(The united Service Magazine, September 1891 г. Russian Central Asia, by С. Е. Biddulph).

Перевел Г.-Ш. капитан князь Трубецкой.

Посещение Средней Азии в наши дни обставлено не большими затруднениями, чем обыкновенная поездка по Европе; тем не менее очень немногие пожелали воспользоваться существующими удобствами, чтобы посетить эту местность и исправить таким путем некоторые ошибочно-сложившиеся представления о ней, в особенности о той части, которая подпала под русское господство. В силу этого будут не лишними мои впечатления по некоторым вопросам, вынесенные из моей недавней поездки в Самарканд.

Путешественник, решившийся на такого рода поездку, должен быть готов к разочарованиям во всех романтических представлениях, которые связываются в его воображении с именами Мерва, Бухары и Самарканда. Он найдет, что завеса таинственности, столько веков висевшая над этими местами, не выдерживает прозаически-испытующего света, пролитого со введением железных дорог, электрического освещения и других современных нововведений, и что эти места, как и всякие другие отдаленные и малоизвестные, наделены преувеличенно незаслуженным интересом, уже вследствие одной неопределенности доступных .о них сведений. Эти нововведения рассеяли ореол романтичности, которым окружила их сила воображения тех немногочисленных путешественников, которые в былые времена проникали в эти города и возвращались оттуда благополучно на свою родину; эти нововведения представили нам эти [202] города в настоящем свете, ни чем не отличающимися от сотни городов в других частях Азии, даже уступающими многим из них в памятниках прежнего или настоящего величия, а уже безусловно множеству городов в Индии. Нет сомнения, что самая отдаленность и недоступность этих местностей составляла большое искушение таким путешественникам к преувеличению в своих описаниях того, что они видели и слышали; им верили тем более охотно, что почва была уже несколько подготовлена смелыми гиперболами восточных писателей о Средней Азии, желавших, вероятно, угодить лестью своим покровителям-деспотам, рассказывая про их владения, чудеса и великолепие. Человека, видавшего восток, поражает преувеличенность выражений этих старинных писателей; трудно понять, как воображение могло наделить таким до смешного громким именем, воистину восточным в своем притязании, как Шах-и-Джаган, т. е. Царица Mиpa, один из разрушенных городов Мерва. Это однако только немного громче названия долины Бухары Аль-Шериф, т. е. Благородная. В действительности Бухара теперь не представляет и половины такого видного города, как Ахмадабад, как сотня подобных городов в Индии; она не имеет сколько-нибудь равных следов величия тем, которые встречаются в Индии, и окрестности разоренных городов Мерва не дают никакого повода предполагать, что эти города в прошлом были когда-либо красивее или больше, чем Бухара теперь.

Установившийся под влиянием тех же писателей и путешественников взгляд относительно населения и средств этих стран кажется столь же ошибочным в сторону преувеличения, ибо, насколько можно судить по личным наблюдениям и справкам на местности, область, известная под именем Закаспийской, никогда и не могла быть более густо населена, чем теперь, вследствие одного только недостатка воды, без которой и самые тучные земли (каковых там, без сомнения, не мало) столь же бесценны для человека, как и пески пустыни. Единственные реки, действительно годные для ирригационных целей, от Каспийского моря до Самарканда, это Оксус, Зарявшан и [203] Мургаб, да еще несколько меньших рек, и то из них Оксус и Зарявшан имеют скорее свойство горных потоков, чем равнинных рек. Русла их мелки и загромождены значительную часть года отмелями песка и гравия; размеры их не велики, реки представляют собой множество отдельных рукавов, теряющихся или в пустынях булыжника или в лабиринте островков; эти островки образуются от осадков, снесенных вниз потоками, свирепствующими здесь периодическими при таянии снегов у истоков их — у Гинду-Куша и Памира. В это время вода заполняет все русло реки, а иногда и выходит из берегов, причем почти невозможны всякие работы по возведению плотин с целью задержания этих вод для ирригации.

Оксус, на мой взгляд, несмотря на чрезвычайную ширину своего русла, по количеству воды не больше, как Инд ниже Суккура, а Мургаб не больше, чем Темза у Гамптон-Корт; течение Зарявшана не представляет больших удобств для ирригации, чем течение Оксуса; к тому же еще и площадь орошения ограничена, во всяком случае на русской территории, высотами. Тщательный осмотр разоренных городов Байрам-Али и Султан-Санджар, в уезде Старый Мерв, может достаточно убедить в установившейся прежде преувеличенной оценке населенности этой местности; ни тот, ни другой из них, по всем признакам, не мог вместить население свыше 50.000 человек, и то при условии скученности базаров восточного города, скученности невозможной для европейцев. Обстоятельство, достойное внимания при осмотре этих разрушенных городов, это незначительное количество жженого кирпича, как материала для постройки; все стены домов и городских укреплений сделаны из грязи или из кирпичей, высохших на солнце;. Даже в остатках Джиаур-Кала, самых древних из этих развалин, выстроенных, говорят, еще Александром Великим в третьем столетии до Рождества Христова, — и то мало следов употребления жженого кирпича в какой-либо части его строения. То же самое и в городе Бухаре, в том виде как он представляется теперь, за исключением [204] Минар-и-Калана и нескольких других строений, включая и Чарсу. В Самарканде все значительные развалины времени Тамерлана состоят из таких же материалов, покрытых снаружи черепицей; из этого следует заключить, что в этих местностях всегда был недостаток в дереве, который не допускал употребления его для обжигания кирпича. Это тем более поразительно, что где только были приложены старания к разведению деревьев, они растут замечательно скоро и пышно. Облесение этого края было бы действительно подвигом, достойным предприимчивого рвения теперешних правителей, и начало этому делу положено с самым блистательным успехом. У каждого пункта, имеющего какое-либо значение, уже существуют обширные питомники, откуда с течением времени будет произведена посадка по водным артериям, в тех местах, где только есть возможность охранить посадки от опустошений верблюдов, коз и других противников всех первых попыток насаждений.

Итак, довольно относительно заблуждений прошлого; теперь перейдем к ошибочным представлениям в настоящем. Из сказанного видно, что в своем поступательном движении на Восток, по направлению к Афганской границе, русские едва ли приобрели что-либо ценное, если оставить вопрос о будущем значении этой местности, с тех пор как направлено на нее энергичное европейское влияние, или, выражаясь словами Скобелева: “Азиатская овчинка до сих пор выделки не стоит". Не будь стратегических выгод, связанных с выдвинутыми позициями, которых русские теперь достигли (крайне сомнительно, чтобы это наступление было предпринято с названною специальной целью), можно было бы предположить, что движение к Афганистану было вынуждено обстоятельствами; примерно таким же путем, как постепенное покорение Индии было навязано Восточно-Индийской компании — торговому обществу, которое меньше всего заботилось о территориальных приобретениях. Раз русские приобрели эту местность, либо преднамеренно, либо по необходимости, естественно, что они старались извлечь наибольшую из них выгоду и преувеличивать их значение, но действительную оценку могут решиться произвести только военные [205] специалисты, посетившие эту местность и тщательно оценившие ее средства. Если принять в расчет суточную потребность даже таких незначительных отрядов, как в пять или десять тысяч человек, в местности, неспособной дать излишка сверх потребностей местного населения, станет ясно, что затруднения в сборе на любом пункте теперешней границы продовольствия, необходимого для того, чтобы бросить вперед отряд в несколько десятков тысяч, были бы очень велики; но текущее довольствие этого отряда, при том на неопределенное время_, было бы еще затруднительнее, даже почти невозможно. Но, несмотря на то, что средства Закаспийской области должны оставаться еще многие годы ограниченными, нет сомнения, что у русского правительства не будет недостатка в энергии и предприимчивости для их развития. Разные проекты пущены в ход для распространения ирригации и для введения всяких улучшений в способах земледелия. Некоторые из них удадутся, другие, конечно, потерпят неудачу, как это всегда бывает в новом крае, где опыт покупается дорогою ценою; но общим результатом от всего этого неизбежно будет значительное увеличение местной производительности и вытекающее отсюда улучшение положения жителей. В этом отношении самое большее значение принадлежит конечно Закаспийской железной дороге; значение это, в смысле сплочения новоприобретенных территорий, по которым она пролегает, и умиротворения населения, выше всякой оценки, независимо от других соображений.

Мы имели достаточно обширный опыт в Индии и в других подобных наших владениях, который показал, что введение железной дороги магически действует на население, приводя к порядку самые буйные и неспокойные племена; точно также это было и с туркменами и другими жителями Закаспийской области. Цивилизующее влияние железной дороги и других нововведений, после впечатления, оставшегося от кровавых и гибельных столкновений, заставило их скоро и охотно подчиниться правлению победителей, в такой мере, что вся эта область так же спокойна и безопасна, как любая часть Индии; пестрой толпе туркмен, татар и европейцев даже в голову [206] не приходит, что необходимы какие-либо меры предосторожности. На улицах Самарканда не видно ни одного полицейского или какого-либо вооруженного человека. В Бухаре европеец может обойти весь город без малейшего опасения, даже не привлекая особенного внимания. В Мерве, на еженедельной ярмарке, на которую стекается огромная толпа туркмен со всех, даже далеких окрестностей, можно видеть русских, военных и невоенных, спокойно совершающих свои покупки и торгующихся; ни у кого из них нет никакого оружия для самозащиты. Общий порядок, здесь господствующий, нельзя во всяком случае приписать присутствию большого количества войск. Европейца, видевшего в Европе в каждом городе на каждом шагу вооруженного солдата, удивляет малочисленность войск, видимых по всей Закаспийской области. Несомненно, однако, сознание, что подавляющие силы могли бы быть привлечены в очень короткое время, в случае беспорядков, имеет спасительное и обуздывающее действие на те беспокойные или недовольные элементы, которые могут существовать среди местного населения. Безусловная безопасность русских и доверие их к местному населению лучше всего сказываются в том, что железнодорожная линия на всем своем протяжении охраняется солдатами железнодорожного батальона, поставленными на расстоянии нескольких верст друг от друга. Точно также, как я уже говорил, гражданские лица и солдаты и не думают носить оружия, как бы ни была велика толпа туземцев, в которой им приходится быть; политически агент в Бухаре тоже живет в обыкновенном доме среди густонаселенного города; единственная его охрана — эта двадцать казаков, несмотря на то, что в случае беспорядков помощь возможна не ближе как из Самарканда, т. е. не ранее двадцати четырех часов. При этих условиях едва ли справедливо описывать русскую систему управления в Средней Азии, как систему грубой власти, не вносящей ни улучшения, ни просвещения, как это многие делали. Если уже есть одна только безопасность для жизни и имущества, как следствие русского управления, то и это должно считаться одним из самых важных шагов, возможных в [207] деле цивилизации населения, где жестокий деспотизм, безначалие и грабежи характеризовали эти местности в продолжение многих столетий, даже с тех пор, как они только стали нам известны. Никто не станет отрицать, что эти результаты уже достигнуты. Хотя русская система управления среди азиатов и не основана на тех же началах, как наша, но это еще не доказывает, что она не хорошо применена к населению, или что результаты ее не будут достаточно успешны. Учреждение так называемого политического контроля над некоторыми большими областями уже доказывает, что мы считаем нашу систему взимания доходов и судебной администрации слишком стеснительною и сложною для применения к некоторым народностям, состоящим под нашим господством в Индии; политический контроль есть ничто иное, как управление чиновников, большею частью военных, получивших лишь незначительную практику в таком деле и управляющих краем с самыми широкими полномочиями, почти всецело согласно своему здравому смыслу. Только что сказанное справедливо и относительно народностей, которыми управляет Россия в Средней Азии. Среди многих классов азиатского населения снисходительность ошибочно принимается за слабость и примирительные меры за боязливость; поэтому невозможно с азиатами обращаться как с европейцами. Что же касается вопроса о воспитании, которое мы неразборчиво навязали народу в Индии, то оно не осталось без дурных последствий, ибо военные и земледельцы, составляющие основу края, находятся в полном пренебрежении; торговый же и чиновничий классы приобрели не заслуженное значение и громкую известность, благодаря исключительно нашей системе обучения; при этом весь край наводнен недовольными и неблагонадежными искателями незначительных государственных должностей, которых нельзя удовлетворить и которые бесполезны для всякого другого дела. Народы Средней Азии имеют свою собственную систему воспитания, хорошо приспособленную к их потребностям, основанную на принципах магометанской веры и в силу этого заключающую в себе образец нравственного воспитания в довершение к [208] практическому обучению; было бы крайне опрометчиво и не политично со стороны европейских правителей вмешиваться в это дело каким-либо путем.

Так как многие не точно усвоили разницу между племенами, населяющими Закаспийский край и области Бухары и Самарканда, то не будет лишним кстати здесь разъяснить, что они имеют три различных происхождения, а именно: киргизы — татарского происхождения; таджики или сарты — иранского происхождения и туркмены. Человеку, бывшему в Азии, с первого взгляда ясна разница этих племен. Киргиза можно узнать по резкому монгольскому типу лица. Киргизы не встречаются южнее Самарканда, точно также, как узбеки не распространяются севернее этой области, которая таким образом представляет нейтральную полосу между этими двумя племенами, так же, как Кветская долина между белучами и патанами. Киргизы и узбеки также резко отличаются своим наружным видом и привычками, как и эти два последние племени, и так же сторонятся одно другого; они занимают разные деревни и не вступают в брак между собою. Узбеки, конечно, чистокровные туркмены; такого же происхождения как население Мерва и края от Мерва до Каспийского моря, чтобы не сказать османские турки или так неправильно названные "монгольские" покорители Индии.

Они составляют почти все сельское население Бухары и значительную часть сельского населения Самарканда; в их чертах нет ничего монгольского и татарского, никакой разницы от всякого другого туркменского племени или обыкновенного турка, а потому трудно себе представить, как можно было определить эти племена сбивающим с толку общим названием турко-татарское. Такое же основание имело бы название жителей Англии и Валлиса общим именем англо-валлийской расы или наименование уроженцев Валлиса — валлийскими англичанами.

Оба выше названные племени по преимуществу земледельцы или пастухи, живут в деревнях, редко посещая большие города вне базарных дней; они несколько сдержанны в своих сношениях с европейцами и неохотно поступают на службу к ним. [209]

Таджики или сарты, обратно, народ по преимуществу торговый; почти все лавки в базарах больших городов, например в Самарканде и в Бухаре, содержатся ими; большинство прислуги разного наименования у местных европейцев тоже из сартов. Они далеко более миролюбивого и делового направления, чем татары и туркмены; говорят исключительно по персидски, между тем как татары говорят по татарски, а туркмены по турецки.

Затруднения, встреченные при постройке железной дороги от Каспийского моря до Самарканда и при поддержании ее в исправности, также кажутся нам преувеличенными. Не подлежит сомнению — чтобы начать работу таких размеров через такую пустынную и видимо не прибыльную страну, нельзя нe обладать духом самой великой предприимчивости и решительности; но раз начата, единственное затруднение, которое пришлось встретить, заключалось в доставке материалов из Европы и в укладке их с достаточною скоростью для достижения поставленной цели, несомненно стратегического свойства. Действительно, до Мервского оазиса дорога пролегает по местности столь же ровной, как долина Пенджаба, за исключением первых приблизительно полутораста верст. Единственное встреченное затруднение заключалось в прохождении участка между Мервским оазисом и Оксусом.

Первые девяносто верст этого участка составляют песчаные высоты, неподвижные и, очевидно, весною покрытые густою растительностью, судя по засохшим остаткам травы и стеблей, лежащих на поверхности, а ниже ее по слою, толщиною в два-три фута, густо сплетенных корней, — слою, вырезанному по обе стороны полотна для укладки рельсов.

Препятствие, представленное этими песками, судя по всем признакам, было ничтожное. Миновав эти пески, железная дорога входит в так называемые “движущиеся" пески, круглый год лишенные всякой растительности, которая могла бы их связать, и находящиеся поэтому в постоянном движении, переносимые взад и вперед, в зависимости от нaпpaвлeния господствующего ветра. Эти пески на первое время причинили [210] несомненно много хлопот при устройстве полотна, но раз это дело кончено и полотно к тому же везде балластировано, они не представляют большого препятствия движению поездов, чем зимою снег в большей части России, как уверяли меня в этом русские инженеры; во всяком случае, замедление происходящее от наносов песка на этом участке дороги, который простирается всего на семьдесят пять приблизительно верст, не может быть при существующих условиях, продолжительнее нескольких часов. Слабую сторону железно-дорожного сообщения составляет, как и следовало ожидать, мост через Оксус, который построен из одного дерева и естественно подвержен разрушению в случае наводнения или большого давления; но такой случай не прервал бы сообщения с Самаркандом в значительной степени, так как на противоположном берегу реки имеются обильный подвижный состав и материалы, а пассажиры и груз могли бы легко быть перевезены на лодках. Во всяком случае перерыв, вызванный этим, был бы временного характера; самый факт, что мост сделан из дерева, облегчает его исправление, так как обильные запасы материала содержатся для этой цели.

Поездка мною предпринята была под покровительством международного общества спальных вагонов; трудно посоветовать более легкую и интересную поездку, особенно для англо-индийца. Затруднения в получении от русского правительства разрешения посетить Закаспийский край далеко не так велики, как их обыкновенно себе представляют; усложняющие формальности установлены видимо с целью не допустить в край авантюристов и других нежелательных лиц. Необходимо, однако, твердо посоветовать посетителям этих стран, если они желают извлечь наибольшую пользу из своих наблюдений, отказаться, насколько возможно, от всех национальных предрассудков, удержаться от критики праздной и представляющей в невыгодном свете цели и действия местной администрации. Мы сами не вполне свободны от поводов к критике и не должны себе позволять слишком строгого отношения к нашим соседям. Нет сомнения, что русское правительство в этих [211] краях делает дело, хотя способами и отличными от тех, к которым мы привыкли. Весьма желательно, чтобы посетители Закаспийского края воспользовались своими наблюдениями и сведениями, полученными благодаря гостеприимным и предупредительным хозяевам, скорее к уменьшению национальной ревности и недоразумений, чем к увеличению их. Обратным образом действий нельзя достигнуть хороших результатов. Если бы в настоящее время и не видно было благоприятного исхода в соперничестве между британскими и русскими интересами в этой местности, во всяком случае желательно, чтобы мы обращались друг с другом с предупредительностью и уважением, присущими благородным соперникам и пытались бы по крайней мере верить взаимно в те хорошие стороны, которые существуют в политике и в системах администрации как того, так и другого правительства.