ЗАЛЕСОВ Н.

ПИСЬМО ИЗ ХИВЫ

II

От Усть-Урта до Кунграда. В прошлом письме я рассказал вам вкратце о сухопутном движении миссии нашей по Киргизской степи и по Усть-Урту, теперь же позвольте передать вам кое-что и о путешествии нашем в пределах Хнвинского ханства. 21-го июня миссия подошла к мысу Урге, откуда идет доволыю крутой спуск с Усть-Урта к одному из заливов Аральского моря — Айбугирскому; залив этот, нередко называемый озером, имеет длинны от севера к югу до 120 верст, а ширины в устье около 40; в том же месте, где миссия должна была совершить переправу, ширина залива не превосходит 25 верст.

По предварительному сношению, хивинское правительство, для перевозки миссии и ее тяжестей, обещало собрать к мысу Урге не менее 90 судов; но несмотря на все старания Хивинцев, когда приступлено было 22-го числа утром к переправе, мы нашли на пристани всего только 16 лодок, к которым впоследствии, и то с большим трудом, были присоединены еще 19 таких же судов. Из числа этих лодок на 9 могло уставиться по 10 лошадей, вместительность же остальных не превышала 4-х верблюжьих вьюков (около 50 пуд.) на каждой. По мелководию, большие лодки подойти близко к пристани не могли, а потому посадка каждой лошади представляла не малые затруднения и иногда стоила часовых усилий; да кроме того, лодочники, как самый безначальный народ, пользуясь [492] общей суматохой и несмотря на крики распоряжавшегося переправою хнвинского чиновника, нередко положив на лодку не более одного вьюка, преспокойно отправлялись с этим легким грузом на противоположную сторону Айбугира, не обращая ни малейшего внимания на наши возражения. По мере нагрузки, каждая лодка, управлявшаяся 3-мя Каракалпаками, отталкивалась от берега шестами и затем немедленно вступала в узкое, сажени 1 1/2, шириною, дефиле, образуемое непроницаемыми рядами камышей, вышиною от 3 до 4 саж., — покрывающими почти сплошь Айбугирский залив. Плавание в таком оригинальном дефиле представляло порядочное мучение: духота была невыносимая, ветру — никакого, кругом камыши да вверху узкая полоска неба, и ничего больше. Надо иметь навык и сметливость перевозивших нас лодочников, чтобы не сбиться в этом лабиринте камышей, виляя по заливу то вправо, то влево, и не встречая на всем переезде ни одного сколько нибудь пригодного для ориентировки предмета. Движение лодок, толкаемых шестами, производилось очень медлеино — от 2 до 3 верст в час, тем более, что шесты, уходя почти на 1/2 аршина в иловатое дно залива н путаясь беспрестанно в водных порослях, сильно затрудняли работу гребцов. Общее направлеиие путн нашего шло сначало на Ю-B., потом круто повернулo на В.; течение же воды совершалось от Ю к С, т.е. из залива в море, с быстротою 3 верст в час и при глубиие от 4 Фут. до 3 саж. Не доходя версты на 3 правого берега, мы вступили в нскусственную канаву сажени 2 шириною, которой и закончили плавание по Айбугирскому заливу, проведя на лодках около 7 часов; в заключение следует заметить, что вода в заливе пресная, хороша на вид и не дурна на вкус, за исключением прибрежных мест, где она, имея весьма малое течение, отзывается болотом ¹. [493]

Что сказать вам об этих грозных витязях? Перенеситесь мыслию ко временам самого младенческого состояния военного искусства вообще н огнестрельного оружия в особенности, чтобы составить себе хотя приблизительное понятие о нашей охранной страже. Высокая черная или белая мерлушчатая шапка, полосатый бумажный халат, который так любят носить наши оренбургские козаки, красный и белый кушак, бумажные или холщевые шаравары, заправленные в особой формы сапоги, сшитые из белой кожи и у которых высокий каблук имеет размеры небольше гроша, а к концу носка пришит узенькой ремешок, торчащий на подобие мышиного хвостика — вот парадная н будничная форма нашего конвоя н даже всякого Хивинца. Об оружии уже и не спрашивайте; разнообразие в нем может не удивлять разве только самых правоверных: у одного кривая персидская сабля, зашитая чуть не в 20 чехлов, у другаго пика, насаженная на белый черешок или просто на длинную жердь, у третьего Фитильное ружье на железных сошках, из которого в целый день не успеешь сделать более 3-х выстрелов, наконец у многих и вовсе не было никакого оружия, кроме нагайкн. Представителями этого грозного воинства явились один из подчиненных Хиве киргизских ханов и юзбаши хивинской армии; начальствующие лица были одеты также, как и подчииенные, но только сверх бумажного халата имели еще по черному суконному, да сопровождались 2, 3 прислужниками, везшими за своими господами кальян и другие необходимые боевые принадлежности, как-то: чайные чашки в кожаных чехлах, кувшины и проч. При подъезде нашем, весь этот сброд, сидевший, впрочем, на довольно хороших и закутанных с головы до ног аргамаках, съехался в кучу и, без всякого понятия о каком либо строе, разъезжал взад и вперед за своими представителями, приветствовавшими начальника миссии; по окончании же такого трудного церемониала встречи, продолжавшегося не более 10 минут, хивинский конвой счел долгом разбрестись по соседним аулам на отдых, а начальники его были приглашены на чай в наш лагерь. [494]

В ожидании прихода верблюдов, миссия должна была расположиться лагерем не в далеке от правого берега залива и в следствие этого по вечерам, и по ночам нам приводилось испытывать страшные мучения от комаров н мошек. Вуали, полога, попоны, мешки, словом все, что было под рукою, [495] пошло в дело, для спасения от этих насекомых, но ничего не помогало; закрыться с головою на долго не было возможности (температура воздуха по ночам не спускалась ниже 23° Р.), пот сейчас же выступал ручьями и белье, мгновенно намокая, нестерпимо ело тело. Ежеминутно можно было видеть, как из той или другой джуламейки вылетал, в роде привидения, кто нибудь из страдальцев, отчаянно махал руками, бегал взад и вперед по лагерю, но принятый еще более не учтиво свежими комарами, также мгновенно скрывался в свое походное жилище. Подобные сцены повторялись во все время стоянки миссии у Айбугира, и в продолжение каждой ночи вся наша разнородная публика посылала проклятия комарам на всех возможных языках и доходила чуть не до отчаяния, когда утром приводилось являться на Божий свет или с совершенно непрошеным волдырем или с раздутой до безобразия губой.

Часть ханства между Айбугиром и Аму-Дарьей, к югу от Кунграда занята, кроме небольшаго числа Узбеков, Каракалпаками, а также Киргизами, кочевавшими здесь и прежде, и бежавшими в хивинские владения из России, в следствие бывших в нашей степи смут во время мятежа батырей Исета Кутебарова и Джангуджи-Нурмухамедова; собственно господствующим же здесь племенем считаются Узбеки, которые преимущественно живут по городам и только на лето выезжают куда нибудь на принадлежащие им дачи или, лучше сказать, в сады, где помещаются в кибитках или в жиденьких глиняных домах. Одежда здешних жителей, за исключением Узбеков, ничем не отличается от одежды наших Киргиз, но физиономии туземцев, особенно женщин, далеко красивее, чем у наших ордынцев; здесь вообще уже заметно влияние Узбекской породы, жаль только, что Каракалпачки, также как и большая часть Узбеков, портят себе лицо тем, что продевают сквозь правую ноздрю большую, круглую серьгу, наподобие носимых нашими крестьянками; без этого уродства между здешними женщинами можно было бы встретить замечательно красивые и типические лица. В продолжении пятидневного пребывания миссии на берегу Айбугира, по утрам или часов в 5 вечера наш лагерь обыкновенно осаждали соседние Киргизы и Каракалпаки. Кто из них продавал вполне созревшие абрикосы, кто тащил гуся, кто молоко, запрашивая за все это огромные деньги и в тоже время с охотой [496] соглашаясь менять свой товар за какую-нибудь папушку махорки или кусок сахару. Особенно отбою не было нашим докторам: хромые, кривые, изъязвленные мужчины, женщины — взрослые и дети, все лезли и неотступно осаждали нашу походную аптеку, прося какого нибудь лекарства; почти ³/₄ приходивших больных страдали сифилисом в самом страшном его развитии или последствиями еще более страшного меркуриального лечения; даже дети 2, 3 лет не были изъяты от язв сифилитической болезни, не говоря уже о взрослых, из которых некоторые являлись в таком страшном, изуродованном виде, что нельзя было смотреть на них без ужаса.

С приближением к Кунграду, местность пошла еще пересеченнее, канавы чаще, дорожки уже... Переодевшись версты за полторы от города в походную форму и окруженные хивинским конвоем, мы в полдень 28 июня приблизились к Кунграду. Огромное число народа почти сплошь покрывало городские стены, со стороны въезда, толпилось в воротах и [497] бежало впереди нашей миссии. Три или четыре чауша с короткими, но толстыми плетями, не разбирая ни полa ни возраста, щедрою рукою рассыпали удары во все стороны, не обращая никакого внимания, куда приходились их плети, на спины, головы или прямо в носы правоверных. Женское население, закутанное в покрывала, пугливо теснилось на плоских кровлях своих домов, бросая украдчивые, но быстрые взгляды на проезжавших Урусов. Вступив в город, мы потянулись по узким и грязным его улицам, ширина которых не превосходила 1 1/2 сажени; кругом виднелась глина; все дома, лавки, сараи, городская стена — все сделано из этого материала с помощию только нескольких деревянных подпорок и балок. Духота в улицах, от столпления народа, сделалась еще сильнее, удары чаушей посыпались чаще, и мы через четверть часа езды по этому глиняному лабиринту достигли наконец большего четырехугольного здания с садом, окруженного высокою стеною — это была квартира, назначенная для отдыха нашей миссии, Ханский дворец, передний двор которого служит в тоже время и караван-сараем для отправляемых в Россию товаров. Но об этом дворце и о пребывании нашем в Кунграде, позвольте отложить до следующего письма.

Н. ЗАЛЕСОВ.

26 июня, 1858 года,

г. Кунград.

Комментарии

2. В прежнее время караваны из Хивы, кроме Кунграда, ходили еще через Ташаусь и Куня-Ургенч, но в последние два года, по случаю постоянной войны с Туркменами, торговое движение по последнему пути совершенно прекратилось и караваны, как из Оренбурга в Хиву, так и обратно, ходят не иначе, как через Кунград и Айбугир.

Текст воспроизведен по изданию: Письмо из Хивы // Военный сборник, № 8. 1858