БАДАУЛЕТ ЯКУБ-БЕК

Бадаулет Якуб-Бек, аталык Кашгарский.

Якуб-Бек представляется нам личностью довольно заурядною. Никакого образования он не получил, даже не был грамотен; ни военных, ни административных способностей он не обнаружил; а хитрость, в которой никто не отказывает Якуб-Беку, присуща в большей или меньшей степени всем азиатам, и ни в каком случае не может заменить того особенного ума, который принято называть государственным. Но, быть может, спросят: было же что-нибудь особенное в этом человеке с предосудительным прошлым — предосудительным потому, что и в Средней Азии профессия бачи сопровождается клеймом позора, — когда он достиг положения государя довольно обширной страны? Не даром же у него заискивала могущественная Англия и желала имет его в числе своих друзей? Ответ на эти вопросы дал сам Якуб-Бек. Он лучше всех сознавал, что никаких заслуг за ним нет, что все дело заключалось в счастии, которое вознесло его на такую высоту, до которой не подымались и люди, ему прежде покровительствовавшие, и усвоил себе титул Бадаулета — “счастливца”.

Возвышение лиц подобного рода показывает до какой степени упала Средняя Азия и до какого ничтожества дошло ее население. Проследить жизнь среднеазиатских деятелей нового времени полезно и для того, чтобы понять ту среду, которой им приходилось управлять.

Якуб-Бек попал в Кашгар случайно. Назначение его дядькою к ходже Бузюрку состоялось не потому, что он занимал видное положение в Коканде или чем либо заявил себя в государственном управлении, а потому, что наиболее влиятельные и деятельные лица были отвлечены в другую сторону, именно на борьбу с русскими, победоносно [88] двигавшимися к Ташкенту, и послать в Восточный Туркестан просто было некого. Водвориться же там ничего не стоило. И при китайском владычестве в истории Алтышара не было примера, чтобы тот или другой ходжа без успеха пытался отнять у китайцев Кашгар с ближайшими к нему городами, и не владел бы им более или менее продолжительное время, так как туземное население сейчас же переходило на сторону ходжей; а в это время и китайцев-то там не было по причине дунганского возстания. Таким образом все складывалось блого приятно для Якуб-Бека. Сам же он действовал, можно прямо сказать, не умело. Распространить власть ходжей, если не на весь В. Туркестан, то на более или менее значительную часть его он не мог, пока не получил подкрепление от коканцев, после падения Ташкента, да и с ними не особенно отличился, так как отступал при малейшем сопротивлении и на поправление дела посылал своих помощников, всегда оказывавшихся далеко способнее своего начальника. С полным только успехом этот, не по заслугам прославленный дядька, изводил ходжей, которые с первых же месяцев по переселении в Кашгар внезапно стали умирать один за другим. Остались в живых совсем не опасные, да и то с удалением на китайскую границу. Для подобной политики не много ума требуется.

Ни коим образом нельзя поставить в заслугу Якуб-Беку и продолжительность властвования его в Восточном Туркестане, продолжительность более значительную, чем у предшественников его, ходжей. Но это опять чистая случайность. Китайцы, занятые усмирением дунганского возстания, не могли и думать о борьбе с Якуб-Беком, а как только справились с дунганами, сейчас же обратили против него свое оружие, и власть его пала так-же просто и скоро, как скоро и просто возникла, так как Бадаулет, не смотря на английские ружья, предназначавшияся, впрочем, не для китайцев, за все свое 12-ти летнее управление страной не сумел приготовиться к войне с китайцами.

Кашгарским Бадаулетом очень интересовались англичане, думая найти в нем серьезного противника России. Известно, с каким усердием британское правительство вело переговоры с Якуб-Беком и собирало о нем сведения. Этих сведений накопилось так много, что на основании их плодовитый компилятор Boulger напечатал довольно объемистую книгу, в 335 страниц, под заглавием The life of Jakoob beg; athalik ghazi, and badaulet; ameer of Kashgar (London, 1878).

Наша литература не может похвалиться таким богатством, a между тем мы могли бы сделать для выяснения личности Якуб-Бека очень многое, так как еще живы некоторые сподвижники его, знающие подробности о жизни Бадаулета. Теперь у туземцев Туркестана нет обыкновения вести записи о совершающихся на их глазах событиях и со смертию очевидцев навсегда погибает источник для суждения об исторических фактах. Мне представился случай произвести опыт собирания сведений об Якуб-Беке.

Едва ли последнее замечание справедливо. Если бы в действительности произошло что-либо подобное, мирза Ахмед не преминул бы о том упомянуть и даже похвастать. Между тем вот что он сам говорит на эту тему. “После того, как бухарский эмир Музаффар объявил ханом Шамрат-Хана, который ханствовал 3 месяца и по удалении эмира из Коканда, был убит кипчаками, мы трое, мулла Алим-Кул, Мин-Бай и я, держали совет: кого назначить ханом? Мулла Алим-Кул сказал, что он желает снять с себя подозрение в смерти Малля-Хана и намерен провозгласить ханом сына последняго, Султана Саида. На это Мин-Бай возражал, говоря, что титул хана по справедливости должен принадлежать мулле Алим-Кулу. Я со своей стороны заметил, что мулла Алим-Кул не ханского рода и всего приличнее быть ханом Султану Саиду. Тогда мулла Алим-Кул поручил мне поразведать, кого сам народ желает иметь ханом: его ли, муллу Алим-Кула, иди Султана Саида? Народ склонялся на сторону последняго. Мин-Бай же опасался, что Султан Саид будет мстить кипчакам за смерть своего отца. Султану Саиду было тогда 23 года, а мулле Алим-Кулу — 34.

Н. Веселовский.

Разсказ Мирзы Ахмеда о себе самом и о кокандских событиях.

Родился я в Коканде. Отец мой мирза Мухаммед Эмин имел троих сыновей, из которых я был средним. Старший брат, мирза Хатдам, умер 25-ти лет от раны, нанесенной ему кипчаками во время междоусобий при хане Худояре, и был старше меня на 9 лет; младший, [91] Улгак, живет в Коканде, занимаясь торговлею хлопком; он моложе меня лет на 6.

Мой отец во время ханствования Мадали-Хана управлял чустским бекством за Саид-Хана куш-беги, постоянно находившого ся при хане, и умер в один день с ханом.

Когда мне минуло 13 лет, я, по желанию дяди Аучи мирзы, поступил на службу к преемнику Мадали-Хана, к Шир-Али, у которого и находился три года, до его смерти. Моя обязанность на первое время состояла в исполнении поручений ханских жен, а затем я был определен махрамом и постоянно находился при хане. Вскоре мне пришлось исполнить секретное поручение хана к сыну его, Худояру, назначенному беком в Наманган. Дело заключалось в том, что куш-беги Мусульман-Кул, явившись однажды к Шир-Али-Хану, заявил ему желание кипчаков, чтобы Худояр женился на кипчачке для прекращения вражды между сартами и кипчаками. Хаи выразил одобрение подобному проекту и поручил Мусульман-Кулу вместе со мной поехать по этому делу в Наманган; но тайно приказал мне передать его сыну, чтобы он не давал своего согласия Мусульман-Кулу под тем предлогом, что [92] считает необходимым посоветоваться об этом деле с ханом, для чего и приехал бы в Коканд. Шир-Али говорил, что за Худояра высватана дочь ходжентского бека Худояра, Валлями, на которой ему и следует предварительно жениться.

На третий день по приезде моем в Наманган, пришла весть о смерти Шир-Али-Хана. Его убил Мурад, сын Алим-Хана, сына Нарбуты-бия. Этот Мурад, будучи изгнан из Коканда Мадали-Ханом, скрывался в Бухаре. Ханствовал Мурад дней 9 или 10 и был убит Мусульман-Кулом, который объявил ханом Худояра. С Худояр-Ханом и я вернулся в Коканд.

В первый же год своего ханствования Худояр-Хану, по настоянию Мусульман-Кула, пришлось идти походом против ташкентского бека Нар-Мухаммеда, переставшего повиноваться хану. Причина тому была следующая. Нар-Мухаммед, получив назначение управлять Ташкентом, оставил свое семейство в Коканде, куда он при хане Худояре приехал на той по случаю обрезания своего сына. На празднество были приглашены хан и Мусульман-Кул. Во время пира Хакк-Бек куш-беги, родственник Нар-Мухаммеда поссорился с Мусульман-Кулом и в тот же вечер, на празднике, был убит по приказанию последняго. Многие были возмущены этим событием, а всего более ташкентский бек, против которого понадобилось употребить военную силу. Когда хан и Мусульман-Кул подошли к Ташкешу, получилось известие о появлении в андиджанском бекстве, в местности Кетмень-тепе разбойничьих шаек, вследствие чего Мусульман-Кул поспешил в Андиджан, a хана оставил под Ташкентом. Здесь Худояр-Хан и Нар-Мухаммед помирились, при чем последний поднес хану многочисленные дары, из которых часть хан уделил мне.

Вернувшись в Коканд, хан предпринял поход против уратюбинского бека Алла-Шукура; тогда я в первый раз участвовал в сражении. Алла-Шукур был убит, а бекство отдано Ша-Беку.

Ровно 12 лет Худояр-Хан управлял Кокандом, и я все это время находился при нем. Наконец кипчаки во главе с муллой Алим-Кулом до такой степени стеснили сартов, что Худояр решился оставить Коканд и бежал в Бухару, а я ему сопутствовал.

Мулла Алим-Кул возвел на ханство брата Худоярова Малля-Хана. В это время русские уже взяли Ак-Мечеть. Малля-Хан ханствовал 3 года 3 месяца и 3 дня. Против него составили зого вор Утамбай, науский бек, Мухаммед-Муса-Бек зааминский и Канаат-Бек ташкентский, так как первые два узнали, что хан добирается до них. Они воспользовались [93] отсутствием муллы Алим-Кула, отправившого ся в Уратюбэ против бека Дзашабая, и покончили с ханом. Убийцами его были Хзудай-Берген-Чулак, племянник Мусульман-Кула, и понсат Керим-Кул. Первый бросился на хана и нанес ему смертельную рану. Во время этого события Худояр вместе со мною находился в Джизаке.

Худояр хан провел в изгнании более трех лет. Когда он явился в Бухару, при нем состояло человек 300 из его приближенных. Худояр остановился в селении Куюк-ата, в полутора ташах от Бухары и жил там 15 дней, ожидая приглашения от эмира; но эмир призвал только меня и выразил свое неудовольствие на Худояра, говоря, что он не способен управлять народом. После того он обратился к эмиру Батыр-Хану (Насрулла) с просьбою разрешить ему произвести набор войска в Каратегине, чтобы снова овладетв Кокандом. Эмир изъявил на это свое согласие. Худояр поехал в Каратегин, я же был оставлен эмиром в Бухаре; при мне находилось 150 человек и все мы состояли на иждивении эмира. В Каратегине Худояр не имел успеха и вскоре же переселился в Самарканд, где провел 3 года, имея местопребывание на Чупанатинских высотах, в местности Тут-зар, в тутовой роще, и до того обнищал, что у него под конец ничего не осталось из платья, кроме бараньего халата и грязной тюбетейки. Почти все приверженцы покинули его, лишь наиболее близкие содержали бывшего хана из своего скудного заработка, добываемого поденными работами. Тем временем Насрулла умер и вступил на ханство эмир Музаффар, который, призвав меня, сообщил, что до его сведения доведено о недовольстве кокандцев на Малля-Хана, а потому он считает своевременным помочь Худояр-Хану водвориться в Коканде. Эмир разрешил мне поездку к Худояр-Хану, с которым мы и направились в Кокандское ханство и тайно прибыли в Ташкент. Ташкентский бек Канаат находился в то время в Туркестане, но получив извещение о прибытии Худояра, явился к нему. Оставив Худояра в Ташкепте, я направился в Бухару с докладом. Тогда эмир, поручив мне небольшой отряд, послал меня в Коканд, а сам с войском следовал за мной, отставая на один день пути. Эмир шел через Заамин и Уратюбэ и остановился в Махраме. Тем временем Худояр с отрядом из ташкентцев и кураминцев прибыл в Коканд и принял управление ханством. Эмиру ничего не оставалось делать и он, вместе со мною, повернул в Уратюбэ, распустил войско и направился в Самарканд. Вскоре сюда прибыл Канаат-Бек и преподнес эмиру две пушки. Эмир назначил его беком в Хатырчи. [94]

Через 3 года после этих событий мулла Алим-Кул прогнал из Коканда Худояр-Хана, которым народ был очень недоволен за высокие подати. В это время я занимал должность маргеланского бека. Всем самовластно распоряжавшийся мулла Алим-Кул поставил ханом Султана Саида. Худояр же оставался в изгнании до смерти муллы Алим-Кула, проживая в Джизаке, а когда узнал о смерти временщика, то отправился в Бухару просить покровительства у эмира для вступления на ханство в Коканде.

Звание куш-беги я получил от Султана Саид-Хана.

Во время войны с русскими мулла Алим-Кул был главнокомандующим и специально заведывал всеыи кипчацкими войсками, тогда как Мин-Бай начальствовал над киргизами, а я над сартами.

Разсказ Мирзы Ахмеда об Якуб-Беке.

По смерти Алим-Бека и затем брата его Омар-Хана, Латиф переселился в свой родной Пскент и вскоре умер. Малолетний Якуб остался на попечении своего дяди. Достигши юношеского возраста, Якуб начал посещать чай-ханэ, при чем обнаружил способность к пению; a [95] так как он имел красивую наружность, то его стали называть Якубом-бачею. Такое поведение Якуба не нравилось его дяде, который решил дать другое направление деятельности своего племянника, научив его какому нибудь ремеслу, для чего и отвез его в Ташкент, где определил к одному сарту, ткачу маты, проживавшему в беш-агачском квартале; но Якуб пробыл в ученье лишь несколько дней и бежал обратно в Пскент. Один из пскентских жителей, Абдухалык, находившийся в услужении у кереучинского бека Ирназар-Беглярбега, рекомендовал Якуба в служители к минбаши Гадай-Баю. Обязанности Якуба состояли только в том, что он грел кумган и подавал чилим своему хозяину. От Гадай-Бая Якуб перешел на службу к Мухаммед-Кериму Кашке, беку ходжентскому, и исполнял те же услуги.

Когда Мухаммед-Керим Кашка был вызван Мусульман-Кулом в Коканд и там зарезан, люди его частию разбежались, а частию поступили в войско ташкентского бека Азиза, назначенного на этот пост тем же временщиком, то и Якуб определился к Азиз-Беку джигитом в его войско. В то время в Ташкенте был казием Низам эд-Дин, зять Якуба, переведенный туда из Пскента. Низам эд-Дин устроил женитьбу кереучинского бека Нар-Мухаммеда на сестре жены своей и Якуба. Родственные связи с высокопоставленными лицами помогли Якубу возвыситься.

Когда власть Мусульман-Кула временно поколебалась, Азиз-Бек был удален из Ташкента, а его место занял Нар-Мухаммед в звании куш-беги. Прибыв в Ташкент Нар-Мухаммед сейчас же послал своего шурина Якуба правителем в Чиназ, а потом перевел его в Аулиэ-ата. В то время должность бека Ак-Мечети была самою доходною, так как через эту крепость шел караванный путь из Бухары в Оренбург, что доставляло большой таможенный сбор, и Якуб выпросил себе это место у Нар-Мухаммеда.

В Ташкенте Якуб-Бек оставался до тех пор, пока там управлял Нар-Мухаммед, а когда последний был смещен и вызван в Коканд, туда же отправился и Якуб-Бек. Здесь он просил меня исходатайствовать ему какую либо службу при ханском дворе, что и удалось, так как я тогда был гала-батырем и любимцем хана. Якуб Бек был назначен смотрителем посольского дома, но оставался в этой должности один месяц и по моему ходатайству получил место ходжентского бека. Случилось это после смерти Нар-Мухаммеда, убитого кокандскими сартами через 6 месяцев по прибытии его в Коканд, — в то время сарты ополчились на узбеков кипчаков и всюду истребляли их. [97]

Управляя ходжентским бекством, Якуб-Бек уговаривал Рустам-Бека, уратюбинского бека, к которому приезжал по ночам, сделать доклад эмиру о неспособности Худояр-Хана править народом и просить его вмешательства в дела Коканда. Об этом сообщил Якуб-Бек и хатырчинскому беку Гадай-Баю. Худояр-Хан узнал об этом и послал людей захватить Якуб-Бека и доставить его в Коканд. Те действительно схватили Якуб-Бека, связали его и повезли к хану; но узник ночью зубами перегрыз веревки и бежал. Переплыв через Сыр-Дарью, он очутился на бухарской стороне и через Джизак прибыл в Бухару. Там он оставался 3 года и затем явился ко мне в Ташкент. Я стал ходатайствовать пред Худояр-Ханом за Якуб-Бека о прощенiи его, и хан уступил моим просьбам, повелев прислать к нему Якуб-Бека в Коканд. Три года Якуб-Бек оставался не у дел. Однажды хан пригласил меня на обед; я застал хана читающим коран и ожидал когда он кончит чтение. В это время Якуб-Беку подали на грязной тарелке плов, который он наполовину съел, а другую половину отдал собаке. Это подействовало на меня удручающим образом. За ханским обедом я ел очень мало, что не укрылось от хана, который спросил меня, какая тому причина. Я отвечал, что у меня отбило аппетит положение несчастного Якуб-Бека. Тогда хан приказал позвать к обеду и Якуб-Бека. Тут же присутствовал бек Канаат. Пользуясь вниманием Худояр-Хана к Якуб-Беку, я просил о награждении последнего халатом, что и было исполнено, кроме того хан назначил Якуб-Бека понсатом (начальником над 500 воинов). Случилось это менее чем за год до взятия русскими города Ташкента, а месяц спустя бухарский эмир подступил к Коканду и отправил Худояра в Бухару, а на ханство возвел его племянника, Шамрат-Хана, сына Сарымсака, брата Худоярова. По удалении эмира кокандцы убили Шамрат-Хана и избрали ханом Султана Саида. При нем Якуб-Бек остался не у дел, хотя и продолжал жить при ханском дворце. Тяготясь таким положением, он обратился ко мне за советом, как бы ему устроить иную, лучшую жизнь? При этом Якуб заметил, что боится муллы Алим-Кула, который относится к нему недоверчиво. Я обещал Якуб-Беку помочь и вскоре мне представился к тому случай. По некоторым делам я отправился к Алим-Кулу и тот, между прочим, сообщил мне, что в виду русских завоеваний его занимает мысль о вознаграждении за причиненные потери, в другом месте, а именно в Кашгаре, где царит беспорядок. При этом Алим-Кул спросил меня: кого бы отправить в Кашгар, чтобы водворить там кокандское влияние? Я указал на Якуб-Бека. На это Алим-Кул [98] заметил, что намеченный мною кандидат — человек опороченный и не заслулшвает доверия. Однако мои доводы подействовали на Алим-Кула, который согласился послать Якуб-Бека в Кашгар, но потребовал моего поручительства в том, что Якуб-Бек не изменит своему отечеству. Я и Хош-Дадха, ташкентский бек, дали такое поручительство и тогда Якуб-Бек был послан с Бузрюк (т. е. Бузюрк)-Ходжею, потомком Аппак-Ходжи, в Кашгар. Собственно говоря, больше прав на ханство в Кашгаре имел ходжа Мухаммед-Эмин, двоюродный брат Бузюрка, сын Мухаммед-Юсуфа тюри, уже правивший прежде этим ханством в течении трех лет и оставивший эту страну пред тем лет 12, не надеясь на успех в борьбе с китайцами. Ему предпочли Бузюрк-Ходжу на том основании, что это был человек глупый и слабый, не способный освободиться от кокандского влияния, тогда как ум и самостоятельность Мухаммед-Эмина сильно смущали кокандцев, которые много раз имели случай убедиться в этих его качествах, потому что Мухаммед-Эмин все это время заседал в совете хана, и ни одно серьезное дело не решалось без его участия. Оба ходжи проживали тогда в Коканде. Случилось это за полгода до падения Ташкента.

В то время Кашгарская область находилась под управлением дунганина Дауд-Ахуна, имевшого пребывание в Урумчи и не подчинявшегося Китаю. Покорив Кашгар, Дауд вернулся в Урумчи, но по дальности расстояния—три месяца езды — власть Дауда в Кашгаре была ничтожна. Якуб-Бек, по данной ему инструкции, должен был освободить Кашгарскую землю от дунганского владычества, но когда прибыл в Кашгар, то по недостаточной численности войска, ничего предпринять не мог. Дунгане же, узнав о появлении в Кашгаре хана, пошли против него. Якуб-Бек заперся в Кашгаре и оттуда писал мне, чтобы я спешил к нему на помощь.

Между тем Алим-Кул пал, и Ташкент перешел в руки русских. Войско кокандское удалилось в Коканд, где не было хана, так как Эмин потребовал Султана Саида в Бухару, и войско оставалось без дела, что и дало мне возможность отправиться в Кашгар. С другой стороны и Мухаммед-Эмин-Ходжа, прослышав о дурном поведении Бузюрк-Ходяш, решился поехать в Кашгар и просил меня сопутствовать ему. Я был в очень хороших отношениях с Мухаммед-Эмином и надеялся при его помощи устроить и свое положение в Кашгаре — это еще более побудило меня отправиться туда.

Что же касается Бузюрга-Ходжи, то он сейчас же по прибытии в Кашгар предался всем удовольствиям жизни. Во дворце его днем и [99] ночью был машраб, по ташкентскому — безм. Кашгарские мущины и женщины большие мастера играть на дутаре (двух-струнный инструмент), на тамбуре (трех-струнный), гиджеке (скрипка), нае (духовой инструмент) и бубне. Под музыку девушки и женщины поют песни и танцуют. Вообще кашгарцы очень любят веселиться. В городе для этого существует особое здание, называемое Пайкабак, где музыканты ежедневно в полдень игрою с крыши этого здания возвещают горожанам о начале гулянья. Тогда туда стекаются женщины и девушки, танцовщицы и песенницы, собираются зрители, и начинаются танцы под музыку. Кто не имеет возможности идти в Пайкабак, те устраивают танцы под пайкабакскую музыку на крышах своих домов. В Пайкабак приносят мусалляс (кишмишевая водка), который пьют не только мущины, но и женщины. Женщины в Кашгаре не закрывают своих лиц.

Разгульная жизнь Бузюрк-Ходжи возбудила против него неудовольствие в народе и в войске, а Якуб-Бек не предостерегал ходжу от последствий такого поведения.

Когда Мухаммед-Эмин прибыл в Кашгар, народ и войско просили его взять в свои руки управление областью. Тогда Бузюрк-Ходже ничего более не оставалось, как удалиться из Кашгара, что он и сделал, спустя неделю по водворении Мухаммед-Эмина в Кашгаре, под предлогом пилигримства в Мекку. До Мекки, однако, Бузюрк-Ходжа не добрался, а из Персии вернулся в Коканд, где осенью того же года умер.

Хотя Мухаммед-Эмин и занял место Бузюрк-Ходжи, но всеми делами по прежнему распоряжался Якуб-Бек. Он сейчас же отправил меня к городу Маралбаши, чтобы выгнать оттуда дунган. Я взял город и донес о том Якуб-Беку. В ответ на это извещение я получил уведомление, что Мухаммед-Эмин умер. В Кашгаре он пробыл всего 3 месяца. Подозревали, что он был отравлен. Мухаммед-Эмин иначе назывался Ишан-Ханом. Через два месяца после того последовала смерть Валихана тюри. Он не любил Якуб-Бека и тот с своей стороны считал для себя Валихана опасным. Говорят, что Якуб-Бек подослал к Валихану своих приближенных, которые рекомендовались тюре врачами и, будучи приняты им, отравили его.

По смерти Мухаммед-Эмина верховная власть должна была перейти к сыну его Хаким-Беку; но это не входило в планы Якуб-Бека, который поспешил удалить ходжу, назначив его беком в Маралбаши.

Успех действий под Маралбаши побудил и самого Якуб-Бека отправиться походом в Аксуйскую долину для присоединенiя ее к [100] Кашгару. Он пробыл в походе три года. Завоевав город Куня-Турфан, он посадил там беком Хаким-Хана; а сам отправился на Урумчи, подчинявшийся Дауд-Ахуну. В Урумчи был беком Суянчишай-Бек, изгнанный из Куня-Турфана. Дауд-Ахун выступил против Якуб-Бека с войском, простиравшимся до 90 тысяч человек. Якуб-Бек должен был отступить. Остановившись в Кургане Даки-Юнус, он послал меня с войском в Урумчи. Я сражался с урумчинцами, но убедившись, что взять город нет возможности, я, с согласия Якуб-Бека вступил в переговоры с Дауд-Ахуном о мире, который и был заключен, после чего Якуб-Бек направился в Куня-Турфан, а оттуда в Кашгар.

Резиденцией своей Якуб-Бек избрал город Курлю, отстоящий от Кашгара на 12 дней езды, в Кашгар же приезжал он только по особенным случаям и для торжественных приемов. Так в Кашгаре был принят английский посол Форсайт, но русский посланник Куропаткин ездил в Курлю.

Еще при жизни Мухаммед-Эмина Якуб-Бек усвоил себе титул Аталыка. Так назвал его Худай-Кул Ибрагимов (бельвакчи-хан), торговец поясами, самозванный хан омского кочевого населения. Худай-Кул был намерен придти со своим войском в Кашгар и просит на то разрешения у Якуб-Бека, которого титуловал в письме Аталыком. Сам же Якуб-Бек называл себя Бадаулетом.

Преследуя цель утвердить за собою власть в Кашгаре, Аталык обратился с письмом к английской королеве, прося у нее совета и указания, как управлять народом. Королева посоветовала ему обратиться за такими указаниями к турецкому султану. Тогда Бадаулет Якуб вошел в сношения с султаном, объявил его своим главою и просил разрешения помещать его имя на монетах. Султан посылал Якубу оружие и людей, знавших военное искусство. В числе таковых был Заман-Бек, сделавшийся впоследствии переводчиком канцелярии туркестанского генерал-губернатора.

Якуб-Аталык находился в хороших отношениях с каратегинским беком, своим соседом, сносился с кулабским правителем, раджей кашемирским, с английским правитсльством в Индии. Последнему он писал, что русские завоевали Среднюю Азию, и только Кашгар представляет стену, отделяющую русских от Индии: “если вода промоет эту стену, то пойдет дальше, поэтому надо поддержать и укрепить стену, чтобы не пропустить воды”.

Английский посланник Форсайт жил в Кашгаре 6 месяцев. Он [101] говорил, что английское правительство желало бы учредить консульство в Кашгаре и просил Якуб-Бека послать в Лондон дипломатическое лицо для переговоров о там какие границы нужны Якуб-Беку и как их укрепить. Форсайт заверял, что если Якуб-Бек будет жить в мире с антличанами, они помогут ему расширить границы его ханства до Багдада, и дадут вспомогательное войско. Форсайт собирал сведения о торговле. Пребывание его надоело Якуб-Беку и насилу удалось выпроводить его.

В политических делах советником Аталыка был Ишан-Хан, сын Низам-эд-Дина, казия сначала пскентского , а потом ташкентского . Ишан-Хан человек бывалый: он путешествовал в Турцию и Индостан, был в Мекке. Незадолго до своей смерти Якуб-Бек отправил его к китайскому императору для переговоров, так как прошел слух о вооружениях китайцев против Кашгара. Ишан-Хан не возвратился уже в Кашгар и, по слухам, живет в Индии.

Когда Якуб-Бек отправлялся в поход, он оставлял в Кашгаре кого либо из уполномоченных им лиц, а когда прибыл из Коканда сын его, Бек-Кули-Бек, то управление поручалось ему. Однако все вершилось по инструкциям и указаниям Аталыка.

Кроме Бек-Кули-Бека к Якуб-Беку прибыли из Коканда и другие сыновья: Хайдар-Бек, Худай-Кул-Бек и Хакк-Кули-Бек. Хайдар-Бек долго оставался в Пскенте и явился к отцу только за два года до смерти Якуб-Бека, а потом опять вернулся в Пскент. Любимым сыном его был Хакк-Кули-Бек, которого Якуб-Бек называл настоящим сыном. Он считался лучшим стрелком, отличался силою и был на год моложе Бек-Кули-Бека. Между этими двумя братьями существовала непримиримая вражда, вследствие чего Якуб-Бек постоянно держал Хакк-Кули-Бека при себе. Этот юноша погиб рано, когда ему было с небольшим 20 лет.

Якуб-Бек умер при следующих обстоятельствах. Чустский житель мирза Комыль, служивший письмоводителем у Якуб-Бека, составил бумагу, содержание которой не понравилось Аталыку, и он приказал [102] переписать ее, но и вторым изложением он остался недоволен и снова потребовал переделки. Наконец, выведенный из терпения, схватил батик и начал бить мирзу. От злости с ним сделался припадок, у него потекла из носу кровь, и он умер от удара. Очевидцем смерти Якуб-Бека был Нияз-бек-Дадха, яркендский бек, состоявший при Аталыке заведующим финансами.

Хакк-Кули-Бек зашил в кожу труп отца и повез в Кашгар для погребения, Дорогою в Янги-абаде похоронную процессию встретили посланцы Бек-Кули-Бека и убили Хакк-Кули-Бека, которого бросили в колючки, а тело Якуб-Бека доставили в Кашгар. Здесь Бек-Кули-Бек потребовал от своих посланцев доказательств смерти его брата и те должны были вернуться на место убийства, там отыскали тело убитого , отрубили голову и представили ее Бек-Кули-Беку.

Якуб-Бек целый месяц оставался не похороненным.

Якуб-Бек был среднего роста, имел широкие плечи, густую бороду, немного рябоватое лицо, вообще отличался красивою наружностию и довольно значительною полнотою. Он не был грамотен. По внешней набожности Якуб-Бек считался ишаном, он возстановил в Кашгаре соборную мечеть, построил мечеть в своем дворце, наблюдал за исправным содержанием медресе и памятников на могилах святых, соорудил в Мекке от имени города Кашгара сарай для посетителей святого места.

Народ не любил Якуб-Бека за то, что он налагал тяжелые подати. Так, он требовал 1/9 часть урожая не зерном, а его стоимостью, и брал, как деньги, так и зерно, вследствие чего выходила подать двойная. Он отбирал от общества земли, называл их казенными, и затем по нескольку раз продавал тем же обществам. Но не в этих только случаях, а и во всем он действовал произвольно.

Гарем Якуб-Бека состоял из 300 жен. Кроме того старухи-сводницы, получавшия от него содержание, соблрали сведения о красивых девушках Кашгара, и из них ежедневно доставлялось ему до 20 девиц, из которых он оставлял одну. Ни одной девице не дозволялось выходить замуж без его разрешения.

Отличительною чертою Якуб-Бека была хитрость. Властвовал он в Кашгаре 12 лет, не оставив по себе доброй памяти.

Во время смерти Якуб-Бека я находился в Кашгаре под арестом по распоряжению самого Якуб-Бека, сделанному им за полгода до кончины. За что я был арестован, мне осталось неизвестным. После смерти Якуб-Бека я получил свободу и тотчас же уехал из Кашгара. [108] Меня сопровождали кокандцы в числе 1000 человек и потом они поселились в разных местах Туркестанского края.

Оставили Кашгар и кокандские солдаты. Хаким-Хан, аксуйский бек, покинул Куня-Турфан и через Нарын и Верный пришел в Ташкент, где был задержан русским начальством 6 месяцев, а затем поселился в Ферганской области в селении Шаари-хане, где живет и поныне, получая средства к существованию от народа, как уважаемый потомок ходжей.

Бек-Кули-Бек по смерти отца оставался в Кашгаре с полгода. Он отправил было посланца в Англию, дал ему 30,000 тиллей на закупку оружия, но потом посланного вернул, отобрал деньги и покинул Кашгар.

2 В Кокандe титул куш-беги давался начальнику 3-х тысячного военного отряда. В Бухарe этот титул носит первый министр.

3 Bellew, Kashmir and Kashgar. London, 1875.

4 A. Куропаткин. Кашгария, Спб. 1879, стр. 138.

5 Показания мирзы Ахмеда относятся к 1895-му году.

6 Т. е. любитель кукнара, одуряющого напитка, приготовляемого из головок мака.

7 Кокандские правители тогда еще не носили титула ханов.

8 Полное имя его: Мухаммед Якуб, как это значится на его малых печатях. Роберт Шау смeшал Пскент с Пишпеком. См. его Visits to high Tartary, Yarkand, and Kashghar, стр. 45.

9 Султан-правитель восточной части киргизской орды, Ахмед-джан-тюрин, доносил про Якуб-Бека русскому начальству: “он не знает сегодня, будет ли грабить своих сосeдей завтра. Все это случается по внезапным приказаниям ташкентского Куш-бека, от которого он зависит, или от собственной нужды в деньгах. И в том, и в другом случаe, ак-мечетский бек тотчас же посылает всегда готовую шайку на грабеж киргиз, обирает их до послeдней крайности и только тe ордынцы, которые безпрекословно исполняют при этом всe тяжкие требования хищников, не подвергаются насилию”. См. А. Макшеев, Путешествия по киргизским степям, Спб. 1896, стр. 157.

10 Таким образом мирза Ахмед не говорит о столкновенииЯкуб-Бека с русскими, что и соотвeтствует нашим, наиболeе достовeрным свeдeниям по этому вопросу. У Макшеева в его Путешествиях, на стр. 155—156 сообщается слeдующее: “Ак-мечетьские киргизы с 1850 г. дeлали постоянно набeги на наших киргиз ради баранты: в мартe же 1852 г. приняли в ней участие кокандцы и хивинцы под начальством ак-мечетского Якуб-бека. Ему были подвeдомственны коканские укрeпления: Джулек, Кумыш-курган, Чим-курган, Кош-курган. Число коканцев простиралось до 1000 человeк, а хивинцев (из хивинской крeпости Ходжаниас) — до 130. Они произвели грабеж на Айгерикe 3 марта и разграбили до 100 аулов. Начальник Аральского укрeпления маиор Энгман, получив извeстие о грабежe, выступил из укрeпления с отрядом в 100 человeк при одном горном единорогe и 4 марта догнал скопище на урочищe Акчи-булат. Произошла битва, длившаяся до сумерок, а ночью хищники бeжали к Кош-кургану”. Это было единственное дeло, в котором Якуб-Бек непосредственно сражался с русскими. Вслeд затeм он был отозван, а на его мeсто назначен Батыр-Басы. Когда в июлe того-же 1852 г. подступил к Ак-Мечети Бларамберг, то он встрeтил сопротивление со стороны этого Батыр-Басы.

(пер. Н. Веселовского)
Текст воспроизведен по изданию: Н. Веселовский. Бадаулет Якуб-бек, аталык Кашгарский. СПб. 1898