№ 25
Из “Записки о поездках князя
Александра Бековича-Черкасского к восточному
берегу Каспийского моря и о сухопутной
экспедиции его в Хиву” (Заголовок
документа; документ не датирован, но, как видно из
содержания, написан позже описываемых в нем
событий; датируется по времени события.)
[1717]
Мыс Тюк-Караган, в северо-восточной
части Каспийского моря, был издавна известен
астраханским жителям по торговле, производимой
ими у сего места с Туркменцами. Русские и татары
ездили туда из Астрахани на малых судах
компаниями.
В 1713 г. с одною из таковых компаний
прибыл в Астрахань знатный туркменец Ходжа Нефес
и объявил проживающему в Астрахани князю
Саманову (Родом персиянин из
Гиляни, где был беком; перешел в Россию и принял
христианскую веру (примечание в документе)),
что он имеет открыть российскому императору дело
великой для государства пользы. Саманов проводил
туркменца в Санкт-Петербург, где чрез посредство
гвардии поручика Александра Бековича, князя
Черкасского (Родом из Кабарды, в то
время называвшейся Черкасскою землею, отчего,
вероятно, он и получил прозвание Черкасского; сие
подтверждается одним из донесений его к Петру
Великому, в коем, между прочим, говорит: “Писали
ко мне из черкасские земли братья мои”. Название
же “Бекович” может произойти от слова “бек”,
так же как от слова “король” производится
“королевич” и проч. Бекович был за границей для
изучения наук, и в особенности мореплавания, и с
1713 г. делается известным как доверенное лицо
государя. Замечателен его проект о покорении
российскому владычеству кавказских народов. Он
был женат на княжне Марье Борисовне Голицыной,
дочери известного князя Бориса Алексеевича
Голицына, под надзором которого Петр Великий
воспитывался” (примечание в документе)),
бывшего у государя в милости, удостоился весною
1714 г. быть представленным его величеству вместе с
товарищем своим.
Открытие Нефеса состояло в том, что в
стране, лежащей при реке Аму, добывается песочное
золото и что хотя река сия, впадавшая прежде в
Каспийское море усбеками (Узбеками)
(хивинцами) отведена в Аральское море, ради
безопасности от россиян, но, перекопав плотину,
можно обратить реку в прежнее русло, в чем
русским будут помогать и туркменцы. [53]
В это же время прибыл в столицу
сибирский губернатор князь Гагарин с
предложениями о песочном золоте, имеющемся в
Бухарии; с другой стороны находившийся при дворе
ханский посол также подтвердил, что Аму-Дарья в
вершине своей вымывает золотой песок, вместе с
тем просил государя о постройке у старого русла
Аму в Каспийское море крепости на 1000 человек.
Хотя в существование плотины,
изменившей течение р. Аму и в то время плохо
верили, но сказанные показания послужили Петру
Великому предлогом к исследованию возможности
открыть чрез Каспийское море путь для торговли с
Индиею, действительно обещавшей России золото.
В таких видах состоялся 29 мая 1714 г.
именной ево царского величества указ об
отправлении князя Александра Черкасского “в
Хиву с поздравлением на ханство, а оттоле ехать в
Бухару к хану, сыскав какое дело торговое, а дело
настоящее — чтоб проведать про г. Иркень (Яркенд),
сколько далеко оный от Каспийского моря и нет
никаких рек оттоль, или хотя не от самого того
места, однако же поблизости в Каспийское море”.
Первая поездка водою к восточным
берегам Каспийского моря.
В силу сего указа Бекович отправился
сначала в отечество свое в Кабарду, дабы взять
оттоль некоторых из верных людей, тот край
знающих, а весною 1715 г. он пошел водою из
Астрахани к восточному берегу Каспийского моря
для отыскания устья Аму. Следы сего устья
показались ему в заливе у Красноводской косы и он
действительно полагал, что если пойдет следом
старого русла, то найдет плотину, посредством
которой изменено течение р. Аму. В этом
удостоверился он из показаний астраханца
Николая Федорова, посыланного им с Ходжою
Нефесом от Красноводской косы (Здесь
допущена неточность. Для осмотра старого русла
Аму-Дарьи и плотины на ней Ходжа Непес был
отправлен не с Красноводской косы, а с
Тюб-Караганского мыса. Об этом см. док. № 24)
для осмотра плотины, до которой езды их было
степью 17 дней. По мнению туркменцев, для
приведения реки в старое русло надлежало от
плотины прокопать высокого места до дола (Слово “дол” здесь значит русло, ложе.
Следует заметить, что показания Николая Федорова
не соответствуют некоторым образом другим
сведениям о первой поездке Бековича; так,
например, он говорит, что князь Черкасский
пристал к Тюк-Караганскому мысу, где находилось
прежнее устье р. Аму, а не у Красноводской косы, но
это невероятно (примечание в документе))
около 20 верст. Полагать надо, что Бекович не был
готов к сухопутному походу или считал отряд свой
для сего недостаточным (Из двух
донесений губернатора Казанской губернии
Салтыкова усматривается, что на снаряжение сей
первой поездки издержано 30638 руб., взято у
посадских людей под экспедицию 16 стругов,
воинских людей дано из Астрахани и других мест,
отколе удобнее, 1500 человек, в том числе 100 человек
яицких казаков. Люди снабжены мундирами, шубами и
всеми нужными припасами — свинцом, порохом и
проч. (примечание в документе)) и что поездка
эта была учинена только для собрания
предварительных сведений.
С собранными известиями и картою
восточного берега, составленною по расспросам,
возвратился Бекович в Россию и застал государя
императора в феврале 1716 г. в Либаве. При
объяснении с ево величеством князь Черкасский
умел представить дело с хорошей стороны и подать
большую надежду на успех экспедиции, за что и был
на месте пожалован в капитаны гвардии.
Петр Великий не терпел отлагательства:
тут же состоялся новый указ “Господам сенату”
об отправлении князя Черкасского, а сему
последнему даны были собственною его величества
рукою писанные [54] пункты. Сии
документы столь занимательны, что нельзя не
вписать их здесь от слова до слова:
а) Именной указ об отправлении князя
Черкасского: “Господа сенат! Понеже капитана
князя Черкасского отправили мы паки туда, откуда
он приехал, и что ему там велено делать, о том дали
ему пункты; и чего он против всех пунктов будет от
вас требовать, также и сверх того, и в том чините
ему отправление без задержания. У подлинного
письма приписано его императорского величества
собственною рукою тако: Петр из Либоу, 14-го дня,
февраля 1716 г.”.
Князю Черкасскому данные пункты от его
царского величества и по оным как поступать,
будучи в Хиве... (Сняты инструкции
Петра I А. Бековичу-Черкасскому (см. док. № 5).).
Лейтенанту Кожину, состоявшему в
команде Бековича, дана особая инструкция, в делах
не отысканная.
Четыре дня спустя по подписании его
величеством указа и пунктов состоялось
определение Правительствующего сената, из коего
можно извлечь некоторые подробности о числе
войск и вообще о средствах, предоставляющихся
Бековичу (Об этом см. док. № 24.).
...В одно время с вышесказанными
приготовлениями Бекович не упустил из вида и
другой меры, обещавшей, по-видимому, немалую
пользу доставлением прямых и новейших известий
из Хивы. Мера эта состояла в отправлении туда
нескольких гонцов с известием, что он идет к хану
с посольством. Из всех гонцов имеется в делах
известие только от двух, а именно: от
астраханского дворянина Ивана Воронина и
Алексея, по прозванию Святого. От марта и июля
месяцев 1716 года писали они, что в Хиве им очень
дурно; что подарки, какие у них были, приняты;
ответа на послание к хану никакого не дают,
держимы они под стражею скудно, а об обратном
пути и помину нет; в Хиве же слухи, что князь
Бекович идет не посольством, а войною и что они
были не раз спрашиваемы: зачем русские люди на их
земле хотят строиться? Также негодуют и на
туркменцев, зачем дают русским вожатых (Вероятно, они казнены, как и другие
русские (примечание в документе)).
И, с другой стороны, доходили известия,
что хивинцы смотрят на поход Бековича
недоброжелательно, и что кайсакам, усбекам (Казахам, узбекам.) и каракалпакам
сделано от старшин воззвание, дабы встретить
русское войско в безводных местах большими
силами.
Из числа известных лиц при отряде
находились: князь Саманов (См.
примечание к док. № 13.), астраханский дворянин
Кирейтов, майоры Франкенберг и Пальчиков, братья
князя Бековича: Сиюнч и Ак-Мирзу, посланный от
калмыцкого хана Аюки калмык Бакша и туркменец
Ходжа Нефес. Лейтенанту Кожину следовало, по
указу, также отправиться в поход, но он остался в
Астрахани и подал на Бековича донос в том что
намерение сего последнего есть изменнически
предать русское войско в руки варваров. За
ослушание Кожин предан военному суду, вытребован
в Петербург и допрашиваем Сенатом.
От Гурьева до р. Эмбы войско находилось
в следовании 10 дней, расстояния примерно 300
верст и, переправившись через реку, прошло к
горам Иркетским (вероятно, плоская
возвышенность, Устюртом называемая), пробыв в
походе 5 дней, расстояния примерно 150 верст;
гористым местом войско шло семь недель, пройдя
примерно 800 верст. За 8 дней ходу от хивинских
пределов отправлен был астраханский [55]
дворянин Кирейтов с сотнею казаков в Хиву к
хану с письмами и подарками. Главные силы
продолжали между тем следование и, спустившись с
гористого места, по двухдневном усиленном марше,
примерно 100 верст, вышли к озерам р. Аму, оставив
вправо многие усадьбы хивинские, так что до г.
Хивы оставалось не более как 100—150 верст. В
успеньев день, августа 15 дня 1717 г., войско
расположилось при одном из озер р. Аму и
окопалось с трех сторон (Маршрут сей
выписан из показаний возвратившегося яицкого
казака и нанесен на карту примерно от устья Эмбы
чрез степь, по диагональной линии к озерам,
находящимся у устья р. Аму (примечание в
документе)).
Таким образом, пройдено от Гурьева в 45
дней 1350 верст. Поход самый трудный! Будучи
совершен в жаркое время года по местам
бескормным и безводным, его следует считать
удивительным делом. Воду, большею частью дурную,
добывали выкапывая на всяком привале и переходе
колодцы глубиною от 2 до 4-х сажен.
Здесь следует заметить одно важное
обстоятельство, решившее, может быть, судьбу
экспедиционных войск: посланный хана Аюки (Хан Аюка имел причину ненавидеть
Бековича, отказавшего ему по неимению на то
царского указа в содействии войсками, собранными
для похода в Хиву против кубанского хана, и если
Аюка предупреждал об опасности хивинской
экспедиции, то это только для отклонения от себя
великого подозрения (примечание в документе))
вместе с людьми своими оставил тайным образом на
половине пути войска наши и, обошед оные окольною
степью, пришел в Хиву несколько позже отряда
Кирейтова, о котором говорено выше. Отряд сей,
хотя и был до прибытия калмыцкого посланного
остановлен вне города, но ему были отпущены от
хана кормовые деньги; по приходе же калмыков
хивинцы обезоружили отряд и людей оного
рассадили по тюрьмам. С этой минуты в Хиве все
пришло в движение, и сам хан Ширгази повел против
Бековича войска, простиравшееся до 24 тысяч
всадников (По другим сведениям 15
тысяч (см. док. № 24). См. также Зап. Русск. геогр
об-ва кн. IX, Спб, 1853, стр. 319 и сл.).
Несмотря на нечаянность нападения и
несоразмерность сил, хивинцы не могли нанести
русскому войску удара. В продолжении трехдневной
атаки против окопа было убито из пищалей 10
драгунов и казаков, между тем как от пушечных и
ружейных выстрелов наших хивинские всадники
потерпели немалый урон.
Тогда хан Ширгази по совету своего
казначея Досим-Бая вознамерился прибегнуть к
хитрости: в окоп посланы знатные от хана люди с
предложением о мире, который по военном совете
Бековичем принят и утвержден клятвенно с обоих
сторон. В совете произошло разногласие: майор
Франкенберг и другие военные люди были против
мира, князь Саманов подал голос в пользу оного.
Сообразив все обстоятельства,
предшествовавшие неприязненным действиям
хивинцев, а также невозвращение ни одного из
посланных в Хиву гонцов, а наиболее отряда
Кирейтова, трудно было положиться на слова хана,
но князь Бекович, вопреки большинству голосов в
Совете, решился на заключение мира. Излишнюю и
непростительную доверенность его в сем случае
приписывают нравственному расстройству,
произведенному в нем неожиданной потерей жены и
двух дочерей, утонувших в самый день выхода его
из Астрахани в море.
По заключении мира хану Ширгази
оставалось главное — разъединить войско,
которое в совокупности было для хивинцев
непобедимо. С сею целью хан оттянул войска свои к
Хиве и пригласил Бековича к себе в лагерь под
видом почетного приема посланнику великого
государя и обмена подарков.
Князь Черкасский имел пагубную
неосторожность отделиться от своего войска с
пятьюстами всадников, его сопровождал князь [56] Саманов; по размене подарков и
оказании ханом Бековичу различных почестей, сей
последний до того уверился в искренности
Ширгази, что согласился отделить из числа 500
человек, его сопровождавших, 240 человек для
удобнейшего продовольствия оных. Тогда только
личина была снята, и оба отряда внезапно окружены
и изрублены.
Майор Франкенберг по отбытии Бековича
принял, как старший, команду и следовал за
ханским войском не в дальнем расстоянии.
Вероятно, посредством пытки вынуждены были у
Бековича (Судя по показаниям
Ходжи-Непеса, Алтына Усейнова, Федора Емельянова
и Михаила Белотелкина, А. Бекович-Черкасский
давал распоряжения Франкенбергу не в результате
пыток, а по своей неосторожности: хивинскому
хану, по их словам, легко удалось убедить его в
целесообразности расчленения войска, якобы для
удобного квартирования (см. ЗИРГО, кн. IX, Спб., 1853,
стр. 319—337).) три предписания к Франкенбергу о
размещении оставшегося войска по квартирам, где
от хивинских посланных указано будет для
удобнейшего русских продовольствия. Три раза
Франкенберг отказывал, говоря, что послушается
личного приказания своего начальника, и только
по четвертому предписанию, в котором содержалась
угроза военным судом, он предался на волю божию и
распустил войско, которое и было по частям
избито. Бекович и Саманов вскоре за этим казнены,
и голова первого послана ханом Ширгази в подарок
бухарскому хану. Зверской поступок этот удивил
сего последнего — голова отправлена обратно с
вопросом: не людоед ли хан Ширгази?
Немногие из участвовавших в
экспедиции оставались живыми, а еще меньшее
число возвратилось в отечество. Замечательно,
однако ж, что Ходжа Нефес, виновник похода, а
также братья Бековича уцелели и были отпущены на
родину.
Войска в трех крепостях, устроенных по
берегу Каспийского моря, ослабленные болезнями и
сильною смертностью, по получении известия о
плачевной участи сухопутной экспедиции,
поспешили удалиться в Астрахань морем, доколе к
тому предстояла возможность. В Красноводской
крепости полковник фон дер Виден должен был,
однако ж, выдержать сильное нападение
туркменцев, которые в надежде добычи переменили
дружбу свою к нам на ненависть. Попытка их была
неудачна, и отряд Видена оставил крепость без
большой потери, но по выходе в море два судна с
четырьмястами человек погибли.
Таким образом кончилась хивинская
экспедиция, надолго сохранившаяся в памяти и
оставившая по себе пословицу: “Пропал, как
Бекович”.
Заключение
По соображении вышеупомянутых
обстоятельств нельзя не вынести следующего
заключения:
1. Что поход чрез безводную и
бескормную степь, на расстоянии 1350 верст,
пройденных в два месяца без всяких промежуточных
пунктов, где бы были сделаны запасы, даже с
трехтысячным отрядом и артиллериею русскому
войску возможен.
2. Что хивинцы с 24 тысячами свежих
всадников не могли расстроить утомленное
изнурительным походом войско в 10 раз их
слабейшее и, наконец,
3. Что неудачная развязка похода была
делом случая и крайней неосторожности князя
Бековича
Генерал-лейтенант Шуберт
Начальник отделения полковник
Фолтон-де-Верасон
ЦГИА ГрузССР, ф. 1087, д. 612, лл.
9—16.
Подлинник.
