ШУБИНСКИЙ П.

ОЧЕРКИ БУХАРЫ

(Продолжение. См. «Исторический Вестник», т. XLIX, стр. 118).

II.

Страдальческая черта в исторической жизни Трансоксании. — Четыре главные периода ее истории. — Известия древнейших географов и летописцев. — Владычество персов и македонян. — Появление варваров и наступивший с ними темный период. — Легенда об основании Бухары и о первых династиях. — Завоевания арабов и утверждение ислама. — Саманиды, Сельджукиды, Хорезмские князья. — Блестящий период процветания Трансоксании. — Нашествие монголов уничтожает культуру, науки и образованность. — Чингисиды. — Бедствия страны в период их управления. — Усиление влияния ислама. — Тимур искусственно возрождает Трансоксанию. — Узбеки. — Шейбаниды и Аштарханиды. — Упадок культурной и духовной жизни таджикского народа. — Эпоха проявления крайнего фанатизма и суеверия. — Династия Мангыт довершает распадение Трансоксании. — Стремления России восстановить прерванный международный путь. — Грандиозный замысел Петра Великого и политика его преемников. — Причины, вызвавшие вооруженное движение России в Среднюю Азию. — Результаты этого движения. — Краткое обозрение Бухарского ханства в настоящем его объеме. — Что нам обещают в будущем народности Средней Азии.

В истории народов едва ли найдется другая многострадательная страна, кроме разве Грузии, которая выдержала бы столько всевозможных бедствий, сколько выдержала их древняя Трансоксания, известная со времен порабощения ее арабами под именем Маверо-ун-негра, — названия, которое в позднейшие века было заменено названием Бухары, или Бухарского ханства. Это последнее название страна заимствовала от своего столичного города, возникновение которого следует отнести ко временам почти доисторическим.

Слово «бухара» есть туранское слово. На монгольском языке оно означает «буддийский храм, монастырь», что как будто намекает на возникновение древней столицы Трансоксании в эпоху утверждения в стране учения Будды, то-есть в первых веках по Р. X. [364]

На самом деле это далеко не так. Группируя известные до сего времени историческия данные, можно с уверенностью сказать, что город Бухара носил ранее другое название (Вамбери предполагает, что Бухара носила первоначально иранское название Джему-кет («История Бохары», т. I, стр. 15)) и возник в эпоху, непосредственно следовавшую за вулканическим переворотом, изменившим водную систему Средней Азии, в период времени между VIII-VII столетиями до Р. X. Этот переворот служит исходной точкой истории страны, ее столицы и таджикского народа. Мы разделяем историю Трансоксании на четыре главные периода, а именно: от геологического или вулканического переворота до нашествия арабов и утверждения ислама; от этого последнего до появления монголов и владычества Чингиса; от Чингиса до Тимура; от Тимура до современной нам истории Бухары и Туркестанского края. Сообразно этому, прежде чем перейдти к описанию современного положения бывшей столицы Трансоксании мы постараемся представить читателю в сжатом очерке ее историческия судьбы, в связи с судьбами всей страны и населяющего ее таджикского народа.

Первыми известиями о Трансоксании мы обязаны пророку Иезекиилю, который, в XXXI главе своей книги, свидетельствует что страна эта, еще до покорения ее персами, была богата и стояла на высшей точке культурного развития народов древнего мира (Пророк Иезекииль, после разрушения Иерусалима Навуходоносором, в 587 году до Р. X., в числе других иудеев был выселен в Халдею, лежавшую на востоке нынешнего Ирана, в близком соседстве Туркестана. Книга пророка Иезекииля заключает в себе обширный исторический материал, доказывающий, что он основательно знал современную ему историю (Чайковский, «Туркестан и его река по Библии и Геродоту», 1884 г., стр. 9, 10, 13-17)). Даже порабощение ее Киром и вулканический переворот, изменивший водную систему Средней Азии и бывший, как можно думать, причиной неисчислимых бедствий для ее обитателей, не в состоянии были подорвать экономического превосходства Трансоксании над остальными народами, составлявшими Персидскую монархию, так как, по свидетельству Геродота, 14 и 16 сатрапии, в конце VI века до Р. X., платили Дарию Гистаспу ежегодно 900 талантов серебра, то-есть на 200 талантов более Египта. Тому же писателю мы обязаны известием, что колхидяне ездили в Среднюю Азию за товарами и доставляли их в Европу («Аму и Узбой», Самара, 1879 г., стр. 1). Во времена Дария Гистаспа посетил Трансоксанию Пифагор. Описанная им земля Зарангейская есть Трансоксания. Он говорит, что земля эта была населена арийским племенем и имела главный город Артоксану. Племя и город заимствовали свое название и богатство от реки Ария (Чайковский, стр. 11). В V веке до Р. X. народы, населявшие [365] Трансоксанию и подвластные персам, принимали участие в нашествии Ксеркса на Грецию. Народы эти были гирканяне, бактриане, хорезмияне и зарангеяне. В IV веке Трансоксания вместе с прочими владениями персидского царя Дария была завоевана Александром Македонским. Отсюда весной 327 года он предпринял поход в Индию (Плутарх, «Жизнь знаменитых людей древности. Александр Великий», Москва, 1889 г., стр. 139-140). Эта эпоха находит себе описателей в лице Страбона, Плиния и отчасти Плутарха. По смерти Александра Великого на развалинах созданной им колоссальной империи было основано великолепное Греко-Бактрийское царство, просуществовавшее до 125 года, когда оно было разрушено скифами или саками (Шлегель, «Journal Asiatique», 1828, р. 326). С этого момента до VII века по Р. X. непроницаемый мрак окутывает втечение почти восьми столетий историю Трансоксании. Мы склонны думать, что в этот период времени Трансоксания не имела ни постоянных границ, ни прочного государственного устройства и испытывала переходное состояние, объяснимое ее географическим положением в начале того огромного пути, по которому совершалось движение варварских народов с востока на запад. Без сомнения, первые разрушительные удары этих варваров падали на нее. Здесь они совершали свой первый роздых и уходили, оставив по себе неизгладимый след.

По поводу основания теперешнего города Бухары до нас дошли следующие предания. Местность, на которой расположен этот город и его окрестности, представляла собой болотистое озеро, покрытое местами тростником и лесом. Издавна она привлекала к себе охотников и рыболовов, которые основали здесь четыре первые поселения: Таркамруд, Берване, Асване и Нур (Вамбери, «История Бохары», т. I, стр. 1). С течением времени болота высохли, заросли, были уничтожены и на этой местности возник значительный город. Царь Ефрозиаб основал в нем укрепленный замок, построенный им на месте теперешнего арка, дворца эмира. Расширяясь и обогащаясь, город этот с течением времени приобрел значение столичного города окружающей его страны.

Первым властителем, управлявшим городом Бухарой, считается какой-то Аберци, свергнутый с престола соседним турецким правителем Ширкишвером, основавшим династию, просуществовавшую в стране до конца VIII столетия. Последним представителем этой династии был ничтожный и слабый Абуль-Изгак, добровольно уступивший свою власть и престол Измаилу Самониду. Этот первый период истории Трансоксании был ознаменован порабощением ее арабами (672-874 гг.) и принятием [366] ислама, который с начала VIII столетия твердой ногой становится в Бухаре, постепенно вытесняя насажденную здесь несторианами религию Христа (Несторианское христианство проникло в Среднюю Азию еще до III века по Р. X. В начале IV столетия оно имело епископския кафедры в Тусе, Мерве и Самарканде, а в 1420 году Мерв делается постоянным местопребыванием митрополитов средне-азийских. Появление арабов в Трансоксании нанесло христианству первый удар, но оно существовало в разных местностях страны до конца XIV столетия, когда окончательно прекратило свое существование в Средней Азии), учение Зороастра и Будды. С этой эпохи, или иначе с VIII столетия по Р. X., опять начинается история Трансоксании и в частности история Бухары, перенося нас из мира легенд и преданий на почву несомненных исторических фактов. Она завещала нам многочисленные данные, свидетельствующие о том, что нашествие арабов застало Трансоксанию страной богатой, цветущей и уже довольно сильной в военно-политическом отношении.

Выше мы указали уже на то роковое влияние, которое географическое положение Трансоксании, по пути переселения народов с востока на запад, имело на судьбы этой страны. Причиняя ей неисчислимые бедствия, положение это являлось, однако же, и источником благосостояния страны, так как, пропустив сквозь себя огромные полчища варваров, оставлявших за собою смерть и разрушение, она вскоре опять возрождалась под влиянием оживленных торговых и промышленных сношений востока с западом, в которых, благодаря своему центральному положению, играла роль неизбежной посредницы. Торговый путь из Индии к Балтийскому, Каспийскому и Черному морям пролегал чрез нее. Обогащая страну, он был в то же время источником обогащения Великого Новгорода, Майнца, Трузо, Висьби, Генуи, Венеции и многих других городов («Аму и Узбой», стр. 2—3). Это обстоятельство, в соединении с необыкновенной выносливостью таджикского народа, целые тысячелетия поддерживавшего в Средней Азии, под ударами варваров, светильник древне-иранской культуры, было главной причиной тех быстрых переходов от полного разгрома и разорения к цветущему экономическому состоянию, которое мы столько раз встречаем на страницах истории Трансоксании. В частности это относится и к ее столице. Десятки раз разрушаемая и сжигавшаяся почти до тла, она вскоре опять возрождалась из пепла, и терпеливый таджик начинал снова трудиться над созиданием родного города.

Блестящий период правления Саманидов (873-1004 гг.) доводит Трансоксанию до высокой степени экономического благосостояния. Город Бухара украшается и расширяется. Воздвигается [367] множество новых мечетей, школ, читален. Проводятся новые пути сообщения, водопроводы, а древний замок Ефрозиаба возобновляется и превращается в великолепный дворец. Бухара делается средоточием наук и искусств, местопребыванием знаменитых ученых и поэтов того времени (Наршахи, автор знаменитой «Китаб-и-Наршахи», написанной им по поручению эмира Нуха-Бин-Насра, в 332-337 году гиджиры; Абуль-Газан-Рудеки, написавший миллион триста двустиший, собранных в ста книгах, и другие). Вместе с тем, под скипетром Саманидов, она впервые приобретает значение религиозного центра средне-азиатских мусульман суннитского толка, становясь убежищем такого рода ученых и ревнителей веры, которые судорожно хватались за малейшую мелочь корана и шариата, и тем высоко держали знамя суннитского учения над шиитским западом Азии (Сунниты есть последователи трех первых халифов-преемников Магомета: Абу-Бекра, Омара и Османа, признаваемых шиитами похитителями власти, которая, по их понятиям, должна была быть вручена, по смерти Магомета, его зятю Алию, сделавшемуся халифом лишь по смерти Османа. Отсюда разлад и религиозная вражда между теми и другими (Поздеев, «Дервиши в мусульманском мире», Оренбург, 1886 года, стр. 17-36)).

Стотридцатилетнее правление династии Сельджукидов (1004-1133), покоривших Трансоксанию по низвержении последнего Саманида (Абуль-Изгак Мунтасир, погибший насильственной смертью в 1004 г.), было ознаменовано блестящими завоеваниями на востоке и западе. Будучи представителями исключительно военного дела, эмиры этой династии выделили из своей среды только одного государя — Мелик-Шаха, прославившего себя огромными услугами, оказанными им науке, искусством, поэзии и промышленности. Укрепившаяся затем на престоле Трансоксании династия хорезмских князей (1133-1220 г.) доводит Бухару до высшей степени культурного развития и военно-политического могущества в среде государств центральной Азии. За четыреста лет, протекшие со времени водворения в стране первых Саманидов, она делает поразительные успехи в области земледелия, промышленности, торговли, наук и искусств. Между последними в особенности процветает история, архитектура и ирригационное искусство. Этот четырехсотлетний период времени чрезвычайно богат историческими материалами. История всегда была любимой наукой таджика, точно также как поэзии он отдавал предпочтение перед остальными отделами литературы, соединяя весьма нередко то и другое вместе и облекая какой нибудь исторический момент в жизни своего народа, или даже целые эпохи, в поэтическия формы касыдов и газелей (Касыдами называются стихотворения в 19-100 двустиший, род поэмы или оды; газелями — небольшие стихотворения, состоящие из 7, 12 и не более 19 двустиший; диваном — сборник всех произведений известного мусульманского поэта). [368]

В таком цветущем состоянии застал Трансоксанию и ее столицу 1220 год, имевший для нее роковое значение.

Гениальный хищник Чингис-хан, из глубины своих необозримых степей, давно уже обратил алчные взгляды на цветущую и богатую Трансоксанию. ее великолепные города и села, несметные сокровища из серебра и золота, дорогия ткани, роскошная зелень садов и обилие текущей воды, о чем он знал через купцов и многочисленных лазутчиков, не могли не возбудить чувства завистливой алчности в этом варваре и его монголах, принужденных довольствоваться скудной жизнью кочевников в бесплодных и сухих степях северо-восточной Азии. Движимый этими чувствами и той страшной стихийной силой, которая, со времен Алариха и Атиллы, толкала полчища варваров на путь великого переселения народов, Чингис выступает в 1218 году против Бухары с армией в 600,000 человек и буквально обращает этот город и всю страну в груды развалин (Вот как описывает историк Ибн-Уль-Атгыр достопамятный в летописях таджикского народа день разрушения Бухары войсками Чингиса, «Только и слышны были, что стоны и вопли мужей, жен и детей, на веки разлучаемых. Варвары безчестили жен и девиц пред глазами их родных, которым в бессилии оставались оружием одне слезы. Не только были разбиты все дома и похищены огромные сокровища, но ярость грабителей не щадила даже ничего не стоящих на вид священных предметов: кораны были изорваны и разбросаны под ноги вьючным животным, вместо соломы, а из ларей, где сохранялись священные книги, сделаны корыта для корма лошадей. Почтенные шейхи и муллы, бывшие звездами учености, должны были прислуживать пирующим солдатам, или служить потехой для монгольских мудрецов, а высокочтимые священники смотреть за мулами, как конюхи» (Вамбери, «История Бохары», т. I, стр. 142-154)). Войска эмира Магомета были почти поголовно истреблены, а сам он, принужденный бежать из своих владений, кончает жизнь в сумасшествии. Жители столицы и большей части бухарских городов перебиты или обращены в рабство. Ограбив страну почти дотла, монголы постарались, уходя обратно, истребить все то, что они не в состоянии были захватить с собой. Не довольствуясь этим, Чингис уводит в Монголию всех жителей, которые представляли хотя какой нибудь интерес в его глазах. Уцелевшие солдаты армии Магомета должны были стать под его знамена. Искусные зодчие, художники и садоводы отправлены на далекий восток, чтобы украсить монголо-китайскую резиденцию завоевателя; знаменитых же ремесленников, между которыми славились ткачи шелковых и льняных материй, он раздарил своим женам и родственникам, как искусных рабов. Только немногим удалось избежать плена или смерти, и когда один из беглецов прибыл в Хорасан и был спрошен об участи своего родного города, то он ответил следующим сжатым, [369] впоследствии прославившимся, персидским стихом: «они пришли, разрушили, сожгли, умертвили, ограбили и ушли» (Гаммер Пургсталь, «История Золотой Орды», стр. 80).

Результаты монгольского погрома были, в полном смысле слова, гибельны для Трансоксании и ее столицы. Страна обезлюдела, и многие ее цветущие оазисы обратились в пустыни. Навсегда исчезло с этого времени в Бухаре производство высокоценимого оружия и нарядов, толстых шелковых тканей и драгоценных эмалированных изделий из серебра и золота. Не менее чувствительный удар был нанесен монгольским погромом науке, искусствам и образованности, свившим, как казалось, прочный приют в древней столице Трансоксании. Духовная жизнь таджикского народа с этого рокового для него момента если не окончательно погасла, то уже никогда не могла возродиться в той мере, в какой она процветала до нашествия Чингиса. Одним из наиболее существенных зол этой эпохи, навсегда оставившим след в характере таджикского народа, была крайняя грубость и жестокость нравов, привитых ему монголами-завоевателями. Одновременно с этим усилился фанатизм, так как с упадком наук и просвещения религия сделалась единственной духовной пищей народа. Впоследствии, с принятием магометанства правителями, она нашла себе еще более прочную точку опоры в лице новообращенных князей, сделавшихся усердными ревнителями ислама.

Тщетны были дальнейшие усилия Тимура и его талантливых преемников поднять экономический и умственный уровень народных масс. Ограбив чуть не половину земного шара для своей родной Трансоксании, употребляя все усилия, чтобы путем переселения из завоеванных стран знаменитых ученых, лучших мастеров, зодчих и ремесленников пересадить в страну заглохшие семена индо-иранской и отчасти европейской культуры, Тамерлан уже не мог вполне достигнуть этого, и медленный процесс духовного и экономического разложения таджикской народности, тотчас после его смерти, не замедлил вновь обнаружиться.

Умирая, Чингис, как известно, разделил основанную им колоссальную монархию между четырьми своими сыновьями. Из них второй, Чагатай, получил во владение весь теперешний русский и азиатский Туркестан, со включением в него бухарских владений, под протекторатом Монгольской империи (Старший сын Чингиса, Октай, получил Китай и Монголию, вместе с главенством над уделами братьев: Бату-Хорезм и Дешт-и-Кипчак, Тули-Хорасан, Персию и Индию).

Таким образом, втечение стосороколетнего правления Чингисидов (1226-1363 г.) некогда могущественная Трансоксания была низведена на степень второстепенной провинции. ее судьба, [370] кроме того, становится в зависимость от переворотов престолонаследия в Монгольской империи..

По смерти Чагатая Трансоксания делается театром почти беспрерывных междоусобных, династических и движимых честолюбием войн, представляя собой ужасную картину жертвы, истекающей кровью. Дикое безначалие, разнузданное своеволие грубых тиранов, убийства и опустошения, сменяют друг друга. ее когда-то многолюдные провинции обливаются кровью. Остатки городов и деревень пылают в пламени, а жители лишаются своего последнего имущества, или тысячами уводятся в рабство.

Однако же, многострадальный народ находить в себе еще достаточно сил, чтобы пережить эти тяжкие удары и заставить варваров принять от него ислам, вместе с остатками древне-иранской культуры. Уже вскоре после удаления Чингиса из Трансоксании Бухара начала заметно возрождаться. Разбежавшиеся земледельцы и ремесленники возвращались на свои места. Мало-по-малу возобновлялись мечети и школы, и в 1234 году столица Трансоксании насчитывала в своих стенах уже до тысячи человек учащихся (Вамбери, «История Бохары», т. I, стр. 159).

Появление на всемирной сцене колоссальной личности Тимура (Тимур, Тамерлан, или Тимур-ленг (хромой), родился в Шахризябзе 7 мая 1336 г. По матери он происходит от Чингис-хана, а общим предком этих знаменитых завоевателей был сын монгольского хана Тумине (Л. Лангле, «Жизнь Тимура», пер. с франц. Суворова, Ташкент, 1890 г., стр. 1). Вамбери на стр. 181-183 «Истории Бохары» говорит, что отец Тимура Тургай, происходил из узбекской фамилии Керкен и был главой узбекского рода Берлас. В списке узбекских родов Ханыкова, приведенном на стр. 58-63 его книги «Описание Бухарского ханства», заимствованном из сочинения «Нассад-Намяти-Узбекиа», мы не находим, однако же, рода Берлас. Что же касается фамилии Керкен, или Киркын, то у Ханыкова она означена самостоятельным родом, 76-м из 97-ми, перечисленных в списке) и его династии останавливает на время ход мирового колеса, и звезда таджикского народа загорается опять в полном блеске. Но этот блеск является уже не тем естественным продуктом внутренней силы, экономического благосостояния и образованности, как это было в эпоху, предшествовавшую нашествию Чингиса, а лишь результатом случайного сочетания гениальных свойств великого полководца, искусства, с которым он успел сгруппировать и направить под своими знаменами не успевшую еще разложиться монгольскую силу, и относительной слабостью покоренных им народов востока, объясняемой недавно пережитыми бедствиями монгольского владычества. Награбленные им несметные богатства лишь временно обогатили Трансоксанию, а искусственно насаждаемая руками иноземцев культура и образованность не могли пустить глубоких корней в истощенной [371] почве страны и вскоре опять заглохли, не будучи питаемы здоровыми жизненными соками. Кроме того, 35-ти-летние походы Тимура пагубно отразились на народонаселении, лишив его лучших, наиболее производительных сил (В период времени с 1369-1402 г. Тимур объединил под своей властью всю Трансоксанию, покорил Туркмению, Хиву, Хоросан, Авганистан, Систан, Белуджистан, Аравию, Сирию, Адзербийджан, Грузию, Армению, Индию, царство Золотой Орды, по пути в которое прошел южную и среднюю Россию. В 1405 году он умер на пути в Китай, в городе Отраре, 72 лет от роду, уже почти слепой). Относительно главного своего стремления, перенесения политического центра тяжести западного ислама в свои владения, Тамерлан, еще при жизни, должен был испытать ряд разочарований. Порабощенные им народы западной Азии с отвращением отвергали эту идею; покоряясь силе оружия, они тотчас же восставали против нее, как только войска железного завоевателя оставляли их территории. При всем том, тридцатитрехлетний период владычества Тимура (1369-1405 г.) представляет собою блестящую страницу истории Трансоксании. Страна искусственно оживилась и разцвела под влиянием огромного наплыва золота, свезенного сюда завоевателем и его войсками со всех концов Малой и Средней Азии (Испанский посол при дворе Тимура Рюи-Гонзалес-де-Клавихо оставил в своих интересных записках многочисленные свидетельства о колоссальных богатствах, собранных Тимуром в его столице Самарканде (Клавихо, «Дневник путешествия ко двору Тимура», перевод с испанского, под редакцией Срезневского, стр. 186-189, 327-328 и др.)). Руками пленных художников, ремесленников и мастеров были пущены в ход всевозможные искусства и промыслы. Наука и литература, усердно поощряемые Тимуром, возродились и произвели на свет массу ученых, поэтов и богословов (Поэт Кермани, написавший историю Тимура в стихах; составитель арабского словаря Джезери, мистик, Ходжа-Богаеддин и др. (Вамбери, «История Бохары», т. I, стр. 235-237)). Сам Тимур подавал собой пример литературным занятиям, находя время, не смотря на беспрерывные войны, создать свой огромный кодекс — записки (Кодекс этот носит название Тюцюкат-и-Тимур, то-есть повеление Тимура; состоит из 457 страниц (там же, прим. 3, стр. 183)). Но то, что составило несомненную, далеко пережившую его славу, — это грандиозные архитектурные памятники, которые он сотнями воздвигал в разных пунктах своего отечества. Эти драгоценные остатки средне-векового мусульманского зодчества до сей поры поражают взгляд, ум и чувства своим величием, изяществом красок, смелостью и легкостью своих архитектурных очертаний (Из сохранившихся, хотя отчасти, до наших дней величайших памятников эпохи Тимура являются: мечеть и усыпальница Хазрет-Есеви в Туркестане, мечети Шейх-Зинде и Биби-Ханым в Самарканде, усыпальница Тимура в том же городе и остатки его дворца в Шахризябзе). [372]

Реакция искусственно созданного Тимуром порядка вещей не замедлила проявиться почти тотчас после его смерти. Политическое значение Трансоксании падало с каждым днем, и отдельные талантливые личности на ее престоле, подобные Улуг-бегу, Мир-Али-Ширу, Шейбани, Абдуллах-хану и Абдул-Азису, уже не могли остановить общий процесс разрушения, который красной нитью проходит сквозь всю последующую историю таджикского народа. Открытие морского пути из Европы в Китай и Индию, появление узбеков и частые перемены династий не мало способствовали процессу окончательного ослабления ее политического и культурного организма. Отброшенные на время победами Тимура, узбеки тотчас после его смерти и распадения Золотой Орды снова появляются у ворот Трансоксании. Талантливые, но изнеженные Тимуриды (1405-1500), витавшие попреимуществу в сферах научных идей, поэзии и искусств, процветавших в Трансоксании под их скипетром, как никогда ранее, оказались бессильными противостоять той грубой, стихийной силе, которую олицетворяли собой многочисленные полчища узбекских варваров. В то время, как среди всеобщего распадения монархии Тимура Улуг-Бек трудился над составлением своих знаменитых астрономических таблиц (Первое известие об этих таблицах, по словам Вамбери, запад получил от профессора Оксфордского университета Джона Гривзи, в 1642-1648 г. Доктор Фома Гайд перевел и обнародовал их в 1665 г. Его книга, с исправлениями Шарпа, была напечатана в 1767 г., а позже Седилло перевел ее на французский язык. Улуг-Бек, кроме астрономии и математики, занимался изящной литературой, живописью и музыкой. Он владел замечательной памятью, дававшей ему возможность знать наизусть весь коран в семи различных писаниях (Вамбери, «Ист. Бох.», т. I, стр. 249 и 267)), Шахрух-Мирза изощрялся в поэзии, а Абул-Саид и Мир-Али-Шир, поощряя живопись и зодчество, созидали великолепные архитектурные памятники, узбеки железным кольцом охватывали Трансоксанию и после упорной войны и политических интриг овладели ее престолом, заставив талантливого Бабер-Мирзу покинуть трон предков и искать убежища в Индии, где он основал впоследствии империю великого Могола (Бабер-Мирза, основатель Могульской империи и автор знаменитого Бабер-Наме, был первым государем Индии, завязавшим с Россией дипломатическия сношения. В 1534 г. его посольство, с предложением дружбы и любви, было в России у великого князя Василия Иоанновича, в лице Ходжи-Хуссейна («Русская летопись по Никоновскому списку», изд. имп. акад. наук, Спб., 1790 г., ч. 6, стр. 250)).

Этот период медленного распадения монархии Тимура был ознаменован в частности для города Бухары эпохой обновления и возрождения.

Еще первые Чингисиды, имевшие привычку кочевников переезжать из города в город в раионе своих владений, [373] лишили ее тесного значения главной столицы ханства. Тимур же и его потомки оффициально перенесли столицу в Самарканд, который делается их резиденцией и, вместе с тем, ареной всевозможных интриг, междоусобий и кровопролитий. Как бы забытая на время Бухара пользуется этим, чтобы отдохнуть и оправиться. ее торговля, благодаря центральному положению города в стране, быстро развивается. Об руку с ней делают большой успех промышленность, ремесла и даже искусство, так как в период царствования Тимуридов она пользуется известностью знаменитой на востоке школы живописи. Благочестие мусульман украшает ее множеством прекрасных архитектурных памятников, и к концу XVI столетия она начинает опять соперничать с Самаркандом. В то же время Шейбаниды, стремившиеся к уничтожению в народной памяти преданий о Тимуре и его потомстве, переносят свою резиденцию и столицу ханства в Бухару.

Узбекская династия Шейбанидов (1500-1597 г.), кроме самого ее мужественного и талантливого основателя Шейбани-Магомет-хана, подарила Трансоксанию высоко-даровитым государем Абдуллах-ханом (Абдуллах-хану принадлежат все остатки великого зодчества в Бухарском ханстве. Науки, земледелие, торговля находят в нем усердного покровителя. Турция, Крым, Китай искали союза с ним (Вамбери, «Ист. Бох.», т. 2, стр. 56-61)). Под властью этих двух эмиров страна опять несколько окрепла, но наступившие после смерти последнего из них смуты и междоусобия уничтожают все их благия начинания.

Одновременно с этим дух ханжества, обрядности и суеверия, начинает все более и более завладевать народными массами, окончательно вытесняя культурные стремления, науку и искусства. Наряду с этим Трансоксания лишается значения главного торгового рынка в Средней Азии и единственной посредницы в торговых сношениях Европы с Китаем и Индией. Еще разорение Тамерланом Астрахани и Азова (1395-1397 г.) нанесло чувствительный удар международной торговле через Среднюю Азию. Завоевание Константинополя и Кафы (Феодосии) Магометом Великим причинило ей еще более чувствительный удар, а с открытием Васко-де-Гама (1498 г.) нового морского пути из Европы в Индию, вокруг Африки, средне-азиатский сухопутный торговый путь до последнего времени был почти совершенно оставлен («Аму и Узбой», стр. 4). Под влиянием этих причин общий упадок внутреннего и внешнего значения страны продолжает прогрессировать втечение всего почти двухсотлетнего правления Аштарханидов (1597-1784 г.), которых судьба делает свидетелями [374] усиливающегося процесса разложения Трансоксании. Слабые и ничтожные государи этой династии лишь фиктивным образом управляли страной, занимаясь на самом деле богословскими прениями и религиозной казуистикой, заменившей собой живую науку.

В 1740 году Бухара переживает нашествие последнего колоссального варвара, в лице Надир-Шаха, которое застает ее почти совершенно беспомощной. Ограбив окрестности столицы, Надир-Шах уже окружает ее своими полчищами, но эмир Абул-Фаиз (Абул-Фаиз-хан был умерщвлен своим мятежным министром Рахимом-Би в 1747 г. Той же участи подверглись наследники Абул-Фаиза — Абул-Мумин и Обейдулах. Приняв затем титул хана, Рахим оставляет после себя власть, с званием аталыка, своему племяннику Даниал-беку, от которого она переходит сначала к Девлет-куш-беги, а затем к Шах-Мураду, основателю династии Мангыт. Втечение всего этого периода времени Аштарханиды были лишь фиктивными правителями Бухары, так как вся власть сосредоточивалась в руках министров (Мурза-Шемси-Бухари, «Записки», Казань, 1861 г., пр. I на стр. 41-42 и 8 на стр. 55-58)) успевает умилостивить его принятием присяги и изъявлением безусловной покорности, после чего шах оставляет Трансоксанию, захватив с собою огромную контрибуцию и массы сокровищ.

Слабое правление Аштарханидов имело, между прочим, следствием чрезвычайное усиление в Бухаре узбекской партии. Призванные в страну еще во времена Шейбани, узбеки получили сначала исключительное значение военного сословия. С течением времени они успели захватить в свои руки все высшие должности в государстве и образовали могущественную партию, которая фактически управляла страной, возводя на трон и низвергая с него эмиров по своему усмотрению. В 1784 году сын бухарского аталыка Даниал-бека, Шах-Мурад, устраняет от власти последнего Аштарханида, Абул-Гази, и овладевает престолом Трансоксании, под именем эмира Маассума. Вместе с тем, он становится основателем царствующей по сие время в Бухаре династии Мангыт. Шесть эмиров этой династии, до Мозафар-Эддина включительно, представляют собой вернейших выразителей своего суфически ложно-набожного века. При них погас последний луч того блеска, экономического благосостояния и политического величия, в каком неоднократно являлась Трансоксания в счастливые эпохи своей исторической жизни. В то время, как повсюду человечество делает гигантские шаги на почве прогресса и цивилизации, правители Бухары употребляют все усилия, чтобы искоренить в стране последние остатки культурной эпохи и вдвинуть народную жизнь в тесные рамки отживших свой век бытовых, общественных и религиозно-иерархических идей мусульманского законодательства. В их эпоху прерываются [375] почти окончательно все прямые сношения ханства не только с Европой, но и с соседними государствами, вследствие чего Бухара становится недоступной не только для путешественников, но и для оффициальных послов, из которых многие расплачиваются жизнью за попытки их государей завязать с правителями ханства международные сношения (В 1842 г. в Бухаре были публично казнены оффициальный посол британского правительства полковник Стоддарт и посол в Кокане капитан Конноли. Около этого же времени там нашли себе смерть италианцы Орландо и Назелли, имевшие, как можно думать, тайные поручения от своего правительства к эмиру Наср-Уллаху. В 1846 г. поручик Вибурт был схвачен туркменами на пути в Хиву и после продолжительного заключения казнен в Бухаре. Несколько ранее в пределах Бухарского ханства было истреблено целое персидское посольство. Мы указали лишь на наиболее выдающиеся жертвы бухарской подозрительности и неуважения международных прав; второстепенных было множество). Торговые обороты страны мало-по-малу сводятся исключительно к вывозу из ханства сырых произведений, и лишь немногие смельчаки из русских купцов решаются проникнуть с своими товарами в эту дикую, преданную фанатизму и произволу страну. Торговля невольниками усиливается и достигает огромных размеров. В то же время, на ряду с Хивой и Туркменией, ханство делается гнездом вооруженных шаек всякого сброда, беспрепятственно грабивших пределы соседних стран. Внутренний строй ханства становится в эту эпоху на почву исключительно исламо-иерархического режима. Духовенство окончательно выходит из сферы посредственного воздействия и становится активным распорядителем народной жизни, захватив в свои руки судопроизводство, народное образование и значительную часть административной власти. Сами эмиры, оставляя в стороне истинные интересы и нужды народа, трудятся над составлением законов, воспрещающих, под страхом смертной казни, употребление табаку и вина (Очень многие, и в том числе сами среднеазиатцы, склонны приписывать появление пьянства в Туркестане русскому влиянию. Как видим, это далеко не так, ибо еще в XVIII в. правительство принуждено было вступить в борьбу с этим общественным пороком и издавать против него карательные законы. Кроме того, нам известно, что и великие Саманиды не были чужды этому пристрастию, так как, по свидетельству Мирхонда, Абул-Али «разбил о стекло винного стакана здание воздержания». Грозный Чагатай, старший представитель Чингисидов, был формальный пьяница, а гениальный Тимур, как свидетельствует Клавихо, любил и поощрял попойки. Delirium tremens была самой обыкновенной болезнью в Средней Азии в XIII-XVIII столетиях; исторической жертвой ее сделался, между прочим, симпатичный и талантливый Бабер-Мирза. Шейбанид-Бурхан хан и Аштарханид Вели-Мегмед вписали свои имена в историю, как величайшие поклонники Бахуса. Таких примеров можно бы насчитать сотни, но довольно и этих...), издают драконовския постановления об отделении обоих полов, [376] восстановляют разного рода уже давно забытые в других мусульманских странах религиозные должности, в роде «раисов», и т. д. Своей личной жизнью они подают пример фанатизма, лицемерия и ханжества, которое доходит до того, что во времена Шах-Мурада в одной Бухаре, из общей 80-тысячной массы жителей, было до 30.000 учащихся в медрессе семинаристов. Кроме того, каждый из них стремится к приобретению славы завоевателя, и их правление ознаменовано многочисленными, хотя и мелкими, войнами с соседями. Легко понять печальный результат всего этого. Так, например, запрещение табаку и вина привело к употреблению гораздо более вредного опиума, наши и кукнара; затворничество женщины усилило проявление гнусного порока, в особенности присущего таджикской нации, а поощрение ханжества до крайности размножило и усилило в стране непроизводительный и беспокойный класс мусульманского духовенства и дервишества. Наука и литература окончательно были подавлены в Бухаре в эту темную эпоху, точно также, как искусства и промышленность. Даже знаменитое когда-то в стране шелководство к концу XVIII века почти совершенно уничтожается, и эмир Шах-Мурад принужден принимать искусственные меры к поддержанию этой важной отрасли промышленности (Гребенкин, «Родословная династии Мангыт», см. Ежегодник Туркестанского края, вып. 3, стр. 338-339). В то же время лучшие провинции ханства одна за другой отпадают от него, и в 1826 году эмир Наср-Уллах может считать себя активным повелителем только на пространстве 5.600 кв. геогр. миль, из которых лишь 500-600 обработаны и заселены оседлыми жителями (Ханыков, «Описание Бухарского ханства», стр. 5). В таком положении находился этот жалкий обломок монархии Тимура, когда, по выражению Вамбери, до ворот Бухарского ханства достигли первые предвестники европейского духа и могущества, в лице России и Англии, и стали стучаться в них (Вамбери, «История Бохары», т. II, стр. 140).

Из всех стран Европы Россия с самых отдаленных времен более других соприкасалась с Средней Азией и прилегающими к ней государствами, находясь на пути прямого сообщения ее с западом. Владычество монголов еще более сблизило нас, в международном и торговом отношении, с нашими ближайшими соседями. Завоевания Тамерлана, султана Магомета, открытие нового морского пути вокруг Африки и наступивший вслед затем период внутренних беспорядков в Трансоксании и прилегающих к ней странах были причиной насильственного перерыва в ходе этого сближения и временного оставления [377] созданного тысячелетиями торгового пути из Западной Европы в Китай и Индию, чрез Россию и Трансоксанию. В период времени, с конца XV столетия вплоть до наших дней, путь этот, а вместе с ним и торговые сношения России с Средней Азией, были почти совершенно оставлены. При всем том, русские государи, еще начиная с Иоанна III, делают ряд попыток к восстановлению прерванного международного сообщения. Царствование Грозного и Годунова, усиленно интересовавшихся сближением русских торговых интересов с отдаленным востоком, было ознаменовано первой попыткой англичан втереться в это зарождающееся сближение посредством основания торгового товарищества Дженкинсона (1558 г.). Разные затруднения и наступившее в России смутное время остановили развитие этой вредной для нас торговли. Царь Алексей Михайлович вновь выдвигает забытый на время среднеазиатский вопрос на почву практического осуществления, а император Петр Великий ставит одной из главных задач своего царствования овладение всеми торговыми путями между Каспийским, Черным, Белым и Балтийским морями, с целью доставить русскому народу возможность сделаться главным посредником в обмене произведений востока и запада (Идаров, «Значение Индии в политике России с Турцией и Англией» («Русский Вестник», 1883 г., № 171, стр. 491-499). — «Аму и Узбой», стр. 7). Разорительные войны с Турцией и Швецией, неудачный поход в Хиву кн. Бековича-Черкасского и преждевременная смерть Петра помешали ему довести до конца этот грандиозный замысел, последствия которого для России были бы в полном смысле слова необъятны. В то же время деятельное стремление России на восток возбудило в англичанах, уже тогда мечтавших о всемирном торговом преобладании, сильные опасения. С той поры Англия, настойчиво и не стесняясь в выборе средств, ставит преграды всякому предприятию России на востоке, в котором хотя сколько нибудь проглядывает осуществление великих намерений царя-преобразователя. Весь интерес и внимание ближайших преемников Петра I сосредоточиваются на делах европейской политики, и созданная им идея находит себе ближайшую сторонницу лишь в лице Екатерины Великой, которая, равно как и император Николай, стремится к осуществлению ее путем мирных переговоров и дружественного воздействия на среднеазиатских владетелей. Без сомнения, эта медленная, но за то верная система принесла бы с течением времени свои плоды, но быстрое развитие нашей торговли в первой половине текущего столетия, необходимость сбыта товаров на азиатских рынках и негодование правительства и народа, вызванное постоянными набегами на наши восточные границы хищных [378] кокандских, хивинских, бухарских и туркменских шаек, вызвали решительные действия, окончившиеся присоединением к нашим владениям Кокандского ханства, Самаркандской области, части Хивы и туркменских кочевий.

Мы не будем утомлять читателей подробным изложением военных действий в Средней Азии, отсылая специально интересующихся этим вопросом к прекрасным трудам Н. И. Гродекова, Д. Н. Куропаткина, г. Макшеева-Машонова и других наших лучших военных писателей, и упомянем лишь в кратких чертах о ходе нашего поступательного движения в Средней Азии.

В период времени с 1845-1864 г. Россия, воюя с Коканом, заняла Ак-Мечеть, Яны-Курган, Токмак, Пишпек и Мерке. Вслед затем представилась необходимость сомкнуть передовые посты Оренбургской и Сибирской линий, разобщенные пространством в 700 верст, в которое беспрепятственно проникали шайки всякого сброда. С этою целью в 1864 году были заняты Аулие-Ата, Туркестан и Чимкент. 15-го июня 1865 года отряд М. Г. Черняева занимает Ташкент (Занятие укрепленного Ташкента отрядом М. Г. Черняева, состоявшим лишь из 1951 человека, при 12 орудиях, имевших против себя огромный город, защищаемый 30.000 войска, при 50 орудиях и 100.000 жителей, составляет, бесспорно, одну из блестящих страниц нашей военной истории. Подробности этого дела изложены в реляции генерала Черняева от 7-го июня 1865 года. См. «Русский Туркестан», вып. 3, стр. 91-98). Одновременно с этим бухарский эмир Мозафар-Эддин открыто принимает на себя неблагодарную роль защитника кокандского хана, стоившую ему впоследствии половины владений, и силой задерживает в Бухаре наше посольство с г. Струве во главе (Татаринов, «Семимесячный плен в Бухаре», Москва, 1867 г.; Глуховской, «Плен в Бухаре», «Русский Инвалид», 1868 г., №№ 97-100). Это вынуждает М. Г. Черняева предпринять в 1866 г. рекогносцировку в окрестности Джизака, после которой он возвращается в Ташкент. Отозванный в том же году из Туркестанского края, он передает начальствование над войсками генералу Романовскому, который, разбив 20-го мая 1866 г. при Ирджаре перешедшего в наступление эмира, овладевает Ходжентом, Нау, Ура-Тюбе и Джизаком.

15-го июня 1867 г. было образовано Туркестанское генерал- губернаторство, под управлением К. П. фон-Кауфмана.

Первый неудачный период кампании уже несколько поколебал ту самоуверенность, с которой Мозафар-Эддин начал непосильную для него борьбу, но, под влиянием слепого в своем фанатизме духовенства и населения Бухары, он решается продолжать войну. Весь 1867 г. эмир проводит в сосредоточении [379] значительной армии в окрестностях Самарканда и обдумывает план для наступления, но генерал Кауфман предупреждает его в этом и 8-го мая 1868 г. сам открывает наступательные действия, которые влекут за собой полнейшее поражение бухарской армии под стенами Самарканда и Зерабулака

Ближайшим результатом этих событий является окончательное падение военно-политического значения Бухарского ханства в среде государств Средней Азии. Хотя великодушный победитель и оставил Мозафар-Эддину лучшую часть его владений, удержав за собою лишь Самаркандскую область, но уже самое водворение русской власти в непосредственной близости владений эмира должно было низвести эти последния на степень небольшого, зависимого государства, каким оно и является по отношению к России в данную минуту. Последующие события: поход в Хиву, присоединение к нашей территории остальной части кокандских владений, Ахал-Текинского и Мервского оазисов, упрочивают могущество и обаяние России в Средней Азии, окончательно лишая призрачную идею главенства Бухары над народами Средней Азии всякого практического смысла и значения.

Все эти события являются заключительным актом и, так сказать, естественным продуктом приведенного нами выше исторического хода вещей.

Шести-вековое здание фанатизма, доведенного до изуверства, грубого невежества, бессовестной тирании, какою являлась, по отношению к современному европейскому порядку вещей, тогдашняя Бухара, не могло выдержать, конечно, даже и первого натиска великой культурной северной державы, решившейся силой оружия проложить заграждаемый ей исторический путь к истокам Окса и Яксарта. Довольно было горсти солдат и нескольких пушечных выстрелов, чтобы это одряхлевшее здание, начало разложения которого было положено руками Чингисидов и доведено до последней степени нелепой политикой последующих династий, рухнуло и обратилось в прах, на веки похоронив под своими обломками эпоху среднеазиатского варварства и деспотизма.

Пережитая недавно и переживаемая нами до сих пор эпоха есть эпоха великого перелома в исторических судьбах среднеазиатских народов, вступивших отныне под покровительство могучей России на путь духовного и культурного возрождения. В частности для самой России она ознаменована возобновлением великого международного прямого торгового пути и ее значения главной посредницы между Европой и Азией. Тщетными кажутся нам, в виду этих событий, усилия англичан создать новую плотину, преграждающую распространение торгового и политического влияния России на восточную Азию, путем насильственной нейтрализации Афганистана, мелких интриг в пограничных [380] с нами китайских провинциях, систематического заполонения Персии английскими торгово-политическими агентствами и т. д. Времена, когда возможно было с успехом эксплоатировать случайное изменение торгового пути между Россией и Туркестаном, видимо прошли безвозвратно и не сдержать торгашествующему народу его золотом и интригами естественного хода мирового колеса, с неотразимой силой влекущего народы востока на путь естественного сближения с могучей Россией, под сенью которой их многочисленные братья уже нашли себе покой и отдохновение. За двадцать пять лет, протекших со времени присоединения к России главных частей Туркестанского края, древняя Трансоксания оправилась и разцвела. Она перестала быть театром безконечных кровавых смут, и ее одичавшие народы обращены на путь мирного преуспеяния. Вместе с тем, они перестали быть сартами, киргизами, персами или туркменами, то-есть людьми с разными политическими, религиозными и имущественными правами перед властью и законом, а стали равноправными со всеми остальными подданными великого русского царя, беспристрастие и отеческая заботливость которого одинаково распространяется на все обширное Русское царство, от великорусской крестьянской избы до кибитки кочевого узбека и нагорной сакли жителя отдаленных Памирских хребтов. Тень мощной северной державы, постепенно удлиняясь к востоку, оживила и сохранившие свою автономию ханства Бухарское и Хивинское. В них, также как и в русском Туркестане, ощущается заметный поворот от тысячелетнего застоя к культурной жизни. Остается лишь пожелать, чтобы они поскорее и окончательно сбросили опутывающие их оковы средневекового режима, фанатизма и суеверия, и еще более сблизились с нами в международном и культурном отношении.

___________________________

Бухарское ханство в настоящем его объеме представляет собой площадь земли, равную приблизительно 5.000 кв. географических миль (Площадь Бухарского ханства точно так же, как цифра его народонаселения, в точности не измерена. Среднеазиатские мусульмане считают почему-то грехом производить такого рода измерения. В Бухаре, где все совершается на основании обычая, или религиозного догмата, это служит причиной полного отсутствия каких бы то ни было верных статистических данных), острым углом врезывающуюся по направлению с юго-востока на северо-запад в наши среднеазиатския владения. Границы ханства чрезвычайно сложны. С севера оне соприкасаются с нашими Самаркандской и Ферганской областями; на востоке с Кашгарией и отчасти Кашемиром, на юге с Афганистаном, от которого отделяются рекой Аму, на западе и [381] юго-западе — с Закаспийской областью и Хивинским ханством. Это центральное положение бухарских владений делает их чрезвычайно важными для нас в стратегическом, торгово-промышленном и международном отношении. В указанных границах вся площадь ханства разделяется на три главные части, резко отличающиеся между собою во многом: западную, среднюю и восточную (Остроумов (Н. В.), «География Туркестанского края», Самарканд, 1891 г., стр. 73). Западная часть представляет собой равнину, орошаемую в срединной своей части рекой Заравшаном, истощающим здесь свое течение в безчисленных арыках Зиауддина, Кермине, Бухарского и Каракульского округов. Эта равнина сливается на северо-западе с Кызыл-кумами, а на востоке переходит в травянистую степь «Карнак-чуль», покрывающуюся весной роскошной растительностью. Климат этой части ханства жаркий, континентальный, летом +35° до 40°, зимой — 10°, способствующий развитию злокачественных местных лихорадок, болезней желудка, глаз и т. д. Жители занимаются земледелием, скотоводством, овцеводством, садоводством и огородничеством. Возделывание хлопка, разведение виноградников и тута для выкормки шелковичного червя, знаменитых каракульских овец, местных пород лошадей, скота и верблюдов занимает первое место. Второе место после земледельческой промышленности принадлежит торговле. Предметом вывоза служит хлопок, шелк, мерлушка, кожи, рис, фрукты в сушеном виде, кошмы и ковры. Вообще это есть самая богатая и культурная часть ханства. Проведение Закаспийской железной дороги, перерезавшей ее своими рельсами, и близость русской границы оживили в ней культурную деятельность и, вероятно, недалеко то время, когда эта часть ханства окончательно утратит свой дикий, первобытный характер. Средняя часть бухарской территории состоит из отрогов хребтов Тянь-Шаньских гор, известных под именем Баба-таг, Гази-Малек и Кара-тау, образующих площади, возвышающиеся до 4 т. ф. над уровнем моря. Эта полоса ханства густо заселена, изобилует минералами, между которыми преобладает каменный уголь, соль, а местами попадается и золото. По мере приближения к главным горным хребтам, местность становится плодородной, покрывается тучной травой; горные долины изобилуют рощами фисташковых и миндальных деревьев, встречаются нефтяные источники, горячие ключи и множество небольших горных речек, щедро наделяющих водой земледельческое население этой живописной полосы Бухарского ханства. Особенным плодородием славится здесь Гиссарская долина. Низовья рек Як-су и Пянджа изобилуют тиграми, [382] рысями и другими хищными зверями. Климат этой средней полосы ханства умеренный, здоровый. Жители занимаются почти исключительно земледелием, садоводством, скотоводством и огородничеством, сбывая свои произведения, вьючными путями, на базары Бухары, в Дарваз и Афганистан. Восточная часть ханства, Каратегин и Дарваз, представляет собой дикую горную страну, перерезанную тремя гигантскими хребтами: Каратегинским, Петра I и Дарвазским, достигающими местами 25 т. футов над уровнем моря. Долины первого из этих хребтов считаются плодородными, последних двух — бедными и бесплодными. Жители Каратегина занимаются земледелием, садоводством и скотоводством. Тут с успехом произростает пшеница, ячмень, просо, лен, табак, люцерна, разного рода южные овощи и фрукты, а рогатый скот и горные лошади славятся своей силой и крепостью на все Бухарское ханство. Вообще эта часть бухарских владений может быть признана относительно богатой и цветущей. Совершенно противоположную картину представляет собою Дарваз. Это — местность, стоящая на низшей степени культурного развития народов, населяющих Бухарское ханство. Здесь не существует ни промыслов, ни ремесл. Почти единственный источник существования жителей этой маленькой оригинальной страны, населенной 35 т. жителей, составляет разведение тутовых деревьев. Ягодами этого растения они питаются, высушивая их и обращая в муку; ими же платят подати и добывают средства к существованию, обменивая на необходимые в общежитии предметы домашнего обихода. Тутовое дерево составляет для них все, даже денежный знак, так как тюбитейка сушеных ягод этого растения принимается, как денежная единица при расплате (45 тюбитеек тута составляют 1 теньгу = 20 коп.). Многие от рождения до смерти не знают вкуса ржаного или пшеничного хлеба, питаясь тутовой мукой. Под влиянием этой пищи они хилы и недолговечны. Климат Дарваза летом жаркий, достигающий +35°; зимой суровый, но вообще считается здоровым. Пути сообщения удобны лишь для пешехода и всадника, но без вьюка.

Народонаселение Бухарского ханства в точности не исчислено, точно так же как его площадь. Но во всяком случае оно превышает собой полтора миллиона душ обоего пола. В этнографическом отношении оно разделяется на узбеков, составляющих главную массу, почти половину всего населения, таджиков, жителей преимущественно городов, аравитян, персов, евреев и цыган. Последних четырех народностей насчитывается не более 20 т. душ. В административном отношении ханство разделяется на двадцать восемь округов, из которых главными [383] считаются одиннадцать бекств, а именно: Кермине, Каршинское, Шаарское, Ширабадское, Гиссарское, Бальджуанское, Каратегинское, Дарвазское, Керкинское, Чарджуйское и Кабаклинское. Богатейшим из всех бекств считается бекство Гиссарское, уплачивающее ежегодно в казну эмира около 500.000 руб. годовых сборов; затем Чарджуйское — 200,000 рублей, Зиауддинское — 180,000 рублей; около этой же цифры, каждое в отдельности, дают бекства Кермине, Карши, Куляб и Каракуль. Беднейшими считаются Килифский и Уч-Учакский округа, приносящие лишь 8—10 т. рублей годовых сборов. Наиболее значительными городами в торгово-промышленном и стратегическом отношении являются, после Бухары, Карши и Чарджуй (Закон определяет в каждом городе арк, стену городскую и не менее 3-х мечетей, из которых одна должна вмещать все городское население). Первый из этих городов имеет до 35 т. жителей, известен своими базарами, выделкой ковров и богатой растительностью. В его обширном оазисе, имеющем до 20 миль ширины, разводится превосходный каршинский табак. Чарджуй, состоящий в настоящее время из двух городов — русского и бухарского, представляет собой важный торгово-промышленный и стратегический пункт на левом берегу Аму-Дарьи, являясь одной из первоклассных станций Закаспийской железной дороги.

Главную жизненную артерию в Бухарском ханстве, как и вообще в Средней Азии, составляют реки. Искусственное орошение здесь также необходимо, как удобрение почвы в наших северных губерниях. Без него тут ничего не выростет. С другой стороны, оно дает богатейшие результаты повсюду, где представляется возможность уделить хотя бы несколько капель воды этой плодоносной почве. Значение воды увеличивается по мере понижения поверхности ханства с юго-востока на северо-запад и пропорционального с ним уменьшения атмосферной влаги, питающей землю и дающей жизнь растительности. Поэтому понятно, какое огромное значение представляют для Бухары ее две главные реки: Аму и Заравшан (Аму-Дарья, или древний Оксус. Существует предположение, что в древности река эта впадала в Каспийское море. Спорный вопрос об этом породил с течением времени целую литературу, чрезвычайно важную и интересную как по своим научным выводам, так и по тому обширному историческому материалу, который был добыт при производстве технических расследований древних русл Узбоя. Перу г. Лессара принадлежит последнее слово в этом вопросе. См. П. Лессар, «Оксус, его древнейшее соединение с Каспийским морем», перевод с французского Романовича, Ташкент, 1891 г. Это небольшое, но полное глубокого интереса исследование, повидимому, окончательно разрушает легенду о том, что Узбой составляет древнее русло Оксуса, а также гипотезу о возможности направления течения Аму-Дарьи этим путем к берегам Каспия. Зар-авшан означает в переводе на русский язык «раздаватель золота»), дающие жизнь природе и [384] человеку южной и юго-западной части ханства. Быстрое развитие земледелия в Самаркандской области, обладающей верхним течением Заравшана, делает за последнее время эту реку недостаточным резервуаром для питания тех обширных оазисов, которые образовались по ее берегам на русской и бухарской территории, причем последняя терпит подчас существенную нужду в водоснабжении. Что касается Аму-Дарьи, то водами ее пользуется лишь незначительная часть населения южной и юго-западной полосы ханства, так как существовавшие когда-то магистральные арыки, посредством которых вода из Аму достигала до центральных областей страны, уже давно оставлены; проведение же новых стоило бы колоссальных денежных затрат, которые страна едва ли в состоянии была бы выдержать. Тем не менее, эмир Сеид-Абдул-Ахат чрезвычайно занят мыслью о проведении воды из Аму в центральные области ханства (Его императорское высочество великий князь Николай Константинович, трудам которого Туркестанский край обязан обращением в цветущие оазисы многих тысяч десятин пустынных, запущенных земель, путем проведения на них арыков (Искандер, Ханым, Урумбай и др.), предпринял в последнее время, с высочайшего соизволения, проведение арыка «Бухара» из Сыр-Дарьи чрез Голодную степь по направлению к Бухарским пределам. Если эта грандиозная работа будет доведена до конца, то вся южная часть бухарских и русских кызыл-кумов будет обращена в цветущий оазис, а культурная полоса Бухарского ханства получит новые богатые источники для водоснабжения).

Крайнее разнообразие устройства поверхности Бухарского ханства, представляющего собой все фазисы изменения земной коры, от величайших в мире горных вершин, покрытых вечными снегами, глетчерами и перерезанных непроходимыми стремнинами горных рек и водопадов, до необозримых низменных степей северо-западной полосы, породило крайнее разнообразие производительности, климатических, этнографических, культурных и бытовых условий этой интересной страны, заключающей в себе огромные, но еще совершенно неисследованные естественные богатства. К сожалению, все здесь стоит еще на самой низменной первобытной ступени экономического развития. Сельское хозяйство, промыслы и ремесла, торговля и финансовая система, даже народная жизнь, — все это идет по тем же самым рельсам, которые были установлены тысячу лет назад. Фабричной и заводской промышленности совсем не существует, хотя нет страны, которая, по своим естественным богатствам, представляла бы более шансов на успешное развитие того и другого, как теперешнее Бухарское ханство. При всем том, страна может считаться богатой. Огромное большинство жителей ее существует безбедно и даже роскошно по отношению, например, к нашему русскому крестьянину, тяжелым трудом [385] добывающему средства для своего сравнительно скудного существования и уплаты небольшой государственной и земской подати.

Среднеазиатский мусульманин, кто бы он ни был, не любит тяжелого физического труда. Он всегда исполняет его спустя рукава и тотчас меняет на торговлю или какой нибудь промысел, как только представляется к тому хотя малейшая возможность. Труд настоящий, тяжелый, в поте лица, ему неизвестен. В прежния времена он предоставлял его невольнику; теперь же отдается ему лишь на столько, на сколько это является для него крайней необходимостью. Постепенное развитие торговли под влиянием русской промышленности и относительное упорядочение финансовой системы в правление Сеид-Абдул-Ахата, дает возможность народным массам возместить этим экономический ущерб, причиненный упразднением невольничества. Это наводит на вероятное предположение, что и дальнейшие экономическия улучшения вызовут соответственное уменьшение труда со стороны туркестанского и бухарского сарта, который, по природе своей, есть отнюдь не труженик, а лишь ловкий эксплоататор чужого труда. Во всяком случае, для полного экономического возрождения страны ей необходимы посторонния силы. Так сказать, вынужденного, принудительного труда одних туземцев, обращающих все свои помыслы на торговлю и промышленность, слишком недостаточно. Труд этот, не будучи специальным трудом настоящей, сознательно израсходованной рабочей силы, никогда не даст и настоящих жизненных и вполне законченных результатов. С другой стороны, в области торговли и промышленности житель Средней Азии и в особенности сарт-таджик не имеет себе соперников. Во всякого рода гешефтах, маклерствах и способах легкой наживы денег, при относительно малой затрате труда и капитала, он превзойдет самого опытного еврея, армянина или другого, не менее типичного в этом отношении, инородца.

Бухара ведет обширную торговлю с Россией, Персией, Афганистаном, Кашмиром, Индией и Кашгарией. Предметы вывоза составляют: хлопок, шелк, сушеные плоды и ягоды, рис, сырец, кубовая краска, бязи, низших сортов бирюза, мерлушки, меха, ковры и кошмы, предметы одежды, шали, шерстяные и шелковые материи. Предметы ввоза: из России ситец, шелковые материи, сукна, парчи, кожи, чугун, железо, бакалейный товар и мелкие предметы роскоши; из Афганистана и Кашмира: шали, индийская кисея, парчи, лекарственные вещества, кубовая краска и индийския варенья; из Персии: шали, тармалама, высших сортов бирюза, английские ситцы, коленкор и кисея; из Кашгарии: фарфор, чай, китайския шелковые материи. Все эти произведения находят себе внешний сбыт, и лишь одна пятая часть [386] из них делается предметом местного потребления. Ежегодный ввоз товаров в Бухарское ханство, до открытия Закаспийской железной дороги, то-есть до 1888 г., производился не менее как на 40.000 верблюдах, вывоз — на 50.000, что, по словам компетентных лиц, должно было определить средния цифры ввоза в 32.000.000 и вывоза в 45.000.000 рублей (В Бухаре нет ассигнаций, и главной денежной единицей является теньга, серебряная монета, равная 20 копейкам. 44 медные пуллы составляют одну теньгу. Бухарский золотой называется тилля и равняется 6 рублям. Линейную меру составляет алчин = одному нашему аршину, и гязь = 1 арш. 4 вершкам. Фарсанг = 8 в. 447 саж.; танап = 3/4 кв. десятины. Меру сыпучих тел составляет батман = 7 п. 32 ф. 48 зол.).

Господствующая религия в Бухарском ханстве есть ислам. Христиане, евреи и индусы составляют незначительную цифру (не более 10 т. человек), совершенно незаметную в общей массе бухарского народа.

Народное образование находится исключительно в руках духовенства, которое и направляет его в духе ислама. Грамотность чрезвычайно развита между оседлым населением, и редкий бухарец не обучен чтению, письму и главным догматам вероучения Магомета. Высшими учебными заведениями в стране являются медрессе, где взрослые семинаристы подготовляются к занятию духовных должностей и учительских мест как в них самих, так и в народных школах. Низшими являются эти последния, называемые мактаб-хане.

Пути сообщения совершенно первобытные. Кроме Закаспийской железной дороги, в ханстве нет ни одного правильно-разработанного пути. Чтобы покончить с этим кратким описанием страны, скажем несколько слов о населяющих ее жителях.

Главную массу бухарского народа, как мы указали это выше, составляют узбеки. Типом лица и характером они напоминают монголов, но имеют глаза больше, а черты лица красивее. Цвет волос и бороды переходит от рыжего к темно-русому. Рост средний; телосложение крепкое, сильное. В общей массе они добродушны, откровенны, правдивы и честны, но ленивы и беспечны до крайности. Этот народ еще до сей минуты сохранил остаток прежней воинственности и, будучи сплочен, мог бы составлять отличный материал для военного дела. Грамотность и, следовательно, фанатизм между узбеками развиты гораздо менее, чем между таджиками. В образе жизни, пище и одежде, они соблюдают умеренность, переходящую в суровость. Бухарские узбеки разделяются на кочевых и оседлых. Первые занимаются исключительно овцеводством и коневодством, производя знаменитых каракульских овец и сильную упряжную лошадь; оседлые — торговлей. [387]

Таджики — жители городов и больших деревень (кишлаков). Это народ арийского племени, сохранивший до наших дней свой красивый тип, отличающийся высоким ростом, правильными чертами лица, матово-прозрачным цветом кожи, черными волосами и глазами. Они одарены от природы врожденной грацией, щеголеваты и приветливы, но корыстолюбивы, низкопоклонны, трусливы, наклонны ко лжи и всевозможным порокам. Отвращение к физическому труду, хвастливость и нестойкость в слове дополняют сложившийся под влиянием тысячелетнего гнета несимпатичный нравственный облик этого народа, занимающегося исключительно внутренней и внешней торговлей (Мы не желаем оставлять читателей при убеждении, что этот несимпатичный портрет одной из главных народностей Средней Азии создан исключительно нашими наблюдениями. Знаменитые ориенталисты: Борнс, Ханыков, Вамбери, Уйфальви и многие другие, рисуют эту народность еще менее заслуживающей симпатии. С своей стороны мы не прибавим к этому ничего нового, так как наши личные наблюдения составляют лишь продолжение установившегося взгляда. См. Борнс, «Путешествие в Бухару», ч. II, стр. 50-57; Ханыков, «Описание Бухарского ханства», стр. 55-56; Вамбери, «Очерки Средней Азии», стр. 318; Уйфальви, «Le Cohistan, le Ferghanah et Couldja», рр. 60-61).

Арабы составляют небольшую группу кочевников, рассеянных в разных пунктах ханства, преимущественно же в окрестностях Вартанзи. Этот народ вполне сохранил тип, характер и обычаи своих отдаленных соплеменников в Малой Азии. Скотоводство и овцеводство составляют исключительное занятие арабов. Нравы их отличаются добродушием, прямотой и честностью.

Евреи населяют особые, отведенные для них, кварталы в Бухаре и Карши. Они занимаются исключительно торговлей. Поселившись в Бухарских пределах с незапамятных времен, они, под влиянием правительственного и религиозного мусульманского гнета, восприняли от бухарского народа образ жизни, одежду, нравы и даже многоженство, удержав от ветхо-заветных времен лишь одну религию.

Персияне составляют потомков рабов-отпущенников и 4.000 семейств, выведенных сюда из Мерва Шах-Мурадом. Это народ по большей части трудолюбивый, исполняющий наиболее тяжелый физический труд.

Цыгане кочуют преимущественно в окрестностях Каракуля. Они исповедуют ислам; занимаются барышничеством и ворожбой.

Условия мусульманского законодательства, проникающего в самые мельчайшие подробности общественной жизни, уравнивают быт, нравы и обычаи этих разношерстных племен, которые в главных чертах остаются одни и те же как в кибитке кочевого узбека, так и в богатом доме оседлого таджика или [388] в сакле персиянина. Везде мы видим буквальное исполнение всех правил внешней обрядности, предписываемых исламом, господство обычая, большую или меньшую грубость и жестокость нравов, порабощение женщины, полное преклонение перед религиозным культом, который служит для бухарского народа единственной призмой в его взглядах и отношениях к жизни и ее проявлениям. Повсюду одинаковый быт кочевника достаточно хорошо известен всем и каждому, и мы не будем останавливаться на нем. Что же касается домашней жизни оседлой части бухарского народа, то она является образцом первобытной патриархальности. Устройство жилищ, одежда, пища, все отвечает потребностям крайней необходимости и указаниям шариата. Обстановка богатого бухарца мало отличается от обстановки бедняка. Более состоятельные люди имеют лишь больших размеров дома, больший запас одежды и более обильную пищу. Разделение полов становится тем заметнее, чем бухарец важнее и состоятельнее. Постепенно ослабевая, оно совершенно почти уничтожается лишь в нищенствующем классе, так как представительницы этого слоя общества наравне с киргизками и маленькими девочками пользуются правом появляться повсюду с незакрытым лицом. Втечение последнего времени образовалась целая группа писателей, которая, по следам г. Миддендорфа (Миддендорф, «Очерки Ферганской долины», стр. 363-365), до крайности идеализируя таджикскую народность, силится создать из нее нечто в роде проводника европейских стремлений в остальные племена Средней Азии. С своей стороны мы отнюдь не разделяем этих увлечений.

Центр тяжести успешного движения всех вообще народов Средней Азии по пути прогрессивного развития лежит главным образом в исламе. Где он процветает в большей степени, там успех этот менее вероятен, и наоборот. Непримиримость основных принципов магометанства с идеей прогрессивного движения человечества в области мысли и науки достаточно выяснена историей. Нам кажется совершенно бесполезным распространяться на эту тему. Между тем мы видим, что ни в одной из народностей Средней Азии ислам не пустил таких глубоких корней, как в таджикской. С течением времени он не только овладел направлением мысли, обычаем, складом характера и даже законом, управляющим жизнью сарта-таджика, но сделал его ближайшим проводником религиозного фанатизма в остальные массы кочевого и оседлого населения Средней Азии. То поверхностное сближение таджикской народности с русским элементом, которое мы замечаем в наших туркестанских городских центрах, отнюдь не должно быть принимаемо, как знак готовности служить делу осуществления наших культурных задач на далеком [389] востоке. Сближение это обусловливается необходимостью, спекулятивными целями и выработанной тысячелетиями привычкой гнуться перед властью и законом. На самом же деле за ней в большинстве случаев скрыт самый непримиримый фанатизм, самое упорное нежелание воспринять что либо от плодов европейского просвещения.

Настоящее, здоровое ядро духовных сил Средней Азии лежит в киргизском и узбекском кочевом населении. Оно несравненно менее фанатизировано, выше в нравственном отношении и охотнее усвоивает от нас идеи образованности и просвещения. Доказательством тому могут служить целые десятки офицеров, чиновников и учителей из киргиз, с успехом исполняющие свои служебные обязанности в Туркестанском крае. Что же касается таджиков, то из их среды нам неизвестно ни одного такого лица. До сих пор они ограничиваются лишь выделением контингента мусульманского духовенства и дервишества.

Вот почему мы позволим себе выразить уверенность, что элемент, от которого мы вправе ожидать наибольших плодов в наших усилиях поднять экономический и умственный уровень Средней Азии, заключается в киргизах и узбеках, а отнюдь не в таджиках. Что же касается этих последних, то им всецело должна быть предоставлена область торговли. В ней они не имеют себе соперников. Дальше же этого они едва ли подвинутся когда либо.

П. Шубинский.

(Продолжение в следующей книжке).

Текст воспроизведен по изданию: Очерки Бухары // Исторический вестник, № 8. 1892