ЭКСПЕДИЦИЯ КНЯЗЯ БЕКОВИЧА-ЧЕРКАССКОГО В ХИВУ.

Тук-Караган, по-Трухменски Туп-Караган, есть мыс, далеко вдавшийся в Каспийское море; с северной стороны его омывает залив, принимающий в себя реки Яик (Урал) и Эмбу. Русские издавна ездили на этот мыс компаниями из Астрахани, для торговли с Трухменцами; такая же компания посетила мыс и в 1713 г. К ней явился Ходжа Нефес, один [170] из знатнейших лиц Трухменского колена, и убеждал Русских взять его с собою в Астрахань, объявляя, что он хочет сделать самые выгодные предложения Русскому Государю. В Астрахани жил тогда Персидский Князь из Гиляна, названный, по принятии Св. Крещения, Самановым. Он познакомился с Нефесом, и вскоре так подружился с ним, что Нефес открыл ему те предложения, которые хотел он сообщить Русскому Государю. Предложения эти состояли в том, чтобы Петр Великий взял в свое владение все области, лежащие по берегам реки Аму-Дарьи, где находится золотой песок, и что в этом предприятии ему будут помогать Трухменцы. Но хотя устье Аму-Дарьи, которым эта река впадала прежде в Каспийское море, и запружено теперь Узбеками и река отведена в Аральское море, для того чтобы обезопасить себя от Русских, однакож можно было перекопать плотину и восстановить течение реки по старому руслу. Саманов, радуясь такой находке и надеясь чрез то обратить на себя внимание Государя, взялся проводить Трухменца в Москву и Петербург. По прибытии их на место, приехал в столицу и Князь Гагарин, Губернатор Сибирский, с донесением, что в Малой Бухарии есть золотые пески. Это было весною 1714 г. Случай свел Саманова с Черкесским Князем Александром Бековичем, [171] Капитан-Поручиком Гвардии, который был в большой милости у Государя. Бековичь представил Саманова и Трухменца Петру Великому. Нефес открыл свои предложения и просил Государя, чтобы он приказал построить город в том месте, где прежде Аму-Дарья впадала в Каспийское море, и снабдить его гарнизоном человек из тысячи.

Хотя вероятнее, что перемена течения Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи произошла от землетрясения, которое возвысило землю на восточной стороне Каспийского моря и образовало море Аральское, или от пересыпи русла Аму-Дарьи столь необразованным народом, как Узбеки; однакожь пример рек на Оскусе и Яскарте, впадавших прежде в Каспийское море, и страх Узбеков от Русских, делали несколько вероятным донесение Хивинского Посла Нефеса. И потому Петр Великий предложил разузнать следы прежнего течения Аму-Дарьи, с целию восстановить его. По завладении восточным берегом моря. Петр Великий видел две выгоды для Государства, именно: доставлять золото в Россию чрез купеческое сословие и открыть России отсюда новый путь торговли с Индиею. Князь Бековичь, как способнейший к этому делу, назначен был для исследования Аму-Дарьи.

Вскоре Бековичь отправился из Петербурга к своему назначению. На пути заезжал он в [172] свое отечество Кабарду, чтобы взять с собою верных друзей, и уже весною 1715 г. отправился из Астрахани водою к восточному берегу Каспийского моря, для исследования прежнего течения Аму-Дарьи. Следы прежнего устья Аму-Дарьи появились ему в Красноводском заливе. Бековичь не сомневался, что откроет и самую плотину, если пойдет далее сухим путем. В этой уверенности, он отправился поспешно в Россию; в Феврале 1716 г. застал он Государя в Либаве, в Курляндии, на пути в Копенгаген, и донес ему об успехе своем.

Петр Великий, незадолго перед этим, отправил в Каспийское море Лейтенанта Александра Кожина, с повелением — сделать описание берегов Каспийского моря, впадающих в него рек, гаваней и островов, по морским правилам, и положить все это на карту. Кожину дан Указ 27 Генваря 1716 г., в котором повелено ему соображаться с описаниями Бековича, если они верны.

Карта Бековича, заключавшая в себе описание восточного берега Каспийского моря, была основана более на словесных показаниях, нежели на собственном исследовании. Эту карту Бековичь привез тогда с собою в Петербург, для поднесения Государю, и она долгое время служила основанием для издаваемых в последствии карт Каспийского моря. Лишь только [173] возвратился Бековичь, Петр Великий тотчас снова послал его в обратный путь и дал ему инструкцию, которую мы выпишем здесь от слова до слова. Вот она:

1) Надлежит над гаванью, где было устье Аму-Дарьи, построить крепость человек на тысячу, о чем просил и Посол Хивинский.

2) Ехать ему к Хану Хивинскому Послом, а путь иметь подле той реки, и осмотреть прилежно течение оные, також и плотины, если возможно оную воду паки обратить в старый ток, ктомуж прочие устья запереть, которые идут в Аральское море.

3) Осмотреть место близ плотин, или где удобно, настоящей Аму-Дарьи реки, для строенияж крепости, тайным образом; а буде возможно будет, то и туг другой город сделать.

4) Хана Хивинского склонить к верности и подданству, обещая наследственное владение оному; для чего представлять ему гвардию к его службе и чтоб он за то радел в наших интересах.

5) Буде он сие предложение охотно примет, а станет желать той гвардии, и без нее не станет ничего делать, опасаясь своих людей: то оному её дать, сколько пристойно, но чтоб были на его плате, а буде станет говорить, что перьво нечем держать, то на год и на своем жалованьи оставить, а впредь чтоб он платил. [174]

6) Если сим или иным образом склонится Хивинский Хан, то просить его, дабы послал своих людей (при которых и наших два бы человека было) водою по Сыр-Дарье реке вверх до Эркети (Эркеня) городка, для осмотрения золота.

7) Также просить у него судов, и на них отпустить купчину по Аму-Дарье реке в Индию, наказав, чтоб изъехал ее, пока суда могут идти, и оттоль бы поехал в Индию, примечая реки и озера и описывая водяной и сухой путь, а особливо водяной к Индии, тою или другою реками, и возвратиться из Индии тем же путем, или ежели услышит в Индии еще лучше путь к Каспийскому морю, то оным возвратиться и описать.

8) Будучи у Хивинского Хана, проведать и о Бухарском, не можно ль его, хотя не в подданство (ежели того не льзя сделать), но в дружбу привести таким же маниром, ибо там також Ханы бедствуют от подданных.

9) Для всего сего надлежит дать регулярных 4,000 чел., судов сколько потребно, грамоты к обоим ханам, также купчине к Ханам же и к Моголу.

10) Из Морских Офицеров Поручика Кожина и навигаторов человек пять или более послать, которых употребит в обе посылке, — [175] первая под образом купчины, другая к Еркети.

11) Инженеров из учеников Колоновых дать двух человек.

12) Нарядить Казаков Яицких полторы тысячи, Гребенских 500, да тысячу человек драгун и доброго командира, которым идти под образом провожания каравана из Астрахани, и для строения города; и когда иные придут к плотине, тут велеть им стать, и по той реке, где плотина, прислать к морю для провожания его, сколько человек пристойно. Вышеписапному командиру накрепко смотреть, чтоб с обывателями земли ласково и без тягости обходился; и для делания там города отпустить с помянутыми конными несколько лопаток и кирок.

13) Поручику Кожину приказать, чтоб он там разведал о пряных зелиях и о других товарах; и как для сего дела, так и для отпуска товаров придать ему Кожину двух человек добрых людей из купечества, и чтоб иные были не стары.

По сим пунктам Господам Сенату с лучшею ревностию сие дело как можно наискоряе отправить, понеже зело нужно.

(Подписано рукою Царского Величества)

В этом же роде дана была инструкция и Кожину. Адмирал, Граф Федор Матвеевич Апраксин получил в С. Петербурге Указ, в котором ему повелено было дать наставление Кожину как поступать с поручениями Бековича, а на место Кожина, для снятия карты с Каспийского моря, назначить другого Офицера. Апраксин поручил это дело Лейтенанту, Князю Василию Алексеевичу Урусову. Но эта экспедиция тогда не достигла своей цели. 1716 год прошел в путешествии Бековича к Астрахани и в приготовлениях к морскому пути. В Казани из Шведских пленников составил он эскадрон драгун и определил к ним начальником храброго Каспара Франкенберга, Майора, Силезского дворянина. Эти Шведские пленники были Саксонцы, которых Карл XII взял на возвратном пути своем из Германии и которые, неполучив от Короля никакого содержания, давным-давно желали вступить в Русскую службу. Они тем охотнее согласились теперь принять оружие, что экспедиция эта назначена не против Шведов, а в Хиву. Бековичь взял также в Казани Пензенский полк, из Воронежа присоединился к нему полк Крутоярский, а в Астрахани принял он команду над полком Руддеровым. С этими гремя полками Бековичь отправился в море, отдав приказ драгунам и казакам выступить в поход в будущее лето сухим путем. [177] Его провожали из морских Офицеров Капитаны Лебедев и Рентель, Лейтенант Кожин, Унтер-лейтенант Давыдов и Штурман Брандт. Он также взял с собою карабельных мастеров и разных ремесленников, которые нужны были для этой экспедиции. В свите его находился и Ходжа Нефес. Некоторые суда были готовы в Астрахани, а другие вновь построены в Казани. Всех судов было до ста; они вышли из Астрахини в Сентябре 1716 г., под командою Бековича.

Эта экспедиция пристала к мысу Тук-Карагану, на котором Бековичь, для обезопасения себя, тотчас заложил крепость, получившую название Тук-Караганской. В ней оставил он Пензенский полк гарнизоном; командирами его были Полковники Хрущев и Анненков и Майор Соковнин (от этой крепости до Гурьева считали 350 верст, а до устья Эмбы 250). Место во всех отношениях выгодно было для построения крепости; не доставало только пресной воды. Ее получали из выкопанных колодцев, в которых вода сначала была свежа и чиста; но, к несчастию, чрез сутки она портилась, горькла и делалась противною; а потому солдаты на другой день принуждены были копать новые колодцы. Это так изнурило людей, что многие из них начали страдать разными болезнями. В 120 вер. от Тук-Карагана в югу есть залив, который [178] соединяется с морем узским каналом. Он получил название, по имени Александра Бековича, Александр-Бай. Здесь Бековичь построил другую крепость., названную Александр-Баевою. Безопасность места, где построена была крепость, дала возможность Бековичу оставить здесь небольшой гарнизон, состоявший из трех рот, под командою одного Майора. Наконец, построили третью и важнейшую крепость к югу от залива Кара-бугас, имеющего пучину, при начале Залива Красноводского, где предполагали найти следы прежнего течения Аму-Дарьи. Эту крепость поручили защищать полкам Крутоярскому и Руддерову. Она находится в 300 вер. от залива Александр-Бай и несколько подальше от Астра-бада.

Не весь залив называется Красноводским; одна только северная часть именовалась Красная-Вода, а южная заливом Балханским. Южная часть (а теперь и обе части) залива получила название от высоких гор, которые от северо-востока тянутся к юго-западу и, подходя к заливу Красноводскому, разделяются на две отрасли: одна идет к западу, и, упираясь в северную часть залива Красноводского, прерывается около мыса Кароменского; а другая тянется к югу и, облегая оконечность залива Красноводского горами: Когрис, Балканом, Шатской и Ламбыльской, теряется на севере залива Балханского. Разделение залива [179] происходит от двух островов: Даргана и Нефтяного, лежащих один против другого. Дарган или теперь Лярджи, собственно полуостров, примыкает к востоку, а остров Нефтяной, или прежде Херрикан, который вчетверо меньше Даргана, лежит от него к западу и получил название свое от найденного на нем Нефтянного ключа. Против отдаленного конца острова Даргана; говорит Соймонов, к Северу от Балхан и в растоянии более ста верст от Красноводской крепости, находится то место, где предполагалось найти прежнее русло Аму-Дарьи. Вероятно, полуостров Дарган не весь обойден Бековичем, который, как кажется, дошедши до половины его и заметив бухту, далеко простирающуюся в твердую землю с северной стороны полуострова, принял ее за пролив, а полуостров Ларджи назвал островом Дарганом. Прежнее устье Аму-Дарьи, отыскиваемое Бековичем, находится, как видно по карте, против средины Даргана с севера, между северными оконечностями гор Балханских и юго-восточной стороны горы Угланской, близ мыса Кароманского. Когда Бекович открыл это место, то и пошел по следам внутрь земли. За пять верст от залива (Красноводского), к большей вероятности своего предположения, нашел он еще несколько раковин; далее исчезли все признаки прежнего течения Аму-Дарьи. [180]

Поручик Кожин утверждал, что предполагаемые следы прежнего течения Аму-Дарьи находятся в одном воображении и ничего не показывают в подтверждение истины. «Впрочем, статься может» — говорит Соймонов — «что сперва следы находятся, а далее скрыты. Сие может быть доказательством для нашего мнения, что река не отведена, но земля возвышена землетрясением. Бековичь мог бы оное легко найти ватерпасом, если б ему на мысль пришло, что такое случиться могло». Но Бековичь твердо был уверен, что река была отведена Узбеками, и что он непременно откроет это, если следующим летом пойдет из Астрахани с казаками и драгунами сухим путем мимо Аральского моря. Теперь надобно было ему ехать на лошадях; но их нельзя было перевезти через море, по случаю наступившей зимы, и потому Бековичь, в Феврале 1717 г., через Гурьев возвратился в Астрахань, надеясь в следующий год выполнить как свое предположение, так и возложенную на него обязанность Посланника к Хивинскому Хану; с ним приехал в Астрахань и Кожин, а в крепости Красноводской оставлен начальником Полковник Фон-дер-Вейден.

Находясь в Астрахани, Бековичь приготовлялся к новой экспедиции и трижды посылал вестников к Хивинскому Хану с уведомлением, [181] что к нему летом будет Русское Посольство. Бековичь делал это с тою целию, чтобы Хивинский Хан обезопасил путь Русским от Киргиз-Кайсаков, кочевавших по ту сторону Яика (между Эмбою и Уралом). В первый раз был послан Грек, по имени Кириак, во второй — Астраханский Дворянин Иван Воронин, а имя третьего забыто. Но прибыли ли они в Хиву — неизвестно; известно только, что ни один не возвращался из посольства.

В Июле 1717 г. отправился и сам Бековичь. Он еще до Пасхи послал часть своего войска в Гурьев. Весь караван его состоял: 1) из помянутого эскадрона Шведских драгун, набранных в Казани; 2) двух пехотных рот, которые однакожь были на лошадях, как и все прочие; 3) из немногих артиллерийских Офицеров и служителей с пушками и достаточною аммунициею; 4) из разных морских и адмиралтейских служителей; 5) из Астраханских Русских Дворян, Мурз и 500 чел. Ногайских Татар; 6) из 500 чел. Гребенских казаков; 7) из 500 чел. Яицких казаков под командою Атамана их Никиты Бородина; 8) из 200 чел. купцев с товарами, частию Русских, частию Татар и Бухарцев и других вольных, которых Бековичь избрал из большого числа явившихся к нему. Только Кожин остался в Астрахани, обещая через несколько дней [182] выехать в след за ними. Астраханский Губернатор хотел понудить Кожина к отъезду вместе с Бековичем; но Кожин не хотел и слышать об этом, и представил Бековича изменником, который будто бы объявленные следы Аму-Дарьи утверждал для того, чтобы порученное ему войско отдать в руки варваров. Губернатор перестал настаивать и Кожин остался в Астрахани.

Экспедиция тронулась из Астрахани и ехала до Гурьева морем. От Гурьева пошел Бековичь с своим караваном сухим путем. Чрез два дни он был у Эмбы, чрез которую переправился на плотах. В пятый день своего пути от Эмбы Бековичь получил собственноручный Указ Государя, в котором повелено ему отправить надежного и тамошние языки знающего человека чрез Персию в Индию, и оному приказать, чтоб о всех обстоятельствах тех стран, чрез которые он поедет, особливо о песочном золоте, прилежно наведался, и возвратился бы чрез Китай и Бухарию. Для этого дела Бековичь избрал Мурзу Тевкелева, который был в его свите. Тевкелев отправился морем и хотел идти водою в Дербент, а оттуда сухим путем в Шамахию и Испагань; но бурею его занесло в Астрабат, где тамошний начальник Сафа-Кули-Хан арестовал его. Тевкелев нашел случай уведомить о своей участи [183] Русского Посланника в Испагани Артемия Волынского. Волынский исходатайствовал у Шаха указ об освобождении Тевкелева. В это время случилось несчастие с Бековачем. Услышав об нем, Тевкелев отложил свое путешествие, и возвратился в Астрахань.

Между тем, целый месяц прошел в дороге каравана до Хана Хивинского. Караван далеко уже оставил за собою труднейшие места, где он более всего нуждался в пресной воде, достиг города Ургенчи, лежащего (77° северной широты и 41°30? долготы) к югу от Аральского моря, так что до Хивы оставалось не больше ста верст, и уже радовался скорому окончанию опасного п}тн, как вдруг, сверх всякого чаяния, увидел себя среди многочисленного неприятельского войска, простиравшегося до 24,000 чел. Узбеков, Трухменцев, Киргиз-Кайсаков и других соседственных народов, которыми предводительствовал сам Хивинский Хан Ширгази. Три дни прошло в непрестанных сшибках. Сколь жестоко нападали неприятели, столь мужественно оборонялись Русские. В это время Бековичь подвигался все вперед и своими действиями навел такой страх на неприятеля, что многие, спасая свои пожитки, бежали из Хивы в совершенной уверенности, что Русские торжествено вступят в Хиву победителями.

Когда Хан не знал, что делать в таких [184] обстоятельствах, явился к нему Сарт (Бухарец) Досим-Бай, Казначей Хана, который славился умом и хитростию. У этих народов нет обыкновения питать глубокое уважение к особе повелителя. Подданный живет с своим Государем, как равный ему, и дозволяет себе говорить Хану разного рода укоризны. Так сделал Досим-Бай. Он предстал пред Хана и сказал ему: «Ты безрассудно делаешь, что хочешь силою оружие победить Россиян, которых все считают непобедимыми. Здесь не оружие, а хитрость и обман только уместны. Нужно наперед заманить предводителя в свои руки, а остальное ни почем». Хан советовался об этом с знатнейшими из своего народа и положил начать переговоры.

Перед Русским лагерем показались двое переговорщиков с значками в руках. Они дали знать, по тамошнему обыкновению, что посланы от Хана для важных объяснений. Будучи представлены Бековичу, они сказали, что «нападение со стороны Хивинцев происходило от незнания, с кем они имеют дело и с каким намерением Русские идут в их земле; но теперь приятель Хана нашего, Калмыцкий Хан Аюку, уведомил Хивинцев, что Князь Александр Бековичь отправлен в Хиву Послом от Великого Государя Императора Всероссийского, и потому Хан приказал в ту же минуту прекратить все [185] неприятельские действия, готов принять Посла с надлежащими почестями, и потому желает, если то угодно будет Князю Бековичу, послать знатнейших из своего народа в Русский лагерь с переговорами о принятии с должным уважением Русского посольства».

Хивинское войско с этого дня действительно не показывало никаких неприязненных действий. Бековичь приписывал это скорее хитрости Трухменцев, чем их дружеству: потому что он не верил, чтобы из трех посланных из Астрахани с предварительным известием о Русском посольстве никто не достиг Хивы. Бековичь думал — и очень основательно, — что посланные задержаны Ханом, с тем чтобы Русские не получили никакого известия о неприязненных приготовлениях Хана. С ним разделяли настоящее мнение Русские и Немецкие Офицеры. Один Князь Саманыов был противных мыслей. Оп сказал: «можно ошибиться в своем подозрении. Бековичь может принять к себе посольство Хана: лучше вступить в переговоры, нежели вверять судьбу свою неверному решению оружие». В это время Бековичь получил известие о смерти своей супруги. Эта печаль и дружество Саманова заставили Русского Посла почти машинально склониться на сторону Персидского Князя.

Хивинские Посланники явились в Русский лагерь. Четыре дня тянулись переговоры. В это [186] время Хан присылал Посла за Послом, с уверением, что он желает мира. Наконец решили, чтобы Бековичь пошел к ставке Хана на аудиенцию, в сопровождении 500 чел. вооруженных, и чтобы ни та, ни другая сторона не имела никаких опасений в неприязненности друг к другу. Последний пункт обе стороны утвердили присягою по своему обыкновению.

Бекович с некоторыми Офицерами, в сопровождении 500 чел. Яицких Казаков, пошел в Хивинский лагерь, который от Русского отстоял на такое пространство, что в нем ничего нельзя было заметить. Лишь только Бековичь подошел к лагерю, как, вместо аудиенции, был окружен множеством неприятелей и взят под караул. Кто вздумал было обороняться, тот был изрублен на месте, а кто сдался, тот отведен в неволю. Майор Франкенберг был оставлен начальником в Русском стане. Хивинцы вынуждали Бековича посылать приказ за приказом к Франкенбергу, чтобы он разделил остаток войска на части и вступил бы в квартиры, по указанию Хана. Франкенберг догадался, в чем дело и не хотел сначала повиноваться вынужденным приказаниям своего начальника. На третий приказ догадливый Майор отвечал Хивинским посланцам: «Нетрудно понять, что мой начальник делает эти приказания поневоле. Я готов повиноваться [187] Бековичу, когда услышу приказ из уст его в Русском лагере. Но теперь пусть извинит». Наконец Франкенберг получает четвертый приказ с угрозами, что он, как ослушник команде, имеет ожидать строжайшего наказания за неповиновение Начальству, если в ту же минуту, по получении приказа, не разведет войска на показанные квартиры.

Франкенберг усомнился в своем предположении; разделил войско поставил его на квартиры и отдался во власть судьбе. Лишь только войско разведено было по разным местам, как напало на него множество неприятелей, и всех, кто защищался, изрубили, а остальных отвели в плен. Тотчас после этого дан был Ханом приказ отсечь голову и Бековичу, а Саманова изрубить в куски.

Хивинский Хан думал, что он совершил великое дело, и что лишь только он объявит об этом соседям, не будет конца похвалам и радости. В этом самообольщении он тотчас отправил Посланника к Бухарскому Хану с известием, что знаменитейший муж, Посланник Великого Императора Российского убит; а войско его или изрублено или забрано в плен. В доказательство своего торжества он, храбрый Хан Хивинский посылает к нему Хану Бухарскому и голову самого Посланника Русского. Хан Бухарский ужаснулся злодейству [188] своего соседа, и, наслышавшись об этот преступлении еще до прибытия к нему Посланника Хивинского, дал приказ не допускать к себе варвара, а выслать к нему только с вопросом: «Не зверь ли кровожадный ваш Хан? Отнесите голову к нему назад: я омываю руки в этом бесчеловечном поступке».

Петр Великий крайне сожалел об этом несчастий; но тогдашние его дела со Шведами не позволяли ему достойно отмстить Хивинскому Хану за нарушение неприкосновенных прав посольства. В этом случае он утешал себя, по крайней мере, мыслию — проложить путь Русским в Индию, надеясь на Бухарского Хама. Поэтому Государь чрез Персию отправил в Бухару Посланником Италиянца Флорио Беневени, знавшего языки Персидский, Турецкий и Татарский, и который служил Секретарем при Коллегии Иностранных Дел. Но это не касается настоящей экспедиции, и потому мы обратимся к описанию участи оставшихся после Бековича.

Трем гарнизонам, оставленным в трех крепостях при Каспийском море, не оставалось никакой надежды держаться более в этих крепостях: им нужно было заботиться теперь только о собственном спасении и о возвращении на родину. У них были в готовности суда, на которых они должны были переехать в Астрахань. Но Красноводский гарнизон не успел [189] переправиться через море. На него напали Трухменцы, уверявшие прежде Русских в своей дружбе и в готовности помогать во всем. Они думали управиться с этим гарнизоном так же легко, как и с Бековичем. Прелесть добычи, которую они надеялись найти в лагере, в припасах, в самых пленных определенных заранее на продажу, все это льстило им и придавало смелости к нападению. Но Полковник Фон-дер-Вейден удержал их ярость. Он приказал на Красноводском перешейке сделать шанцы из мучных кулей и стать в оборонительное положение. За каждое покушение переступить мучные шанцы, Трухменцы дорого платились. Наконец Фон-дер-Вейден не хотел более подвергаться опастности. Он сел на приготовленные суда, оставил шанцы голодному неприятелю, и отправился чрез море в Астрахань. К несчастию, два судна были разбиты при западном береге Каспийского моря, и здесь погибло 400 чел. солдат Фон-дер Вейдена; спаслись немногие.

Около этого времени Поручик Кожин отправился из Астрахани в Петербург. В Саратове он узнал от Аюк-Хана о несчастий, постигшем Бековича, и об участи всей его экспедиции. Это придало духа Кожину и он думал здесь найти оправдание перед, Государем в своем ослушании Бековичу. Но лишь только [190] Кожин прибыл в Петербург, в ту же минуту был арестован и предан военному суду. Впрочем, отговорка, что в Красноводском заливе не заметно никаких следов прежнего течения Аму-Дарьи, замедлила решение суда. Повелено дело переисследовать. И потому, в начале 1718 г., отправлены на Каспийское море Поручик Флота, Князь Василий Урусов вместе с Кожиным. Урусов, в Мае отправившись из Астрахани, с особенным вниманием исследовал дело, и донес Государю о справедливости показаний Поручика Кожина.

Комментарии

1. Сведения об этом посольстве заимствованы из журналов Гг. Соймонова и Тевкелева и помещены в Журнале Минист. Народн. Просв. 1846 ч. LI.