П. П. Ш.

НЕДАВНЯЯ ТРАГЕДИЯ В БУХАРЕ

(Сведения об излагаемом ниже эпизоде собраны нами лично, в бытность нашу в Бухаре, в июне месяце прошлого года.)

“Если кто-нибудь обижает вас, обижайте его,

как он нас обижает”.

Коран, глава II, стих 190.

Бесконечно велика та рознь, которая отделяет нас до сих пор в бытовом, общественном и религиозно-нравственном отношении от наших ближайших соседей на далеком востоке. Коран и шариат, составляющие единственную основу верований и понятий неподвластных нам мусульман Средней Азии, являются как бы стеной, ограждающей их от веяния времени и влияния цивилизации. Ограниченные на нашей территории, в своем ближайшем применении, сферой религиозных отправлений и автономией народного суда, исламо-суффические тенденции находят широкий простор для своего развития на почве, соседних нам, полунезависимых ханств Бухары, Хивы и родственного им по языку и религии Афганистана. Государственный и общественный строй этих стран, религия, быт народа, нравы, обычаи, судопроизводство и образованность — все это вытекает из двух главных начал ислама: корана и шариата. Эти два творения великого мусульманского пророка и его ближайшего последователя составляют до сей поры единственные две истины, в которые верит магометанин [467] Средней Азии, которыми он живет и из которых черпает всю свою житейскую мудрость.

Многочисленное и влиятельное мусульманское духовенство всеми силами поддерживает в народе обаяние религиозных идей ислама. Ревниво охраняя сложившийся за тысячелетие назад, под их влиянием, государственный и общественный строй от каких бы то ни было современных нововведений, оно представляет из себя могущественного противника тем новым идеям, которые широкой волной хлынули в Среднюю Азию из Европы через открытые ворота Туркестанского края. Оно, по-видимому, в полной мере достигает пока своих целей, ибо косность, в которой пребывает неподвластный нам мусульманский мир, простирается до такой степени, что даже могущественное влияние России, в соединении с добрым желанием правителей ханств, оказывается подчас бессильным изменить в их внутреннем строе то или другое условие, созданное тысячелетними традициями ислама.

Странным, почти невероятным для нашего времени, анахронизмом являются эти догорающие очаги религиозного фанатизма, отживших идей и устаревших традиций!

Мы не можем не приветствовать то заметное стремление внести в этот темный мир идеи государственного и общественного порядка, образованности и человечности, которое за последнее время особенно ощущается в нашей политике на далеком востоке. Без, сомнения, стремления эти являются лишь первыми попытками к осуществлению той высокогуманной задачи, которую, вопреки уверениям наших соперников англичан, Россия совершенно бескорыстно преследует относительно подвластных ей народов Средней Азии.

Вместе с тем желательно, чтобы приводимый нами ниже трагический эпизод составил единичный факт в истории царствования эмира Сеид-Абдул-Ахат-хана, благородные побуждения и добрые намерения которого не подлежать сомнению.

__________________________

Несколько лет тому назад, первенствующее значение между государственными чинами Бухарского ханства занимала родственная между собой группа сановников персидского происхождения, состоявшая из престарелого куш-беги Муллы-Мехмет-Бия (Звание куш-беги, по своему внутреннему значению в Бухарском ханстве, может быть приравниваемо к званию у нас министра иностранных дел и председателя государственного совета. Оно сопряжено, вместе с тем, с званием губернатора Бухары и коменданта дворца эмира. Высшая должность в Бухаре “аталык” остается незамещенной со времен эмира Наср-Уллаха, сделавшего в последний раз аталыком владетеля Шахризябского. (Мурза-Шамен-Бухари, Записки, пр. 13, стр. 60)), [468] его сына, главного бухарского зякетчи Мухамед-Шарифа-диван-беги (Звание диван-беги может быть приравниваемо к званию статс-секретаря; должность главного зякетчи — к должности министра финансов и заведывающего казной и хозяйством эмира.), и внука, бека Чарджуйского, Астанакул-инака (Бек — начальник города и прилегающего к ному округа Инак-воениый чин, приравниваемый к чину полковника).

Группа эта считалась наиболее сильной и влиятельной в стране как по своему непосредственному значению, так и по тому доверию и расположению, которое ей оказывал молодой эмир Сеид-Абдул-Ахат-хан, связанный по отношению куш-беги чувством благодарности за его старинную преданность к дому Мангыт (Царствующая в Бухаре династия ведет свой род, по женской линии, от Тамерлана. (Мypзa-Шамси-Бухари, Записки, прим. 15, стр. 61). По мужской она происходит от узбекского рода Мангыт, из отделения Тук. (Ханыков, Описание Бухарского ханства, стр. 58). У монголов названием “тук” определялся отряд воинов в 100 человек. (Марко Поло, перевод Шемякина, стр. 181)) и к нему лично, а с его сыном узами дружбы. Вместе с тем, группа эта считалась стоящей во главе наиболее сочувствующей России партии бухарских сановников, противовес которой составляла старо-бухарская, узбекская, партия. Само собой разумеется, что эта могущественная семья, как и повсюду на востоке, имела многочисленных родственников, ставленников и приверженцев на различных ступенях государственной лестницы.

Глава и патриарх этой семьи, Мулла-Мехмед-Бий, родом персиянин из местечка Карай, близь Мешхеда, еще мальчиком десяти-двенадцати лет был захвачен в плен туркменами и в 1820 году привезен ими на продажу в Бухару.

Здесь он был куплен за несколько червонцев известным Хакимом-куш-беги (Хаким-куш-беги играл выдающуюся роль в истории Бухарского ханства первой четверти текущего столетия, олицетворим собой вероломный тип царедворца при дворе средне-азиатских деспотов. Обязанный всем своим благосостоянием Эмир-Сеиду, он отравляет его, желая доставить его второму сыну, Наср-Уллаху, удобный случай захватить престол отца, помимо старшего брата, Хуссейн-хана. Когда же интрига не удалась, и этот последний в 1825 году воцарился на бухарском престоле, он через несколько месяцев отравляет и его. Присягнув, затем, назначенному Хуссейн-ханом себе в преемники младшему сыну Эмир-Сеида, Омар-хану, он изменнически предаст его и город Бухару в руки взбунтовавшегося Наср-Уллаха, который и воцаряется в столице ханства 22-го марта 1826 года, под именем Наср-Улли-Багадур-Хана-Мелик-Эль-Муменина. Этот вероломный человек был достойным образом наказан за свои позорные деяния. В 1837 году возведенный им на престол эмир Наср-Уллах конфискует все награбленные им несметные богатства, а его самого заключает в тюрьму, где он и был зарезан в 1840 году. (Ханыков, История Бухарского ханства, стр. 224-230; Борнс, Путешествие в Бухару, ч. 2, стр. 382-388 и др.; Вамбери, История Бухары, гл. XVIII, стр. 136-140)). [469]

По умерщвлении этого последнего при эмире Наср-Уллахе, в 1840 году, он, вместе с прочими его рабами и имуществом, поступил в казну и был причислен к штату наследника престола Сеид-Музафар-Эддина (эмир Сеид-Музафар-Эддин родился в 1823 году, вступил на бухарский престол в 1860 году, умер 31-го октября 1885 года.), при котором состоял в качестве слуги. Его выдающиеся способности обратили на него [470] внимание Музафар-Эддина и, при его воцарении на престоле, в 1860 году, Мулла-Мехмед-Бий был последовательно назначает, на должности миршаба (полицейского чиновника), мираба (заведывающего ирригацией) и серкерда (батальонного командира). В последнем звании он участвовал в сражениях при Джизаке, Самарканде и Зерабулаке, разделив с своим повелителем тяжкие удары, нанесенные русским оружием могуществу властителя правоверных в Средней Азии.

По окончании войны, Мулла-Мехмед-Бий был назначен беком в Шахризябзе, где успел заявить себя способным, деятельным и энергичным администратором, а в 1870 году эмир предоставил ему оставшуюся вакантной должность куш-беги (В этой должности его видели и о нем писали: Всеволод Крестовский (В гостях у эмира бухарского, гл. VII, стр. 292-296) и доктор Яворский (Путешествие русского посольства по Афганистану и Бухарскому ханству в 1878-1879 годах, т. II, стр. 334-336).).

Куш-беги Мулла-Мехмед-Бий дожил до глубокой старости, сохранив до последней минуты бодрость духа и принимая непосредственное участие в делах государства. Его девятнадцатилетнее пребывание у власти было ознаменовано глубокой преданностью интересам народа и обоих эмиров, доверием и расположением которых он пользовался, не смотря на происки и интриги природных бухарцев, ненавидевших его, как пришлеца и шиита.

Население столицы уважало и любило его. По свидетельству лиц, коротко знакомых с положением дел в ханстве, никогда не было слышно жалоб на притеснения, интриги или несправедливости с его стороны.

В 1886 году, Мулла-Мехмед-Бий вместе со своей семьей и прочими рабами в Бухарском ханстве был освобожден от невольничества, навсегда уничтоженного эмиром Сеид-Абдул-Ахат-ханом в его владениях.

Сын Муллы-Мехмед-Бия, Мухамед-Шариф-диван-беги, занимая должность главного бухарского зякетчи еще при дворе покойного эмира Музафар-Эддина, успел зарекомендовать себя выдающимися способностями и особенной преданностью к царствующей династии, в частности к Сеид-Абдул-Ахат-хану. Между прочими оказанными им последнему услугами было то, что он скрыл от народа смерть эмира Музафара до тех пор, пока из Керминэ (Город Керминэ и прилегающий к нему округ составляют как бы удел наследников бухарского престола, где они поселяются по достижении совершеннолетия, управляя округом на правах беков. Керминэ, расположенный в 80 верстах железно-дорожного пути от Бухары, у подошвы горного хребта Каратау, составляет любимое летнее местопребывание эмира Ссид-Абдул-Ахат-xaнa.) прибыл Сеид-Абдул-Ахат-хан, чем [471] предотвратил беспорядки в стране и неизбежную в таких случаях на Востоке семейную распрю.

По воцарении молодого эмира 4-го ноября 1885 г., Мухамед-Шариф сделался его ближайшим личным советником. Кроме

того, Сеид-Абул-Ахат поручил ему заведывание всеми делами по сношениям Бухары с русским правительством.

При таком положении вещей, вся страна и сам эмир смотрели на Мухамед-Шерифа-диван-беги, как на будущего преемника его отца Муллы-Мехмед-Бия в звании куш-беги. [472]

Младший представителем этой выдающейся семьи являлся сын Мухамед-Шарифа, двадцативосьмилетний чарджуйский бек Астанакул-инак (в настоящее время главный бухарский зякетчи, Астанакул-парканачи). Одаренный замечательно красивой наружностью, симпатичный и умный, он рано обратил на себя внимание эмира, который вверил ему важный пост начальника пограничного с русскими владениями Чарджуйского округа. На этой должности он успел оказать серьезные услуги русскому правительству при постройке Закаспийской железной дороги, за что был награжден орденом св. Анны 2-й степени.

При таких обстоятельствах застает эту семью 1888-й год, имевший для нее роковое значение.

В это время проживал в Бухаре некто Гаиб-Назар, по происхождению афганец, занимавший при эмире Музафаре должность амлякдара в Керминэ (Амлякдар — сборщик податей. В Бухарском ханстве ежегодный размер подати с земли определяется по весенним всходам, что, разумеется, открывает широкий путь к злоупотреблениям всякого рода со стороны должностных лиц податной администрации.), когда бекством этим управлял наследник престола, нынешний эмир Сеид-Абдул-Ахат-хан. Вскоре после смерти Муpафара, Гаиб-Назар был уволен от должности за то, что утаил часть казенных доходов вверенного ему округа. Подозревая в Мухамед-ІІІарифе-диван-беги главного виновника постигшего его несчастия, он затаил к нему глубокую ненависть и, поселившись в своем доме в Бухаре, где пользовался репутацией человека со средствами, выжидал лишь случая отомстить своему врагу.

Эмиры бухарские имеют обыкновение ежегодно раз объезжать свои владения, останавливаясь на некоторое время в наиболее населенных округах, как Керминэ, Кахши, Шахризябские владения и Чарджуй.

Во время одной из таких поездок Сеид-Абдул-Ахат-хана в Шахризябз, весной 1888 года, Хаид-караул-беги, брат Гаиб-Назара, служивший в бухарских войсках и командированный, на время, с каким-то поручением из Шахризябза в Бухару, привез эмиру донос Гаиб-Назара на Мухамед-Шарифа-диван-беги и на прочих высших должностных лиц, остававшихся в столице.

Донос этот привел эмира в негодование и вызвал приказ об арестовании Гаиб-Назара и о конфискации его имущества. Исполнение этого приказа было возложено эмиром на Мухамед-Шарифа-диван-беги.

21-го марта 1888 года, в 8 часов утра, Муханед-Шариф, в сопровождены двух слуг, прибыл в дом Гаиб-Назара для объявления ему воли эмира и составления описи его [473] имущества. Взойдя в мима-хана (приемная комната), он передал Гаиб-Назару повеление, присовокупив, со своей стороны, слова утешения и обещание ходатайствовать перед эмиром о его прощении. Гаиб-Назар молча выслушал диван-беги и, когда последний кончил, заявил ему, что в числе его имущества находятся ценные вещи, отданные ему на сохранение, которые он, прежде всего, желает представить. Затем он вышел в другую комнату и, через минуту возвратившись оттуда с револьвером в руке, со словами: “собака, шиит, предатель!” [474] выстрелил из него два раза в Мухамед-Шарифа. Этот последний, уже смертельно раненый, бросился на него. Завязалась борьба, прекращенная лишь сбежавшейся на шум толпой, которая схватила и избила преступника.

Умирающего положили на арбу и увезли домой, но он еще нашел в себе достаточно сил, чтобы приказать освободить убийцу из рук разъяренной черни и доставить его к себе на квартиру, где поместил в соседней с собой комнате, опасаясь, что он будет растерзан народом до производства над ним следствия.

22-го марта, в б часов утра, Мухамед-Шариф-диван-беги умер, не смотря на медицинскую помощь, оказанную ему доктором Гейфельдером, командированным на место происшествия строителем Закаспийской железной дороги генерал-лейтенантом Анненковым, находившимся в это время по служебным делам в окрестностях Бухары.

Смерть этого выдающегося человека искренне огорчила не только эмира и население столицы, но и всех соприкасавшихся с ним, по служебным делам, лиц нашей туркестанской администрации. Бухара потеряла в нем способного, энергического администратора, а Россия человека, искренне преданного русским интересам, иного способствовавшего изменению к лучшему положения дел в ханстве.

Узнав о кончине Мухамед-Шарифа, эмир написал удрученному горем престарелому куш-беги прочувствованное письмо, в котором, между прочим, упомянул, что никогда не смотрел на покойного как на слугу, а как на старшего брата, и что теперь постарается заменить Мулле-Мехмед-Бию потерянного им сына.

Почтенный старец недолго пережил это печальное событие: он умер 10-го ноября 1889 года, на 81 году жизни.

Сын умершего Мухамед-Шарифа Астанакул-инак назначен эмиром на место отца тотчас после его смерти и в звании парваначи и главного зякетчия является теперь одним из наиболее преданных и полезных слуг Сеид-Абдул-Ахат-хана.

Что касается убийцы диван-беги, Гаиб-Назара, то, по повелению эмира, он был передан в руки родственников убитого.

Нужно знать историю бухарского народа и те зверские инстинкты, алчность и честолюбие, которые ему присущи, нужно, наконец, принять в расчет, что, по установившемуся обычаю, смерть или удаление какого-нибудь государственного сановника в Бухарском ханстве влечет за собой смену с должностей всех его подчиненных и замещение их ставленниками вновь назначаемого лица, чтобы объяснить себе ту ужасную казнь, которая ожидала преступника. Без сомнения, она была придумана [475] не одним лицом, а целой корпорацией людей, старавшихся выместить на убийце диван-беги то ожесточение, которое в них, было вызвано смертью этого человека, унесшего с собой в могилу шансы на успех, богатство и почести, быть может, не одного поколения близких к нему людей и родственников.

Казнь эта, достойная времен Каракалы и Нерона, заключалась в следующем: убийца был привязан к хвосту лошади и, при огромном стечении народа, возим таким образом по улицам, площадям и базарам города. Затем, ему раздробили кости рук и ног и еще живым бросили за городскую стену, на съедение собакам.

Главные подробности этой бесчеловечной казни, как всегда, были приведены в исполнение на обширной соборной площади Бухары, в виду величественных зданий медресе Мир-Араб и Мечеть-и-калян, этих немых свидетелей стольких кровавых исторических событий, начиная с нашествия Чингиз-хана и триумфальных въездов Тимура, до недавней еще казни двух невинных орудий английской алчности и домогательств в Средней Азии — Коноли и Стоддарта (Полковник Стоддарт и капитан Коноли, командированные английским правительством в Бухару и Кокан с целью образовать из средне-азиатских ханств враждебную России коалицию, были схвачены эмиром Наср-Уллахом и, по его повелению, казнены в Бухаре, в 1842 году.).

П. П. Ш.

Ташкент. 23-го ноября 1891 года.

Текст воспроизведен по изданию: Недавняя трагедия в Бухаре // Исторический вестник, № 5. 1892