СЕРЕБРЕННИКОВ А. Г.

К ИСТОРИИ КОКАНСКОГО ПОХОДА ¹

Заключение мирного договора с ханом Коканским Наср-Эддином. — Присоединение к Российской Империи части ханства и образование Наманганского отдела. — Возвращение генерал-адъютанта фон-Кауфмана в Ходжент. — Положение дел в Наманганском отделе. — Движение генерала Скобелева к Тюря-Кургану и взятие этого кишлака штурмом 23-го октября. — Дела под Наманганом 24-го, 25-го и 26-го октября и штурм этого города. — Разбитие скопищ кипчаков при урочище Таш-бала 8-го ноября. — Взятие штурмом кишлака Балыкчи 12-го ноября ².

После боя с огромным скопищем коканцев под Махрамом и удачного штурма этой крепости 22-го августа 1875 г. Генерал-адъютант фон-Кауфман, командовавший войсками, действовавшими в Коканском ханстве, всеподданнейше донёс Государю Императору телеграммой об этом событии и засвидетельствовал пред Его Императорским Величеством, что войска вели себя славно, молодецки и что дело это было сделано чисто.

Донеся, что неприятель понёс полное поражение и что впечатление победы огромное, генерал-адъютант фон-Кауфман присовокупил, что он затрудняется определить все последствия боя под Махрамом и решил продолжать движение на город Кокан, столицу ханства, как только прибудут из Ходжента интендантский и артиллерийский транспорты. [30]

В ожидании этих транспортов, 24-го августа, на биваке под Махрамом, генерал-адъютант фон-Кауфман получил телеграмму от военного министра генерал-адъютанта Милютина, в которой сообщалось, что Государь Император весьма доволен успешными действиями против коканцев наших войск, оправдавших и на сей раз ожидания Его Величества и что коканцам следует нанести примерное наказание.

Вместе с тем сообщалось, что Государь Император желает, чтобы без крайней необходимости наши войска не оставлялись в коканских владениях и что, благодаря громадному расстоянию, недостатку средств передвижения и неблагоприятному для этого времени года, не представлялось возможным рассчитывать в скором времени на прибытие с Волги подкреплений, которые понадобились бы в этом случае.

Таким образом вопрос об участи Коканского ханства даже на случай полного успеха действий наших войск предрешался и притом в смысл крайне благоприятном для коканцев и столь же нежелательном для нас.

Генерал-адъютант фон-Кауфман, которому положение дел в Туркестане было отлично известно, никак не мог согласиться с подобным решением вопроса и в тот же день телеграфировал военному министру, что если не занять Коканское ханство, то в случае переворота в Бухаре подобного тому, какой случился теперь в Кокане, мы не будем иметь средств противостать мусульманскому движению столь же энергично и успешно, так как нельзя будет ручаться, что повторение подобной вспышки в Бухаре не вызовет к участию в действиях против нас и Кашгара, причём коканцы, как бы они ни были наказаны теперь, без сомнения, двинутся против нас и тогда нам придется действовать на две стороны сразу.

По мнению генерал-адъютанта фон-Кауфмана настоящие события указывали на то, что нам положительно необходимо занять в Коканском ханстве выгодную позицию, что войска Туркестанского округа необходимо усилить несколькими частями и что если эти части будут отправлены немедленно, то они успеют прибыть в Ташкент в конце октября, или в начале ноября, т. е. по местным климатическим условиям в довольно благоприятное время года.

Хотя Государю Императору и не благоугодно было вполне согласиться с доводами генерал-адъютанта фон-Кауфмана [31] относительно необходимости занятия Коканского ханства нашими войсками и ему предложено было установить в ханстве туземное правление по примеру Хивы, но, тем не менее, сделано было распоряжение об усилении войск края сформированием двух линейных батальонов и выкомандированием из Оренбургского и Уральского казачьих войск четырёх сотен.

Вслед за этим военный министр сообщил, что Государь Император изволил с особенным удовольствием прочесть две телеграммы о сдаче Кокана и признании хана — Задэ — ханом коканским, благодаря чему осуществляется Высочайшая воля и окончательно устраняется необходимость занятия ханства нашими войсками и что от генерал-адъютанта фон-Кауфмана зависит оставить на время наблюдательный отряд, где он признает это нужным, не предрешая лишь вопроса о пограничной линии впредь до более подробного письменного разъяснения ³.

Это последнее обстоятельство дало генерал-адъютанту фон-Кауфману возможность подробно высказать свои взгляды ⁴ на данный вопрос и соображения, по которым было необходимо занять нашими войсками если не все ханство, то, по крайней мере, присоединить к нашим владениям часть его, находящуюся на правом берегу рек Сыр-Дарьи и Нарына и составлявшую Наманганское бекство. Наманганское бекство было присоединено к Российской Империи с образованием из него Наманганского отдела.

Присоединение Наманганского отдела представлялось чрезвычайно выгодным и необходимым по разным соображениям.

Как показали последние события, в населении Коканского ханства в лице кипчаков, каракиргизов и других полуоседлых родов, населявших преимущественно восточную часть ханства, существовал такой элемент, который представлял дикую, необузданную силу, отличался воинственностью и был всегда склонен к насилиям и беспорядку.

Кипчаки и каракиргизы были всегда грозою для прочих народностей ханства, далеко не всегда подчинялись власти хана и если до событий имевших место в августе 1875 года, не было случаев проявления враждебного настроения этих народностей собственно против русских, то лишь только потому, что главная масса кочевьев их удалена от нашей границы, а также и [32] вследствие того, что необузданные и своевольные кипчаки и каракиргизы заняты были своими делами и счетами с Коканским ханом и сдерживались его сильной и твердой рукой.

Все ханствование Худояр-хана представляет ряд войн и борьбы его с этим непокорным, войнолюбивым элементом подвластного ему населения.

В июле 1875 года Худояр-хан не устоял, однако, в этой борьбе, что и вызвало катастрофу, причём события сложились так, что силою нашего оружия кипчакам и каракиргизам был нанесён удар, и они получили хороший урок и если бы Коканское ханство было занято русскими войсками и присоединено к нашим владениям, то рядом последующих мероприятий нам легко было бы окончательно привести их к порядку и подчинить нашим требованиям.

В случае же, если бы наши войска должны были возвратиться из Коканского ханства, не было бы уверенности, что смирившееся под нашими ударами население ханства снова не произведёт беспорядков и волнений в ханстве, тем более, что новый хан коканский Сеид-Магомет Наср-Эддин-хан в первое время своего правления не мог иметь ни материальных средств, ни опытности в управлении страною, ни, наконец, твердости характера, необходимых для того, чтобы держать в повиновении столь беспокойное население.

У Наср-Эддин-хана не было даже войска, так как бывшая при его отце вооруженная сила была вся распущена по домам и требовалось не мало времени и денежных средств на сформирование и организацию в ханстве новых войск, равно как требовалось не мало времени и на то, чтобы молодой хан, еще не опытный в делах правления, выбрал себе достойных помощников.

При таких условиях не было никаких оснований рассчитывать, что только-что восстановленное спокойствие в ханстве долго сохранится и можно было быть уверенным, что новый хан при всем с его стороны желании не будет иметь возможности выполнить всех условий мирного договора и что с уходом русских войск за пределы ханства не замедлят повториться только что совершившиеся события.

Положение дел в Коканском ханстве было тождественно с тем, какое мы застали в 1873 году в ханстве Хивинском и которое было парализовано лишь благодаря присоединению к [33] Империи части территории ханства на правом берегу реки Аму- Дарьи и расположением там самостоятельного отряда, готового во всякое время двинуться вглубь ханства для подавления волнений, поддержания хана и восстановления порядка.

Так же точно и тут нам необходимо было самим взять дело в руки, а для сохранения порядка и спокойствия в ханстве противопоставить непокорному, необузданному элементу населения восточной части ханства нашу вооруженную силу, которая могла бы во всякое данное время быстро появляться среди возмутившихся и наказывать их за всякую попытку к нарушению общего спокойствия.

Для достижения этой цели представлялось совершенно необходимым занять нашим отрядом позицию на территории ханства на правом берегу Сыр-Дарьи в так называемому Наманганском бекстве, устроить хорошую переправу через реку по мосту и владеть всеми остальными переправами через эту реку на протяжения от слияния рек Нарына и Кара-Дарьи вниз до Ходжента.

В стратегическом отношении позиция в Намангане, занимающему центральное положение относительно всего Коканского ханства, должна была быть признана весьма удобной.

Владея Наманганом и имея в составе расположенного на правом берегу р. Сыр-Дарьи отряда значительную подвижную часть, можно было следить за ходом дел в Коканском ханстве и, в случае надобности, направлять свои удары или в сторону города Кокана, столицы ханства, или в земли кипчаков и каракиргизов.

При таком положении спокойное, мирное развитие дел в ханстве могло бы считаться вполне обеспеченным, а наша граница — безопасной с этой стороны.

Другая существенная выгода занятия правого берега Сыр-Дарьи заключалась в том, что граница наша с Коканским ханством отстояла всего лишь в 80-100 верстах от Ташкента — центра нашей власти в Средней Азии, средоточия всех правительственных учреждений, торговли и складов товаров и это обстоятельство побуждало, конечно, отнести границу возможно далее, дабы сделать такой важный пункту возможно более безопасным на случай повторения событий, подобных тем, какие имели место в начале августа 1875 г., когда неприятельские шайки появились вблизи от Ташкента и распространили в среде [34] туземного населения такую панику, о которой свидетельствуют все очевидцы этих событий.

Правда, замешательство продолжалось весьма недолгое время и население быстро успокоилось, как только неприятельские скопища, вторгнувшиеся в наши пределы, были везде отбиты и прогнаны за границу, но все это объясняется лишь тем, что наши войска действовали безусловно успешно; но случись иначе, имей коканцы хотя бы один малейший успех, дело могло бы очень усложниться, так как подвластное нам туземное население свежо еще помнило нападения на него кипчакских и киргизских орд во времена, предшествовавшие нашему владычеству, кончавшиеся для них обыкновенно потерей или жизни, или всего достояния и, разумеется, не замедлило бы принять сторону сильного, как это практикуется у всех азиатских народов и о чем свидетельствуют многие исторические примеры.

С занятием же Намангана и правого берега Сыр-Дарьи до впадения в нее Нарына наша граница с Коканским ханством отодвигалась с этой стороны слишком на 250 верст от Ташкента, что в совокупности с выгодным стратегическим положением новой позиции в Намангане по отношению к Коканскому ханству, на берегу реки, почти не имеющей бродов, совершенно обеспечивало и делало безопасным от всяких случайностей этот важный административный, военный и торговый центр, подвергать который вторично случайностям было бы крайне неосторожно и рискованно.

Настоящая минута была самой удобной для того, чтобы изменить такое ненормальное и невыгодное положение главного центра наших Средне-Азиатских владений и сделать его вполне внутренним пунктом этих владений, тем более, что все сказанное относительно Ташкента всецело относилось также и до Кураминского уезда, мирное и спокойное развитие жителей которого, густо населяющих богатые, многоводные и чрезвычайно плодородные долины рек Ангрена и в особенности Чирчика, было, без сомнения, крайне желательно.

Занятие нами Наманганского района делало более безопасным также и наш Аулиэ-Атинский уезд, по которому проходил почтовый тракт и единственная в то время телеграфная линия, связывавшая Туркестанский край с Россией и на границах которого во время коканских волнений появлялись [35] неприятельские шайки, которые почти безнаказанно могли прекратить всякое сообщение — почтовое и телеграфное.

Наконец, занятие Наманганского района было весьма выгодно и в том еще отношении, что мы ближе связывались с нашим Нарынским краем, который до того времени находился совершенно на отлете, на весу, был далёк от резервов и почти беспомощен в случае внезапного открытия против него враждебных действий со стороны Кашгара, так как единственное наше укрепление Нарынское с гарнизоном, состоявшим всего лишь из одной роты пехоты и сотни казаков, было, разумеется, слишком недостаточно для отражения сколько-нибудь значительных неприятельских сил со стороны Кашгара.

Ближайшая помощь могла быть выслана в Нарын из города Каракола ⁵, т. е. за 250 вёрст горной дороги и притом в самом ограниченном количестве, так как Каракол, находящийся в центре многочисленного кочевого населения Иссык-Кульского уезда, в среде которого всегда могли явиться элементы, склонные к восстанию, не мог быть оставлен без значительного гарнизона, тем более, что из него же пришлось бы выделять также части войск и на Кашгарскую границу для охраны прохода Музарт и других ущелий Тянь-Шаня. Другие пункты квартирования наших войск находились от Нарынского укрепления еще далее, а именно Верный — в 305 верстах, Копал — в 654 верстах и, наконец, Ташкент — главный резерв, из которого можно было, в случае надобности, выслать значительный отряд в Нарынский край, находился в 850 верстах.

При занятии же Наманганского района, в случае нападения кашгарцев на Нарынское укрепление, представлялось возможным направить часть войск из Намангана, отстоящего от Нарынского укрепления всего лишь на 350 вёрст, в предвидении чего необходимо было лишь устроить заблаговременно хорошую дорогу, разработка которой, впрочем, была полезна не только в военном отношении, но необходима также и для оживления и облегчения существовавших уже торговых сношений Нарынского района с Наманганским, а, следовательно, и со всем Коканским ханством.

Временное оставление нашего отряда в пределах Коканского ханства, как предлагалось из Петербурга, генерал-адъютант [36] фон-Кауфман считал совершенно бесцельным, так как на продолжительный срок оставлять его не представлялось возможным в виду того, что на все это время пришлось бы совершенно отказаться от правильного ведения строевых занятий и хозяйства, благодаря чему, частям отряда был бы нанесён значительный ущерб, а оставлять на короткий срок, не более полутора-двух месяцев, было бесцельно в виду того, что за это время молодой хан коканский не в состоянии был бы настолько укрепиться и упрочить свою власть, чтобы можно было совершенно успокоиться за будущее в его владениях и рассчитывать на то, что волнения снова не повторятся.

В виду всех вышеизложенных соображений, генерал-адъютант фон-Кауфман считал необходимым настаивать на совершенном занятии нами бывшего Наманганского бекства и на присоединении его к Российской Империи, почему в письме, отправленном 13-го сентября с бивака под городом Маргиланом и просил военного министра как об исходатайствовании Высочайшего повеления на присоединение части территории Коканского ханства, с образованием из неё Наманганского отдела, так равно и об увеличении численности войск округа, вызываемом необходимостью держать в Наманганском отделе достаточно сильный самостоятельный отряд, сила которого определялась, в зависимости от роли его и положения дел в Коканском ханстве, в три батальона пехоты, две батареи и восемь казачьих сотен.

В ожидании Высочайшего повеления относительно присоединения к Российской Империи части территории Коканского ханства генерал-адъютант фон-Кауфман пригласил в Маргилан Коканского хана Наср-Эддина для установления с ним условий мирного договора, который должен был служить основанием наших отношений к ханству, нарушенных после свержения Худояр-хана.

Условия эти были скоро выработаны и 22-го сентября 1875 года, или по мусульманскому исчислению Рамазана четвёртого дня 1292 года в лагере под Маргиланом между туркестанским генерал-губернатором генерал-адъютантом фон-Кауфманом и Сеид-Магомет-Наср-Эддин-ханом коканским был заключен договор, по которому коканский хан признал себя покорным слугою Императора Всероссийского и отказался от всяких непосредственных и дружеских сношений с соседними [37] владетелями и ханами, и от заключения с ними каких-либо торговых и других договоров, а также обязался не предпринимать без ведома и разрешения высшей русской власти в Средней Азии никаких военных действий (§1).

Все земли, лежащие на правом берегу Сыр-Дарьи, начиная от прежней границы против урочища Абхурека вверх по реке до впадения в нее реки Нарына и далее по правому берегу этой последней, до прежней границы русских владений на Нарыне, вблизи Кетмень-Тюбе хан коканский уступил России (§ 2), во владение которой перешли также и все переправы через Сыр-Дарью и Нарын по всей новой пограничной линии и которая получила право устраивать впредь, где признает нужным, как переправы, так и мосты.

Подобное право коканскому хану не предоставлялось, Россия же, кроме того, получила право располагать на левом Коканском берегу этих рек такою полосою земли, какая нужна для полного обеспечения переправь и мостов от всяких случайностей, а следовательно, и строить в тех местах укрепления, если то будет признано нужным, располагая и всей землей, потребной для эспланады перед укреплениями (§3).

Крепость Махрам, как построенную с целью сопротивления России, хан коканский обязался упразднить, а стены её разрушить (§4).

В тех местах на коканских берегах Сыр-Дарьи и Нарына, где окажется необходимым и удобным, русские получили право устраивать свои пристани и склады для товаров, причём наблюдение за безопасностью и сохранностью этих пристаней и складов возлагалось на Коканское правительство, а утверждение выбранных мест для пристаней предоставлялось высшей русской власти в Средней Азии.

Подобным же правом устройства пристаней и складов на правом (русском) берегу Сыр-Дарьи и Нарына могли пользоваться коканские подданные, причём наблюдение за сохранностью и безопасностью их пристаней и складов приняло на себя русское правительство (§5).

Коканское правительство обязалось уплатить все расходы русской казны, вызванные последней войной с ханством, а также пополнить все убытки частных лиц и обществ, понесенные русскими подданными от внезапного вторжения коканских войск в русские пределы. [38]

Размер потребной на это суммы был определён в 600,000 рублей, уплата которых, в виду расстроенного положения ханства, расхищения ханской казны и недостаточности наличных денег в руках Коканского правительства была рассрочена следующим образом: 250,000 рублей к 1-му декабря 1875 г. 150,000 рублей к 1-му мая 1876 г. и 200,000 рублей к 1-му декабря 1876 года (§ 6).

Кроме того, коканское правительство обязалось вносить в русскую казну ежегодно к 1-му ноября, начиная с 1876 года, по 500,000 рублей, причём на случай неисправной уплаты русское правительство получало право принимать такие меры, какие оно признает необходимым для обеспечения получения следующих ему денег (§ 7).

Все города и селения Коканского ханства, без исключения, открывались для русских купцов, равно как и все русские рынки становились доступными торговцам коканским, причём правительство и высшая русская власть в Средней Азии обязаны блюсти за правильностью торговых отношений между подданными Российской Империи и ханства Коканского, а также за тем, чтобы пошлина, определённая на русские товары в размере 2 1/2 % их стоимости, не изменялась произвольно (§ 8-16).

Русским подданным предоставлялось право заниматься разработкой естественных богатств в ханстве, т. е. залежей металлов, каменного угля и нефтяных источников и устраивать в пределах ханства всякого рода фабрики, заводы и приобретать под них земельные участки.

Правительство коканское обязалось ни в каком случае не принимать к себе разных выходцев из России, являющихся без дозволительного на то вида от русской власти, выдавать преступников и ни в каком случае не наказывать русских подданных по законам ханства (§ 24, 25).

Все спорные и тяжебные дела между русскими подданными и коканцами, если обе стороны окажутся мусульманами, должны были решаться по обоюдному согласию, по шариату, или коканскими властями; если же русский подданный принадлежал к православному, или другому христианскому вероисповеданию, то дела должны были решаться коканскими властями; при этом русский подданный, недовольный решением дела по шариату, или коканскими властями, мог обжаловать такое решение перед высшей русской властью в Средней Азии. [39]

Этот договор был написан в двух экземплярах и на трёх языках: русском, тюркском и персидском и подписан с одной стороны туркестанским генерал-губернатором генерал-адъютантом фон-Кауфманом, а с другой — Сеид-Магомет-Наср-Эддин-ханом коканским, причём один его экземпляр поступил на хранение в архивах Российской Империи, а другой — у ханского правительства.

Дополнительными обязательствами к этому договору, предложенными туркестанским генерал-губернатором и принятыми ханом коканским, определялись отношения Коканского правительства к начальнику наших войск в Наманганском отделе, определялось, что для решения более важных вопросов, касающихся обеих сторон, хан коканский и туркестанский генерал-губернатор должны были съезжаться в одном из пограничных пунктов, избранном по взаимному соглашению, а также определялся порядок уплаты пени, наложенной в размере 125,000 рублей на Маргеланское бекство за то, что нарушитель общественного спокойствия и главный вождь движения против России Абдурахман-Автобача, не смотря на объявления хана и генерал-губернатора, находил приют и продовольствие для своих войск в Маргеланском бекстве в продолжение 10-ти дней.

Эти дополнительные обязательства были написаны на русском и тюркском языках и снабжены подписью и печатью хана 22-го сентября 1875 года.

По заключении договора генерал-адъютант фон-Кауфман направился со всем действующим отрядом 23-го сентября из-под Маргелана прямой дорогой к Намангану, куда и прибыл 26-го сентября, переправившись накануне через реку Сыр-Дарью у Минь-Булака. Расположив большую часть отряда биваком вблизи города, а остальной частью заняв городскую урду ⁶, генерал-адъютант фон-Кауфман предполагали пробыть здесь более или менее продолжительное время, чтобы лично организовать управление вновь образованного Наманганского отдела и устроить оставляемый там отряд войск, но тотчас же по прибытии действующего отряда в Наманган были получены тревожные сведения о том, что только-что восстановленное спокойствие в Коканском ханстве было вновь нарушено кипчаками и киргизами, которые, под предводительством главнейших вожаков [40] Абдурахмана-Автобачи и Пулат-хана, заняли гор. Андижан и провозгласили газават ⁷.

Чтобы подавить восстание и не дать ему распространиться из восточной части по всей территории ханства, а также чтобы наказать мятежников, так недавно еще заявлявших о полной покорности русским, генерал-адъютант фон-Кауфман отправил к Андижану отряд под начальством свиты Его Величества генерал-майора Троцкого в составе трёх рот 2-го и двух рот 4-го туркестанских линейных батальонов, команды сапёр, одной конно-казачьей батареи, 3 1/2 сотен казаков и ракетного дивизиона.

Этот отряд, численностью в 1,400 человек при восьми конных орудиях и четырёх ракетных станках, выступил из Намангана утром 28-го сентября, причём для ускорения движения люди пехоты были посажены на арбы.

Как известно, в период с 28-го сентября по 8-е ноября произошли весьма важные события — гор. Андижан был штурмован отрядом генерала Троцкого, большая часть его, а также окрестные кишлаки были сожжены и разорены, а жители примерно наказаны за их вероломство.

Генерал-адъютант фон-Кауфман, долго не получая известий и опасаясь за участь малочисленного отряда генерала Троцкого, выступил из Намангана с частью войск по направлению к Андижану, но утром 5-го октября встретил около кишлака Джиты-Кашка отряд генерала Троцкого, возвращавшийся уже после удачного штурма Андижана. Соединившись здесь, оба отряда сделали дневку, а 8-го ноября уже были в Намангане.

Возвратившись в Наманган, главный начальник войск, действовавших в Коканском ханстве, занялся распоряжениями о приспособлении городской цитадели к обороне, устройством в ней помещений, складов и лазарета для отряда, который должен был остаться во вновь присоединённом Наманганском отделе.

Когда значительная часть работ по приспособлению Наманганской цитадели к помещению в ней нашего отряда была исполнена и дальнейшее продолжение их и окончание могло быть ведено средствами одного отряда, оставляемого в Намангане, генерал-адъютант фон-Кауфман 16-го октября выступил из (Карта) [41] Намангана в направлении к Ходженту; так как присутствие его в Ходженте и Ташкенте было крайне необходимо по ходу дел в Коканском ханстве, где в начале октября произошли весьма важные события и поставленный нами Наср-Эддин-хан принуждён был бежать в наши пределы, спасаясь от нападения возмутившихся жителей своей столицы.

Начальником Наманганского отдела, об образовании которого 17-го октября 1875 года последовало Высочайшее повеление, был назначен свиты Его Величества генерал-майор Скобелеву только что произведенный в этот чин за боевые отличия во время Коканского похода.

В распоряжении генерал-майора Скобелева в Наманганском отделе был оставлен отряд в следующем составе: 1-й и 2-й Туркестанские стрелковые батальоны, три роты 2-го и две роты 7-го Туркестанских линейных батальонов, команда сапёр в 20 человек, конно-артиллерийская батарея Оренбургского казачьего войска, взвод 2-й батареи 1-й Туркестанской артиллерийской бригады, подвижной взвод нарезных заряжающихся с дула орудий, ракетный дивизион (четыре станка), две сотни (вторая и пятая) Оренбургского, три сотни (первая, вторая и пятая) Сибирского и полторы сотни (первая и полусотня второй) Семиреченского казачьих войск, мастеровая и лазаретная команды и сверх того шесть коканских орудий на вооружении Наманганской цитадели.

Из этих частей две роты 7-го Туркестанского линейного батальона, взвод орудий 2-й батареи 1-й Туркестанской артиллерийской бригады и 1-я и 2-я Сибирские сотни были расположены в гор. Чусте, а остальные в Намангане.

С собою генерал-адъютант фон-Кауфман взял две роты 4-го Туркестанского линейного батальона, саперную роту, шесть орудий второй батареи и дивизион 1-й батареи 1-й Туркестанской артиллерийской бригады, первую Сибирскую и вторую и пятую Оренбургские сотни и ракетный дивизион, из которых три сотни были возвращены в Наманган из Камыш-Кургана.

Главная цель оставления в Наманганском отделе нашего отряда заключалась во владении этой страной, обеспечении сообщения Намангана с Ходжентом через Самгар и с Ташкентом через Теляу и в наблюдении за ходом дел на левом берегу Сыр-Дарьи, в пределах Коканского ханства.

Войска Наманганского отдела считались на военном [42] положении, а права и обязанности начальника отдела и Наманганского действующего отряда определялись временным положением о военном управлении в Наманганском отделе, на основании которого начальнику отдела, по заведыванию войсками, присваивалось звание командующего войсками отдела, он начальствовал над всеми регулярными и иррегулярными войсками и укреплениями и ему принадлежал общий надзор за состоянием находящихся в отделе заведений интендантских, артиллерийских, инженерных и военно-врачебных.

Все войска, а также и чины артиллерийского и инженерного ведомств подчинялись начальнику отдела лишь в отношении расквартирования, служебного их употребления, сохранения общего воинского порядка и дисциплины и сбережения здоровья; во внутреннее же управление и хозяйство войск и упомянутых частей начальник отдела не входил и, ограничиваясь одним лишь наблюдением по этим предметам, в случае замеченных беспорядков, сносился немедленно с подлежащим начальством их, или доносил командующему войсками округа.

Одну из главнейших обязанностей начальника Наманганского отдела составляло охранение спокойствия и безопасности во вверенном ему отделе, в виду чего он представлял на утверждение главного начальника округа дислокацию войск, наблюдая при этом, чтобы войска были размещены по местам не только выгодным в военном отношении, но вместе с тем, по возможности, здоровым и удобным для продовольствия и квартирования.

В случаях, требующих восстановления нарушенного где-нибудь в отделе спокойствия, или порядка, начальнику отдела предоставлялось право располагать всеми войсками и средствами. Управление частями войск артиллерии и кавалерии, расположенными в Наманганском отделе, собственно в командном и строевом отношениях, вверялось особым начальникам, которым присваивалось звание заведывающего артиллерией и начальника кавалерии Наманганского отдела; для производства инженерных работ был назначен особый инженерный, или саперный офицер; медицинская часть возлагалась на старшого врача Наманганского местного лазарета, а делопроизводство по военному управлению сосредоточивалось в военной канцелярии начальника отдела.

Выступив из Намангана утром 16-го октября, генерал-адъютант фон-Кауфман в 5 часов этого же дня прибыл в [43] гор. Чуст, откуда на следующий день двинулся далее в сопровождении Чустского участкового начальника штаб-капитана Бекчурина и 1-й Сибирской сотни под командой сотника Симонова, а 19-го октября был уже в Камыш-Кургане, пройдя этот путь в три перехода.

Хотя при движении генерал-адъютанта фон-Кауфмана жители попутных кишлаков, за исключением кишлака Ашлык, встречали его с достарханами (хлебом-солью), но тем не менее вновь занятый край далеко нельзя было считать спокойным и в различных пунктах Наманганского отдела то и дело появлялись шайки разбойников, действовавшая нередко крайне дерзко.

Так например, было сделано несколько нападений на наших джигитов, на арбы, шедшие из Ходжента в Наманган с железом и печными приборами и на транспорт купца Громова с чаем и сахаром, а во время ночлега отряда, сопровождавшего генерал-адъютанта фон-Кауфмана, на биваке близ кишлака Пунган, каракалпаки, живущие на противоположном берегу Сыр-Дарьи, открыли даже по нашим пикетам, выставленными на острове, между рукавами реки, стрельбу, которая окончилась лишь тогда, когда высланная против них небольшая команда, состоявшая из шести охотников — стрелков, удачными выстрелами перебила четырёх каракалпаков, после чего остальные удалились.

Кроме того, 16-го октября, был еще и следующий случай: когда генерал-адъютант фон-Кауфман прибыл в этот день в Чуст, отсюда тотчас же было послано сообщение об этом в Наманган начальнику отдела; но джигит, отправленный с конвертом, принуждён был вернуться, встретив близ Шайтан-Кишлака партию из 16-ти человек вооружённых разбойников, которые на глазах джигита напали на трёх проезжавших на арбе сартов, которых и ограбили, отобрав у них скот.

Для поимки этой шайки был отправлен в Шайтан-кишлак из Чуста, по приказанию начальника Чустского отряда, разъезд, состоящий из полусотни (45 человек) второй сотни 1-го Сибирского казачьего полка под начальством сотника Пелымского, который должен был вместе с тем проводить упомянутого выше джигита до этого пункта.

Не доезжая до Шайтан-кишлака, разъезд встретил близ дороги, в пяти местах, шайки кипчаков, каждая от 20-ти и [44] 30-ти вооружённых людей, с которыми и вступал во время дальнейшего движения несколько раз в перестрелку, благодаря чему пришлось провожать джигита далее.

Подойдя к кишлаку Тюря-Курган, сотник Пелымский остановил свою полусотню около первых саклей этого кишлака с целью выждать, пока джигит проедет скрытыми местами мимо кишлака для дальнейшего следования в Наманган.

Прождав около часа времени, в течение которого к разъезду вышли некоторые из жителей кишлака Тюря-Курган и сообщили, что у них все спокойно и что по дороге в Наманган не видно шаек кипчаков, сотник Пелымский двинулся с разъездом обратно.

Около Шайтан-кишлака разъезд встретил партию кипчаков около 100 человек, которые вступили с разъездом в перестрелку и так наседали на него, что сотник Пелымский принуждён был атаковать мятежников, причём было убито и ранено 12 кипчаков и несколько лошадей и отобраны шашка, пика и медный батик.

С нашей стороны убитых и раненых не было, а во время перестрелок было выпущено казаками 380 патронов (с капсюлями) и при рукопашной схватке попорчена часть оружия.

Выступив из Камыш-Кургана в Ходжент 20-го октября, генерал-адъютант фон-Кауфман отправил обратно в Чуст начальника участка штаб-капитана Бекчурина с тремя сотнями и ракетным дивизионом, под начальством войскового старшины Смирнова.

Верстах в пяти от Камыш-Кургана близ кишлака Баш-Тал была встречена партия человек в 70, с белым значком, которая, завидя наш значительный отряд и не решившись сделать попытку напасть на него, быстро удалилась в горы.

По прибытии 21-го октября в Чуст первая Сибирская сотня осталась в этом пункте, а 2-я и 5-я Оренбургские сотни и ракетный дивизион после дневки отправились в Наманган, где их ожидал начальник отдела и где они были весьма кстати, так как 23-го октября была серьезная перестрелка у кишлака Тюря-Курган и взятие штурмом этого пункта, а 24-го, 25-го и 26-го октября произошло дело под Наманганом с огромным скопищем кипчаков, занявших этот город. Штурм Намангана с поражением кипчаков состоялся 27-го октября. [45]

Положение дел в Намангане после ухода генерал-адъютанта фон-Кауфмана было крайне неопределённое.

Ходили самые разноречивые слухи как о том, что Абдурахман-Автобачи во главе 3,000 человек, с восьмью орудиями решил напасть на Наманган 20-го октября, так и о месте нахождения этого скопища то у кишлака Балыкчи, то вблизи Учь-Кургана, то у Чартака.

С 17-го октября слухи о приближении скопищ кипчаков стали подтверждаться и старшие люди города уведомили генерала Скобелева официально, что кипчаки, под начальством Батыр-Тюри, нападут на Наманган 19-го октября со стороны Чартака, занятого будто бы уже авангардом в числе 10,000—12,000 человек.

Придерживаясь точно инструкции, данной начальнику Наманганского отдела генерал-адъютантом фон-Кауфманом, генерал Скобелев сначала не хотел, и думать о наступательных действиях против неприятеля до полного окончания оборонительных работ в Наманганской цитадели и устройства зимних помещений отряду; но в виду того, что удержание в нашей власти города было совершенно необходимо как в политическом, так и в военном отношениях, а также и в виду того, что в противном случае до крайности затруднилось бы снабжение нашего отряда запасами продовольствия и фуража, генерал Скобелев решился сделать отступление от упомянутой инструкции и стал изыскивать средства к тому, чтобы удержать в своей власти город Наманган возможно более верным способом.

Всесторонне обсудив это дело, генерал Скобелев пришёл к тому заключению, что ни в каком случае не следует водить войска в сомнительный и большей частью убийственный уличный бой и решил занять на высотах, окаймляющих город с северной стороны, позицию для артиллерии, которая позволила бы обстреливать те части города, где неприятель стал бы сосредоточиваться; этим предполагалось привлечь его в открытое поле и поставить в такую обстановку, при которой борьба с нашими войсками была бы для него более затруднительной.

Произведённые для этого рекогносцировки, в особенности 19-го октября, дали самые удовлетворительные результаты.

Кроме собственно города Намангана с избранной заблаговременно позиции наша артиллерия могла действовать по неприятелю, наступающему только со стороны Тюря-Кургана или [46] Чар-така, но это обстоятельство не имело существенная значения, так как было весьма мало вероятно, чтобы неприятель решился подойти к городу со стороны путей, ведущих из Кокана, Маргелана и Балыкчи благодаря тому, что местность здесь большею частью болотистая, представляющая большие затруднения для действия значительных масс, особенно конницы.

Если бы неприятель даже и решился показаться с этой стороны, то разве небольшими партиями, чтобы скрыть свое настоящее намерение, причём появление таких партий не могло помешать действию нашей артиллерии.

19-го октября, по случаю большого мусульманская праздника, генерал Скобелев принимал в цитадели Кази-Каляна старших людей и некоторых аксакалов, причём одарил их почетными халатами.

От имени города они долго и много говорили о привязанности их к России и к особе Ярым-паши (генерал-губернатора) и просили даже о дозволении им принять меры против вероятного набега кипчаков и не допустить их в город силой.

В этой просьбе представителям города Намангана было отказано, так как генерал-адъютант фон-Кауфман считал необходимыми удалять туземцев от всего, что могло возбудить в них воинственные наклонности, тем более, что в искренности просьбы жителей разрешить им принять участие в отражении набега кипчаков можно было сильно сомневаться; причём помощь, которую жители могли оказать в качестве воинов, могла быть, даже при самых благоприятных условиях, ничтожна, а при малейшем сомнении в том, что нам удастся разгромить кипчаков, жители Намангана не замедлили бы стать на сторону наших противников.

В виду этого генерал Скобелев не разрешил жителями Намангана вооружаться и ограничили их участие в обороне города лишь тем, что позволили им строить завалы на тех местах, где будет указано, содержать пикеты на важнейших дорогах, а главное, доставлять вовремя правдивые и точные сведения о месте нахождения, намерениях и действиях неприятельских шаек.

Произведя в этот день, 19-го октября, рекогносцировку, генерал Скобелев прошёл во главе кавалерии по городу и базарами.

Везде было совершенно спокойно и не было ни малейших [47] проявлений враждебности к нам населения, а между тем лазутчики доставляли генералу Скобелеву, особенно в продолжение последних двух дней, совершенно противоположные сведения о том, что жители города решили держать сторону нашего противника.

Это обстоятельство побудило генерала Скобелева отнестись с недоверием к заявлениям представителей города Намангана относительно преданности жителей русским, а обстоятельства не замедлили подтвердить, что это недоверие было совершенно основательно.

20-го октября неприятель направился на город со стороны Чартака и так как подобное движение было предвидено и не было для нас неожиданным, генерал Скобелев тотчас же двинулся на избранную позицию с колонной, состоявшей из пяти рот пехоты, шести орудий, 1 ? казачьих сотен и принудил кипчаков, уже спустившихся частью в город и показавшихся на базарах, отказаться от наступления и искать спасения в поспешном бегстве.

Возвращаясь в лагерь, генерал Скобелев с этой колонной прошёл через город и базары и тем привёл в ужас жителей Намангана, не только не предупредивших о движении кипчаков, но даже решивших открыто присоединиться к ним и не исполнивших это исключительно лишь благодаря быстрому нашему наступательному движению.

Наказание жителей города за такое вероломство немедленно, теперь же, не входило в расчёты генерала Скобелева по разными соображениям, особенно же в видах необходимости возможно скорее закончить работы по приведению цитадели в оборонительное состояние и по устройству зимних помещений для отряда, прерванные сначала мусульманскими праздниками, а затем тревожными слухами, а также обеспечить отряд на зиму продовольствием и фуражом.

Кроме того, у генерала Скобелева были и другие соображенья, побуждавшие его по возможности не оказывать никакого давления на ход дел и предоставить событиям совершаться нормальными путём.

По мнению генерала Скобелева, полного успокоения населения Наманганского отдела можно было достигнуть не геройскими подвигами наших войск, а постепенными внушением населению убеждения, что борьба с нами совершенно бесцельна и [48] принесёт населению исключительно лишь вред и что сочувствие населения, особенно больших пунктов, кипчакам является для этого населения источником всяких бед и несчастий.

Политика наша, по мнению генерала Скобелева, должна была клониться к тому, чтобы вызвать в возможно скором времени столкновение между кипчаками и жителями населённых пунктов, в особенности Намангана и благодаря этому привлечь оседлое население на нашу сторону.

Достигнуть этого легче всего возможно было выждав, когда большие скопища кипчаков, чтобы продовольствовать себя, вынуждены будут разделиться на мелкие шайки и станут грабить жителей, чем, разумеется, много потеряют в их глазах, так как из защитников веры превратятся в простых разбойников.

Для этого требовалось, конечно, немало времени, в течение которого нам необходимо было не только избегать решительных действий против населения, хотя бы и не вполне преданного нам, но также стараться увлечь его к явным враждебным действиям против кипчаков.

В виду этого, когда старшие люди кишлака Тюря-Курган прибыли в Наманган и просили защиты против кипчаков, генерал Скобелев отправил их обратно с наставлением защищаться собственными силами.

Получив сведения, что Батыр-Тюря с 2,000—3,000 всадников находится между Сыр-Дарьей и большой Тюря-Курганской дорогой, генерал Скобелев предпринял 21-го октября рекогносцировку по направлению на Киргиз-Кишлакскую переправу и к Тюря-Кургану со стороны Баг-Балянда.

Движение это было произведено с двумя ротами 2-го Туркестанского стрелкового батальона, двумя конными орудиями Оренбургской казачьей батареи и всей наличной кавалерией.

Встретив неприятельские пикеты не доходя до Киик-Мазара, кавалерия преследовала их до Янги-арыка, откуда рекогносцировочный отряд двинулся в Наманган через сады, при входе в которые четвертая рота 2-го Туркестанского стрелкового батальона имела небольшую перестрелку со слабо наседавшим неприятелем.

В лагерь рекогносцировочный отряд вернулся без всяких потерь, вполне выяснив присутствие неприятеля в Тюря-Кургане в числе не менее 3,000 человек, причём масса пыли, [49] показавшейся со стороны Дарьи, а также и к Тюря-Кургану позволяла сделать заключение, что и в этом случае лазутчики сказали правду и что на Дарье действительно стоит неприятель.

23-го октября генерал Скобелев направил всех джигитов во главе с Пансат-Араз-Кулом по направлению к Джи-да-Кепе, что у кишлака Балыкчи, но они скоро возвратились, не встретив никаких следов присутствия неприятельских скопищ и не видали даже ни одного неприятельского пикета.

В этот же день вскоре после возвращения джигитов было получено вполне достоверное сведение, что шайка в 5,000 человек под начальством Султан-Пансата и Худояр-Мирзы соединилась с шайкой Батырь-Тюри у кишлака Тюря-Кургана.

Это обстоятельство, в связи с удалением неприятельских шаек после неудачной попытки вторгнуться в Наманган 20-го октября, а также в связи со слухами, доставляемыми лазутчиками, о том, что значительный неприятельские скопища собираются с левого (Коканского) берега Сыр-Дарьи вторгнуться в пределы наманганского отдела, со стороны переправь Киргиз-Курган, Аксу, Пап и Санг, привело генерала Скобелева к убеждению, что неприятель, узнав о движении нашей кавалерии, сопровождавшей генерал-адъютанта фон-Кауфмана до Кашым-Кургана и возвращавшейся под начальством войскового старшины Смирнова, намерен напасть на нее приблизительно или между кишлаком Пап и городом Чустом (Тус), или на пути от Чуста к Тюря-Кургану, так как по расчёту в это время наша кавалерия должна была проходить через упомянутые местности.

Не имея никаких сведений о месте нахождения нашей кавалерии и опасаясь за её участь в случае столкновения с огромными скопищами неприятеля, генерал Скобелев решил идти от Тюря-Кургана не на Чуст, а на кишлак Рызак, занимающий центральное положение как относительно переправь у Аксу, Киргиз-кишлака и Санга, так и относительно Папа и Чуста, благодаря чему с этого пункта представлялось возможным направлять отряд и на большую дорогу, ведущую из Папа в Чуст, и на ту же дорогу из Чуста к Тюря-Кургану, а в случае, если бы неприятель встретил нашу кавалерию ранее Папа, то и в тыл ему.

Движение отряда через кишлак Рызак должно было, во всяком случае, смутить кипчаков, так как отряд, идя вдоль [50] Сыр-Дарьи, все время угрожал бы пункту отступления шаек и мог во всякую минуту перейти на одну из переправ; отступать же через Коканбай, или Чартак, к Кепе, или Учь-Кургану было и кружно и опасно в виду нашего отряда, оставленного в Намангане.

С рассветом 23-го октября генерал Скобелев выступил из лагеря близ Намангана во главе отряда, в состав которого вошли первая и вторая роты 2-го Туркестанского стрелкового батальона, стрелковая рота 2-го Туркестанского линейного батальона, первый дивизион конной батареи Оренбургского казачьего войска, первая сотня и вторая полусотня второй сотни 1-го Семиреченского казачьего полка.

Начальствование отрядом, оставшимся под Наманганом в лагере и в цитадели, было поручено полковнику барону Меллеру-Закомельскому, которому дана была особая инструкция, определявшая образ действий отряда в различных случаях и дававшая указания и по другим вопросам. Этой инструкцией было предложено продолжать работы по приведению цитадели в оборонительное состояние, особенно обратив внимание на обеспечение цитадели водой и заготовлять провиант и устраивать зимние помещения для всего отряда.

На случай неприязненных действий рекомендовалась крайняя осторожность в действиях и разрешалось предпринимать решительные действия лишь тогда, когда успех их будет совершенно обеспечен и эти действия представятся, безусловно, необходимыми. Рекомендуя такой образ действий отряду, оставляемому в Намангане, генерал Скобелев руководствовался тем, что в действиях против населения Наманганского отдела лучшими нашими пособниками являлись время, утомление неприятеля и приближающееся холодное время года, с большими снегами в горах, не только лишавшими наших противников возможности укрываться туда от наших преследований, но и заставлявшими их спуститься с гор в долины со своими семействами и стадами.

Отряд генерала Скобелева двинулся по средней большой дороге с тем расчётом, чтобы в случае, если бы он встретил сопротивление у Тюря-Кургана, то до последней минуты не обнаруживать наших намерений и по возможности скрыть от неприятеля направление и пункт, избранный для атаки.

Подходя к Тюря-Кургану, отряд заметил вправо от [51] большой дороги неприятельские пикеты и, выслав вперёд джигитов, продолжал наступление до входа в кишлак.

Вскоре по коканской дороге и в ущелье Карасу поднялась большая пыль и на возвышенностях вправо от большой дороги показались значительные неприятельские партии, числом не менее 7.000 человек.

Желая убедиться, действительно ли занять кишлак неприятелем и намерен ли он защищать его, генерал Скобелев двинул вправо от дороги полторы сотни казаков под начальством есаула барона Штакельберга.

Казаки были встречены ружейным и фальконетным огнём из ближайших садов и из-за стенок, а массы неприятельской кавалерии, числом тысяч до двух, обскакав колонну справа, завязали бой с наездниками. Осмотрев местность, генерал Скобелева отдал приказание для атаки.

Направленный против отряда огонь и большая пыль, стоявшая как в самом кишлаке, так и влево от дороги, по направлению к Баг-Балянду, а также затопленная местность влево от дороги, привели к заключению, что неприятель ожидает нашего наступления со стороны большой дороги, где при входе в кишлак были устроены завалы, или со стороны кишлака Ирван, крайнего пункта наступления отряда во время рекогносцировки 21-го октября.

В виду этого генерал Скобелев решил атаковать Тюря-Курган со стороны командующих высот, расположенных вправо от дороги. Этим движением: 1) был нарушен вероятный план предположенной обороны неприятеля; 2) кишлак подвергался усиленному обстреливанию нашей артиллерии с командующих высот; 3) наш отряд становился между защитниками собственно кишлака и полчищами кипчаков Батыр-Тюри, и 4) наконец, путь следования по садам и узким улицам города к базару и цитадели, которые были назначены сборным пунктом для отряда, значительно сокращался.

Устроив вагенбург и назначив для прикрытия его вторую роту 2-го Туркестанского стрелкового батальона, под начальством поручика фон-Шлихтена, генерал Скобелев подал сигнал к наступлению, во время которого первый дивизион конной казачьей батареи следовал в интервалах между ротами, переменяя позицию и громя как кишлак Тюря-Курган, так и защитников его, отлично направленным огнём. [52]

Кавалерия выедала вперёд цепь наездников против правого своего фланга для прикрытия боевого порядка вообще со стороны казанской дороги и, несмотря на наседавшего противника, действовала под начальством есаула барона Штакельберга все время стройно и в полном порядке.

Не торопясь отряд подвигался почти до самого края лощины Карасу, где был остановлен на самой дороге, ведущей от Тюря-Курганской урды.

Артиллерия наша в последний раз выехала на ближайшую к садам позицию (шагов около 150) и, не обращая внимания на ружейный и фальконетный огонь из-за стенок, открыла усиленную стрельбу по городу и базару преимущественно зажигательными снарядами.

Когда кишлак загорелся в нескольких местах и вообще стало заметно, что огонь нашей артиллерии произвёл должное действие на неприятеля, генерал Скобелев двинул на штурм кишлака первую роту 2-го Туркестанского стрелкового батальона и один взвод стрелковой роты 2-го Туркестанского линейного батальона.

Артиллерия под прикрытием другого взвода стрелковой роты 2-го Туркестанского линейного батальона и всей кавалерии, состоявшей при генерале Скобелеве, следовала за передовой штурмовой колонной.

В виду значительного численного превосходства конного неприятеля было рискованно оставлять за кишлаком одну нашу кавалерию, состоявшую всего лишь из 1 1/2 сотен, почему она и была втянута в кишлак, тем более, что неудобства этого в значительной степени уменьшались благодаря тому, что движение происходило по широкой улице, а вокруг урды, конечного пункта движения штурмовой колонны, была значительная площадь.

Во время наступления к урде неприятель оборонялся слабо и стрелки хотя и дали два залпа, но дошли почти без боя до урды, где защитники кишлака сделали попытку задержать наше наступление, но не выдержали дружного натиска нашей пехоты, с криком «ура» бросившейся на штурм и прогнавшей неприятеля к площади над обрывом.

Наша артиллерия стала на позицию над этим обрывом и начала обстреливать неприятеля, бежавшего через овраг.

Как только отряд сосредоточился на сборном пункте, [53] неприятель начал производить по нашим войскам усиленную стрельбу.

Неприятельских стрелков, засевших в саклях, за дувалами и на деревьях, не было видно и только частые выстрелы свидетельствовали об его присутствии и дерзости, дошедшей до того, что, когда наш отряд двинулся обратно, неприятель следовал за ним по пятам и тотчас же по оставлении нами урды занял ее.

Пришлось послать стрелковую роту 2-го Туркестанского линейного батальона и один взвод первой роты 2-го Туркестанского стрелкового батальона, чтобы вытеснить неприятеля оттуда, что и было исполнено, причём стрелки, заняв крыши сакель, ворота и базар, завязали с неприятелем оживленную перестрелку.

Убедившись в том, что жители Тюря-Кургана принимали участие в борьбе с нами, генерал Скобелев решил наказать их за это и приказал зажечь кишлак по всем направлениям, после чего, соединившись с вагенбургом, продолжал движение к кишлаку Рызак.

Чтобы наказать жителей Тюря-Кургана возможно более чувствительно, отряд был двинут обратно через весь кишлак по большой улице. Порядок обратного движения был следующий:

Авангард — стрелковая рота 2-го Туркестанского линейного батальона при двух орудиях конной батареи; в средине колонны вся кавалерия и в арьергарде первая рота 2-го Туркестанского стрелкового батальона при двух орудиях.

Как только неприятель заметил наше обратное движение, он с гиком обрушился на арьергард, обстреливая его усиленным огнём.

Редкий стрелковый огонь наш был настолько действителен, что неприятель прибегнул к оригинальной уловке: он стал катить перед собой нагруженную арбу, оглоблями к верху, закрывавшую неприятельских стрелков и производил усиленную пальбу по арьергарду.

Опасаясь увеличения потерь и видя, что ружейные пули малодействительны против такого щита, генерал Скобелев приказал остановить одно орудие и, дождавшись цепи, выстрелить по неприятелю картечью, что и было исполнено с полным успехом. [54]

Эту операцию пришлось повторить восемь раз, прежде чем арьергард вышел за пределы кишлака.

Авангард под начальством подполковника Андронова тоже все время шёл с боем, отражая попытки неприятеля загородить дорогу.

При выходе из кишлака генерал Скобелев получил донесение от войскового старшины Смирнова, сообщавшего, что он, услышав наши орудийные выстрелы и будучи атакован неприятелем, остановился в 4-х верстах от Тюря-Кургана по Чустской дороге и ожидает приказаний.

Необходимость поддержать нашу кавалерию возможно скорее была очевидна и потому генерал Скобелев поспешил на соединение с вагенбургом, который после ухода отряда был окружён со всех сторон неприятелем, приблизившимся к нему на 500 шагов. Удачные залпы, которыми рота прикрытия встретила неприятеля, отбила у него охоту возобновлять атаки и он более не беспокоил наш вагенбург. Оставив в нём стрелковую роту 2-го Туркестанского линейного батальона, всю кавалерию и два конных орудия, генерал Скобелев решил двинуться на соединение с кавалерией войскового старшины Смирнова с первой и второй ротами 2-го Туркестанского стрелкового батальона и двумя конными орудиями тем же путём, но так как неприятель успел уже занять оставленные нами сады и стенки и встретил наши роты залпом, решено было, в видах уменьшения потерь, затруднительности и медленности движения по улицам, обойти кишлак и выйти к мосту через Карасу.

Заметив наше обходное движение, неприятель поспешно оставил кишлак и бежал, провожаемый ружейным и артиллерийским огнём.

Не получая распоряжений от генерала Скобелева, войсковой старшина Смирнов решил двинуться со своей кавалерией на соединение с отрядом.

Как только сотни втянулись в кишлак, казакам пришлось вступить с неприятелем в жаркое дело и выдержать его натиск.

Пройдя Тюря-Курганский мост, генерал Скобелев встретился с кавалерией войскового старшины Смирнова и, сменив арьергардную казачью часть второй ротой 2-го Туркестанского [55] стрелкового батальона, вышел на Чустскую дорогу, где и выбрал место для ночлега.

Чтобы усилить прикрытие вагенбурга при движении его через кишлак к этому месту, генерал Скобелев послал подполковнику Андросову приказание двинуться к месту ночлега, направив с моста полем 100 спешенных казаков, 1/2 взвода второй роты 2-го Туркестанского стрелкового батальона и два спешенных ракетных станка под начальством войскового старшины Смирнова, который и соединился с вагенбургом почти без выстрела.

В 6 1/2 часов вечера вагенбург присоединился к отряду, пройдя не встретив никакого сопротивления по большой улице через весь пылавший кишлак.

Потеря наша в деле при Тюря-Кургане заключалась в пяти раненых нижних чинах и одном контуженном.

Неприятель же по сведениям, собранным начальником Чустского участка, штабс-капитаном Бекчуриным, потерял не менее 800 человек убитыми и ранеными.

23-го октября генерал Скобелев продолжал движение к Чусту, куда и прибыль в 6 часов вечера.

На следующий день, 25-го октября, войскам отряда была дана дневка на биваке у Чуста, а в полночь с 25-го на 26-е число генерал Скобелев получил от лазутчиков донесение о нападении кипчаков и жителей Намангана на нашу цитадель в этом городе и лагерь, расположенный вблизи от него.

(Продолжение следует.)

Комментарии

1. См. «Военный Сборник» 1897 г., № 9 и 1899 г., № 4.

2. Статья эта составлена по официальным данным.

3. Телеграмма от 3-го сентября 1875 г. из Батурина.

4. Письмо военному министру от 13-го сентября.

5. Ныне Пржевальск.

6. Урда – цитадель, кремль.

7. Газават, или газат — священная война, война против неверных.

Текст воспроизведен по изданию: К истории кокандского похода // Военный сборник, № 4. 1901