КОСТЕНКО Л. Ф.

ОЧЕРКИ СЕМИРЕЧЕНСКОГО КРАЯ

(Путевые письма).

(Окончание) ¹³.

ВЕРХНЕ-ИЛИЙСКИЙ КРАЙ

Краткий географический обзор Верхне-илийского Края. — Улькунтауский хребет. — Племена обитающие на верхнем Или. — Манджурское племя — сибо. — Этнографические данные об этом племени. — Таранчи. — Калмыки. — Торгоуты; некоторые данные об этом племени. — Киргизы-атабановцы и их характеристика.

По выезде из Кульджи по направлению к Музарту, мне предстояло испытать множество затруднений относительно приискания средств к передвижению. Тут уже не только почтовых, но даже и вообще колесных дорог не предвиделось. Предстояло ехать верхом.

Пространство к югу от Кульджи, заключенное между реками Текесом и Или, интересно как в географическом, так и в этнографическом отношениях.

Река Или составляется из слияния двух быстрых рек, Текеса и Кунгеса. Последняя течет по направлению Или, т.е. от востока к западу, тогда как первая, наоборот, имеет общее направление от запада к востоку, и, соединяясь с Кунгесом верстах в ста от Кульджи, образует Или.

Пространство между Или и Текесом представляет страну, прорезанную вдоль длинным, высоким, хотя и не вечно-снежным хребтом, образующим водораздел этих рек.

Хребет называется Улькун-тау (длинные горы), и с [376] трудом проходим только чрез несколько перевалов, из которых Чапчальский один из наиболее удобных. Восточная часть этого хребта, называемая на местном языке Тогус-торау (девять урочищ), значительно ниже. Здесь есть самый удобный (колесный) перевал Шарбогучи, существенный недостаток которого только тот, что оп слишком далек от прямого сообщения Кульджи с Музартом.

Северный склон Улькун-тау спускается тремя террасами к реке Яли, образующими левую сторону долины упомянутой реки, а южный склон разветвляется на несколько отрогов, теряющихся в плоских покатостях, образующих правую сторону долины Текеса.

Улькунтауский хребет, в своих ущельях, обильно порос ельником. Кроме ели, в более низких покатостях гор встречаются еще рябина, клен и тал; есть несколько пород и кустарников. В лесах водятся, в числе других зверей, многочисленные стада моралов. Вот эти-то моралы, водящиеся почти во всех горах и разветвлениях Тянь-шана, любимейшая приманка туземцев, которые охотятся на них из-за рогов. Рога добываются только в ту нору года, когда они мягки и содержат в себе, по уверению китайцев, животворящую кровь, поддерживающую и возбуждающую человеческие силы. Рога на месте продаются охотниками рублей за сто торговцам, которые, в свою очередь, везут их в провинции собственного Китая для выгодного сбыта.

По рассказам жителей, в горы летом забегают из при-текеских камышей кабаны и тигры. Из гадов в горах попадается довольно много змей, наносящих вред скоту. Горные долины покрыты прекрасною травою, сохраняющеюся от выгорания солнцем в течение всего лета, вследствие чего они и служат весьма привольным местом для киргизских кочевок. Оседлые жители, населяющие пространство к северу от хребта, на его террасах и по долине Или, также посылают в горы своих лошадей на лето для поправки. И, действительно, животные, забитые, исхудалые и измученные работами зимой, отъедаются на привольных пастбищах до такой степени, что делаются неузнаваемы.

Население описываемого края еще разнообразнее, чем местность. На небольшом, сравнительно, пространстве поселились самые разнообразные племена: маньчжурское, монгольское и тюркское.

Маньчжурское племя обитает вдоль левого берега Или, узенькою полосою, на большом арыке (канале), выведенном из Или, верстах [377] в сорока выше Кульджи, и тянущемся верст на шестьдесят почти параллельно реке. На этом арыке, или вблизи его, еще во времена китайского владычества было поселено манджурское племя рода сибо. Сибо расположились в укрепленных городках, тысячи по две душ, линиею, и составляли нечто в роде военного поселения. Их обязанность заключалась исключительно в том, чтобы держать в порядке население верхне-илийской провинции, собирать с него подать, водить на казенные работы, в случае недоимок продавать скот и детей и т. д. Организацию они имели чисто военную и пользовались значительным на счет населения содержанием, вследствие чего, не подвергая себя большому труду, жили в довольстве и достатке.

Все поселенное племя сибо состояло почти исключительно из одних чиновников, старших и младших, так, что меньшие подчинялись большим, большие еще большим и т. д.

Во главе поселенного войска стоял укурдай (высший чин, с красным шариком на шапке, соответствующий чину генерала). У укурдая было несколько ильгидаев (помощников). Ильгидаи надсматривали за зянгами (темно-синий шарик, соответствующий чипу полковника). Зянги держали в повиновении нур-зянги. Последним подчинялись ха. Затем следовали фунде-божко, дамга-божко, шюдоры, божко и, наконец, капшины.

Всякий чин выезжал всегда сопровождаемый подчиненными ему низшими чинами, которые, следуя в хвосте своего принципала, в свою очередь были сопровождаемы собственными сателлитами.

Предоставляю воображению читателя судить, с какою свитою должен был выезжать самый старший — укурдай. Человек 60-70, это была самая скромная свита, какую позволял себе важный китайский сановник, выезжавший запросто.

Такой порядок подчиненности сохранялся между поселенцами сибо до прошлого года, когда русские войска заняли Кульджинскую провинцию. Русские власти из многих ступеней чиновничества оставили только укурдая, низведенного на степеней волостного управителя, и зянги, сравненного в правах с аульным или сельским старейшиною.

Свое значение маньчжурские чиновники в Верхне-илийской провинции потеряли лет восемь тому назад, после китайского погрома, когда им пришлось жить уже собственным трудом, вследствие чего они обеднели, чему также много способствовало и ограбление их восставшими народностями. [378]

Но за то, по крайней мере, им оставалось хоть одно утешение — сохранить прежние чины и титулы. Вот причина, почему сибинцы так обрадовались, когда узнали о приезде китайского дзянь-дзюня (генерал-губернатора) в Сергиополь для переговоров относительно передачи Кульджинской провинции пекинскому правительству. Несмотря на то, что вопрос о передаче еще не решен, дзянь-дзюнь нашел в сибинских чиновниках самых ревностных исполнителей своих преждевременных распоряжений в принадлежащем ему крае. Он держит себя как настоящий генерал-губернатор и стал повышать сибинцев «шариками» (т. е. чинами), облагать их разными повинностями, а последние изподтишка исполняют его волю в радостной надежде, что они скоро заживут по-прежнему.

Я посетил некоторые из сумунов ¹⁴ (городов) сибо, что-бы посмотреть чистую, беспримесную жизнь маньчжурского населения.

Все городки обнесены четырехугольною стеною и довольно правильно расположены: главная прямая и широкая улица ведет от одних городских ворот к другим; в противоположной стене городки, хотя и бедны, но довольно чисты, т.е. вовсе не так грязны и неопрятны, как виденные мною китайские города и села. Деревянные, либо глиняные дома китайской архитектуры построены в углублении четырехугольных дворов, и для того, чтобы прохожий по улице сквозь ворота не мог видеть что делается в доме, позади ворот устроены глиняные траверсы, или экраны, защищающие и обывателей от нескромных взоров. У ворот, сбоку, глиняные шкафчики, в которых вставляются иконы, совершенно так, как это делается в христианских странах на дорогах. Иконы во всем напоминают христианские. Святые точно также изображаются с золотыми ореолами, благословляющими народ. Только типы святых, разумеется, иные, чем наших.

Передняя стена в домах, до половины решетчатая, заклеивается» бумагою. На лето решетчатая часть снимается. Решетчатые окна в задней стене также открываются летом, вследствие чего образуется вентиляция, и в комнатах воздух довольно чистый.

В каждом сумуне одна или две молельни с громадными, больше человеческого роста, идолами. Идолы изображаются в одеждах, расписанных самыми яркими красками. Главный идол всегда сидит на почетном месте, а по бокам стоит свита из различных лиц (свирепых воинов, секретарей и пр.). При молельнях [379] всегда бывают колокола и большие чугунные жертвенные сосуды.

Иногда в молельнях, вместо больших бурханов, устанавливаются маленькие, металлические. В таких случаях бурханы выставляются как куклы. На почетном месте восседает сам далай-лама, за ним следует масса других идолов, изображающих различные божества, причем качество их выражается самым грубым и первобытным способом: так, например, сила олицетворяется множеством рук, всеведение — множеством глаз; благость — благословением и пр. Есть изображения и таких божеств, которые не могут быть предметом описания.

Перед бурханами, в особых металлических, либо деревянных сосудах, ставятся яства, вода и курево. На мой вопрос: зачем выставлено все это? мне отвечали:

— «Люди не могут обойтись без пищи и пития, следовательно тоже самое нужно и богам».

В каждом сумуне приходская школа, в которой облучаются все мальчики городка. Преподается чтение, письмо и изречения Конфуция. Грамота, как известно, у маньчжуров своя особая, совершенно отличная от китайской. В школах, на стенах, на самом видном месте, развешиваются различных размеров загнутые плоские палки и масса деревянных дощечек, на которых обозначено сколько ударов и какого веса палкою нужно наносить ученику, смотря по его вине и возрасту. — Крайний формализм, как видно, лежит и в основе обучения.

Домашняя жизнь самая патриархальная. Жена и дети в безусловном повиновении у отца.

Право этикета требует сохранения постоянной важности и молчаливости. В гостях говорить мало и смотреть по-возможности тупо и бесстрастно в неопределенное пространство, не выражая на лице никаких ощущений, считается верхом хорошего тона.

В одном из сумунов я посетил самого ученого и влиятельного маньчжура, истого представителя маньчжурской интеллигенции. Будучи человеком неглупым от природы, ученый сибинец, относительно образования с европейской точки зрения, не выдерживает никакой критики. На столе у него лежало с десяток книг. Я взял первую попавшуюся в руки и через переводчика узнал, что-то была книга в роде нашего «Мартына-Задеки», книга, трактующая о хороших и худых месяцах, днях, часах и минутах. Она назначалась в назиданье, когда можно приняться за какое дело [380] для того, чтобы дело вышло успешным. Другая книга трактовала «о правилах обхождения и о различных церемониях» и т. д.

Чинность, господствующая в семействах, господствует и вне дома. На улицах полная тишина и спокойствие.

Мужчины и женщины, одинаково с трубками в зубах, в свободное время важно расхаживают по улицам. Разговор ведется тихо, не вскрикивая, с носовым, мягким акцентом.

Хотя население сибо в настоящее время и бедно, вследствие причин изложенных выше, но, будучи трудолюбиво, оно, с упрочением твердой власти, без сомнения возвратит потерянное. Население отличается, кроме того, доброю нравственностью: не случается не только краж и грабежей, но даже драк и других менее важных проступков. Целомудрие соблюдается во всей строгости.

За сибо, на средней террасе, образуемой северным склоном Узунтауского хребта, более широкою полосою тянется другое оседлое племя тюркское — таранчи. Это старые знакомые наши сарты, населяющие Ташкент, Чемкент и другие города Туркестана.

Управление между таранчами введено согласно проекту положения об управлении Туркестанским Краем, т.е. оставлены туземные власти и прежний порядок и только сделаны некоторые приспособления.

Таранчинское население, угнетаемое китайцами и маньчжурами до 1866 года, с этого времени несколько оправилось, ограбив и разорив своих притеснителей. Теперь хотя таранчи и живут бок-о-бок с своими прежними врагами — сибо, но неприязненных чувств не обнаруживают и никаких, сколько-нибудь важных. враждебных столкновений между ними не случается. Таранчи, будучи мусульманами, даже в деле религии успели приобрести некоторую терпимость, и не выказывают презрения к чуждому и странному для них вероисповеданию.

Рядом с сибо и таранчами, только правее, по нижнему Текесу, кочуют калмыки, рода шамнеров, управляемые одним ильгидаем и четырьмя зянгами. Калмыки эти, разоренные во время восстания дунган и таранчей, очень бедны.

Правее калмыков, по правую сторону Текеса, на верхнем Кунгесе, живут торгоуты, народ монгольского племени, родственный калмыкам. Торгоуты пришли в конце 1870 года, в числе 1,500 юрт, с своею ханшею во главе (хан остался в Улясутае), прося нашего покровительства и заступничества от преследований Якуб-бека. Это племя замечательно своею бродячестью. Еще в [381] прошлом веке оно обитало на Волге, признавая русское подданство; потом укочевало в китайские пределы, подпало под власть кашгарского правителя и теперь опять ищет нашего подданства. Часть торгоутов еще осталась в Юлдузских горах, и, по всей вероятности, со временем также прибудет к нашим границам, под русскую защиту.

Большая часть прибывших торгоутов состоит из чиновников, во главе которых находится первый советник и помощник хана, бейле Баирта-Гурджан, человек ограниченного ума и потому не пользующийся влиянием. За ним следует второй помощник, гун Маджик-Дарджи — настоящий правитель торгоутов; он, по неспособности бейле, владеет даже ханскою печатью. Третий помощник хана — засык Ирджени. Должность хана и его помощников наследственна; родственники их принадлежат к привилегированному сословию — тайджи (дворяне).

В ведении каждого из этих трех помощников состоит по нескольку подчиненных чиновников, у которых, в свою очередь, имеются свои младшие чины и т. д.

Сумунами (полками) управляют зянги с помощью двух кондо-божко и четырех бекчин-божко. Зянги, кроме административной власти, пользуются и судебною по проступкам и искам, не превышающим стоимости двадцати пяти баранов. В случаях спорных, либо превышающих стоимость 25-ти баранов, дело разбирается выборным судьею, гузда. Очистительная присяга в сомнительных случаях производится следующим образом: ответчик, смотря по состоянию, закалывает черного быка или козла и шкуру животного раскладывает перед бурханом (идолом); на шкуру кладут сердце убитого животного, и принимающий присягу должен съесть это сердце.

Высшая судебная власть принадлежит совету, назначаемому в каждом отдельном случае ханом, и состоящему из пяти гузда, под председательством тузулакчи (старшего чиновника по судебной части).

Материальные убытки всегда вознаграждаются вдвойне и втройне на счет виновного. Обиды, бесчестие и другие личные оскорбления караются телесными наказаниями: бьют нагайками, надевают на шею деревянную колоду на месяц и даже на год и водят в ней виновного по аулам. В случае неисправности виновного, совет клеймит его раскаленным железом, а в крайних случаях, [382] по определению хана, выкалывает глаз, или же переламывает руку.

Духовными делами наведывает гескюй-лама (старший лама), назначаемый ханом лам (священников), которых так же много как и чиновников. Они пользуются почетом и уважением за свою грамотность, и носят привилегированный цвет платья (желтый). Каждое семейство считает долгом одного из своих членов предназначать в ламы. Старший лама наблюдает за нравственностью подчиненных лам, за правильностью и непрерывностью богослужения в молельнях ¹⁵ и пр.

Если лама сделал недостойный его звания поступок, то его приводят к бурхану, изображающему бога той добродетели, против которой провинился согрешивший, нагибают его голову и гескюй-лама бьет виновного по спине железною тростью. Наказанный таким образом лама считается расстриженным; но к подобным мерам у торгоутов прибегают чрезвычайно редко: ламы, да и все торгоутское население, отличаются доброю нравственностью и гуманностью. Несмотря на последовательное ограбление их дунганами, киргизами и кашгарцами, следы материального довольства у торгоутов сохранились и поныне. Нет сомнения, что, под сенью русской власти, торгоуты, при свойственном им трудолюбии и доброй нравственности, успеют, путем труда, с лихвою возвратить потерянное.

По южную сторону Узунтауского хребта живет еще один кочевой народ тюркского племени — киргизы, или, правильнее, «казаки». Это обломки Большой Орды, принадлежащие к племени атбанов и разделяющиеся на следующие роды: айты, бузумы, альджаны и конурбуки. Они, как и торгоуты, замечательны тем, что проходили большие пространства, отыскивая места, где бы лучше приютиться.

Находясь сперва в русском подданстве, атбаны, вскоре по присоединении Большой Орды к России, откочевали в китайские пределы, а потом жили под властью таранчей (с 1866 года), относившихся к ним благосклонно, как к своим единоверцам.

Нападение на наши пограничные пункты, с целью угона скота, вынуждало русскую власть требовать у кудьджинского султана наказания их и запрещения продолжать беспорядки на наших границах. Кульджинский султан, боясь с одной стороны наших угроз, а с другой не будучи в состоянии удерживать в повиновении [383] лихих батырей, или, попросту, грабителей, переселил их на северную сторону хребта, где они должны были кочевать между поселениями таранчей, под личным надзором султана.

Так как травы здесь скуднее, то атбаны, не находя достаточных средств для прокормления своих стад, стали беднеть. Когда же в прошлом году русские войска заняли Кульджу, киргизы эти, боясь русского гнева и мести, бросились было бежать через Узунтауские горы, с целью укрыться в кашгарских пределах. Бегство было столь поспешно, что беглецы побросали по дороге почти весь свой скарб: юрты, одежду и проч. Посланный вслед за ними русский офицер успел их нагнать и успокоить.

Атбанам разрешено поселиться на их прежних местах кочевок, отличающихся обильным кормом для скота. Теперь киргизы эти отбросили свои старые привычки и стали жить мирно. Баранта (угон скота) уже не считается подвигом, а преследуется как простой грабеж и воровство.

Атбаны управляются, как и все подвластные нам киргизы, через аульных старшин и волостных управителей. Судебная часть заходится в руках выбираемых народом биев.

Род преступлений, наиболее часто встречающийся между ними, состоит в воровстве лошадей. Кроме того, русская администрации приходится нередко выслушивать жалобы на них по прежним счетам с калмыками. Во время китайского разгрома, калмыки, наравне с китайцами, были разграблены; в это же время не только скот, но и дети калмыков были захватываемы киргизами. Теперь калмыки стали являться к русским властям, прося их возвратить отнятых когда-то родственников. Случай жалобы в подобном роде происходил однажды при мне. Один калмык умолял начальника уезда возвратить его сестру, отнятую киргизами еще ребенком семь лет тому назад. Произведено было расследование; предъявлена девочка лет пятнадцати, но, странное дело, девочка стада отрекаться от своей родни, и, в свою очередь, умоляла оставить ее между киргизами.

Киргизы, как и все вообще азиатские народности, отличаются мягкостью нрава, добродушием и гостеприимством. Семейные добродетели, т.е. любовь между членами семьи, у них сильно развиты. В этом смысле, киргизы суть истые представители семейного или родового начала, построенного на чисто-патриархальных отношениях.

Из всех народностей, составляющих разноплеменное население [384] вновь занятой кульджинской провинции, киргизы более других обеспечены материально. Они без всякого обременения внесли контрибуцию, наложенную на них русским правительством, в возмещение военных издержек, вызванных, главнейшим образом, киргизами.

Подати вносятся ими также исправно, без всяких недоимок. Впрочем, в этом отношении, во всем туркестанском крае не только кочевое население, но и оседлое, одинаково отличаются исправностью в плате же налогов, чему много способствует рациональная система взимания податей, а именно: определенная подать раскладывается правительством на целую административную единицу (волость), где она уже распределяется между семьями по приговору самого общества. Таким образом случается, что одно семейство платит 200 — 300 рублей, тогда как другое ничего не платит. Благодаря этой системе взимания податей, в туркестанском крае еще не было примера, чтобы происходили недоимки.

МУЗАРТ

Хребет Музарт или Мустаг. — Ущелье Музарт. — Горная речка Уртень-музарт. — Растительность музартского ущелья, — Животные, населяющие ущелье. — Следы человеческих рук в ущелье. — Характер пути по ущелью. — Первые ледники. — Перевал Музарт. — Южный склон перевала. — Ледяное море. — Кашгарский пикет Мазар баш (могильная голова). — Дорога по южному склону ущелья.

Под именем Музарта или Мустага известна наиболее высокая часть тянь-шанского хребта, вершины которого завалены громадными ледниками. Слово музарт в переводе с тюркского означает «ледяной хребет», а слово мустаг — «ледяные горы». Через этот хребет лежит кратчайший путь из Кульджи в город Аксу, составляющий ныне вторую столицу Кашгарии или Восточного Туркестана. Ущелье и перевал, по которому пролегает этот путь, называются по имени хребта.

По рассказам туземцев и по описанию китайского географа прошедшего столетия, музартский перевал изображался столь ужасным, что его можно было скорее причислить к области мифов, порожденных пылкою фантазией Востока. Так, китайский географ рассказывает, между прочим, что в этом ущелье есть огромная ледяная гора, в которой надо высекать ступеньки, что-бы, хотя с трудом, можно было подвигаться вперед.

Из европейцев еще никто не проходил музартского ущелья [385] насквозь. До половины обследовал его в прошлом (1871) году генерального штаба капитан (ныне подполковник) Шепелев, который произвел съемку ущелья и сделал топографическое описание. В нынешнем году мне также удалось пройти ущёлье до половины, т.е. до первого кашгарского пикета Мазар-баш, расположенного на южном склоне хребта, у отвесного ледяного спуска, в котором, действительно, вырубаются ступеньки.

Музартское ущелье образуется прорывом двух быстрых речек, текущих с вершины перевала в разные стороны. Та, которая течет по северному склону хребта, называется Уртень-музарт, т.е. «пикетный Музарт.» Она названа так потому, что на ней некогда стояли китайские пикеты.

Уртень-музарт берет начало в 49-ти верстах от выхода из ущелья, из ледника, находящегося близ седла перевала. Молочные воды реки с шумом и пеною мчатся по дну, устланному огромными камнями. Через большие камни речка перепрыгивает, обтачивая их, а малые уносит течением. Спустившись с гребня перевала, речка вскоре разбивается на многие рукава, придерживаясь, однако, главным своим руслом правого бока ущелья.

Музартское ущелье имеет сперва направление на юго-восток и от впадения в Уртень-музарт с обеих сторон двух речек, Маралты, поворачивает на юго-юго-восток до впадения в ту же реку горного потока Арчалы-карачат. На всем этом протяжении (сорок верст) характер ущелья иной, чем последующая часть, ведущая к перевалу и далее.

Эта первая часть ущелья никакого серьезного препятствия для движения ни летом, ни зимою не представляет. Ее даже можно было бы приспособить для колесной езды. Она необыкновенно живописна и с каждым шагом поражает глаз новыми видами.

При начале ущелье широко и скалистые горы, сжимающие его, не так высоки; они мало поросли деревьями. В четырех верстах от входа, при впадении в Уртень-музарт с юга довольно значительной реки, Малого Музарта, сохранились следы китайского редута, и тут же, возле, некогда водружен вертикально огромный гранитный камень с сделанною на нем надписью, вглядываясь в которую замечаешь, что неведомые письмена начертаны глубокою древностью. Здесь находится еще одна достойная замечания особенность музартского ущелья. Я говорю о небольшой березовой рощице, приютившейся на низменном берегу, при слиянье с Уртень-музартом Малого Музарта. Однако деревья этой рощицы нисколько [386] не напоминают русской березы: это какие-то тощие, жиденькие, хотя и довольно высокие деревца, с коричневою корою, с мелким листом и редкими ветвями. Затем на всем протяжении лесной полосы ущелья, береза встречается весьма редко, либо в виде кустарника, либо в виде отдельного деревца.

От березовой рощицы ущелье принимает все более и более живописный вид. Скалистые щеки правой стороны сплошь поросли елями, тогда как левая сторона почти обнажена. Деревья и растительность на этой стороне появляются только в малых поперечных щелях или, правильнее, ложбинках.

Преобладающее дерево лесной полосы — пихта. Стройное и высокое дерево это, на каких бы крутых покатостях ни росло, всегда подымается вертикально кверху, и только у самого подножия замечается небольшой выгиб; видно, что тут происходила борьба, так сказать, внутренней силы роста, выгонявшей дерево перпендикулярно наклону почвы, и силы теплоты и света, вытягивавших растение, точно по отвесу, кверху. Иглы у музартской, как и вообще у среднеазиатской ели, короткие и мягкие. Они густо облегают веточку, которая вследствие тяжести повисает книзу. Книзу же висят и фиолетовые шишки, точно лакомства, привешенные на рождественской елке.

Затем, в музартских лесах, кроме ели и березы, замечается только рябина, совершенно похожая на русскую. Из крупных кустарников, достигающих иногда размера деревьев, здесь попадаются таволга и боярышник, и особенно распространен тюя-куюрюк (верблюжий хвост), появляющийся в изобилии в возвышенной части лесной полосы, как признак скорого прекращения лесов и крупной растительности. В низких частях лесной зоны, тюя-куюрюк попадается в виде высокого (до двух сажен) ствола, толщиною до двух дюймов, густо обсаженного в верхней половине листьями и колючками. Из других кустарниковых пород произрастают дикая смородина, барбарис и можжевельник.

Породы трав в ущелье более многочисленны, чем породы деревьев и кустарников, так что встречающиеся по пути поляны, испещренные самыми разнообразными полевыми и луговыми цветами, представляются как бы коврами, сотканными роскошною растительностью.

В музартских лесах в изобилии водятся моралы, дикие козы, горные бараны с громадными рогами (архары), волки, зайцы, темно-бурые лисицы, куницы, Кроме того, встречаются медведи, [387] рыси, дикие кабаны и барсы, заходящие из притекеских кустов и камышей. Зверей так много, что покатости гор перепутаны, точно сетью, тропинками, протоптанными животными.

Из птиц, между прочими, обитают здесь грифы, орды, беркуты, коршуны. Замечательно, что следов человеческих в ущелье замечается меньше, чем следов зверей и птиц. Кроме камня и остатков редута, о которых сказано выше, из дел рук человеческих остались еще развалины небольшого китайского пикета Удюнгей, имевшего вид русской бревенчатой избы, да три или четыре мостика, возобновленные русскими. Особенно интересны два жердяные мостика, в шести верстах от входа в ущелье, переброшенные через выступы в скале и висящие над зияющею пропастью, на дне которой глухо шумит бешеный Музарт. Туземцы заходят в ущелье для охоты, преимущественно на маралов. Зимою и осенью по ущелью проходят из Кульджи караваны (на лошадях) по пути в Аксу и Кашгар, но не обратно, по причинам, которые будут изложены ниже.

Дорога в летнее время, по описываемой мною части ущелья, представляет много привлекательности. Она сперва на значительном протяжении идет вдоль левого берега Музарта и вьется живописно то по узким карнизам на покатостям гор, то по лугам, испещренным цветами, то по еловым рощам, оглашаемым щебетанием птиц, либо по пространным равнинам, открывающим необыкновенно живописую панораму вдаль. Такое зрелище представляется, между прочим, по середине пути, вблизи впадения речки Тосты в Уртень-музарт. Здесь долина реки Музарта расширяется до одной версты и перед глазами путника появляется громадный остов Тянь-шана в виде гигантских пиков, сплошь убеленных снегом.

На всем протяжении описываемого мною пути, только одно, сравнительно малое, неудобство приходится испытывать путнику: это большие и малые каменья, подчас заваливающие дорогу, и среди которых лошадь должна ступать с большою осторожностью. Между различными породами камней встречается и мрамор, громадные куски которого иногда представляются как бы нерукотворными памятниками, воздвигнутыми самою природою.

Верстах в тридцати от входа в ущелье, надобно переезжать в брод через Уртень-музарт и следовать правым берегам его. За устьем реки Тосты ущелье расширяется еще более и доходит до полуторы и даже до двух верст ширины. Подъем [388] становится чувствительнее, растительность уменьшается; ели редеют и, вследствие перемены направления ущелья к югу, растут одинаково на обоих склонах гор. Кусты тюя-куюрюка мельчают, достигая высоты одного аршина. Дорога на протяжении верст семи проходит по плоским предгорьям восточного склона, носящим название урочища Хан-яйляг. Это урочище названо так потому, что в прежнее время здесь пасся китайский скот. Действительно, более привольного места для пастьбы, кажется, трудно себе представить.

При впадении речки Арчалы в Уртень-музарт, ущелье упирается в главный остов Тянь-шана, далее круто поворачивает на запад и приобретает другой характер. Здесь лесное царство прекращается и наступает царство ледников.

Не доезжая до поворота музартского ущелья на запад, должно опять переходить на левый берег реки, и затем уже до самого истока ее дорога следует то правым, то левым берегом.

Поворачивая на запад, ущелье приобретает вид возвышенной долины или продолговатой котловины, имеющей до пяти верст длинны и до одной версты ширины, и ограниченной с севера крутым скалистым откосом снежного хребта, составляющего как бы отломок главного, в свою очередь ограничивающего котловину с южной стороны. Вот в эту-то котловину с трех сторон впадают пять ледниковых рукавов. Первый, самый большой, движется с востока и образуется из нескольких источников: он запирает котловину с восточной стороны, занимая дно ее на пространстве, по крайней мере, одной версты. Главный рукав этого ледника, спускаясь с высот, поворачивает на север, дает начало бешеному ручью Арчады, впадающему в Уртень-музарт, и тут же, саженях в 50-ти от истока Арчалы, низвергается из-под ледника, как из под тоннеля. Морена, выпяченная ледником на север, столь стара, что успела покрыться наносом и порасти елью. Дальнейшее движение морены простирается на запад. Второй ледник течет с севера на юг. Он тянется сравнительно малою ниткою по узкому ущелью и доходит только до половины покатости. Выпираемые им щебень и обломки скал дошли, однако, до подошвы котловины. Третий ледник, также двигающийся с севера на юг, спускается гораздо ниже и предшествующие ему обломки скал и мусор суживают котловину до нескольких сажен. Здесь западная часть крутой покатости, образовавшейся осыпями скал, вследствие движения ледника, в течение веков покрылась наносною почвою, поверх которой [389] разрослась небольшая еловая роща — последний, так сказать, передовой пункт лесной растительности на Тянь-шане. Дальше уже не встречается не только деревца, но и кустика. Здесь, даже в самую жаркую пору года, ночи бывают холодные и к утру появляется мороз.

Четвертый ледник спускается в описываемую долину по ущелью перевала, по которому лежит путь, и где дорога опять круто меняет свое направление к югу. Пятый ледник двигается с запада и запирает долину с этой стороны, у впадения в Уртень-музарт небольшой речки Тура-су. Таким образом, ледники эти, двигаясь с главного хребта к одному пункту, со временем обещают наполнить долину и образовать один ледяной бассейн или море, подобно тому как такое же море уже образовалось по ту сторону главного хребта.

Пройдя только-что описанную долину, дорога, как сказано, круто поворачивает к югу и следует по самому перевалу главного хребта. От места поворота до высшей точки перевала считается пять верст. Дорога здесь становится уже весьма затруднительною. Тропа, поднимаясь, вьется то но крутым утесам гор, заваленным каменьями, между которыми лошадь должна пробираться с большою осторожностью, по ледникам, по которым с оглушительным шумом катятся ручейки, или же должна ступать совсем без тропы по отвесным почти отклонам морен. Здесь необходимо уже идти пешком, иди, правильнее, ползти, цепляясь руками и ногами за острые выступы камней, часто вырывающихся и скатывающихся в бушующий Музарт, берущий здесь свое начало. По обоим бокам ущелья лепятся громадные скалы, то в форме острых отвесных пиков, то в виде исполинских глыб, по которым каскадами ниспадают ручьи. Снежные лавины нависают над головою, грозя обрушиться и завалить значительное пространство. Время от времени обломки скал отрываются от пиков и, с треском прыгая и ударяясь о твердые бока утесов, исчезают в стремнинах. Вообще, от подошвы перевала начинается царство какого-то хаоса и неустройства.

В течение короткого лета, растительность здесь еще появляется в виде тощей травки и нескольких пород цветочков, между которыми первенствующее место занимают фиалки.

Путь усеян костями погибших животных, падающих от изнеможения и бескормицы. Летом по перевалу животным идти немного лучше, чем осенью и зимою, когда снег заносит промежутки [390] между камнями, и лошадь, ступая по снегу, проваливается между камней, вследствие чего часто отрывает копыта. Только вороны да коршуны, оглашая воздух зловещим криком, находят себе раздолье в этом царстве хаоса и ужаса.

Вершина перевала состоит из седловины около полуверсты длины, слегка покатой к югу и ограниченной с боков отвесными скалами и пиками. Во время моего пребывания на седле перевала, дуль сильный ветер с юга. Стоячая вода в лощинках, несмотря на жаркую пору года (середина июля), замерзла, но около одиннадцати часов лед стал растаивать.

С вершины перевала, имеющей до 11,000 футов высоты над поверхностью моря, открывается вид на исполинские вершины Тянь-шана, сжимающие с обеих сторон южный склон музартского ущелья. Особенно красива гора, виднеющаяся с левой стороны. Она имеет форму удлиненного купола и кажется как бы высеченною из превосходного белого мрамора.

От седла перевала путь идет то по правым, то по левым утесам; между ними приходится переезжать одну лощину с совершенно плоским дном, по которому летом струятся ручьи уже по направлению к югу. Выбравшись из лощины на небольшую возвышенность, верстах в трех от высшей точки перевала, взорам открывается ледяное море, преграждающее путь.

Это ледяное море есть обширный бассейн льда, заключенный между главными пиками Тянь-шана и отрогами его, лежащими по южную сторону бассейна. Бассейн наполняется ледниками со всех сторон и имеет протяжение сперва с востока на запад (около шести верст), а потом поворачивает почти под прямым углом к югу (верст восемь). Ширина бассейна от полуторы версты до двух верст. Ледяное море представляет собою местность как бы взрытую ужасным землетрясением. Громадные ледяные валы и бугры, покрытые мусором и обломками камней, торчащих в самых разнообразных положениях, являют картину страшного беспорядка. В начале эти валы и бугры, засыпанные зачастую мелким камнем, кой-где поросли травкою, в которой и в щелях камней гнездятся мирияды пауков (черных и серых) и маленьких мурашей. Изредка появится и неизбежная муха, а то промелькнет и какая-нибудь маленькая птичка, находящая себе корм и на этом бесприютном море.

Местами ледяные холмы освобождаются от наваленных камней и блещут на солнце своими вершинами. В углублениях гряд [391] текут потоки, пропадающие потом в недрах ледников. Местами лед образует трещины, в виде гротов, пещер или глубоких колодцев, в которых дна невидно и приближаться к которым весьма опасно, рискуя поскользнуться и упасть в чернеющую бездну. Пробираясь и лавируя с гряды на гряду, перепрыгивая с камня на камень, обходя колодцы и трещины, вы сразу натыкаетесь на озера, образующиеся от таяния льда на вершинах холмов.

Чем дальше подвигаешься вперед, тем количество мусора и камней становится меньше, а лед делается чище и прозрачнее. В тоже самое время и путь становится затруднительнее: вы скользите и падаете, ушибаясь под час очень чувствительно; но за то виды представляются более интересными и поразительными. Ледяные холмы достигают 500-600 футов высоты; огромные камни — отторженцы скал — торчат в самых невообразимых наклонных положениях на тонких подставках льда, представляя собою нечто в роде столов, либо грибов. Иногда вы попадаете в ледяной коридор с почти отвесными стенами.

Осенью и зимою, картины, представляемые ледяным морем, еще эффектнее и изумительнее. Потоки и озера замерзают, а вновь накопляющиеся кристаллы льда производят самые причудливые формы: ледяные гроты, пещеры и ниши завешиваются кристаллами снега и льда, точно бахромою. Внутри пещер и ниш образовываются ледяные столбики, изображающие как бы нарочно поставленные статуи.

Со сводов гротов и пещер до дна ниспадают оледенелый водяные струи, до того твердые, что их невозможно разбить, и издающие при ударе приятный металлический звук.

Временами на этом море слышится подземный гул, происходящий от тех трещин, которые образуются в нижних слоях льда.

Подземный гул чередуется с треском от ниспадающих сверху камней, либо с глухим шумом от катящихся по бокам утесов снежных лавин, которые эффектно рассыпаются подобно бомбам.

Во время моего пребывания на ледяном море, от двенадцати до четырех часов по полудни, стояла страшная жара, солнце палило немилосердно; но в четыре часа небо сразу стало заволакиваться тучами, в воздухе повеяло холодом и какою-то осеннею сыростью, и вскоре стали падать ледяные крупинки, в роде тех, какие сыплются в России позднею осенью. К пяти часам все успокоилось. Вообще надобно заметить, что в Средней Азии, в горах, в [392] течение летних месяцев падение атмосферной влаги распределяется таким образом: на высотах от четырех до пяти тысяч футов дожди почти ежедневны от четырех до семи часов вечера; утром и ночью редки; на высотах от пяти до восьми тысяч футов дожди перемежаются со снегом, скоро тающим; выше девяти тысяч футов дождей уже нет, а идет снег, который, впрочем, и тут скоро стаивает.

Когда музартское ледяное море удобнее для следования — трудно решить. Несомненно, что пешком, налегке, его возможно проходить во всякое время года; не то с лошадьми, а тем более с вьюками. Судя по тому, что туземные караваны предпочитают ходить по этому морю только зимою и осенью, следует допустить что эти времена года более благоприятны для движения, хотя и тогда необходимо отделять известный процент на убыль в животных, которые, скользя с ледяных гряд и падая на острые камни, иногда убиваются. Вот почему и ледяное море, как и перевал, покрыто костями и скелетами погибших животных.

Верстах в двенадцати от перевала, у небольшого кашгарского пикета Мазар-баш (могильная голова), стоящего на выступе скалы у левого берега ледяного моря, обрывается почти отвесною стеною футов в 40-50. На этой стенке во льду вырублены ступеньки. При следовании в Аксу, люди и лошади спускаются по ступенькам при помощи веревок. И таким же способом. подымаются люди и продовольственные запасы на пикет, Но так как на веревках было бы затруднительно подымать лошадей, то караваны никогда не ходят в обратный путь из Аксу в Кульджу. По той же причине, и на первом кашгарском пикете гарнизон в числе до тридцати человек, содержится исключительно пеший. Продовольствие и топливо этому гарнизону доставляются из соседнего пикета Тамга-таш (каменная печать) и складываются у подножия спуска, откуда то и другое перетаскивается посредством веревок наверх.

За пикет Мазар-баш никто из европейцев не ходил, и потому сведения о дальнейшем пути по ущелью в Аксу основываются на расспросах туземцев. Из их показаний оказывается, что исполинский ледник, значительно суживаясь, оканчивается верстах в трех от отвесного спуска, и дорога далее идет по ущелью вдоль реки Музарт-нын-су, берущей начало из ледяного моря и текущей в юго-восточном направлении, вглубь кашгарских владений. [393] Дальнейшая дорога по узкому ущелью затрудняется время от времени только большими камнями, обломками скал.

От перевала до выхода из ущелья, по рассказам туземцев, считается около полутораста верст, а до города Аксу около двухсот.

Таким образом, южный склон ущелья почти втрое длиннее северного, имеющего протяжение равное только пятидесяти верстам, следовательно он должен быть и значительно положе. Вся же ширина Музарта, или Мустага, если принять во внимание, что ущелье тянется извилинами, будет равняться приблизительно полутораста верстам.

ОТ МУЗАРТА ДО КАРАКОЛА

Позиция тянь-шанского отряда. — Общее замечание о частях наших войск, расположенных на передовой линии. — Вьючный тракт от позиции тянь-шанского отряда до города Каракола. — Характер местности от пункта расположения отряда до города. Каракол. — Перекочевки киргизов. — Урочище Сан-ташь. — Поселок Аксу.

В пяти верстах от входа в музартское ущелье, на левом берегу реки Уртень-музарт, в 1870 году расположен был небольшой русский отряд. По близости леса, обильно покрывающего весь северный склон Тянь-шана, отряд скоро обзавелся деревянными казармами и другими воинскими зданиями, так что ныне месторасположение отряда походит на великорусскую деревушку, каким-то чудом переброшенную в самую глубь Средней Азии.

В нынешнем году поселились здесь два семейства русских выходцев, начавших заниматься хлебопашеством. Представителем торгового сословия служит один татарин, снабжающий отряд всем необходимым по ценам, конечно, соответствующим отдаленности пункта от больших торговых и производительных центров. Пункт расположения отряда называется военным термином — позицией тянь-шанского отряда. Отряд этот первоначально был выставлен с целью охранять спокойствие наших иссык-кульских киргизов от нападения шаек, бродивших в кульджинской провинции. С покорением последней, шайки уничтожились, и теперь тянь-шанский отряд выполняет другую цель: он служит угрозою соседу нашему, кашгарскому правителю Якуб-беку, новая столица которого, Аксу, расположена по ту сторону музартского ущелья, верстах в 250-ти от нашего отряда. Сила отряда, разумеется, не на столько велика, чтобы можно было взять значительный укрепленный [394] пункт, хотя бы и кашгарский; но, в случае войны с Кашгаром, наш тянь-шанский отряд, действуя с успехом против передовых кашгарских пикетов и угрожая столице, может отвлечь часть сил противника.

Тянь-шанский отряд расположен на равнине и может с успехом наблюдать за окрестною местностью; бдительность и нравственные качества войск служат оплотом от всяких враждебных покушений. Быть может, со временем, под прикрытием отряда, разовьется здесь большой русский поселок или даже городок. Но и теперь миниатюрный городок производит уже приятное впечатление тою чистотою и порядком, которые замечаются как в домах, так и вокруг домов. Улицы, правда, еще не определились, дворы еще не огорожены, но чистота, соблюдаемая в зданиях и вокруг, служит пока единственною отрадою и утешением обитателей этого далекого пограничного русского уголка.

Во мне, быть может и во всех тех, кто никогда не бывал на наших отдаленных окраинах, существовало убеждение, что части войск, расположенные в глухих и заброшенных местах, долины быть хуже тех, которые расположены в больших центрах. Побывав в наших пограничных пунктах Семиреченской Области, я пришел к иному заключению.

Отсутствие развлечений, как для нижних чинов, так и для офицеров, побуждает тех и других сосредоточиваться на деле. Служебные занятия кипят; к различным воинским упражнениям люди относятся с любовью. Кроме того, боевая и походная жизнь сближает офицеров с солдатами. Те и другие знают и понимают друг друга. Здесь офицер не барин-белоручка, появляющийся между своими солдатами для проформы, но такой же труженик и служака, как и они, разделяющий с ними все тягости и лишения. Вследствие частого общения офицеров с солдатами, дисциплина развита в высшей степени; она соблюдается не только по отношению солдат к офицерам, но и между последними в порядке подчиненности.

В свободное от служебных занятий время, и офицеры, и солдаты занимаются охотою, которая поощряется и высшим начальством, особенно охота на хищных зверей и, между прочим, на тигров.

По вечерам, перед вечернею зарею, солдатики собираются вместе и поют песни. Песни, в большинстве случаев, кавказские, переделанные сообразно с новою обстановкою. Зачастую нижние чины [395] и сами слагают новые песни, в которых воспевают свои разудалые походы и геройские подвиги начальников и командиров.

Чистота и опрятность в одежде соблюдаются нижними чинами очень строго. Начальствующие лица хорошо поняли здесь, что, если раз допустить послабление относительно костюма, небрежность в одежде будет возрастать crescendo и нижние чипы лучшие вещи свои станут или сбывать, либо пропивать, как ненужные.

От Музарта до Каракола, уездного городка лежащего близ озера Иссык-куля, считается до 230 верст. Для сообщения отряда с городом устроен так называемый вьючный тракт, т.е. тяжести перевозятся на верблюдах, а проезжающие лица следуют верхом на лошадях. На этом тракте семь станций; на каждой станции от четырех до шести лошадей и по одному верблюду.

Вьючное сообщение учреждено здесь не потому, чтобы другого, колесного, нельзя было устроить, по потому, что в колесном еще не настоит потребности: число проезжающих ограниченно и выгоды от содержания тракта не окупили бы издержек.

Устройство же колесного сообщения от Музарта до Каракола не может представить препятствий, так как дорога почти по всему протяжению ровная, гладкая, идущая все время по долине, окаймленной справа и слева горными цепями, носящими у туземцев различные наименования в различных местах. Горная цепь, тянущаяся слева, не высока; но из за нее выглядывают исполинские пики другой более высокой цепи, покрытой вечными снегами. Равнинный характер местности меняется два раза: сперва верстах в шестидесяти пяти от музартского отряда, вскоре по переправе через верхний Текес, когда надобно проезжать ущельем и вслед затем невысокими горными увалами в поперечном хребте (Кок-кия), и потом, верстах в ста пятидесяти пяти от Музарта, когда приходится переваливать через другой поперечный хребет Тасма, перевалом Кизыл-кия, тянущимся верст на пятнадцать, между реками Тюпом и Джергаланом. Так как горные цепи, окаймляющие долину с левой стороны, выше, то горные ручьи и реки, пересекающие дорогу, текут с этой стороны, по направлению с юга. Самая большая и самая затруднительная для проезда из этих речек есть Улькун-музарт (Большой Музарт), пересекающий дорогу в шестнадцати верстах от музартского отряда. Верхом эту реку можно перейти во всякое время, но на колесных экипажах возможно переехать только в малую воду, т.е. с утра до полудни, Все остальные [396] речки не столь значительны и вброд могут быть переезжаемы во всякое время.

Первая половина описываемой мною долины (до станции Сарыджаз) есть как бы удел кочевников-калмыков, а вторая удел совершенно другого кочевого племени, кара-киргизов. В настоящее время, калмыков здесь осталось весьма немного, да и те измельчали и вовсе не походят на своих предков, которые в прошлом веке владели всею верхнеилийскою страною. Тогда калмыки образовывали особое царство, имели города, деревни и крепости. Следы их капитальных сооружений существуют и поныне, в виде сумбе (монастырей), крепостных оград, оросительных канав и пр. Одним из таких фактов калмыцкой оседлости служат следы города и крепости, встречающиеся на пути из музартского отряда, вскоре после переправы через Улькун-Музарт. Крепость состояла из расположенных четыреугольником земляных валов, еще и доныне хорошо сохранившихся; но от зданий ничего не осталось. За городом тянутся арыки, орошавшие когда то поля.

Вблизи остатков калмыцкой крепости, на горной речке Нарын-кол, строится русский поселок. Тридцать шесть семейств сибирских казаков пришли сюда летом 1872 года и стали селиться на весьма удобной местности, у опушки леса, покрывающего берега Нарын-кола. Кроме того, в тянь-шанских горах, отстоящих от места поселка верстах в пяти, также есть превосходный еловый лес. Деревянные дома поселенцев растут как грибы, так что теперь некоторые из них уже окончены.

Верстах в 25-ти от станции Сары-джаз, вправо от дороги, у подошвы гор, находится источник, замечательный обильным содержанием превосходной соли. Кара-киргизы издавна вываривают здесь соль, которую ныне продают и в русские поселенные пункты. Для выварки соли служила еловая роща, теперь почти вся уже вырубленная.

Долина между перевалом Кок-кия и Кизыл-кия, покрытая густою и сочною травою, дает пристанище кара-киргизам рода богу, кочующим здесь весною и летом. В конце лета, кара-киргизы начинают перекочевывать к берегам озера Иссык-куль, где собирают посеянный хлеб и устанавливаются на зимние стойбища. Во время моего проезда, богинцы, будто стаи перелетных птиц, уже направлялись к Иссык-кулю.

Картина перекочевки киргизов представляет необыкновенную [397] пестроту. Переход с одного места на другое для кочевника самый торжественный праздник. Люди наряжаются в лучшие одежды; лошади покрываются цветными чепраками и щегольскими седлами; верблюды, перевозящие домашний скарб, сверху покрываются коврами и дорогими материями. Впереди едет хорошенькая девочка, совершеннолетняя, либо близкая к совершеннолетью: она как бы открывает шествие; за нею следует старшая из жен, потом остальные жены, при которых едут и их ребятишки, привязанные к седлу, если они так малы, что сами еще не могут держаться на седле. Мужчины следуют стороною и охотятся с ружьями, либо посредством беркутов и соколов. На вьюках самые лучшие и блестящие вещи привязываются сверху, для того чтобы пестрили в глазах и свидетельствовали о богатстве хозяина. Русские подносы, сундуки, обитые жестью, самовары, все это непременно выставляется на показ, на зависть тем, у кого таких вещей пет, или они похуже.

Часть описываемой долины, прилегающая к верховьям реки Тюпа, называется урочищем Сан-таш, получившим свое название от груд камней, усматриваемых близ упомянутой реки. Сан-таш в переводе с тюркского означает счет камней. Предание говорит, что Тимур, во время похода своего в Китай, желая сосчитать число своих войск, велел на этом месте каждому воину положить по камню в одну кучу. На обратном пути, по приказанию Тимура, те же воины должны были взять из кучи по камню назад. Количество оставшихся в куче камней показало количество погибшего войска в походе.

Урочище Сан-таш, перевал Кизыл-кия и верховья Джергалана составляют пространство, играющее роль как бы этапа при перекочевках киргизов. Местность эта чрезвычайно живописна и привольна: вода в изобилии, кормы превосходные и, кроме того, в горах растет лес, дающий кочевникам топливо.

Спустившись с перевала и переправься в брод через реку Джергалан, вы ступаете на равнину гладкую, ровную, каменистую, не представляющую никаких удобств для кочевок. вследствие чего вся местность эта, на протяжении 40 верст, пустынна и не населена. Равнина то суживается, то расширяется горами, ограничивающими ее справа и слева; но дорога все время идет близ левой горной цепи, северные склоны которой покрыты хвойным лесом. Из-за этой цепи, образующей только как бы предгорье, глядят убеленные главы основного тянь-шанского хребта, дающего [398] начало множеству горных речек, пересекающих путь. У одной из таких речек, на столько глубокой и быстрой, что через нее устроен мост, у подошвы самых гор приютился русский поселок Аксу, названный по имени речки. Года три тому назад, пункт этот был центром управления иссык-кульскими киргизами и уездным городом. Поселок состоит из крестьян-выходцев из Томской и Воронежской губерний. Ближайшие окрестности поселка необыкновенно живописны; значительная река дает возможность достаточно орошать поля. Кроме того, почва с лихвою вознаграждает труд земледельца. Но, несмотря на все эти благоприятствующие условия, вследствие политических соображений найдено было нужным центр уезда перенести на 12 верст к западу, на реку Караколь.

КАРАКОЛ

Местоположение города Каракола. — Река Каракол. — Климат. — Статистические данные о городе. — Занятия жителей. — Окрестности города. — Каракольское ущелье. — Минеральные ключи. — Курганы. — Подводные постройки на озере Иссык-куле.

Город Каракол (по-киргизски значит черная рука) составляет средоточие управления иссык-кульским уездом. Он расположен на правом берегу горной речки Караколь, верстах в четырех от ущелья, из которого она вытекает, и верстах в двенадцати от озера Иссык-куля. Город основан в 1869 году, и лежит на плоской покатости, возвышающейся подобно гласису к горной цепи Терскей-тау, которая образует как бы передовую цепь Тян-шана.

Шумливая речка Караколь, пробивая эту цепь, течет стремительно по большим камням в направлении к северо-западу и впадает в Иссык-куль. Ширина реки у города около трех сажень, а глубина хотя и не превосходит полуроста человеческого, по, вследствие быстроты течения по крупным каменьям, препятствует переправе в брод. Через реку построен мост.

Вид и местоположение города крайне печальны. Он напоминает небольшую великорусскую деревушку. Расположенный на голой покатости, Караколь подвергается действию сильных ветров, дующих но двум направлениям, с юга из каракольской щели и с северо-востока с верховий Джергалана и Тюпа. Последний ветер приносит с собою влагу. Ветры, большею частью, разражаются [399] после полудня от четырех до семи часов, вздувая облака пыли. Летние жары чрезвычайно сильны и тяжелы, а зимние холода, вследствие возвышенного положения города над уровнем моря (до 5,500 футов) достигают до 20°. Кроме того, здесь часты снежные бураны (вьюги). Зимою снег глубоко покрывает окрестности города, но в самом городе по улицам не держится, будучи, тотчас по выпаде, сдуваем ветрами. Река зимою глубоко промерзает, от чего ощущается недостаток в воде. В силу всех этих неблагоприятных условий, положение каракольцев оказывается довольно тягостным, и население желало бы переселиться на другое место, поближе к озеру, где оно могло бы заниматься и рыболовством.

При всем том климат Каракола весьма здоровый; вследствие отсутствия садов и неимения фруктов, жители избавлены даже и от тех болезней, которые господствуют в азиатских городах их употребления в пищу плодов. Чаще встречающаяся здесь болезнь есть перемежающаяся лихорадка, порождаемая резкими переходами от дневного зноя к ночной прохладе.

В настоящее время в Караколе 80 домов и 52 лавки. Здания почти все деревянные, построенные из леса, растущего верстах в семи от города, в горах. В нынешнем году сделано распоряжение о прекращении строить дома из дерева. От такого распоряжения город не проиграет, ибо каменные здания (из сырцового кирпича) будут стоить дешевле ¹⁶; кроме того они будут теплее, и, конечно, безопаснее от пожара. Сырцовые дома строятся весьма быстро: их и теперь уже сложено до двадцати. Город распланирован правильно, на четырехугольники, ровными и широкими улицами, число которых ныне простирается до двенадцати.

Мельницы имеются только водяные: их пять; заводов и других промышленных заведений пока нет.

Население, кроме войск, состоит из 150-ти человек (83 души мужеского пола и 67 женского). Большинство составляют татары и сарты, выходцы из Ташкента и других городов Туркестана. Русских мещан и крестьян 20 душ обоего пола. Таким образом, закваска города чисто-мусульманская. Но все мусульманское население Каракола тонет в значительном количестве войск, расположенных здесь. В городе расположены, в казармах, целый батальон пехоты, две сотни казаков и одна горная батарея. [400]

В окрестностях города, на реке Караколе, есть несколько юрт калмыков, которые нанимаются на черные работы.

Главнейшее занятие жителей Каракола — торговля. Татары и сарты торгуют, по преимуществу, с киргизами, приходящими сюда для закупок предметов первой необходимости. Хлебопашество еще только в зародыше. Хлеб покупается, либо выменивается из соседних русских поселков или у киргизов. Пшеница стоит около 20 копеек пуд. Говядина и баранина также не дороги и не превышают двух рублей за пуд. Соль 50 коп. пуд. Но если дешевы предметы первой необходимости, то, наоборот, все предметы, привозимые из Европейской России, непомерно дороги.

Окрестности Каракола более интересны, чем самый город.

Верстах в четырех к югу от города, тянется каракольское ущелье. Оно сперва имеет юго-западное направление, и верстах в двадцати пяти от входа становится непроходимым; разветвляется на множество второстепенных щелей и долин, в которых находятся превосходные пастбищные места и строевой лес. При входе в ущелье, является в большом количестве барбарис, а вслед затем и еловый лес (пихта). Правая сторона щели здесь, как и в музартском ущелье, покрыта растительностью, тогда как на левой последняя заметна лишь в поперечных ложбинках.

Растительное царство каракольской щели отличается от музартской только тем, что здесь березы не встречается вовсе. Что же до пород зверей и птиц, то они присущи одинаково всему протяжению тянь-шанского хребта от Музарта, по крайней мере, до меридиана западной оконечности озера Иссык-куля. Хребет Терскей-тау, трещина которого и образует каракольскую щель, хотя и составляет только второстепенную цепь, но, тем не менее, местами имеет снежные вершины и даже ледники.

За Терскей-тау лежит высокая гористая страна, известная под именем Сырта, где в беспорядке высятся громадные хребты, на которых залегают обширные ледники. В числе последних особенно замечателен ледник, дающий начало реке Нарыну, главнейшему притоку Сыр-дарьи.

Окрестности Каракола славятся минеральными ключами, именуемыми по-туземному арасанами. Ключи расположены в необыкновенно-живописной аксуйской щели; ближайший (железистый) ключ находится от Каракола в шестнадцати верстах и верстах в двух от входа в Аксуйское ущелье. К ключу спускаются по высокой [401] и чрезвычайно крутой скале, в которой тропинка выбита зигзагами. У подошвы этой скалы, на правом берегу быстрой Аксуйки, шагах в трех от русла реки, и расположен целебный источник. Он имеет до трех сажен длины, до одной сажени ширины и свыше одного аршина глубины. Дно твердое и крупно-песчаное. Посредством узкого протока, ключ впадает в Аксуйку. Температура ключа+32° по Р. Вода необыкновенно чистая и имеет свойство сильно преломлять лучи. Она приятна на вкус и на осязание и мягчит кожу. Купанье производит некоторую истому. Бассейн осенен яблонями; края его заботливо расчищены и обложены крупными камнями. Видно, что туземцы издавна знали целебную силу ключа. На одном из камней, облегающих бассейн, выдолблено семь ямок, в которые калмыки насыпали зерна для приношения божеству, по их мнению, невидимо присутствовавшему в источнике. Киргизы то же божество умилостивляли по-своему: они навешивали на деревья лоскутья одежды, а на камни клали кости и черепа животных, остатки которых сохраняются и поныне.

Вода в источнике летом повышается, зимою падает.

В нескольких шагах от этого ключа находится еще один теплый же; но воды в нем очень немного.

Саженях в пятидесяти ниже этих двух ключей, на левом берегу Аксуйки, вытекает из скалы еще два теплых и один холодный ключ, впрочем незначительные. На притоке Аксуйки, в нескольких верстах от описанного ключа, известен один большой горячий ключ, температура которого столь высока, что, по рассказам, один киргиз недавно сварился в нем. К сожалению, этот последний ключ я не имел возможности осмотреть.

Возле Каракола, вдоль по течению реки, внимание путника обращают на себя курганы, рассеянные по всему Иссык-кульскому уезду, особенно по северному берегу озера Иссык-куля, от устья реки Тюп до урочища Кес-сенгир, а также и вдоль Александровского хребта. Курганы достигают иногда больших размеров, другие сказываются легким вздутием на поверхности земли, но все одинаково присыпаны сверху каменьями. Общий тип высоких курганов — холм с воронкою внутри, гребень которой покрыт камнями, величиною в кулак и более. Дно воронки порастает бурьяном и дикими цветами; с одной стороны воронки прорыв, образующий как бы вход во внутрь кургана. Высота холмов доходит до трех сажен, окружность гребня воронки до ста и более шагов. [402]

Происхождение здешних, точно также как и южнорусских, курганов остается равно загадочным: одни считают их сторожевыми пунктами, другие — могилами сильных людей, а иные, наоборот жилищами людей, не знавших употребления юрт и не умевших строить домов.

Мне кажется, что здешние курганы суть следы кладбищ кочевников. Киргизы и поныне имеют обыкновение несколько могил обводить одною оградою. От времени ограда заносится песком и разными наносами, вследствие чего и образовывается холм с воронкою внутри, и с понижением там, где был вход в ограду. Здешних курганов еще никто не раскапывал. Раскопка и исследование их, быть может, приведут к каким-нибудь интересным положительным выводам.

Территория Иссык-кульского уезда, населенная, за исключением шести русских поселков, одними кочевниками, сохраняет на себе следы давнишней оседлой жизни. Народные предания, китайские летописи и остатки городов свидетельствуют, что здесь когда-то обитали племена, достигавшие более зрелой цивилизации, чем нынешние туземцы.

По китайским летописям, на восточном берегу Иссык-куля существовал некогда город Чигу, построенный китайскими рабочими для усуньского владетеля. Известно также, что сирийские якобиты имели на озере монастырь с мощами апостола Матфия. Но остатки городов и зданий, в настоящее время, находятся под водою. Верстах в тридцати от Каракола, на урочище Койсары, в нескольких десятках сажен от берега, усматриваются под водою одни из таких развалин. Превосходно-обожженный кирпич, из которого сложены стены подводного города, ныне разбирается киргизами на постройку своих гробниц (мазаров). Волнами выбрасываются на берег кости и черепа животных и людей, обломки посуды и другие изделия человеческих рук. К числу найденных в этом году вещей относятся две монеты, медный котелок или урна, служившая, вероятно, для жертвоприношений и медный же светец с крышечкою, на подставке.

Остатки кирпичных зданий усматриваются и в других частях озера; но все они еще не исследованы.

Учреждение судоходства на озере, нет сомнения, даст путеводную нить для исследований, какие постройки находятся на дне озера, к какой эпохе относятся и какому пароду принадлежали. [403]

ОЗЕРО ИССЫК-КУЛЬ

Догадки о происхождении озера и о причинах убывания в нем воды. — Топографические данные об озере. — Свойство берегов. — Причины незамерзания озера. — Климатические данные.

Озеро Иссык-куль фактически стало известно нам в недавнее время. Продолжительная кровавая борьба двух племен кара-киргизских, сарабагишей и богу, обитающих по берегам озера, принудила их одно за другим просить о принятии в русское подданство. Вслед за принятием в наше подданство этих племен, были произведены съемки и ученые исследования дотоле мало известного европейцам озера, и, благодаря астрономическим и топографическим съемкам, произведенным в 1859 году, как положение, так и фигура его были окончательно определены. К сожалению, нельзя сказать того же относительно недр озера, которые и до сих пор остаются необследованными. Из русских (а тем паче из киргизов) еще никто не решался плавать по озеру, и только в нынешнем году в городе Караколе строится судно, на котором в конце лета предполагалось произвести плавание и изыскание озера.

Происхождение озера Иссык-куля весьма загадочно. С одной стороны есть основание думать, что озеро, в отдаленную геологическую эпоху, входило в общий бассейн Каспия, Арала и Балхаша, потом разделившихся вследствие поднятия между ними почвы и высыхания. Но, с другой стороны, в виду того, что на дне озера открываются постройки, что волнами из недр его выбрасываются человеческие кости, черепа, посуда, кирпичи и проч. можно с большою вероятностью допустить, что происхождение Иссык-куля одинаково с происхождением Мертвого Моря, т.е. что местность провалилась уже в недавнюю историческую эпоху, и, провалившись, тотчас была залита водою.

Народные предания киргизов и калмыков, несмотря на различные оттенки и подробности, одинаково свидетельствуют, что на том самом месте, где теперь озеро Иссык-куль, существовал когда-то большой город, среди которого был колодезь, и что однажды из этого колодца вода хлынула через край и затопила как город, так и все окрестности его.

Одно несомненно: поверхность озера, в былое время, стояла гораздо [404] выше, чем теперь, и убыль воды в озере делается заметиною чуть не с каждым годом.

Туземцы рассказывают, что, на их глазах, в течение лет десяти, береговая полоса освободилась, местами, от воды по крайней мере на версту.

Наблюдение над свойствами дна, побережья и береговых горных террас, покрытых одними и теми же породами, приводит также к заключению, что поверхность воды в озере некогда стояла далеко выше, чем теперь. Г. Семенов допускает догадку, что слишком высокая вода Иссык-куля, посредством Кутемалдинского протока, хлынула в реку Чу, которая, пробив себе доже в Александровском хребте, образовала Буамское ущелье. После, когда уровень озера и понизился до такой степени, что оно перестало быть истоком реки Чу, количество воды в нем продолжает уменьшаться, так как, по объяснению г. Семенова, притоки озера год от году не вознаграждают потери испаряемой им воды, вследствие оскудевания, происходящего от повышения снежной линии в климате, который становится более и более континентальным.

Кара-киргизы никогда не осмеливались пускаться в озеро, будучи совершенно бессильны вступать в борьбу с чуждою для них стихиею. Для них озеро не только не представляло никаких выгод, напротив, причиняло вред, отнимая значительное количество земли для кочевок и оставляя ишь узенькую полоску вдоль берега. Вот причина, почему, согласно преданию, каракиргизы задумали спустить озеро посредством реки Чу в Сыр-дарью. Для этой цеди ими был выкопан в западной части озера арык иди канал Кутемалды, длиною около четырех верст, соединивший озеро с рекою Чу.

Но киргизы ошиблись в расчете и достигли результатов как раз противоположных: вода не только не пошла из озера в Чу, а, напротив, Чу стала течь в озеро, и арык Кутемалды, вместо истока Иссык-куля, обратился в его приток ¹⁷. [405]

Озеро Иссык-куль заключено точно в чаше, в исполинской котловине, образуемой разветвлением Тянь-шана и направляющейся от севера-востока к юго-западу. Размеры котловины гораздо большее, чем размеры собственно озерного бассейна, а именно: озеро имеет в длину 169 1/2 верст, в ширину 57 верст, тогда как длина котловины от входа Чу в Буамское ущелье до горна го перевала Кизыл-кия (Сан-там), простирается до 250 верст, а наибольшая ширина между подошвами гор, замыкающими котловину с севера и юга, доходит до 80 верст.

Поверхность озерного бассейна равняется 116 квадратным милям; высота, на основании барометрических наблюдений г. Голубева, равна 5,300 футам над поверхностью моря.

Занимая самую низкую часть котловины, озеро ограничивается, точно каймою, плоским или слегка покатым берегом, ширина которого местами доходит до двадцати верст. В двух местах, впрочем, почти на середине меридиана озера, поперечные отроги гор с севера и с юга подходят на встречу к самому озеру и омываются его водами, так что дорога в этих местах идет по крутой покатости отрогов над самым озером. Ширина отрога у северного берега, называемого урочищем Кес-сенгир, около одной версты; южный же отрог, называемый Чарныльдак, несколько шире.

Полагать должно, что эти две цепи продолжаются и под поверхностью озера, так как на середине озера усматривается мель.

Северное побережье озера известно под именем Куыгея (т. е. сторона, обращенная на солнце), а южная — Терскея (сторона, находящаяся в тени). Также точно и горы, окаймляющие бассейн с севера, именуются Кунгей-тау, а окаймляющие с юга — Терскей-тау. Средняя высота Кунгей-тау, иначе называемой Заилийским Алатау, равняется 11,000 футам над поверхностью моря. Средняя часть этого хребта, на протяжении верст 60-ти, возвышается до 14,000 [406] футов и переходит, таким образом, снежную линию. Местами замечаются в этой части и ледники. Терскей-тау составляет только как бы передовую цепь, или отломок главного Тянь-шанского хребта, средняя высота которого, на всем протяжении длины озера, переходит снежную линию, достигая слишком 16,000 футов.

Побережье озера уныло и пустынно. Оно, по большей части, бесплодно, каменисто, усеяно бесчисленными валунами и лишено вообще лесной растительности. Кустарники появляются только близ устий стремительных речек и вдоль низменных пространств, и состоят преимущественно из облепихи, покрытой узкими серебристыми листьями и с ветвями, густо-облепленными желтыми ягодами, из боярка, барбариса и двух или трех пород ивы. К местностям, пригодным для кочевок и для хлебопашества, можно отнести: небольшое пространство на западном углу озера, затем по течению рек Зауки, Кизыл-су, Каракола, Аксу, впадающих в озеро с юга, по течению рек Джергалана и Тюпа, впадающих с востока, и, наконец, часть северного берега озера от устья реки Тюп до урочища Кес-сенгир, где кара-киргизы искони занимались хлебопашеством. Восточное побережье озера вообще более благоприятно для жизни человека, чем западное; этим обстоятельством объясняется причина, почему русская колонизация охватывает восточную часть озера и не касается западной. В течение последних трех-четырех лет, восточная часть озера стала унизываться, точно ожерельем, русскими поселками, которых ныне шесть. Грунт земли в местах расположения поселков песчано-глинистый, частью черноземный, и земля, при орошении, дает богатые урожаи.

Иссык-куль считается вообще весьма глубоким озером. Берег его местами сразу обрывистый и глубина дна, по рассказам, доходит до полутороста сажень; местами же, напротив, дно только в расстоянии версты от берега понижается на высоту человеческого роста. Цвет воды в озере зеленоватый; но вода чрезвычайно прозрачна.

Хотя островов на озере нет, однако мелей довольно. На вкус вода морская и к употреблению почти негодная, вследствие чего как киргизы, так и русские поселенцы называют озеро морем.

Иссык-куль никогда не замерзает; только заливы и бухты его зимою покрываются льдом.

Вследствие незамерзания, озеро получило киргизское название Иссык-куль и китайское Же-хай. То и другое значит Теплое Озеро. У монголов и калмыков озеро известно под именем Темурту-нор, [407] что значит Железистое Озеро. Железистым оно названо по большому количеству черного шлиха, покрывающего местами дно озера и выбрасываемого с песком на берег. Этот шлих собирается и ныне кара-киргизами, которые в самодельных тиглях сваривают ёго, затем проковывают и получают довольно порядочное железо. Кроме шлиха, в озере замечается присутствие многих теплых минеральных ключей (железистых), бьющих из-под горных пластов. Присутствию этих ключей, вероятно, и надо приписать причину сравнительно высокой температуры воды и того, что озеро не замерзает зимою.

Озеро чрезвычайно богато рыбою, которая собирается в несметном количестве в бухтах и которой кара-киргизы не ловят. Русские поселенцы пока еще ловят ее мало, не имея снастей, лодок и пр. До сих пор замечены только четыре породы крупных рыб: сазаны, османы, маринка и чебак.

Зима на Иссык-куле бывает довольно суровая; она начинается с ноября и оканчивается в исходе февраля. Снег выпадает до двух аршин глубины и в это время случаются сильные вьюги. В западной части озера, снега выпадает гораздо менее, почему здесь скудная трава из-под снега может быть доставляема скотом удобнее. Весна на Иссык-куле, лучшее время года, к сожалению непродолжительна: она скоро сменяется летом. В мае, июне, июле и нередко в августе, жар на солнце доходит до 40° Р. Дожди и туманы здесь весьма часты и продолжительны. При всем том, вообще климат здоровый и приятный.

ТОКМАК

Местоположение города. — Климат. — Разделение на части. — Статистические данные, — Число зданий. — Число жителей. — Занятия жителей. — Торговля. — Хлебопашество. — Почтовый тракт из Токмака в Караколь.

Центр управления Токмакским уездом составляет город Токмак, заселенный только в 1867 году, т.е. с учреждением Семиреченской Области. Город расположен в широкой долине реки Чу, в 60- и верстах от выхода ее из Буамского ущелья и верстах в пяти от остатков бывшего коканского укрепления. Постепенно расширяясь, долина Чу у Токмака доходит до сорока верст ширины.

Город расположен на левом берегу реки, на ровной и даже [408] низменной местности, поросшей по болотам камышами. Эти-то болота и причиняли в первое время сильную болезненность и смертность в населении и в войсках. Теперь, вследствие выкашивания и выжигания камышей и проведения канав для орошения полей болота осушаются, а вместе с тем свирепствовавшие 'болезни (по преимуществу перемежающиеся лихорадки) мало по малу стали уменьшаться.

Будучи расположен в долине, окруженной с трех сторон горами, Токмак, пользуется теплым климатом. Зимы здесь не суровы, и снег стоит недолго: он частью тает тотчас по выпаде, частью сдувается ветрами, дующими в токмакской долине довольно часто. Преобладающие ветры северо-западные.

Благодаря теплому климату, в Токмаке могут произрастать многие нежные породы растений и деревьев. Так, здесь растет в изобилии абрикос, могут расти персики и приурочивается виноград. Тут (шелковица) растет изобильно в диком виде.

Город первоначально был построен на открытой местности; сады и вообще деревья поселенцы стали разводить уже сами, чему много содействуют малороссы, образующие большинство токмакского населения. Почти возле каждого домика есть садик и огород.

Токмак состоит из следующих частей: 1) небольшого четырехугольного укрепления, в котором помещаются казармы и другие воинские здания; 2) из собственно города, где находятся городская площадь и лавки и 3) из двух слободок, из которых одна примыкает к укреплению, а другая к городу. Слободки населены переселенцами-крестьянами; собственно город есть арена купцов из сартов и татар. Как город, так и слободки распланированы правильно на широкие и прямые улицы. Главная площадь (базарная) обсажена кругом деревьями и содержится в большой чистоте. Чистота соблюдается также и на улицах, и во дворах.

Лес от Токмака далеко, верстах в 40-50 к югу, в ущельях Александровского хребта.

Вот причина, почему все дома токмакские строились и продолжают строиться из сырцового кирпича; подвозка леса издалека значительно превзошла бы стоимость выделки сырцового кирпича.

Плоские крыши на домах камышовые, заборы частью глиняные, частью (по преимуществу у малороссов) плетневые. Лозняк для плетней растет на берегах Чу и в горах Каракунус, составляющих предгорья Алатавского хребта, ограничивающего долину с севера и проходящего верстах в пятнадцати от Токмака. [409]

Число домов и других зданий в Токмаке в настоящее время следующее: одна церковь и одна мечеть; домов частных 215; казенных 4; лавок 156; всего 377 зданий.

Лавки выстроены азиатском вкусе, т.е. в виде маленьких темных конурок, без прилавков, освещаемых только через открытые двери.

Число жителей Токмака без войск состоит из 1,028 душ мужеского и 421 души женского пола, что дает в итоге 1,449 душ обоего пола.

Из этого числа.

Сарты и татары занимаются исключительно торговлею. Товары приспособлены для потребностей киргизов и русских крестьян, и состоят из предметов первой необходимости. Из Кокана и Кашгара провозятся в Токмак: мата, бумажные и полушелковые халаты, тюбетейки (головные шапочки) платки и пр. Из России: дешевые ситцы, железо, медь и чугун в деле и не в деле.

Торговля с туземцами ведется меновая на пушной товар, скот, волос, кожи, шерсть и войлоки.

Пушной товар весь идет в Россию, а скот отправляется частью в соседние ханства, частью в Западную Сибирь. Меновая торговля на сколько выгодна для сартов и татар, на столько невыгодна для киргизов, которые, не имея понятия о ценности покупаемых предметов, платят за них втрое и вчетверо.

Русские поселенцы занимаются исключительно хлебопашеством и огородничеством. Благодарная почва вполне обеспечивает труд земледельца. Урожай пшеницы здесь дает minimum сам 12. Кроме пшеницы засеваются ярица, ячмень и овес. Проса наши поселенцы не засевают, а выменивают его у киргизов, кочующих в окрестностях. Киргизы искони предпочитают возделывать просо на том основании, что оно дает несравненно большие урожаи и требует меньше труда для обработки земли. Но все засеваемое потребляется самими жителями.

В 1872 году жителями Токмака было засеяно: пшеницы 346 десятин, ярицы 5 десятин, ржи 3 десятины, ячменя 3 десятины; овса 173 десятины. С земли этой снято: пшеницы 3,806 четвертей, [410] ярицы 48 четвертей, ржи 29 четвертей, ячменя 26 четвертей, овса 3,164 четверти.

Кроме означенных сортов хлеба, жители возделывают картофель, капусту, лук, морковь, репу, редьку, подсолнечник, арбузы, дыни, тыквы, огурцы. Поселенцы, имея под рукою значительные покосные места, травосеянием не занимаются, вследствие чего сено, особенно зимою, стоит в высокой цене. Причина, почему не засевается здесь клевер, заключается в недостатке рабочих рук, так, что заработная плата за земледельческий труд, во время уборки хлеба, восходит до 60-ти копеек в сутки.

Травосеянием и табаководством (табак разводится самый простой) занимаются сарты, которые сбывают клевер (дженушку) проходящим караванам, а табак продают почти исключительно киргизам, потребляющим его в виде порошка для жевания.

Скотоводством, как отраслью промышленности, жители Токмака не занимаются и держат только самое необходимое число скота для домашнего обихода.

В 1872 году скота в Токмаке было: лошадей 260 голов, рогатого скота 692 голов, овец 213 голов, верблюдов 40 голов, свиней 164 штуки.

Кроме земледелия и огородничества, население Токмака подчас занимается рыболовством в реке Чу и охотою на зверей в прилегающих горах и в камышах по реке Чу. Из рыб улавливаются сазаны, сомы, щуки и маринка. Охота производится на тигров, кабанов, диких коз, горных баранов, фазанов и особенно на маралов.

Ни заводской, ни ремесленной промышленности в Токмаке пока еще не существует; также не развилась и горнозаводская промышленность, несмотря на то, что в окрестных горах есть медные и железные руды и залежи каменного угля.

Для образования крестьян, в 1870 году в Токмаке учреждена школа, в которой обучаются грамоте и закону Божию до 40 мальчиков, под руководством священника. Помещение для школы приспособлено в доме священника.

Русское население Токмака, на основании существующих законоположений относительно переселенцев, пользуется многими льготами: оно избавлено, временно, от рекрутской и земской повинностей.

Земскую повинность как в Токмакском, так и в других уездах Семиреченской Области несут одни киргизы. Ими расчищаются дороги, строятся мосты и пр. [411]

В прежнее, время, Токмак лежал на главном ташкенто-верненском почтовом тракте; но, с упразднением дороги через Кас-текский перевал, Токмак очутился в стороне, оставаясь однако соединенным с упомянутым трактом короткою ветвью.

В прошлом году эта ветвь из Токмака протянута далее на Караколь. Токмакско-каракольский тракт проходит сперва долиною реки Чу, затем по Буамскому ущелью, к реке Кутемалды, впадающей в озеро Иссык-куль с запада, и по северному берегу этого озера. У села Преображенского, расположенного при впадении в озеро реки Тюп, дорога поворачивает на юг, и, обогнув озеро с востока, приводит в город Караколь.

Несмотря на свое недавнее устройство, описываемый тракт находится в весьма хорошем виде. Дорога не только на местах ровных, но даже и в гористых, разработана как нельзя лучше. Буамский проход, некогда столь страшный, по которому в былое время с трудом можно было пробираться верхом, теперь расчищен до такой степени, что без всякого опасения ехать по нем можно в каком угодно экипаже. Дорога по ущелью верст на тридцать идет карнизом, вьющимся над быстрою рекою Чу по всевозможным направлениям. Карниз висит часто над пропастью, так что непривыкшему к горным путешествиям приходится испытывать довольно сильные ощущения, особенно когда, уверенный в себе и в своих лошадях, ямщик мчит вас в карьер. Тормозить экипаж нужно только там, где карниз, спускаясь вниз, в тоже время круто поворачивает в сторону.

Через Чу сделаны в ущелье два большие моста, и кроме того построен еще один небольшой между ними через сухой овраг. В продолжение нескольких лет, ущелье разрабатывалось саперною ротою, находящеюся в Туркестанском округе. Но, несмотря на массу труда, потраченного на устройство дороги, последняя, вследствие особых свойств ущелья, требует постоянной поправки, а именно: крутые щеки ущелья осыпаются, забрасывают дорогу щебнем и крупными камнями, которые необходимо счищать. Эту последнюю работу с успехом выполняют кара-киргизы, которые занимаются, так сказать, поверхностною расчисткою дороги и по всему тракту до Каракола,

Надобно отдать полную справедливость кара-киргизам в том, что дорога по всему протяжению от Токмака до Каракола (около 300 верст) содержится ими в образцовом порядке. Единственное неудобство этого тракта — переправы в брод через горные [412] речки. Особенно затруднительны переправы через Чу в четырех верстах от Токмака, где река разбивается на множество рукавов; затем через реку Кунгей-Аксу, впадающую в озеро Иссык-куль с севера, и, наконец, через реку Джергалан, впадающую в то же озеро с востока. Переправа через Джергалан производится у самого устья через три рукава, из которых средний наиболее глубокий. Случаи опрокидывания экипажей и потери пожитков на всех упомянутых переправах нередки, а потому было бы желательно, если бы через названные реки были построены мосты. Чем скорее мосты будут сооружены, тем лучше.

Л. Костенко.

1872 года,
15-го августа.

Комментарии

13. См. «Военный Сборник» 1872 года № 11.

14. Сумун — означает полк

15. Богослужение не прерывается с раннего утра до позднего вечера.

16. Тысяча сырцовых кирпичей стоит здесь от 1 р. до 1 р. 50 к.

17. Происхождение Кутемалды долго занимало и продолжает занимать исследователей озера Иссык-куля. Одни (г. Семенов) считали речку естественным истоком озера; другие (г. Венюков), его естественным притоком. Мне же кажется более вероятным считать Кутемалды притоком искусственным. Г. Венюков не может допустить искусственного происхождения реки по следующим причинам: 1) странно было бы, говорит он, провести арык в самом низком месте кутемалдинской долины, вследствие чего пускать из него воду на поля было бы нельзя; 2) никаких побочных разветвлений незаметно, а без этого арыки не существуют; 3) ложе речки извилисто и у берегов ее незаметно насыпей, которые были бы доказательством, что русло образованно выкапыванием земли.

Но первые два возражения устраняются, если сообразим цель прорытия канала. Канал был вырыт вовсе не для орошения пашен, для чего не было вовсе и надобности соединять озеро с Чу; но коль скоро имелось в виду спустить озеро в реку, то весьма естественно было вести канал по самому узкому и низменному месту. Что же касается до 3-го пункта возражения, то и он устраняется, если сообразим, что в Средней Азии есть масса арыков, сделавшихся потом речками и ныне текущих в берегах еще более глубоких и извилистых, чем Кутемалды, в у которых также незаметно никаких насыпей.

Текст воспроизведен по изданию: Очерки Семиреченского края. (Путевые письма) // Военный сборник, № 12. 1872