|
СЕРЕБРЕННИКОВ А. Г.К ИСТОРИИ КОКАНСКОГО ПОХОДА(Статья четвертая). 1 Случаи, описанные в предыдущей статье, ясно показали, насколько неспокойно было положение дел в Наманганском отделе, особенно после переворота, произошедшего в Коканском ханстве в начале октября, и бегства Насреддин-хана в наши пределы, и привели генерал-адъютанта фон-Кауфмана к убеждению о необходимости принять более серьезные меры для того, чтобы возможно скорее водворить в стране спокойствие вообще, в частности же обезопасить сообщение Намангана с Ходжентом. Для достижения последнего, генерал-адъютант фон-Кауфман приказал 2 выставить из Ходжента на Ак-Джарскую переправу на р. Сыр-Дарье отряд, в составе двух рот 3-го Туркестанского стрелкового батальона, взвода 2-й батареи, полусотни оренбургских казаков (сотника Калачова) и 5-й Сибирской сотни. Отряд этот в его действиях был подчинен начальнику Наманганского отдела, а продовольствием снабжался непосредственно из Ходжента, распоряжением начальника Ходжентского уезда. Начальником Ак-Джарского отряда был назначен генерального [29] штаба полковник Пичугин и ему было вменено в обязанность: 1) владеть как Ак-Джарской, так и другими ближайшими переправами, захватить на этих переправах всё каюки, вытащить их на берег и держать под караулом при отряде или сдать на хранение местным жителям; 2) поставить на всех бродах караулы из туземцев с тем, чтобы они препятствовали мелким шайкам переправляться через Сыр-Дарью и давали знать в отряд о приближении значительных шаек; 3) при первой возможности уничтожать кишлаки, лежащие на левом берегу Сыр-Дарьи и служащие притонами для неприятельских шаек, и 4) наблюдать и охранять дорогу от Уйгура и Папа до Камыш-Кургана. Одновременно с этим было сделано распоряжение, чтобы участок дороги от Айгура до Чуста охранялся отрядом, расположенным в Чусте; охрана участка между Чустом и Наманганом была возложена на войска, расположенные в Намангане, а участок между Камыш-Курганом и Ходжентом по-прежнему находился под охраной войск Ходжентского гарнизона и Самгарского летучего отряда. Таким образом, всё участки дороги находились в непосредственном заведывании и под охраной какого-либо отряда и можно было рассчитывать, что эта мера принесет существенную пользу в деле обеспечения сообщения между Наманганом и Ходжентом. Ожидания эти вполне оправдались и между Наманганом и Ходжентом установилась правильная и быстрая пересылка почты, передаваемой из одного отряда в другой, хотя транспорты с различными тяжестями по-прежнему двигались не иначе, как под прикрытием более или менее значительных отрядов. 4-го ноября из Ходжента в Наманган была отправлена оказия, в состав которой вошли первая и третья роты 2-го Туркестанского линейного батальона, молодые солдаты того же батальона и артиллерии, транспорт с четырьмя орудиями, назначенными на вооружение наманганской цитадели, и учебными припасами для 1-го и 2-го Туркестанских стрелковых батальонов. В распоряжение начальника оказии, майора 2-го Туркестанского линейного батальона Скарятина, назначены были также 25 казаков из 3-й Сибирской сотни, расположенной в Самгаре. Выступив из Ходжента 4-го ноября, майор Скарятин должен был прибыть в Наманган 9-го числа, сдать там транспорт, [30] после чего с двумя ротами 2-го Туркестанского линейного батальона и подвижным артиллерийским взводом, находившимся в Намангане, двинуться в Чуст и, оставив там подвижной артиллерийский взвод и обе роты 2-го Туркестанского линейного батальона, идти далее в Ходжент с первой и четвертой ротами 7-го Туркестанского линейного батальона и взводом 2-й батареи, находившимися в Чусте. В Камыш-Кургане транспорт майора Скарятина должен был остановиться и выждать прибытия из Ходжента вновь сформированного отряда полковника Пичугина, назначенного для занятия Ак-Джарской переправы и имевшего выступить из Ходжента 5-го ноября. Оставленным полковником Пичугиным на ключах Бахмал второй роте 4-го Туркестанского стрелкового батальона и взводу третьей роты 4-го Туркестанского линейного батальона было приказано, по приходе на ключи транспорта майора Скарятина, направиться в Ходжент, а 5-я Сибирская сотня, тоже оставленная на этих ключах, должна была выждать в Камыш-Кургане прибытия полковника Пичугина и поступить в состав Ак-Джарского отряда. Соединение транспорта майора Скарятина с Ак-Джарским отрядом полковника Пичугина произошло в Камыш-Кургане 6-го ноября и на следующий день, 7-го ноября, они продолжали движение – полковник Пичугин до Ак-Джара, а майор Скарятин до Пунгана. Около 10-ти часов утра майор Скарятин заметил партию неприятеля, вышедшую из кишлака Шайдана двумя колоннами, имея перед собою небольшие разъезды. Числительность каждой колонны была приблизительно около 150 человек, причем в каждой колонне было по одному белому значку. Спустившись с гор и усилив цепь своих наездников, неприятель всё время держался вне дальнего ружейного выстрела и, выслав вперед два фальконета, открыл из них стрельбу по транспорту, которая, благодаря значительному расстоянию, не причинила никакого вреда. Неприятель сопровождал транспорт на протяжении верст восьми, после чего остановился и пропустил весь транспорт, продолжая по временам производить стрельбу. Как только намерения неприятеля стали выясняться, майор [31] Скарятин приказал транспорту подтянуться, а людям пехоты, ехавшим на арбах, приказал сойти с них и идти в строю взводами на заранее определенных местах. В виду того, что неприятель не решался атаковать наш транспорт, майор Скарятин приказал людям снова сесть на арбы и продолжал движение до Пунгана. Около зимовки Ак-Кудук, по приказанию полковника Пичугина, была двинута против неприятеля кавалерия отряда, которая и прогнала его в горы, причем в сшибке с неприятелем был убит один кипчак. Прибыв в Ак-Джар и узнав, что большая часть каюков согнана вниз и что кишлаки на противоположном берегу покидаются жителями, переселение которых даже было видно с места расположения отряда, полковник Пичугин отправил арбы обратно в Ходжент под прикрытием полувзвода пехоты и полусотни казаков, проводивших их до Бардунгульского ущелья, где транспорт был сдан полусотне казаков, высланной из Самгара; на пути были встречены лишь мелкие партии неприятеля. Отряд расположился на правом берегу Сыр-Дарьи, на месте, указанном генерал-адъютантом фон-Кауфманом близ переправы и кишлака Ак-Джар. Большой кишлак Ак-Джар расположен, главным образом, на левом, тогда коканском берегу, а на правом берегу реки были лишь несколько сакель, принадлежавших почти исключительно паромщикам, производившим переправу через Сыр-Дарью на каюках и паромах и покинувшим свои дома при приближении русских. При приближении отряда с левого берега Сыр-Дарьи было сделано по нему несколько выстрелов. Чины отряда разместились частью в пустых саклях и под навесами, частью же в палатках и юртах. Как было уже упомянуто, на обязанности Ак-Джарского отряда было не только владеть этой переправой, но также и наблюдать за соседними переправами, расположенными ниже и выше по Сыр-Дарье, для чего из отряда постоянно высылались небольшие рекогносцировочные партии и разъезды. Такой разъезд, высланный тотчас же по расположении отряда на позиции, открыл существование каюков недалеко от стоянки отряда, о чём и донес начальнику отряда. Полковник Пичугин 9-го ноября направился к этому месту [32] с частью своего отряда и решил завладеть каюками, которые были необходимы на случай переправы части отряда на противоположный берег реки. Вызваны были четверо охотников-казаков, которые, несмотря на очень свежее ноябрьское утро, разделись, бросились в воду, переплыли реку и захватили один каюк почти затопленный. Не имея ни возможности, ни времени для того, чтобы выкачать из каюка воду, охотники стали его тянуть, но, протащив сажен около 150, попали на мель как раз против садов кишлака Ак-Джар, расположенного на левом берегу Сыр-Дарьи. Все усилия охотников сдвинуть каюк с мели оказались напрасными, а между тем жители кишлака заметили их и открыли по ним и по части отряда, прикрывавшей захват каюка, ружейный огонь с близкого расстояния из-за изгородей и дувалов. Началась перестрелка, причем неприятель открыл огонь из двух фальконетов также и по нашему лагерю. Возвратив с каюка охотников-казаков, полковник Пичугин отправился в лагерь и приказал сделать несколько выстрелов гранатами, пущенными на левый берег. После пяти выстрелов пальба прекратилась и неприятель удалился к кишлаку. Таким образом, тотчас же по прибытии отряда на Ак-Джарскую переправу, подтвердилось донесение лазутчиков, что жители кишлаков левого берега были настроены против нас крайне враждебно и что отряду придется, по всей вероятности, еще не раз иметь дело с противником, дерзость которого объяснялась, главным образом, тем, что он был отделен от нашего отряда рекой и что в распоряжении отряда в первое время не было даже средств для переправы на левый берег Сыр-Дарьи. Считая необходимым завершить в тот же день начатое дело, полковник Пичугин приказал приготовить из имеющихся на месте лесных материалов небольшой плот, на котором можно было бы переправить на противоположный берег партию охотников для того, чтобы захватить и доставить панаш берег каюк, разогнать неприятельскую шайку, собравшуюся у кишлака Ак-Джар, и самый кишлак сжечь. [33] Вызвались три офицера – капитан Русанов, поручик Журавлев и подпоручик Рудановский и 34 человека нижних чинов. Последних вызвалось гораздо более, но пришлось ограничиться этим числом, главным образом, в виду того, что, за неимением достаточного количества лесных материалов, удалось соорудить плот, который мог поднять только 20 человек, благодаря чему, даже небольшая партия, в 37 человек, могла быть переправлена на правый берег реки лишь в два рейса. Плот был сооружен из потолочных балок, добытых в небольшом количестве из разобранных крыш некоторых саклей. Другого леса не было и из имевшихся коротких и довольно тонких балок удалось связать небольшой плот, на котором 20 человек могло поместиться настолько тесно, что управление плотом сделалось почти невозможным и он мог двигаться, лишь следуя течению реки. С наступлением темноты села на плот первая партия поручика Журавлева и в 6 часов вечера отчалила от правого берега, на котором была расставлена часть Ак-Джарского отряда, чтобы прикрыть обратное движение охотников артиллерийским и ружейным огнем. Скоро неприятель услышал плеск и открыл огонь, на который с нашей стороны не отвечали, почему стрельба скоро и прекратилась. Наши охотники пристали к левому берегу и залегли, в ожидании второй партии, возвращаясь за которой, плот сел на мель, так что людям пришлось соскочить в воду и тащить плот некоторое пространство на себе, стоя по колено в воде. В 8 часов вечера высадилась на левый берег вторая партия охотников, в которой находились капитан Русанов и подпоручик Рудановский. Оставив 6 человек для охраны плота, решено было двинуться на кишлак двумя партиями, из которых одна под начальством поручика Журавлева (12 охотников) направилась вперед в обход кишлака, а другая должна была двинуться немного погодя прямо на костры, вокруг которых сидела масса туземцев. Таким движением и нападением сразу с двух сторон имелось в виду произвести гораздо большее впечатление на противника [34] и ввести его в заблуждение относительно численности наших ничтожных сил. Расчет этот вполне оправдался. Обе партии условились, что начнет стрельбу по неприятелю партия поручика Журавлева, когда найдет это удобным и своевременным, а другая партия тотчас же ее поддержит; однако, благодаря маленькой непредвиденной случайности, вышло несколько иначе. Партия, в которой находились капитан Русанов и подпоручик Рудановский, продвинувшись ближе к кишлаку Ак-Джар, остановилась у небольшого обрыва, высотою аршина в полтора, и решила под прикрытием этого обрыва выждать, пока партия поручика Журавлева закончит свое обходное движение и откроет стрельбу, которую и должна была поддержать. В это время показался неприятельский разведчик, который ехал прямо на партию капитана Русанова и остановился у самого обрыва, за которым укрылись, затаив дыхание, наши охотники. По всей вероятности, лошадь всадника сарта инстинктивно остановилась, почувствовав близость опасного места (обрыва) или людей, а сам всадник стал прислушиваться и рассматривать впередилежащую местность. Была совершенно темная ночь и он, конечно, не видел ничего, тогда как силуэт его отлично обрисовывался на фоне костров, разложенных позади него в кишлаке. Еще минута – и неприятельский разведчик хотел уже возвращаться, довольный благополучным исполнением своего поручения, но один из охотников-стрелков, которому показалось, что всадник двинулся вперед, прямо на него, не выдержал и выстрелил. Этот выстрел послужил сигналом к общей перестрелке, в которой приняла участие также и партия поручика Журавлева, приблизившаяся в это время к кишлаку настолько, что, сделав залп, бросилась в штыки. Не ожидавшая нападения толпа неприятеля была крайне поражена нашими залпами, да еще с двух сторон, совершенно растерялась и бросилась бежать, надеясь найти спасение под покровом темноты. В это время со стороны садов кишлака Ак-Джар показалась конная шайка, которая была встречена дружными залпами всей нашей партии охотников и обратилась в беспорядочное бегство, преследуемая залпами. [35] Скоро кишлак Ак-Джар был совершенно покинут неприятелем и, в наказание его жителей, выжжен охотниками. Затем охотники отправились к каюку, выкачали из него воду и в двенадцатом часу ночи возвратились в лагерь на правый берег, частью в каюке, частью на плоту, нагрузив громадный каюк разной провизией, клевером, ячменем и т. п. В этот день было с нашей стороны выпущено 5 артиллерийских снарядов и 182 патрона. Со стороны неприятеля был значительный урон, у нас же только один нижний чин был легко контужен. В своем донесении об этом деле полковник Пичугин свидетельствует, что 3-го Туркестанского стрелкового батальона капитан Русанов выказал, при исполнении возложенного на него довольно смелого предприятия, решимость и распорядительность, а нижние чины, кроме смелости и готовности исполнить какое угодно приказание, выказали еще много самоотвержения, работая в ноябрьскую холодную ночь по колено в воде. Генерал-адъютант фон Кауфман, находя это небольшое дело выполненным не только удачно, но до дерзости смело, выразил свою благодарность начальнику Ак-Джарского отряда, полковнику Пичугину, и всем его подчиненным, а в особенности, трем офицерам и 34 охотникам нижним чинам, принимавшим участие в поездке на левый берег Сыр-Дарьи. Фельдфебелю Лапшину, подававшему отличный пример нижним чинам, был пожалован знак отличия военного ордена 4 степени и еще один такой же крест на команду. На следующий день, 10-го ноября, отрядом было захвачено, после небольшой перестрелки в нескольких верстах ниже переправы, еще три каюка, которые и были доставлены к месту расположения отряда. Таким образом, тотчас же после прибытия отряда на Ак-Джарскую переправу, им было захвачено у противника 4 каюка, благодаря чему противник лишен был возможности переправляться на наш берег, а отряд приобрел отличные перевозочные средства, необходимые для доставки для нужд отряда с левого берега разных жизненных припасов и фуража. Эта, по-видимому, незначительная стычка, имела громадное значение, как вообще всякое смелое и доведенное до конца дело, так как, благодаря разгрому кишлака Ак-Джара, жители других левобережных кишлаков и вернувшиеся жители Ак-Джара [36] стали доставлять потребные для нужд отряда жизненные припасы, фураж и т. п. настолько беспрепятственно и охотно, что на это обратил внимание Пулат-хан и распорядился даже выслать для наказания жителей означенных кишлаков из Кокана около 4.000 пеших сарбазов, которых и расположил по кишлакам, обязав жителей этих последних содержать их на свой счет. 11-го ноября часть отряда – взвод пехоты и 40 казаков, была отправлена для конвоирования оказии и за провиантом в Ходжент. К вечеру этого же дня было сплавлено из Пунгана еще два каюка и таким образом у места стоянки отряда было уже шесть каюков, вполне годных для устройства переправы. 12-го ноября, в то время, когда отряд занимался разрушением закрытий на противоположном берегу, к начальнику отряда явилась депутация от жителей кишлака Сарай, лежащего в трех верстах от берега Сыр-Дарьи, с просьбою не разорять этот кишлак, что и было им обещано при условии, если по отряду перестанут стрелять и если жители кишлака будут снабжать отряд продовольствием и фуражом. Вечером 12-го ноября полковник Пичугин получил от Чустского участкового начальника сведение о том, что Чусту угрожает нападение скопища Батырь-тюри и что ему необходимо оказать помощь. В виду этого полковник Пичугин выступил ночью из Ак-Джара с одной ротой пехоты, сотней казаков и двумя орудиями, сделал утром привал около Гурум-Сарая и, прибыв около полудня, 15-го ноября, к кишлаку Пиляль за кишлаком Пап, узнал, что генерал Скобелев разбил мятежников у кишлака Балыкчи и что шайка Батырь-тюри разбежалась. В час пополудни в отряд прискакал житель кишлака Уйгур с известием, что к этому кишлаку подступает большая шайка кипчаков в числе около 250 человек. Полковник Пичугин немедленно двинул к Уйгуру 70 казаков и 30 стрелков, посаженных на арбакешных лошадей, под начальством сотника Калачова, при приближении которых кипчаки бросились спасаться в горы, но были настигнуты и часть их изрублена, причем в наших руках осталось 12 изрубленных тел и захвачено две шашки, три лошади, три палатки и много разного лагерного скарба. [37] Вечером, 13-го ноября, полковник Пичугин с сильным разъездом проехал в Чуст для отправления донесения начальнику Наманганского отдела; 14-го числа возвратился на позицию около кишлака Пиляль и отправил разъезд для рекогносцировки местности за Уйгуром (к горам), а 15-го ноября возвратился в Ак-Джар. На Ак-Джарской переправе с 11-го ноября было совершенно спокойно и не было произведено ни одного выстрела. С левого берега Сыр-Дарьи было доставлено в отряд более 1.000 снопов клевера и большие запасы мяса, муки, масла и проч. Из кишлака Ашт прибыла депутация с изъявлением готовности жителей служить русским, в доказательство чего принесла четыре ружья и две сабли, но полковник Пичугин отнесся с недоверием к этим заявлениям, так как по имевшимся сведениям восстание продолжало гнездиться в горных кишлаках, к числу которых относился и Ашт, хотя были также сведения и о том, что жители некоторых кишлаков принимают участие в шайках весьма неохотно и предводителям этих шаек удается удерживать их от побегов из шаек лишь благодаря весьма крутым мерам. Предводителями шаек, действовавших в районе горных кишлаков и в местности ближайшей к Ак-Джару, были: житель Аблыка Тана-Берды, имевший наибольшее влияние, кипчак Батырь-Кул (из Сарбака), таджик Исмандиар (из окрестностей Ашта), Колтыр-Сун (из Ашаба), мулла Кушай (из Моргузара) и киргиз Иш-Пута. Несмотря на содействие жителей некоторых кишлаков левого берега, доставлявших скот и разные жизненные продукты, отряд все-таки нуждался во многом, особенно же в фураже, так как жители ближайших к Ак-Джару кишлаков большею частью покинули свои жилища, а самые кишлаки были сильно разорены или сожжены во время только что оконченных военных действий. В уцелевших же кишлаках запасы фуража были почти совершенно израсходованы на нужды различных отрядов и громадных транспортов, доставлявших разные боевые и жизненные припасы из Ходжента в Наманган для войск Наманганского отдела. К тому же жители многих кишлаков в Наманганском [38] отделе, особенно находящихся в горных местностях, относились к русским вообще довольно враждебно, а бродячие шайки нередко беспокоили, между прочим, и Ак-Джарский отряд, который принужден был принимать серьезные меры для охранения себя, выставлять на ночь цепь часовых и высылать секреты далеко вперед, на гребень уступа, возвышавшегося сажен на 10–20 над местом расположения отряда и тянущегося параллельно берегу на некотором расстоянии от реки. Нередко шайки туземцев подходили на близкое расстояние к месту расположения отряда и вступали с ним в перестрелку, особенно в то время, когда водили лошадей на водопой. Ночью эти шайки уходили в горы, где они считали себя вне опасности и где получали продовольствие. В виду такого положения дела полковник Пичугин решил предпринять с частью своего отряда движение в горные кишлаки западной части Наманганского отдела, рекомендованное генерал-адъютантом фон-Кауфманом, с тем, чтобы наказать жителей этих кишлаков, поддерживавших и скрывавших шайки мятежников. Такое движение и было произведено в период с 16-го по 19-е ноября. Полковник Пичугин выступил с позиции у Ак-Джарской переправы 16-го ноября утром с частью отряда, в составе 1 1/2 рот 3-го Туркестанского стрелкового батальона и сотни Сибирских казаков. Орудия не были взяты, так как по собранным сведениям колесных дорог между горными кишлаками не существовало. Ночлег отряд имел в Камыш-Кургане. 17-го ноября отряд двинулся на кишлак Шайдан, где был встречен жителями. В виду прежнего неприязненного отношения их к русским, полковник Пичугин приказал наказать перед народом двух старшин, которых обвинял наиб Мирза-Абдулла и наложил на кишлак реквизицию для нужд отряда. Дорога от Шайдана до Бабадархана почти горная, так ущелье сильно суживается. На высотах с правой стороны была замечена конная шайка, уходившая из Бабадархана в горы. В погоню за этой шайкой была послана полусотня 5-й Сибирской [39] сотни, которая настигла ее у кишлака Пангаз, изрубила шесть человек и отбила три ружья. Жители Бабадархана, таджики, встретили отряд с покорностью и по требованию полковника Пичугина беспрекословно доставили не только припасы для отряда, но также и подстилочную кошму для нижних чинов, которая, однако, не была взята отрядом за невозможностью взять с собой арбы. Взяты были лишь арбакешные лошади на случай отправки стрелков вместе с казаками. Вечером туземец из Шайдана привез известие, что шайка Тана-Берды появилась в тылу отряда и открыла по этому кишлаку стрельбу. Вскоре прискакал другой житель Шайдана, донесший, что жители кишлака не пустили к себе шайку и она потянулась к кишлаку Ашабу. Чтобы не терять дорогое время и не упустить отличный случай встретиться с шайкой Тана-Берды, принявшего за правило избегать столкновений с более или менее сильными нашими отрядами и нападать лишь на одиночных людей или на небольшие партии, сопровождавшие транспорты, полковник Пичугин поднял отряд в 11 1/2 часов ночи 17-го ноября и двинулся в Ашаб по горным тропам. Пехота шла пешком, а арбакешные лошади в количестве 25 штук были навьючены десяточными котлами и пятидневными запасами провианта. Дорога была тяжелая, горная, с беспрестанными обрывистыми спусками и подъемами, а ночная темнота в значительной степени еще увеличивала эти трудности. Пройдя слишком 20 верст, отряд к 7-ми часам утра приближался к кишлаку, лежавшему в глубокой рытвине. Следуя с отрядом нижней боковой дорогой, полковник Пичугин не видел еще строений, как вдруг были замечены бежавшие конные неприятельские пикеты, следовавшие по высотам и направлявшиеся к кишлаку. В погоню за ними была послана 5-я Сибирская сотня, которая поднялась на высоты и двинулась за убегавшими. Когда сотня приблизилась к кишлаку, по ней был открыт огонь из-за всех заборов и со всех крыш саклей, а на высотах вправо показалась конная шайка. Казаки были спешены и началась перестрелка. [40] По силе неприятельского огня и по меткости его было видно, что жители кишлака вооружены большим числом ружей и приготовились к защите. Пехота, несмотря на сильно утомительный переход, бегом взбежала на высоту и залегла за гребень её, охватывая линию неприятельских стрелков. Перестрелка была чрезвычайно упорна и в ней принимали участие не только наши стрелки, но также и казаки. Наконец, огонь кишлака начал ослабевать и видно было, как правый фланг неприятельских стрелков побежал назад. Пехота была двинута на штурм: три полувзвода, под командой штабс-капитана Бартенева, бросились на правую сторону кишлака, а взвод 1-й роты капитана Русанова на левую. Как те, так и другие встретили сильнейшее сопротивление – жители стреляли из-за баррикад и из бойниц, проделанных в стенах саклей и заборов. Весь кишлак был забаррикадирован, но это не остановило атакующих, которые двигались вперед безостановочно. Началась отчаянная резня, так как ни один житель Ашаба не сдавался и все гибли с оружием в руках и даже женщины кидались с ножами на солдат или бросали в них с крыш камнями. Приходилось брать приступом каждую саклю и из каждого угла можно было ожидать засады. Наконец, кишлак был взят, всё легло под штыками. Взвод 2-й роты с поручиком Журавлевым взобрался на высоты и открыл по конной шайке убийственный огонь, спасаясь от которого, шайка двинулась под нашим огнем на перевал и скоро исчезла из вида, оставив на месте несколько десятков трупов. Полное утомление наших казаков и трудная горная дорога не давали никаких шансов на то, что преследование будет успешно, и потому полковник Пичугин нашел нужным не преследовать убегавшего конного неприятеля. В 9 1/2 часов утра дело было окончено и лишь изредка раздавались выстрелы: это отдельные фанатики выскакивали из-за разных закрытий, стреляли в наших и были тут же избиваемы. Ударив сбор и собрав отряд, полковник Пичугин отправил часть его для разрушения кишлака, который скоро [41] представил сплошную массу огня, в которой горели трупы убитых, завалившие все улицы, сады и дворы. Бежавший неприятель встретил наш обоз, отставший и сбившийся с пути и, приняв его за другой отряд, бросился уже по другому направлению. Трофеями нашими были: бунчук, значок, 120 ружей, 60 шашек, 80 пик и более 200 батиков. Потери неприятеля были весьма значительны: в одном только кишлаке Ашабе на улицах было найдено более 150 трупов, около 100 тел валялось в разных местах – в садах, рытвинах, на скатах гор и т. п. и, кроме того, многие погибли в зажженных саклях. Наши потери были тоже сравнительно значительны и состояли из двух убитых стрелков и одного казака и 11-ти человек раненых, из которых четыре легко. Семеро раненых получили весьма тяжелые огнестрельные раны, преимущественно в начале перестрелки, когда защитники кишлака стреляли в наш отряд с близкого расстояния, предварительно пристрелявшись, и совершенно неожиданно для нашего отряда. Немедленно было приступлено к погребению убитых и после небольшого привала, во время которого люди успели только напиться чаю, отряд двинулся далее в горы. Столь поспешное движение вперед после непродолжительного отдыха признавалось необходимым, чтобы показать нашему противнику, что наши потери не так велики и чтобы не дать ему опомниться и перейти в наступление, так как при значительном численном перевесе он мог причинить нам немало хлопот, особенно в виду того, что горная труднодоступная местность не позволяла нам воспользоваться вполне преимуществами своего вооружения, а сравнительно большое число раненых сильно затрудняло движение отряда и отрывало много людей для переноски их. При 11-ти раненых потребовалось, полагая по четыре носильщика на каждого и в две смены, всего 88 человек, что составляло почти половину отряда. Несмотря на то, что узкая дорога, по которой отряд следовал по Ашабинскому ущелью, была во многих местах забаррикадирована, отряд двигался почти безостановочно, благодаря тому, что путь его расчищался и баррикады быстро разбирались жителями разных кишлаков, явившихся после разгрома шайки [42] в кишлак Ашаб к начальнику отряда с изъявлением полной покорности и с мольбами о пощаде. Следуя по пути, освещенному кострами, отряд остановился около кишлака Гудан, пройдя 24 версты. Здесь уже заранее горели костры, были разосланы кошмы и приготовлены для отряда в большом количестве лепешки, клевер и пригнан скот. Таким образом, люди былина ногах 24 1/2 часа, пили только один раз чай, выдержали горячее дело и прошли 44 версты по едва доступным дорогам. На следующий день, 19-го ноября, отряд перешел к кишлаку Ашт, жители которого встретили наши войска тоже с полной покорностью, а вечером того же дня возвратился на позицию у Ак-Джарской переправы. Тана-Берды, Батырь-Кул и еще один неизвестный предводитель шайки, Рахмет, после поражения под Ашабом отошли к кишлаку Сарвак. Движение части Ак-Джарского отряда в горные кишлаки северо-западной части Наманганского отдела было выполнено вполне удачно, образцово, а разгром неприятельской шайки в кишлаке Ашабе произвел на окрестных жителей глубокое, подавляющее впечатление и отбил у них охоту противодействовать и сопротивляться русским. Это движение оказало отличное действие и на общее успокоение населения Наманганского отдела, так как все шайки мятежников, волновавших население, находили всегда хорошее укрытие именно в этой малодоступной части края, населенной воинственными племенами. Генерал-адъютант фон-Кауфман, рекомендовавший подобное движение, был очень доволен действиями полковника Пичугина и выразил искреннюю благодарность за лихое движение 3, как ему, так и наиболее отличившимся офицерам – капитану Русанову, штабс-капитану Бартеневу, поручику Журавлеву и хорунжему Батурину, а нижним чинам отряда назначил: четыре знака отличия военного ордена голосовых во 2-ю роту, два знака во взвод 1-й роты и четыре знака в Сибирскую сотню и, кроме того, по ходатайству начальника отряда, восемь знаков именных [43] особенно отличившимся нижним чинам, в том числе и фельдшеру Мекке, производившему под огнем неприятеля перевязки раненым. С отъездом генерал-адъютанта фон-Кауфмана из Ходжента в Ташкент 20-го ноября, Ак-Джарский отряд поступил в непосредственное ведение начальника Наманганского отдела, тогда как до этого времени отряд получал инструкции и действовал отчасти по указаниям главного начальника войск, действовавших в Коканском ханстве. Из Ходжента отряд продолжал получать лишь продовольствие. Чтобы согласовать действия Ак-Джарского и Чустского отрядов, имевших почти одинаковое значение, начальник Наманганского отдела, свиты Его Величества генерал-майор Скобелев, признал необходимым соединить оба эти отряда под начальством командира 2-го Туркестанского линейного батальона полковника барона Меллера-Закомельского, которому и приказал отправиться из Намангана в Чуст 20-го ноября с двумя полуротами конных стрелков и взводом ракетной батареи, поступившими в непосредственное его распоряжение. Генерал Скобелев снабдил полковника барона Меллера-Закомельского подробными указаниями 4 относительно действий его, как начальника соединенных отрядов Ак-Джарского и Чустского, и прежде всего поручил ему по прибытии в Чуст немедленно привлечь Чустский отряд к охране дороги от Чуста до Камыш-Кургана. В случае, если бы были получены сведения о сборище значительных неприятельских сил на левом берегу Сыр-Дарьи, полковнику барону Меллеру-Закомельскому разрешалось перейти на этот берег и разгромить как неприятельские скопища, так и те кишлаки, которые в это время могли представить укрытие для значительных неприятельских сил, причем настоятельно рекомендовалось отклонять неприятеля от мелких партизанских действий и всеми мерами стараться нанести ему значительный удар; рекомендовалось также помнить, что Ак-Джарская переправа находится от города Кокана всего лишь в расстоянии около 20 верст и что для нас было бы крайне невыгодно привлечь на наш берег значительные скопища из этого пункта. Так как генералу Скобелеву тогда не было еще известно о [44] движении полковника Пичугина с частью Ак-Джарского отряда в горные кишлаки западной части Наманганского отдела и о разгроме им шайки Тана-Берды, то полковнику барону МеллеруЗакомельскому вменялось также в обязанность не допускать жителей этих кишлаков сноситься с Таном-Берды, уничтожить его шайку и открыть через джигитов связь с укреплением Теляу. По очищении от неприятельских шаек дороги между Чустом и Камыш-Курганом, полковник барон Меллер-Закомельский должен был, для водворения полного порядка в горных кишлаках, произвести из Чуста совокупным действием обоих отрядов движение примерно по кишлакам Чадак, Ханабат, Пунык, Пискокат, Ашт-Гудас, Ашаб, Пангаз, Шайдан, Корук, Бабадархан, Кули-Ходжа и Мулла-Мир, вводя в них управление, избирая новых аксакалов и аминов или утверждая прежних, если они окажутся достойными этого; собирая хотя бы приблизительные сведения о числе дворов в каждом из означенных кишлаков, числе душ мужского пола, происхождении их и занятиях, количестве возделанной земли, числе базаров и лавок, ведущих постоянную торговлю и т. п. Для производства маршрутной съемки в распоряжение полковника барона Меллера-Закомельского был назначен корпуса топографов поручик Мишин, а для сбора сведений начальник Чустского участка штабс-капитан Бекчуран и переводчик Казбеков. В виду того, что жители поименованных кишлаков обвинялись во враждебных действиях против русских и подозревались в разграблении наших мелких транспортов и в нападении на штабс-капитана Святополк-Мирского и сотника Кузьмина с 12 казаками и других одиночных людей, полковнику барону Меллеру-Закомельскому вменялось также в обязанность отыскать главных зачинщиков и виновных в этих разбойничествах и, собрав на месте улики против них, подтвержденные показаниями свидетелей, самих зачинщиков доставить в Наманган для поступления с ними по закону. Наконец, барон Меллер-Закомельский должен был доставить свое заключение о том, не следует ли Чустский участок разделить на два, образовав Бабадарханский участок, преимущественно из кишлаков, составлявших в ханские времена отдельное бекство. Из последующего изложения будет видно, что полковник [45] барон Меллер-Закомельский быстро выполнил возложенные на него поручения, при чём всё, что касается наказания виновных жителей и кишлаков, было исполнено им с суровостью и энергией, напоминавшими ханские времена и заставившими мятежников серьезно призадуматься над своим положением и отказаться от мысли, что безобразия их будут безнаказанны. Описанное ниже движение полковника барона Меллера-Закомельского имело громадное значение в смысле умиротворения вновь занятого края, еще так недавно бывшего ареной смуты и грабежа, и те строгости, которым подверглись виновные и которые покажутся, быть может, излишними, были вызваны положительной необходимостью и вполне оправдывались потребностью того времени и обстановкой. В виду получения сведений о только что совершенном движении части Ак-Джарского отряда в горные кишлаки, генерал Скобелев нашел излишним направлять туда же полковника барона Меллера-Закомельского и дал этому последнему соответственное приказание. Исполняя это приказание, полковник барон Меллер-Закомельский выступил из Чадака 5 с 1-й Сибирской казачьей сотней и полусотней 2-й Сибирской сотни, конными стрелками и ракетным взводом в 8 часов вечера 30-го ноября и пройдя через Гурум-Сарай и Пап, прибыл в 5 часов утра 1-го декабря в кишлак Санг, расположенный на правом берегу Сыр-Дарьи. Здесь немедленно было сделано распоряжение об устройстве переправы через реку, для чего, прежде всего, нужно было выкачать воду из имевшихся на этой переправе четырех каюков. При энергичном содействии жителей кишлака Санг в 9 часов утра каюки были готовы, а в 11 часов вся кавалерия была уже на левом берегу и поджидала прибытия остальных войск отряда. Около двух часов дня прибыли вторая рота 2-го Туркестанского линейного и первая рота 3-го Стрелкового батальонов, имевшие четырехчасовой отдых в Гурум-Сарае. Вскоре прибыло из Чуста одно орудие № 2 подвижного взвода, под прикрытием взвода (60 человек) четвертой роты 2-го Туркестанского линейного батальона, а вслед за тем одно орудие № 3 подвижного взвода из Ак-Джара, под прикрытием полусотни 2-й Сибирской сотни. [46] Переправа около Санга оказалась вполне удобной и войска были доставлены на левый берег Сыр-Дарьи быстро и без всяких приключений. Переночевав на левом берегу Сыр-Дарьи близ переправы, весь отряд 6 двинулся в 8 часов утра, 2-го декабря, по дороге к Ак-Джару, зажигая на пути кишлаки и зимовки каракалпаков, бежавших при появлении отряда в Кокан. Около одного из кишлаков был замечен неприятельский пикет, состоявший из пяти человек, из которых двое были изрублены отправленными против пикета джигитами отряда, а остальные ускакали. Двинувшись на рысях со всей кавалерией вслед за пикетом, полковник барон Меллер-Закомельский увидел вдали конную шайку человек в 200–300, которая поспешно удалялась. Видя невозможность догнать эту шайку, полковник барон Меллер-Закомельский направился с кавалерией к Сыр-Дарье, чтобы зажечь прибрежные кишлаки, а пехоте и артиллерии приказал следовать прямой дорогой на кишлак Шур, где предполагался ночлег. Около 3-х часов пополудни полковник барон Меллер-Закомельский услышал пушечные выстрелы, немедленно направился с кавалерией на рысях прямо на эти выстрелы и вскоре увидел большие толпы конных с несколькими значками, перестреливавшихся с нашей пехотой. Завидев нашу кавалерию, неприятель начал настолько поспешно уходить, что удалось только пустить ему вдогонку несколько ракет. Хотя ни одна из этих ракет не разорвалась, но вторая и третья, удачно попавшие в густую толпу, произвели окончательный беспорядок и обратили неприятеля в бегство. На ночлег в Шур-Кишлак отряд прибыл, когда было уже совсем темно, причем пехота сделала около 30-ти верст, а кавалерия – более 50-ти. Жители этого кишлака, каракалпаки, были все на местах, благодаря чему он не был разорен и сожжен; этому, впрочем, немало способствовало также и то обстоятельство, что в Шур-Кишлаке оказались большие запасы клевера, приберечь который [47] было полезно, так как он мог пригодиться для наших отрядов при движении их по левому берегу Сыр-Дарьи. 3-го декабря весь обоз, под прикрытием второй роты 2-го Туркестанского линейного батальона, был направлен береговой дорогой прямо к Ак-Джарской переправе, а весь отряд двинулся более кружной дорогой через большие кишлаки Ургенч, Тумар и Киялы. Кавалерия шла впереди. Был такой густой туман, что в 100 шагах ничего не было видно, благодаря чему совершенно неожиданно наткнулись на толпу конных, которые ехали прямо по направлению к нашему отряду и, увидав его, круто повернули назад. Тотчас же вдогонку была пущена полусотня 1-й Сибирской сотни, которая атаковала неприятеля, изрубила несколько человек и захватила в плен одного раненого, который и показал, что это была часть шайки муллы Кушая, отбившаяся благодаря туману от главной шайки. Подходя к кишлаку Киялы, полковник барон Меллер-Закомельский увидел впереди толпы конных с несколькими красными и белыми значками, почему тотчас же выстроил свою кавалерию. 1-я и 2-я Сибирские сотни выстроились в колоннах по-полусотенно в первой линии, между ними ракетный взвод, а конные стрелки во второй линии уступом за правым флангом. Несколько удачно пущенных ракет заставили неприятельские толпы скрыться в большой кишлак и за кишлак Бик-Батча, находящийся всего лишь верстах в 10-ти от Кокана. Из этого кишлака и лежащих левее его кишлака и большой курганчи был открыт по нашему отряду частый фальконетный и ружейный огонь, заставивший спешить конных стрелков и двинуть их в атаку, в которой приняла участие также и подошедшая в это время 1-я рота 3-го Туркестанского Стрелкового батальона. Неприятель не выдержал и поспешно бежал, преследуемый почти через весь кишлак Бик-Батча. Так как дальнейшее преследование могло привести отряд к самым воротам Кокана, что было бы очень рискованно, полковник барон Меллер-Закомельский отозвал стрелков назад, собрал весь отряд на первоначальной позиции и, простояв [48] здесь некоторое время, в течение которого люди оправились и отдохнули, продолжал движение к Ак-Джарской переправе. Неприятель больше не показывался и отряд благополучно прибыл к Ак-Джару, когда уже совсем стемнело, сделав переход более 30-ти верст, из которых часть с боем. Было уже поздно, а потому отряд расположился на бивак на левом берегу, против переправы. Во время перестрелки около кишлака Киялы произошел довольно интересный и характерный случай. Одна из ракет, упав со станка, вонзилась в землю перед самым станком и продолжала гореть. Командир взвода, прапорщик Андреев, скомандовал прислуге лечь на землю, а коноводам отскакать назад, сам же остался стоять у станка, пока ракету не разорвало, к счастью, никого не поранив. После этого вновь была пущена ракета, и взвод продолжал действовать, как ни в чём не бывало. О таком отличном хладнокровии и присутствии духа прапорщика Андреева начальник отряда счел долгом засвидетельствовать перед генералом Скобелевым и просить его наградить этого офицера. Во время следования обоза прямой береговой дорогой на него было произведено нападение шайки с несколькими значками недалеко от Ак-Джарской переправы. Неприятель сначала открыл сильный огонь из-за барханов, но так как по приказанию командовавшего прикрытием командира второй роты 2-го Туркестанского линейного батальона, поручика Дзердзеевского, на этот огонь не отвечали, то стал подскакивать ближе и назойливо наседать; тогда пришлось открыть по нему огонь и тем обратить его в поспешное бегство. Неприятель оставил на месте перестрелки несколько тел, с нашей же стороны потерь не было. По сведениям, полученным от пленного и от местных жителей, близ кишлака Бик-Батча действовали шайка Ак-Бутабека, сына Абдул-Гафара, численностью около 1.500 всадников (10 значков и 2 трубы), вместе с шайкой муллы Кушая, состоявшей из 200 человек, и кроме того каракалпаки, жители окрестных коканских кишлаков. На следующий день, 4-го декабря, отряд сделал дневку близ Ак-Джарской переправы, не переходя на правый берег, а 5-го [49] декабря двинулся левым берегом к Чиль-Махраму, в составе второй роты 2-го линейного и второй роты 3-го стрелкового батальонов, двух орудий, конных стрелков, ракетного взвода, первой, пятой и полусотни второй Сибирских сотен и полусотни Оренбургской сотни. На Ак-Джаре, для охраны переправы, остались первая рота 3-го стрелкового батальона, одно орудие и несколько казаков. Для сопровождения в Наманган пришедшей 4-го декабря оказии были назначены взвод четвертой роты 2-го Туркестанского линейного батальона и полусотня второй Сибирской сотни. Движение полковника барона Меллера-Закомельского по кишлакам левого берега Сыр-Дарьи от Санга до Ак-Джара, сопровождавшееся полным их уничтожением, за исключением лишь кишлака Шур, навело панический ужас не только на жителей этих кишлаков, каракалпаков, но даже и на жителей Кокана, ожидавших, что и их постигнет подобная же участь. Это движение имело громадное значение, так как, благодаря удачным действиям полковника барона Меллера-Закомельского, была совершенно очищена от разбойничьих шаек вся местность между Коканом и Ак-Джарской переправой. Разгром, произведенный полковником бароном Меллером-Закомельским, ясно показал, что неприязненные действия против русских строго караются и отбил охоту у местных жителей оказывать помощь разбойничьим шайкам. В то время, как полковник барон Меллер-Закомельский совершал свое движение через упомянутые выше кишлаки, на левом же берегу Сыр-Дарьи произошли следующие весьма важные события и столкновения с неприятелем, в которых принимал участие отряд под личным начальством генерала Скобелева. 29-го ноября в Намангане было получено известие о занятии неприятелем в числе четырех пансатов, т.е. около 2.000 человек, кишлака Гур-Тюбе, на левом берегу Сыр-Дарьи, в 25-ти верстах на юг от Намангана и о приведении его в оборонительное положение. Имея в виду, что этот кишлак, состоящий более чем из 2.000 дворов и лежащий в узле дорог, ведущих от кишлака Балыкчи и городов Маргелана и Кокана, мог служить прекрасным исходным и опорным пунктом для действий на наши [50] сообщения и других предприятий противника, генерал Скобелев решился немедленно овладеть этим кишлаком и уничтожить его. С этой целью он выступил из Намангана в ночь с 29-го на 30-е ноября с отрядом, в состав которого вошли четвертая рота 1-го и первая рота 2-го Туркестанского стрелковых батальонов, стрелковая рота 2-го Туркестанского линейного батальона, первая полурота конно-стрелкового дивизиона, полусотни первой и второй сотен Семиреченских казаков, первая, вторая и пятая Оренбургские сотни, дивизион ракетной батареи и дивизион первой батареи конно-артилерийской бригады Оренбургского казачьего войска. Отряд двинулся к переправе через Сыр-Дарью, находящуюся в 18-ти верстах от Намангана. Сильный порывистый ветер, взволновавший реку и глубина брода, доходившая до 4-х футов, значительно затрудняли переправу, но, тем не менее, в 7 часов утра, отряд был уже на левом берегу реки и без замедления двинулся к кишлаку Гур-Тюбе. Вскоре был открыт неприятель, расположившийся на гребне высоты, близ кишлака. После непродолжительного артиллерийского огня была двинута вперед кавалерия, конная артиллерия и конные стрелки, а пехота следовала сзади. Неприятель, не выждав атаки казаков, бежал и, преследуемый на протяжении 4-х верст, потерял около 100 человек убитыми, один значок и обоз. Прекратив дальнейшее преследование, генерал Скобелев расположил отряд биваком у южной окраины кишлака Гур-Тюбе. По расспросам жителей оказалось, что кишлак был действительно занят ночью четырьмя пансатами (2.000 человек), но что неприятель, узнав о переправе отряда на левый берег Сыр-Дарьи, поспешно бежал по направлению к Маргелану, увлекая с собою и часть жителей. Убедившись в глубоком нравственном впечатлении, произведенном на неприятеля внезапным наступательным движением нашего отряда из Намангана и желая неожиданно застигнуть другое неприятельское скопище, расположившееся, по достоверным сведениям, за р. Нарыном, под начальством Батырь-Тюри, генерал Скобелев возвратился с отрядом 1-го декабря [51] в Наманган, предав кишлак Гур-Тюбе пламени, а на другой день, 2-го декабря, с рассветом, снова выступил из Намангана с отрядом из второй роты 2-го Туркестанского стрелкового батальона, полуроты конных стрелков, первой и полусотни второй Семиреченских сотен, первой и второй Оренбургских сотен, двух ракетных станков и двух конных орудий первой батареи Оренбургской конно-артилерийской бригады. Когда отряд прошел кишлак Кепе и переправился через первый рукав Нарына, впереди показалась масса неприятельских всадников, около 4.000 человек, с множеством значков. Эта масса держалась довольно стройно и, по-видимому, не только не уклонялась от встречи с нашими войсками, но, напротив, двинулась прямо на нас. Заметив решительное наступление наших казаков с конными стрелками и орудиями, эта масса разделилась на две части, из которых одна двинулась вверх, а другая вниз по берегу реки. Несколько удачно пущенных ракет и орудийных выстрелов заметно расстроили неприятеля, а атака, произведенная первой сотней Семиреченских казаков, окончательно рассеяла часть неприятельской конницы, двигавшуюся вниз по берегу Нарына. После этого отряд наш направился кратчайшим путем к тому месту, где, по собранным сведениям, должен был находиться лагерь неприятельской пехоты. Перейдя второй рукав Нарына, отряд двинулся на курганчу и зимовки Ульджибай, находящиеся верстах в трех за рекой. Артиллерия с трудом следовала за остальными войсками. Отряд вступал уже в Ульджибай, когда передовые джигиты сообщили, что непосредственно за курганчей расположена неприятельская пехота. Генерал Скобелев тотчас же повел кавалерию и конную артиллерию и, пройдя на рысях курганчу и зимовки, поднялся на гребень высоты, откуда увидел только что брошенный лагерь, а в расстоянии около 300 сажен, за лагерем, стройную колонну неприятельской пехоты, состоявшую из сарбазов, одетых в красные мундиры. Колонна эта составляла прикрытие арбяного обоза, направлявшегося на кишлак Тода. На каждой арбе были также вооруженные люди. [52] Сначала генерал Скобелев предполагал подготовить атаку артиллерийским огнем, но при выезде из Ульджибая орудия увязли в арыке, а пущенная ракета разорвалась почти на месте, поэтому решено было произвести атаку не выжидая артиллерии и первая и вторая Оренбургские казачьи сотни с ракетным взводом были быстро двинуты, вперед. Неприятель остановился и встретил казаков беглым огнем, но это не остановило стремительную атаку и казаки, под личным начальством генерала Скобелева, врубились в неприятельскую колонну, числительностью до 600 человек, и изрубили ее на месте. Атака, произведенная двумя Оренбургскими казачьими сотнями, была поддержана непосредственно сотнями Семиреченских казаков, которые шли уступом за правым флангом и довершили поражение бежавшего неприятеля. Это истребление целого батальона неприятельских сарбазов произошло в виду конницы Батырь-Тюри, стоявшей в 200 саженях от своей пехоты. Уничтожив в несколько минут всю неприятельскую колонну, казаки продолжали атаку по дороге на кишлак Тода, по которой тянулся длинный ряд арб с неприятельской пехотой, которая хотя и защищалась отчаянно, но, тем не менее, пала под ударами казаков. Преследование было остановлено только по совершенном истреблении неприятеля за кишлаком Тода. Преследуя неприятеля с 30-ю казаками, войсковой старшина Смирнов, есаул Мелянин и хорунжий Рогожников, свернули на дорогу в Ходжа-абад, где настигли хвост неприятельского скопища, состоявшего из пехоты и конницы. Несмотря на крайнюю несоразмерность в силах, они рубили и гнали неприятеля до кишлака Шур-арык, после чего возвратились в отряд. Вечером, еще до сумерек, отряд расположился биваком на южной окраине кишлака Тода. Неприятель был так расстроен, что даже не собирал своих убитых, телами которых была усеяна дорога от Ульджибая до Тода. На следующий день, 3-го декабря, генерал Скобелев двинулся с кавалерией через кишлак Ходжа-абад к Шур-арыку и возвратился в Тод через кишлак Моргузар, предавая пламени [53] все эти кишлаки, и затем направился с отрядом обратно к Нарыну. В этот день неприятель показывался лишь в незначительных силах, шайками не более 500 человек конных, открывая иногда из соседних курганчей безвредный огонь по отряду. Переправа обратно через Нарын была совершена в полном порядке и к вечеру 3-го декабря отряд возвратился в Наманган. Потеря наша в деле при Ульджибае состояла из раненых: одного обер-офицера 7 и 21 нижнего чина, из которых два казака были ранены тяжело, 7 человек поступили в лазарет и 14 раненых остались в строю. Неприятель, состоявший приблизительно из 6000 человек конницы и 600 пехотинцев, потерял по меньшей мере 600 человек, оставшихся на поле сражения. Трофеями этого дело были 4 фальконета, 410 ружей, 8 значков и кроме того много разного оружия поломанного и брошенного осталось на месте. Генерал Скобелев в своем донесении об этом деле, свидетельствуя вообще о доблестном мужестве всех частей отряда, особенно указывает на ракетный взвод и первую и вторую Оренбургские казачьи сотни, лихо, молодецки атаковавшие неприятеля. Дело у зимовки Ульджибай было последним крупным событием, произошедшим во второй период военных действий в Коканском ханстве, в период действий Наманганского отряда. Для характеристики положения дела в Наманганском отделе в конце 1875 года будет небесполезно и небезынтересно упомянуть о случае с унтер-офицером Даниловым и об его геройской смерти в плену у коканцев. Во время следования из Ташкента в Наманган в конце ноября 1875 года одного из транспортов с довольствием для частей войск Наманганского отдела, каптенармус 2-го Туркестанского стрелкового батальона унтер-офицер Фома Данилов, желая перегрузить вверенное ему казенное имущество со сломавшейся в дороге арбы на другую, отстал от транспорта и был захвачен в плен шайкой кипчаков. [54] Во время зимней экспедиции в конце декабря 1875 года и в январе 1876 года до сведения начальника Наманганского отдела неоднократно доходили известия о том, что унтер-офицер Данилов был расстрелян, так как отказался принять мусульманство, но вполне точные сведения об участи Данилова были собраны генералом Скобелевым лишь после занятия нашими войсками Маргелана, где последовала геройская смерть Данилова 8. Захватив унтер-офицера Данилова, кипчаки доставили его в Маргелан и тотчас же привели на площадь перед Урдой, где жил Пулат-хан. Вышедший на встречу Данилова Абдул-Мумын, ташкенец, впоследствии казненный русскими, два раза предлагал ему по приказанию Пулат-хана перейти в мусульманство, обещая за это богатство и хорошую должность и угрожая расстрелянием в случае несогласия. Но унтер-офицер Данилов оба раза с негодованием отверг эти предложения, причем на вторичную попытку Абдул-Мумына решительно сказал: «в какой вере родился, в такой и умру, а своему Царю дал клятву не изменять и буду ему верным». По приказанию Пулат-хана, Абдул-Мумын еще и в третий раз пробовал прельстить Данилова обещаниями и снова угрожал расстрелянием в случае отказа перейти в мусульманство. Тут Данилов не выдержал и, выбранив всех присутствовавших, произнес: «Напрасно вы, собаки, надрываетесь – ничего с меня не возьмете, а хотите убить, так убивайте». Тогда по приказанию Абдул-Мумына на Данилова бросились сипаи, раздели его и, связав ему руки, привязали к доске, прикрепленной к арбе. Не позволил Данилов снять с себя сапоги, сказав: «погодите немного, когда умру, тогда возьмете». Когда против Данилова стали 25 человек сипаев с ружьями, перекрестился русский унтер-офицер насколько позволили ему не туго связанные руки и, подняв глаза к небу, смело встретил смерть. [55] По нём был дан неправильный залп, после которого Данилов жил еще около часа. Смерть Данилова, по показанию туземцев, произвела глубокое впечатление на присутствовавших и народ, расходясь, говорил, что русский солдат умер как батырь (богатырь). Тело Данилова было обобрано сипаями и затем закопано в мусорной яме тут же на площади. Впоследствии это тело, а также и тела шести русских пленных, зарезанных по приказанию Пулат-хана, были отысканы и преданы земле с почестями и по церковному обряду. О геройской смерти унтер-офицера Фомы Данилова было доведено до сведения Государя Императора и Его Величеству благоугодно было, во внимание к геройской смерти унтер-офицера Данилова, выказавшего твердость в вере и непоколебимую верность Царю и отечеству, назначить его вдове пожизненную пенсию по 120 рублей в год из государственного казначейства. Приказ 9 об этом был прочитан во всех ротах, сотнях и батареях. А. Серебренников. (Продолжение следует). Комментарии 1. См. «Военный Сборник» 1901 г., № 8. 2. Предписания 3-го и 4-го ноября 1875 г. №№ 1022 и 1048. 3. Приказ по войскам Туркестанского военного округа 28-го ноября 1875 г., № 434. 4. Предписание начальника Наманганского отдела 20-го ноября 1875 г. № 192. 5. Рапорт начальнику Наманганского отдела 4-го декабря 1875 г. № 14. 6. Две с половиною роты пехоты, два орудия, две сотни казаков, эскадрон конных стрелков и ракетный взвод. 7. Сотник Наливкин. 8. Донесение генерала Скобелева 12-го марта 1876 года, № 20. 9. Приказ по войскам Туркестанского военного округа от 3-го сентября 1876 года, № 476. Текст воспроизведен по изданию: К истории кокандского похода // Военный сборник, № 9. 1901 |
|