Н. Ф. Петровский — Д. Ф. Кобеко

№ 1

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

Не буду извиняться и излагать причины моего молчания — потому что сам чувствую, что они не будут убедительны. Добравшись, с большим трудом, до Ташкента, я вскоре уехал в Кашгар, возвратился оттуда в Ташкент, застал там Федора Карловича ¹ с его скоропалительностью, возился с ним, устраивался, ревизовал и теперь облетаем Фергану. Сообразив такое положение, Вы, может быть, и сами оправдаете мое молчание.

Положением своим я очень доволен (что в наше время очень редко). Даже Кашгар, разоренный и обезлюденный, меня удовлетворяет. Право, в последнее время я так устал в Петербурге, расслаб душевно, что бежать из него как можно скорее сделалось для меня решительною [170] необходимостью. Я попал в Кашгар при редких условиях. Зимой, в октябре, я пересек Тянь-Шань, обогнув, из Нарынского укрепления, озеро Чатыр-Куль (11 т[ысяч] ф[ут]). На перевале Туругарт (12 т[ысяч] ф[ут]) меня застал буран, от которого мы чуть было не погибли. Затем по дороге из Кашгара, в декабре, на Ош я перевалил Терек-Даван (13 т[ысяч] ф[ут]) и два Икезяка (по 11 Т[ысяч] ф[ут]). Было тяжело и страшно; но зато такие приключения не забываются всю жизнь, и — верьте — приятнее кисельного спокойствия Петербурга.

С китайцами, как истый русский человек, я уже подружился. Моему Чжан Лаушаю (губернатору Кашгара) чиню в Ташкенте часы, посылаю семена и черенки и жду на днях поручение от мадам Лаушай, которая, собственно говоря, более правит Кашгаром, чем ее достопочтенный супруг. Впрочем, я должен оговориться, что мадам Лаушай я никогда не видал, ибо аристократические китаянки никому не показываются. Весною, т.е. очень скоро, я опять отправляюсь в Кашгар — уже на постоянное жительство. Ревизия окончит свои дела, вероятно, к концу мая. Найдено ею полное безобразие. Последние деяния Кауфмана ² граничили с безумием; далее, не попав в дом сумасшедших, идти было некуда. Новый порядок, откровенно говоря, меня также не удовлетворяет, чтобы не сказать более. Хорошо, что я кашгарский, а не ташкентский человек; иначе пришлось бы порицать, что уже давно надоело.

Мы поселились в Ташкенте, где гимназии, мужская и женская, совсем не хуже петербургских, если не лучше. Странно только, что девицы мои имеют теперь по всем предметам 5. Меня это, как подозрительного отца, немного смущает. Отметки Коли ³ — те же, как и в Петербурге.

Прошу Вас передать Ольге Александровне ⁴, что поручения ее о платках я не забыл: платки, давно купленные, лежат у меня; но только они белые, а не темные. Этих последних в продаже не было. Если белые нужно, то я их вышлю. Кроме того, я могу снабжать Вас кашгарскими произведениями, а именно: а) шелком для вышивания, китайским; все здешние барыни его требуют; мехами длинными, тибетскими, бывшими некогда в моде в Петербурге; чашками китайскими, не особенно хорошими (в Кашгаре хороших нет); шелковыми коврами, довольно дорогими.

В свою очередь, позвольте попросить Вас выслать мне руководство к акварели, французское, Сиссере (заглавия не знаю) с пробными рисунками. Намереваюсь в Кашгаре рисовать.

Прошу передать мой искренний привет Ольге Александровне.

Желал бы знать, как поживает Н.В. Экк ⁵, и не ради ли его застрелился Маков? ⁶

Искренне преданный и глубокоуважающий Вас

Н. Петровский

ОР РПБ. Ф. 354. (Д.Ф. Кобеко). Оп. 1. д. 93. Л. 1-3об. [171]

№ 2

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

Приношу Вам искреннюю и глубокую благодарность за доставление мне акварельного руководства. Благодаря ему и Вам я делаюсь художником, и может быть, скоро преподнесу Вам виды Кашгара. Получив акварели, я ожидал и письма, но его не было и нет по сие время, что меня опечалило: хотелось знать о Вас и Вашем семействе.

Ревизия наша окончилась благополучно, т.е. без больших скандалов. Отчет, как увидите сами, вышел недурен, но, между нами сказать, я им не вполне доволен: местами многоглаголен, местами слишком краток. Спешили редакцией. Впрочем, есть факты поразительные. Теперь дело пойдет об устройстве края, вероятно, будет возобновлена Скобелевская комиссия и, вероятно, в ней будете участвовать Вы. По этой-то, главным образом, причине я просил начальника здешнего штаба Николая Дементьевича Новицкого ⁷, мое[го] хорошего знакомого и вообще человека весьма хорошего, замечательно умного и дельного, передать Вам настоящее письмо и, на случай совместного пребывания в комиссии, обменяться мыслями по поводу предстоящих Вам трудов. Необходимо, во что бы то ни стало, устроить нашу окраину как можно скорее, ибо (опять-таки между нами) здесь может настать такой порядок вещей, который затмит собой кауфманский. М.Г. Черняев, к которому я питаю самое глубокое уважение и расположение, человек в административном деле совершенно неопытный. Если край не будет устроен, и действия главного начальника не будут введены в законную рутину, толку не будет. Впрочем, Федор Карлович, да и Николай Дементьевич, если Вы с ним осторожно побеседуете, передадут Вам, что делается в крае и куда мы идем.

На этих днях я уезжаю в свой Кашгар. В прошлом письме я, кажется, писал Вам, каких трудов стоило мне перелезать зимой здешние монбланы. То же самое предстоит мне теперь. Придется перейти пять перевалов, из которых самый малый в 10 т[ысяч] фут. Жилья по дороге нет, топлива мало, бураны частые и пр. пр. — очень непривлекательно. К счастью, мне дали, наконец, секретаря ⁸ и переводчика; будет, по крайней мере, возможность с кем-нибудь коротать зимнее время. Но все-таки, и я говорю совершенно искренне — Кашгар любее Вашего Петербурга, особенно в настоящее время, если верить тому, что до нас сюда доходит. Есть большая прелесть чувствовать себя одиноким и совершенно отрезанным от цивилизованного мира и притом чувствовать себя беком. Даже при самой тяжелой дороге, верхом, многое кажется лучше, чем, например, в вагоне: едешь как хочешь, останавливаешься где вздумается; садишься на лошадь, и 10 человек тебя подсаживают, захотел закурить папиросу, и уже слышишь, как три-четыре человека скачут сзади, чтобы подать тебе спичку; не успел слезть с лошади и прилечь, как уже тянутся руки подложить тебе что-нибудь под локоть. Право, недурно, и русскому человеку свойственно. [172]

Семья моя остается в Ташкенте; дети учатся хорошо. Старшая этот год (учебный) считает последним и надеется выйти с золотой медалью; второй остается два года, а Коля теперь в 4-м классе. Этою стороною дела я доволен; затрудняюсь только тем, что едва ли придется повезти семью на лето в Кашгар; дети кой-как переедут, но для жены тяжело. Весною, впрочем, я приеду в Ташкент на побывку, а потом будем чередоваться с секретарем.

Н.Д. Новицкому я поручил передать Ольге Александровне давно ею ожидаемый платок и принести извинение за слишком позднее исполнение поручения. Прошу передать Ольге Александровне мой усердный поклон и искреннее пожелание всего лучшего — от меня и моего семейства. Просим засвидетельствовать наше почтение Вашей матушке и сестре.

Все мои кланяются.

Искренно преданный и глубоко Вас уважающий

Н. Петровский

P.S. Если не забыли своего обещания, то прилагаю шифр, cвой собственный:

а, б, г, д, ж, з, к, л, м, н, п,

р, с, т, п, ф, х, ц, ч, ш, щ, ъ, ь

Гласные не изменяются, а согласные заменяются одни — другими: верхние — нижними, а нижние — верхними; например:

Кобеко —
шифр Чоречо,

слова друг от друга не отделяются.

ОР РПБ, Ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 4—8.

№ 3

Ваше любезное письмо, глубокоуважаемый Дмитрий Фомич, от 10 декабря я получил в Кашгаре 16 января, вскоре после моего туда приезда. С гордостью могу сказать, что в это время года едва ли кто из туркестанцев, а тем более петербуржцев, решился бы в Кашгар отправиться.

Поход наш туда, по правде сказать, ничем не уступал переходу русских войск через Балканы, двигаясь медленно по местности, почти пустынной, покрытой глубоким снегом, заготовляя сами себе и топливо, и прикрытие, мы хотели перейти знаменитый Терек-Даванский перевал (13 т[ысяч] фут, т.е. выше вершины Монблана), об опасности которого свидетельствуют груды человеческих костей, на нем лежащих, — в самое Рождество, Но у самого перевала, в 10 верстах от его вершины, нас застал страшный горный буран, с поразительным свистом и воем ветра, ломанием и падением с высоты гор деревьев, снежными лавинами, напоминающими потоки воды и камней, Рассказывать теперь об этом буране — приятно, потому что картина была грозно-великолепная, но тогда было жутко и очень жутко. Пришлось остановиться в ущелье, под [173] скалой; костра зажечь было нельзя, ночевали на снегу и под снегом. На другое утро буран утих, и мы полезли на перевал, но тут — другая беда: все ущелье и дорогу занесло за ночь снегом; лошади проваливались в него буквально по шею, не могли выпутаться, ложились на бок, так что почти на каждом шагу приходилось разгребать вокруг них снег и вытаскивать их и вьюки, а всего лошадей со мною было около сорока. После таких усилий пришлось убедиться, что далее ехать нельзя, а надо идти пешком с лопатами, разгребая впереди снег. Так мы и сделали, девять верст, до вершины перевала, мы шли целый день, страдая удушьем, головокружением и рвотой. Наконец, мы на вершине, но тут опять страшный буран; но опасность нас уже миновала, и мы благополучно спустились. Караван купцов, шедший по нашим следам, днем нас позже, потерял 25 лошадей с товарами и 4-х человек, провалившихся в снег и замерзших. На следующий день, канун которого мы провели опять на снегу, но уже с костром, нам предстояли еще два перевала — два сынка Терек-Давана: Икезяки, первый (11 т[ысяч] ф[ут]) и второй (10 т[ысяч] ф[ут]). На обоих мы были встречены буранами, сильными, но уже менее для нас опасными, и т[ак] далее и т[ак] далее, в уменьшающей прогрессии, до самого Кашгара. Не забудьте, при этом, постоянных спутников наших: холода, дыма, копоти, вони бараньим жиром; негде умыться, переменить белья и т.п.

Наконец, приехали: но и Кашгар нас не порадовал. Живем в сартовском здании, почти не имеющего вида человеческого жилья. две комнаты я приспособил для себя и секретаря к жилью, т.е. поставил в них две железные печи, из которых одна страшно дымит, и залепил окна бумагой. Третья комната, приемная, осталась сараем, в которую во время посещений нас китайскими властями, ставят жаровню с угольями. Прислуга помещается в юртах, а конвойные казаки — в конюшне. Кушанье готовили на открытом воздухе. Хорошо, что погода в Кашгаре стоит еще сносная, а то — одно средство — сбежать отсюда как можно скорее. Вот уже целый год прошу я Министерство устроить здесь помещение для консульства, и ни одного звука в ответ.

С китайцами мы живем пока ладно, хотя мерзавцы они порядочные. Оборвыши, невежды, нахалы, а спеси — не оберешься. Правитель Восточного Туркестана Чжан Лаушай, напоминающий собою скорее дебелую русскую попадью, чем храброго генерала в желтой курме [Курма — кофта из шерстяной материи с широкими рукавами — часть обмундирования китайского пехотинца] (вроде нашего ордена Георгия), лучший из всех китайцев. Одно уже, что водку он пьет так, что любой русский пьяница ему бы позавидовал. Мне он делает всякие почеты и любезности, и я ему также. На днях мы были у него с поздравлением (теперь у них, китайцев, Новый год), любовались почетным караулом из какой-то сволочи, повязавшей себя, по-бабьи, платками, пробовали китайскую кухню и пили подогретую сивуху, от которой у меня целый день болела голова. Вчера он был у нас; мои молодцы конвойные казаки проделали ему всякую муштру, покормили мы [174] его сардинками, напоили русской водкой и наливкой, и вполпьяна, в уродливой арбе, проводили с миром домой. Вот как изящно проводили мы нашу жизнь в Кашгаре.

Теперь у меня много занятий по консульству, здесь масса наших русских мусульман; торговля порядочного размера, поэтому толкотня у меня с утра большая: жалобы, просьбы, выдача ярлыков и т.п. Осмотреться еще не успел и к своим занятиям еще не приступал; но приступлю скоро.

На первый раз, если позволите еще Вас беспокоить, мне было бы необходимо, во-первых, новое современное описание Китая. Нужно мне знать их административное устройство, чины и пр. с китайскими названиями. Словом, мне нужно книгу, на каком бы языке она ни была, вроде книги Иоакинфа ⁹ «Стат[истическое] обозрен[ие] Китая», издание 1842 г. (которой у меня нет и которую я желал бы достать); во-вторых, нужно мне классическое сочинение о несторианцах [Несториане — последователи константинопольского патриарха Нестория, осужденного на Эфесском вселенском соборе 431 г. за ересь], которые здесь некогда жили. С помощью этой книги я стал бы открывать их следы; в-третьих, нельзя ли, с Вашей помощью, приобрести мне, антикварским путем, Handwoerterbuch arabischer und deutscher Sprache von Dr. Adolf Wahrmund (2 или З тома), и, наконец, в-четвертых, по прежним занятиям мне хотелось бы иметь «Финансы» Блиоха ¹⁰.

Если эти поручения Вас не обременят, то позвольте просить об исполнении оных. В свою очередь, не нужно ли Вам или Ольге Александровне белого меха, мелкого (длинного здесь нет), китайских материй (атласа разных цветов, шелкового крепона, материй с одноцветными цветами), шелкового ковра, хотанского (маленький рублей 25). Если нужно — поручайте.

Желал бы знать, что делает наша ревизия. Федор Карлович, вероятно, виделся с Вами и рассказал Вам все, как я ему рассказывал, о некоем герое, ныне в Туркестане царствующем, — герое, в которого я потерял окончательно всякую веру и к которому, кажется, скоро потеряю и уважение. Желал бы я знать также, довольны [ли] нашим ревизионным отчетом и что из всего этого дела произошло. Рад, что Новицкий Вам понравился; он мастер говорить; заставьте его развязать язык — будет занятно.

Будьте любезны, прочтите мое настоящее письмо Григорию Павловичу Небольсину ¹¹. Ему, на досуге, я буду писать отдельно, и вот, между прочим, о чем. Наши казанские сироты, московские фабриканты, жалуются, что Англия теснит их товары в Средней Азии, а недавно русский торговец завез эти товары чуть не на край света, к границам Тибета, в Хотан, и все их там выгодно распродал. Гр[игорию] Павловичу я послал, с Новицким, мусульманскую подставку для книг. Хотите, пришлю и Вам такую.

Прошу передать мое глубокое почтение Ольге Александровне, Вашей матушке и сестре. Мои все здоровы. Старшая дочь (Таля) [175] нынешний год кончит свои занятия, а Женя и Коля, надеюсь, перейдут в 5-й класс.

Искренне и глубоко Вам преданный

Н. Петровский

Р.S. С Чарыковым ¹², надеюсь, увижусь в мае в Ташкенте, куда, думаю, поехать.

ОР РПБ. Ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 9-12об.

№ 4

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

В прошлом письме из Кашгара я просил Вас о книгах. Арабский словарь Адольфа Wahrmund’а, как теперь оказывается, есть у Дейбнера и продается им, как подержанный экземпляр. Могу ли я просить Вас поторговаться с ним и затем сказать ему, чтобы он его приказал переплесть (если не переплетен) и прислал бы сюда с теми книгами, которые у него нами (т.е. мной и секретарем) выписаны.

Кроме того, я имею к Вам другую просьбу. После известного Вам распоряжения я опасаюсь писать в газеты и журналы, не получив согласия начальства. Прилагаемая статейка (из Кашгара) легкомысленная, предназначена мною для «Нового времени» ¹³ другая статья, серьезная, о Шугнане, могла бы быть напечатана в петербургской французской газете или где-нибудь, по Вашему усмотрению. Статью о Шугнане я пришлю со следующей оказией. Нельзя ли Вам повидать И.А. Зиновьева ¹⁴ и спросить его, могу ли я эти статьи напечатать и вообще могу ли и впредь что-нибудь печатать о Кашгаре. Если разрешение будет дано, то будьте любезны перешлите статейку «Из Кашгара» в «Новое время» с письмом от меня (также при сем прилагаемом) к Буренину ¹⁵. Я хотел было обратиться с моею просьбою к Федору Романовичу, но не знаю, в Петербурге ли он. Давно уже не получал от него никакой весточки. С настоящей почтой посылаю ему, на всякий случай, письмо.

После последнего письма моего к Вам положение наше нисколько не изменилось к лучшему: такая же грязь, пыль, голод и холод, как были прежде; прибавились только дела: выдача билетов, свидетельств, разборы просьб, жалоб, даже драк — словом «тащить и не пущать» в полном развитии, совсем полицейский участок. Перед обедом (12 ч[асов] дня) дела приостанавливаются, а там — опять до вечера, до закрытия городских ворот, когда просители, боясь остаться вне города (я живу вне), улепетывают домой, забывая в консульстве галоши (по-нашему, каушь). Изредка прогуливаюсь верхом, но нужно, для важности, ездить с конвоем, что крайне неудобно. Целые дни говорим только по-сартовски, совсем сбились с толку: то сарту скажешь «хорошо», то конвойному казаку «якши». Кроме своего дела, с сартами, нас одолели и посещения китайских чиновников и сановников; придут, сидят по целым часам, все [176] трогают, щупают, а главное — охочи сильно до русской водки. Осталась одна бутылка на две почти недели.

Усердный поклон мой Ольге Александровне и всем Вашим.

Искренно и глубоко Вам преданный

Н. Петровский

ОР РПБ. ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 13-14об.

№ 5

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

Прилагаемое при сем письмо прислал сюда из Ташкента мой родной брат, Сергей Федоров[ич] ¹⁶, начальник отделения Турк[естанской] казенной палаты. Если Вы можете что-нибудь сделать по этому письму, то крайне меня обяжете. Брат не добивается получить палату и даже не желает этого (в России), но он боится, что Идаров ¹⁷, который в последнее время (отчасти [из-]за меня), очень его невзлюбил, не испортил бы ему карьеры. Брат мой — человек очень хороший, служака; кроме службы он ничем не занимается. Идарова же Вы сами знаете. Теперь он действительно сумасшедший. После удара, который с ним случился, он потерял память и отчасти разумение. Я был очень удивлен, когда узнал, что его опять прислали в Ташкент и прислали совсем больного. Федор Карлович может подтвердить, в каком состоянии он застал Идарова в Ташкенте.

Нового у меня много. Во-первых, я прошу усилить свой конвой двумя сотнями, вследствие поданного мне прошения нашими подданными, что они ожидают в Кашгаре волнений и опасаются за свою жизнь и имущество. Мы живем здесь за горами на расстоянии 15 дней езды до первого населенного русского пункта; подданных наших, собственно в городе Кашгаре, более 400 человек; товаров завезено много. На китайцев положиться нельзя, потому что войск у них здесь почти нет. При восстании они, по обыкновению, запрутся в кремле, съедят все, что съесть можно, и потом начнут пороть себе животы и бросаться со стен вниз головою. Окончить жизнь в их приятной компании мне нежелательно. да за консульство я, впрочем, и не боюсь: у меня здесь 12 казаков, 4 т[ысячи] патронов и, кроме того, 12 берданок для джигитов. Я всегда с храбростью уйду отсюда, когда будет нужно. Но мне нельзя оставить без защиты и прикрытия наших подданных, которые, в случае восстания, конечно, бросятся в консульство (а вероятно, не только они, но и их семьи). Прикрыть такую ораву уже будет невозможно, имея всего 12 казаков. Поэтому, если мне не пришлют сюда просимых две сотни, мне останется в случае восстания, только одно средство: самому взять Кашгар. Я нисколько не шучу. Я долго об этом думал. Защищаться мне нельзя, но овладеть восстанием — можно. Как я это сделаю, когда будет нужно, долго рассказывать, но это — единственный путь, чтобы спасти себя и других. Итак, кто знает, что в настоящее [177] время в Кашгаре, так сказать, нарождается уже герой в лице искренно преданного Вам автора сих строк.

Во-вторых. В соседстве у меня новый генерал-губернатор ¹⁸, а старый — как говорят у нас — «кончал базар», и действительно великий был базар. Новый, сказывают, служил только в строю, и потому отдаленною окраиною будет управлять с успехом и водворит в ней порядок — податную, судебную, городскую и всякую реформу, которых в ней до сего времени не было. Если не возьму Кашгара, то в мае поеду в Ташкент знакомиться.

В-третьих. Я занимаюсь маньчжурским языком, но очень плохо. Прислал мне И.И. Захаров ¹⁹ грамматику и словарь; стараюсь, но мало осиливаю. Есть большая вероятность, что маньчжурского языка знать не буду.

В-четвертых. Убежал у нас вчера арестант, беглый русский казак, чему я очень внутренне рад (Хотя часовой пострадал), ибо отправлять человека под расстрел не совсем приятно. Кроме того, все-таки маленькое развлечение, по-нашему — томаша: бегают, скачут, весь город подняли на ноги и пр.

Глубокий поклон Ольге Александровне, Вашей матушке и сестре, и детям.

Глубоко преданный Вам

Н. Петровский

ОР РНБ. ф. 354. Оп. 1. Д. 93. Л. 15-18.

№ 6

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

Оптик Негретти и Замбра в Лондоне выслал мне, через Москву, метеорологический инструмент, и на остаточные у него деньги должен выслать мне еще буссоль [Буссоль — инструмент для измерения магнитного азимута направлений на местности]. Я просил его выслать эту буссоль на Ваше имя, памятуя Ваше любезное обещание оказывать мне всякое содействие в занятиях предметами, вызывающими парение духа. Позвольте просить Вас по получении посылки (она маленькая) переслать ее, по почте в г. Ош Ферганской области (на карте найдете с трудом) уездному начальнику для отправки в Кашгар, мне. Затем, другая просьба: дайте мне, в свою очередь, какое-нибудь поручение в Кашгаре. Не нужно ли Вам, например, шелкового ковра? Они нехороши, но оригинальны и не особенно дороги, рублей 35—40. Другого здесь ничего нет такого, что стоило бы приобретать.

В прошлый раз писал Вам о своих новостях. Могу сообщить еще. Вчера у нас произошла романтическая, в некотором роде, история. Есть [178] у нас здесь мирза [Мирза — писарь], премилый мусульманин и наш собеседник. Женился он на молоденькой и хорошенькой кашгарке, дал калым 20 тенег (т.е. 2 рубля) и блаженствовал. Сартянку эту вчера переманил какой-то прелестник. Мирза ревет навзрыд, мы все в волнении, советуемся, утешаем, обсуждаем меры к возврату беглянки — ну, словом, событие. Даже китайский генерал, наш сосед, и тот встревожился и принял участие в бедном мирзе: прислал ему пять фунтов свинины закусить горе. Но свинина наделала еще больше бед. Вся прислуга у нас мусульмане. Как только принесли свинину, все, в ужасе, от нее прочь, с криком; китаец, солдат, принесший свинину, в свою очередь, перепугался и не знал, что делать. Наконец, нашелся спаситель, конвойный казак, который торжественно уволок эту свинину в свою казарму. Вот наши здешние развлечения.

А затем все остальное таково, что хуже и вообразить себе трудно. Грязь и пыль попеременно, ветер, сыро, холодно, нет уголка, где бы можно было расположиться хотя с самым ничтожным удобством. Вода горько-соленая, пища — баранина, да палау, чай, вследствие дурной воды, почти нельзя пить и пр. и пр. Встаем мы рано, часов в 6, обедаем, как мастеровые, в 11—12, ложимся спать в 10-ть. Гулять пешком неприлично, а верхом — надо с конвоем (для важности перед китайцами и мусульманами), что стеснительно, да и окрестностей здесь почти нет. Знакомых, в настоящем смысле, конечно, тоже нет; ездят к нам часто китайцы, но лучше бы они и вовсе не ездили. Такого несимпатичного народа я еще не видывал. Надменность, тупость, отсутствие всякой любознательности и обжорство; да и обжорство тоже не наше: наш киргиз сожрал сразу полбарана и катается на брюхе. Здесь не так: китаец обжирается понемногу, смакуя, и притом хвастает и говорит невообразимые глупости. Были мы как-то на обеде у генерала, соседа; генерал расхвастался, какой он фафуринга (т.е. богатырь) и какие у него ружья. Велел принести одно, заряжающееся с казенной части; затем преважно вынул из стола пулю от револьвера и стал совать ее в дуло. Пушки у них — медное бревно, без всяких подставок; четыре человека держат это медное бревно на уровне пояса, а пятый с фитилем осторожно подкрадывается. Раздается выстрел: четыре артиллериста шатаются, падают, а пятый бежит без оглядки назад. Сущие клоуны. Приехал генерал ко мне, показал я ему наши ружья и велел казаку выстрелить, без остановок, десять раз. Генерал умилился. Мое войско и ваши казаки, говорит, одно и то же; когда нужно, берите моих, а я буду брать ваших. Затем генерал, как подобает, напился пьян, положили мы его в арбу и отправили домой. Кашгарские мусульмане не лучше китайцев. Нет здесь, среди их, ни ученых, ни образованных; религия расшатана, нравственность — еще больше, даже самый тип среднеазиатского мусульманина (белая чалма, толстое брюхо, важная походка, сдержанная речь) утрачен: не видно ни чалм, ни хороших халатов, ни широких поясов, ни красивых лошадей. Голь, рвань, колпаки, ослы. [179] Вот где бы нашли себе деятельность наши миссионерские дамы. Надо написать об этом Николаю Андреевичу.

Прошу передать мой искренний привет всем Вашим.

Глубоко Вам преданный

Н. Петровский

[Р.S.] Мне можно писать и в Ташкент (Соборная улица, д. Пупышевых), и в Ош (уезд[ному] Начальнику), и в Нарынское укрепление Степного генерал-губернаторства (воинскому начальнику).

ОР РНБ. Ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 19-22.

№ 7

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

Дошло до меня сведение, что, будто бы, Вы будете участвовать в туркестанской комиссии. Так называемые «гирсы», уезжая отсюда, на- перерыв говорили мне, что мы, де, никогда, никогда не забудем, и обо всем подробно и наиподробно распишем. Послал к ним четыре письма — ни слова, больше писать не буду. Один Новицкий сдержал свое слово. Будьте милостивы, черкните мне несколько строк, что сталось с ревизионными работами нашими, понравились ли они или канули в вечность, что сделала Туркестанская комиссия, и о прочем.

Праздники я провел так, как хуже быть не может, потому что, при бездельи, скука чувствовалась еще сильнее. Китайцы завалили меня праздничными подарками — ветчиной, хлебом, вяленой рыбой, дичью, прислали даже пять живых баранов и живого быка; но все это сгнило и выброшено, потому что есть некому, да и есть одному скучно; осталось живое, которое я не велел резать и которое гуляет теперь по саду, радуя наши взоры. Таким образом, в Кашгарском консульстве в настоящее время состоят: я, секретарь, мирза, бык, пять баранов, серна, кошка, пять собак и ручной ястреб. Весь этот штат, за исключением быка, обедает вместе, в саду.

Рисовать я стал, могу сказать, очень изрядно — так, что месяца через два буду изображать природу не хуже Пясецкого ²⁰. Пришлю Вам вид Кашгара и нашего помещения.

Мирза мой утешился и женился на другой; вчера праздновали свадьбу; я поплатился 20 рублями на подарок молодой, 12-летней девочке, прехорошенькой, но совсем ребенке. Хотел было сначала запретить свадьбу, но потом раздумал: все здесь так делают, и никому не кажется это безнравственным, да это ли одно... Такого глубокого разврата во всех слоях населения и во всех житейских отношениях, какой существует в Кашгарии, я еще не видывал, да и в книгах не читывал. Ко мне являются каждодневно женщины с претензиями на наследство мужей их, русских подданных, Тут-то оказываются вещи поразительные. [180] Тысячу раз возносил я восхваление Аллаху (по здешнему Худв) за то, что выучился языку сартовскому.

На самые важные представления мои Министерство не отвечает более года, и потому я имею теперь полное право говорить: бир биль карамаган, джигитка, ляанат; бир бильдщн сонг, улугкб, ляанат, т.е.: проклятие тому служителю, который не ждал года, а через год — проклятие тому начальнику, который не внял просьбе служителя.

Искренний поклон Ольге Александровне, Вашей матушке, сестрице и Вашим.

Глубоко преданный

Н. Петровский

ОР РПБ. Ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 23-24.

№ 8

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

Имел удовольствие получить Ваше письмо, на которое тотчас же и отвечаю. Живу очень плохо. Кашгарское консульство либо нужно закрыть, либо прислать на мое место кого-нибудь другого, который согласился бы терпеть и выносить все те оскорбления и насилия над русскими подданными, которые чинят здесь безнаказанно китайцы, Вот уже восемь месяцев, как я не имею ни минуты душевного покоя: постоянно озабочен, раздражен, нервно расстроен. Прибавьте к этому полное отсутствие всякого намека на какое-нибудь удобство жизни. Стали уже мы (я и секретарь) затрудняться в русской речи: хочешь сказать что-нибудь — и в голову лезет, прежде русского сартовское слово. При таком состоянии духа и тела, конечно, спокойным занятиям предаться трудно, несмотря на весь интерес, который представляет, сама по себе, Кашгария.

Бухару получить я очень желал бы, и назначение туда ²¹ другого буду считать личной для себя обидой. Хочу проситься опять в лоно Министерства финансов. Бог с ней, с Кашгарией и даже Бухарой.

Мои живут в Ташкенте благополучно. Таля кончила курс и получила золотую медаль. Женя перешла в 6-й, т.е. предпоследний, а Коля в 5-й класс. Тратят они у меня много денег, так что надежд на предполагавшиеся сбережения мало. да и в Кашгаре оказывается жить не дешево, по крайней мере, мне, несмотря на дешевизну жизни вообще. У меня здесь пять верховых лошадей — подарки, которых неловко продать и которые стоили мне втрое дороже их цены. Затем то и дело появляются какие-то личности, родственники и без того нашей многочисленной прислуги; сначала они скромно делают, по утрам, мне салям, схватывая себя за живот, затем скромно носят воду, метут двор, а потом мало-помалу присосеживаются и остаются на постоянное жительство, таская дрова, уголь и все, что попадется под руку. В настоящее время, кроме 33 казаков, у нас живут около 12 человек, З бабы, детей [181] видимо-невидимо. Многих из них я совсем почти не знаю. Хозяином я никогда не был и сделаться им теперь, кажется, поздно. Консульство кашгарское, в его теперешней обстановке являет вид цыганского табора или казацкого коша древнейших времен.

На зиму мы уедем в Ош, т.е., иначе говоря, в Ташкент, до которого из Оша четыре дня езды. Может статься, зимой немного поправлюсь.

Усердный поклон Ольге Александровне и всем Вашим.

Ваш всегда

Н. Петровский

ОР РПБ. Ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 29—31об.

№ 9

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

Два уже письма получил я от Вас и не отвечал на них. Причина сего заключалась в том, что первое письмо я получил перед отъездом сюда, в Ташкент, а второе — очень недавно. Вызвался я в Ташкент по случаю двойного выхода моей дочери, Тали: из гимназии (с золот[ой] медалью) и замуж. Выходит она за кн[язя] Вяземского ²², здешнего управляющего Контр[ольною] полатою. Свадьбу я отложил до весны: пусть немного осмотрится дома. В марте опять приеду в Ташкент, а теперь, пробыв здесь месяц, скоро уеду обратно в Кашгар через Нарын. Чувствую, что придется опять, по прошлогоднему, помучиться в горах, но делать нечего: без меня китайцы уж больно высоко подняли носы. Теперь с новой джунсой, т.е., по нашему, в новой форменной шляпе, и в чине дарина, т.е. превосходительного ²³ я покажу им, какой я фафуринга, т.е. богатырь.

Вы пишете о монетах. Давно уже они у меня собираются. Коля состоит их хранителем и имеет теперь в своих руках более ста штук монет и около десяти печатей на сердолике. Монеты эти собраны мною, однако же, не в Кашгаре, а в Фергане и Самарканде. В Кашгаре пока ничего не приобретено по нумизматической части. По письменной же добыта рукопись «Тазкира — и ходжаган», т.е. воспоминание о (кашгарских) ходжах, — рукопись, по извлечениям из которой (доставленным Валихановым ²⁴) покойный В.В. Григорьев ²⁵ написал многие прекрасные главы своего «В[осточного] Туркестана». Однако же оказывается теперь, что главы эти страдают весьма существенными ошибками. «Тазкира — и ходжаган» я переведу и напечатаю с примечаниями.

В Ташкенте никаких мероприятий пока не предпринимается. Ген[ерал] Розенбах, кажется, будет недурным генерал-губернатором судя по его сдержанности, осторожности и мнениям о предстоящей ему деятельности, которые он мне высказывал.

Познакомился я и с Н.В. Чарыковым, который передал мне Ваш поклон. Сказать теперь о нем ничего не могу. думаю, что будет ему [182] трудно и, главное, потому, что не знает языка, что на его посту почти безусловно необходимо.

Прошу передать мой низкий поклон Ольге Александровне и Вашему семейству. Высылаю Вам дюжину здешних шелковых платков (таких же послал Григорию Павловичу). Вынимая их из кармана, будете вспоминать искренне преданного и уважающего Вас

Н. Петровского

ОР РПБ. Ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 32-33об.

№ 10

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

Благодарю Вас за присылку вырезки из «Нов[ого] вр[емени]». Ранее я получил эту заметочку в вырезке из «Times», где она была напечатана. Как ни лестен для меня отзыв mr. Dalgleish’а ²⁶, но сей английский кавалер наделает мне немало хлопот. Он остается на целую зиму в Яркенде и, конечно, станет науськивать китайцев, с которыми, по-видимому очень сдружился, на нашу торговлю и торговцев. Придется, поэтому, воевать с китайцами — на бумаге, разумеется, на что они великие мастера.

В Ташкенте остается мне пробыть немного, дней пять; впереди тяжелый путь — не такой, правда, как в прошлом году через [далее зачеркнуто: «Нарын»] Ош, но все-таки тяжелый: от Ташкента до Нарына на санях, а там верхом мимо Чатыр-Куля.

Новостей в Ташкенте мало; все пока тихо и благопристойно, жаль только, что знаний мало, или, вернее, совсем нет, а окружающие, наши прежние здешние деятели, только сими знаниями тщатся ослепить, а в сущности оных не имеют.

Наш Идаров решительно невозможен: он, кажется, окончательно мешается и чудит так, что все только диву даются. Живет в доме (и вместе) с некоею сартянкою, Калям-биби говорит, что она ангел, посланный с небеси его покоить, а между тем, у этого ангела чуть ли не публичный притон таких же как она ангелов. По ночам гудки, сопели и всяческие мерзостные игрища.

Буду писать Вам из Кашгара.

Низкий поклон Ольге Александровне и Вашей семье.

Искренно преданный

Н. Петровский

ОР РПБ. Ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 34—35об. [183]

№ 11

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

Приношу Вам, Ольге Александровне, Вашей матушке, сестре и всем чадам Вашим поздравления с Новым годом. Давно уже, кажется, не писал я Вам. Разные семейные и др[угие] дела и хлопоты совсем захватили все мое время. Теперь я опять в Кашгаре, среди ненавистных мне китайцев. Лучший из них человек, до некоторой степени, мой приятель, правитель Кашгарии, сановник Чжан Лаушай, во время моего отсутствия, уехал воевать с французами ²⁷ осталась самая негодная дрянь, которую чем скорее вырежут, тем лучше, а вероятие в возможности сего события становится все более и более очевидным. Министерство наше — Бог его знает — либо не хочет этого знать, либо не в состоянии понять. Англичане, путем афганцев, охотятся на Кашгар и, в случае бунта, предупредят нас, послан в Кашгар своего мусульманского ставленника. Недавно один, преданный мне, человек был в Яркенде и навестил англичанина, живущего там под видом купца, но торговлею не занимающегося. Кажется, в числе других поручений, он обязан и следить за нами, т.е. за консульством. Mr. Dalgleish напился с моим человечком пьян, языки развязались. С замечательной откровенностью с указанием на карте он рассказал свои опасения и намерения англо-индийского правительства преградить нам, русским, возможный, якобы, путь в Индию через Сарыкол к Кашмиру. К сожалению, у меня нет никаких денежных средств на дела разведческие; иначе я, по примеру англичан, давно бы послал надежных людей и в Гильгит, и в Канджут, и в Кашмир.

Мои все здоровы и, по-видимому, не особенно скучают в Ташкенте. Брат мой, Сергей, нач[альник] отд[еления] Турк[естанской] казенн[ой] палаты, возымел намерение сочетаться браком, чего я, впрочем, не одобряю, ибо он слишком уж скромен, а невеста нецелесообразно бойка. На лето думаю привезти сюда погостить жену и детей. для доставки их сюда устраиваю теперь вьючный экипаж: корзину на двух длинных шестах, которую должны понести две лошади (конный паланкин).

Один из моих английских термометров разбился. Я послал его (и деньги на покупку другого или исправление старого) к Негретти, прося выслать исправленный на Ваше имя. Будьте любезны, перешлите в Ош, уездному начальнику, и простите за причиняемое беспокойство.

Рисунок места смерти Шлагинтвейна ²⁸ я вышлю скоро; прежний залили маслом, а перерисовывать не было времени.

Сейчас обжег руку, не могу продолжать.

Искренно преданный

Н. Петровский

ОР РНБ. Ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 36—37об. [184]

№ 12

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

Арзамщз бар, таксыр, т.е. просьбу к Вам имеем, повелитель. Так начинает свое прошение всякий мусульманин, приходящий к эмиру, бекам, русским властям. Наша просьба состоит в следующем. По новому положению для Туркестанского края, в оном будет учрежден, как Вам известно, Комитет по земским делам, в котором, в среде членов, будет заседать и особый чиновник Министерства финансов (не из Казенной палаты). Брат мой, Сергей, начальник отделения этой палаты, желал бы получить означенную должность. Нельзя ли просить Вас оказать ему в исполнении сего желания Вашу благосклонную помощь? Много бы обязали нас этим.

Живу по-прежнему, день за день, ныне, как вчера. Настал китайский Новый год, с которым, за прошествием русского, не лишним считаю Вас поздравить, Визиты, как и у нас. Вчера был у меня зунг-тун Дунг-дарин, здешний главнокомандующий безграмотный солдат, нечто вроде китайского бурбона. Нас, т.е. консульство, он очень полюбил, а потому, как истые сыны двух дружественных держав, мы истребили порядочный запас и русской водки, и китайского джуя. Новый год, впрочем, у китайцев вышел невеселым. Сын неба ²⁹, очевидно, чуждый интересам земли, уже три месяца не высылает сюда презренного металла на жалованье войскам и чиновникам. Китайцы было приуныли, но затем одумались и прибегли к займам — в форме вымогательства у своих купцов, а для скорости — и в форме, которая у нас, людей не Поднебесной империи, зовется дневным грабежом. Внедрение в умы заимодавцев благодетельных последствий совершаемой меры производилось посредством палочных ударов по той части, которая в мыслительном процессе, как известно, не участвует. Накануне Нового года китайский караульный генерал, не имея средств уплатить хоть часть жалованья своим войскам, взял у меня взаймы 500 руб[лей] и был настолько глуп, что прислал своих подчиненных благодарить меня за эту милость, и отдал приказание встречать меня тремя пушечными выстрелами, когда я проезжаю через городские ворота. Сегодня от этой любезности мы чуть было не попадали с испугавшихся лошадей.

Теперь я сильно занят составлением отчета ³⁰, который на днях будет готов и выйдет, смею думать, недурным. Пришлю с него копию в Министерство финансов.

Мои все здоровы и просили меня передать Вам и Вашим поклоны и пожелания всего лучшего.

К сим пожеланиям присоединяюсь и я, прося Вас передать Ольге Александровне что меня крайне удивляет неполучение от нее новых заказов на оренбургские платки.

Искренно преданный и глубоко уважающий Вас

Н. Петровский

Р.S. Николай Андреевич совсем мне не пишет. [185]

Р.Р.S. Посылаю в Вашу библиотеку образец Ташкентской подпольной музы. Стихи напечатаны в Ташкенте, касаются губернатора Гродекова ³¹. Бах — Розенбах. Путинчиха — жена начальника города Путинцева ³², банкир Станислав — содержатель банковской конторы Янчевский. Обезглавил — уничтожил должность городского головы, передав его обязанности начальнику города. Стихи, впрочем, преглупые.

ОР РПБ. Ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 38—39об.

№ 13

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

Утомился я страшно от этой проклятой дипломатической деятельности. В Кашгарии вовсе не консульский пост, а дипломатический: торговля небольшая, а разных политических дел пропасть. Уже с прошлого года начали носиться здесь слухи о движении из Бадахшана афганцев для занятия Кашгарии. Теперь отряды эти (два) пришли и стоят в Вахане, недалеко от кашгарской границы; ожидается, затем, еще отряд кашмирского раджи, который должен, будто бы, придти к перевалу Санджу и занять Хотан. Переполох, разумеется, страшный. Вчера гражданский губернатор сломя голову прискакал ко мне предупредить, что нужно быть осторожным, так как слухи об отрядах могут вызвать волнение в народе и намекал о помощи нашего конвоя. Совсем эти китайцы потеряли голову: помощь сорока казаков! Если отряды перейдут границу, придется, кажется, отсюда, уехать, а между тем, уехать бы не хотелось: в отрядах, слышно, все знакомые лица, в некотором отношении даже приятели; надо бы было посмотреть, что будет. При всем том, однако же, предосторожности мы приняли, сделали запасы хлеба, яиц, фуража, усилили караулы, распределили роли, словом, объявили себя на положении усиленной охраны. Спим больше днем, а ночью бодрствуем. На крыше заготовили факелы на случай ночного нападения. Сами мы не трусим, ибо, имея 50 берданок и 4 т[ысячи] патронов, не только охранимся, но и, пожалуй, возьмем Кашгар; боюсь за купцов, особенно если все они, с женами и семьями, нагрянут (успеют нагрянуть) в консульство: защитить эту безоружную и трусливую ораву будет трудно. Из всего вышесказанного Вы изволите усмотреть, что жить здесь действительно не особенно сладко, особенно при сознании, что там, у Вас, на положение наше внимания не обращается. Хотел бы я поэтому, вновь возвратиться в лоно Министерства финансов или в какое-либо другое лоно. Не посоветуете ли мне чего-нибудь на этот счет? А, может быть, и поможете. Дома у меня все благополучно. Надо б было ехать в Ташкент на свадьбу дочери, да не могу по случаю всех этих тревог.

Прошу передать мое почтение Ольге Александровне и всем Вашим. Искренно преданный

Н. Петровский

ОР РПБ. Ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 40—41об. [186]

№ 14

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

Письмо Ваше меня очень обрадовало: думал было я, что Вы меня совсем забыли. Радуюсь искренно Вашим занятиям Азией и с удовольствием высылаю Вам все здешние учебники, «присовокупляя», однако ж, что все они мало удовлетворительны, и что лучшим учебником все-таки и доныне остается Vambery ³³. Cagatishe Sprachstudien. Посылаю Вам также отчет мой (первый со времени учреждения консульства), из которого усмотрите, что живется мне в Кашгаре плохо. По поводу этого житья-бытья я хотел посоветоваться с Вами и попросить Вашей помощи. Кашгар стал для меня невыносим и невозможен по многим причинам. Два с половиной года живу я там в самой ужасной обстановке, вдали от семьи, которую перевезти туда нельзя, в постоянной борьбе, под страхом ежедневного бунта. В год раз я езжу повидать семью, и каждая такая поездка с проводами, почетами, выставкою юрт стоит мне не менее 800 рублей и совершается через семь перевалов, в числе коих один равен вершине Монблана, т.е. всегда с риском отправиться к праотцам. Нервы мои совсем расстроились, я устал, измучился вконец. Мне остается, чтобы не сойти с ума (как случилось с секрет[арем] консульства в Кульдже — от тех же причин), переменить место. Желательной перемены места может быть две: а) агента в Бухаре — если должность эта не будет подчинена генерал-губернатору и не будет ниже консульской и б) губернатора в какой-нибудь сибирской окраинной губернии дабы там успокоиться и закончить карьеру. И в том, и в другом случае, думаю, Вы могли бы немного помочь мне, попытав насчет Бухары Зиновьева, а насчет М[инистерства] в[нутренних] д[ел] поговорив, даже от моего имени, с Ф.К. Гирсом и Н.И. Галдинским ³⁴ (каковые меня очень любят). Я мог бы попросить М.Н. Островского ³⁵, который давно меня знает, и даже М.Х. Рейтерна ³⁶ (который, еще недавно, отлично отозвался обо мне Громову), да боюсь — не будет ли это слишком назойливо. Вообще прошу Вас, глубокоуважаемый Дмитрий Фомич, посоветуйте, что мне делать.

Ну, довольно о личных делах; будем говорить об общих и, главным образом, о здешних. Новый принципал ³⁷, кажется, никому не угодил здесь. Из массы стихов, которые про него здесь сочиняются, выбираю наиболее характерные (если не лучшие) и прилагаю на отдельном листке. На днях прилетел сюда из Мерва, нигде не останавливаясь, Анненков ³⁸, для обозрения мест будущей железной дороги, пробыл в Ташкенте 1/2 суток, побывал на пивном заводе Иванова ³⁹ и отправился обратно в Мерв. Торговцы здешние думали было кое о чем переговорить с ним, а его и след простыл. Шут гороховый, как был прежде, таким и остался. Стоило из Мерва ехать в Ташкент, чтобы выпить бутылку пива.

На днях у меня свадьба, а затем я должен (в декабре) опять возвратиться в Кашгар. В этом году Женя кончает курс, а Коле остается еще три года. Если бы попал в Сибирь, то отдал бы его в новый [187] университет. В общем все недурно, но жена и дети очень скучают и тревожатся обо мне, зная мою жизнь в Кашгаре. да, желал бы я сильно оттуда вырваться.

Низкий поклон Ольге Александровне и всем Вашим.

Н. Петровский

ОР РНБ. ф. 354. Оп. 1. Д. 93. Л. 42-43об.

№ 15

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

Послал я Вам учебники — все, какие здесь были. Есть еще словарь Наливкина ⁴⁰ сартовского языка (интересный как материал, а не как словарь), изданный в Казани, и хрестоматия киргизского языка, Лютша. Хрестоматию эту я Вам не послал, потому, что в ней заключается только киргизский текст (транскрибированный на русскую грамоту) без перевода. Брошюр Ваших не получил. На этих днях должен буду начать собираться в дорогу, ибо в Кашгаре у нас неладно. В прошлом письме писал Вам о себе, а теперь буду писать о своем брате. Рихтер ⁴¹, давно уже, писал о нем к Идарову, спрашивая, секретно, может ли он, мой брат, занять самостоятельную должность. Идаров (окончательно свихнувшийся с ума) вообразил, что это письмо — подвох ему, и потому ответил Рихтеру, что самостоятельно брат не работал, а все совершал и совершает он, Идаров, при этом распространился о своих познаниях в мусульманском праве и об ошибках Торнау ⁴², им, Идаровым, исправленных. Письмо Рихтера осталось, таким образом, без всякого результата, а между тем брат служит давно и служит хорошо, следовательно, повышение и поощрение служебное не должно бы было, казалось мне, его обойти. Рихтер, знаю я, весьма почтенная личность и, кажется, Ваш хороший знакомый. Не будете ли добры, поэтому, оказать нам милость напомнить о брате Рихтеру. Может, что-нибудь и выйдет.

Одновременно с этим письмом посылаю я письмо к Бунге ⁴³ (в прошлом году он писал мне о здешнем денежном курсе. Мы, ведь, и с министром переписываемся) по вопросу, который должен его занять, а именно: нигде так [не] необходимы податные инспекторы, как здесь в Туркестанском крае, ибо счет податных единиц ведется у нас уездными начальниками и их мусульманскими помощниками, волостными, аульными. Скрытие единиц и денег — дело обыкновенное, поверки — никакой, участия в податных делах к[азенная] палата не имеет вовсе; был у ней случай восстановить свое значение как финансового органа, — завести инспекторов; но г[осподин] Идаров (подслуживаясь г[енерал]-губернатору... подрыв власти уездн[ых] начальников и пр.) сам отказался от учреждения здесь податных инспекторов. Об Идарове, конечно, Бунге я не пишу. Затем на податных инспекторов можно было бы возложить, или, лучше сказать, они сами разъяснили бы многое и в общих вопросах — поземельном и податном. Г[енерал]-губернатор, кстати [188] сказать, изменил свой взгляд на вопрос поземельный и заявил мне, что присоединился к нам, «собственникам», а не к Вам, отдающим земли в пользование; впрочем, может быть, в Петербурге взгляд его опять изменится, ибо для него вопросы эти темны, а ясен только один: «Прошу у меня на службе не лимонировать и резон через политику в следствие не представлять, ружейные же приемы делать чистосердечно и простодушно».

Умер эмир бухарский. ⁴⁴ Пока в Бухаре все спокойно, но я уверен, что без смуты не обойдется. Кстати, Анненков, выпив в Ташкенте стакан пива, вновь поскакал в Мерв и случайно очутился в Кермине в тот день, когда сыну эмира ⁴⁵ и его наследнику, живущему в этом городе, дали знать о смерти отца. С новым эмиром он и прибыл в Бухару, возбудив в народе толки, что генерал русский специально послан был русским царем, чтобы посадить на троп нового эмира. Вот будет теперь врать о своих подвигах, неустрашимости и т.п.

Прошу засвидетельствовать мое почтение Ольге Александровне и всем Вашим.

Искренно преданный

Н. Петровский

ОР РНБ. ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 45—48об.

№ 16

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

Настоящее письмо мое представит Вам наш здешний коммерсант и заводчик Ник[олай] Иванович Иванов — личность интересная во многих отношениях. довольно сказать, что, кроме содержания тракта, устройства винокуренных и пивоваренного завода, он создал здесь завод стеклянный, сантонинный (первый в России для выработки сантонина [Сантонин — противоглистное средство, изготовляемое из цитварной полыни] из Цитварного семени), конный; добывает свинец и Бог знает чего еще не делает. Вы изучаете теперь нашу среднеазиатскую окраину. Побеседовать поэтому с Ивановым Вам весьма небесполезно: по своему опыту знаю, что часто из таких бесед с практическими людьми почерпаешь более, чем из множества прочтенных книг. Заставьте только его побольше разговориться.

Смерть бухарского эмира держит здесь всех в чаянии грядущих событий. Вы, конечно, знаете, что у покойного эмира Музафар-Эддина есть старший сын, Сеид-Абдулмалик-хан по прозвищу Катта-тюря ⁴⁶, живущий теперь, после ссоры с отцом и разных странствований в Хиве, Кашгаре, Туркмении, в Пешаваре, на английском жаловании. Несомненно (для меня по крайней мере), что Катта-тюря, имеющий в Бухаре большую партию приверженцев, смертью своего отца воспользуется и попытается побороться с братом, засевшим, благодаря русским, не в [189] очередь (помимо еще другого брата) на бухарском престоле. Если так будет, то Катта-тюря явится не в равнинной Бухаре, а в горной — Гиссаре, Кулябе, Дарвазе, где покойный эмир, завоевавший эти страны, был ненавистен населению. Уже теперь идут слухи о смуте в Дарвазе, убиении там бека и желании жителей отдаться Бадахшану (т.е. Афганистану). Словом, может завариться каша.

С Н.И. Ивановым посылаю я Вам картинку, где убит Шлагинтвейт. Если заметку о нем (с картинкой) поместите, то нужно прибавить, что все сведения о его убиении, месте погребения и т.п. собираются мною и, как дополнение к заметке, будут помещены особо.

Усердный Поклон мой Ольге Александровне и всем Вашим.

Искренно преданный

Н. Петровский

ОР РПБ. ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 49-50об.

№ 17

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

По прекрасной и живописной дороге, остававшейся мне неизвестной, прибыл я неделю тому назад в Кашгар. В Ташкенте я пробыл месяц, устроил зятя и дочь, проводил их в путешествие на оз[еро] Иссык-Куль, а затем по дороге в Кашгар, заехал к ним туда. Там, в русской деревне Сазоновке (от слова «саз» — болото) показал мне дьячоК три камня с арабскими надписями, которые он привез было на фундамент дома, а потом, ради надписей, оставил без употребления. С этих камней я снял фотографические снимки и пошлю их барону Розену ⁴⁷, хотя и не думаю, чтобы надписи были особенно интересными.

В Ташкенте, к выставке, ждут министра финансов ⁴⁸. Я думаю, что и Вы, азиатский, в некотором роде человек, приедете с ним, чтобы видеть воочию то, о чем Вы писали и рассуждали в комиссиях по устройству Туркестана. Как бы только министру не втерли очки этой выставкой:

Ташкент и выставка произведут на него, конечно, хорошее впечатление; но никто ему не скажет, что в течение 25 лет самые существенные вопросы — поземельный, податный, торговый — остались неразрешенными и до сих пор находятся в великой сумятице. 25 лет тому назад Черняев, по занятии Ташкента, выслал в Москву все произведения Туркестана; они были обстоятельно разобраны в комиссии Шатилова ⁴⁹. Было бы любопытно сравнить доклад комиссии Шатилова с предстоящей выставкой; что же с тех пор сделано нами с этими произведениями.

Удивился я очень отказу д[епартамента] н[алоговых] сб[оров] слагать пошлину за сахар, который идет в Кашгар. Толкуют о косности купечества, а вот нашелся у меня один из них, готовый открыть нашему сахару путь не только в Кашгар, но и в Малый Тибет, так и нет ему разрешения на то, что ему дозволяет закон. Просто удивительно! [190]

Новый ген[ерал]-губ[ернатор] в Ташкенте производит самое удручающее впечатление. Один очень умный туземец говорил мне: «Прежде мы бранили Кауфмана, думали, что в Петербурге есть много его лучше, а как увидели второй раз Черняева, потом Розенбаха, а теперь Вревского, то стали хвалить Кауфмана: видим, что лучше его нет». Анекдот: на большом обеде у Вревского идет разговор, что страшная масса воробьев в Туркестане приносит весьма существенный вред земледелию. Барон прислушивается и восклицает: «А какие из них прекрасные паштеты!»

Искренно и сердечно преданный

Н. Петровский

Адр[ес]: Ош Ферг[анской] области, в Упр[авление] начальника уезда для отсылки в Кашгар.

ОР РПБ, Ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 51-52об.

№ 18

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

В последнее время я порядком болел ревматизмом и далеко запоздал с тем, что нужно было сделать для Вас и для соображений, Вам известных, о нашей торговле. Теперь немного поправился, и последовательно буду посылать в Азиатский д[епартамен]т донесения, о чем своевременно и буду уведомлять Вас.

А в настоящее время дело вот в чем. Туркестанский таможенный округ как-то смутно и узко понимает меру досмотра товаров в Кашгаре и отчасти сбивает, кажется, этим Д[епартамент] таможенных сборов, который, хотя и дальше от нас, чем Ташкент, но смотрит на дело шире и глубже — судя по одному его предписанию округу, мне сообщенному в копии. А дело это огромной важности: захватить в таможенные руки, а следовательно, и в руки торгово-политические, почти весь Восточный Туркестан и гнать через него нашу мануфактуру в Кашмир и Индию (а это уже начато) — не шутка!

В Аз[иатский] д[епартамент] я послал и посылаю разные по этому предмету донесения и, между прочим, замечания на инструкции таможенным чиновникам в Иркештаме и Кашгаре (9-го апреля №№ 153, 154, 155). Обратите внимание на эти инструкции. Вы один только, бывший на месте ⁵⁰, можете разъяснить те местные условия, которые неизвестны и могут ускользнуть из соображений решающих дела. Ваше «Совещание», вероятно, скоро теперь откроется; материалы, мною посылаемые, если [не] все, то многие, конечно, не минуют Ваших рук. Было бы даже лучше и скорее, если Вы по вопросам азиатской торговли сможете обращаться к консулам непосредственно: кроме М[инистерства] и[ностранных] д[ел] мы подчиняемся, по закону (Конс[ульский] устав), министерствам финансов и морскому. При [191] таком порядке Вы избегли бы лишней переписки, сношений, снятия копий и т.п.

За убийство стражников двух киргиз повесили, других наказали каторгой. Эта, хотя и тяжелая необходимость, поуспокоит надолго наших киргиз, особенно семиреченских, грабежи которых начали было наводить страх на всю границу; по правде сказать, в деле стражников виноват и барон Вревский; если, вопреки моему почтительному предостережению, он не писал бы ласковые письма известному Вам Хуанг-дарину в Улугчате, явному главе и покровителю контрабандистов-киргиз (недавно, после долгих усилий моих, смененному), то может быть, киргизы, видя, что Хуанг не в милости, не были так дерзкими.

Руководствуясь моей брошюрой «Арабские дорожники», нахожу древние пути по Туркестану (в широком смысле принимаемом) и прихожу к выводам интереснейшим, о чем и поведаю барону В.Р. Розену, но не скоро. Коллекции мои сильно растут, и многое выслано барону и С.Ф. Ольденбургу ⁵¹. Увидите сами, что замечательного много.

Искренно преданный

Н. Петровский

Р.S. Вашему спутнику мой поклон.

ОР РПБ. Ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 53-54об.

№ 19

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

Нижельский ⁵² просит меня написать Вам о какой-то его просьбе, Вам им представленной, которую Вы обещали исполнить Я рекомендовал ему обратиться к Вам непосредственно. Сам он мне малосимпатичен: он совсем не понял (если не получил приказания не понять) того важного значения, которое имеет открытие таможни в Кашгаре. Подробно писать об этом нет надобности, [надо] сказать, что дело это г[оспода] таможенные, кажется, спортили, и будет трудненько его поправлять. Говорят, что Затвардницкий ⁵³ думает приехать в Кашгар тогда я постараюсь ввести его во все подробности этой меры. Надо бы познакомить с ним и департамент, чтобы он взглянул на него с точки зрения интересов торговой политики, а не простых формальностей. В намерениях моих я иду далеко. Если англичане собирают для тайцев таможенные пошлины в портовых, открытых для торговли, городах, то почему же мы не можем предложить китайцам того же самого относительно Кашгара, также для торговли открытого? Это было бы лучше всякого другого завоевания Кашгара но нужно подготовлять это умеючи и в полном согласии с М[инистерством] финансов надо, чтобы и таможенное ведомство нашего Туркестана прониклось этою идеею. Теперь этого невидно.

У нас все по-старому с прибавлением тифа, от которого порядочно мрут туземцы и китайцы. Советы мои даотаю чистить город от всяких [192] нечистот кончаются обыкновенно восклицаниями его: «Какой вы предусмотрительный человек и мой настоящий друг» — и только.

Искренно преданный

Н. Петровский

ОР РПБ. Ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 55—56.

№ 20

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

Нынешний раз я обращаюсь к Вам за помощью ученого характера. Просьба моя вот в чем. Переводил я для Степного ген[ерал]-губерн[аторства] одно, попавшееся в руки мне, предписание киргизам одного маленького администратора, данное одному плуту-киргизу. В этом курьезном предписании было, между прочим, сказано: «Если вы не будете ему давать лошадей, помещения и пр., и пр., то все будете в Сибири. Слово «Сибирь» было написано «Чубирь» (два раза). Я думал, что это ошибка писца, малограмотного киргиза; но недавно я случайно узнал, что на Памире есть небольшое селение, называющееся «Суук-Чубирь». Суук по-киргизски и саук по-сартовски значит холодный; что такое чубирь — я еще не знаю. А ведь это должна быть Сибирь? У меня под рукою, как Вы знаете, нет ничего, где бы можно навести справки, как объясняют слово Сибирь. Не поможете ли Вы мне такою справкою. С своей стороны, я займусь Чубирью. Может быть, мы и нападем на верное объяснение нашей Сибири.

Близь Синин-фу дунганский бунт и — серьезный. Сюаньхуатин (порядочный город) взят дунганами; начальник города зарезал себя и все свое семейство. Восстание вспыхнуло в Хэчжоу, в Дидаотине и еще в двух городах. Предводитель восстания — внук того Мо Хо-луни ⁵⁴, который руководил, в этих местах, первым восстанием. Местных войск для усмирения не хватает: просят присылки войск из-под Пекина. Все это передал мне даотай, значит, все это не только верно, но значительно менее того, что есть в действительности.

К нам едет из Индии m-me Massieu для каких-то исследований в области всех наук и искусств.

Колония посылает Вам сердечный поклон. Хедин ⁵⁵ чуть не погиб в песках у Хотан-Дарьи; все бросил, шел 4 дня один, ел траву, теперь благополучно возвращается в Кашгар.

Искренно преданный

Н. Петровский

ОР РНБ. Ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 57—58. [193]

№ 21

Глубокоуважаемый Дмитрий Фомич.

Настоящее письмо, хотя и касается дел таможенных, но совершенно частного характера. Вам уже известно, что досмотр здесь товаров потерял то значение, которое я надеялся дать ему теперь и особенно в будущем. Теперь мне ясно, что Турк[естанский] округ не только этой мере не сочувствует, но и даже старается свести ее на нет. Мотивы этой меры объясняют, кажется, тем, что я, де, хотел иметь здесь моего сына, которому, однако ж, я положительно отсоветовал поступать в таможенное ведомство, потому что служба в нем поучительна и полезна на европейской границе, где есть тариф и товарознание, а не здесь, где все почти беспошлинно; прослужив здесь, все-таки ничего не будешь знать, что нужно там.

Итак, дело испорчено; его теперь не исправить ни мне, ни даже Вам. Нижельский действует так, чтобы как можно скорей закрыть лавочку, и — наши торговцы все реже и реже предъявляют свои товары к досмотру. Я сообщаю Вам обо всем этом только для сведения, ибо переделать и исправить едва ли можно. Жалею только, что генерал Затвардницкий не побывал здесь: говорят, что он человек разумный и хороший; его я, может быть, убедил бы в важности этой меры, не нравящейся его подчиненным.

Глубоко преданный

Н. Петровский

Р.S. Приехал Хедин, Вам свидетельствует почтение, приехал чуть не голый, все бросил в песках и сам едва не погиб.

Статья в «Турк[естанских] вед[омостях]» ⁵⁶ о словаре Лапина ⁵⁷ — моя (Мусафира) [Мусафир — странник].

ОР РПБ. ф. 354. Оп. 1. д. 93. Л. 59—60.

Комментарии

1. Гирс Федор Карлович (1824—1890) — член Совета министра внутренних дел (с 1863 г.), председатель Степной комиссии (1865—1868).

2. Кауфман Константин Петрович (1818—1882) — инженер-генерал, генерал-адъютант, директор Канцелярии Военного министерства (1861—1865), виленский, ковенский и гродненский генерал-губернатор (1865—1866), туркестанский генерал-губернатор (с 1867 г.), почетный член Петербургской Академии наук (с 1873 г.).

3. Имеется в виду Петровский Николай Николаевич (1869—?) — сын Н.Ф. Петровского.

4. Имеется в виду супруга Д.Ф. Кобеко.

5. Экк Николай Владимирович — председатель акционерного общества «Эльбрус».

6. Маков Лен Савич (1830—1883) — министр внутренних дел (1879—1880), почт и телеграфов (1880—1881), главноначальствующий Департамента духовных дел иностранных исповеданий (1880—1881).

7. Новицкий Николай Дементьевич (?—1906) — генерал-майор, начальник штаба Туркестанского военного округа (1882—1884).

8. Имеется в виду Лютш Яков Яковлевич (1854—?) — секретарь консульства в Кашгаре (1883—1894), дипломатический чиновник при туркестанском генерал-губернаторе (1899—1902), политический агент в Бухаре (1902—1911), генеральный консул в Сеуле (1911—1921).

9. Иоакинф (Бичурин Никита Яковлевич) (1777—1853) — китаевед, член- корреспондент Петербургской Академии наук (с 1828 г.).

10. Блиох Иван Станиславович (1836—1901) — экономист, статистик и финансист.

11. Небольсин Григорий Павлович (1811—1896) — редактор «Коммерческой газеты» (1829—1859), товарищ министра финансов (1863—1866).

12. Чарыков Николай Валерьевич (1855—1930) — дипломатический чиновник при туркестанском генерал-губернаторе (1883—1885), политический агент в Бухаре (1886—1890).

13. См.: Петровский Н.Ф. Из Кашгара // Новое время. 1884. 15 апреля. № 2909.

14. Зиновьев Иван Алексеевич (1835—1917) — дипломат, генеральный консул в Румынии (1872—1876), посланник в Персии (1876—1883), начальник Азиатского департамента МИД (1883—1891), посланник в Швеции (1891—1897), посол в Турции (1897—1909), почетный член Петербургской Академии наук (с 1901 г.).

15. Буренин Виктор Петрович (1841—1926) — поэт, публицист, член редакции газеты «Новое время».

16. Петровский Сергей Федорович — служащий Туркестанской казенной палаты (1880—1907), брат Н.Ф. Петровского.

17. Идаров Сергей Александрович — управляющий Туркестанской казенной палатой (1867—1889).

18. Имеется в виду Розенбах Николай Оттонович (1836—1901) — генерал от инфантерии, генерал-адъютант, начальник штаба войск гвардии и Петербургского военного округа (1881—1884), туркестанский генерал-губернатор (1884—1889).

19. Захаров Иван Ильич (1817—1885) — китаевед, консул (1851—1858), генеральный консул (1859—1864) в Кульдже, профессор Петербургского университета (с 1879 г.).

20. Пясецкий Павел Яковлевич (1843—?) — врач, художник, участник экспедиции в Китай полковника Ю.А. Сосновского в 1874 г., исследовавшей пути из северо-западных областей Китая к границам Семипалатинской области.

21. Имеется в виду должность политического агента в Бухаре, учрежденная 12 ноября 1885 г.

22. Вяземский Иван Александрович (?—1904) — князь, управляющий Туркестанской контрольной палатой (1883—1895).

23. Намек на присвоенный Н.Ф. Петровскому чин действительного статского советника, равнозначный чину генерал-майора и подразумевавший титулование «Ваше превосходительство».

24. Валиханов Чокан (Мухаммед-Ханафия) Чингисович (1835—1865) — штабс-ротмистр, казахский просветитель, путешественник, этнограф. В 1858—1859 гг. побывал в Кашгарии, где приобрел сочинение уйгура Мухаммед-Садыка Кашгарского «Тазкира-и ходжаган» («История династии ходжей в Восточном Туркестане»).

25. Григорьев Василий Васильевич (1816—1881) — востоковед, профессор Петербургского университета (1863—1878), управляющий Восточным отделением Русского археологического общества (с 1867 г.), начальник Главного управления по делам печати МВД (1875—1880).

26. Далглейш Эндрю (?—1888) — английский путешественник по Восточному Туркестану (1885—1886).

27. Имеется в виду франко-китайская война 1884—1885 гг.

28. Шлагинтвейт Адольф (1829—1857) — немецкий географ и альпинист, исследовавший в 1854—1857 гг. Гималаи, Западный Китай. Казнен в Кашгаре 26 августа 1857 г.

29. Гуансюй (Цзай Тянь) (1871—1908) — китайский император (с 1875 г.).

30. См.: Петровский Н.Ф. Отчет о Кашгарии // Сборник географических, топографических и статистических материалов по Азии. СПб., 1886. Вып. ХХ.

31. Гродеков Николай Иванович (1843—1913) — генерал от инфантерии, военный губернатор Сыр-Дарьинской области (1883—1893), помощник приамурского генерал-губернатора (1893—1898), приамурский генерал-губернатор (1898—1906), туркестанский генерал—губернатор (1906—1908).

32. Путинцев Степан Романович — полковник, начальник г. Ташкента (1883—1892), Ташкентского уезда (1892—1898).

33. Вамбери Арминий (Герман) (1832—1913) — венгерский языковед-тюрколог, этнограф.

34. Галдинский Николай Ильич — чиновник особых поручений при министре внутренних дел (с 1868 г.).

35. Островский Михаил Николаевич (1827—1901) — министр государственных имуществ (1881—1893), председатель Департамента государственных законов Государственного совета, почетный член Петербургской Академии наук (с 1886 г.).

36. Рейтерн Михаил Христофорович (1820—1890) — граф, министр финансов (18621878), председатель Комитета министров (1881—1886).

37. Имеется в виду Вревский Александр Борисович (1834—1910) — барон, генерал-лейтенант, начальник штаба Одесского военного округа (1884—1889), туркестанский генерал-губернатор (1889—1898).

38. Анненков Михаил Николаевич (1835—1899) — генерал от инфантерии, управляющий делами Комитета по передвижению войск железной дорогой и водою.

39. Иванов Николай Иванович (1837—1906) — коммерции советник, председатель Туркестанского скакового общества (1887—1895), проживал в Ташкенте (с 1879 г.).

40. Наливкин Владимир Петрович (1852—1918) — старший чиновник особых поручений при туркестанском генерал-губернаторе (1899—1901), помощник военного губернатора Ферганской области (1901—1904). Автор «Краткой истории Кокандского ханства» (Казань, 1886), председатель Туркестанского комитета Временного правительства в 1917 г.

41. Рихтер Александр Александрович (1837—1898) — директор Департамента окладных сборов Министерства финансов (1882—1888).

42. Торнау Николай Егорович (1812—1882) — барон, исследователь мусульманского права.

43. Бунге Николай Христианович (1823—1895) — экономист, министр финансов (1881—1886), академик Петербургской Академии наук (с 1890 г.).

44. Музаффар-хан (1826—1885) — эмир Бухары (с 1860 г.).

45. Абдулахад-хан (1857—1910) — эмир Бухары (с 1885 г.).

46. Абдулмалик-хан (Катта-тюря) (1848—1909) — старший сын бухарского эмира Музаффар-хана.

47. Розен Виктор Романович (1849—1908) — барон, востоковед-арабист, председатель Восточного отделения Русского Археологического общества (с 1885 г.), декан факультета восточных языков Петербургского университета (1893—1902), академик Петербургской Академии наук (с 1901 г.).

48. Имеется в виду Вышнеградский Иван Алексеевич (1831/32—1895) — министр финансов (1888—1892), почетный член Петербургской Академии наук (с 1888 г.).

49. Шатилов Иосиф Николаевич (1824—1889) — президент Московского общества сельского хозяйства (с 1864 г.).

50. В октябре 1894 г. Д. Ф. Кобеко посетил Кашгар, где знакомился с положением торговли (См.: АВПРИ. ф. 143 (Китайский стол). Оп. 491. Д. 476. Л. 90— 93об.).

51. Ольденбург Сергей Федорович (1863—1934) — востоковед, профессор Петербургского университета (1895—1899), академик (в 1904—1929 гг. непременный секретарь) Петербургской Академии наук (с 1900 г.), директор Азиатского музея (1916—1930).

52. Нижельский Владимир Аполлинарьевич — помощник начальника Ферганской таможни в 1895 г.

53. Затвардницкий Николай Антонович — генерал-майор, начальник Туркестанского таможенного округа (1895—1901).

54. Имеется в виду Ма Хуалун — руководитель восстания дунган в округе Нинся провинции Ганьсу в 1863 г.

55. Хедин (Гедин) Свен Андерс (1865—1952) — шведский путешественник. В 1890 г. состоял в миссии, посланной шведским королем Оскаром II к персидскому шаху и тогда же посетил Кашгар. В 1893—1897 гг. побывал на Памире, в Тибете, Восточном Туркестане.

56. См.: Туркестанские ведомости. 1895. 21 мая. № 34.

57. Лапан Сер-Али — казах-переводчик при самаркандском военном губернаторе, автор «Карманного русско-узбекского словаря» (Самарканд, 1895).

Текст воспроизведен по изданию: «С китайцами мы живем пока ладно». Письма российского консула в Кашгаре Н. Ф. Петровского к Д. Ф. Кобеко. 1883—1895 гг. русского консула в Кашгаре Н. Ф. Петровского // Исторический архив, № 1. 2007