СЕРЕБРЕННИКОВ А. Г.

К ИСТОРИИ КОКАНСКОГО ПОХОДА ¹

(Статья третья) ².

Меры, принятые для водворения спокойствия в Наманганском отделе и для обеспечения сообщений с Ходжентом и Ташкентом. – Отбитие неприятельского скопища у Яны-кургана и перестрелка у Караскана. – События в Коканском ханстве в начале октября 1875 года и бегство Насреддин-хана из Кокана. – Действия Самгарского, Ак-Джарского и Чустского отрядов. – Дела у кишлаков Гур-Тюбе и Байбачи и у зимовки Ульджибай.

После заключения с ханом Коканским Сеид-Магомет-Насреддин-ханом мирного договора, по которому во владение Российской Империи отошла часть Ханства, расположенная на правом берегу реки Сыр-Дарьи и Нарына, военные действия собственно против коканского правительства были закончены и нашему отряду, оставленному в Намангане, предстояло лишь для водворения полного порядка и спокойствия во вновь образованном Наманганском отделе принять меры к уничтожению разбойничьих шаек, бродивших в разных местах отдела.

Главнейшие из этих шаек формировались на левом берегу Сыр-Дарьи, в коканских пределах, преимущественно около Ак-Джарской и других переправ и в кишлаках левого берега против кишлаков Пунган, Уйгур и Пап и оттуда переправлялись уже мелкими партиями на наш берег, чтобы разбойничать и волновать жителей подвластных нам кишлаков. [37]

Набирая жителей этих кишлаков в свои ряды, разбойничьи шайки действовали преимущественно в районе нагорных кишлаков западной части Наманганского отдела, а именно Шайдан, Бабадархан, Пангаз, Ашаба, Гудис, Ашт, Чадак и др.

Кроме того, в северной и северо-восточной части отдела, в районе кишлаков Кокан-бай, Касан, Яны-Курган, Чартак, Кизил-Рабат и др., появлялись значительные шайки кипчаков, формировавшиеся на левом берегу Нарына, в пространстве между этой рекой и Кара-Дарьей.

Хотя оседлое население Наманганского отдела в большинстве случаев относилось к таким шайкам и их предводителям несочувственно, зная, что они преследуют лишь свои личные выгоды, но, лишенное возможности оказать им серьезное сопротивление и терроризованное еще в период только что прекратившихся военных действий, население пришло на помощь местной администрации лишь после того, как ему было объявлено, что имущество всех, решившихся принимать у себя мятежников и помогать им, а также и всех, не вернувшихся в свои жилища к назначенному сроку, будет конфисковано, и с ними самими будет поступлено как с мятежниками.

Чтобы парализовать вредное влияние шаек мятежников на жителей Наманганского Отдела, немедленно по получении сведений о появлении их в какой-либо местности, высылались летучие отряды, которым вменялось в обязанность не только уничтожать эти шайки, но и наказывать жителей тех кишлаков, которые принимали участие в действиях шаек, или оказывали им какое-либо содействие.

Так, например, по получении вечером 8-го октября сведений о появлении значительной шайки кипчаков и каракиргизов в окрестностях Чартака, для разбития её и для наказания жителей этого кишлака, принявших участие в возмущении, был отправлен, по личному приказанию генерал-адъютанта фон-Кауфмана, отряд под начальством генерального штаба полковника Фриде.

Отряд этот, в состав которого входили полувзвод саперов, 2-й Туркестанский стрелковый батальон, две роты (первая и четвертая) 7-го Туркестанского линейного батальона, второй дивизион первой батареи, вторая Оренбургская и полторы (первая и полусотня второй) Семиреченские казачьи сотни, выступил из Намангана в 5 1/2 часов утра 9-го декабря с провиантом на [38] 2 дня и одним комплектом снарядов и боевых патронов и в тот же день в 9 часов утра прибыл в кишлак Чартак.

Здесь полковник Фриде узнал, что один из главнейших предводителей мятежников, Батырь-Тюря, был в Чартаке на рассвете 8-го октября и объявил жителям, что русские, будто бы, разбиты и почти уничтожены и приглашал их собраться в Яны-Курган в шайки, чтобы добить последние остатки наших войск, причем говорил, что им получено письмо от Абдурахмана-Автобачи, обещавшего придти к ним на помощь.

В тот же день Батырь-Тюря ушел в Яны-Курган, забрав с собою, по словам жителей, аминов и казия.

Полковник Фриде объявил жителям, вышедшим на встречу отряду, что он прислан генерал-адъютантом фон-Кауфманом для наказания тех из них, которые, поверив ложным слухам, распространяемым дурными людьми, вздумали бунтовать против русских, приказал тотчас сжечь дом и имущество казия, уехавшего вместе с Батырь-Тюрей, и сказал, жителям, что такая же участь постигнет имущество тех из них, которые не будут жить мирно и заниматься своими обычными делами и будут помогать бунтовщикам.

Вследствие сведений, полученных о движении Батырь-Тюри, полковник Фриде, после часового привала у Чартака, двинул свой отряд далее по направлению к Яны-Кургану.

Местность, по которой шел отряд, представляла долину, окаймленную с северной и с северо-западной стороны возвышенностями, круто и обрывисто спускающимися в долину.

На протяжении от Намангана до Чартака дорога пролегает довольно далеко от возвышенностей, а далее долина суживается и дорога проходит уже почти у самой подошвы скатов.

Неприятельские разъезды были замечены на возвышенностях влево от дороги и тотчас же после выхода отряда из Намангана в долину, почему отряд шел всё время в боевом порядке вплоть до Чартака.

Затем, от этого кишлака отряд продолжал движение в следующем порядке: впереди полувзвод саперов, за ними две роты 2-го Туркестанского стрелкового батальона, дивизион артиллерии, опять две роты того же батальона, две роты 7-го Туркестанского линейного батальона и в арьергарде 2 1/2 сотни казаков.

Для прикрытия движения отряда с левой стороны на возвышенностях [39] двигались два полувзвода от 2-го Туркестанского стрелкового батальона, полувзвод от 7-го Туркестанского линейного батальона и сильный казачий разъезд.

Начиная от Чартака неприятель стал показываться и справа от дороги, но так как здесь местность довольно открытая, то полковник Фриде выслал туда лишь два пикета из стрелков и полусотню казаков.

Не доходя двух верст до Яны-Кургана, во время привала отряда, были получены от боковых полувзводов и казачьего разъезда сведения, что массы неприятеля групируются к левой стороне и что части его спускаются не только с левой, но и с правой возвышенности в тыл отряда, а также и с фронта его.

Через час после остановки неприятель открыл было огонь по передовому боковому полувзводу.

По сведениям, полученным от наших пикетов и по направлению выстрелов определилось, что главные шайки неприятеля оставили кишлак Яны-Курган и намерены принять бой на высотах влево от кишлака и, поэтому, полковник Фриде в 3 1/2 часа пополудни двинул отряд вперед для занятия позиции против кишлака Яны-Курган, на высоте, господствовавшей как над соседними кишлаками, так и над местностью в сторону неприятеля.

Имея в виду, что цель движения отряда заключалась в наказании участников возмущения, полковник Фриде, двинув отряд вперед, приказал казакам, шедшим в арьергарде, сжечь четыре курганчи, принадлежавшие кипчакам, принявшим участие в возмущении и расположенные одна на пути движения отряда, а остальные три – шагах в 600 вправо.

Как только отряд прошел зажженную курганчу, лежавшую близ дороги, сзади его и с боков раздались выстрелы неприятеля, спрятавшегося на джугарном поле.

Чтобы выбить оттуда неприятеля, штабс-капитану Церпицкому было приказано рассыпать шедших в голове отряда саперов и открыть огонь, благодаря которому неприятель скоро отступил с засеянного джугарой поля на возвышенности.

В это же время майор Ранау, которому было поручено начальствование над полувзводами стрелков, шедшими по горам, успешно отразил неприятеля, наседавшего на эти полувзводы с левой стороны дороги, а казаки арьергарда, в особенности семиреченская полусотня есаула Мариуцы, были атакованы большими [40] партиями неприятеля настолько энергично, что полковник Фриде принужден был двинуть на помощь казакам одну роту 7-го Туркестанского линейного батальона под начальством капитана Панцырева, которая и отразила неприятеля ружейным огнем.

Скоро отряд приблизился к возвышенности, на которой решено было занять позицию и так как она была занята неприятелем, то пришлось прогнать его оттуда, что и было исполнено саперами и стрелками, быстро взбежавшими на эту возвышенность и заставившими неприятеля отступить за гребень другой, расположенной в 800 шагах от нашей позиции высоты, откуда полувзвод саперов под начальством штабс-капитана Церпицкого выбил их и заставил отступить далее, к своему главному скопищу.

Артиллерия наша при помощи стрелков 2-го батальона быстро поднялась на избранную и занятую уже позицию и через несколько минут весь отряд стоял в боевом порядке против главных масс неприятеля.

Увидев это, неприятель начал приближаться к нашей позиции двумя колоннами, с цепью стрелков между ними.

Немедленно по этим двум неприятельским колоннам был открыт огонь картечными гранатами и уже после четвертого выстрела неприятель повернул назад и скрылся в лощине.

Через несколько времени колонны неприятеля вновь появились и шибкой рысью двинулись по направлению к нашей позиции, но три удачных выстрела гранатами еще раз заставили неприятельские колонны дать тыл и затем совершенно рассеяться.

По пыли было видно, что неприятель бежал в правую и в левую сторону.

Было уже 5 часов пополудни, окружающая гористая местность была нам совершенно не известна и потому полковник Фриде не счел возможным послать казаков для преследования бегущих и расположил свой отряд на бивак тут же на позиции.

Отряд в этот день прошел 28 верст, из которых две последние с боем, но потерь не имел совсем.

Что же касается неприятеля, которого было около 4.000–5.000, то потери его были, по всей вероятности, довольно значительны, главным образом, от нашего артиллерийского огня.

Вскоре к полковнику Фриде явились на поклон депутации от жителей кишлаков Яны-Курган и Наукат, которые, между [41] прочим, сообщили, что мятежники разошлись по своим кишлакам, что и подтвердили впоследствии лазутчики, доставившие сведение, что жители кишлака Кассан, принимавшие участие в скопищах Батырь-Тюри и Абдул-Газы, главных коноводов восстания, возвратились почти все в свой кишлак в большом страхе в ночь с 9-го на 10-е октября.

Из расспросов жителей оказалось, что вследствие ложных слухов о поражении русских, распускаемых Батырь-Тюрей и полученного им письма Абдурахмана-Автобачи, в восстании приняли участие не только кипчаки и каракиргизы, но и жители окрестных кишлаков, в том числе и жители Кассана.

В виду этого представлялось необходимым двинуть отряд к Кассану и полковник Фриде решил исполнить это на следующий же день, тем более, что в 7 часов вечера им было получено предписание от начальника полевого штаба, согласно которого отряд должен был вернуться в Наманган, проследовав через кишлаки Кассан и Тюря-Курган.

В 7 часов утра 10-го октября отряд выступил по направлению к Кассану.

Перед выступлением отряда с бивака к полковнику Фриде явились с дастарханами жители кишлаков, лежащих в окрестностях Науката, причем им всем было объяснено, что отряд имеет целью наказать возмутившихся жителей и что от них требуется лишь одно, чтобы они спокойно занимались своими обычными делами и не принимали не только непосредственного участия в шайках мятежников, но даже и не оказывали этим последним никакого содействия.

Чтобы выйти на Кассанскую дорогу, отряду предстояло спуститься в кишлак Яны-Курган и затем, пройдя этот кишлак, вновь подняться на возвышенность.

Во время движения по долине неприятеля не было видно, но когда отряд поднялся на возвышенность, то очень далеко была замечена небольшая партия кипчаков, которая быстро двигалась к Яны-Кургану.

При выходе отряда из кишлака полковник Фриде приказал зажечь три отдельно стоявшие курганчи кипчаков.

Отряд беспрепятственно прибыл в Кассан, пройдя 16 верст.

На пути попадалось много отдельных курганчей, принадлежавших кипчакам и каракиргизам, но жители все бежали и [42] джигитам отряда удалось поймать лишь одного старого кипчака, спрятавшегося в джугаре.

В виду показаний жителей Яны-Кургана, Науката и других кишлаков, что Исфаран есть притон беспокойного населения, полковник Фриде приказал сжечь несколько курганчей, ближайших к дороге.

Путь от Яны-Кургана до Кассана пролегает по плоской, возвышенности, очень холмистой и трудной для движения артиллерии и обозов.

Вода до Исфарана в изобилии, а последние восемь верст к Кассану безводны.

Отряд прибыл в Кассан в 3 часа пополудни и был встречен жителями с дастарханом.

Полковник Фриде объявил жителям цель своего прибытия – наказание мятежников, но на это они заявили, что они будто бы собственными силами выгнали кипчаков из кишлака и даже строили баррикады против них.

Похвалив жителей за такие действия, полковник Фриде всё-таки выразил им неудовольствие на то, что они не захватили Абдул-Газы и других людей, распространявших ложные слухи, вызвавшие восстание и в наказание за это взял с жителей реквизиционным порядком довольствие для отряда лепешками, рисом, скотом и фуражом.

Обрадованные, что так дешево отделались, жители самым исправным образом доставили всё требуемое.

Посланные в этот день в кишлак лазутчики и пойманный в Исфаране старик-кипчак сообщили полковнику Фриде, что Абдул-Газы приезжал в Кассан 8-го октября утром с кипчаками и объявил жителям то же самое, что говорил Батырь-Тюря в Чартаке, призывал всех к восстанию, в котором и приняли участие большая часть жителей Кассана, а также казий и раисы, и что Абдул-Газы вместе с Батырь-Тюрей после дела 9-го октября у Яны-Кургана бежал в кишлак Исковат (в 12-ти верстах на северо-восток от Кассана), принадлежавший Батырь-Тюре, вместе с остатками своей шайки человек от 500 до 1.000.

В виду этого полковник Фриде отложил предположенное в этот день движение на Тюря-Курган и командировал две сотни казаков и 100 человек 4-й роты 2-го Туркестанского стрелкового батальона на арбах под начальством майора Калитина [43] в Исковат для того, чтобы разогнать шайку Батырь-Тюри и сжечь его дом.

Прибыв в Исковат, майор Калитин не нашел там шайки Батырь-Тюри, успевшего уйти вместе с Абдул-Газы и с остатками шайки в Уйчи, и возвратился обратно в Кассан в 5 1/2 часов вечера, предав лишь огню дом Батырь-Тюри.

Сделав 12-го октября обыск в домах казия, раиса и подозреваемых жителей кишлака и не найдя ничего особенно подозрительного, полковник Фриде в 8 часов утра двинулся с отрядом по направлению на Тюря-Курган.

Имея в виду пройти с отрядом возможно большее число кишлаков и пользуясь близостью кишлака Кокан-бай, расположенного всего лишь в 4-х–5-ти верстах от пути движения отряда, полковник Фриде направил после привала около кишлака Куй-Мазар казачьи сотни верхней дорогой через Кокан-бай, а сам с отрядом продолжал движение долиной и в 5 часов вечера прибыл в Тюря-Курган, сделав в этот день переход в 26 верст (казаки около 30) совершенно благополучно.

Жители попутных кишлаков встречали отряд с дастарханом и выражали полную покорность русским.

На следующий день, 13-го ноября, отряд полковника Фриде возвратился в Наманган, не имея во всё время движения ни слабых, ни больных.

Донося об этом движении начальнику отряда войск, действовавших в Коканском ханстве ³, полковник Фриде свидетельствовал, что все чины отряда вели себя отлично, безупречно, как во время движения, совершенного в полном порядке, так и во время столкновений с неприятелем; с особенной же похвалой полковник Фриде отзывался о деятельности штабс-капитана Бекчурина, исполнявшего роль колонновожатого и заведывавшего снабжением отряда продовольствием и фуражом.

Цель движения отряда полковника Фриде могла считаться достигнутой, так как жители некоторых кишлаков были наказаны сожжением их домов, а остальным внушено, что в случае повторения чего-либо подобного с неменьшей строгостью будет поступлено и с ними.

С подобной же целью в день возвращения в Наманган, отряда полковника Фриде был отправлен отряд под начальством [44] командира 2-го Туркестанского линейного батальона полковника барона Меллера-Закомельского, который должен был пройти из Намангана через кишлак Караскан далее почти на северо-восток до кишлака Кизыл-Рабат, расположенного на берегу так называемого Янги-Арыка, в 3-х–4-х верстах от реки Нарына.

Этот отряд, в составе 2-й и стрелковой роты 2-го Туркестанского линейного батальона и двух орудий Оренбургской конной казачьей батареи, выступил из лагеря под Наманганом в полночь с 13-го на 14-е октября и в 3 1/2 часа утра 14-го числа прибыл в кишлак Караскан.

Присоединив к своему отряду отряд капитана Ионова, находившийся в этом кишлаке и состоявший из 1-й и 2-й рот 1-го Туркестанского стрелкового батальона, взвода подвижных орудий и 4-й Сибирской сотни, полковник барон Меллер-Закомельский двинулся после часового привала на кишлак Кизыл-Рабат.

Пройдя кишлак Караскан, полковник барон Меллер-Закомельский заметил, что справа и слева в некотором расстоянии от дороги жители начали зажигать огни для предупреждения о движении нашего отряда, а верстах в шести за этим кишлаком отряд внезапно встретил неприятельский пикет из 12-ти всадников, которые быстро ускакали, бросив второпях одно ружье.

Когда рассвело, начальник отряда увидел, что холмы и горы влево от дороги покрыты конным неприятелем и сделал распоряжение о дальнейшем движении отряда в следующем порядке: впереди и влево от дороги – 1-я рота 1-го Туркестанского стрелкового батальона, а вправо – стрелковая рота 2-го Туркестанского линейного батальона; за ними по дороге два конных орудия, 4-я Сибирская сотня, 2-я рота 1-го Туркестанского стрелкового батальона, два подвижных орудия, обоз (арбы) и 2-я рота 2-го Туркестанского линейного батальона.

Пройдя некоторое расстояние и заметив, что неприятель ломает мост через Янги-арык, полковник барон Меллер-Закомельский приказал сотнику Машину двинуться вперед с сотней, чтобы помешать ломать мост.

Сотник Машин с своей сотней бросился в карьер к мосту, спешил казаков и огнем отогнал неприятеля, успевшего, [45] однако, сбросить в воду часть мостовой настилки и ранить вахмистра 4-й Сибирской сотни Михина.

Чтобы поддержать казаков, были двинуты к мосту бегом две роты и два конных орудия и скоро мост через Янги-арык был в наших руках.

Оказалось, что неприятель успел сбросить в воду более половины настилки, почему по мосту можно было переправить только пехоту, а для кавалерии, артиллерии и обоза был найден поблизости брод, очень глубокий и с крутым спуском.

Переправив пехоту по мосту, а казаков, орудия и арбы в брод, причем сломалась одна арба с тяжестями подвижного артиллерийского взвода, полковник барон Меллер-Закомельский двинулся далее, прошел через кишлак Кизыл-Рабат, переправился по другому мосту через Янги-арык и в 7 3/4 часа утра подошел к брошенному неприятелем биваку.

После часового привала отряд двинулся обратно по той же дороге, причем кишлак Кизыл-Рабат был зажжен во многих местах.

Во время обратного движения неприятель следовал за ним слева и сзади, но держался на почтительном расстоянии и не собирался в большие шайки, в особенности после того, как по нескольким из них было сделано три выстрела из конных орудий.

Когда отряд проходил через кишлак Караскан, жители этого кишлака напали на первую роту 1-го Стрелкового и стрелковую роту 2-го линейного батальонов, но были отражены и разбежались с большим уроном.

Пройдя кишлак Караскан, отряд был остановлен и отдыхал с 2 1/2 до 5-ти часов дня, после чего двинулся в Наманган в следующем порядке: сотня казаков, стрелковая рота 2-го Туркестанского линейного батальона, два конных орудия, арбы, 2-я рота 2-го Туркестанского линейного батальона, 2-я рота 1-го Туркестанского стрелкового батальона, два подвижных орудия и 1-я рота 2-го Туркестанского линейного батальона.

Подходя к городским садам, полковник барон Меллер-Закомельский послал трех джигитов с донесением о своем движении начальнику отряда, действовавшего в Коканском ханстве, но через несколько минут раздались крики и выстрелы, а вскоре прискакали посланные джигиты, преследуемые толпой конных людей. Как только послышались выстрелы, немедленно, [46] по приказанию начальника отряда, было выдвинуто одно орудие, заряженное картечью, а когда показались конные люди, гнавшиеся за нашими джигитами, был сделан выстрел, обративший их в бегство.

После этого водворилась кругом полнейшая тишина и отряд продолжал спокойно свое движение, выдвинув вперед стрелковую роту 2-го Туркестанского линейного батальона.

По словам джигитов, на них напали какие-то конные и пешие вооруженные люди в количестве около 150 человек.

В 9 часов вечера отряд возвратился в лагерь под Наманганом, пройдя в этот день до кишлака Кизыл-Рабат и обратно около 55 верст.

Во время стычек с неприятелем у нас было ранено два нижних чина – один казак (вахмистр) и один стрелок 1-го Туркестанского стрелкового батальона.

Находившимся при отряде корпуса военных топографов подпоручиком Жилиным была произведена маршрутная съемка пройденного отрядом пути.

Если появление шаек мятежников в северной и северо-восточной частях Наманганского отдела имело дурное влияние на жителей и затрудняло установление полного спокойствия в крае, то появление таких шаек в восточной части отдела, кроме того, еще затрудняло сообщение Намангана с Ходжентом и Ташкентом.

С образованием Наманганского отдела между этими двумя пунктами и Наманганом установилось очень оживленное движение различных транспортов казенного имущества – интендантского, инженерного, артиллерийского и медицинского, потребного для нужд войск Наманганского отряда, а также транспортов товаров, отправляемых торговцами для нужд войск и местных жителей.

Первоначально эти транспорты отправлялись или без конвоя, или под охраной небольших войсковых частей, но вскоре, после нескольких случаев разграбления транспортов, пришлось принять серьезные меры против нападений на них разбойничьих шаек, бродивших по разным направлениям, и отправлять казенные транспорты, а вместе с ними и частные, под прикрытием более или менее значительных отрядов, с оказиями. [47]

Генерал-адъютант фон-Кауфман придавал настолько серьезное значение своевременному отправлению в Наманганский отдел казенных тяжестей и денежных сумм для отряда, что, отправляясь из Намангана 16-го октября, указал ⁴ начальнику Наманганского отдела генералу Скобелеву, что главнейшая цель оставления отряда в Намангане – владение страной, обеспечение сообщений Намангана с Ходжентом через Самгар и с Ташкентом через Теляу и наблюдение за ходом дела на левом берегу Сыр-Дарьи, в Коканском ханстве.

Для лучшего обеспечения путей сообщения от Ташкента к Ходженту и между этим пунктом и Наманганом и для конвоирования различных транспортов, по приказанию генерал-адъютанта фон-Кауфмана ⁵, был выставлен близ кишлака Самгар летучий отряд под начальством генерального штаба полковника Пичугина.

В состав Самгарского отряда, по распоряжению временно командовавшего войсками Туркестанского военного округа, были назначены: вторая рота 4-го Туркестанского Стрелкового батальона, следовавшая в это время вместе с укомплектованием 3-го Туркестанского стрелкового батальона в Ходжент, третья рота 4-го Туркестанского линейного батальона, находившаяся временно в кишлаке Той-Тюбе в распоряжении полковника Гуюса, пятая Сибирская казачья сотня, полусотни которой занимали почтовые станции Джам-Булак и Мурза-Рабат, полусотня третьей Сибирской сотни, входившая в состав отряда полковника барона Аминова, стоявшего ранее в Самгаре, и первая Оренбургская (есаула Мелянина) сотня.

От сотен, вошедших в состав Самгарского отряда, было оставлено по 10 казаков при одном уряднике для охраны от мелких разбойничьих шаек почтовой станции Уральской, Джам-Булак и Мурза-Рабат.

Кроме того, в этот отряд были назначены, по распоряжению Ходжентского и Кураминского уездных начальников, по 5 джигитов.

В числе мер, предпринятых с целью возможно скорее водворить в крае спокойствие и обеспечить сообщение между Наманганом [48] и Ходжентом, нельзя не указать также на сформирование из жителей Бабадарханского бекства сотни милиционеров, произведенное по мысли генерал-адъютанта фон-Кауфмана, сделавшего необходимые по этому вопросу распоряжения еще в Камыш-Кургане во время следования из Намангана в Ходжент.

Заведывание милиционерами было возложено на бывшего Бабадарханского бека Мирзу-Абдуллу, пользовавшегося большой популярностью среди населения, и 20-го октября, в день выступления командующего войсками из Камыш-Кургана, Мирза-Абдулла уже приступил к набору охотников в Бабадархане.

Главнейшею обязанностью милиционеров было уничтожение появляющихся на тракте от Чуста к Ходженту мелких разбойничьих шаек, охранение тракта и наблюдение за переправами.

Часть милиционеров (20 человек) была назначена в распоряжение начальника Чустского участка для поддержания сношений между Чустом и Наманганом, а остальные (80 человек) были расставлены, по приказанию начальника отдела, частью в Камыш-Кургане, частью на Ак-Джарской переправе и в кишлаке Пунган, где чаще всего появлялись мелкие шайки кипчаков и каракалпаков.

В случае появления более значительных партий мятежников, милиционеры должны были сосредоточиваться для совокупных действий преимущественно в Камыш-Кургане. Разного рода донесения, которые отправлялись с милиционерами, должны были доставляться в Самгарский отряд, откуда эти донесения пересылались уже далее в Ходжент и откуда милиционеры получали поручения в Наманган.

Хотя надежды на милиционеров далеко не оправдались, но другие меры, принятые для обеспечения безопасности сообщения Намангана с Ходжентом и Ташкентом принесли существенную пользу, которая была бы еще более значительна, если бы в начале октября в Коканском ханстве не произошли важные события, заставившие поставленного нами хана Сеид-Магомет-Насреддин-хана бежать в наши пределы, спасаясь от преследования возмутившихся жителей своей столицы.

В начале октября, вскоре после временного занятия Андижана отрядом генерала Троцкого, в Кокане и окрестных кишлаках были получены письма от Абдурахмана-Автобачи, в которых он призывал всех правоверных мусульман к низвержению [49] ставленника русских Насреддин-хана и к борьбе против русских до последней капли крови.

Узнав, что жители Маргелана под влиянием этих шаек возмутились против поставленного там ханом бека, Насреддин-хан послал туда войско под начальством своего дяди Султан-Мурад-Бека.

Разбив мятежников, которые были под начальством бывшего Урмитанского бека Абдул-Гафара, Султан-Мурад-Бек остался с своим отрядом под Маргеланом, а вскоре его отряд присоединился к мятежникам, благодаря чему хан лишился значительной части своих приверженцев.

Призыв к газавату и к низвержению хана произвел впечатление на жителей Кокана и рано утром 9-го октября они напали на дворец хана.

После трехчасовой отчаянной защиты Насреддин-хан, видя что число его приверженцев всё уменьшается, что кругом его измена и что часть приближенных его даже отворили мятежникам одни ворота, вынужден был спасаться бегством через другие ворота.

В сопровождении 60–70 человек своих приверженцев, преследуемый мятежниками, Насреддин-хан скоро добрался до Сыр-Дарьи и переправился через нее в брод, после чего преследование прекратилось и он мог сравнительно спокойно следовать далее до Самгара.

Отдохнув здесь несколько часов, хан двинулся в Ходжент, куда и прибыл около 2-х час. по полудни 10-го октября.

Хан и свита его бежали из Кокана столь поспешно, что ничего с собой не захватили – ни денег, ни вещей. Они прибыли в Ходжент, как говорится, кто в чём был, благодаря чему пришлось содержать их там всех на средства русского правительства.

В Ходженте хан остановился и ожидал дальнейших событий в ханстве в надежде, что его призовут вновь к власти и рассчитывая на помощь русских.

Но надежды хана не оправдались – генерал-адъютант фон-Кауфман, не предвидя пользы от возвращения Насреддин-хана к власти, в телеграмме военному министру о только что происшедших событиях донес, между прочим, что не имеет намерения помогать хану возвратить престол при содействии русских [50] войск. После этого Насреддин-хан переехал в Ташкент и поселился на жительстве в азиатской части города.

После бегства хана волнения в Коканском ханстве усилились и во многих местах появились значительные шайки мятежников, грозивших вновь вторгнуться в наши пределы.

Волнение это передалось и на подвластное нам население ближайших к границе кишлаков и Ходжента, опасавшееся, чтобы коканцы не заняли снова Ходжентский уезд, не произвели нападения на город и не обложили жителей поборами на содержание Коканских войск.

Волнение это значительно усилилось и перешло в панический страх, когда распространился слух, что несколько русских торговых людей были убиты по дороге в Наманган и что нападению кипчаков подверглись даже четыре русских офицера, из которых двое – штабс-капитан Святополк-Мирский и сотник Кузьмин погибли вместе с 12-ю сопровождавшими их казаками.

Скоро в Ходженте было получено известие о том, что шайка из 500 киргизов, под начальством Мумына, заняла крепость Махрам.

Не смотря на малочисленность гарнизона Ходжента, состоявшего в это время всего лишь из двух рот, местной команды и сотни Сибирских казаков, временно-исполняющий должность военного губернатора Сыр-Дарьинской области и командующего войсками, генерал-майор Эйлер, прибывший в Ходжент тотчас по получении сведений о бегстве хана, выдвинул 16-го октября для успокоения населения к Кастакозу роту 2-го Туркестанского линейного батальона, только что пришедшую из Ура-Тюбе, и полусотню казаков 6-й Сибирской сотни под начальством капитана Ваулина.

Во время движения к Кастакозу капитан Ваулин в первый день встретил лишь несколько конных групп человека по три по четыре, которые исчезали из вида при приближении отряда.

На следующий день, 17-го октября, отряд капитана Ваулина двинулся далее к Каракчукуму, где было получено сведение, что гарнизон Махрама, узнав о приближении русского отряда, бежал с такой поспешностью, что даже оставил в крепости часть своего оружия.

Полусотня Сибирских казаков, посланная в погоню за [51] шайкой, заняла Махрам беспрепятственно и нашла там десятка два шашек и несколько ружей.

Занятие Махрама подействовало весьма успокоительно на население не только наших кишлаков и Ходжента, но и на население западной части Коканского ханства.

По полученным сведениям оказалось, что в Кокане было сравнительно спокойно и что населением управляли по настоянию жителей Файзиль-Ахмет-Муксум и Магомет-Амин-Тюря. Войск в городе не было и когда Абдул-Гафар со своей шайкой пытался войти в город, то жители его не пустили, сказав ему, чтобы он приходил к ним после того, как победит русских.

В виду полного безначалия в Коканском ханстве по территории его бродила масса мелких разбойничьих шаек, которые не только прекратили всякое сообщение между Махрамом и Коканом, так что наши джигиты, посылаемые для собирания сведений о положении дела в Кокане, принуждены были возвращаться, но эти шайки переправлялись даже на правый берег Сыр-Дарьи и имели дерзость нападать даже на наши транспорты, конвоируемые довольно сильными отрядами.

Так, например, было сделано нападение на отправленный из Намангана 10-го октября под прикрытием третьей и стрелковой рот 7-го Туркестанского линейного батальона и 1-й и 6-й Сибирских казачьих сотен транспорт с больными и ранеными.

Прибыв в тот же день в Чуст и получив сведение, что в окрестностях его собрались значительные шайки кипчаков, начальник транспорта, майор Лапин, решил остановиться в этом пункте, чтобы выяснить положение дела.

Высланные им в разные стороны джигиты донесли, что всё окрестное население находится в восстании и что путь движения транспорта прегражден большими скопищами кипчаков.

Отправив в Наманган об этом донесение, майор Лапин двинулся далее лишь 13-го октября и совершенно спокойно двигался с транспортом до кишлака Пап, где и остановился на ночлег. Едва был устроен вагенбург, как с казачьего пикета было получено донесение, что в недалеком расстоянии показались конные толпы с четырьмя значками. На встречу им было двинуто по одному взводу от 3-й и стрелковой рот под начальством капитана Арсеньева и 6-я сотня Сибирских казаков, [52] которые, отойдя от вагенбурга версты две, были встречены густыми толпами конницы и стрельбой из ружей и фальконетов.

Тотчас же была рассыпана цепь стрелков и открыт по неприятелю огонь, благодаря действию которого он стал отступать к горам, преследуемый нашими стрелками.

Наступившие вскоре сумерки не позволили продолжать преследование и стрелки, и казаки возвратились в вагенбург, куда в это же время прибыли и присоединились к транспорту наши офицеры: майор Ястржембский, капитан Певцов и штабс-капитан Дряхлов, ехавшие из Ташкента с конвоем из 25-ти человек, так как дальнейшее движение их в Наманган представлялось совершенно невозможным.

Эти офицеры подверглись нападению на них жителей кишлака Шайдан, причем едва не погибли.

Преследуемые скопищем в несколько сот человек, они в одни сутки прошли 90 верст и 13-го октября, около кишлака Пап, встретились с транспортом майора Лапина.

На следующий день на рассвете транспорт двинулся, согласно маршрута, далее в кишлак Пунган, преследуемый шайкой кипчаков с несколькими значками, наседавшей на шедшую в арьергарде стрелковую роту настолько настойчиво, что ей всё время приходилось поддерживать с неприятелем оживленную перестрелку.

Дорога между кишлаками Пап и Пунган проходит почти на всём протяжении вдоль правого берега Сыр-Дарьи и потому из транспорта было видно, как шайки, показывавшиеся на левом, коканском берегу реки, переправлялись на правый берег и присоединялись к шайке, наседавшей на арьергард нашего транспорта.

Не доходя до кишлака Гурум-Сарай, транспорт подвергся обстреливанию из двух орудий, находившихся на левом берегу Сыр-Дарьи, но, не имея артиллерии в своем прикрытии, транспорт продолжал двигаться далее безостановочно до кишлака Пунган, пройдя который и расположился на ночлег вагенбургом.

Стрельба не умолкала до сумерок и кипчаки решились даже перейти в наступление, собравшись в густые толпы, но были отбиты высланными против них стрелковой ротой и 6-й Сибирской сотней, понеся значительные потери. Стрельба из орудий с противоположного берега Сыр-Дарьи хотя и продолжалась всё [53] время, но совершенно без вреда для транспорта и неприятель никак не мог пристреляться.

На следующий день, 15-го октября, горячее преследование неприятелем нашего транспорта продолжалось на протяжении верст двадцати, но все попытки атаковать наш арьергард окончились неудачей и сопровождались значительным уроном противника, который, дойдя до поворота дороги к укреплению Теляу и зимовкам кипчаков, прекратил преследование и транспорт следовал до кишлака Камыш-Курган, где был ночлег, а затем и далее до Ходжента, уже совсем спокойно.

В Ходжент транспорт прибыл 17-го октября, совершив частью под огнем неприятеля трудный, утомительный и опасный путь, в полном порядке, без потерь, имея лишь одного контуженного нижнего чина.

Как уже было сказано, в Самгар был назначен отряд под начальством полковника Пичугина.

Часть этого отряда, а именно 3-я рота 4-го Туркестанского линейного батальона и 1-я Оренбургская казачья сотня, следовавшая под начальством полковника Пичугина из Той-Тюбе, прибыла в Самгар согласно маршрута в 7 часов вечера 22-го октября и расположилась близ позиции, занимаемой здесь отрядом полковника барона Аминова.

С отрядом полковника Пичугина прибыли в Самгар арбы, на которых ехали нижние чины пехоты и везлись патроны и разные тяжести, всего 50 арб и повозок.

Благодаря тому, что люди пехоты ехали на арбах, отряд прошел расстояние от Пскента до Самгара, около 95 верст, в два перехода, не имея ни больных, ни слабых.

Простояв у Самгара следующий день, 23-го октября, отряд полковника Пичугина в 6 часов утра 24-го числа выступил в Камыш-Курган, сопровождая транспорты: интендантский с провиантом на 15 дней для всех войск Наманганского отдела на 150 арбах, артиллерийский с патронами для рот 2-го Туркестанского линейного батальона на трех арбах и инженерный на 11-ти арбах.

Нижние чины 2-й роты 4-го Туркестанского стрелкового батальона и 3-й роты 4-го Туркестанского линейного батальона были посажены на арбы.

Через два часа после ухода отряда полковника Пичугина с [54] транспортом в Наманган, отряд полковника барона Аминова двинулся в Ходжент.

В Самгаре же осталась лишь полусотня 3-й Сибирской сотни под начальством хорунжего Чукреева.

Большой и безводный переход около 45–50 верст от позиции на ключах Биш-Булак у Самгара до Камыш-Кургана, был пройден благополучно и отряд к вечеру прибыл на ключи (родники) Бахмал, верстах в 5-ти–6-ти не доходя до Камыш-Кургана, где и остановился на ночлег.

Жители Камыш-Кургана встретили отряд дружелюбно и без всяких отговорок привезли в лагерь отряда потребное количество клевера и лепешек для продажи арбакешам ⁶.

Здесь полковник Пичугин узнал, что за несколько часов до прихода отряда к Камыш-Кургану оттуда вышла шайка кипчаков в 50 человек, направившаяся по дороге в кишлак Пунган, что другая шайка человек в 60 бродит по направлению к кишлаку Шайдан, третья, довольно значительная, находится у Ак-Джарской переправы через Сыр-Дарью и, наконец, что в окрестностях бродит вообще много мелких шаек.

Кроме того полковнику Пичугину сообщили, что Наиб Мирза-Абдулла бежал, а милиционеры его разошлись по домам.

На следующем переходе, 25-го октября, за кишлаком Баш-Тал были замечены кипчакские пикеты и один из них захвачен казаками, высланными для этой цели вперед под начальством гвардии штабс-капитана Боголюбова, следовавшего при отряде на службу в Наманганский отряд.

Затем, при дальнейшем движении, на правом фланге арьергарда появились конные толпы, сопровождавшие отряд и державшиеся всё время на расстоянии далее ружейного выстрела.

На всём протяжении между кишлаками Баш-Тал и Пунган отряд не встретил ни одного местного жителя и кишлак Пунган тоже был ими оставлен, причем улицы его были забаррикадированы.

Ночь на позиции около Пунгана, расположенного на берегу Сыр-Дарьи, отряд провел, против ожидания, совершенно спокойно, хотя шайки, бродившие на противоположном, кокандском, берегу этой реки, могли совершенно безнаказанно потревожить наш отряд огнем, не переправляясь на правый берег. [55]

На рассвете 26-го октября, на пройденных накануне отрядом высотах показались отдельные всадники, а за цепью их четыре конных шайки. Чтобы обеспечить движение транспорта мимо кишлака Пунган, полковник Пичугин приказал штабс-капитану Боголюбову и подпоручику Рудановскому занять выходы из него небольшими частями пехоты отряда, по которым кипчаки открыли пальбу и пытались даже атаковать их, но были отогнаны ружейными выстрелами.

Затем во время следования отряда по дороге, проходящей по берегу Сыр-Дарьи, с левого её берега было сделано несколько выстрелов из фальконетов конными шайками, двигавшимися параллельно движению отряда.

На нашем берегу кипчаки, пропустив авангард отряда, стянулись против арьергарда, открыли стрельбу и пытались атаковать, так что пришлось, в свою очередь, открыть по неприятелю огонь.

За кишлаком Тепе-Курган преследование прекратилось и обстановка совершенно изменилась: жители кишлаков были на местах, работали на полях и встречали отряд с дастарханом.

26-го октября отряд имел ночлег за кишлаком Пап, а на следующий день благополучно прибыл в город Чуст.

В Наманган отряд с транспортом прибыл поздно вечером 28-го октября, т.е. на второй день после того, как генерал Скобелев подавил восстание жителей Намангана и бомбардировал этот город.

Около оставленного жителями кишлака Рызак отряд подобрал изрубленное тело сарта; впоследствии оказалось, что это был джигит, отправленный генералом Скобелевым с бумагами из Намангана в Ходжент.

На высоте кишлака Шайдан полковник Пичугин, заметив в стороне от дороги расположенную биваком шайку кипчаков, человек в 150, послал туда Оренбургскую казачью сотню, при приближении которой шайка быстро рассеялась по всем направлениям.

Во время преследования кипчаков два казака отстали благодаря падению лошадей и не успели присоединиться к своей сотне. Узнав об этом уже ночью, на биваке под Наманганом, и опасаясь за участь этих казаков, полковник Пичугин доложил о происшествии начальнику Наманганского отряда генералу Скобелеву, который немедленно отрядил особый летучий отряд, [56] под начальством полковника барона Меллера-Закомельского, для розыскания пропавших казаков.

Не отыскав этих казаков и подозревая, что они убиты жителями кишлака Шайдан, полковник барон Меллер-Закомельский приказал для наказания жителей выжечь их кишлак. Как оказалось впоследствии, отставшие от сотни казаки благополучно возвратились в Чуст.

В Намангане отряд полковника Пичугина пробыл два дня и выступил обратно в Самгар в 11 часов утра 31-го октября в составе 2-й роты 4-го Туркестанского стрелкового батальона, 3-й роты 4-го Туркестанского линейного батальона и 6-й Сибирской казачьей сотни, сопровождая большой транспорт пустых арб, на которых были присланы в Наманган различные тяжести и которые не рисковали возвращаться без прикрытия из боязни быть разграбленными шайками мятежников.

На всём переходе до Чуста не было обнаружено ни малейших признаков присутствия неприятеля, причем амины Тюря-Кургана встретили и проводили отряд.

С рассветом 1-го ноября полковник Пичугин с отрядом продолжал движение и, подходя к кишлаку Пап, услышал пушечные выстрелы.

Это был отряд, вышедший накануне из Чуста по распоряжению участкового начальника штабс-капитана Бекчурина для захвата каюков на Арслан-Бекской переправе через Сыр-Дарью (между Уйгуром и Гурум-Сараем), под начальством капитана Панцырева, в составе взвода пехоты, сотни казаков и одного орудия.

Прибыв в кишлак Пап, полковник Пичугин узнал на базаре от жителей этого кишлака, собравшихся приветствовать отряд, что каюки еще не взяты и вызвал охотников сделать это. Нашлись четверо туземцев и полковник Пичугин, не останавливая движения отряда, свернул к отряду капитана Панцырева со взводом стрелков и вызвавшимися охотниками-туземцами, но ко времени прибытия его каюки уже были захвачены, под огнем с левого берега Сыр-Дарьи, жителями кишлака Пап.

Полковник Пичугин именем генерал-адъютанта фон-Кауфмана поблагодарил этих туземцев за их усердие к нашим интересам и для примера другим дал им щедрое денежное вознаграждение из экстраординарных сумм отряда. [57]

На противоположном берегу были видны многочисленные толпы конных сартов, препятствовавших захвату каюков, и полковник Пичугин, пользуясь их близостью, приказал произвести два выстрела обыкновенными гранатами из орудия, находившегося в отряде капитана Панцырева.

Гранаты лопнули как раз среди конных сборищ, после чего неприятель поспешно удалился.

Верстах в трех выше Арслан-Бекской переправы против Уйгура находился еще один каюк, для захвата которого были отправлены стрелки, под начальством штабс-капитана Дикгофа.

Пройдя беглым шагом это пространство, стрелки открыли перестрелку с мятежниками, засевшими на противоположном берегу, которая и продолжалась до тех пор, пока туземцы, выказавшие уже свое усердие при захвате каюков у Арслан-Бекской переправы, раздевшись, бросились на лошадях в реку и, овладев и этим каюком, подтащили его к нашему берегу.

На ночлег отряд полковника Пичугина остановился на самом берегу Сыр-Дарьи, не доходя до кишлака Гурум-Сарай.

2-го ноября, пройдя за кишлак Пунган, куда возвратилась уже часть жителей, полковник Пичугин заметил, что на противоположном берегу, параллельно движению нашего отряда, тянулась значительная толпа с несколькими значками. Толпы конных были обнаружены и на нашем берегу, не доходя до кишлака Ашлык, в котором не оказалось на лицо ни одного жителя.

Сделав несколько выстрелов по нашему авангарду, эти толпы потянулись к средине и к хвосту транспорта и открыли по нему безостановочную пальбу из ружей и фальконетов. Неприятель сделал даже попытку атаковать наш арьергард и конные толпы его подскакали на расстояние 150 шагов, но были встречены огнем, после чего не решались уже приближаться, а сопровождали отряд на протяжении нескольких верст за кишлаком Ашлык, держась на почтительном расстоянии.

В этой перестрелке в отряде было выпущено 238 патронов, причем у неприятеля было убито более 10-ти человек.

3-го ноября отряд с транспортом снялся с позиции у Камыш-Кургана и двинулся далее к Самгару.

Получив утром известие, что значительная партия мятежников залегла в ущелье Бардунгуль, через которое проходит дорога, и имея в виду доставить в Ходжент без замедления [58] ожидаемые там известия из Намангана и транспорт порожних арб, а также признавая необходимым оставить близ Камыш-Кургана небольшой отряд для противодействия разбойничьим шайкам, дерзость которых всё возрастала, полковник Пичугин отправил транспорт под прикрытием трех полувзводов 4-го Туркестанского линейного батальона и полусотни казаков, а остальную часть отряда оставил на позиции близ ключей Бахмал, выделив из неё взвод стрелков и 50 казаков, которые и были немедленно и поспешно направлены к Бардунгульскому ущелью с тем, чтобы обезопасить следование транспорта через это ущелье и возвратиться обратно на позицию, где оставалось только три полувзвода пехоты (100 штыков) и 10 казаков.

Бардунгульское ущелье, по которому дорога тянется на протяжении около 15-ти верст, представляет собою узкую коридорообразную щель, ограниченную большею частью почти отвесными высокими берегами и имеющую незначительную ширину всего лишь несколько сажен.

Кипчаки расположились на гребнях отвесных берегов ущелья и рассчитывали сделать нападение на отряд в то время, когда он со всем транспортом втянется в ущелье и, благодаря отвесным берегам его, не будет иметь возможности оказать какое-либо сопротивление.

Обстановка была такова, что если бы отряд не был предупрежден о намерениях кипчаков и втянулся в ущелье, то был бы, без всякого сомнения, совершенно уничтожен.

Подходя к ущелью, полковник Пичугин приказал взводу стрелков, под начальством штабс-капитана Дикгофа, вскарабкаться на высоты правого берега ущелья, а на левые скаты – полувзводу 4-го Туркестанского линейного батальона, взятому из прикрытия транспорта, под начальством подпоручика Рудановского.

Взобравшись после сильнейших стараний почти на отвесные скаты, стрелки очутились перед неприятельским пикетом, перекололи его и открыли огонь по значительным толпам неприятеля, покрывавшего вершину следующего гребня на расстоянии не более 100 шагов.

Несмотря на то, что неприятель живо отвечал на наш огонь, он не мог долго держаться и часть его отступила к следующему, третьему гребню, где и остановилась на краю отвесного [59] обрыва, высотою сажен в 80, благодаря которому дальнейшее отступление было невозможно.

Часть кипчаков успела перебежать вдоль гребня под нашими выстрелами и спастись, а остальные все погибли.

Пораженные люди и лошади катились вниз с кручи и разбивались на дне пропасти.

Движение полувзвода по высотам с левой стороны ущелья было столь же успешно, тем более, что наступление наше по правому, командующему берегу было начато несколько раньше, благодаря чему неприятель попал под перекрестный огонь. Когда рассеянная шайка неприятеля была прогнана с высоты, транспорт прошел через ущелье без всяких затруднений.

В этом деле в Бардунгульском ущелье, носившем чисто горный характер, неприятель был в числе около 1.000 ч. (насчитано 12 значков).

Потери неприятеля были довольно значительны – 15 ч. было заколото штыками, до 30-ти трупов было найдено на дне пропасти, куда срывались спасавшиеся от огня наших стрелков и, кроме того, многие убитые и раненые были подобраны и увезены кипчаками.

Отбито с боя у неприятеля 1 значок, 2 фальконета, 2 больших ружья и шашка.

С нашей стороны, благодаря неожиданности появления, потерь не было, хотя трое офицеров и несколько нижних чинов оборвались с круч, но очень счастливо, так что никто серьезно не ушибся и все отделались только незначительными ссадинами, потерей подошв сапог, порчей одежды и т. п.

В своем донесении ⁷ командующему войсками Туркестанского военного округа о деле в Бардунгульском ущелье полковник Пичугин свидетельствует, что особенно отличились в этом деле штабс-капитан Дикгоф и прапорщик Крыжановский.

Когда транспорт прошел ущелье, взвод стрелков и 50 казаков возвратились на позицию близ ключей Бахмал, а транспорт продолжал движение всю ночь и прошел на стоянку в Самгар согласно маршрута 3-го ноября, откуда на следующий день прибыл в Ходжент, не имея ни одного больного в прикрывающем отряде.

А. Серебренников

(Продолжение следует).

Комментарии

1. Составлено по официальным источникам.

2 См. «Военный Сборник» 1901 г., № 7.

3. Рапорт от 12-го октября.

4. Предписание от 15-го октября 1875 г. № 720.

5. Предписание временно командующего войсками округа от 10-го октября 1875 г. за № 647.

6. Арбакеш – возчик, хозяин арбы; арба – двухколесная туземная повозка.

7. Рапорт от 5-го ноября 1875 г. № 25.

Текст воспроизведен по изданию: К истории кокандского похода // Военный сборник, № 8. 1901