ТУГАН-МИРЗА-БАРАНОВСКИЙ, В. А.

РУССКИЕ В АХАЛ-ТЕКЕ

ГЛАВА VI.

Тер-Саханская долина. — Горы, окружающия ее; окаменелости, — свидетельствующия о нахождении их под водой. — Торговля Тер-Сахана. — Весть о кончине генерал-адъютанта Лазарева; последние часы его жизни. — Принятие начальствования отрядом генералом Ломакиным. — Отъезд начальника штаба в Чат и отправление тела генерала Лазарева в Чекишляр. — Выступление в Хаджи-Кала. — Колодцы Маргис. — Хаджи-калинская долина. — Охота на кабанов. — Развалины укрепления. — Действия авангарда: проложение дорог; стычка у Хаджи-Кала и отбитие баранов; набег в оазис.

Тер-Саханская долина представляет собой совершенно гладкую площадь, версты в две длиной и около 3/4 шириной. С севера она ограничивается небольшими возвышенностями, тянущимися вплоть до колодцев Маргис; с восточной стороны — почти отвесно подымающимся хребтом, вышиной около 1,500 ф.; с запада — известковым кряжем, [47] достигающим до 1,000 футов, подымающимся под углом 30°; с юга — довольно большим лесом, перемешанным с кустарником, за которым снова начинаются невысокие холмы, доходящие до горы Бек-Тепе. Долина эта орошается рекой Сумбаром, протекающей через нее с северо-востока вдоль хребта, окаймляющего ее с восточной стороны; недоходя до леса, река круто поворачивает на запад и течет далее на юго-запад. Ширина Сумбара в этом месте очень невелика, — он производит впечатление ручья, но никак не реки; в самом широком месте он едва достигает сажени. Растительность по берегам его довольно велика.

В высшей степени интересным представляется известковый кряж, окаймляющий Тер-Саханскую долину с запада. На вершине его и по склонам попадаются в изобилии всевозможные окаменелости, как то: остатки допотопных растений, куски дерева, иногда целые ветки, встречаются так называемые чортовы пальцы и т. п. Кроме того попадаются весьма часто окаменелые раковины и оттиски их, свидетельствующие о том, что некогда вся эта местность находилась под водой, тогда как теперь она возвышается на 1000 слишком футов над уровнем Каспийского моря. Очень жаль что при нашем отряде не было ни одного ученого специалиста, который мог бы заняться подробным изследованием этих гор. Между тем в Петербурге, вскоре после решения ахал-текинской экспедиции, называли даже фамилии ученых, которые отправятся при отряде для подробного изучения почвы, фауны и флоры Текинского оазиса и Туркмении.

В Тер-Сахане довольно продолжительное время стояли войска авангарда, ко дню же нашего прихода он передвинулся в Бендессены и мы нашли здесь лишь небольшой гарнизон, состоявший из батальона александропольского полка. Вся торговля этого пункта ограничивалась двумя маленькими лавченками, приютившимися в небольших шалашиках, но за то тут мы нашли дикий виноград, привозимый туркменами, и свежие чуреки и хлеб. Вблизи лавок [48] приютился какой то армянин, приготовлявший небольшие лаваши (лепешки) из туркменской муки, которые пеклись, тут же при покупателях, на курдючном сале. Торговля его шла чрезвычайно бойко.

Утром 15-го августа по отряду пролетала весть о кончине генерала Лазарева.

Известие это, как громом, поразило всех. Сперва никто не хотел поверить этому и думали, что это утка, кем-либо пущенная в ход. Все бросились наводить справки и вскоре убедились в истине этого известия. Князь Витгенштейн в это утро получил оффициальное сообщение о кончине генерала Лазарева, последовавшей в Чате, в ночь с 13-го на 14-е число, в 4 1/2 часа утра.

Около часу началась агония и генерал впал в безпамятство, из которого ужь не выходил до самой кончины, последовавшей в 4 1/2 часа утра. Известие о смерти любимого начальника облетело с молниеносной быстротой все отряды, раскинувшиеся по обширным степям, и произвело всюду самое тяжелое, удручающее впечатление. Все любили и уважали достойного генерала, особенно же — части хорошо знавшие его по Турции... [49]

Вместе с этим, князь Витгенштейн был уведомлен, что временное командование отрядом принял, на основании старшинства, генерал-майор Ломакин.

По получении в Дуз-Олуме известия о кончине командующего отрядом, начальник штаба, полковник Малама, тотчас же поскакал в Чат и там распорядился об отправке тела покойного в Чекишляр. Тело было набальзамировано, насколько это было возможно при данных условиях, положено в свинцовый гроб и немедленно отправлено в путь в сопровождении сына генерала, молодого корнета лейб-гвардии уланского полка, и трех ординарцев.

Между тем генерал Ломакин отдал приказ по войскам идти на Хаджи-Кала, где решено было собрать военный совет и обсудить положение дел. В виду этого выступление нашего отряда из Тер-Сахана назначено было на 17-е августа.

В час пополудни этого дня, выступил первым князь Витгенштейн с 2 сотнями дагестанцев; вслед за ним в 2 часа двинулся обоз под прикрытием 2 сотен лабинского казачьего полка и ракетной батареи, а в 4 1/2 часа вышли драгуны и артиллерия. Предстоял 46 верстный безводный переход. Привал был назначен у колодцев Маргис, в 28 верстах от Тер-Сахана.

На местности, называемой Маргис, находятся два колодца, но содержание воды в них настолько незначительно, что ее могло бы хватить едва для какого нибудь взвода, а потому не пришлось воспользоваться их услугами. На этом биваке нам впервые пришлось испытать холод; всю ночь [50] пронизывал нас порывистый северный ветер. К часу ночи стянулся по немногу обоз.

В 3 часа утра весь лагерь был уже на ногах и полчаса спустя мы выступили в совершенной темноте.

Местность от Маргиса до Хаджи-Кала становится немного ровнее и низменнее и перерезывается невысокими песчаными холмами. Пройдя 18 верст, мы перевалили через кряж, по которому дорога была еще неразработана, так что пришлось тащить орудия на руках, и глазам нашим представилась Хаджи-Калинская долина.

Местность Хаджи-Кала представляет довольно большую площадь, окруженную с севера отвесной стеной Копет-Дага, а с трех остальных сторон небольшими возвышенностями. Посреди ее подымается довольно высокий холм, у подножия которого, на южной сторон, находятся два источника, снабжающее всю местность превосходнейшей водой, какой мы нигде не встречали за весь поход; источники эти образуют два небольших ручья, соединяющихся в полуверсте от холма. По берегам их растет в изобилии частый кустарник и кое где попадаются деревья. Лесок этот изобилует фазанами, дикими курочками, куропатками и др. дичью. По соединении, ручей поворачивает почти под прямым углом на запад. За леском, по обоим берегам ручья, тянется густой и высокий тростник, в котором попадаются целые стада кабанов, они водятся здесь в изобилии, благодаря тому, что туркмены не употребляют их в пищу, а потому и не истребляют их. Наши солдаты, отправлявшиеся на фуражировку за тростником, встречали их массами и рубили просто косами и шашками. Охота на этих кабанов не представляла большего интереса, потому что они подпускали к себе охотника на самое близкое расстояние, так что приходилось стрелять чуть не в упор, что, конечно, не могло доставить особенного удовольствия.

В 1 1/2 версте, на северо-запад, от холма с источниками виднелись развалины крепости, разрушенной русскими [51] войсками за год до нашего прихода. Крепость эта собственно и называлась Хаджи-Кала. Название свое она получила от нескольких родов Ходжей (Ходжей считают потомками пророка выселившимися из Аравии с целью распространения мусульманства), населявших долгое время эту местность и покинувших ее лет двадцать тому назад, вследствие постоянных набегов текинцев и персидских куртин.

Как сказано было выше, авангард, выступив из Чекишляра 6-го июня, прошел почти безостановочно до Дуз-Олума, устраивая по пути спуски к Атреку и Сумбару, прокладывая дороги через балки и роя кое-где колодцы. После того, пройдя до Тер-Сахана, он остановился на более продолжительное время и занялся проведением трудного перевала через Бек-Тепе, который к 15-му июля и был окончен. Получив известие о выступлении главных сил из Чекишляра, князь Долгорукий немедленно двинулся вперед. Недоходя Хаджи-Кала, авангард встретил толпы текинцев, оберегавших огромное стадо баранов; быстрым налетом кавалерии текинцы были обращены в бегство, оставив на месте несколько тел и 4,000 баранов. По стопам неприятеля князь Долгорукий прошел до Бендесена и, оставив [52] здесь пехоту, вступил с кавалерией, горными орудиями и ротой охотников в горный перевал и вслед за сим занял Бами. По приходе туда, узнав, что текинцы, встреченные им в Хаджи-Кала, удалились на север, в пески, он выслал немедленно в набег две кавалерийские колонны; первая из них, состоявшая из двух сотен дагестанцев, под начальством подполковника Васильчикова, прошла до колодцев Кара-Сингер и нагнав текинцев, отбила у них около 4,000 баранов и 300 верблюдов; вторая, летучая колонна, из сотни таманского казачьего полка, под начальством поручика Словачинского, пройдя в несколько часов 60 верст, налетела на аул Ниаз и после получасового боя взяла его, отбив 900 верблюдов и 2,000 баранов. Таким образом в несколько дней авангард захватил более 10,000 баранов и 1,200 верблюдов и благодаря этому весь отряд был обезпечен на некоторое время продовольствием. Между прочим, поручик Словачинский нашел в Ниазе и освободил солдата александропольского полка, захваченного в плен текинцами, пять дней перед этим, в окрестностях Тер-Сахана, в то время, когда он пас стадо маркитанта. Солдатик этот был найден в тяжелых кандалах и рассказывал, что в продолжение всего пребывания в плену он служил развлечением всему аулу; днем его выводили из кибитки и тут толпа окружала его и всячески тешилась над ним. Его били, мучили, плевали в глаза и уговаривали принять магометанство, обещая облегчение участи. Особенно приставали к нему женщины во время отлучек мужчин из аула.

По возвращении обеих колонн в Бами, князь Долгорукий вернулся с трофеями в Бендесен. [53]

ГЛАВА VII.

Прибытие генерала Ломакина в Хаджи-Кала. — Военный совет. — Выступление отряда. — Набег колонны полковника Навроцкого на кочевья ак-аттабаевцев. — Развалины Чукурук-Кала. — Бендесен. — Парад. — Чтение приказа о вторжении в неприятельскую землю.

Весть об этом была принята с восторгом всем отрядом. Вечер после окончания совета, несомненно, останется в памяти участников экспедиции одним из лучших ее воспоминаний. С вершины холма до вечерней зари раздавались веселые звуки оркестра ширванского полка, единственного во [54] всем отряде, и далеко за полночь неслись со всех частей бивака, освещенного многочисленными огнями, дружные песни солдат; повсюду виднелись оживленные энергией бронзовые лица солдат и веселые речи оглашали воздух.

20-го сентября штаб, колонна генерала Борха и часть кавалерии выступили в Бендесены, а на следующий день туда же перешли и остальные части отряда.

Одновременно с уходом последних частей из Хаджи-Кала, выступила оттуда же колонна полковника Навроцкого, в состав которой вошли 2 сотни лабинского полка, подполковника Арнольди, и взвод ракетной батареи; колонна эта должна была проникнуть на запад в земли ак-аттабаевцев и наказать за враждебные против русских действия и за увод части верблюдов, ими же нам проданных. 23-го полковник Навроцкий неожиданно налетел на главный аул аттабаевцев и хотя они успели спастись бегством, но за то весь обоз их был нами отбит; оставив здесь одну сотню, он послал другую на ближайший аул, расположенный в 7 верстах от первого. Захватив всего 1,900 верблюдов, полковник Навроцкий отобрал 1,300 лучших из них и пройдя через Кизил-Арват, в котором нашел лишь стариков, женщин и детей, вернулся по горным тропинкам Копет-Дага в Хаджи-Кала.

Возвращаюсь к главному отряду.

Последними пришли в Бендесен переяславские драгуны, вследствие трехчасовой остановки на полпути, в виду появления конных партий текинцев.

Дорога из Хаджи-Кала в Бендесен пролегает по ущелью, образуемому с одной стороны Копет-Дагом, с другой невысокими кряжами гор; у входа в это ущелье со стороны хаджи-калинской долины стоят развалины небольшего укрепления ходжей, Чукурун-Кала.

Бендесен, первый встреченный нами аул, принадлежащий текинскому племени, расположен у горы того же имени, близь входа в горный перевал; у подножия ее расположено [55] несколько источников, образующих ручей, орошающий всю близлежащую местность. Еще задолго до прихода нашего жители этого аула сняли свои кибитки и перекочевали в пределы оазиса, но следы от них ясно были видны; по всем направлениям, то тут, то там, валялись куски войлоку и кибиточные жерди. Здесь мы впервые увидали глиняные постройки, принадлежавшие оседлой части жителей аула. 22-го сентября генерал Ломакин сделал парад, и частям, построенным в каре, после панихиды по генерале Лазареве, и напутственного молебна, был прочитан приказ, объявляющий о немедленном вторжении в неприятельскую землю. Привожу его дословно:

«Войска ахал-текинского отряда!

«Государю Императору благоугодно было повелеть нам двинуться в Ахал-Текинский оазис и занять его с целью обуздания независимых туркмен-теке и водворения в степи безопасности, столь необходимой для развития благосостояния в крае.

«Зная о блестящих подвигах, оказанных в минувшую компанию одними из вас на полях Анатолии, другими в горах Чечни и Дагестана, я уверен, что с Божьей помощью оправдаем доверие нашего Всемилостивейшего Монарха.

«Предстоящий степной поход будет труден, но ваше мужество, выносливость и честное отношение к службе, войска ахал-текинского отряда, служат мне порукой за успех.

«Многие из старших и младших начальников ваших знакомы уже по прежним походам, с туркменами и знают что в борьбе с ними на соблюдение крайней осторожности при отправлении сторожевой службы должно быть обращено наибольшее внимание. Враг, с которым предстоит нам иметь дело, хотя не организован и слабо вооружен, но многочислен, дерзок, энергичен и, обладая неутомимыми и быстрыми конями, появляясь неожиданно и со всех сторон, может быть опасен не только для одиночных людей или команд, но и для целых частей, пренебрегающих [56] соблюдением правил осторожности. В особенности необходимо усиливать бдительность в ночное время, при движении транспортов и при охранении на пастьбе верблюдов.

«Неприятель преимущественно конный, действующий в рассыпную, и потому в случаях столкновений, с ним, в пехоте держать резервы ближе к цепи, а равно и одну линию от другой, а в кавалерии придерживаться исключительно сомкнутого строя, охраняя внимательно фланги и тыл. К спешиванию прибегать лишь в крайних случаях и на пересеченной местности, не забывая, что огонь для кавалерии средство вспомогательное, а не главное. Рекомендуя подобный образ действий с неприятелем, я вместе с тем предоставляю начальникам действовать по своему усмотрению, сообразно с обстоятельствами, так как невозможно предвидеть всех случайностей обстановки, в какую могут быть поставлены войска при действиях с таким своеобразным неприятелем.

«Начальникам частей обратить также особенное внимание на сбережение здоровья нижних чинов, на доброкачественность и достаток пищи. Наблюсти за исполнением гигиенических правил, рекомендуемых врачами. Остерегаться простуды и избегать по возможности питья сырой воды, заменяя ее при всяком удобном случае чаем. Беречь лошадей и вообще вьючных животных, помня, что успех легче достижим при хорошем состоянии тех и других».

По окончании парада, войска быстро стали готовиться к выступлению; приказано было оставить в Бендесене весь колесный обоз и все тяжести, и сдать их под росписку местному гарнизону. Палатки взяли с собою только пехота и артиллерия, кавалерия же выступила вполне на легке, оставив даже артельные котлы и седельные чемоданчики.

В тот же день покинули Бендесен: в час дня авангард князя Долгорукого и в три часа — генерал Ломакин со штабом, в сопровождении драгунского дивизиона. За ними на следующий день двинулся на перевал граф Борх с главными силами. [57]

Текинский оазис и его обитатели.

Что такое Текинский оазис? — Почва; производительность ее. — Орошение. — Общий тип аулов. — Укрепления. — Жилища: кибитки и сакли. — Текинское племя. — Подразделения его. — Численность народонаселения. — Религия. — Государственное устройство и ханы. — Обычное право и суд.

Не смотря на глинистый грунт, почва оазиса довольно плодородна и без большего труда посевы дают обильные сборы. На текинских полях произростают ячмень, пшеница, джугара, хлопок, виноград, персики, тутовые деревья, арбузы, дыни и т. п. Пшеница, арбузы, дыни и джугара растут на поле каждого текинца, без них он не может обойтись; хлопок и тутовые деревья встречаются на полях более достаточных, а фруктовые деревья и виноградники считаются уже предметом роскоши и служат признаком большего богатства их хозяев. Скажу два слова о джугаре (она встречается в Эриванской губернии под именем сорго); это своеобразное кормовое растение, дающее зерно в вид крупы, ниспадающее вниз кистями, составляет главный жизненный продукт текинца. Стебель джугары имеет около вершка [59] толщины и аршина четыре высоты. Растет джугара более сплошною массою, нежели кукуруза, но срезывается чрезвычайно легко, так что ее косят как траву. Войдя в джугару входишь точно в чащу густого лесьняка.

Но чтобы земля давала хороший урожай, необходимо, при сравнительно незначительном количестве воды, какое доставляется каждому аулу ручьем, и при редкости дождя, искуственным образом орошать поля. Надо отдать справедливость текинцам, что система орошения доведена у них до совершенства и ведется чрезвычайно правильно. Поля каждого земледельца окружены оросительными канавами, соединенными особыми ветьвями с главным оросителем; выше аула текинцы устраивают насыпь и по ней направляют течение ручья, так что дойдя до аула, уровень его оказывается значительно выше полей; иногда подобная насыпь тянется на протяжении двух, трех верст. У конца ее обыкновенно строят общинную мельницу, по бокам же устраивают спуски для воды, соединяющееся с оросительными ветьвями. Оросительные канавки отделяются одна от другой небольшими плотинами, и, таким образом, несмотря на то, что количество воды, приносимое ручьем, не в состоянии одновременно оросить в достаточной мере все поля, благодаря этой системе орошение их производится совершенно равномерно и воды в ручье хватает на все поля. Каждый земледелец знает сколько времени должна проходить в его поля вода и по прошествии этого срока, сам, безо всякого постороннего влияния, тотчас же ставит плотины и прекращает приток воды. Ни один из них не отважится никогда воспользоваться лишним количеством воды.

По берегам ручьев стоят текинские аулы; в стороне от них, где нельзя ужь устроить правильного орошения, обработка полей невозможна.

Все аулы с виду похожи между собой. Обыкновенно посредине возвышается глиняное укрепление, за стенами которого жители ищут спасения в случае нападения [60] неприятеля; большей частью оно обнесено двумя стенами, наружною, имеющею около 3 сажень вышины и аршина 4 ширины у основания, и внутреннею, на сажень выше первой; изнутри обе стены имеют довольно широкие банкеты; впереди наружной стены идет широкий ров аршина в 3 глубины, менее глубокий ров окружает и внутреннюю ограду. Каждое укрепление имеет одни ворота, довольно узкие, и несколько небольших проходов, сделанных в стене. Укрепления встречаются четырех и шести угольные с бойницами по углам, круглые с бойницами и без оных и т. п. Вокруг укрепления раскинуты глиняные мазанки, кибитки, за ними сады, поля джугары, бахчи и поля пшеницы и ячменя.

Жилища текинцев в аулах встречаются двух родов постоянные и передвижные. К первым принадлежат первобытной архитектуры глиняные постройки, ко вторым кибитки. Скажем сперва о последних: У всех племен туркменских, как-то: ахал-текинцев, гокленов, иомудов, джафарбайцев и т. п., существует один общий тип кибиток. Каждая из них представляет собой цилиндр аршина в 2 1/2 вышины и аршин шесть в поперечнике, от него подымается верхняя часть кибитки, служащая крышей и имеющая вид полушария. Нижняя часть кибитки составляется из двух рядов жердей, сложенных крестообразно, и легко складывается, так как в местах пересечения жердей находятся деревянные штифтики; снаружи она обтягивается цыновкой, сделанной весьма искусно из тростника. Верхняя же часть состоит из изогнутых жердей, соединяемых на верху деревянным обручем; снаружи она обтягивается большими кусками войлока. Круг, образуемый на верху обручем, остается открытым и служит одновременно и окном, и дымовой трубой. Внутри кибитки, по самой середине ее, находится обыкновенно глиняная печь, представляющая неглубокую круглую яму, с ровными стенками, подымающимися на пол-аршина над поверхностью земли; кругом нее все остальное пространство покрывается войлоком, сверх которого растягиваются [61] палласы со всевозможными цветными рисунками и у стен лежат шелковые мутаки; стены кибитки обыкновенно обтянуты у бедных — войлочными палласами, у более богатых — текинскими или персидскими коврами. Первые особенно высоко ценятся между туркменами, благодаря своим превосходным качеством. По стенам, кроме ковров, развешивается еще оружие и все, что есть лучшего из платья.

У богатых имеется по нескольку кибиток; в таких случаях семейство занимает все кибитки, кроме одной, предназначаемой для приема гостей, которая и называется кунацкой кибиткой.

Что касается постоянных жилищ, то число их в аулах весьма невелико и составляет не более десяти процентов; обыкновенно они группируются вблизи цитадели. Эти жалкие глиняные мазанки, или сакли, представляют собой с виду четырех-угольный ящик с нешироким и низеньким отверстием, заменяющим двери, и узенькими щелками, в роде бойниц, служащих окнами. Стены этих мазанок сделаны из глины, перемешанной с небольшим количеством саману, толщина их около аршина. Верхняя часть, служащая крышей, как и всюду на востоке, совершенно плоская и состоит из бревен и толстых сучьев обмазанных глиной. Внутри мазанок стены кое-как выведены и на них нет никаких украшений, так как ими служат те же ковры и палласы, как и в кибитках. Дома, в которых живут ханы и ишаны Ахала отличаются от обыкновенных жилищ только своими размерами. Впрочем исключение в этом отношении составили лишь две постройки, попавшиеся нам по пути, в ауле Беурме, которые обращали на себя всеобщее внимание и, несомненно, принадлежали ханам или именитым текинцам. Одна из них представляла собой высокое (сажень 5) четырех-угольное здание, с большим куполом посредине; стены его были гладко выведены; двери приличных размеров и окна пропускали достаточно света; внутри его были устроены в стене четыре небольшие ниши, заменявшие шкафы и по [62] стенам было вбито несколько больших железных крючков, для вешания оружия. Другое здание было двух-этажное, обнесенное с северной стороны высокой стеной, образовавшей двор; с этой же стороны вдоль верхнего этажа шла довольно широкая крытая галлерея, поддерживаемая деревянными столбами. Здание это, как говорили, служило жилищем беурмийского хана.

Сверх этих построек, во всех аулах на полях каждого хозяина, можно видеть небольшие и низкие мазанки с узеньким полукруглым отверстием, в которое с трудом может пролезть человек, служащия для склада пшеницы, саману (мелко изрубленная солома, служащая главной пищей лошадей) арбузов и дынь; мазанки эти попадаются двух типов: круглые, с небольшим куполом наверху, или же четырех-угольные; объем внутренности их довольно велик, так как они углубляются в землю аршина на два.

Текинцы принадлежат к группе туркменских племен и занимают в длинном ряду их первое место по своему культурному развитию, богатству, многочисленности и могуществу.

Представителем туркменских племен, вполне заслуженно, считают текинцев. Ни одно племя не может выдержать сравнения с ними. Они занимают первое место по числу, богатству и могуществу. Текинцы слывут за первых храбрецов и лучших джигитов; в то же время они превосходно возделывают поля, разводят сады и чрезвычайно искусно орошают их. Текинские женщины производят лучшие ковры и палласы, которые высоко ценятся и расходятся по всей Туркмении, Хивинскому ханству, Бухаре и Персии; мужья же их считаются, в свою очередь, первыми оружейниками — текинские шашки и кинжалы считаются у туркмен лучшими.

Текинское племя считается безусловно самым сильным и воинственным по всей Закаспийской области и служит грозой для окружающих его туркменских народностей и [63] персов. Текинцы занимают довольно обширную территорию, разделенную песками Кара-Кума на две части, составляющия отдельные оазисы, Ахал и Мерв, и сообразно этому жители одного называются ахал-текинцами, другого же — мервскими туркменами, но в существе между ними нет ровно никакого различия, так как мервцы суть теже текинцы, покорившие оазис в 1834 году и поселившиеся в нем после изгнания племени Сарык, жившего в Мерве.

Жители обоих оазисов делятся по образу жизни на две части: оседлое (чомур) и кочевое (чорва). Оседло живет более бедная часть населения; кочует более богатая, — ее принуждают к этому стада, которыми она обладает. С наступлением лета, кочевые текинцы покидают свои аулы и уходят со стадами на пастбища, иногда на несколько сот верст, так как текинский оазис на это время превращается в пустыню, вся растительность сохнет и выгорает. С наступлением осенних дождей, оазис снова покрывается травой и кочевники возвращаются в свои аулы. Но это деление не постоянно: идеал всякого текинца - кочевая жизнь и всякий чомур, лишь только обстоятельства дозволят ему обзавестись стадами, тотчас же бросает оседлую жизнь; и наоборот, — разорившийся чорва вынужден, потеряв свои стада, превратиться в чомура.

Подобно всем туркменским племенам, и текинское племя (халки) подразделяется на роды (тайфе) и кланы (тире). Но кроме делений на роды и на оседлых и кочевых, ахал-текинцы делятся на тохтамышцев и утемышцев. Тохтамышцами называется более мирная часть населения, составляющая приблизительно 2/3, остальная треть утемышцы — воинственная часть племени. Население западной части оазиса (до Бами) состоит целиком из тохтамышцев; в средней и восточной они перемешаны с утемышцами, за исключением аулов Беурмы; Нухура, Геок-Тепе, Изгнанта и Гяурса, населенных исключительно утемышцами.

Численность народонаселения Ахала определяется различно; [64] так, по Венюкову она простирается до 30,000 кибиток, по сведениям, добытым нашими рекогносцировочными отрядами, до 40,000 кибиток. По уверениям же Текме (или Тыкма) — Сердара (хана беурмийского), находившегося при нашем экспедиционном отряде, число кибиток простирается до 22 тысяч; в подтверждение своих слов, он пересчитывал по пальцам все аулы оазиса и в итоге получалась приблизительно эта цифра. Считая средним числом по 7 душ на кибитку получится 154,000 жителей. По свидетельству его, население оазиса распределяется между поселенными пунктами, следующим образом: В укрепленных аулах: в Кизил-Арвате — 500 кибиток; в Коче и Заау — по 200 кибиток; Кизил-Чешме — 40; Бами — 550; Беурме — 1,100; Арчмане — 400; Сунче и Мурче — по 200; Бегридене — 250; Дуруне — 300; Карагане — 300; Ак-Тепе — 1,100; Мехине и Яродже — по 200; Геок-Тепе — 5,000; Какшал — 1,000; Канчике, Гумбетли, Изгнанте и Бузмеине — по 300; Херрыке — 100; Кипчак и Гекча — по 250; Кеши и Асхабад — по 1,100; Аннау — 1,100; Гяурс — 40 и Бабадурме — 100. В неукрепленных аулах (числом 35) распределяются остальные 5,320 кибиток. Конечно, все эти определения количества народонаселения настолько гадательны, что никто не вправе утверждать, что ошибается Венюков, а Текме-Сердарь прав, и обратно; но что касается меня лично, то я скорей склонен думать, что число кибиток едвали превышает 25,000.

Текинцы, подобно другим племенам Туркмении, исповедуют магометанскую религию, суннитского толку; но, вследствие весьма незначительного распространения в их среде арабского языка, они мало знакомы с кораном и сунной и не могут быть названы ярыми фанатиками. Хотя они уверяют, что главная причина их вражды к персам заключается в исповедании последними шиитского толку, но это несправедливо, так как причинами вражды этой служат: исконная племенная вражда, страсть к грабежу, и презрение вызываемое в них трусостью персов. Муллы или как их называют [65] ишаны, в обыкновенное время, пользуются весьма незначительным влиянием и ни в одном ауле мы не встретили ни мечети, ни минарета.

Текинское племя не имеет строго определенной государственной организации, оно не имеет даже одного общего главу или хана, а каждый аул имеет своего особого хана, который однако пользуется весьма незначительной частицей власти. Он есть лишь советник своего народа; но так как в ханы избираются самые храбрые, умные, опытные и уважаемые воины, то их советы, в большинстве случаев, равносильны приказаниям. Но раз, хан почему либо, потеряет доверие или уважение народа — он лишается сразу всей своей власти и влияния. Власть некоторых ханов распространяется иногда и за пределы родного аула, на несколько соседних аулов, иногда же и на целую область оазиса. Например, таковой властью пользуется в настоящее время Нур-Верды-хан. Но явления этого рода вызываются исключительными обстоятельствами, когда все племя соединяется, в виду угрожающей опасности, в одно целое. Всякий хан имеет около себя нескольких советников, выбираемых обыкновенно из наиболее прославившихся сердарей и батырей; все наиболее важные дела решаются народною сходкой. Дела касающияся всего Ахала решаются съездами ханов, ишанов и представителей от всех аулов; в них принимает иногда участие несколько тысяч человек. За последния пять лет подобные съезды происходили чуть не ежегодно.

Текинцы не платят никаких податей и не несут каких-либо повинностей; каждый из них вполне самостоятелен и лишь номинально подчинен своему хану. Обычное право у них господствует в полной силе и все распоряжения и предписания ханов исполняются лишь до тех пор, пока не противоречат вкоренившимся обычаям. Сила обычая на столько велика, что на каждого нарушителя его, смотрят все, как на величайшего преступника.

Обычное право заменяет вполне писанные законы. На [66] основами его производится суд над преступниками. Замечательно, что система наказаний у текинцев вполне соответствуете системе «Русской Правды»; за самые тяжкие преступления, начиная с убийства, полагается денежная пеня, иногда весьма крупная. Кровавой мести они не знают, но за то размер пени за убийство простирается иногда до 3,000 рублей и более, которые убийца должен выплатить сполна родственникам пострадавшего; если его имущества не хватает на удовлетворение их, то жители его аула пополняют обыкновенно всю недостающую сумму доброхотными пожертвованиями; если же и этого мало, то они же прибегают к благотворительности жителей ближайших аулов и недостающую затем сумму распределяют между собой поровну и пополняют. [67]

ГЛАВА IX.

Войско и вооружение. — Сторожевые пикеты. — Система сигналов. — Способ обороны края. — Нашествия: хивинцев в 1855 г. и персов в 1859 г. — Набеги. — Организация партии. — Кун — вознаграждение за убитых. — Рабство. — Торговля; вывоз и ввоз; торговцы. — Промышленность.

Что касается артиллерии, то таковой у ахал-текинцев не имеется совсем; по рассказам же, у мервских туркмен будто бы есть 30 орудий, из которых они обещали [68] прислать несколько, вместе с вспомогательным отрядом, для борьбы с русскими. За то артиллерию заменяют текинцам старинные крепостные ружья, самых оригинальных систем.

Текинцы, безпрестанно нападая на своих соседей, в свою очередь всегда поджидают к себе врага и, благодаря этому, все горные тропинки и проходы, ведущие в Хороссан и Туркмению, а равно и наиболее высокие вершины хребта, постоянно заняты конными и пешими пикетами, оберегающими все входы и выходы оазиса. Лишь только появится враг, пикет подает сигнал, зажигая на ближайшей возвышенности, видимой из оазиса, огромный, заранее приготовленный, костер. Путем этих сигналов текинцы знают о всех передвижениях врага; остановится ли он на ночлег, тотчас появляются на возвышенностях, ночью огни, днем столбики дыма; выступает ли — опять то-же. У них существует целая система сигналов, при помощи которой они узнают все, что им нужно относительно неприятеля.

При первом известии о намерении того или другого врага вторгнуться в один из оазисов, все жители берутся за оружие, соединяются в избранном укрепленном пункте и там поджидают неприятеля, для отпора его общими силами; если опасность грозит Ахалу — мервцы спешат туда на помощь, и обратно. Способ отражения нашествия одним ударом, наносимым соединенными силами племени, постоянно достигал цели и потому они решили применить его и для отпора русских войск. Подобным образом им удалось отразить неоднократные вторжения персов, разных туркменских племен и хивинцев. Так в 1855 году, хан Хивинский Медемин двинулся на Мерв с огромной армией, но, в происшедшем под стенами этого города сражении, потерпел поражение; войско его было почти целиком уничтотожено и сам он погиб.

Если силой нельзя совладать с врагом, текинцы прибегают к хитрости. Когда в 1859 году персидский шах [69] послал на Мерв, с целью покорения его, сорокатысячную армию при 32 орудиях, во главе родственника своего Султан-Мурад-Мирзы, жители оазиса, подкрепленные ахальцами, после неудавшейся попытки разбить персов в открытом поле, вынуждены были укрыться за стенами города; поражаемые огнем артиллерии, они, наконец, выслали в неприятельский лагерь депутацию и изъявили полную покорность. Гонец поскакал к шаху с донесением о подчинении его державе Мерва, но прежде чем он доехал до Тегерана, персидская армия была уже истреблена. Это случилось (по свидетельству текинцев) следующим образом: Осторожный предводитель персов, недоверяя мервцам, не решился вступить в город и разбил под стенами его укрепленный лагерь, доступ в который был открыт только женщинам, приносившим с собой для торговли съестные припасы и разный товар. Число посетительниц увеличивалось с каждым днем, персы свыклись с ними и перестали обращать на них внимание. Однажды число женщин было особенно велико, дошло до нескольких тысяч. Персы спокойно сидели по шатрам с частью из них; некоторыми занялись и военачальники; до остальных никому не было дела. Стемнело. Вдруг же по выстрелу, текинки сбрасывают свои покрывала, с яростью бросаются, на безоружных врагов и разят их шашками и кинжалами. Под покрывалами, на половину, оказались храбрейшие воины. Лишь только лагерь огласился криками, как с двух сторон его последовало нападение, подкравшихся под прикрытием ночи, двух сильных отрядов из Мерва. Из всей персидской армии, спаслись лишь Султан-Мурад-Мирза с небольшим числом всадников.

Любимейшее занятие ахал-текинца, жизненная потребность его дикой натуры, есть набег. Почти каждый год устраивают они набеги на северные границы Персии, грабят села и деревни, а жителей уводят в рабство и частью продают, частью оставляют у себя. На имущество пограничных персов они смотрят, как на главный [70] источник своих доходов. Кроме персов, они не прочь пограбить и своих соплеменников и единоверцев туркмен-гокленов, иомудов и др. Что касается нас, то серьезного вреда, непосредственно, они нам не причиняют, так как торговля наша в Закаспийском крае находится на очень низкой степени развития и почти ограничивается мелким торгашеством разных армян - проходимцев по побережным пунктам, как то форте Александровском, Красноводске и Чекишляре, торгующих жизненными припасами и более необходимыми предметами домашнего обихода. Сношения их с туркменами самые незначительные и вглубь страны они никогда не рискуют пуститься.

В набегах, разумеется, главное участие принимают утемышцы. Партия для набега вербуется самым простым образом: хан или просто пользующийся влиянием воин, задумав набег, втыкает копье у входа в свою кибитку и объявляет согражданам своим, что желает отправиться туда-то и туда-то и для этого ему необходимо набрать такое-то число воинов. Весть об этом с быстротой молнии облетает все аулы. Желающие принять участие в набеге, являются к кибитке организатора и втыкают рядом с его копьем свои пики. Когда необходимое число наберется, назначается определенный день и партия выступает в поход и иногда, спустя некоторое время, возвращается с богатейшей добычей и пленными, иногда же, в случае неудачи, из числа отправившихся удальцов возвращается лишь небольшая часть, привезя вместо добычи трупы убитых в схватке с неприятелем товарищей.

В случае удачи набега, вся добыча делится поровну между всеми участниками его, причем вождь, организовавший набег или приглашенный для руководительства им, получает двойную, а иногда и большую долю; точно также в увеличенном размере выдается вознаграждение семействам воинов убитых в набеге. За то если предприятие неудается и партия вернется с пустыми руками, потеряв лишь в схватке с неприятелем [71] часть воинов, то все участники набега, оставшиеся в живых, должны из собственных средств вознаградить семейства павших в бою. Это вознаграждение за убитых называется — Кун.

Без набега текинцу жизнь не в жизнь — в нем вся поэзия и прелесть его жизни.

Естественным результатом безпрестанных войн и набегов, ведомых текинцами с окружающими их народами и племенами, является рабство, которое существует у них с незапамятных времен. Захватывая в плен неприятелей, они превращают их в рабов и частью продают в Бухару и Афганистан, частью выменивают на своих сородичей, частью же оставляют при себе, для исполнения домашних и полевых работ. Положение рабов вообще незавидно, а у текинцев в особенности; уж не говоря о тех, которые томятся многие годы в заключении в какой-либо мазанке, с тяжелыми бревнами, привязанными к ногам и с кандалами на руках, жизнь других рабов, пользующихся, сравнительно с ними, большей свободой, обрабатывающих поля, пасущих стада и услуживающих своим хозяевам, очень тяжела, вследствие скудной пищи, им уделяемой, и постоянно наносимых побоев и оскорблений. Впрочем, с рабами туркменами или киргизами текинцы обращаются гораздо лучше, чем с персами-шиитами и русскими. Число рабов в Ахал-Теке незначительно, так как они предпочитают продавать их в соседние края, чем оставлять у себя. До 1873 года главным местом сбыта рабов была Хива, на рынках которой можно было всегда встретить текинцев, торгующих этим товаром.

Торговля у текинцев стоит на довольно низкой степени, развития; они ведут ее с Хивой, Мервом, соседними племенами и Персией, но в самых незначительных размерах. Вывоз состоит из ковров, паллас, холодного оружия и лошадей; ввоз — порох, свинец, огнестрельное оружие, хлопчато-бумажные и шелковые ткани и т. п. — У нас [72] в отряде являлись по временам текинские торговцы (во время стоянок в Бендесенах, Хаджи-Кала и Тер-Сахане) из числа жителей некоторых аулов западной части оазиса, являлись торговцы и из других туркменских племен, и всем чрезвычайно нравилось их честное отношение к делу. У них нет принципа, «не надуешь — не продашь», так сильно вкоренившегося в России. Они, повидимому, вполне сознают, что не покупатели существуют для них, а напротив они — для покупателей, и потому при покупке чего-либо предоставляют покупателю право выбирать все то, что ему покажется лучше; затем, свесив совершенно верно, они, кроме того, считают долгом дать еще немного товару на прибавку. К сожалению, нам пришлось иметь весьма мало непосредственных сношений с торговцами, приезжавшими в наш отряд; едва, бывало, покажутся таковые, как тотчас же явятся несколько армян, скупят у них по дешовке весь товар и тут же, в их присутствии, продают нам в три-дорога, обмеривая и обвешивая самым непозволительным образом.

Производительность текинцев хотя и невелика, но все же гораздо более развита, чем у остальных туркменских племен. Текинские женщины мастерски выделывают бархатные и нитяные ковры и палласы, которые высоко ценятся в Хиве, Бухаре и Персии, ткут сукна из верблюжьей шерсти, грубые шелковые и бумажные материи, вышивают ткани шелком и т. п.; текинцы по преимуществу оружейники, — шашки и кинжалы их раскупаются охотно соседними племенами; шашки схожи с персидскими, кинжалы же узки, довольно длинны, имеют лезвие с одной стороны и прямые (большей частью костяные или деревянные) рукоятки. Текинские же оружейники недурно справляются и с выделкой ружей. [73]

ГЛАВА Х.

Домашний быт. — Положение женщины. — Амазонки. — Наружность текинцев. — Пища. — Курение табаку: ер-чилима. — Развлечения. — Заключение браков: торг; ценность невест; брачный обряд. — Развод. — Похороны. — Кладбища. — Имущество движимое и недвижимое. — Текинские лошади. — Характеристика текинцев.

Домашний быт текинцев, устроен вполне первобытно. Муж является полновластным, ни от кого независимым хозяином и имеет даже право жизни и смерти над остальными членами семьи. Как и всюду на Востоке, положение женщины крайне печально; она является вполне безгласным и покорным существом, на которое возлагаются все трудные работы: она пашет землю, пасет стада, разбивает и складывает кибитки, исполняет все работы по хозяйству и т. п. Тем не менее у текинцев, как и у других туркменских племен, женщина пользуется большей свободой чем в Турции, Персии или на Кавказе; лица почти никогда не закрывает, не ведет замкнутого образа жизни и, даже, в исключительных случаях, может занять общественное положение и приобресть власть и влияние на дела аула или рода. Некоторые женщины, более энергичные, принимают участие в набегах наравне с мущинами и превосходно владеют оружием. Привыкнув с детства к верховой езде, развив мускулы непрестанной работой, оне иногда не уступают в силе и ловкости любому воину и джигиту. Степная амазонка, с шашкой с боку, целым арсеналом за поясом, ружьем [74] с рогатиной за плечом и длинной пикой в руках, мчась на лихом коне, представляет оригинальное и восхитительное зрелище. Бывают случаи, что амазонка, отличившаяся во многих схватках с неприятелем, приобретает такое уважение и влияние, что ее выбирают старшиной или аксакалом. Подобные амазонки встречаются и у других племен.

Тип текинцев своеобразен, но они вовсе не так безобразны, каковыми их представили в иллюстрированных журналах, которые мне приходилось видеть; напротив того, они довольно красивы. Текинское племя, делая испокон веку постоянные набеги на Персию, уводило с собой множество персиянок, которых частью делали женами, частью наложницами; вследствие этого племя это в настоящее время представляет смесь туркменского типа с персидским. Текинцы все большего роста, превосходно сложены, с сильно развитыми мускулами, смуглые лица имеют правильное очертание и окаймлены (у большинства) остроконечной бородой и усами; отверстия глаз довольно широки; почти у всех цвет волос черный, как смоль. Женатые бреют всю голову, холостые же оставляют на затылке две пряди волос. Что касается женщин, то оне также велики ростом, обладают роскошными формами и довольно приятнымя чертами лица; у них и глаза шире и скулы не так сильно выдаются, как у туркменок других племен, и хотя большинство из них по нашим понятиям некрасивы, но изредка встречаются и между ними красавицы.

Одежда у текинцев та же, что и у других туркменских племен. Костюм мужчин состоит из шерстяного цветного халата, перепоясываемого широким кушаком, за который засовывают один или два курковые пистолета (кремневые встречаются реже) и кинжал; далее — широкие шаровары из грубого полотна, большей частью синего цвета; на ногах кожаные остроконечные туфли, надеваемые на босо. Головной убор состоит из ермолки, расшитой шелками, а у богатых золотом и серебром, поверх которой одевается черная или [75] белая папаха из бараньей шкуры значительно меньших размеров, чем у туркмен других племен. В торжественных случаях поверх первого халата надевают другой, шелковый цветной (по преимуществу зеленый, малиновый или коричневый). Женский костюм состоит из простого пущенного без талии платья, перепоясанного кушаком; голову оригинально повязывают платком, из под которого выбиваются наружу косы. Праздничная одежда туркменок состоит из шелкового халата, большей частью желтого цвета, роскошно вышитого цветными шелками; он надевается в накидку и имеет позади два фальшивых рукава. Кроме того оне носят серебряные ожерелья и серьги, сделанные из кранов (персидская монета = 1 франку) или тонких пластинок со вставленными в них кусками сердалика. Богатые текинки носят рубашки, короткие юпки, одетые поверх широких стянутых внизу шаровар, суконный или шелковый бешмет, незастегивающийся спереди и на голове шелковый белый тюрбан, с длинными, ниспадающими концами; кроме других украшений, оне носят еще на руках и ногах толстые серебряные браслеты.

В пище текинцы крайне неприхотливы и довольствуются весьма малым; главным образом ею служат: баранина, арбузы, дыни, крупа джугары, верблюжий и овечий сыр, масло и чуреки (хлеб) из пшеничной муки. Обыкновенную пищу составляет похлебка, приготовляемая следующим образом: в котел наливают воды и варят в ней баранину, затем кладут туда кусок курдючного сала, несколько горстей пшеничной муки, немного соли, и суп готов. Чуреки они пекут в глиняных, особо устроенных печах; если же нет никакого топлива, то его заменяют с успехом кизяки (верблюжий навоз). В последнем случае чуреки приготовляются не совсем аппетитно: собрав достаточное количество сухих кизяков (они по величине и форме напоминают голубиное яйцо), текинец складывает их в кучку и зажигает; кизяки горят почти без пламени. [76]

Затем он тут же на бараньей шкуре смесит довольно круто тесто и, придав ему форму круглой или овальной лепешки (от 1 до 3-х дюймов толщины), зарывает его в горящий навоз и держит, пока оно не испечется. Чуреки, приготовленные в печах, довольно вкусны и мы их предпочитали солдатским сухарям; что же касается чуреков приготовленных вышесказанным образом, то нужно быть сильно голодным, чтобы решиться их есть, так как дым горящих кизяков пропитывает их насквозь и придает крайне неприятный вкус. Как и у всех народов Средней и Малой Азии, у текинцев в большом ходу плов, составляющий одно из любимейших кушаний, а равно и шашлык. Фрукты, как-то: персики, абрикосы, гранаты, виноград и т. п. считаются роскошью, которую могут позволять себе только люди более состоятельные. Текинцы употребляют также кофе и чай, причем первый готовится так же, как и всюду на востоке, второй же варится в котлах. Самоваров они незнают, тогда как у побережных туркмен, приходящих в соприкосновение с русскими, их нередко можно встретить, хотя роскошь эта доступна лишь ханам, аксакалам и более богатым степнякам. Верблюжье кислое молоко, разбавленное водой, составляет один из приятнейших для текинца напитков; вина они не пьют.

Текинцы охотники до курения табаку, плантации которого разводят даже у себя в оазисе. Дома они курят из больших деревянных трубок и из таких же кальянов, простейшей конструкции; за то курение табаку вне его, когда не имеется под рукой ни их, ни других, производится в высшей степени оригинально. В набег текинцу не нужна трубка, она его обременит и составит лишнюю тяжесть, и он берет с собой лишь кисет с табаком, зная что землю он всюду найдет и она заменит ему трубку. Курение без трубки и кальяна производится у них следующим образом: сделав из земли небольшой валик, фута в два длиной, его крепко утрамбовывают руками и поверху [77] проводят пальцем желобок во всю длину его, в который кладут веревку или ремень и, засыпав землей, снова старательно утрамбовывают; после того веревку осторожно выдергивают и на одном конце образовавшейся в валике трубки делают небольшую воронку, которую и наполняют табаком; положив на него уголек и встав на четвереньки, текинец припадает к другому отверстию валика и раскуривает табак; затем наполняет рот водой и, изображая из себя кальян, приступает уже к куренью и не оставляет отверстия, пока у него не помутится в глазах. Эта земляная трубка называется у них — ер-чилим.

Развлечения текинцев не многосложны и ограничиваются песнями, распеваемыми под аккомпанемент двухструнной балалайки или дудки, и охотой с борзыми собаками на лисиц и зайцев.

У текинцев, как магометан существует многоженство, но этим правом, как и повсюду, пользуются только богатые, так как приобретение и одной только жены обходится довольно дорого.

Жену приходится покупать у отца ее. Желающий вступить в брак посылает для переговоров к отцу невесты одного из своих приятелей; если тот согласен принять предложение, то тотчас же объявляет сумму, которую жених должен представить ему за уступку дочери. Жених начинает торговаться и в конце концов обе стороны приходят к соглашению. Цена на невест различна: больше всего они ценятся в возрасте от 13 до 24 лет, причем в рассчет принимается и наружность; в этом периоде цена их колеблется от 2,000 до 3,000 кранов; девушки до 13 и от 24 л., а равно и молодые вдовушки ценятся гораздо ниже и стоят от 500 до 1,500 кранов. Женщина 30 л. ценится не боле 500 кранов, а за 40 летнюю дают верблюда или просто даром берут. По установлении цены, приступают немедленно к заключению брака; родственники, друзья и знакомые собираются у отца жениха или к нему самому, где [78] устраивается большое угощение, для которого закалывается один или несколько баранов. После того является мулла, читает краткую молитву из корана и объявляет о вступлении в брак такого-то с такой-то. По прочтении этой молитвы брак считается совершившимся. Молодую отдают мужу и он уводит ее к себе в кибитку. По прошествии 11 дней, родственники жены являются к нему и уводят ее обратно к родителям, где она и остается до тех пор, пока муж не внесет за нее полностью всей суммы. Выплата денег за жену большей частью производится по частям и иногда тянется несколько лет. После сведения всех счетов с отцом жены, ее возвращают мужу. Нередко текинец, проведя с молодой 11 дней, не вносит причитающихся с него денег по той или другой причине, в таких случаях родители жены принуждают его дать ей развод.

Согласия девушки на вступление в брак, разумеется, не спрашивает никто, ее просто отец продает, как животное. Что касается развода, то он совершается безпрепятственно и зависит вполне от воли мужа. Текинцы женятся вообще не только на девушках своего племени, но и на женщинах, принадлежащих к другим племенам и, нередко даже, вступают в брак с пленными персиянками.

От женитьбы перейду к похоронам. Лишь только кто нибудь скончается, тело его тотчас же несут из аула на особый курган, называемый юнвусха, стоящий всегда в некотором отдалении от жилья, и тут тщательно обмывают его и укутывают в белый саван из грубого холста; платье же покойного зарывают на кургане, вследствие чего последний постоянно увеличивается. После того тело, сопровождаемое родными, знакомыми и плакальщицами, относят прямо на кладбище и опускают в могилу. Могилы роют довольно глубокие, причем труп не зарывают, а покрывают досками, так, что он лежит как бы в склепе; поверх досок насыпают землю и делают небольшой курганчик. Надгробными памятниками служат грубо высеченные камни с [79] краткими надписями; цветные глиняные кувшины, рога животных, или просто шесты с тряпками; нередко же, для более легкого отличия могилы от других окружающих ее, ставят вместо памятника какой нибудь крупный предмет, принадлежавший покойнику. Текинские кладбища находятся вдали от аулов, почти на границе оазиса с песчаной Кара-Кумской пустыней; на них одинаково хоронят мущин и женщин и исключение составляют лишь шеиты, т. е. погибшие при защите родного аула от неприятелей. Шеиты у всех туркменских племен почитаются наравне со святыми и их хоронят всегда на месте смерти, хотя бы это было посреди аула; могилы павших в бою украшаются на общественный счет каменьями и кувшинами и тщательно оберегаются.

Имущество каждого текинца заключается в поле, которое он обработывает, сакле или кибитке, стадах верблюдов (одногорбых), баранов и рогатого скота, лошадях и домашнем скарбе. Вся земля, которую он обработывает, огородит ее валом и оросит, считается его собственностью и никто не думает оспаривать ее у него. Что касается стад, то встречаются богачи, которые имеют по несколько сот верблюдов и по тысяче и по две баранов; таких конечно не много. У некоторых водятся большие табуны особой породы лошадей, высоко ценимых не только в Ахале, но и во всей Туркмении, Хиве, Бухаре и Персии; порода эта называется текинской и ее не следует смешивать с туркменской. Лошади эти чрезвычайно красивы и по наружному виду сильно напоминают английских скаковых лошадей. У них тонкие высокие ноги, тонкое туловище, такая же длинная шея, небольшая голова и гладкая, атласная кожа; гривы и хвосты им обстригают совсем коротко, холку же отращивают. Лошади эти чрезвычайно неприхотливы и выносливы; главной и почти единственной пищей им служит саман (мелко изрубленная солома). Они знают лишь два аллюра — шаг и галоп. Это замечательные скакуны, но их особенность состоит в том; что они никогда не берут с места.[80]

Текинской лошади нужно разойтись; сперва она поскачет тяжелым, медленным галопом, который делается все шибче и шибче и наконец она мчится, как вихрь. Но лошади этой породы водятся лишь у зажиточных текинцев, у большинства же из них, а равно и у остальных туркменских племен, имеются, так называемые, туркменские лошади; эта порода сильно напоминает кавказских лошадей, — оне также, как и последния, невелики ростом, выносливы и все — иноходцы.

В заключение несколько слов о характеристических чертах текинцев: текинец от природы недоверчив, подозрителен и осторожен, особенно с людьми мало знакомыми ему. Не будучи фанатиком, он тем не менее относится к смерти с полнейшим презреньем и смело идет ей на встречу. Не дорожа собственной жизнью, он еще менее ценит жизнь врага; если оказывается возможным захваченного неприятеля довести до родного аула, он его берет, в противном случае убивает без пощады, не обращая внимания ни на пол, ни на возраст. Будучи жесток с себе подобными, он с особенной нежностью относится к животным и никогда рука его не подымется, чтобы убить хотя бы неприятельское животное, которое он не в состоянии захватить с собой; если ему случится где либо в степи встретить у колодца заблудившегося иди брошенного верблюда или барана, немогущего добраться до воды, он тотчас же поспешит напоить его; «человек, говорят они, должен любить животных, потому что они кормят его». Текинец, будучи превосходным наездником и в совершенстве владея оружием, сам беззаветно храбр и почитает храбрость даже в врагах своих. Всякий из них относится с глубоким уважением к русским за их неустрашимость и настолько же презирает персов за трусость. Дикий сын Ахала не знает, что такое кража. Грабя в набегах окружающия племена и народности, он никогда не возьмет ни малейшей вещицы у своего соседа, не украдет у него барана или дыни, хотя бы был уверен в безнаказанности своего поступка. Каждый [81] из них, отлучаясь из дому, оставляет без присмотру свое имущество в полной уверенности, что вернувшись он найдет все в целости и невредимости; он знает, что в случае неожиданного нападения врага, соседи вместе с своим имуществом спасут и его собственное. Они не имеют понятия о замках, ключах и задвижках и не нуждаются в них. Кража считается у них более тяжким преступлением чем убийство. Всякий текинец, дав слово, никогда не нарушит его, хотя бы это стоило ему жизни или свободы. Вообще текинцы обладают большими способностями, чрезвычайно предприимчивы и горячо любят свою родину.

С этим врагом нам предстояло сразиться; но тогда, выступая из Бендесена, мы имели самое смутное представление о нем, о его качествах, силе и стойкости. [82]

ГЛАВА XI.

Бендесенский перевал. — Подъем на Копет-Даг. — Вид на текинский оазис. — Спуск с горы Козлы. — Привал в котловине источников. — Козлинское ущелье. — Бахчи. — Первая ночь в Теке. — Прибытие аррьергарда колонны. — Бами. — Беурма.

22-го сентября, в час пополудни, выступил из Бендесена князь Долгорукий с авангардом. Части медленно одна за другой, сопровождаемые своими верблюдами, стали обходить Бендесенскую гору и втягиваться в ущелье, которым начинается перевал. В 2 1/2 часа, наконец, двинулась с места последняя часть авангарда, — дивизион переяславских драгун.

Войдя в ущелье, драгуны, по два в ряд, пошли по узкой дороге извивающейся по целому ряду почти параллельных между собой кряжей, подымающихся террасами до главного хребта. Дорога проходит то по одной стороне ущелья, то спустится в русло высохшего ручья, то перейдет на другой его берег, подымется узкой ленточкой на вершину кряжа, снова спустится и снова взовьется, по временам лепясь у отвесной стены над пропастью. Песчаные кряжи, попадающиеся в начале перевала, по немногу сменяются известковыми, и, то тут, то там, начинают показываться каменные отроги главного хребта. Взобравшись на новый кряж, встречаешь за ним новую стену, на которую приходится взбираться; [83] оглянешься назад и чудная панорама раскрывается пред глазами: вот бендесенская долина, правее зеленеющая хаджи-калинская равнина, за ними террасами лепятся друг на друга и сливаются вместе туркменские кряжи, а вдали, на краю горизонта, черной неровной полосой, выделяются персидские горы. Поднимаясь все выше и выше, на протяжении 12 верст, дорога доходит без резких и крутых подъемов до главного хребта и взбирается, наконец, на высшую точку перевала. Около 5 1/2 часов по полудни мы пришли на главный хребет Копет-Дагских гор.

Взглянув на север с вершины Копет-Дага, мы испытали чувство евреев, когда они увидели, впервые, обетованную землю; так много говорилось и рассказывалось у нас о земле, в которую мы шли, так часто проносились слухи, что-то по той, то по другой причине мы вернемся на Кавказ и экспедиция будет отложена, что все вздохнули свободно, полной грудью, когда увидали воочию растилавшийся внизу оазис. Неохота была возвращаться назад, не дойдя до цели; после стольких долгих месяцев лишений и [84] трудов, все мы рвались вперед, а между тем, до самого выступления из Бендесен, все с опасением ожидали распоряжения об отмене вторжения в оазис. Вот картина, которая открылась глазам нашим:

Копет-Даг круто спускался вниз, от места на котором мы стояли; по обеим сторонам отвесными стенами высоко, высоко подымались каменные массы хребта; внизу виднелась довольно большая котловина, постепенно съуживающаяся в узкий корридор, по бокам которого протянулись кряжи, хребты и скалы. Далее корридор этот, быстро понижаясь и расширяясь, входил в равнину, как река в море; у устья виднелся островок, — крепость Бами, а за ним расстилалось безбрежное море, но только песчаное, сливавшееся вдали, незаметно, с горизонтом неба...

До вершины перевала дорога была кое-как разработана, но к проведению ее вниз только что приступили, а потому нам пришлось спускаться по узкой тропинке, извивающейся зигзагами над пропастью по боку горы Козлы. Мы спешились и повели лошадей в поводу. Каждый неосторожный шаг грозил гибелью, а потому приходилось подвигаться вперед чрезвычайно медленно. Русские драгунские лошади, непривыкшие ходить по крутым горным тропинкам, подвигались осторожно вперед, ощупывая копытом землю и ударяя по ней, прежде чем поставить ногу. Орудия, шедшие с дивизионом, пришлось спускать на веревках с одного уступа на другой. Наконец 4 эскадрон, шедший впереди колонны, спустился в котловину и тут расположился у источников, находящихся в юго-восточной части ее. Отдохнув немного и напоив лошадей, мы двинулись далее по берегу речки берущей здесь начало и на протяжении 8 верст шли почти все время гуськом, проходя то по одному берегу речки, то по другому, то по руслу ее, которое местами пролегает по узким проходам, образуемым крутыми скалами. Около 2 1/2 верст не доходя Бами, мы вышли, наконец, из козлинского ущелья, [85] от которого вплоть до крепости тянется целый ряд укрепленных мельниц с глиняными башнями. Не доходя на версту до крепости, мы остановились в 9 1/2 часов вечера, около арбузной бахчи и стали поджидать обоз. Это была первая бахча, встреченная на всем пути от Чекишляра, а потому едва разбили коновязи и навесили лошадям торбы, как большинство людей рассеялось по бахче. К немалому удивлению почти все арбузы и дыни на бахчи оказались порубленными текинскими шашками.

Между тем наступила ночь. Чудная луна ярко осветила наш бивак и залила светом равнину. Тут и там между коновязями тускло горели небольшие костры, но на них ничего не варилось и все с нетерпением поджидали прихода [86] обоза, а с ним баранов и котлов, чтобы сварить себе обед. Но обоза нет как нет. С гор повеял свежий ветер. Солдаты и офицеры, изнемогая от усталости, стали по немногу засыпать и вскоре воцарилась тишина, изредка прерываемая одиночным ржанием лошади.

В 4 часа утра показались первые верблюды запоздавшего обоза. Плавно выступали они, один за другим, из ущелья и мерной развалистой походкой приближались к нашему биваку. Наконец в 8 часов утра пришел 3 эскадрон драгун, шедший в аррьергарде.

Бами, вокруг которого расположились войска авангарда, находится, как сказано выше, в двух с половиною верстах от Козлинского ущелья. Посреди его возвышается четырех-угольное глиняное укрепление, простейшего типа, с двойными стенами и рвом. Подле стен лепятся в безпорядке мазанки, а против южной стороны расположены две круглые башни.

В версте от Бами, на юг, находится глиняное здание, в котором похоронен какой-то текинский святой, на поклонение которому сходятся раз в год жители со всего оазиса. Здание это имеет около 7 аршин вышины и сажени три по фронту; оно четырехугольное и с плоской крышей, с которой поднимается довольно высокий, почти конусообразный купол. Наружные стены его гладко выведены, и видны следы чего-то в роде архитектурных украшений; так, аршина на два от крыши идет зубчатый карниз, затем по обе стороны входных дверей (наглухо заколоченных) вылеплены по две глиняные колонки, соединенные наверху таким же карнизом.

Вокруг Бами раскинуты поля джугары и пшеницы и бахчи.

Выступление авангарда на Беурму было назначено в тот же день. В Бами вполне определился состав колонны князя Долгорукого; в нее вошли 3 батальона пехоты, два эскадрона драгун, две сотни дагестанцев, ракетная сотня, терская [87] казачья полубатарея (присоединившаяся только в Дуруне) и два горные орудия.

Около 2 часов пополудни мы выступили из Бами. Предстоял небольшой переход в 11 1/2 верст по гладкой и ровной местности, покрытой лишь местами бурьяном и колючкой. Погода стояла сравнительно прохладная, так как было не более 28° по Реомюру и все весело подвигались вперед. Около 6 часов вечера мы подошли к Беурме.

Едва войска расположились на отведенных местах, как совсем стемнело; заблестели костры, весь бивак ярко осветился; дров было изобилие. Но ни на одном из костров не видно было котелков, так как в виду незначительного запаса провианта, не приказано было варить ужину и голодные солдатики уныло посматривали на огни. На бахчи запрещено было ходить; но тем не менее, часам к 10-ти вечера, у всех солдат очутились, каким то образом, в [88] изобилии дыни и арбузы, и нетолько хватило этого добра им самим, но и лошадям.

На следующий день с рассветом назначено было наступление на укрепление Арчман.