ВИНСЕНТ ЭЙР

ДНЕВНИК АФГАНСКОГО ПЛЕННИКА

DIARY OF A PRISONER IN AFFGHANISTAN

Недавно поручик Винсент Эйр (Eyre) издал записки о несчастном времени своего пленничества в Кабуле, под названием: Diary of a Prisoner in Affghanistan. Это еще первый подробный рассказ об роковом событии, которое оставило столько темных, грустных воспоминаний в летописях англо-индейской державы. В нашей статье: Афганистан в последние десять лет, (Сын От. 1842 года книжка десятая) мы упоминали об ужасном поражении двадцатитысячной английской армии, истребленной в несколько дней оружием, голодом и суровой погодой афганистанской зимы. Теперь представим подробности этого события, рассказанные очевидцем. Сперва скажем несколько слов о главных лицах, действовавших в этой драме, и о самом писателе, который раскрывает перед нами ее печальные сцены.

Артиллерийский поручик Эйр принадлежит к числу офицеров индейской армии, которые исключительно выходят из военной школы, основанной Компаниею в [2] Аддискомбе. Офицеры индейской армии никогда не бывают в дружбе с офицерами армии королевской. Это обстоятельство объясняет причину, почему автор изображает в темных чертах своих соперников, тогда как офицеры сорок четвертого полка Королевы, в своих письмах, слагают всю вину несчастной войны на сипаев и их офицеров. На чьей стороне правда, этот вопрос покуда не решен.

Из Англичан, находившихся в Кабуле в эту несчастную эпоху, самое замечательное лицо — Сэр Виллиам Мак-Нэтен, баронет соединенного королевства Велико-Британии и Ирландии, посланник и уполномоченный министр при дворе Шаха Суджи. От него собственно зависели все правительственные распоряжения в Афганистане. Он родился, в 1793 году, в Ирландии, и еще в детстве был взят в Индию своим отцом. С ранних лет, его таланты обратили на него внимание правительства. Пылкий, деятельный, самолюбивый, он пользовался большою доверенностию лорда Аукланда и занимал место секретаря индейского правительства, когда лорд Пальмерстон нашел в нем человека, способного к исполнению некоторых политических планов. В 1839 году, Мак-Нэтен сопровождал армию, отправленную для покорения Кабула; его дипломатические соображения а особенно казна Компании предали Афганистан в руки английского правительства. Лорд Пальмерстон едва верил необыкновенным успехам армии, и дивился, что так легко совершилось завоевание Афганистана, дивился до тех пор, пока не рассчитали всех издержек, каких стоил этот поход. После расчетов, два года кричали об ужасных тратах, в какие должно было войти правительство для содержания армии в покоренной земле. И сэр Мак-Нэтен перестал заниматься афганистанскими делами, от которых он не мог ожидать ничего для своего самолюбия. Он готовился вступить в должность правителя бомбейского президенства, с нетерпением ждал времени занять новый пост, и так холодно смотрел на все события, [3] что до последней минуты несчастия не хотел слышать никаких посторонних советов.

После Мак-Нэтена, первое место принадлежит полковнику, Александру Бернсу, о котором мы уже говорили в статье об Афганистане.

Надо упомянуть об майоре Эльдреде Поттинжере, племяннике Генриха Поттинжера. Майор Поттинжер заслужил известность личными заслугами. Во время всеобщего восстания Афганцев, он жил в Шарикаре, где погиб один английский отряд. Поттинжер избег этого несчастия, и после необыкновенных приключений, сам-третий прибыл в английский лагерь в Кабуле, двадцать третьего ноября. Он попался в плен, но был освобожден генералом Поллоком.

Над войсками, занявшими Афганистан, начальствовал генерал Эльфинстон, отличавшийся некогда в Испании под знаменами герцога Веллингтона. В 1841 году, ему было за шестьдесят лет. С самого прибытия в Кабул, в Апреле 1841 года, он постоянно жаловался на болезнь и просил увольнения от своей должности. Он умер заключенником в Афганистане.

Второе место в команде над войсками занимал бригадир Шельтон, офицер королевской армии, который, во время испанской войны, производил чудеса своей храбростию. Тогда он служил в низших рангах. Но в 1841 году, занимая важный пост, он должен был показать другие достоинства. Автор дневника отдает полную справедливость отважности Шельтона, но обвиняет его в неспособности к начальству.

Вот лица, которые по распоряжению английского правительства занимали самые важные места в Кабуле, в то время, как вспыхнуло восстание.

После совершившегося события, люди как-то яснее видят все средства, какими можно было устранить известное несчастие. Это общая слабость. Впрочем, смотря на ход афганистанского восстания, нельзя не обвинить Англичан в [4] беспечности и ослеплении, что собственно довело их до роковой погибели. Покорив себе Афганистан без больших затруднений, они думали, что тем легче могут владеть завоеванной страною. К этому присоединилось еще ложное понятие о чувствах побежденного народа. Но Афганцы, проникнутые патриотизмом, решительно не походили на своих за-индских соседей. Лорд Кин, начальствовавший над кабульскою экспедициею, поспешил уехать в Англию, чтобы насладиться плодами своей победы. Оставляя Кабул, он вывел с собою часть английской армии и не подумал провесть линию военных постов, чтобы обезопасить сообщение Афганистана с Индиею, между тем, как войска, занявшие Кабул, необходимо должны были получать из Индии все свои припасы. Кроме того Ферозепур, первая стоянка английских войск, отстоит от Кабула на шесть сот миль, и на этой дороге находятся Пенджаб, на который, со времени смерти Рюнжит-Синга, Англичане не могли уже надеяться, и непроходимые ущелья, готовившие могилу английской армии.

Когда генерал Эльфинстон, в Апреле 1841 года, принял начальство над войсками, английская армия была рассеяна по стране, по-видимому спокойной и покорной, но которая ожидала только сигнала к восстанию. И Эльфинстон, подобно своему предшественнику, был усыплен обманчивым спокойствием. Люди, которые должны были лучше других знать характер покоренного народа, сэр Виллиам Мак-Нэтен, сэр Александр Бернс и майор Поттинжер, разделяли то же ослепление. Почти под их глазами, возникло и созрело возмущение; они не постарались подавить его в самом зародыше; а после было уже поздно тушить пожар, когда он разлился по всему Афганистану.

Первые вспышки восстания обнаружились середи Гильджей. Гильджи — это кочующее племя самое многочисленное в Афганистане и в тоже время самое непобедимое, потому что, в случае поражения, оно удаляется в горы, и там выжидает удобного времени, чтобы отмстить неприятелю. [5] При отступлении Англичан, Гильджи с зверским остервенением истребляли свои жертвы. Не задолго до восстания, в Афганистане явился и Магомет-Акбар-Хан, который, после низведения с престола своего отца, Дост-Могамеда, удалился на север и жил в стране Хулум, приготовляя средства к восстанию. Дост-Могамед, находясь под властию Англичан, не раз убеждал своего сына покориться сильному врагу; но напрасно. Акбар-Хан лучше захотел влачить жизнь изгнанника, чем сделаться рабом.

Магомет-Акбар возвратился в родную страну в начале Октября 1841 года. В тоже время начальники Гильджей оставили Кабул и захватили одну крепость в ущельях Курд-кабульских, около десяти миль от города. Таким образом сообщение с Индией было прервано. Тогда то Эльфинстон отправил генерала Сэля с одной бригадой, чтобы восстановить сообщение и укрепиться в Джеллалабаде, по другую сторону гор.

Еще прежде открытого возмущения, в самом Кабуле, народ обнаруживал свою ненависть к Англичанам. Офицеры волей и неволей терпели различные оскорбления; даже два Европейца были убиты. Бригада генерала Сэля была аттакована большею частию Афганцами, жившими в Кабуле, которые свободно проходили через английские посты, и никто не думал останавливать или наказывать их.

В первом возмущении главными действующими лицами были Аменулах-Хан и Абдулах-Хан. Первый, сын погонщика верблюдов, своими личными достоинствами приобрел сильное влияние на соотечественников. Он мог двинуть на поле сражения десять тысяч человек. О последнем рассказывают анекдот, который дает понятие о его характере. Чтобы разделаться с своим старшим братом, он велел закопать его живого в землю по самый подбородок и накинуть на его шею веревку, к концу которой была привязана дикая лошадь. Лошадь, под ударами бича, до тех пор кружилась в этом страшном круге, покуда не отвертела головы несчастного. С такими-то [6] людьми имели дело Англичане, привыкшие видеть трусость и рабскую покорность в владениях индустанских.

Общее восстание вспыхнуло в самой столице Афганистана, второго Ноября 1841 года.

«Рано утром, говорит поручик Эйр, до нас дошла тревожная весть, что в городе вспыхнул мятеж, что лавки были заперты и все домы английских офицеров, живущих в Кабуле, аттакованы». В числе этих офицеров был и Александр Бернс. Мак-Нэтен и генерал Эльфинстон находились в лагере, майор Поттинжер жил в Когистане; шах Суджа заперся в Бала-Гиссаре, Кабульской цитадели. Посланник, как обыкновенно называли Мак-Нэтена, в восемь часов утра получил записку от Бернса, который уведомлял о сильном волнении народа. То были последние строки, написанные Бернсом; час спустя, разнеслась весть о его смерти. Бернс слишком полагался на расположение Афганцев; не хотел слышать никаких убеждений, не хотел удалиться в цитадель; даже запретил своим людям стрелять в бунтовщиков, и вышел на террассу, чтобы уговорить толпу, но толпа вломилась в дом, убила его вместе, с братом и передушила всех, кто попался в руки, мужчин, женщин и детей.

Шах-Суджа послал своего сына с отрядом, чтобы восстановить порядок в городе, но отряд, прогнанный буйной толпою, воротился в крепость. Тогда англичане поняли всю свою ошибку. Вместо того, чтобы укрепиться в Бала-Гиссаре, в крепости, господствовавшей над городом, они рассеяли свои войска по различным местам.

Когда весть об убийстве англичан в Кабуле достигла до лагеря, Эльфинстон собрал Офицеров, чтобы рассудить о таких важных новостях; между тем Афганцы, одушевлении, не первыми успехами, выступили в поход, чтобы осадить лагерь.

Местоположение лагеря, по мнению Эйра, было одной из главных причин всех несчастий, постигших англичан. Он был расположен на покатой долине, между [7] городом Кабулом и рекою того же имени, середи виноградников, которые славятся своими плодами во всей Азии, середи дань, в которых живут Кабульские богачи и вельможи, и которые походят на небольшие цитадели. В 1839 году, когда Дост-Могаммед искал партизанов в Когистане, Лорд-Кин и генерал Коттон заняли эту позицию, потому что она господствовала над Когистанскою дорогою и прикрывала с той стороны город от нападения неприятелей. Но в 1841 году, когда в Кабуле готовилась месть иностранцам, англичане запутались в своем лагере, как в сети, где каждая петля представляла маленькую крепость. Местность вполне благоприятствовала войне партизанов. «Мы были стеснены со всех сторон, говорит Эйр. И когда восстание сделалось общим, наши солдаты не могли выйти на несколько шагов за лагерь, не подвергаясь выстрелам какой нибудь неприятельской крепости, занятой стрелками, которые редко давали промах».

В добавок ко всем неудачным распоряжениям, запасные магазины были построены вне лагеря, в четверти мили от города. Таким образом, при самом начале восстания, перерезано было сообщение между лагерем, где находился посланник, цитаделью, в которой заперся шах Суджа, и магазинами, где хранилась провизия.

Спустя несколько часов после несчастной смерти полковника Бернса, генерал Эльфинстон, с своим лагерем, был окружен Афганцами, которые рассеялись по соседним домам и садам и засели под защитою стен, заборов и дерев. Афганцы решились не отступать ни на один шаг от позиции, благоприятствовавшей их планам — держать Англичан в осаде и голодом принудить к капитуляции. Частые вылазки Англичан большею частию предоставляли им все выгоды сражения; но после схваток, продолжавшихся целый день середи снега и льда, солдаты необходимо должны были отдохнуть в лагере; неприятель пользовался этим случаем, и на другой день, являлся в тех же местах, откуда был прогнан вечером. Шестьдесят семь дней, [8] осажденные упорно боролись с сильным врагом, с жестокой зимней погодою и с голодом, в надежде скоро увидеть помощь английского отряда, который двинулся из Кандагара к Кабулу, в надежде, что Мак-Нэтен сумеет бросить искру раздора между начальниками неприятельской армии, но не сбылось ни то, ни другое; следовало сдаться.

После долгих рассуждений, генерал Эльфинстон решился отправить сильный отряд в Бала-Гиссар и приказал из этой крепости палить в окрестные домы. Но это не послужило ни к чему. Воины, занявшие Кабул, спокойно смотрели на домы мирных граждан, объятые пламенем. Но между тем, как бригадир Шельтон терял пули и бомбы, Гильджи аттаковали замок, в котором находились запасные магазины неприятельской армии. После этого, и солдаты и дипломат Мак-Нэтен должны были думать не о победах, а о пище.

Девятого Ноября, бригадир Шельтон оставил цитадель. Генерал Эльфинстон по причине своей болезни, передал ему начальство над войском. «С первой минуты своего прибытия, пишет Эйр, Шельтон заговорил, что мы не можем провесть зиму в Кабуле, и как можно скорее должны отступить в Джеллалабад. Это отчаяние, как зараза, быстро распространилось между офицерами, которые сообщили его и солдатам. По всему лагерю тогда встречались сумрачные, печальные лица и слышались зловещие предсказания». Но Мак-Нэтен решительно отверг предложение Шельтона.

Двадцать девятого Ноября, Магомед-Акбар прибыл в Кабул, и с тех пор, восстание получило более правильное и грозное движение.

Роковой круг английского лагеря сжимался более и более; многие уже думали о капитуляции; солдаты уныли. Город Беймару, снабжавший Англичан провизиею, был взят Афганцами. Мак-Нэтен по неволе приступил к переговорам. К нему прибыли два Афганца, и сделали такие [9] предложения, что английский посланник окончил заседание и сказал, что он никогда не примет таких унизительных условий, а, если будет необходимо, он предложит свои условия с оружием в руках.

Седьмого Декабря, с ужасом заметили в лагере недостаток в провизии. Отряд, посланный в цитадель, помог этому горю. Но Мак-Нэтен начинал терять бодрость, и обратился к генералу Эльфинстону с вопросом, не лучше ли вступить опять в переговоры с неприятелем. Эльфинстон отвечал, что медлить долго нельзя, и надо приступить к делу. Начались переговоры. Одиннадцатого Декабря, посланник, в сопровождении капитанов Лауренса, Маккензи и Тревора, имел свидание с главными начальниками Афганистанских племен, говорил им о прежних временах, о прежних дружеских отношениях Афганцев с Англичанами, говорил, что правительство Индейское желало только счастия Афганцев, восстановив на престоле предков государя, любимого народом, но когда чувства народа изменились, то и английское правительство не хочет принуждать их и готово войти в переговоры.

Магомед-Акбар и Осман-Хан, главные начальники, изъявили свое согласие. Посланник попросил позволения прочитать трактат. Главные условия были следующие: Англичане должны оставить Афганистан, то есть, Кабул, Кандагар, Гизни и Джеллалабад; они возвратятся в Индию не только в полной безопасности, но и будут снабжены необходимой провизией; Эмир Дост-Могаммед, отец Акбара, его семейство и все пленные Афганцы, получат свободу; Шах-Суджа может остаться в Кабуле или возвратиться с Англичанами в Индию, и афганское правительство во всяком случае, будет давать ему каждогодно один лак рупий (250,000 франков); все туземцы, принимавшие сторону Англичан, получать всепрощение; все пленники будут освобождены; английские войска никогда не войдут в пределы Афганского государства, если не будут просить их помощи сами Афганцы, с которыми Англичане будут [10] хранить вечную дружбу. Эти условия были приняты всеми начальниками, кроме Магомед-Акбара, который не соглашался на всепрощение и не хотел снабдить Англичан провизией, прежде чем они оставят лагерь, но его голос был не так силен.

В продолжение этих переговоров, в лагере чрезвычайно беспокоились на счет безопасности посланника. С ним был небольшой конвой, тогда как по долине рассыпались многочисленные отряды Афганцев, которых самые начальники едва могли удержать от нападения. Но роковой час еще не настал. Теперь мы можем рассказать кровавую сцену, в которой английский посланник потерял жизнь, достойную лучшей участи.

Условия трактата тотчас были сообщены шаху Судже, который увидел себя осужденным на изгнание в четвертый или в пятый раз. Тринадцатого Декабря, выход английских войск был отложен еще на несколько дней. Очевидно, что Магомед-Акбар хотел выиграть время и изнурить голодом английский гарнизон. А в лагере все припасы до того истощились, что лошади ели древесную кору, а слуги питались мясом животных, которые издыхали каждый день от голода и холода. Восемнадцатого Декабря новое несчастие отяготело над осажденными: снег упал в таком количестве, что покрыл землю на пять дюймов. «С тех пор, он не исчезал с земли, говорит Эйр: и мы увидели на сцене нового врага, который был страшнее армии мятежников».

Офицеры предложили генералу Эльфинстону испытать счастие и силою открыть путь до Джеллалабада. К несчастию, генерал не мог ни на что решиться. Двадцать второго Декабря, английский посланник позволил обмануть себя хитрому варвару. Один английский офицер, капитан Скиннер, пришел в лагерь с двумя поверенными Акбар-Хана. Поверенные сделали предложение от имени Акбара, чтобы на другой день посланник явился на последнее свидание с главными начальниками, и чтобы английские войска, готовые [11] к походу, по данному сигналу, соединились с воинами сирдара (Акбара) и захватили Аменулах-Хана, отчаянного врача Англичан. Сирдар, с своей стороны, обещал помощь под тем условием, чтобы ему занять место визиря шаха Суджи, который должен остаться королем, и чтобы английское правительство положило ему пожизненный пенсион по четыре лака рупий в год, и единовременно заплатило тридцать лаков рупий.

Сирдар составил заговор вместе с другими начальниками. Мак-Нэтен дался в обман, не только принял вероломное предложение, но как залог своего слова, вручил лазутчикам Сирдара письмо собственной руки, написанное на персидском языке. Вопреки своему обыкновению, он не доверил никому своих планов, и только на другой день открыл их капитанам Тревору, Лауренсу и Маккензи, которых приглашал вместе с собою на свидание с Акбаром. Капитан Маккензи заметил ему, что здесь, очевидно, заговор. «Заговор! сказал Сэр-Виллиам; предоставьте это мне; положитесь на меня». На все возражения он отвечал: «Тут есть опасность, но дело стоит труда. Во всяком случае, я лучше соглашусь умереть сто раз, чем прожить еще шесть недель по прежнему». Он просил генерала Эльфинстона иметь два полка наготове к походу, и послал капитана Лауренса в цитадель, чтобы известить обо всем шаха Суджу.

На месте прежних свидании, Англичане встретили сирдара с Аменулах-Ханом и другими начальниками. После обыкновенных приветствий, посланник подарил сирдару прекрасную лошадь, которая стоила три тысячи рупий. Магомед Акбар поблагодарил его за подарок, равно как и за пару пистолетов, присланных накануне. Один из этих пистолетов готовил смерть посланнику.

На одной возвышенности разостлали чапраки. Сэр Виллиам сел возле сирдара, а позади него расположились капитаны Тревор и Маккензи. Магоммед-Акбар спросил посланника, готов ли он исполнить предложенные условия; [12] сэр Виллиам отвечал: «Почему не так?» В эту минуту, Англичане заметили, что к ним приближался отряд вооруженных Афганцев, и окружал их со всех сторон. Посланник указал на них сирдару, и сардар отвечал, что они скрывались втайне. «Потом вдруг вскричал он: Бегир! бегир! Посланник очутился в руках свирепых врагов, которые повалили его на землю. Сирдар думал оставит его у себя заложником; но сэр Виллиам оказал отчаянное сопротивление, и тогда Магомед Акбар выстрелил в его грудь из подаренного пистолета. Тотчас тело посланника было изрублено в куски. Голову отослали в город и с торжеством показали одному пленному английскому офицеру, а изуродованные остатки выставили на главной площади в Кабуле.

Афганистанские начальники имели в виду захватить Англичан живыми. Даже в жару мщения, они сохранили дух политики; всеми силами старались защищать пленников от ярости толпы и сами часто принимали удары, назначенные неверным. Магомет-Хан взял было капитана Тревора к себе на лошадь, но несчастный свалился; неистовая толпа ринулась и лишила его жизни; его труп влачили по улицам Кабула. Капитан Маккензи должен быль сесть на лошадь позади одного начальника, который поскакал к крепости. Кругом их свистели пули; варвары гнались за ними с криком: убей кафира, неверного! Начальник принужден был остановиться и, сняв чалму, просить пощады своему другу. В крепости, капитан Маккензи встретил капитана Лауренса.

Начальники друг за другом вступали в крепость. Один только старый молла или мусульманский священник осмелился упрекнуть своих соотечественников в варварском поступке. Он говорил, что эта измена бесчестит исламизм. Могамед-Акбар сказал пленникам, что сэр Виллиам и капитан Тревор в совершенной безопасности, но в ту же минуту, бросили им через окно окровавленную и изуродованную руку посланника. Так как пленники не [13] могли наслаждаться полной безопасностию в крепости, то их перевели, ночью, в дом Сирдара. С пленными обходились довольно вежливо и старались завести через них переговоры с лагерем. Капитан Лауренс, живший в доме Аменулах Хана, был отправлен в лагерь двадцать девятого Декабря; а на другой день туда явились и капитаны Маккензи и Скиннер, переодетые, для большей безопасности, в афганские костюмы.

Что делали Англичане в своем лагере с тех пор, как их представитель пал от рук изменников? Ничего. Они были погружены в какое-то бессмыслие. «Не было ни одного выстрела, говорит с негодованием Эйр: ни один солдат не тронулся с места; убийство английского посланника совершилось на расстоянии ружейного выстрела, в виду английской армии, и воины не только не думали отмстить за этот бесчеловечный поступок, но позволили исступленной черни выставить труп, как трофей, на публичной площади». Два дня в лагере не знали ничего о судьбе парламентеров; жена Мак-Нэтена томилась страшными сомнениями. Наконец генерал Эльфинстон получил письмо от капитана Конолли, с известием о печальной смерти посланника.

Майор Поттинжер, занявший место политического агента, только что вступил в должность, как получил новое послание от афганских начальников, которые требовали, как добавочных членов к прежнему трактату, чтобы Англичане сдали им все пушки, кроме шести; оставили в их руках всю свою казну, и наконец прислали в заложники четверых женатых офицеров, с их женами и детьми. Эльфинстон собрал совет и хотел было покориться новым требованиям. Один только Поттинжер возражал против этого и объявил, что английскому войску оставалось выбрать одно из двух, или удерживать за собою позицию, в продолжение всей зимы, или отступить в Джеллалабад. Но совет единогласно признал и то и другое невозможным и приказал майору немедленно [14] вступить в переговоры. Генерал Эльфинстон предложил офицерам, не согласится ли кто добровольно пожертвовать собою общему благу, и обещал избранникам по две тысячи рупий (5,000 франков) за каждый месяц в продолжение всего плена. Но Афганцы внушали такое отвращение к себе, что офицеры скорее готовы были убить своих жен, чем подвергать их опасностям плена. Совет собрался снова и, находя условия слишком варварскими, отвечал Афганцам, что отдавать жен в заложницы противно законам войны и что генерал никогда не согласится на подобную низость, которая покрыла бы его вечным стыдом в глазах соотечественников.

Дела находились в таком положении восемь дней; Афганцы требовали исполнения новых условий, а Англичане отказывались от них и поджидали провизии и гарнизона. Наконец, не дождавшись ничего, генералы решились отступить к Джеллалабаду. Мы расскажем все важные случаи этого несчастного отступления, в котором из семнадцати тысяч человек остались лишь трупы и несколько пленников.

Надо знать положение индейской армии, чтобы яснее видеть все трудности, с какими должны были бороться Англичане. Из числа семнадцати тысяч человек, выступивших в непроходимые ущелья, было только четыре тысячи пять сот солдат, и то, большею частию, индейцев, не привыкших бороться с суровым климатом гористой страны. Остальную же массу народа составляли женщины, дети и слуги; известно, что каждый солдат индейской армии содержит при своей особе несколько служителей. И эта бесполезная масса довела армию до совершенного расстройства, потому что во всех важных случаях производила одни беспорядки.

Утром шестого Января, армия выступила в поход. «Страшно было взглянуть на те места, говорит Эйр, где пролегала наша дорога. По горам и долинам стлался ковром глубокий снег и своей белизной ослеплял наши [15] глаза». Только что первая колонка Англичан успела выбраться из лагеря, как толпы Афганцев ринулись на лагерь с другой стороны и начали грабеж. Мы увидим, что в продолжение всего похода, Афганцы следовали за армией, как хищные птицы за добычей. Настала ночь; Афганцы подожгли все здания, построенные в лагере. Пожар обливал кровавим светом окрестные поля, на несколько миль вокруг. Отступающие падали десятками и умирали на снегу. Особенно Сипаи, продрогнув от холода, с отчаянием садились в долине и спокойно ожидали смерти.

Вечером седьмого Января Англичане узнали, что вблизи появился сирдар Магомет-Акбар. Поведение сирдара представляет непонятную смесь благородства и жестокости, прямодушия и вероломства. Кажется, главная цель его была истребить армию и захватить в плен офицеров и женщин, за которых надеялся получить большие выкупы. С наступлением ночи, армия приблизилась к ущельям Курд-Кабульским. На утро другого дня тысячи человек не пробудились от своего сна на снеговом ложе. Афганцы открыли огонь. Капитан Скиннер, который еще накануне входил в переговоры с Магомед-Акбаром, снова отправился к этому варвару; Сирдар обещал помощь и потребовал в заложники майора Поттинжера и капитанов Лауренса и Маккензи. Три английские офицера произвольно отдались в руки неприятеля; выстрелы прекратились; армия двинулась вперед.

«Ужасно было подумать, говорит Эйр, что нам следовало проходить через страшные ущелья, под выстрелами варваров, пылавших мщением, и проходить с беспорядочной, расстроенной массой народа. Этот волнующийся поток живых тварей, которым, большею частию, суждено было устлать своими трупами дорогу, представлял одну из тех картин, какие навсегда врезываются в памяти. Страшное ущелье тянется почти на пять миль; с обеих сторон поднимаются отвесные утесы. Но середине течет стремительный поток, который не замерзает и от стужи; и нам [16] пришлось переходить его около двадцати восьми раз. По мере того, как мы подвигались вперед, проход становился теснее и теснее, а на высотах появлялись Гильджи в значительном количестве. Вскоре они открыли сильный огонь по авангарду, в котором находились женщины. Заметив, что одно спасение было не останавливаться на месте, женщины скакали на лошадях во всю прыть впереди всей армии, и, под тучею пуль, свистевших кругом, отважно проехали ущелье, и избегли всех опасностей; только леди Соль получила легкую рану в руку. Надо впрочем сказать, что воины Магомед-Акбара всеми силами старались прекратить огонь, но ничто не могло остановить Гильджей. Главная часть армии проходила под их выстрелами. Поражение было ужасное. На всех напал панический страх, и тысячи человека., думая найти спасение в бегстве, бросали оружие, припасы, оставляли жен и детей, и думали только о своей жизни. В ущельях погибло по крайней мере три тысячи жертв».

Наконец выбрались из ущелий. Тогда во всей армии нашлось только четыре палатки. Одна принадлежала генералу Эльфинстону; в двух поместили женщин и детей; последнюю отдали раненым. Но множество раненых остались без всякой защиты и погибли во время холодной ночи. «Со всех сторон, говорит Эйр, слышались стоны и вопли. Температура сделалась еще холоднее, чем прежде; а у нас не было ни палаток, ни огня, ни пищи; снег был единственным нашим ложем, а для многих гробовым саваном».

Девятого Января снова отправились в дорогу, но уже без всякого порядка и дисциплины. Акбар-Хан вступил в переговоры. Он жаловался, что Англичане слишком поторопились своим походом, и не дали ему времени снабдить их провизией и конвоем, и наконец для предотвращения новых несчастий, предложил личную защиту женщинам и детям. Предложение было принято. Генерал Эльфинстон дал приказ, чтобы все женщины и все женатые офицеры приготовились итти с отрядом Афганской [17] кавалерии. «До этой минуты, говорит Эйр, женщины едва ли ели что-нибудь с тех пор, как оставили Кабул. Многие имели грудных детей. Другие были в таком состоянии беременности, что в обыкновенных обстоятельствах, сочли бы за тягость пройти по зале; между тем, эти слабые женщины должны были путешествовать на верблюдах или на фурах, наполненных поклажей; это было счастие, если они могли достать лошадей и умели управлять ими. Большая часть женщин оставалась без защиты, и не имели ничего, кроме одного платья. В таких обстоятельствах, грозила им скорая смерть. Предложение Акбар-Хана указывало единственное средство к спасению».

Войны Сирдара сопровождали жен, детей, женатых офицеров и многих раненых. В числе последних был и поручик Эйр. Остальная армия прошла несколько миль, не встретив никаких опасностей. Но вот новое ущелье; по сторонам поднимаются две отвесные горы; в середине змеится поток; на высотах расположился неприятель. Афганцы допустили армию на ружейный выстрел и вдруг открыли ужасный огонь. Каждый выстрел попадал в тесные колонны Англичан; мертвые и умирающие загромоздили дорогу. Сипаи в отчаянии бросили свое оружие и пустились бежать; слуги рассеялись по всем направлениям. Афганцы бросились на беззащитные жертвы. Между тем авангард прорубился через ряды неприятелей и продолжал свой путь. Прошедши около пяти миль, он остановился, чтобы дождаться главной армии. Но скоро несколько человек, ускользнувших от меча и пули Афганцев, принесли весть, что армия почти вся погибла. Теперь из армии, в собственном смысле, осталось только пятьдесят артиллеристов, семьдесят человек из сорок четвертого полка и сто пятьдесят кавалеристов. Слуг оставалось еще несколько тысяч.

Генерал Эльфинстон, заметив приближение неприятеля, вытянул свое войско в линию, но скоро узнал Сирдара. Капитан Скиннер снова вступил с ним в переговоры. [18]

Магомет-Акбар говорил, что он не в силах был удержать Гильджей, потому что это племя не зависело от него. Между прочим он предложил, чтобы и остальные солдаты английской армии положили оружие, и, под этим условием, обещал проводить их до самого Джеллалабада, в полной безопасности. А что касается до слуг, Сирдар оставлял их на произвол судьбы. Генерал Эльфинстон не мог принять таких условий, и приказал продолжать путь.

Десятого Января, снова повторились сцены Курд-Кабульских ущелий. Англичане проходили целые пять миль под неприятельскими выстрелами. Капитан Скиннер обратился к Сирдару и услышал прежний ответ и прежние предложения.

Одиннадцатого Января, почувствовали голод и жажду. Солдаты с жадностию ели сырое мясо и глотали снег. Посол Сирдара приехал за Скиннером. Сам генерал отправился с двумя офицерами к Акбар-Хану, который принял их благосклонно, и приказал отвесть им небольшую палатку, где в первый раз с самого выступления из Кабула, они могли насладиться спокойным сном.

Двенадцатого Января, день прошел в переговорах, которые кончились ничем. Генерал требовал, чтобы его отпустили к солдатам, но напрасно. Англичане, считая себя оставленными на произвол судьбы, отправились в поход. Капитан Скиннер получил рану, от которой умер в ту же ночь. Небольшое войско должно было пройти еще одно ущелье, обставленное отвесными горами. Здесь, при самом выходе из ущелья, погибли последние остатки английской армии. Только пятьдесят два человека перешли роковую черту. Сорок человек пеших, подвигаясь вперед, по дороге Гундамакской, должны были непрестанно сражаться с неприятелем. Все пешие погибли в неравной борьбе. Остальные двенадцать человек думали спастись от неприятеля на своих лошадях; но до Джеллалабада оставалось еще более пятнадцати миль. Шесть человек пали на дороге; а [19] остальные шесть доехали до одной деревни, где остановились, чтобы достать какую нибудь пищу. Но жители деревни бросились на них, как на добычу, и два человека были изрублены в куски; прочие ускакали и почти под стенами Джеллалабада трое пали под ударами неприятеля. Из всей армии один только человек, доктор Брайдон, спасся от смерти и плена, достиг до Джеллалабада и был принят в объятия своих соотечественников.

Так погибла главная армия. Но, кроме армии, английские гарнизоны стояли еще в Кандагаре и Гизни. Кандагарский гарнизон удержал за собою свой пост; а гарнизон Гизни разделил несчастную судьбу Кабульской армии. Он хотел поспешить на помощь к генералу Эльфинстону, но осажденный неприятелем и изнуренный голодом, должен был думать о собственной безопасности.

В половине Декабря, Англичане и Сипаи, бывшие в Гизни, укрепились в цитадели. Не смотря на суровую зимнюю погоду, гарнизон выдерживал осаду в продолжение трех месяцев; но наконец, не предвидя никакой надежды, чувствуя недостаток в провизии, воде и дровах, сдался на капитуляцию. Полковник Пальмер, командовавший крепостью, подписал трактат, по условиям которого весь гарнизон, с оружием и военными припасами, мог отправиться в Пешавер. Шестого Марта, Англичане вышли из цитадели и заняли квартиры в домах городских жителей. Но на другой день, открылся заговор Афганцев, и солдаты, которым удалось спастись от смерти, собрались в двух домах, занятых полковником и главным штабом. Сипаи решились проложить себе дорогу оружием, вышли ночью и все были убиты или взяты в плен. Англичане произвольно отдались в руки неприятеля и несколько месяцев терпели ужасные жестокости. Поручик Крауфорд рассказывает, что десять человек из них были заключены в маленькой комнатке, где они едва могли дышать в душной атмосфере. Полковника предали пытке, и грозили тем же другим офицерам, если они не отдадут своих сокровищ. [20] Но в конце Июня отправили их в Кабул. Магомед-Акбар оказал им необыкновенную благосклонность. Мы возвратимся к ним после. Теперь посмотрим на жизнь кабульских пленников, взятых десятого Января.

Пленники, приведенные в лагерь сирдара, встретили там майора Поттинжера и других офицеров, взятых в заложники несколько дней прежде. Афганские начальники приняли их вежливо и поместили в трех хижинах, где надо было или страдать от холода или коптеть в дыму; земля была им вместо постели, а плащи служили одеялами. Не имея ни ложек, ни вилок, они ели из деревянных чашек, погружая пальцы в общее блюдо. Но эти неприятности были еще сносны в сравнении с страданиями несчастных, которые блуждали в горах. Англичане, сопровождаемые отрядом Афганцев, несколько дней, шли по следам армии. Дорога была облита человеческою кровью, и усеяна трупами их друзей; раненые испускали жалобные стоны предсмертных страданий. Четырнадцатого Января, в полночь, они пришли в одну крепость, где их накормили и даже напоили чаем, — это было утешение, счастие, блаженство для Англичан, а особенно для Англичанок. Пятнадцатого Января, пленники переправлялись через какой-то проток. Сирдар оказал при этом все внимание английским дамам. Несколько человек потонули в волнах быстрого протока. Проходя через нагорные деревни, пленники слышали одни проклятия и ругательства, а некоторые были убиты камнями.

Сирдар пришел в бешенство, когда узнал, что генерал Сэль, не смотря на приказ генерала Эльфинстона, отказался сдать Джеллалабад Афганцам. Но майор Поттинжер объяснил Магомед-Акбару, что пленник, какое бы место ни занимал он прежде, не имеет никакой власти над подчиненными.

Между тем, пленники начали обзаводиться хозяйством. Афганцы позволили им иметь свою кухню и распоряжаться слугами. Впрочем Афганцы во всех случаях оказывали [21] свою услужливость и предупредительность, и были довольно любезными попутчиками. Магомед-Акбар тоже был очень внимателен к Англичанам. Он возвратил офицерам их шпаги, а узнав, что они нуждались в деньгах, подарил им тысячу рупий. Он позволил даже иметь сношения с Джеллалабадом, и в один день, счастливейший в их жизни, они получили из города кипу писем и журналов, равно платье и белье. Офицеры Джеллалабадского гарнизона придумали удачное средство сообщать пленникам тайные известия. В журналах они делали знаки на буквах, из которых составлялись слова и фразы, понятные для одних посвященных. Таким образом пленники знали, что доктор Брайдон достиг до Джеллалабада, и что из Индии посланы вспомогательные гарнизоны. Так прошли два месяца. Женщины, с редким мужеством, переносили все неприятности своего путешествия. Но генерал Эльфинстон не пережил рокового времени; двадцать третьего Апреля, он испустил последний вздох. Смерть генерала, кажется, тронула Сирдара; он приказал отправить тело покойника в Джеллалабад, под стражею одного европейского солдата, переодетого в афганистанский костюм. Но толпа Афганцев, встретив в дороге этот скромный конвой, разбила гроб и наругалась над трупом. Сирдар с гневом выслушал известие об этом поступке Афганцев и с новым конвоем отправил тело несчастного генерала в Джеллалабад.

Обстоятельства изменили Сирдара. Какая-то грусть отяготила его сердце. Его войска, стоявшие под Джеллалабадом, потерпели поражение и сняли осаду. Впрочем он скрывал свои чувства. Раз, во время беседы с пленниками, он получил письмо, в котором уведомляли его, что по приказанию индейского правительства, морят голодом его семейство уже целую неделю. Это ложь, вскричали офицеры. Сирдар возразил, что он немного и беспокоится об этом, и что погибель всех родственников не изменит его намерений. Но он унывал; им овладели тревожные чувства. [22]

Шах Суджа был убит. В столиц возникли партии. Присутствие Сирдара было необходимо. Он предложил поручику Эйру принять начальство над его войсками, но английский офицер отвечал, что, без согласия своего правительства, он не может вступить в службу в иностранном государств. В столиц завязалось сражение между партиями; слышались пушечные выстрелы. Сирдар расположился лагерем в двух милях от Кабула. Это было в конце Мая. Сын Земон-Шаха, брат Суджи, занял Бала-Гиссар, и помирившись с Магомет-Акбаром и другими начальниками, уступил каждому из них по одной башне в цитадели, а сам поместился в королевском дворце.

В конце Июня, как мы сказали, в Кабул прибыли пленники из Гизни. Сирдар сделал им отличный прием. «Я не мог представить, говорит поручик Крауфорд, один из пленников: чтобы этот великий молодой человек, с таким радушием спрашивавший нас о нашем здоровье, был убийцею Мак-Нэтена. Он уверил нас, что с нами будут обходиться, как с офицерами и благородными людьми». И он не обманул, предоставил им свободу, принимал участие во всех нуждах и, казалось, старался изгладить из их памяти прежние несчастия.

До последней минуты, Магомет-Акбар надеялся помириться в Англичанами. Генералу Поллоку, который приближался с войсками к Кабулу, он предлагал поменяться пленниками; но генерал получил, от индейского правительства, приказ не принимать никаких условий. В отчаянии, Магомет-Акбар обратил свое мщение на пленников, и двадцать девятого Июля объявил им, что, при появлении Поллока с своим войском, он отправит их в Туркестан в подарок разным владельцам. И Сирдар исполнил свои угрозы, отправил Англичан на север, и эти несчастные видели перед собою вечное рабство, тогда как вдруг получили свободу неожиданным образом и возвратились в Кабул двадцать третьего Сентября. Всех [23] пленников было двенадцать человек детей, тринадцать женщин, тридцать один Офицер и пятьдесят три солдата. Так кончились приключения, которые представляют один из самых трогательных и трагических эпизодов современной истории.

Теперь настала очередь Англичан, и Европейцы не уступили афганским дикарям в жестокости и кровавом мщении. Часть английских войск двинулась к Исталифу; город был взят, разграблен и истреблен огнем. Один английский офицер рассказывает об этой жестокости: «Грабеж продолжался два дня; чего нельзя было похитить, то сожгли. Европейские и индейские солдаты выказали всю ярость, закипевшую в них при виде трупов товарищей, которые встречались им в горах. Они не щадили ни одного человека, ни вооруженного ни безоружного; всех ловили и убивали, как червей». Кабул разрушен до основания, кроме персидского квартала. Знаменитый базар, слава и краса Средней Азии, разрушен и выжжен. Это было величественное здание, о котором все путешественники отзывались с восторгом. Здесь то было выставлено изуродованное тело Мак-Нэтена. В продолжение двух дней, богатый, цветущий город, считавший шестьдесят тысяч душ народонаселения, превратился в груду развалин. Англичане пощадили цитадель и отдали ее во власть сына Суджи, шестнадцатилетнего юноши. Жители, большею частию, укрылись в горах, вместе с Магомет-Акбаром. Гизни, Джеллалабад и все крепости, построенные в ущельях, разрушены; английская армия оставила на своем пути только развалины. Сами Англичане осуждали варварские поступки своих земляков.

Генерал-Губернатор Индии намерен был принять пленников с необыкновенным торжеством. Дост-Могамед получил свободу и должен возвратиться в Афганистан.

Заговорив о генерал-губернаторе, нельзя не вспомнить одного случая, об котором так много и так жарко спорили в Англии. Понимая невыгодное впечатление, какое [24] произвели события последних двух годов на индустанских подданных Англии, он хотел воспользоваться Кабульской экспедицией, и вздумал придать ей религиозное значение, но религиозное в духе Индейцев.

Восемьсот лет назад, Махмуд Газневид, вошел с войском в пределы Индии, ниспроверг индейских идолов и, между другими подвигами, разрушил храм Сомнаутский, и священные ворота храма увез в Гизни. С тех пор, эти ворота, из сандального дерева, стояли в Гизни, и как Махмуд был магометанин, то этот трофей оставался бесчестием для религии Индейцев. Лорду Элленборо пришла в голову блестящая мысль принесть в Индию ворота Сомнаутского храма. Думают, что эти ворота были поддельные, но для Англичан все равно; надо было польстить Индейцам, уверив их, будто Англичане пошли в Кабул мстить, на самом гробе Махмуда, старинное оскорбление, нанесенное их касте Наконец Лорд Элленборо обнародовал, что английская армия торжественно принесла славные ворота, которые будут поставлены в прежнем храме, откуда они похищены за восемь столетий. По этому случаю, он разослал к индейским раджам прокламацию, которая сделалась в Англии предметом не только насмешек, но и соблазна. Эта прокламация начиналась так: «Мои братья и друзья, наша победоносная армия с торжеством возвращает ворота храма сомнаутского, и ограбленная могила Султана Махмуда обозревает развалины Гизни. Восьмисотлетнее оскорбление наконец отмщено. Ворота, давний памятник вашего унижения, сделались блестящим свидетельством вашей народной славы и вашего преимущества над за-индскими народами. Вам, принцы и владетели, я вверю этот славный трофей. Вы сами с должными почестями, пронесете эти сандальные ворота через ваши земли до восстановленного храма сомнаутского... Вот, мои братья и друзья, как достойно вашей любви британское правительство, когда оно посвятило силы своего оружия тому, чтобы [25] восстановить ворота храма сомнаутского, бывший так долго памятником вашего унижения».

К несчастию, сомнаутский храм разрушен уже несколько веков; самый город занят Магометанами, которые едва ли забудут нынешнее бесчестие. Известно, как священны для Магометан гробы их предков. А Махмуд Газневид, гроб которого ограблен Англичанами, был не только Магометанин, но и считается святым между правоверными, и великим человеком в истории. Гиббон рассказывает, что он вел священную войну против индейских идолопоклонников. Пришедши в сомнаутский храм, он ударил палицею по голове идола, обожаемого в том храме. Испуганные брамины представили за свое божество выкуп: двести пятьдесят миллионов рублей на наши деньги. Советники Махмуда заставили его принять деньги, говоря, что, разбив каменного идола, не переменить сердец язычников, а между тем деньги годятся правоверным. Ревностный поборник пророка отвечал: «Вы правы; но Махмуд никогда не захочет прослыть, в потомстве, торгашом идолов». Он разбил идола, из которого посыпались перлы и рубины, что и обличило тайну благочестивой ревности браминов.

Текст воспроизведен по изданию: Афганистан в последнее десятилетие // Библиотека для чтения, Том 57. 18