Маленький урок бухарской коннице у Мурза-рабата на время успокоил край, но теперь снова начали появляться небольшие партии в тылу, на сообщениях, и вообще где мало войск, а таких мест, конечно, не мало. Подвиги таких партий, сами по себе не важны, и на них можно-бы не обращать внимания, если-бы административная машина была исправлена, но к достижению сего потребуется еще не мало времени и хлопот. Благодарю Бога, что Он послал мне на первое время таких помощников, как граф Воронцов, Серов, Иванов, Абрамов и некоторые другие, а [192] также и за то, что дух в войсках и в большинства жителей не оставляют желать ничего лучшего. Исключение в последнем составляют только некоторые роды киргиз, живущих по Чирчику и в Чимкентском районе, но и тут надо сознаться, что, при тревогах в последнее время, мы были не совсем правы.

Само собою разумеется, что для избавления края от мелких партий всего надежнее-бы было скоре перейти к действиям наступательным, но для сего грозный для Средней Азии, по числу рот и сотен, главный отряд, к сожалению, и до сих пор, за всеми принятыми мерами, по численности своей, совсем не велик. Не ранее, например, как завтра, т. е. уже по приходе в Ташкент рот 5 баталиона, могу я надеяться довести слабейшие из здешних рот хотя до 100 человек. До сих пор есть роты, который не в состоянии выставить для службы более 40 или 50 человек. То-же самое и в кавалерии. В первые дни принятия мною командования, когда слухи о неприятеле были наиболее грозны, в пяти сотнях главного отряда не составлялось для боя и 250 чел. В настоящее время дела наши, слава Богу, значительно поправились: кавалерия отряда представляет уже довольно грозную силу около 600 человек, на которых, при таком начальнике, как Пистолькорс, конечно, можно весьма расчитывать, тем более, что, кроме имевшейся при казаках ракетной команды и двух конных орудий, я, по совещанию с артиллеристами, придал кавалерии два нарезных орудия, прибавив этому взводу 6 лошадей и обратив его в артиллерию ездящую.

Завтра-же или после завтра, с усилием последних слабых рот, надеюсь, что вся пехота будет находиться в положении удовлетворительном, т. е. в каждой роте будет для службы от 100 до 120 человек. Кроме того, нам удалось перевести Старый Чиназ на новое место и довести новое укрепление до возможности обороняться и к нам в Чиназ пришли два парохода — «Перовский» и «Сыр-Дарья.» Оба эти парохода, в особенности первый, во время следования имели неоднократные перестрелки с бухарцами и бухарскими киргизами, но, благодаря Бога, прибыли совершенно благополучно и без всякой потери.

Всех вышеозначенных усилений удалось достигнуть без ослабления Ташкента, Чимкента и Туркестана, без того уже слишком ослабленных, и лишь благодаря прибытию двух рот 5 батальона, строгой поверке людей и [193] некоторым незначительным расходом, как, например, на наем жительских лошадей для оконения пехоты, — способ заменять кавалерию, давно известный на Сыр-Дарье.

Таким образом, благодаря Бога, в настоящее время мы можем считать себя достаточно сильными и для наступательных действий; но, чтобы дойти до такого положения, требовалось не мало хлопот, усилий, а прежде всего времени. Между тем, в этих суетливых хлопотах приходилось по временам испытывать и не мало горя; так, например, на прошлой неделе я был крайне опечален несчастьем, постигшим моего лучшего и ближайшего помощника, графа Воронцова. Возвращаясь наскоро в отряд из Ташкента, куда ездил вместо меня по делам службы, он ночью попал в арык и сломал ногу. Слава Богу, что перелом был довольно счастлив: прямой, ниже колена, ближе к ступне. Воронцов не хотел даже сдать должности и, хотя вот уже пятый день лежит неподвижно с гипсом на ноге, но продолжает усердно заниматься и вообще быть для службы весьма полезным. Весьма расчитываю на него, в случае движения, и наперед прошу разрешения передать ему должность на все время моего отсутствия из области. Хотя, по словам докторов, едва-ли граф будет в состоянии встать с постели ранее 5 или 6 недель, но состояние его здоровья удовлетворительно, и он весьма охотно занимается, лучшего-же для замены себя я никогда-бы и никого не желал. В случае движения, Воронцов останется в Чиназе, составляющем для предстоящих действий наш базис.

Действия-же наступательные, притом с характером решительным, нельзя не признать необходимыми, сколь возможно, безотлагательно.

На днях эмир прислал ко мне посольство с письмом, копию которого представляю. Из письма этого, а еще более из других сопровождавших отправление письма обстоятельств очевидно, что эмир без должного урока не образумится. Да и в глазах народа необходимо уронить его значение, иначе мы никогда не дождемся покоя в Ташкенте и на Сыр-Дарье. Посольство свое эмир нарочно направил не прямою дорогою на лагерь, расположенный на левом берегу Сыра, а правым берегом, по Зачирчикской стороне, и в то-же время туда-же выслал Рустем-бека с партией в 3-4 т. челов., а Садыка с несколькими сотнями направил к Чардаре, для действия на сообщения Ташкента с Чимкентом. В главе посольства находится 70-летний [194] старик бек, начальник его конвоя, и вообще все посольство имеет вид лазутчиков, но надеюсь, что, за принятыми мерами, не принесет эмиру большой пользы: я не пускаю их даже ни в крепость, ни в отряд, они живут на берегу, у пароходов. Но, само собою разумеется, что посольство это я ласкаю, угощаю, а сегодня даже катаю на пароходе «Перовский.» Завтра-же или после завтра, т. е. тотчас по получении из Ташкента выписываемых мною подарочных вещей, отправлю их с письмом, проект которого представляю на Ваше благоусмотрение, и затем, в действиях своих относительно эмира предоставляю себе полную свободу, пока наше посольство не будет у нас.

Что-же касается до цели действий, то прежде всего я, конечно, буду искать случая встретиться с эмиром, а затем — вполне разделяю мнение Вашего Превосходительства о необходимости скорейшего занятия Ходжента. Но должен при этом предупредить, что сведения наши о крае оказываются крайне неверными. Так, например, между Чиназом и Ходжентом оказывается кр. Нау (на левом берегу) и тут-же недалеко, в горах, не маленький форт, как мы полагали, а весьма значительный укрепленный город Ура-тюбе. Во всяком случае, с своей стороны употреблю все усилия, чтобы действия наши доставили нам, по возможности, более полезный результат.

В заключение, с особенным удовольствием спешу прибавить, что, благодаря Серову, отношения мои к ташкентцам делаются все лучше и лучше и принимают, именно, тот характер, который для пользы дела совершенно необходим. Ваше Пр-ство, конечно, сами заметили, какую малонадежную личность составляет ташкентский кази-калян. Оказалось, что он, действительно, мечтал сделаться чем-то в роде эмира на наш счет; на первом-же моем приеме ташкентских именитостей, дней 10 тому назад, по совещании с Серовым, я не только не дал ему никакого подарка, но должен был порядочно распечь. Мера эта, при содействий нашего старого друга Шарофея, а еще более нового весьма почтенного друга Сеид-Газима, наиболее влиятельнейшего из ташкентцев и, по своим понятиям, совершенного европейца, оказалась весьма полезной. Ненавидимый в Ташкенте за взяточничество, опасаясь потерять поддержку с нашей стороны, кази-калян притих и сделался весьма послушным, а сегодня он уже прислал мне в отряд весьма милое письмо с выражением самых нежных чувств и, как-бы в подтверждение последних, присоединил к [195] письму подарок, состоящей из чая, конфект и других азиатских сладостей.

Вот все главнейшее, что я имел в настоящее время сообщить Вашему Пр-ству и что посылаю, согласно Вашему совету, по летучке. Буду стараться на будущее время писать, сколь возможно, чаще.

Позвольте напомнить о командировании войскового старшины Бородина. Если-же его командирование невозможно, то нельзя-ли назначить на это место Уральского-же войска есаула Якова Осипова, того самого, который был при мне начальником верхней дистанции и помог открыть убийц. Сильно опасаюсь я, что если имеющий прибыть к нам караван товарищества будет следовать без подобного специального покровителя, то мы, с нашими сообщениями, сильно осрамимся и надолго отучим охотников к нам приезжать.

С искренним, глубоким уважением и преданностью имею честь быть Вашего Пр-ства покорный слуга.

Подпись: Д. Романовский.

Приписка: «Письмо это было написано еще в понедельник, но сильное нездоровье не дозволило мне его даже перечитать до сегодняшнего дня; между тем, в эти дни я имел честь получить Ваше последнее письмо. Приношу мое усердное поздравление с новым знаком Монаршего внимания и от всего сердца поздравляю всех добрых сослуживцев с столь достойно заслуженными повышениями».