Беспрерывное появление более или менее значительных партий в тылу и на наших сообщениях и расположение главной армии эмира на уроч. Ирджар делали решительные наступательные действия с нашей стороны необходимыми. Устроив на Ирджар в конце марта постоянную переправу через Сыр-Дарью и расположив вблизи его два огромных лагеря, неприятель владел, так сказать, обоими берегами реки и мог, по произволу, высылать свои партии в Зачирчикскую сторону. Но ослабление численности войск от смертности и болезни, составлявших неизбежное последствие трудного зимнего похода, крайняя недостаточность войск в Чимкенте и вообще на наших сообщениях с Сыр-Дарьинскою линиею и недостатки разного рода, как, например, совершенное безденежье, не позволяли и думать о подобном решительном образе действий с нашей стороны [216] до конца апреля. Не ранее этого времени могли приблизиться к нам подкрепления с Сыр-Дарьи и из Западной Сибири, а равным образом, по возможности, удовлетвориться и прочие надобности отряда; к тому-же времени должны были подойти и два парохода «Перовский» и «Сыр-Дарья».

Действительно, все эти ожидания, хотя и не в конце апреля, а в первых числах мая осуществились. Прибывшие подкрепления дали возможность, не только не ослабляя нашего тыла и Ташкентского гарнизона, а даже несколько усилив их, значительно пополнить главный отряд, а оконченное к тому-же времени вчерне новое укрепление Чиназ в свою очередь облегчали наступление.

Между тем, выяснившиеся намерения эмира не оставляли сомнения, что только решительною встречею с его армиею в поле можно было заставить его отказаться от неисполнимых притязаний и восстановить нарушаемое им спокойствие в крае.

Претензии эмира, между прочим, выразились и в письмах, которые я имел честь представить Вашему Пр-ству.

5 и 6 мая в главном отряде, расположенном у Чиназа, с разных сторон получены были сведения, что эмир, возвратившись из временной своей поездки в Самарканд, на Ирджаре усилил свою армию новыми подкреплениями и намеревается перейти к наступательным действиям, для чего уже и переправил часть войск на правый берег Дарьи, в наш Зачирчикский край. Лазутчики доводили численность армии эмира до громадной цифры 100,000, при 30 орудиях. Нельзя, конечно, было не заметить в подобных показаниях большого преувеличения, но и, ограничиваясь цифрами, наиболее умеренными, нельзя было в то-же время не ожидать, как это, действительно, подтвердилось и на самом деле, что армия эмира, по численности, огромна. Армия эта состояла из сарбаз, конных стрелков, артиллерии и контингентов, собранных от беков Самаркандского, Ура-тюбинского и др., а также и от кочующих в пределах Бухары киргиз. Сарбазы и стрелки, все весьма исправно вооруженные, были в числе около 5000, артиллерии было 21 орудие (в том числе некоторые более наших батарейных орудий). Контингентов-же и киргизов не менее 35,000.

7 мая, с рассветом, главный Чиназский отряд, в составе 14 рот пехоты, 5 сотен казаков, при 20 орудиях и 8 ракетных станках, выступил с позиции и отправился [217] к Ирджару, по дороге на Мурза-рабат, в следующем порядке: впереди — 5 сотен казаков, с ракетною командою, дивизионом конно-облегченной батареи и взводом нарезной ездящей, под начальством подполковника Пистолькорса; вместе с ним выступила колонна пехоты из 4 рот Оренбургского № 3 батальона, 2 рот 4 батальона, дивизиона нарезной и дивизиона батарейной батареи; колонна эта была под общею командою артиллерии капитана Абрамова; сзади этих колонн двигался боевой резерв и обоз, под общим начальством подполковника Фовицкого, в составе 4 рот стрелкового батальона, 2 рот 7-го, одной роты 4-го и одной роты 6-го батальона, при дивизионе батарейной батареи и взводе пешей легкой Оренбургского войска. Одна из рот резерва, а именно, 4 рота 4 батальона, вместе с 30 джигитами, под командою майора Назарова, была еще перед началом движения выдвинута вперед и потом постоянно следовала непосредственно за кавалериею. Провиантом отряд был снабжен на 12 дней, из которых на два дня люди имели на себе, а на 10 в обоз; в артиллерийском парке везлось на каждое орудие артиллерии по 200 зарядов и по таковому числу патронов на каждое ружье пехоты и по 180 патронов на казачьи ружья. Кроме того, на пароходе «Перовский», вышедшем в тот-же день из Чиназа вверх по Дарье везлось десятидневное довольствие на весь отряд и часть боевых запасов.

Остальной парк и прочие тяжести всего отряда, при небольших командах от частей, были сданы в Чиназ, где старшим начальником как над оставленными в укреплении и тет-де-поне войсками, так и вообще за военного губернатора в области остался флигель-адъютант Его Императорского Величества, полковник граф Воронцов-Дашков, которому перелом ноги не позволил принять непосредственного участия в наступательных действиях.

Одновременно с выступлением Чиназского отряда приказано было и отряду Кереучинскому, состоявшему под начальством полковника Краевского, двинуться правым берегом Сыр-Дарьи к уроч. Ирджар и стараться быть там не позже вечера 8 мая.

Выступив с позиции, по совершении молебствия, войска Чиназского отряда имели первый привал у кургана Ак-чет, на берегу находящаяся там озера с пресной водой, где имели таковой-же и в рекогносцировку 5 апреля.

Неприятельская кавалерия стала показываться на расстоянии верст 15 от нашего лагеря, но держалась вдали, и дело [218] ограничилось пустою перестрелкою. После кратковременного отдыха, войска направились к берегу Сыр-Дарьи, где и расположились лагерем в нескольких верстах выше Мурза-рабата. Таким образом, в первый день войска сделали переход более 30 верст, но, несмотря на то и на сильную жару, доходившую до 40 по Реом., в войсках не было ни отсталых, ни больных.

От Мурза-рабата до первой позиции эмира на Ирджаре, оставалось не более 20 верст. Значительные шайки неприятеля стали показываться в виду лагеря с рассветом 8 числа. По этим причинам, движение от Мурза-рабата, хотя и продолжавшееся в том-же порядке, производилось, однако, с готовностью ежеминутно вступить в бой, а потому колоны следовали одна в виду другой и так, чтобы обоз мог не отставать.

В 9 часов утра, когда колонна стала приближаться к озеру Аин-чаганак, неприятель собрался уже в довольно значительном числе, и произошла первая стычка казаков с их конницею, окончившаяся для бухарцев потерею нескольких убитых, причем и у нас один казак был ранен. Когда-же в 12 часу дня войска расположились для привала у озера Як-кахана, массы неприятельской конницы стали напирать так сильно на авангард и обоз, что пришлось выдвинуть артиллерию, и затем перестрелка не прекращалась как во время привала, так и во все дальнейшее следование до окончания боя.

С привала войска двинуты были в следующем порядке: по прямой дороге на Ирджар впереди всех следовала колонна капитана Абрамова, того-же состава, как и накануне в боевом порядке; правее и на одной с ним высоте — колонна подполковника Пистолькорса. Непосредственно сзади этих двух колонн, несколько правее дороги, в виде общего боевого резерва, следовали три роты стрелкового батальона и дивизион батарейной батареи, под начальством майора Пищемуки; весь-же обоз отряда, под прикрытием остальных четырех рот при двух орудиях, под общим начальством подполковника Фовицкого, шел по дороге вслед за колонною капитана Абрамова.

Едва войска прошли несколько верст от привала, как сгущавшиеся и обходящие боевой порядок массы неприятельской конницы заставили выслать передовую и боковую пехотные цепи, а кавалерию вынуждали постоянно останавливаться и отбрасывать ракетными и орудийными выстрелами [219] наступавшие массы бухарской конницы. Понятно, как было затруднительно при этом движение обоза, хотя обоз этот и был сокращен до, возможно, меньших размеров и ограничивался 600 верблюдами и до 100 повозок, но, во всяком случае, беспрерывное движение в продолжении двух суток, при сильной жаре, весьма утомляло верблюдов и лошадей и делало остановки неизбежными. Не могу не засвидетельствовать при этом об особенной распорядительности подполковника Фовицкого. Еще на привале, когда скорая встреча с неприятелем была очевидна, он признал возможным отделить для боевого резерва три роты с дивизионом орудий, ограничившись для прикрытия обоза 4 ротами с 2 легкими орудиями и, несмотря на все затруднения, вел свою колонну так скоро, что она почти не задерживала войск, а между тем, кроме указанных выше остановок, ему приходилось останавливаться и для отпора окружавших его масс неприятельской конницы.

В какой-же мере вообще затруднительно было движение всех войск с привала до позиции, могут показывать надежды, возбужденные в неприятеле этими затруднениями. В числе бумаг, захваченных в ставке эмира, найдено, между прочим, донесение начальствовавшего передовою позициею бухарцев Самаркандского бека, посланное эмиру, как нужно думать, часов около 4 пополудни. В донесении этом, между прочим, Самаркандский бек пишет, что русские, не успевши дойти до их позиций, уже окружены и что он надеется в скором времени забрать и всех русских в плен.

К 5 часам войска стали приближаться к неприятельской позиции и, не доходя 1 1/2 версты, были встречены из-за окопов, которыми бухарцы успели укрепить свою передовую позицию, весьма сильным артиллерийским огнем. Одновременно с тем появились новые массы впереди нашей кавалерии и обоза, так что, можно сказать, весь отряд, за исключением левого фланга, обеспеченного рекою, был окружен неприятелем в буквальном смысле этого слова. Для поддержания кавалерии и для отпора масс, напиравших справа, был выдвинут боевой резерв и вся наша артиллерия была поставлена на позицию. Неприятель допустил наши колонны на самый верный выстрел и действовал чрезвычайно быстро и настойчиво, направление выстрелов было весьма правильно: но, не расчитав расстояния, бухарцы придавали такой большой угол возвышения своим орудиям, что большая часть их снарядов перелетала через наши войска, построенные в боевых порядках, и ложилась частью в обоз, [220] а частью вне оного. Этим только и особенным счастьем можно объяснить такой незначительный урон с нашей стороны, так как под этой канонадой войска пришлось продержать около часу, пока наш артиллерийский и ружейный огонь и несколько молодецких кавалерийских атак не охладили пыл бухарской конницы, сильно напиравшей на наши фланги и тыл. В таком трудном положении наша артиллерия, состоявшая под общим начальством подполковника Сильверствана, принесла нам огромную пользу; нельзя было не смотреть с особым уважением на наших артиллеристов, которые и в эти горячия минуты действовали с необыкновенным хладнокровием и искусством. Можно сказать, что ни один из выпущенных ими снарядов не пропал даром: неприятельская позиция устлана обезображенными от наших выстрелов трупами, подбитые орудия и повозки и груды тел убитых животных и в настоящую еще минуту составляют страшную картину того, что было сделано артиллериею.

Когда натиски неприятельской конницы ослабились, что было около 6 часов, я, вполне уверенный в непобедимости нашей пехоты, дал разрешение капитану Абрамову перейти в наступление и предоставил в то-же время подполковнику Пистолькорсу начать решительную атаку правым флангом вперед.

С необыкновенным хладнокровием и искусством исполнил капитан Абрамов свое наступление. Ни учащенный артиллерийский и ружейный огонь неприятеля, ни его завалы не могли помешать стройному движению штурмовой колонны. Все делалось, как на ученьи. Через какие-нибудь полчаса наша, по истине непобедимая пехота уже колола на завалах прислугу бухарской артиллерии, а наша артиллерия была уже впереди завалов и картечью поражала новые массы, пытавшиеся остановить наступавших.

Одновременно с наступлением колонны капитана Абрамова молодецки двинул свою кавалерию вперед и подполковник Пистолькорс. Смело проскакал он между неприятельскими завалами и, мгновенно сбив бухарскую конницу, занял позицию впереди завалов и открыл сильный артиллерийский огонь из своих шести орудий частью во фланг неприятеля, пытавшегося задержать дальнейшее наступление капитана Абрамова, а частью против начавших собираться впереди него свежих масс конницы и пехоты. Затем, быстро переходя с позиции на позицию, он более и более [221] теснил неприятеля и, отбросив его вправо, обратил в самое беспорядочное бегство. Горячее преследование продолжалось казаками на расстоянии более 5 верст.

Все поле между первыми завалами вплоть до бухарского лагеря было устлано трупами неприятелей, сотнями погибавших под лихими ударами наших казаков. Еще в первый раз в Средней Азии, казаки наши действовали стройною массою, как регулярная кавалерия, имея при себе свою артиллерию и ракетные станки, и надо признать, что этот первый опыт был вполне удачен. На одном поле действия нашей кавалерии насчитано было потом до тысячи тел.

Неприятель бежал так поспешно, что не посмел даже войти в свой лагерь, который потом найден был нами полным имущества и со всеми следами только что оставленного жилья, котлами с варившеюся пищею, дымившимися кальянами, приготовленным для питья чаем и проч.

Был уже девятый час вечера. Наступившая темнота и разбросанность нашего небольшого отряда на расстоянии более 7 верст заставили прекратить преследование. Войска собраны были на ночлег впереди первого неприятельского лагеря, на берегу озера Майда-джилган, куда все колонны успели собраться не ранее часа по-полуночи. С рассветом-же, была выслана небольшая колонна для занятия второго бухарского лагеря, который еще вечером был брошен эмиром, также почти со всем имуществом. Даже ставка самого эмира осталась в том виде, как жил в ней воинственный властитель Бухары и глава магометанства в Средней Азии, с коврами, диванами, кухней и множеством предметов азиатской роскоши.

Несмотря на громадную потерю неприятеля, у которого, по собранным впоследствии сведениям, цифра одних убитых далеко превосходит тысячу человек, наша потеря, благодаря Бога, по особенному, необыкновенному счастью, не превосходит 12 раненых нижних чинов, в том числе ни одного убитого.

Во время вышеописанных действий начальник Кереучинского отряда полковник Краевский, имев ночлег в ночь с 7 на 8 мая на одной высоте с главным отрядом, к 5 часу пополудни 8 мая внезапно явился против Ирджара на правом берегу Дарьи. Местность не дозволила ему принять большого, непосредственного участия в бою и [222] содействия его ограничились несколькими, удачно пущенными, выстрелами из нарезных орудий, но одно уже появление колонны полковника Краевского не могло не быть полезным, в видах общего успеха и, без сомнения, воспрепятствовало бежавшим неприятельским партиям броситься в Зачирчикский край, где появление их для нас было-бы во всяком случае невыгодно.

Трофеи наши состоят из шести орудий, взятых с бою на позиции (из них 4 — в колонне капитана Абрамова и 2, в колонне подполковника Пистолькорса), и 4 орудий, брошенных неприятелем во время его бегства. Быть может, и еще найдутся орудия, при дальнейшем движении наших колонн и более подробном осмотре неприятельских позиций, так как, по уверениям пленных, эмир во время своего бегства успел захватить с собою только остававшаяся при нем два орудия. Уверяют даже, что и эти последния орудия он вскоре бросил по дороге в Ура-тюбе и только с 2000 конницы повернул с ура-тюбинской дороги на Джизак. В лагерях, кроме имущества, найдены огромные запасы пороха и вообще весь артиллерийский парк, свидетельствующий о воинственных замыслах эмира. Не считая боевых запасов, разбросанных по всем дорогам, по которым бежал неприятель, нами найдено и, за неимением перевозочных средств частью истреблено, частью брошено в воду, пороху около 670 пуд., патронов до 220.000 и множество ядер, гранат и прочих артиллерийских припасов.

Имея счастие доносить о столь важном и новом успехе в Средней Азии русского оружия, считаю святым долгом свидетельствовать, что все войска, от офицера до солдата, вели себя, как честному русскому воину вести себя следует. Все они, один перед другим, рвались в бой и все, по совести, заслуживают милостивого внимания Государя Императора. Они вполне сознают достоинство русского имени и с честью его поддерживают. Не считаю себя в праве отличать кого-либо особым о нем упоминанием, кроме лишь тех; на долю которых выпало главнейшее участие в деле — капитана Абрамова, подполковника Пистолькорса и подполковника Фовицкого, и которые во всех отношениях примерно исполняли возложенные на них обязанности; равным образом, примерно исполнял свою обязанность и был во всех отношениях ближайшим мне помощником исправляющий должность начальника отрядного штаба артиллерии сотник Иванов. [223]

Всепокорнейше прося Ваше Пр-ство ныне-же повергнуть на Всемилостивейшее воззрение Его Величества заслуги войск и лиц, упомянутых в сем донесении, вместе с тем испрашиваю разрешения войти с особым представлением о прочих г.г. штаб и обер-офицерах, а равно и нижних чинах, которые своею отличною службою вполне заслуживают справедливого поощрения.

Настоящее донесение посылается с адъютантом Вашего Пр-ства майором Кошкиным, который, во все время движения и боя находясь при мне и отлично исполняя все возлагавшиеся на него поручения, может во многом пополнить словесным докладом этот рапорт.

Подпись: ген.-м. Романовский.

Резолюция: «Государь Император, с удовольствием прочитав это донесение, Высочайше повелеть соизволил: 1) подполковников Пистолькорса и Фовицкого, майора Кошкина, капитана Абрамова и сотника Иванова произвести за отличие в означенном деле в следующие чины; 2) ген.-м. Романовскому и всему отряду объявить Монаршее благоволение в Высочайшем приказе 3) нижним чинам пожаловать по рублю. Ильинское. 9 июня 1866 г. Ген.-адъют. граф Адлерберг.»