Милостивый Государь, Петр Николаевич! Не имея возможности, по краткости времени, представить Вашему Пр-ству теперь-же подробный отчет о последних [282] восьми месяцах, проведенных большею частью в бухарских пределах, а между тем, желая непременно сегодня-же отправить мое письмо, я должен ограничиться изложением только некоторых более выдающихся фактов. Зная миролюбивые и незавоевательные виды нашего правительства относительно эмира и будучи уверен, что сохранение мира и процветание торговли были руководящею мыслью генерала Черняева в его политике с Бухарой, я в праве был думать, что военные действия, предпринятые нами против соседей первоначально генералом Черняевым, а затем генералом Романовским, имели исключительную цель: выручку нас, 32 человек русских, и в этом смысле толковал действия наших туркестанских властей перед чиновниками эмира, приходившими от времени до времени за объяснениями к нам. Так, кажется, и понимали это дело все жители Бухарского ханства. Купечество неоднократно просило эмира об освобождении нас; беки и многие из сановников также сначала советовали помириться с Черняевым и удовлетворить его справедливому требованию. Но воинственная партия одержала верх, и мы не были отправлены в срок, обещанный посланником эмира. Следствием этого было первое движение генерала Черняева под Джизак. Немедленно, по получении эмиром известия о переправе наших войск через Дарью, он вытребовал нас из Бухары в Самарканд, где сам он находился с первых чисел января. Мы прибыли туда 13 февраля, чрез 2 или 3 дня после отступления Михаила Григорьевича от Джизака; имей он возможность простоять еще несколько дней, мы были-бы тогда-же возвращены своим. Наступление это явно показало бухарцам и всей Средней Азии до самого Афгана превосходство и геройство наших войск, и имя Черняева сделалось еще более страшным и ненавистным для эмира; тут, именно, Бухара вполне убедилась, что Россия не имеет завоевательных замыслов ибо, по мнению всех жителей, занятие Джизака было тогда весьма легким делом для нас. Нашлось и тогда не мало голосов, говоривших в пользу немедленного отправления нашего в Ташкент.

Более всех настаивал на этом один беглый татарин, бывший оренбургский житель, простой часовщик, но человек весьма развитой, даже начитанный, пользующиеся громадным влиянием при эмире, но не занимающий никакой официальной должности при нем.

И на этот раз глава мусульманства в Средней Азии не послушался разумного совета: в начале марта он выступил из Самарканда с значительным скопищем, для [283] соединения с войском, расположенным в то время в окрестностях Джизака; всего у него набралось до 60-ти тысяч человек всякого сброда. С отъездом эмира из Самарканда, прекратились всякого рода официальные визиты к нам; мы остались без всяких положительных известий о дальнейшем ходе дел. То говорили нам, что заключается мир, то опять, что идет кровопролитная война; одним словом, мы были в совершенном неведении обо всем, и это время, продлившееся 2 месяца с небольшим, было для нас самое тяжелое.

Случилось дело под Ирджаром. Известие о поражении эмира дошло до нас 11-го мая; оно произвело в Самарканде громадный эфект, и если-бы вслед затем появился небольшой хотя отряд под Джизак, то мы немедленно были-бы освобождены. Самаркандцы и все вообще население окрестных деревень сильно встревожились и со дня на день ждали появления наших войск под стенами Самарканда. Сам эмир, о котором не было никаких известий в первые 4 дня после поражения (его считали или убитым, или-же взятым в плен), прибыл в Самарканд в воскресенье, 15 мая, а за два дня до этого прислал к нам помянутого выше татарина; он прибавил к этому, что мы, наконец, возвращаемся на родину и что мы были задержаны, вследствие каких-то глупейших писем, полученных эмиром из России и из Ташкента.

Эмир как-бы извинялся перед нами и просил нас быть ходатаем его пред нашим правительством; он просит мира и прежнего расположения к нему Белого Царя, — вот в чем, главным образом, заключается его просьба; о границе было говорено мимоходом: «это — говорил татарин — как угодно будет Вашему Государю»; эмир желал-бы иметь границею Сыр-Дарью и Ак-су (между Ходжентом и Ура-тюбэ).

19 мая нас принял эмир и, пожелав нам счастливого пути, отпустил нас на свободу. В Джизаке, куда мы прибыли 21-го утром, нас неожиданно вновь задержали; получено было известие о движении наших войск на восток от Ирджара, на Ходжент(?); к счастью, это задержание было непродолжительным, и 30 мая мы окончательно отправились в Ташкент, куда и прибыли благополучно 2-го сего месяца. С нами вернулись 8 человек пленных, захваченных во время военных действий в Туркестанской области; из них некоторые были захвачены коканцами еще в прошлом году, а осенью были перевезены эмиром из Кокана в Бухару, где их захватили в сарбазы, т. е. в гвардию. [284]

Из Джизака нас провожал один чиновник бека; он имеет поручение ходатайствовать о восстановлении прежних мирных отношений, о немедленном освобождении бухарских городов Ходжента и Нау. Но будет-ли успех? Дал-бы Бог! Средняя Азия нуждается в мире и она ожидает этого благодеяния от могущественной России. Россия-же, с своей стороны, не нуждается в настоящее время ни в округлении своих пределов, ни в воинских подвигах, которые заставили наших соседей нас уважать и бояться. По крайнему моему убеждению, которого я не опасаюсь высказать прямо, несмотря на то, что здесь не встречаю много сочувствия, всякий шаг вперед может иметь со временем самые погубные последствия для нас и ни в каком случае не принесет нам положительной пользы. При настоящем превосходстве нашего оружия над оружием средне-азиатских ханств, нам нечего опасаться за неприкосновенность границы, даже если-бы она была доведена до Сыр-Дарьи. Важнее всего для будущего процветания наших средне-азиатских владений — иметь соседей спокойных и богатых, с которыми возможно было-бы и стоило-бы иметь постоянные и правильные торговые сношения. Силою оружия мы в настоящую минуту не увеличим наше политическое значение в Средней Азии: достаточно одного имени Белого Царя, чтобы привести в трепет все народности между Сыром, Аму-Дарьею и Каспийским морем. Но если мы, вместо того, чтобы заняться гражданским устройством вновь приобретенного края, будем гнаться, хотя-бы и без завоевательных желаний, за военною славою и будем штурмовать города, что кончится тем, что в год или два мы окончательно вооружим против себя не только все мусульманство в соседних ханствах, которые до сих пор благоговеют пред именем России, но отложится также и все местное население, как сарты, так и киргизы, участь которых, как подданных Белого Царя, считалась у всех наших соседей завидною. Первым-же и непременным последствием безцельной войны будет окончательное уничтожение торговли нашей в Азии.

В Бухаре, начиная с самого эмира и до последнего землевладельца, все торгаши, и нет ни одного солдата, в смысле русском: и с этим ханством мы будем воевать!

Я должен просить снисхождения Вашего Пр-ства за то, что высказываю так откровенно и, быть может, резко мое мнение; но могу Вас уверить, что оно искренно и, быть может, не совсем ошибочно, ибо оно основано на [285] трехгодичных наблюдениях над характером наших средне-азиатских народов. Если-же я высказываю свое мнение, быть может, вопреки желания некоторых отдельных личностей, то мне до этого нет никакого дела: лишь-бы оно было поддерживаемо Вами и министерством; пусть будет несколькими георгиевскими кавалерами меньше в России, за то будет много сотен, тысяч, даже миллионов народа, домогающихся счастья быть принятыми под покровительство могущественной России.

П. И. Пашин прочел мне свое письмо за № 11 к Вашему Пр-ству, и только в двух местах взгляды наши несколько расходятся; он меня просил написать Вам мои возражения.

1-е. Касательно освобождения всех невольников и прекращения торга ими. Мне кажется, несвоевременно теперь настаивать на этом в обширном смысле; достаточно будет на первую пору потребовать от эмира, чтобы он запретил своему народу держать русских невольников; на это последует непременно его согласие, и условие это может быть в строгости исполнено. Что-же касается персидских и других невольников, то нужно будет действовать сообща с персидским правительством. При настоящем положении дел, эмир, быть может, и согласится на подобное требование с нашей стороны, но это остается без последствий: он не в силах исполнить его, а неисполнение обещания будет или причиною к войне, чему многие будут рады, или-же, если будем снисходительны, повлечет за собою неисполнение более существенных пунктов предполагаемого договора с Бухарою.

2-е. Относительно учреждения резидентства в Бухаре и консульских агентств в некоторых других пунктах ханства я имел случае подробно переговорить с Ишан-ходжею, тем самым, который нас увез в Бухару; я изложу его и мое мнения в следующем письме.

Прошу Ваше Пр-ство принять уверение в совершенной преданности и искреннем уважении Вашего покорнейшего слуги.

Подпись: К. Струве.