МИХР-СУЛТАН-ХОНУМ И УПРАВЛЕНИЕ ВАКФНЫМИ ИМЕНИЯМИ МЕДРЕСЕ ШЕЙБАНИ-ХАНА

Михр-Султан-хонум была одной из жен Мухаммед Тимур-султана. Отец ее Бурундук-хан в борьбе за присырдарьинские города несколько раз сталкивался с Мухаммед Шейбани-ханом, тогда еще являвшимся одним из предводителей ополчения кочевников. По словам анонимного автора исторического сочинения на узбекском языке, посвященного истории Мухаммед Шейбани-хана — “Таварихи гузидеи нусрат-наме” (написано в 1502 — 1504 гг.), Бурундук-хан, убедившись в бесполезности вражды с Шейбани-ханом, особенно после неудачного сражения с ним в области Сайрама в горах Ала Тага, породнился с Мухаммед Шейбани-ханом, выдав свою дочь за сына последнего ¹.

Для узаконения своей власти завоеватели всегда стремились породниться с представителями местной знати. После захвата Самарканда Мухаммед Тимур-султан женился на сестре самаркандского правителя Тимурида Султан Али-мирзы, а после поражения у Ахси и пленения могольских ханов, братьев Султан Махмуд-хана и Султан Ахмед-хана, — на их сестре, дочери Юнус-хана (1467-1487 гг ). Кроме того, в источниках упоминается еще дочь Хованд-зода — одного из термезских сейидов (матерью ее была дочь Абдулали-бека), полученная Мухаммед Тимур-султаном в жены после завоевания Бухары, а также дочь Худойберди-мирзы, сына Аббос-бека (с последней позже он развелся) ².

Как свидетельствует один из авторов, Михр-Султан-хонум была одной из любимых жен Мухаммед Тимур-султан, именуемый шейбанидскими историками Мухаммед Тимур Баходур-ханом ^6*, вместе с сыном своего дяди Махмуд-султана — Убайдулла-султаном (в 1533 — 1539 гг. — верховный хан узбеков) возглавлял узбекские [62] войска во многих завоевательных походах. Современники Мухаммед Тимур-султана, писатели шейбанидского лагеря, не без преувеличения описывали его “героические подвиги” ³. В числе других узбекских султанов ^11* он активно участвовал в подавлении восстания в Каракуле и уничтожении многих восставших жителей, из голов которых для устрашения местного населения была сложена башня на Конном базаре в Бухаре ⁴. Вместе с правителем Самарканда Мухаммед Тимур-султан получил задание привести “в порядок” дела в Самаркандской области ⁵. Воспользовавшись этим, он приобрел для себя земли, дома, торговые и производственные помещения в Самарканде и его окрестностях, часть которых после его смерти была передана его супругой в вакф в пользу медресе Шейбани-хана.

Новый верховный правитель Суюнч Ходжа-хан (1510 г.) передал в удел Мухаммед Тимур-султану области на юге — Кеш ^47*, Несеф ^2*, Хузар и Дербент ^48* с прилегающими к ним землями, т. е. территорию до берегов Аму-Дарьи. Отсюда понятно, почему в области Кеш и Несеф было расположено значительное число земельных владений, переданных позже женой Тимур-султана в учрежденный ею вакф.

Михр-Султан-хонум, в рассматриваемом “Вакф-наме” и в исторических произведениях этого времени упоминается под эпитетом Махди Улия ⁶. Ее также называли Михрбон (Михрибон)-хонум и Михри-хонум.

В мемуарах Захириддин Мухаммед Бабура в главе “События девятьсот тридцать пятого года” (1528/29) описывается пир, где присутствовали послы, прибывшие к нему в Агру от “узбеков” (Шейбанидов), от “кызылбашей” (т. е. от шаха Тахмаспа из Ирана) и от “хиндустанцев” (т. е. от отдельных индийских княжеств). [63]

В число узбекских послов входили: посол Кучум-хана (Кучкунджи-хана — 1510 — 1530 гг.) — Амин-мирза, посол Абу Сайид-султана (1530 — 1533 гг.) — мулла Тагай, а также послы Михрбон-хонум и ее сына Пулат-султана (имена этих послов не упоминаются). Среди узбекских послов называются также потомки Убайдулла Ходжа Ахрара — ходжа Калон и ходжа Абдушшахид. При этом не уточняется, кем именно из узбекских султанов они были посланы. Относительно Ходжа Калона Захириддин Бабур сообщает, что он “... прибыл в качестве посла от узбекских ханов и султанов”. Возможно, упомянутые ходжи возглавляли узбекское посольство. На пиру они сидели недалеко от Захириддина Бабура, что могло объясняться не только их близостью к Захириддину Бабуру ⁷, но и более высоким положением их среди послов. Ходжей сопровождали прибывшие из Самарканда муллы и чтецы корана (хофизы). Далее, перечисляя дары, поднесенные послам в ответ на подарки, привезенные ими, Захириддин Бабур пишет: “Послам Абу Сайид-султана, Михрбон-хонум и ее сына Пулат-султана, а также послу Шах Хусейна мы подарили чекмени с пуговицами и шелковые халаты” ⁸. Несколько ниже он добавляет: “В воскресенье узбекским послам было дано разрешение удалиться. Послу Кучум-хана — Амин-мирзе мы пожаловали кинжал на поясе, затканном золотом, шапку и семьдесят тысяч тенег ^29*; посла Абу Сайид-султана муллу Тагая и нукеров ^32* Михри-хонум и ее сына Пулат-султана облачили в чекмени [с драгоценными] пуговицами и шелковые халаты, им тоже были пожалованы денежные награды, соответствующие их положению” ⁹.

Дважды упоминаемых Захириддином Бабуром “Михрбон-хонум” (“Михри-хонум”) и “ее сына Пулат-султана” можно отождествить с учредительницей рассматриваемого вакфа Михр-Султан-хонум и ее сыном. Наше отождествление основано на том, что у Мухаммед Тимур-султана было три сына. Старший из них Пулат-султан (в разных письменных источниках Пулат, Булат и Фулат-султан) неоднократно упоминается в исторических произведениях того периода как участник сражений с кызылбашскими ополчениями Сефевидов ¹⁰. На наш взгляд, именно этого Пулат-султана имеет в [64] виду Захириддин Бабур. Вероятно, об этом же Пулат-султане сообщает он, когда речь идет о диване (собрании стихов), посланном им в 1519 г. Пулат-султану из Индии в Самарканд. Находящийся в разлуке с родиной Бабур на переплете этого дивана написал стишок, который приводит в своих мемуарах.

“О, ветерок, если ты проникнешь в харим этого кипариса,

Принеси ему в сердце воспоминание о том, кто страдает в разлуке...” ¹¹.

Это обстоятельство, между прочим, наводит на мысль, что между Захириддином Бабуром и внуком его злейшего врага Шейбани-хана — Пулат-султаном — существовали более тесные отношения, чем официальный обмен послами.

Михр-Султан-хонум упоминается также в одном из документов джуйбарских шейхов 1558 г., где она, как и в “Бабур-наме”, фигурирует под именем Михрбон-хонум. В этом документе в связи с продажей участка земли и указанием его границ сообщается: “... Одна граница этого продаваемого владения примыкает к землям селения Губдин, являющимся ... вакфом, ... завещательницей коих была ... Михрбон-хонум” ¹². А селение Губдин числится в списке имений, обращаемых в вакф согласно нашему “Вакф-наме”. В источниках того времени нам не встречалось другое лицо по имени Михрбон (Михри)-хонум.

Таким образом, приведенные сведения позволяют отождествить Михрбон-хонум (Михри-хонум) с учредительницей указанного вакфного хозяйства Михр-Султан-хонум.

Упоминание Захириддином Бабуром Михр-Султан-хонум рядом с именами верховного хана узбеков Кучкунджи-хана и его сына Абу Сайид-султана, ставшего позже верховным правителем шейбанидского государства (1530 — 1533 гг.), и то обстоятельство, что послы Михр-Султан-хонум и ее сына Пулат-султана (называемые нукерами) получили одинаковые подарки с послами Абу Сайид-султана, позволяют заключить, что Михр-Султан-хонум занимала высокое положение в феодальном мире того времени.

Сведения о прибытии узбекских послов ко двору основателя династии Великих Моголов — Захириддина Бабура — интересны и тем, что они свидетельствуют о политических и экономических связях Средней Азии с Индией ¹³, не [65] прерывавшихся даже тогда, когда во главе государств стали представители двух враждующих домов – Тимуридов и Шейбанидов ¹⁴.

Описанные события говорят также о том, что в 1528/29 г. Михр-Султан-хонум была не только жива ¹⁵, но и принимала активное участие в политической жизни государства Шейбанидов.

Михр-Султан-хонум являлась крупнейшим феодалом своего времени. Мы уже перечисляли огромные богатства, которые были обращены ею в вакф в пользу двух самаркандских медресе. Согласно условиям, выставленным ею в вакфной грамоте, мутаваллием вакфного учреждения в продолжении всей ее жизни должна была быть сама учредительница вакфа. Следует еще добавить, что в “Вакф-наме” упоминаются дукканы Михр Султан-хонум без указания, что они являются вакфными, как это делается относительно других объектов. Это позволяет предположить, что Михр-Султан-хонум обратила в вакф не все свое имущество, а оставила часть его в своем собственном владении, в том числе и дукканы в Самарканде.

Таким образом, в руках Михр-Султан-хонум одновременно сосредоточивалась политическая и экономическая власть.

В исторических источниках этого периода встречаются и другие женщины знатного рода, игравшие видную роль в феодальном обществе.

По вакфной грамоте 868 г х. (1463/64 г) учредителем вакфа в пользу гробницы Хованд-Султан-бегим, дочери Тимурида Султан Абу Сайида (1451 — 1469 гг.), была Хабиба-Султан-бегим, дочь эмира Джалолиддина Сухроба ¹⁶.

Мы знаем также, что большим влиянием в узбекском обществе пользовалась одна из жен Мухаммед Шейбани-хана, могольская царевна Айша-Султан-хонум, более известная под именем Могул-хонум. В источниках сообщается, что перед смертью Мухаммед Шейбани-хана обсуждался вопрос, выступать или нет из Мерва для сражения с притворно отступившими кызылбашскими войсками шаха Исмаила. Узбекские эмиры предлагали подождать два-три дня, пока прибудут вспомогательные силы из Мавераннахра. Но жена Мухаммед [66] Шейбани-хана, Могул-хонум, якобы заявила, что поскольку Шейбани-хан дважды посылал шаху Ирана письма, вызывая его на бой, то теперь, когда Исмаил Сефеви прошел далекий путь, не выходить на бой было бы бесчестием, и что, “не допуская в мысли страха, [необходимо] с твердым сердцем отправиться на поле битвы”. После этих слов Могул-хонум все будто бы устыдились, и узбекские войска пошли на бой, кончившийся поражением и смертью Шейбани-хана ¹⁷.

Из этого сообщения явствует, что жена Шейбани-хана имела большой политический вес и сопровождала его в походах. Впрочем, участие жен и семьи в походах тюрок, как и монголов, было обычным явлением ¹⁸.

Большую роль при дворе Тимурида Султан Али-мирзы на грани XV — XVI вв. играла другая женщина, мать Султан-Али-мирзы — Зухра-беги-ого. Как свидетельствуют источники, распоряжения Султан Али-мирзы не исполнялись не только в городе, но и во дворце, где всеми делами ведала его мать. Она происходила из “узбеков” и была “наложницей (Султан Махмуд-мирзы — Р. М.), пользовавшейся почетом”. При осаде Самарканда кочевыми дешти-кипчакскими племенами она вошла в тайное соглашение с Шейбани-ханом о передаче ему власти с условием, чтобы он стал ее мужем, а сын ее Султан Али-мирза — наследником узбекского хана. Шейбани-хан притворно согласился на это, чтобы тем самым облегчить захват Самарканда ¹⁹.

При дворе Захириддина Бабура большую роль играла его бабушка Эсан Давлат-бегим, от которой зависело решение многих вопросов в политической и экономической жизни. Вдова правителя Моголистана Юнус-хана, она по степным обычаям при возведении на ханский престол была поднята на белом войлоке вместе с Юнус-ханом. Рассказывая о ней, Захириддин Бабур пишет: “Среди женщин редко кто мог [67] по уму и сообразительности сравниться с моей бабкой Эсан Давлат-бегим. Она была очень умной и расчетливой. Большинство дел осуществлялось по ее совету” ²⁰.

Из женских имен, известных в истории XVI в., можно еще упомянуть дочь Захириддина Бабура, единственную женщину-историографа на Востоке — Гульбадан-бегим ²¹. Она оставила подробные описания жизни своего отца, деятельность которого значительное время ограничивалась пределами Средней Азии. Поэтому Гульбадан-бегим можно считать историографом Средней Азии, хотя жила она в Индии и в Афганистане.

Таким образом, несмотря на то, что ислам налагал запрет на участие женщин в общественной жизни, все же нам известен ряд случаев, когда женщины из высших слоев феодального общества играли значительную роль в государственной жизни Средней Азии конца XV — первой четверти XVI вв.

Правда, в рассматриваемой нами вакфной грамоте до некоторой степени заметна неравноправность женщин даже знатного происхождения. В разделе, где рассматривается вопрос, кто может быть мутаваллием после смерти вакфодательницы Михр-Султан-хонум, говорится, что пока будет жив кто-либо из потомков по мужской линии, потомки по женской линии не должны иметь касательства к мутаваллиству ²².

В то же время необходимо отметить исключительно тяжелое положение простой женщины в феодальном обществе Средней Азии, о чем изредка упоминают некоторые авторы исторических сочинений ²³.

По условиям, выставленным при учреждении вакфа, мутаваллию, происходящему из потомков вакфозавещательницы, полагалось получать 1/5 часть, т. е. 20%, всех доходов данного вакфного учреждения. По сравнению с оплатой за службу мутаваллиев других вакфов это было очень высокое [68] вознаграждение ²⁴. Однако в случае пресечения линии потомков учредительницы вакфа предусматривалось право, назначать мутаваллия из лиц других семейств, рекомендованных верховным правителем — ханом. Лишь в случае невозможности доступа к хану вследствие его чрезвычайной “занятости” усматривалась возможность назначения мутаваллия общим советом, состоящим из шейхульислама ^36*, верховного казия ^37* и мударрисов ^15* медресе. При этом мутавалли, происходивший не из потомков Михр-Султан-хонум, получал лишь половину десятой доли, т. е. 5% от доходов вакфного учреждения ²⁵.

Судя по сведениям отдельных документов, размеры вознаграждения, получаемого за службу мутаваллиями различных вакфных учреждений, были неодинаковы. Так, по “Вакфие” Алишера Навои, составленной в 886 г. х. — 1481/82 г. ²⁶, мутавалли (вместе с двумя находившимися у него на службе нукерами) должен был получать ежегодно деньгами (накд) сумму в 3000 алтын ⁵⁰ и зерном (ошлыг) ^51* — 30 вьюков. Из другого документа этого же времени явствует, что некий Низамуддин-ходжа Букаул, бывший ранее доверенным лицом в гареме султана, а позже назначенный тем же султаном попечителем медресе и хонако, получал на новой должности у люфа ^52* и вазифа. ^53* (размеры не указываются) ²⁷. В других документах также имеются некоторые сведения о доле мутавалли ²⁸.

Из текста рассматриваемой вакфной грамоты явствует, что имущество, обращенное в вакф, фактически оставалось в полном пожизненном владении учредительницы вакфа — Михр-Султан-хонум. По условиям, выставленным ею в [69] грамоте, она оставляла за собой право распоряжаться доходами вакфных имений по своему усмотрению, изменять указанный в грамоте способ расходования их, назначать и сменять служащих медресе, менять размер их жалованья, понижать или повышать их в должности. “И она по своему усмотрению будет распоряжаться этими... вакфными имуществами и доходы с них будет расходовать на себя, либо отдаст их кому угодно” и у кого угодно отнимет их, — читаем мы в “Вакф-наме” ²⁹. Иначе говоря, вакф, завещанный в пользу двух самаркандских медресе, являлся вакфом с правом свободного распоряжения им в течение всей жизни учредительницы вакфа. Предусматривалась также продажа некоторой части вакфного имущества, правда, оговоренная интересами вакфа, чему “никто не должен препятствовать” ³⁰.

Трудно утверждать о распространенности подобного явления на территории Средней Азии, но можно предположить, что указанное условие о возможности свободного распоряжения имуществом, завещанным в вакф, не было единичным ³¹. Однако правом продажи, а также изменения условий, выставленных в “Вакф-наме”, обладала только сама учредительница вакфа — Михр-Султан-хонум. После ее смерти эти права не распространялись на других мутаваллиев.

Как известно, земли, завещанные в вакф, т. е. изъятые из обычного права оборота, по шариату не могли быть проданы и поделены между наследниками, так же как по утверждении завещания казием лицо, пожертвовавшее имущество, не могло изменить или дополнить его условия. Поэтому оговорка, выставленная Михр-Султан-хонум, о свободном распоряжении ею отчужденным имуществом и о возможности изменения условий вакфной грамоты придает данному вакфному хозяйству до некоторой степени форму обычных земельных владений, не изъятых из гражданского оборота (эти права не распространялись на потомков).

Приведенные выше данные, а именно: право относительно свободного распоряжения вакфным имуществом самой учредительницей вакфа, высокий процент доходов, причитающихся ей, большая разница между оплатой мутаваллиев из своих потомков и “чужих”, положение, выдвинутое вакфодательницей — расходовать доходы на самоё Михр-Султан-хонум, как и условие о запрещении сдавать вакфные земли [70] данного учреждения в аренду представителям феодальной знати (с целью ограждения вакфного имущества от захвата последними) ³² — свидетельствуют о том, что обращение в вакф имуществ Михр-Султан-хонум в значительной степени диктовалось ее стремлением оградить свое имущество (или часть его, обращенную в вакф) от посягательств представителей светской власти и сохранить его за собой и своими потомками.

Оставляя своим потомкам огромные владения, Михр-Султан-хонум не передавала им неограниченного права распоряжения обращенным ею в вакф имуществом. Однако, судя по данным другого источника, не все мутавалли медресе Шейбани-хана придерживались условий вакфной грамоты; они также старались стать полновластными хозяевами вакфных имений ³³.

Из нашей вакфной грамоты видна исключительно высокая роль в вакфном хозяйстве тех мутаваллиев, которые должны были заведывать вакфным учреждением после смерти Михр-Султан-хонум. По условиям “Вакф-наме”, все издержки и расходы вакфных доходов совершались с согласия мутаваллия. Он должен был заключать и расторгать договоры на аренду, следить за благоустройством вакфных имений, выдавать пенсии служащим и т. д ; без его согласия нельзя было срубить и высохшее дерево, росшее на территории вакфного имения, даже если оно предназначалось на ремонт самого медресе.

На пост попечителя вакфного учреждения, как на доходное место, стремились попасть влиятельные лица. В одном из документов упомянутый Дуст Мухаммед-бий, сын Джон Вафа-бия, называется мутаваллием “старинного вакфа” (одновременно он являлся владельцем многих помещений торгово-ремесленного характера) ³⁴. Указание, что вакф являлся “старинным” позволяет думать, что он был учрежден еще до прихода завоевателей, и в том числе Джон Вафа-бия, на территорию современного Узбекистана. Значит, Дуст Мухаммед-бий стал мутаваллием “старинного вакфа” благодаря влиятельному положению отца или самого себя ³⁵. [71]

В некоторых документах и исторических сочинениях отмечается наличие в одном и том же вакфном учреждении одновременно двух или трех мутаваллиев ³⁶. Мутаваллиев могло быть и больше, даже если это не было предусмотрено условиями вакфной грамоты ³⁷. При этом, наличие нескольких мутаваллиев в некоторых вакфных учреждениях не вызывалось необходимостью улучшения работы данного вакфного хозяйства, а объяснялось стремлением определенных лиц обогатиться за счет доходов вакфа. Мутавалли одновременно мог являться и мударрисом подведомственного ему медресе, как это отмечается относительно медресе Шейбани-хана в XVII в., хотя это не предусматривалось в условиях “Вакф-наме” ³⁸.

Мутаваллиями могли быть и женщины. Кроме Михр-Султан-хонум, как уже упоминалось выше, известна еще одна попечительница вакфа — Хабиба-Сутан-бегим. Она являлась строительницей мавзолея Ишратхона и учредительницей вакфа в пользу этого мавзолея. В вакфной грамоте, составленной от ее имени, она, как и Михр-Султан-хонум, поставила условием, чтобы она сама была мутаваллием учрежденного ею вакфа ³⁹.

В “Вакф-наме” обусловлено, чтобы доходы с данного вакфного учреждения расходовались на содержание и ремонт зданий двух медресе с прилегавшими к ним постройками, а также на благоустройство вакфных имений. Однако вакфные имущества, официально находившиеся в собственности религиозных учреждений, фактически принадлежали управлявшему ими мутаваллию и последний в первую очередь беспокоился не о культовых зданиях, а о себе и своем обогащении. По нашему документу, за недобросовестное отношение к своим обязанностям верховный правитель имел право сменить мутаваллия. Однако узбекские ханы мало заботились об обязанностях управляющего вакфом, в частности о наблюдении за зданиями медресе Шейбани-хана, в результате чего, постепенно разрушаясь, к концу XVIII в. они представляли жалкие руины.

Алишер Навои, прекрасно осведомленный о всех сторонах жизни в стране, отмечал злоупотребления современных ему мутаваллиев, вследствие несправедливости которых [72] “бедные студенты [вынуждены были] выпрашивать листок бумаги для письма” ⁴⁰.

Пример мошенничества мутаваллия приводит в своем сочинении Мухаммед Бадиъ, известный как Малихо ⁴¹. По его сообщению, постройки Тимуридов, известные под названием медресе Мухаммед-султана, при Шейбанидах и Аштарханидах пришли в разрушение. При Аштарханиде Абдулазиз-хане (1645 — 1680 гг.) полуразрушенные здания этого медресе никого не привлекали. Вакфные условия в пользу этого медресе тоже не выполнялись.

По просьбе некоторых самаркандских вельмож правитель Индии Аурангзеб (1658 — 1707 гг.), потомок Тимурида Захириддина Бабура, выделил определенную сумму для восстановления зданий, построенных в Самарканде его предками. Мутаваллием по его приказу был назначен некий мулла Вали, сын муллы Замана Пешагири потомок сейида Мир Барака, — наставника Тимура. Ранее этот мулла Вали был, по словам Малихо, мутаваллием и мударрисом медресе Шейбани-хана, но вследствие того, что эти должности из-за неурядиц в стране “стали несуществующими”, т. е. из-за прекращения выполнения условий вакфной грамоты, он вынужден был удалиться в Индию. В 1691 г. он вновь прибыл в Самарканд, хотя и не был знаком с положением дел на местах и с условиями вакфной грамоты вакфа медресе Мухаммед-султана. Мулла Вали и на новом посту мутаваллия не использовал по назначению деньги, выделенные Ауранг-зебом из казны Кабула ⁴².

При Шах Мураде были приняты некоторые меры для восстановления вакфов и в связи с этим вновь вошли в силу многие вакфные документы. В одном из них имеется приписка, в которой сообщается, что в результате смут и многочисленных насилий со стороны эмиров а также вследствие бездействия невежественных казиев вакфные грамоты некоторых медресе и мечетей частично или полностью утрачены ⁴³. К ним можно отнести и вакфы медресе Шейбани-хана.

В более поздние века грабительский характер деятельности мутаваллиев был отмечен в донесении [73] чиновника-ориенталиста А. Л. Куна, который в 1869 и 1870 гг. по поручению начальника Зеравшанского округа занимался ознакомлением с вакфами Туркестанского края. Результаты обследования были изложены им в особой записке. В ней сообщалось, что мутаваллии распоряжались вакфными имуществами произвольно и что, преследуя личные корыстные цели, они входили в частные сделки с арендаторами вакфных имений, часто произвольно уменьшая арендную плату. “Здания не ремонтируются, — писал А. Л. Кун, — не всем лицам выдаются причитающиеся им части из доходов, мутаваллии самопроизвольно распоряжаются имуществом, т. е. не заботятся об увеличении годового дохода, а наоборот входят в противозаконные сделки с арендаторами, которых выбирают они сами. Нередко приходилось открывать, что арендатор или сын мутаваллия, или родственник, или, наконец, сам лично, разбив на мелкие участки вакуфные земли, отдает оные обитателям деревень по вольной цене. . . Наглость в этих случаях дошла до того, что некоторые мутаваллии несколько лет отдают по одной и той же плате одному лицу земли, за которые другие предлагали большую плату. Шариат в предупреждение этого зла, как и условия в некоторых вакуфных документах, определяет отдавать вакуфные земли в аренду раз год и не больше трех лет одним и тем же лицам. Между тем, я видел арендующих одни и те же вакуфные земли более десяти лет по одной цене. В некоторых медресе и мечетях вместо одного или двух мутаваллиев завели по три и четыре, а в других, где документом назначен один мутавалли, обязанности его разбили на три и более лиц. . . Свободные деньги, вместо того, чтобы поступать в казну или в кассу вакуфа, мутаваллиями причитаются себе. . . Наконец, можно уверенно сказать, что ни в одном учреждении не производится расходов тех частей из дохода, которые назначены на продовольствие бедных, освещение и вообще содержание зданий в порядке” ⁴⁴.

Как выясняется из отдельных вакфных документов, с вакфных владений обычно уплачивался налог государству. В вакфном документе Ишратхана 1464 г. обусловливается, что зерно, которое уродится с земли нераздельной половины селения Сарай Малик, нужно расходовать прежде всего на уплату [74] налогов и податей ⁴⁵. В казну государства уплачивался налог и с вакфов ходжи Ахрара. Однако имелись специальные “обеляющие грамоты” — иноят-наме, которые выдавались государем для освобождения от налогов вакфных земель ⁴⁶, при этом освобождение от государственных налогов не влияло на положение крестьян, сидевших на вакфных землях ⁴⁷; выгоду от обеления получало лишь само вакфное учреждение во главе с управителем — мутаваллием; доля доходов последнего в значительной степени зависела от общего количества доходов вакфного хозяйства.

В “Вакф-наме” нет четкого указания об уплате данным вакфным учреждением государственных налогов. В той части вакфной грамоты, где рассматривается очередность использования доходов вакфа, указывается, что прежде всего они должны расходоваться на все то, что способствует увеличению доходов завещанных имуществ, затем — на устройство и поддержание ирригационной системы, на посадку деревьев, ремонт медресе и строений и на содержание служащих.

Далее приводится условие об использовании доходов этих вакфных имуществ на диванские поставки продовольствия: “Пусть вносят диванские поставки продовольствия с этих вакфных имуществ известным путем, без скупости и без расточительства, если потребуют диванские поставки продовольствия и избежать их будет невозможно” ⁴⁸.

Последние слова, если “избежать их будет невозможно”, позволяют понимать под словами “диванские поставки продовольствия” налоги в государственное казначейство, хотя весь предыдущий контекст несколько противоречит такому осмыслению, давая также возможность под “диваном” [75] понимать диван вакфов, который обычно контролировал вакфное имущество. Диван вакфов ведал установлением подлинности вакфных документов и разрешением споров, связанных с владением и управлением вакфными имуществами.

В публикуемом “Вакф-наме” завещательница обусловливает необходимость надзора над вакфом первого эмира и хокима г. Самарканда. Однако текст грамоты не дает ясного представления, платило ли данное вакфное учреждение налоги государству.

Среди вакфных документов встречаются и такие, в тексте которых обусловливается освобождение вакфных имений от различных сборов. Так, в грамоте 953 г. х. (1547 г.) завещатель предупреждает, чтобы великие садры, общественные мутаваллии и сборщики налогов не вмешивались в дела данного вакфа и не взимали бы долю за садрство попечительство, усердие и долю благородных ⁴⁹.

Комментарии

1 Таварихи гузиде, л. 111 a

2 Там же, л 72а, Бабур-наме, стр. 22

3 См. напр., Шади, Фатх-наме, стр. 376, 377, 379; Абдулла б. Мухаммед, Зубдат ал-асар, л. 4686, 469а; Таварихи гузиде, л. 82 а, 88 б, 91а. Эти восхваления активно поддерживались Мухаммед Шейбани-ханом. Одно из сочинений, в создании которого он принимал активное участие, кончается следующими словами: “...Мой сын [т. е. сын Шейбани-хана] — Мухаммед Тимур отправился, взяв [в руки] топор шариата, и жестоко сражался”. (Таварихи гузиде, л. 113 а). Подробнее см.: Р. Г. Мукминова, О некоторых источниках по истории Узбекистана начала XVI в., стр. 124 — 126.

4 Р. Г. Мукминова, Народные движения в Узбекистане в 1499 — 1501 годах, Известия АН УзССР, 1950, № 1.

5 Хофизи Таныш, Абдулла-наме, ркп. ИВ АН УзССР, № 2207 л. 276.

6 Абу Тахир Ходжа, Самария, стр. 171; Вакф-наме, стр. 228.

7 Бабур-наме, стр. 400, 413.

8 Там же, стр. 402.

9 Там же, стр. 407.

10 У Пулат-султана был сын - Кук Бури - султан. У последнего сыновей не было.

11 Бабур-наме, стр. 276

12 П. П. Иванов, Хозяйство джуйбарских шейхов, Док. № 379.

13 См. по этому вопросу А. Уринбоев, Абдураззок Самаркандийнинг Хиндистон сафарномаси, Тошкент, 1960.

14 Особенное оживление торговых и дипломатических связей с Индией наблюдается при Абдулле-хане II

15 В документе 1558 г Михр Султан-хонум упоминается как “покойная” (Из архива шейхов Джуйбари, Материалы по земельным и торговым отношениям Средней Азии XVI века, Док № 379).

16 В. Л. Вяткин, Вакуфный документ Ишратхана, стр. 126.

17 Тарихи Рашиди, ркп. ЛО ИНА АН СССР, № 394, л. 64 б; Ahsan-ut-tawarich of Hasan-Rumlu, стр. 119. В данном случае мы имеем интересный эпизод из жизни господствующих кругов узбекского общества. Если даже предположить, что здесь дается не совсем реальная картина, все же несомненно, что женщины ханского происхождения в узбекском обществе играли большую роль.

18 Б. Я. Владимирцов, Общественный строй монголов, Л., 1934, стр. 55 — 56; Р. Г. Клавихо. Дневник путешествия ко двору Тимура в Самарканд в 1405 — 1406 г., СПб., 1881, стр. 220; См. также: В. В. Бартольд, Улугбек и его время. Записки Российской Академии наук, VIII, Серия историко-филологическая, т. XIII, .№ 5, Петроград, стр. 24.

19 Мухаммед Салих, Шейбани-намэ, стр. 29 — 31; Хондемир, Хабиб ас-сияр, стр. 194; Бабур-наме, стр. 39, 40.

20 Бабур-наме, стр. 20, 37.

21 См.: Гулбадан бегим, Хумоюн-нома, фарс тилидан узбек тилига таржима килувчи С. Азимжанова, масъул мухаррир Азиз Каюмов, Тошкент, 1959; Н. Б. Баикова, Ценная рукопись, “Правда Востока”, 24 марта 1959 г.; The History of Humayun (Humayunnama) by Gul-Badan Begam (Princess Rose – Body). Translated with Introduction, Notes Illustratons and biographical Appendix and reproduced in the Persian from the only known M.S. of the British Museum, by Annete S Beveridge, M. R. As. London, 1902.

22 Вакф-наме, стр. 297.

23 См. напр.: Бабур-наме, стр. 34.

24 Например, по “Вакфной грамоте медресе Кулбобо Кукельтоша” мутавалли должен был получать половину 1/10 части всех доходов; по вакфному документу, относящемуся ко времени Субханкули-хана (1680 — 1702 гг.), доля мутаваллия равняется доле преподавателя медресе (А. Д. Давыдов, Имения медресе Субханкули-хана в Балхе, стр. 116). В другом источнике указывается, что мутавалли получал 1/10 долю общего дохода вакфных имений (М. А. Абдураимов, Некоторые предварительные соображения о письмах эмира Хайдара, стр. 28).

25 Вакф-наме, стр. 297.

26 Дата эта приводится в четверостишии, имеющемся в одной из рукописей Вакфие (ркп. ИВ АН УзССР, № 5046, л. 47 (1636). В СВР, т. 1, за № 348 год написания “Вакфия” указан 881 г. х. — 1476 г. В действительности это год строительства медресе Ихласие (см.: Алишер Навои, Вакфия, Баку, 1926, стр. 41).

27 Муншаот, л. 169а, 171а.

28 См.: вакфная грамота, составленная в Ташкенте в 1569/70 г. Дервиш-ханом в пользу медресе Кукельтош, ЦГА УзССР, ф. И-17, № 32601.

29 Вакф-наме, стр. 295.

30 Там же.

31 Пример продажи построек и насаждений (сукниёт) на вакфной земле и обмен вакфных земель, но не продажи самой земли или другого имущества см.: [О. Д. Чехович], Документы к истории аграрных отношений..., вып. 1, Док. № 37, 47.

32 Вакф наме, стр. 293

33 Мухаммед Бадиъ, Музаккир ал-асхоб, л. 296 а — 302 б.

34 П. П. Иванов, Хозяйство джуйбарских шейхов. Док. № 62.

35 Примеры, когда мутаваллиями вакфных учреждений по назначению, а не по наследству, обусловленному в вакфной грамоте, являлись представители феодальной знати, не единичны Известный историк Рашидиддин Фазлуллах Хамадани (XIV в ), обладавший громадными земельными владениями и богатствами, являлся мутаваллием газановых вакфов в Багдаде ” Тебризе (И. П. Петрушевский, Феодальное хозяйство Рашид ад-дина, “Вопросы истории”, 1951, № 4, стр. 95).

36 П. П. Иванов, Хозяйство джуйбарских шейхов, Док. № 339.

37 В. Л. Вяткин, О вакуфах Самаркандской области, стр. 102

38 Мухаммед Бадиъ, Музаккир ал-асхоб, л. 298а

39 В. Л. Вяткин, Вакуфный документ Ишратхана, стр. 126

40 Алишер Навои, Вакфия, Баку, 1926, стр. 49; ркп. ИВАН УзССР, № 6530, л. 326 — 33 а ;№ 5046, л. 1536 (37).

41 Мухаммед Бадиъ, Музаккир ал-асхоб, л. 298 а — 298 б.

42 Там же, л. 296 а — 302 б.

43 ЦГА УзССР, ф. И-323, № 306/4; Мухаммед Бадиъ, Музаккир ал-асхоб, л. 298 а; О. Д. Чехович, К истории Узбекистана в XVIII в, Труды Института востоковедения, вып. III, Ташкент, 1954, стр. 62.

44 В Л. Вяткин, О вакуфах Самаркандской области, стр. 95 — 103; См. по этому вопросу также М. Н. Ростиславов, Очерк видов земельной собственности и поземельный вопрос в Туркестанском крае, Труды III Международного съезда ориенталистов, т. I, СПб, 1879-1880, стр. 348 — 349.

45 В. Л. Вяткин, Вакуфный документ Ишратхана, текст-факсимиле, рис. 38, перевод, стр. 126. Как отметила Е. А. Давидович (Материалы для характеристики экономики и социальных отношений в Средней Азии XVI в , стр. 33, прим. 1) перевод неточный

46 Ярлык Абдуллатиф-хана, сына Кучкунджи-хана 1544 г., ИВ АН УзССР, Вакф-наме № 511; Материалы по Ура-Тюбе, Док. № 42; В. Л. Вяткин, Вакуфный документ Ишратхана, стр. 134; Л. Н. Соболев, Географические и статистические сведения о Зеравшанском округе, стр. 333, 335, 375; О. Д. Чехович, К вопросу о грамотах Ходжа Ахрара, Исторические записки, 29, М , 1949, стр 243; В. В Бартольд, История культурной жизни Туркестана, стр 371; А. А. Молчанов, К характеристике налоговой системы в Герате эпохи Алишера Навои, Сб. Родоначальник узбекской литературы, Ташкент, 1940, стр. 165 — 166; А. А. Семенов, Очерк поземельно-податного и налогового устройства, стр. 36, 40.

47 См : П. П. Иванов, Хозяйство джуйбарских шейхов, стр. 40.

48 Вакф-наме, стр. 294 может означать и “содержания”.

49 Вакфная грамота Хусейна Хорезми, ЦГА УзССР ф. И-323, л. 12а

Текст воспроизведен по изданию: К истории аграрных отношений в Узбекистане XVI в. По материалам "Вакф-наме".  Ташкент. Наука. 1966