Записка есаула Лалаева о поездке в западные и юго-западные районы Туркмении

1830 г.

(Точная дата составления документа неизвестна)

Со времени отъезда моего из Тифлиса с Кият-беком в продолжение всего пути до Баку, месячного пребывания нашего в сей крепости, и оттоль до Челекена, главного жилища хана сего, находящегося на берегу моря в песчаных необозримых степях, — я старался, как и все прочие морские офицеры, оказывать ему всевозможное уважение. По прибытии нашему в Челекен на другой день он ввел меня в аул, представил родственникам своим, в числе 30 кибиток при нем живущим, и я пробыл у него пять дней.

В сих местах большие нефтяные колодцы, превосходящие даже бакинские, куда приезжают на судах беспрерывно из Гиляна персияне за покупкой нефти и отправляют оную во внутрь Персии. Здесь же ломают отличную белую вкусную соль на берегу моря, которой продовольствуются во всей Туркмении и даже возят оную в Мазандеран, Астрабад, Гилян и далее в персидские владения. Бакинские купцы желали бы сделать подряд на вывоз соли в Сальяны и Баку, но страшатся туркмен.

Кият-бек просил меня быть с ним откровенным и действовать, буде что нужно, через него, но получил от меня ответ, что цель пребывания моего в Туркмению есть покупка лошадей. Между тем, я в это же время узнал тайно от других, что Кият не далее как в своем ауле известен ханом и что его не только никто не признает за владетеля, но и не оказывает ему ни малейшего уважения.

От Челекена на судне мы поднялись к Кара-Сенгеру, на 300 верст, по их исчислению, и около 20 верст до Астрабада. Во все это время Кият советовал мне не сходить с судна, дабы не подвергнуться опасности со стороны туркмен, презирающих русских. Представив же ему необходимость лично видеть лошадей и испытать достоинство оных, я едва мог склонить его выйти на берег вместе со мною. Здесь я удостоверился, что Кият-бек хотел все от меня скрыть, а между тем, сам страшась погибнуть от рук народа, ненавидящего его, убедил не отваливать катера от берега и иметь в готовности заряженные фальконеты.

Наконец, несмотря на все сии хитрости, я, по просьбе туркмен, давших, слово оказывать всевозможные ласки и священно сохранять права гостеприимства, отправился с ними в недалеко лежащий (¹/₄ версты) аул и был принят там с необыкновенной вежливостью. При угощении в юрте меня неожиданно поразила весть, что Кият-бек не что иное, как кузнец, хитро старавшийся из корысти обмануть русских. Не найдя хороших лошадей в сем ауле, я простился с жителями, приглашавшими меня прибыть снова, дабы побеседовать с ними, сел на судно и отправился за 30 верст далее, к Серебряному кургану, жилищу Сатлых-хана (Сатлык-хан), в большой аул. В сем месте от старшины Гюрген-бека осведомился, что Кият давно лишен был бы жизни, если бы не находился при мне, и что сие делается единственно из уважения к русским.

Когда я предложил Кият-беку уехать далее во внутрь за 100 верст для выбора лошадей, он, со страха бросив меня в кочевье, бежал на [262] наше судно. Между тем Саглых-хан, желая показать свое усердие, взялся всюду сопутствовать мне. Вообще все жители изъявляли радость, что торговля их будет процветать от посещения русских торговцев.

С Сатлых-ханом я прибыл в Гокленское ханство, в 160 верстах оттоль лежащее, к Ага-Мамед-хану. В стороне купил лошадей и обратно приехал к нему. Хан сей говорил мне, что с Сатлых-ханом можно пройти в Хиву, Бухару и даже проникнуть в Индию. Туркмены спрашивали меня, почему я не привез товар и только занимаюсь покупкой лошадей; что им весьма было удобно, если бы из русских владений возили товары, ибо они часть только покупают в Астрабаде, а прочее все в Хиве, куда путь им чрезвычайно труден, по неимению воды, в течение 30-дневного и более проезда чрез песчаные степи, убийственные по жару (бывает до 50 градусов).

Они говорили, что купцы хивинские и бухарские проезжают через середину Туркмении в Астрабад для покупки товаров. Из Бухары возят мерлушки, кашмирские шали, бирюзовые и прочие каменные и разные другие произведения.

Вообще хивинцы и туркмены имеют нужду в железной и чугунной посуде, железе, простых сукнах, ситцах и прочих домашних вещах.

Всего жителей в Туркмении (Автор документа имеет в виду западные и юго-западные районы Туркмении) считается до 60 тысяч дымов (Здесь в знач. кибитка, семья) и более, ибо многие находятся близ Хорасана. Народ вообще живет богато, чисто одевается и любит опрятность (!!).

Туркмены весьма преданны России и предпочитают её прочим государствам, в соседстве находящимся, и, как видно, желают вступить в подданство империи. Персиян искони не терпят, хивинцев и бухарцев почитают только по закону, ибо не видят от них ни малейшей пользы. Рассуждают так, что если Турция и Персия ищут дружбы и согласия с империей нашей, то и они считали бы себя счастливыми вступить в подданство и давно бы о сём заявили, если бы для переговоров был к ним прислан кто-либо из русских, человек основательный и опытный во всех отношениях. Одно ласковое кроткое обхождение с сим народом может привлечь его совершенно на нашу сторону. Туркмены — народ воинственный, храбрый, остроумный, осторожный, весьма трудолюбивый и склонный ко всем полезным предприятиям. Отличительная черта их — гостеприимство. Они готовы также и к оседлой жизни, но, по словам их, не имея хозяина и распорядителя в делах, они желали бы как милости иметь русского начальника, который водворил бы между ними порядок и спокойствие. Имея частые неприятности во время кочевья близ персидских берегов, они всегда готовы на брань с Персией. В доказательство любви своей к русскому народу они представляют, что в то время, когда в 1826 г. возгорелась война с Персией, они, со своей стороны, делали беспрерывные нападения на персиян, дабы тем разорять их. Через сие самое, как известно, потеряли самого главного, издавна известного хана своего знаменитой фамилии Бута-хана, (Личность Бута-хана выяснить не удалось) именуемого у них грозным, управлявшего всей Туркменией. Он убит по возвращении с поля брани в отечество одним же туркменцем, подкупленным персиянами. На место хана сего вступил в управление старший в роде, двоюродный брат его, Султан-Мамед, кроткий, но лишенный слуха, пока достигнет совершеннолетия сын Бута-хана, имеющий от роду 12 лет. [263]

Из старшин, повсеместно уважаемых, первый, Сеид-хан, признаваемый ими из священного поколения, бывший известным с отличной стороны графу Зубову во время пребывания в Дербенте. Он желал по усердию своему приехать в Тифлис в минувшем 1830 г. вместе с Кият-беком, но получил в том, как и все прочие главные беки, отказ будто бы по поводу того, что ген. Муравьёв воспретил сие. Ныне он просил дозволения вместе с другими почетными лицами совершить этот путь.

Все поколения, туркменский народ составляющие, в политических мнениях согласны между собой; разногласий, раздоров и междусобных войн ныне не бывает, как случалось прежде.

От Астрабада в 20 верстах, а от берега моря в 15, лежит остров Ашур-Аде: сюда приезжают туркмены на своих лодках засевать арбузы, по множеству земли и отличному плодородию оной. В сих местах были рыболовли астраханских купцов, разоренные во время персидской войны. Здесь в ямах нашел я много соли, сети, кирпичи и разные снасти. Воды на сем острове изобильно, камыша для топления много и по местам травы. Из Мазандерана приезжают сюда для рубки камыша на делание разных вещей. По берегу моря под Астрабадом большие леса, коими и туркмены довольствуются во время зимнего кочевья близ сих мест.

Остров Ашур-Аде имеет глубокую, весьма удобную пристань, и корабли пристают так близко, что по лестнице можно выйти на берег.