Гордона ¹.

Первый переезд наш был до Игиз-Яра, большой деревни на краю равнины и последнего населенного пункта перед вступлением в горы. Дорога шла к юго-западу, через несколько цветущих селений, посреди отлично-обработанной местности. Девять верст за Игиз-яром дорога вошла в горы, вдоль по притоку Янги-гиссарской реки. В этом месте выход сирикольской дороги на равнину защищен старым китайским укреплением, расположенным на левой стороне потока и состоящим из высокой стены с бойницами, которая тянется по обоим берегам узкой речной долины или ущелья. Равнина сохраняет свою плоскую поверхность до самой подошвы высоких кряжей, без малейшего перехода в волнистую местность, так что горы кажутся точно выходящими из моря. Небольшая укрепленная постройка [4] в четерех с половиною верстах вверх по потоку защищает дорогу, отделяющуюся тут к стороне Кашгара, через Опал. Небольшие отряды солдат расположены на обоих этих постах.

Мы шли вдоль по притоку Янги-гиссарской реки, хорошею дорогою, до перевала Каск-асу (12850 ф), который миновали на четвертый день. Снег и лед делали этот перевал очень трудным, хотя в обыкновенное время он легок. Наши вьючные лошади кое-как, взобрались на вершину, но, при спуске, вследствие вновь выпавшего снега, пришлось заменить их яками, которых нам дружески доставили киргизы. Здесь к нам присоединился Хиат-Мухамед, киргизский юзбаши, военный начальник [5] киргизов Сирикольского округа и в то же время заведующий дорогами, которые ведут в Янги-гиссар и Яркент. Он считал себя природным киргизом, но его правильные черты лица, густая борода, большой рост и мускулистое сложение делали его очень непохожим на представителя этого народа. Он больше напоминал кипчаков, которые составляли переход от кочевых обитателей Туркестана к оседлым. Хиат-Мухамед доставил много ценных сведений, которые потом нераз подтверждались из распросов у сирикольцев, вакхов и киргизов. Он сопровождал нас до Таш-кургана и присоединился к нам опять в этом городе на обратном нашем пути из Вахана.

На шестой день мы достили подошвы большего, отлогого возвышения, ведущего к Чичикликским проходу, равнине и озеру (14480 ф). На трех или четырех верстах этого переезда пришлось тянуться по Танги-Тару (узкой дороге), едва-ли не самой [6] дурной части пути за все время нашей экспедиции. Танги-Тар есть очень узкое ущелье, с ручьем, который бежит по камням и обломкам скал, местами наваленным в таком изобилии, что едва остается проход. Пещеры, высеченные в стенообразных обрывах по сторонам теснины, в особенно узком месте, показывают, что в прежние времена по проходу вела искусственная дорога выше теперешнего уровня вод. Сопровождавшие нас киргизы утверждали то же. В этом ущелье есть несколько горячих ключей, имеющих температуру 37° Р., и такие же находятся в соседнем проходе Ямбулаке (горячем ключе). Береза, ива и огромный можжевельник живописно росли тут. Так-как в жаркое время года теснины Танги-Тар и Шинди бывают непроходимы от многоводия протекающих по ним речек, то дорога тогда поднимается на высокие перевалы Ямбулак и Кок-Мониок. Оба эти перевала приводят на равнину Чичиклик и к маленькому озеру того же имени, которые связываются между собою небольшим ущельем, образованным соседними горными кряжами.

Снег на Чичикликской плоскости был глубок, и наши лошади, измученные уже переходом предыдущего дня по скалам и полузамерзшему потоку Танга-Тара, имели тяжелую работу, особенно на спуске по каменистому оврагу Шинди, который направляется к Сирикольской реке, до коей мы достигли 28-го марта. Здесь мы остановились в первой сирикольской деревне, имеющей обработанные поля. Я без труда объяснялся с жителями, которые все владеют персидским языком, служившим нам для бесед. Отсюда мы шли восемнадцать верст на запад, по открытым берегам Сирикольской реки, до западного спуска с Кок-Мониока и до впадения речки Тагармы, где главная река, протекающая с юга, делает крутой поворот на восток. Открытая Сирикольская долина начинается здесь и тянется к югу на очень значительное расстояние до Конжутского горного кряжа ². Мы провели 29 числа в открытой долине у небольшего военного поста, в шести верстах от укрепления Таш-кургана, где нас приветствовали посланные от кашгарского губернатора Сириколя. На следующий день, 30-го, мы вступили в Таш-курган и были гостеприимно встречены самим Хассан-шахом, который выехал на некоторое расстояние на встречу нам. Его сопровождала конная стража, замечательно хорошо устроенная и красиво одетая, да и сам Хассан-хан показался нам наилучше обмундированным офицером из всех, состоящих на службе аталыка-гази. Он имеет чин токсабы или начальника знамени. По нашему счету Таш-курган отстоит от Янги-Гиссара на 186 верст; общее направление пути — югозападное. [7]

Сирикольский народ, как говорят, был сильно привязан к Алиф-беку, и аталык, боясь восстаний с его стороны, тем более, что сирикольцы были шииты, а не суниты,— переселил их всех, в 1870 году, в Кашгар. Но через два года изгнания, они были возвращены на родину. Ныне их есть до 600 семей, составляющих от 2500 до 3000 душ и живущих в долине Сириколь и в соседней равнине Тагарма. Они, повидимому, [8] довольны кашгарским управлением и ценят мир и безопасность, которыми наслаждаются, не боясь более жестоких набегов от канжутов, киргизов и шигниев, которым прежде часто подвергались, причем канжуты и шигнии не стеснялись захватывать их в плен, для продажи в рабство.

Старинное имя Таш-кургана есть Варшиди. Развалины последнего представляют четыреугольник с башнями и состоят из обломков нетесанного камня. Повидимому эти руины не очень древни и ни в каком отношении оне не замечательны. Иезуит Бенедикт Гоес, прошедший через Сириколь в 1602—3 г., был единственным европейцем, который до нас видел эту местность, по пути из Вахана в Яркент. Некоторые другие отчеты ³ описывали укрепление, как постройку из тесаного камня, и относили его сооружение к очень отдаленному времени, напр. к эпохе легендарного завоевателя Афрасиаба. Мулла, которого я распрашивал, отозвался незнанием, говоря, что здание древнее всей истории его народа. Постройка стен сходна с таковыми же во многих старых деревнях, где воздвигались каменные башни для защиты жителей от разбойников ⁴.

Земледелие производит, главным образом, ячмень, бобы, морковь и репу. Домашния животные суть верблюды, яки, мелкие лошади, волы, овцы и козы. Здешние яки меньше тибетских; они употребляются для вспахивания полей, но как при этом их нужно за сопротивление, много бить, то их можно употреблять только с [9] подручною лошадью. Падеж, бывший несколько лет тому назад, уничтожил всех коров и волов, а потому новый рогатый скот приобретен из местностей, лежащих ниже. Из диких животных здесь водятся Ovis Poli, козел и птицы разных пород. Для одежды вообще употребляются овчины, с покрышкою из грубого сукна, как в Вахане и вообще во всех окрестных странах. Овчинные ичиги с крепкою кожанною подошвою, бумажный или шерстяной кушак, овчинная шапка, когда можно с небольшею бумажною оберткою в роде чалмы—довершают обыкновенный наряд туземцев. По временам грубые бумажные одежды заменяются более роскошными, для которых материалы, получаются из Яркента и окружающих его деревень. Для покрышки зданий и для других строительных надобностей, тополь есть единственное дерево, какое можно добыть, и он растет группами близ деревень. Плакучия ивы очень изобильны вдоль многочисленных ручьев и канав на плоских долинах. Климат суров. Хассан-шах, теперешний губернатор, ознакомившийся с ним в течении пяти лет, говорит, что здесь есть только два времени года; лето и зима, из которых первое продолжается три месяца, а второе девять.

Сирикольская река берет начало из Тагдунгбаш-Памира и Канжутского хребта, в расстоянии, примерно, 120 верст от Таш-кургана. Она носит несколько названий: Тагдунгбаш, Ташкурган, Сириколь, Тизнаф—от большой деревни в низовьях ее,—и Яркент-дарьи — от местности, где протекает главный рукав всей речной системы. Это был значительный поток, когда мы его пересекали в первый раз, 29 марта; между тем совершенная прозрачность воды, постоянство высоты ее днем и ночью и суровость холода убеждали, что в это время он был на обыкновенном зимнем, т. е. низшем уровне. Оставив долину, он направляется к востоку и, как сказывали нам, верстах в 75 соединяется с Тоном, столь же большим потоком, берущим начало в Канжутском же хребте. Дорога в Каргалык, с ветвью на Яркент, тянется вдоль реки. Когда мы возвращались из Вахана, то пробовали идти по ней, но нам сказали, что Тонский перевал, через горы того же имени, который нужно было проходить по этой дороге, недоступен ранее времени созревания абрикосов, т. е. не ранее чем еще через месяц. Алиф-бек, бывший правитель Сирикольский, рассказывал мне о трудностях этой дороги, где снег виделся по горам и летом. Сирикольская долина, тянущаяся сначала на значительное расстояние к югу, поворачивает потом к западу и сливается с Тагдунгбаш-Памиром, который кажется просто наиболее высокою ее частью. Этот Памир на севере имеет в соседстве Малый Памир, от которого однакоже отделен широким хребтом, связанным неразрывно с горами Неза-Таш, к западу от Сириколя. Киргизы пасут на Тагдунгбаше свои стада по всем землям, которые считаются кашгарскими, т. е. верст на 120 от укрепления [10] Таш-курган. Тагдунгбашские киргизы были первонально подвластны Канжуту, но лет семь или восемь назад, они были атакованы и разграблены ханзайцами (Hunza-реорlе ⁵), поэтому перешли в Сирикольсый округ и остановились на Тагарме. Когда Сири-коль подпал под власть кашгарцев, то и Тагдунгбаш-Памир был присоединен к Джитышару, и его прежние обитатели номады пасут теперь свои стада уже в совершенной безопасности. Дочь Газан-хана, теперешнего правителя Ханза-Канжута, есть одна из жен Якуб-бека, и это обстоятельство, в связи с грозною репутациею эмира, имело последствием уменьшение грабежей и захвата рабов со стороны жестоких канжутцев. Мир Фатех-Али-шах ваханский, зять ханзайского правителя, также пользуется подобным их снисхождением. Он рассказывал мне, что, по жалобе аталыка, он употребил свое влияние на Газан-хана и убедил его прекратить разбои его подданных на кашгарских землях и по дороге из Яркента в Тибет.

Дорога из Сириколя в Ханзу пролегает по Тагдунгбаш-Памиру до спуска на южную сторону хребта Мустага, и расстояние здесь, как говорят, немногим больше 150 верст. Покатая на север Тагдунгбашская плоская возвышенность, повидимому, постепенно приводит к гребню кряжа, судя по рассказу Рузуллы, уроженца Джаму, бывшего солдатом на службе магарадьи кашмирского, попавшегося в плен к канжутцам, которыми был продан в рабство. Я расскажу здесь историю его плена и освобождения собственными его словами: "Девять или десять лет назад я был одним из 80 кашгарских солдата, которые держали гарнизон в укр. Чаброте, в Ханзе. Здесь находилось также много канжутов, которые, согласившись между собою, в расплох напали на нас и забрали в плен. Четверо из нас, именно три индуса и один мусульманин, были убиты в стычке. Мы были распределены между победителями и проданы как рабы. Я достался одному тагдунгбашскому киргизу и провел с ним три года на Тагдунгбаше и в Сириколе, после чего он променял меня одному алайскому киргизу на верблюда. Я отправился с новым моим хозяином на Алай через Тагарму и Кизыл-арт, где меня посылали пасти коров и овец. Становясь стар и слабее, правитель алайских киргизов, Тимур, сын Ашнадыра, возвратил мне, через шесть лет, мою свободу и отослал с некоторыми из своего народа в Кашгар. Мы остановились в доме Абул-Рахмана, к которому Тимур нас направил. Тот спросил меня—откуда я родом, я отвечал—из Индии, на что он мне сказал, что теперь есть англичане и с ними индустане. Я отправился к ним и нанялся в мою теперешнюю должность.”—Рузулла был в последствии отправлен на Ак-таг, по дороге из Яркента к Каракораму, для склада там запаса и [11] провизии, нужной для обратного нашего путешествия, и наконец сопровождал нас в Кашгар. Его показания относительно Тагдунгбаш-Памира сходятся со сведениями, прежде того добытыми г-м Шау.

Равнина Тагарма лежит верстах в четырех к северо-востоку от Сирикольской долины и имеет ту же высоту над морем. Это есть прекрасная, открытая площадь, в виде полумесяца, длиною около 18 верст, а шириною 10, растянутая от юго-запада к северо-востоку и хорошо орошенная потоком, который уходит через северо-восточный конец ее и впадает в Сирикольскую реку. Она обильно покрыта травою, а вдоль ручьев растут ивы. Многочисленные горячие ключи окружены растительностью, развившеюся не по времени года. Кроме ее обитателей, сирикольцев, которые живут в деревнях и занимаются земледелием на плоскости, сто семей киргизов рода Тайят, управляемых бием Крумчи, пасут тут свои стада. Равнина эта [12] отделена от Кизыл-артской, на север низкими, округленными горами, составляющими отроги двух противоположных хребтов Неза-таша на западе и Тагармы на востоке. Особый кряж образует водораздел между равнинами, при чем на север от него воды стекают в озеро Малый Каракуль, которое, как нам говорили, отстоит на 30 верст отсюда; а на юг есть сток в речку Тагарму. Проход Бердыш ведет с водораздела через хребет Неза-таш в долину Ах-таш, которая тянется почти параллельно Кизыл-арту. Он находится в близком соседстве с восточным концом Большего Памира и около 60 верст выше Ак-балыка, точки слияния Ак-су и стока озера Большего Каракуля.

По рассказам киргизов, подтвержденным ваханцами и другими лицами, знакомыми со страною, Кизыл-артская равнина простирается, в северном направлении, от Тагармы до Алая, почти на 200 верст ⁶. Она отделена от Алая горным хребтом, перевал через который нетруден. Кизыл-артское плоскогорие лежит почти на той же высоте, как Тагарма, и имеет тот же характер, будучи хорошо орошено и обильно травою и годными на топливо кустарниками. Оно ограничено с востока горным хребтом, простирающимся в направлении к коканскому Терек-давану и к Алаю, а с запада горами Неза-таш. Малое Каракульское озеро лежит в нижнем, а Большое в верхнем конце этого плоскогория ⁷. Первое из сих дает начало Гезу или Яман-яру, который течет к востоку, у подошвы Мустага (или пика Тагармы, 25.500 ф.) в Кашгарскую равнину и здесь соединяется с многочисленными рукавами или каналами Кашгарской реки. Озеро, как говорят, имеет от 22 до 30 в. в окружности и очень глубоко. Большой Каракуль имеет в окружности от 60 до 75 верст. Он принимает воды, текущие с Алайского хребта, и дает начало Мурхабу, который течет к западу и, оросив Шигнан и Рошан, впадает в Окс. Кизыл-артское плоскогорие постоянно занято 1.000 семействами киргиз и кипчаков, которые ушли из Кокана семь лет назад, под предводительством теперешнего старшины, Абдул-Рахмана.

Мы простояли около Таш-кургана два дня, чтобы сделать приготовление к дальнейшему путешествию в Вахан. Зима была необыкновенно долга и сурова, и мы ожидали значительных трудностей на пути через Малый Памир от глубоких снегов и сильно холодных ветров. Погода, во время нашей стоянки в Сирикальской долине, была ясная и мы имели из лагеря славный вид на величественный пик Тагарму, который лежал верстах [13] в пятидесяти к северу и имеет, по мнению капитана Троттера, 25.500 ф. над морем. Он представлялся одною массою снега и льда и блистал многими ледниками.

Мы готовились перейти через знаменитую "Крышу мира", Бами-дуниа. Под этим именем долго изображали на наших картах сравнительно неизвестный Памир. Первые путешественники через Памир, писавшие о нем, были китайские богомольцы Хой-сэн и Сун-юн, которые прошли тут в 518 г. по Р. Х., а за ними следовал, в 644 г., знаменитый Хюэн-цан. После того посетили его славный средневековый путешественник Марко-Поло, в 1272 году, и патер Бенедикт Гоес в 1602 г. Отчеты всех их, однако же были слишком общи, неопределенны и не давали точного понятия о природе этой страны. В 1838 году Вуд был первым из новейших европейских путешественников, посетившим Большой Памир и проследившим течение Окса до одного из главных его источников. Его точное и полное описание дороги из Кила-Пянджа к западному концу озера Большего Памира, как мы убедились сами, посетив теже места, оставляет желать немногого. Азиятский агент полковника Монгомери, Мирза, прошел из Вахана через Малый Памир и был первым, кто связал бассейны Окса и Тарима цепью съемки, сопровождаемой несколькими определениями широт. Файз-Бахш, в 1870 г., пересек Большой Памир по дороге к Сириколю и Яркенту, и доставил подробный и полезный дневник своего путешествия. Все это, однако же, оставляло много сомнений относительно топографии Памира в обширном смысле этого слова. Единственные полезные описания Большего Памира на восток от озера были слишком скудны и не давали ясного представления, об обширной степи между Вудовым озером и Алаем. Течение Ак-су от восточного конца Малого Памира к северу казалось невероятным по причине существования там равнин, более высоких, чем Малый Памир, и донесение столь старательного наблюдателя, как Мирза, относительно продолжения Малого Памирского потока к востоку, еще больше подтверждало это мнение. [14]

Мы оставили Таш-курган 2 апреля, конвоируемые Хассан-шахом, который сопровождал нас до устья Шинданской теснины, выводящей из долины к западу, на бадакшанскую дорогу. Губернатор ехал на прекрасной туркестанской лошади, сбруя которой была украшена золотом. То была первая и единственная лошадь этой породы, виденная нами в Туркестане. Она была серая, с легким, мускулистым телом, тонкою шеею, сухощавою головою и твердою поступью, которая свидетельствовала о железной силе. Первый день нашего путешествия привел нас за 24 версты на юго-запад, к подошве перевала Неза-таш, у Шинданского потока, который течет по теснине того же имени и впадает в Сирикольскую реку. Ущелье местами чрезвычайно узко и завалено обломками скал, высящихся с обеих сторон. Упавшие камни и быстрота потока делают дорогу особенно дурною на много верст. В верховье ущелья живописно росли ивы и колючие кустарники, а горы утратили суровый характер и стали более округленными и плоскими. Наш лагерь раскинулся на снегу. Но травянистые пастбища, непокрытая снегом, были найдены по близости в размере, достаточном для наших лошадей, которые жадно ели траву, предпочитая ее рубленой соломе, смешанной с зерном. Трава была сходна с тою, которую мы находили во многих частях Памира и в долине Ах-таш; густая, с приятным запахом, похожая на английское луговое сено, она сильно нравилась нашим животным. Судя по тому, что мы видели в конце зимы, легко поверить ее утучняющим свойствам летом, о чем говорят Марко-Поло и другие путешественники и о чем сказывали нам ваханцы.—Неза-таш, [15] невысокий каменный рог, называется так от копьевидной острой скалы, находящейся по близости от места нашей стоянки.

На третий день пути мы следовали по долине Ак-таш до ее верховья, где она сливается с Малым Памиром, простирающимся от востока к западу, при чем кажется, что та же самая долина делает поворот, переходя из северо-южного направления в восточно-западное. Ак-ташская (бело-каменная) долина заимствует свое название от высокой беловатой скалы, стоящей у ее верховья, на востоке; река же, которая тут течет к северу, называется Ак-су. Мы шли вдоль этой реки до Малого Памира и даже по нем, и сняли течение ее до Газа или Ой-куля (Гусиного озера), лежащего по средине этого Памира. Это есть та самая река, на которую я выше указал, как на доказательство, приводившееся в подтверждение восточного направления стока памирских вод. Известный Мирза, на которого обыкновенно ссылались по отношению к Ак-су, вероятно потерял из виду течение ее, благодаря глубокому снегу, который лежал у подошвы Малого Памира и в верховье Ак-ташской долины, когда он проходил тут в феврале 1869 года, относительно же малая высота гор в этом месте могла заставить его думать, что река ушла через Неза-ташский хребет на соединение с Сирикольской рекой. Я могу ограничиться воспоминанием, что Мирза работал при очень затруднительных условиях и мог делать изследования и наблюдения лишь тайком, чтобы отклонять, [16] по возможности, подозрение, с которым на него смотрели. Но вообще мы подтверждали чрезвычайную точность его сведений.

Малый Памир похож на Ак-ташскую долину и имеет почти ту же ширину. Это есть также травянистая плоскость. Он ограничен с юга продолжением хребта Неза-таш, который отделяет его от Тагдунгбаш-Памира. Этот хребет ⁸ показался нам значительно более низким, когда мы повернули на запад от Ак-ташской долины. Широкая цепь округленных холмов простирается на севере от Малого Памира и отделяет его от Памира Большего. Эти холмы ниже к стороне Ак-ташской долины [17] и постепенно возвышаются с приближением к озеру. Озеро это имеет 4 1/2 версты длины и немного менее полутора версты ширины. Оно шире и глубже у западного конца, у восточного-же узко и мелко. При нашем проходе оно было замерзшим, и я судил об относительной глубине противоположных концов по свойству поверхности льда, которая была неравна на востоке и совершенно гладка на западе. Высота озера над океаном 13.100 футов. Горы обоих берегов возвышаются еще тысячи на две, и те, которые лежат на юге, были покрыты глубоким снегом. Обширные ледники и наполненные снегом лощины лежат близ западного конца. Имя Баркат-Ясин, придаваемое некоторыми путешественниками из азиятцев этому озеру, принадлежит собственно каменистому оврагу на севере от него, называющемуся в верховье Бургут-Юрси, что значит “орлиное гнездо”. Буква р в слове Юрси опускается при выговоре, как это обычно во многих тюркских словах, а отсюда вероятно произошло слово "Ясин". —Видимый прямо на востоке от озера очень красивый пик, вероятной высоты 22.000 ф., казался блестящим от большего ледника близ его вершины и резко выделялся из далекого хребта.

Из Лангара дорога продолжается в общем направлении к западу, вдоль берегов Сарьхэда. В средине зимы замерзшая поверхность реки делает путь легким, но мы нашли уже лед непрочным, местами начинавшим ломаться, и потому часто должны [18] были переходить с берега на берег через скалистое ложе реки и потом подниматься на крутизны и спускаться с них, что делало путешествие скучным и даже тягостным. Летом прибыль и быстрота течения воды делают эту дорогу чрезвычайно трудною, и тогда то предпочитается путь чрез Большой Памир. В тридцати семи верстах ниже озера начинают показываться береза, ива и огромный можжевельник, и топливо становится уже изобильным по всей дороге до Вахана и Бадакшана. Долина делается более открытою за полторы версты от дер. Сарьхэда и сохраняет, более или менее, ту же ширину до Кила-Пянджи и далее. Население и обработанные земли начинаются в Сарьхэде и продолжаются вниз по долине, при чем между деревнями виднеются широкие полосы земли, поросшие густым ивняком или представляющие пастбища.

Мы достигли Сарьхэда на седьмой день пути от Сириколя, а Кило-Пянджи на двенадцатый. Чрезвычайная суровость погоды заставила нас сделать три первых перехода от Сарьхэда очень [19] короткими. Сильная мятель сопровождала нас ежедневно, и ветер бывал так силен и холоден, что у нас на лицах были обмороженные части. На четвертый день мы остановились в Занге большой деревне на правом берегу Окса, непосредственно подле слияния потоков Большего и Малого Памира, На следующий день, 13 апреля, мы достигли Кило-Пянджи; Мир-Фатех Али-шах выехал нам на встречу и проводил нас до нашего стана, который был расположен в открытом поле, под самым укреплением. Мир был старик большего роста, красивый лицом, но уже дряхлеющий. Он поздравил нас с приездом в Вахан и выразил, в обычных восточных оборотах, как ему приятно видеть нас в Кило-Пяндже.

Фатех-Али-шах, умерший 9 месяцев спустя после нашего отъезда, был младшим братом Мухамед—Рахама, состоявшего миром во время посещения Вахана Вудом. Род его ведет свое происхождение от Александра Македонского, и Фатех-Али-шах говорит, что владетельные фамилии в Читране, Шигнане и в других окрестных землицах суть также потомки великого Сикандара. Мухамед-Рахиму наследовал его двоюродный брат, но он правил только один год, после чего воцарился Фатех-[20] Али, который и управлял Ваханом 35 лет. Он был человек с большими сведениями и многое рассказывал нам во время частных свиданий в Кило-Пяндже. Повидимому он имел большое влияние на свой народ и был очень почитаем последним. Его даже считали волшебником, и один из первых вопросов его нам был: можем ли мы делать что нибудь чудесное, волшебное? Он находился в наилучших отношениях с правителями Шигнана и Канжута, и это было причиною мира между их подданными. С другой стороны, репутация аталыка, как скорого и сурового подавителя всяких попыток к беспорядкам, очень действительно сдерживала склонность его народа вернуться к прежнему хроническому состоянию разбойничества и насилий. Мы имели, в бытность нашу на Памире, следующее доказательство быстроты действий аталыка при наказании виновных киргизов с Кизыл-арта.

Вахан был всегда в зависимости от Бадакшана. Мир Фатех-Али-шах ездил в Фейзабад в сентябре и октябре 1873 года, чтобы уплатить свою дань афганцам Гафизулы-хана, исправлявшего должность губернатора ⁹. Дань состояла из 2-х [21] верблюдов, 12 лошадей, 12 коров и 12 покрывал, и этот размер был установлен для ежегодных взносов. Мир говорил мне: "денег не просили, потому что в нашей стране их и нет". Он, с горечью отзывался о жестоких вымогательствах, которые, делали бадакшанские миры, и предпочитал иметь господами афганцев ¹⁰.

Число жителей Вахана, говорят очень уменьшилось в последние годы. Прежде тут было до 1, 000 семей, но теперь не более 500, составляющих около 3, 000 душ. Есть большая колония ваханцев в округе Санжу, около Яркента, а 50 семей, как сказывали нам, переселились в Сирикольскую долину в правление мира Фатех-Али-шаха. Народ, как и правитель, очень бедны, но они имеют репутацию скупости, особенно относительно денег. Они похожи по наружности на сирикольцев и также считают себя потомками пришельцев с разных сторон. Они шииты и считают Агу-хана бомбейского своим, духовным главою, которому посылают ежегодно десятую часть всех произведений их земледелия и скотоводства. Эта уплата делается также населением всех соседних владений: Шигнана, Рошана, Читрала, Мунжана и Санглича ¹¹.

Мятели, господствовавшие в первые пять дней нашего пребывания в Вахане, заставляли нас иногда искать убежища в домах поселян, где мы имели случай наблюдать их быт. Дома имеют плоские крыши и строятся из камня и глины. Ближайшие к воротам постройки суть конюшни и загороды для скота. Семья занимает одну большую центральную комнату, которая имеет в средине пола отверстие, непосредственно над очагом. Вдоль стен этой комнаты устроены нары, на которых спят и часть которых отгорожена для детей и женщин. Мужчины [22] воинственны, смелы и выносливы; все они занимаются охотою и страстно любят оружие. В каждом доме это оружие развешено по стенам; главный предмет есть фитильное ружье с вилообразными сошками, общеупотребительное в Туркестане. Женщины кажутся нежно-сложенными, несмотря на дикость страны, в которой оне живут. Оне не носят покрывала и, повидимому, больше значут в домашней жизни, чем где-либо на Востоке. Тоже, впрочем, мы заметили и у киргизов. Когда за убежище, данное нам, мы предлагали подарок, то обыкновенно была призываема хозяйка, чтобы принять его. Мужчины все занимаются полевыми работами, а женщины сполна хозяйничают в доме. Ваханцы—красивый народ и многие из них отличаются лицами большой правильности. Прекрасные волосы и голубые глаза — не редкость. Все они говорят по-персидски, независимо от своего родного наречия. Они одеваются похоже на сирикольцев: мужчины в длинные кафтаны, а женщины в белые бумажная платья, с узким бумажным полотенцем, обвернутым вокруг головы. Мужчины, желающие блеснуть нарядом, носят остроконечные, цветные афганские шапки с обычною небольшою белою или синею чалмою.

Настоящая торговля между Западным и Восточным Туркестаном мала ¹². Она состоит главнейше из привоза и вывоза куруса (опьяняющего зелья, т. е. вероятно хашиша) и хлопчато-бумажных тканей яркентского и хотанского изделия, а также лошадей, индиго и разных мелочей. Индиго получается из Индии. Мир ваханский собирает пошлину однообразно по одной рупии [23] (ценою до 70 коп.) с лошадиного вьюка, какой бы цены товар ни был. Но никаких пошлин нет для предметов, отправляемых в Кашгар и Сириколь. Деньги в Вахане ходят бадакшанские, но их очень мало, и торговля большею частию совершается посредством мены. Мы нашли мира очень озабоченным расплатою с бадакшанскими его кредиторами, которые как раз в это время требовали с него долг, простиравшийся всего до 300 рублей. Уплата металлом была бы невозможна, если бы сделанные нами закупки лошадей и провизии не доставили довольно золота, чтобы покрыть этот государственный долг Вахана.

Отношения между Ваханом и Шигнаном очень дружественны с давнего времени. Фатех-Али-шах говорил, что он в последние годы посещал шигнанского шаха пять раз. Желая получить сведения о течении Окса в этих местах, капитан Троттер воспользовался дружбою этих двух владетелей и послал смышленого съемщика-азиятца с любезным письмом и подарком к Юсуф-Али-хану шигнанскому. Этот съемщик прошел до Вашара, пройдя около полутораста верст вдоль реки к северу от Ишкасима. Он был хорошо принят Юсуфом-Али в Вашаре, и следующие сведения о Шигнане заимствовал от него. Правитель страны придает себе титул шаха. Теперешний шах, Юсуф-Али, царствует как над Шигнаном, так и над [24] Рошаном. Одна из его сестер выдана за эмира кашгарского, другая за Мухамед-Алаш-хана, афганского губернатора Банха и Бадакшана, а третья за Худояра (бывшего) хана коканского. Шигнан и Рошан иногда называются вместе Зучаном (двужизненным краем), потому что их климат и вода так хороши, что человек, пользующийся ими, может жить вдвое дольше обыкновенного. Бар-Пянджа, столица Шигнана, содержит около 1500 домов и расположена на левом берегу Окса, а Вашар, главный город Рошана — на правом берегу. Мурхаб, называемый также рекою Барган, соединяется с Пянджем у Вашара и имеет здесь больший объем и большую быстроту, чем Пяндж. По соединении оба потока удерживают однако же название последнего до самого Куляба, где уже река получает имя Амударьи. Мурхаб может быть однако рассматриваем как самый большой и длинный из всех источников Окса ¹³. Сучан, составляющийся из двух больших речек, Шахдара и Гунд впадает в Пяндж с востока, невдалеке от Бар-Пянджи. — Здешние жители все хорошие наездники и охотно забавляются,— не исключая и шаха,—скачками и игрою чоган, имея при этом более крупных лошадей и более длинные хлысты, чем в Ладаке. Предметами охоты служат Ovis Poli, горный козел и небольшая сайга. Много вина приготовляется и выпивается в этой стране: эта сладкая, красная жидкость выделывается из вишень. В настоящее время в Шигнане и Рошане есть около 4, 700 семей, но говорят, что прежде население было гораздо многочисленнее. Во время владычества китайцев в Восточном Туркестане Шигнан и Рошан получали от них такую же годовую плату за охранение границ и торговых дорог, как Сириколь, Вахан и Канжут. — Гаранские рубиновые копи ныне разработываются по распоряжению (?) Шир-Али-хана кабульского, и говорят, что в последнее время был найден один рубин величиною с голубиное яйцо, а также и несколько малых, которые все отправлены к эмиру. Разработка эта, повидимому, сопровождается значительным риском и большими трудами.

По рассказам шигнанцев, род их шаха происходит из Персии, и родоначальником нужно считать сеида и факира Шахи-Камоша, который прибыл в здешнюю сторону лет 500 или 700 назад. Страна была в то время во власти зердуштиев (т. е. древних гвебров, огнепоклонников), племени просвещенного и могущественного. Шахи-Камош начал обучение народа корану, и как до того уже мусульманство существовало в соседнем Дарвазе, то многие из дарвазцев последовали за ним в Шигнан. В каких-нибудь десять лет множество народа было [25] обращено в ислам, и началась религиозная война; которая кончилась исторжением страны из под власти Кахакаха, правителя Шигнана и Рошана при зердуштиях, сретоточием государства которых в то время был Банх. После этого обучение народа исламу продолжалось, и еще через десять лет он был обращен в магометан шиитского толка.

Рейсайдар Мухамед-Афзан-хан, который был выслан в Вахан, для приготовлений к нашему приезду, нашел мира сначала противившимся принять нас. Причиною этого был слух, что действительная цель нашего посещения была — схватить и увести мира Вали-хана, признаваемого за убийцу Гейуарда и жившего в то время в Кила-Пяндже. Гейуард, смелый и предприимчивый путешественник, который проник в Кашгар в 1868 году, одновременно с г. Шау, был разочарован в своем желании пройдти оттуда в Памир, а потому, возвратясь в Кашмир, решился сделать попытку пройдти через Гилгит и Ясин. Он посетил Ясин весною 1870 года и познакомился с Вали-ханом, миром этого города. Он нашел, что можно перейдти через Гиндукуш в Вахан, т. е. на верховья Окса, Даркотским [26] перевалом; и как последний был тогда завален снегами, то он возвратился в Индию, условившись с миром Вали вернуться летом и проехать в Вахан вместе с ним. Но, по возвращении, в июле того же года, он был убит миром Вали, по приказанию правителя Читраля, на асинской земле, у подошвы Даркотского прохода, верст за 30 от ваханского Сарьхэда. Все слуги и спутники Гейуарда были умерщвлены одновременно с их господином, за исключением его мунши (писца), который был сначала пощажен, но потом также убит, как говорят, в Читрале. Бедный Гейуард был признаваем за обладателя значительного количества золота и ценных подарков, и желание захватить их, столько же как и погубить самого путешественника, вызвали, повидимому, мира Вали на его изменнический поступок. Аман-уль-Мульк, читральский правитель и тесть мира Вали, услыхав о негодовании, которое возбуждено было преступлением, быстро выразил намерение казнить мира Вали и потому выслал отряд, чтобы захватить его. Но мир Вали бежал в Вахан и здесь нашел покровительство у Фатех-Али-шаха, владения же его и собственность поступили к Пальван-хану, племяннику Аман-уль-Мулька. Мир Вали, пробыв короткое время в Вахане, поехал однако в Читраль и представился своему тестю, прося о сохранении жизни во имя своей жены. Там он оставался около двух лет, пока ценою новой постыдной услуги, именно убийством одного непокорного племянника, не приобрел восстановления своих прав в Ясине, откуда Пальван-хан был смещен.

Мир Вали наследовал своему отцу 13 лет назад. Около трех лет пред тем, отец Аман-уль-Мульки сделал покушение подчинить Ясин и наводнил эту страну своими войсками, но был прогнан отцем мира Вали. Читральский правитель вскоре после того умер, и ему наследовал Аман-уль-Мульк. Дружба между Ясином и Читралом была восстановлена; но, по смерти отца мира Вали, Аман-уль-Мульк двинулся снова с войсками и заявил старое домогательство но Мастуч и Ясин. Мир Вали без сопротивления подчинился и был оставлен правителем [27] Ясина, на условленных отношениях к Читралу, при чем зависимость его еще обеспечена браком с дочерью Аман-уль-Мулька. В Мастуч же был назначен правителем Пальван-хан.

Мир Фатех-Али-шах уверял, что Аман-уль-Мульк, приказав миру Вали убить Гейуарда, угрожал ему самому смертию в случае неповиновения. На этом основании Фатех-Али смотрел на мира Вали как на человека сравнительно невиновного. Он представлял его как вассала, обязанного исполнить волю сюзерена, к которому и должны относиться все порицания. Потому-то он и сжалился над миром Вали во время его несчастия и дал ему и его народу кров и хлеб, когда они попросили их у него. Фатех-Али прибавлял, что Аман-уль-Мульк совершил разбой и обременил стыдом мира Вали... ¹⁴ Мир Вали находился в Кила-Пяндже во время нашего путешествия туда, и мы слышали в Сириколе, что он смотрел на ожидаемый наш приезд с беспокойством. Позднее мы узнали, что и мир Фатех-Али-шах разделял это беспокойство, полагая, что ему самому будет плохо за дарование убежища такому человеку, который был орудием убийства одного из наших соотечественников. Он высказал свои опасения публично, сказав: "я навлек на себя неудовольствие аталыка, дав убежище Алиф-беку сирикольскому, а теперь я рассердил англичан, оказывая покровительство миру Вали". Это было сообщено последнему, и он, доказывая по прежнему свою невинность тем, что исполнял лишь обязанности вассала, когда убивал Гейуарда, уехал перед нашим прибытием в Бадакшан.

Бывший же правитель сирикольскй, Алиф-бек, жил у мира ваханского во все время нашего пребывания в Кила-Пяндже и даже посетил меня за два дня до нашего отъезда. Сначала был пущен слух, что кашгарцы из нашего лагеря намерены, с нашею помощью, привести его силою в Сириколь, и потому он несколько дней по нашем приезде очень тревожился. Но убедясь, что вообще слухи о нас были неверны, он решился искать нашего знакомства. Он исполнил это намерение, однако, таким способом, который показывал, что в нем еще оставались сомнение и боязнь. Именно, он подошел к моей палатке и, не предупредив меня, быстро вошел в нее, а на спрос мой объявил, что он—Алиф-бек. Все время визита он держал руку на пистолете, а в то же время один из его спутников стоял на страже у дверей палатки с ружьем. Он долго беседовал со мною о Сириколе и соседних странах. Незадолго пред тем он вернулся из поездки по некоторым городам русского Туркестана и рассказывал мне много о том, что там видел. Его сестра, овдовевшая после умершего правителя шигнанского, вышла за Али-Мурдана ваханского. [28]

Большой и Малый Памиры долго не служили пастбищами киргизам и ваханцам единственно по причине известий о раздорах, нападениях и отместках, которые там производила работорговля. Людопохитители из канжутцев, киргизов, шаганцев и ваханцев нападали и раззоряли одни других до такой степени, что эта открытая страна была покинута всеми ¹⁵, и каждый старался оставаться в своих замкнутых долинах. Жадность иногда заставляла даже шиита похищать шиитов же, чтобы продать их сунитам, которые обращение в рабство "проклятых еретиков", разумеется, считают похвальным делом. От того в былое время купцы могли появляться на Памир только большими, [29] хорошо вооруженными партиями. Но этот порядок вещей ныне сменяется миром и безопасностью. Купцы, теперь, переходят через Памир во всякое время года мелкими группами, без малейшего опасения. И соседния государства делают все, возможное, чтобы предотвратить возвращение старого хищничества и беззаконий. Выше я привел пример международных жалоб между подданными Вахана и Кашгара и рассказал, как беспорядок был подавлен: репутация аталыка, как быстрого и строгого карателя всяких беспорядков, много значит в этом деле и показывает, как полезно установление сильного правительства между народами грубыми и неоседлыми.

Мы провели в Кила—Пяндже 13 дней ¹⁶. Большую часть этого времени погода была суровая. Снег шел шесть дней, и сильно холодный ветер, дувший правильно, превратился лишь за три дни до нашего отъезда. Вуд, в своем "Путешествии к истокам Окса", говорит о изнуряющем ваханском ветре, который дует вдоль долины. Этот же ветер преобладал в большую часть нашей стоянки в Пяндже, а когда случайно прекратился, то был сменен равно холодным противоположным током, бадакшанским. Эти ветры по временам дули с такою силою по открытой равнине, где стоял наш лагерь, что палаточная наша жизнь становилась очень печальною.

Нам говорили, что Большой Памир, по причине снегов, редко бывает проходим раньше конца июня, и уверяли, что было невозможно для такой большой партии, как наша, пытаться перейдти его раньше. Поэтому 15 апреля я отправил; одного, сипая из наших "гидов", с двумя ваханцами, к Больше-Памирскому озеру, чтобы, донести мне о глубине снегов и о возможности прохода по этой дороге. Вернувшись через восемь дней, они сообщили такие сведения, которые вызвали нас на решение сделать эту попытку. Правда, они нашли, что снег в наносных сугробах и в лощинах был очень глубок; но самый факт их проезда до озера заставил нас видеть в трудностях предстоявшего путешествия небольше того, что мы уже вынесли [30] прежде. Мир посетил нас через день по возвращении передовых посланцев и сообщил нам, что он хотел бы оказать всякое содействие к осуществлению нашего желания видеть Больше-Памирское озеро и пройдти назад не тою же дорогою по которой мы пришли. Наши вьючные лошади не поправились еще вполне от суровых последствий прежнего путешествия, поэтому мир снабдил нас несколькими животными, назначенными оказывать, в случае надобности, помощь тем, которые наиболее пострадали. Мир распорядился также снабдить нас продовольствием и перевозными средствами для доставки восьмидневного запаса пищи людям и зерна лошадям.

26 числа мы отдали прощальный визит миру и оставили Кила-Пянджу. Доктор Столичка, капитан Троттер и я направились на Большой Памир, а капитан Биддольф, в сопрововождении рейсайдара Мухамед-Афзан-хана — на Малый ¹⁷, при чем местом съезда была назначена Акташская долина, куда обе партии предполагали прибыть 4 мая.

Наша, больше-памирская партия, имела первый ночлег в Лангар Киште, значительной деревне на правом берегу Пянджа и верстах в трех выше соединения его с Сарьхэдом. Это есть последнее селение вверх по долине, к стороне озера. Сын мира, Али-Мурдан-шах посетил нас здесь вечером, чтобы пожелать доброго пути, и подарил пару гончих на горного козла, которых он очевидно очень высоко ценил ¹⁸.... Из Лангар-Кишта наша дорога продолжалсь в общем направлении к северо-востоку и шла на некоторой высоте по скату гор правого берега реки. С обеих сторон горы очень постепенно склонялись к глубокому ущелью, в котором стремился поток. Речки Зерзамин и Муц впали в Пяндж с севера, одна на 12-й, а другая на 28-й верстах от Лангар-Кишта. Верхняя или летняя дорога в Шигнан проходит вдоль последней. Бар-[31]Пянджа может быть по ней достигнута в 8 дней, а Шахдара в три. Шахдара в прежнее время была маленьким независимым мирством, но теперь поглощена Шигнаном. Киргизы, имевшие в прежние времена зимния деревни у западного конца Большего Памира где развалины их мы видели, ныне живут в Шахдаре и имеют летния пастбища на Аличор-Памире. По словам ваханцев, речка Муц имеет длины около 40 верст и начинается из кряжа гор, который служит границею между Шигнаном и Ваханом.

Мы достигли Больше-Памирского или Вудова озера 1 мая. Оно было вполне замерзши и покрыто тонким слоем снега. Вода его — совершенно пресная, судя по той, которую мы два дня брали для питья выше начала стока. Озеро растянуто от востока к западу верст на пятнадцать, а ширина его около 4 1/4 верст. Признаки высшего стояния воды, заметные по берегам, показывают однако, что летом оно значительно увеличивается в объеме. Южный берег — ровный, а северный обрывистый и неправильный. Мы заметили много признаков глубины. В 4 1/4 верстах от начала стока высокий мыс выдается с севера и приближается к южному берегу менее чем на 1 1/2 версты. Горы южного берега поднимаются от уровня озера очень постепенно, и отдельные их вершины достигают 4—5 тыс. футов над ним. Широкие равнины и низкие возвышенности лежат между озером и горами с севера, верстах на четырех. Эти горы кажутся много ниже южных. Высоту самого озера над морем капитан Троттер определил в 13, 900 футов ¹⁹. [32]

Капитан Биддольф имел успех в своем путешествии по Мало-Памирской дороге и сделал много ценных дополнений к результатам наших расследований. Ко времени его поездки глубокий снег, встреченный нами на переднем пути в Вахан, [33] местами вовсе изчез, и озеро (Ой-куль) с его стоком на восток Аксу, было старательно изследовано и описано.

Аличор-Памир тянется от востока к западу почти параллельно Большому и Малому Памирам. По рассказам ваханцев, он сходен с ними и широк на восток, тогда как на западе суживается. Он связан с Большим-Памиром степью Дашт-и-Харгоши, расстилающеюся в длину на 30 верст и подходящею, верст на 18, к западному концу Вудова озера. По ней проходит дорога, которая от Аличора разделяется, на Шишан и на Кокан. Озеро Туз или Сасык-куль (соленое иди гнилое) лежит близ западного конца Аличора. К востоку от него течет пресноводный поток, направляющийся в озеро Тешиль-куль (зеленое), которое лежит на Аличоре и имеет сток в Мурхаб. ²⁰ — Кашгарцы, которые в прошлом столетии, при завоевании Восточного Туркестана китайцами, уходили с своими Ходжами на запад, были на Аличор Памире во время бегства своего в Бадакшан. Около Тешиль-куля они были настигнуты китайскими войсками, и, как говорят, загнали в это озеро своих жен и детей, ехавших на верблюдах и лошадях, предпочитая смерть их отдаче неприятелю. Киргизы имеют легенду, что вблизи озера часто слышатся отголоски плача габнущего народа и ревы животных.

Киргизы говорили нам о Ран-куль (козлином озере), большом водоеме, лежащем на один день пути от Ак-балыка и расположенном на Сириз-Памире. Это, вероятно, есть Хурд-Памирский Ран-куль, упоминаемый Юлем в его "Опыте географии Окса", при чем Ак-ташская долина рассматривалась как Малый-Памир, которому она, как мы видели, действительно служит продолжением. — По рассказам киргизов же, оз. Большой Каракуль лежит в 4-х днях пути от Ак-балыка. Малый Каракуль в 3-х, Ран-куль в 1-м, Тешиль-куль—в 2 1/2 и Бартан в 4-х. Я принимаю дневной переход в этих местах за 22 версты по прямой линии. — Тагарминские киргизы сказывали, что близ Ак-балыка есть развалины старого Таш-кургана, похожия на сирикольские. [34]

Мы не испытали на Памирах признаков большой высоты, т. е. головокружения и трудности дыхания, в той степени, как об этом писали туземные путешественники ²¹. Никто из наших спутников не страдал чем-нибудь необычным в дороге, кроме естественной одышки, которая бывает после всякого сделанного усилия. Никто не чувствовал головокружения, кроме нашего дворецкого, который неизменно заболевал, когда барометр показывал высоту 12, 000 футов. Затем все мы были совершенно здоровы. Только один из ваханцев, сопровождавших нас на пути через Большой-Памир, умер от разрыва сердца на последнем переходе к Ак-Ташу, и это был единственный случай смерти между множеством людей, перебывавших в нашем лагере при переходах через Памир, взад и вперед. Все уроженцы Индии хорошо работали вместе с нами и были веселы, не смотря на сильные холода. [35]

—Таким образом, слово “памир” есть, по-видимому, нарицательное имя ²², относящееся ко всем обширным, пастбищным [36] равнинам и отличающее их от пастбищ по самым горам, которые доступны только летом. Равнина Шива, на северо-востоке от Фейзабада, в Бадакшане, знаменитая своими летними тучными травами, также известна под именем Шивы-Памира.

Мы не раз спрашивали у киргизов, ваханцев и мира Фатех-Али-шаха на счет “Болора”, как имени горного кряжа, страны, города, реки или просто урочища; но все отзывались совершенным незнанием его. Впрочем полковник Юль уже прежде выразил мнение об апокрифической топографии верховьев Окса, в которой Болор занимает передовое место, именно, что нет прямых довазательств существования такого места на западной стороне Памира, и потому он настаивал на исключении этого слова из географии ²³.

Мы достигли Ак-таша 4 мая, пройдя от Кила-Пянджи 235 верст. Условное место нашей встречи с капитаном Биддольфом было верстах в 4-х от оврага, по которому проходит сирикольская дорога, и соответственно этому мы прошли по больше-памирской дороге до этой точки почти совершенно то же расстояние, что было пройдено по мало-памирской, именно около 282 верст. Тут мы имели счастие найдти двухдневный запас продовольствия, высланный по моей просьбе губернатором Таш-кургана ²⁴...... На Ак-таше мы простояли день, чтобы дать отдохнуть нашим измученным животным и устроить возвращение ваханцев в Пянджу. Их было 50 человек с 52 лошадьми, и они оказали нам отличные услуги. Мы щедро их наградили и отослали назад к миру с благодарственным письмом, и с некоторою суммою денег в пользу семьи бедного Науруза, умершего накакуне. Спутники последнего взяли его тело с собою, для того чтобы похоронить его на родине, в Занге.

С Ак-таша до Таш-кургана мы шли по старой дороге. [37]

(пер. М. И. Венюкова)
Текст воспроизведен по изданию: Путешествие на Памир Гордона. Несколько глав из книги The Roof of the World. СПб. 1877