неимению же оного русские войска возвратятся и Хива останется непобежденной; а посему хан повелел своему войску и тамошним жителям употребить все меры к воспрепятствованию в учреждении там крепости; но, по мнению моему, едва ли что могут сделать, ибо я уверен, что со стороны русского начальства в преграду тех мест приняты надежные меры, да и сомнительно, чтобы хивинский хан со всем ополчением своим учинил что-либо противное, так как беспрепятственно около самой Хивы, расстоянием три дня ходу, русские воины устраивают земельные крепости.

б) О делах пограничных с Персией.

Туркменские племена, обитающие около границы персидской между реками Гурген и Атрек, не признающие власти персидского правительства, но некоторые из них, в особенности род оржали, (По-видимому, огурджали, живущие на острове Огурчинском. Подробно о них см. А. Джикиев. Туркмены юго-восточного побережья Каспийского моря Изд-во АН ТССР, Ашхабад, 1961) происходящий не из природных йомут, но от разных наций народов, в Туркмении с древних времен поселившихся и урожденных от иомутских рабынь, перестали повиноваться и мне, делают неприязненные посещения на российские купеческие суда, в здешний край для торга и промышленности приплывающие...

Причиной всем этим самовольствам есть откупщик у персидского начальства астрабадских вод вышеупомянутый русский из персиян купец Багиров, содержавший прежде до 1835 г. принадлежащие туркменам прибрежные рыболовные воды, но по случаю неплатежа им честно по расчетам нам 13916 руб. суммы (о взыскании коей хотя я в прошлом [348] 1835 г. по бытности моей в Тифлисе подал лично г-ну главнокомандующему в Грузии барону Розену прошение, но удовлетворения доныне не получил), от откупа этих вод ему, Багирову, отказано, и оные переданы в содержание астраханским купцам братьям Герасимовым по заключенным из числа их со старшим братом Александром Матвеевым “талагам”, или контрактам, но он (то есть Багиров) в отмщение этого, а более из корыстных и вместе с тем преступных видов употребляет всю хитрость и меры через братьев своих персидскоподданных, занимающих у шаха важные места и должности, а сии последние по ненавистным изветам настаивают у персидского начальства вытеснить и отвратить торговлю и промышленность в здешнем крае, русскими купцами открываемую, каковая до времен, как братья Герасимовы, первые познакомившись с нашими племенами, русским не была известна, и поэтому они настраивают тех туркмен через подарки делать с русскими судами неприязненные посещения на лодках, снабженных Багировым будто бы для рыболовства, давая им повод к самоволию и самоуправству, так что туркмены те, отделившись от благонамеренного моего распоряжения, думают, что я не имею права входить в защиту русских судов далее пределов Атрека по причине ниже сего объясненной; а между тем те ж самые туркмены, обиженные управлявшими здесь от Багирова промысловыми делами в незаплате за рыболовство денег, в 1839 г. взяли из числа его русских рабочих людей, посланных с судна на берег за водой и дровами, двух человек, (Подробнее об этом см. док. 252) из коих один от простуды помер, а другой по настоянию моему отправлен на судне купца Герасимова и от него на судно ж Багирова передан. Но они, управлявшие по окончании вешнего того года беляка, не заплатя туркменам тем за условленную рыбу 4500 руб., тайным образом на шкоуте “Св. Екатерина” отплыли, увезли с собой в Астрахань туркменского аманата и поручителя в исправной заплате денег Назар-Кули, который доныне в Туркмению не возвращался. Через этот поступок те туркмены крайне ожесточены, остаются в худом мнении, что и прочее русское купечество, сюда для торга и промышленности приплывающее, может также подобные Багирову делать поступки. Управляющие же на означенном шкоуте Багирова, вероятно, поступили так с дозволения хозяина потому, может быть, что он не хочет уже в здешнем крае производить рыболовство, но по его-то (Багирова) недоброжелательным хитростям учинено и в Туркмении следующее расстройство.

Граница туркменского владения с Персией состояла с древних времен по прибрежью Каспийского моря до Черной речки и по оную черту рыболовные воды по заключенным старшинами контрактам отдавались на откуп прежде вышеупомянутому из персиян астраханскому купцу Мир-Абуталиб Багирову, который по ту границу от оной со взятыми у персидского правительства Астрабадской провинции рыболовными водами без препятствий владел; но когда по вышеизъясненным; причинам от содержания туркменских вод ему отказано и с передачей оных на откуп другим из русских астраханских купцов братьям Александру, Михайле и Никите Герасимовым, то ж по контрактам, по Черную речку, со стороны Багирова возникло в Астрахани тяжебное дело, по которому присоединяются к персидскому владению и туркменские воды, от Черной речки до Атрека, через что содержателей наших вод купцов Герасимовых, свято исполняющих российские законы, хотя в предохрану себя от напрасного взыскания, от Багирова возникшего, и не участвовавших в рыболовстве в том участке вод, крайне стеснил и довел, как известно мне, до значительных убытков с потерей [349] многочисленного семейственного их капитала. И как ныне до сведения моего дошло, что они, Герасимовы с Багировым, не успели кончить старое тяжебное дело, и только Багиров в прошлом 1839 г. возвратился из Персии в Астрахань, возвел на них новую несправедливую жалобу, будто бы Герасимовы в откупаемых Багировым у персидского начальства водах производили рыболовство, за что взыскивается с них более 200 тыс. рублей, чего со стороны Герасимовых производимо не было, и о том утверждаю я не ложно, так равно подтверждаю и данные в прошлых годах о погруженной в суда их рыбе и ее припасах свидетельства, что оные уловлены в туркменских водах, не касаясь даже новой граничной реки Атрек.

Что касается, что Туркмения с Персией граничит по Черную речку, то, я полагаю, правительство российское может усмотреть из дел морского начальства, прежде частных лиц сюда на военных кораблях приплывающих и даже в последнюю персидскую с Россией войну, от сего же места я с подвластными мне туркменами иомутского племени действовал вооруженной рукой противу ненавистной нам издревле персидской державы по воззванию военного начальства за Россией. Так равно эту черту границы положил и бывший здесь в прошлом 1836 г. начальник российской торговоученой экспедиции г-н коллежский асессор Карелин, который в яснейшем виде открыл законопреступные действия помянутого из персиян купца Багирова и, вероятно, описал русскому начальству, и который мне лично изъяснялся, что около этой границы на Серебряном бугре назначал выстроить от России крепость для охранения русских купеческих судов, для торга и промышленности сюда приплывающих, а посему уступку Персии этих мест туркменский народ не мог бы сделать без кровопролитной войны, но останавливается, дабы не навести неприятностей России, ибо известно мне, что в это определительное о границах дело вошел пребывающий в Тегеране российско-императорский полномоченный министр, ибо он, как видно из сообщенного в прошлом 1839 г. официально канцелярией его превосходительства содержателю туркменских вод астраханскому купцу Александру Герасимову, тогда здесь находящемуся, мнение по тяжебным делам Багирова с ним, с купцом Суджаевым, в рыболовстве, и мне подробно объявленного, каковым мнением г-н министр по благорасположению к соседственной державе признал реку Атрек пограничной чертой между владениями туркменцев и персиян, тогда как он же, г-н министр, в том мнении своем описывает о туркменских племенах в отходящей Персии границе, обитающих между реками Гурген и Атрек (то есть от Черной реки), что они не признают власти персидского правительства, — то почему же рыболовные воды в границе их жительства должны присоединиться к Персии. Но как мнение это зависит от утверждения верховной российской власти, утверждено оное или нет, неизвестно. Но между тем через разглашение о таковом мнении г-на министра через приверженцев Багирова в туркменском народе, тамо жительствующем, не признающем персидской власти, подан повод так же думать, что я не имею права входить в защиту русских судов далее предела реки Атрек, и отстраняются от благонамеренных моих распоряжений в недозволении делать вышеозначенные самовольства. Далее же г-н министр в мнении своем уничтожает сделанное туркменскими старшинами из числа откупщиков наших вод Герасимовых со старшим братом Александром Матвеевым Герасимовым условие, объясняя, что оно не должно иметь законной силы потому будто бы, что старшины, руководствуясь единственными выгодами, одни и те же воды отдают на откуп разным промышленникам. Это замечание, до него, г-на министра, доведенное, есть несправедливо, ибо в здешнем народе не только условия, делаемые [350] на письме, но и между собой на словах, соблюдаются в точности, так что если что обещано, но не исполнено на самом деле, считается за важнейший порок, и даже есть люди безграмотные, не имеющие у себя именных печатей, то вместо оных обмакивают перстом в чернила, прикладывая на бумагу, и это действует непреложным обязательством.

В самой Персии начальство ненавидствует на открываемую здесь в Туркмении русскими торговлю и промышленность, в доказательство чего осмеливаюсь изъяснить следующие причины: 1) о вышеупомянутом Суперкарге Эривандове, прибывшем от российского правительства для исполнения торговли, разнесли слухи, будто бы он приехал шпионом, и эти нелепые слухи тогда миновались, когда Эривандов через находящегося в Тегеране полномоченного министра испросил на беспрепятственную торговлю шахский фирман; 2) из числа содержателей туркменских рыболовных вод вышеупомянутых купцов Герасимовых старший брат Александр Матвеев в прошлом 1939 г. по желанию астрабадских прибрежных жителей и почтенного духовенства, Багировым недовольного, с согласия Аббас-хана Каджара намеревался взять на откуп астрабадские прибрежные воды, и когда посланы были к персидскому правительству депутаты от жителей и духовенства астрабадского и от меня с мирными договорами о прекращении прежних несогласий между туркменами и персиянами, от Багирова происшедших, и с испрашиванием на утверждение сих вод за Герасимовым от шаха фирмана, то его величество не изъявил согласия по причине, как я после узнал, доведенного ему нелепого мнения, что русские, как только вступят во владения персидские под предлогом откупщиков вод, а с тем вместе и в открытие торговли, утвердятся твердыми ногами, и впоследствии времени шах должен уступить России и провинции эти, из чего усмотреть можно, какое благорасположение имеет Персия к русским, и доказывается, что самоначальство преклоняет людей сжигать ватажные строения, в пределах Персии русскими устраиваемые, и брать людей с оных, несмотря на то, что оно, получая с содержателей за право рыболовства откупную сумму по заключенным контрактам, должно бы охранять не только имущество, но их самих от неблагонамеренных людей, а из сего видно, что туркменцы, не имеющие у себя самодержавной власти, но под управлением только моим со старшинами свято соблюдают условия, нежели в Персии, ибо здесь таковых поступков еще не бывало, и 3) ненавиствуют на меня и на старшего сына моего Якши-Мамеда, действующего по управлению вместо меня. В особенности во время отсутствия из Гасан-Кули стараются всеми мерами и подкупают людей лишить его жизни. А недавно перед сим сделано распоряжение не упускать для продовольствия всего вообще туркменского народа съестных потребностей, и как таковых в Туркмении по неудобной почвы земли не родится, то теперь народ, получавший прежде в подобных случаях хлеб из Хивы, но в настоящее время и с ханом хивинским пребывающий в расстройстве, должен терпеть голод.