Арх. упр. Оренб. воен. нач. Мнссия кап. Никифорова в Хиву 1841 г. № 95.

Ваше Пр-ство Василий Алексеевич.

Его Высокое Степенство, Хан Алла-Кул, 9-го числа сего месяца возвратился с охоты и, по желанию агента, принял его к себе 11-го октября. Образ мыслей и доверия Хана к представлениям агента принял иной оборот.

При входе в кибитку Хана и после обыкновенных приветствий, агент, выражая собственные мысли, сказал Хану, что по чувству уважения и расположения к нему агент убежден, что для счастья и существования Хивы его Высокому Степенству необходимо соединиться с Российскою Державою таким близким союзом, как бывают соединены члены в семействах; что одна покорность и неуклонное исполнение всех справедливых требований России могут оградить его от влияния прочих соседов и упрочить навсегда благоденствие и независимость Хивинского ханства; что агент решается выразить Хану эти мысли по чувству искренности и как человек, который не имеет надежды видеть его другой раз. [128]

Хан спросил агента, почему предложенные ему условия не написаны в грамоте Государя, и по какому праву сделано ему объявление от имени Вашего Пр-ства относительно захвата Хивинцев по ту сторону реки Сыра и Усть-Урта?

Агент на это представил Хану, что слово Русского Царя непреложно и неизменно; не токмо люди, стихии должны выполнять его волю, и если-бы эти условия были написаны в Высочайшей грамоте, Хан должен принять их как закон для себя, но что Государь Император, веря искренному желанию Хана быть в мире и союзе с Российскою Державою, изволит предлагать их Хану чрез посланного им с тем, что добровольное, а не вынужденнсе согласие Хана будет служить верным залогом прочного мира и искренней покорности к Государю Императору Хана.

После некоторого молчания Хан сказал: мне нельзя уступать реки Сыра. Потом прибавил: прежде я ошибался, требуя границами реки Эмбу, Иргиз и Тургай, но ныне знаю, что пределом России есть Урал.

Агент на это возразил: все киргизские племена подданные России, все их земли — достояние России, что подтверждает Хану высоким удостоверением и как бы устами Императора. Российская Держава не требует от него реки Сыра, а уступает ему левый берег оной, если Хан примет прочия условия и что если Государь Император соизволит признать нужным занять правый берег реки Сыра, то займет оный и без согласия Хана. Хан возразил: как Бог велит.

Не всегда Бог принимает неосновательную сторону слабых, но часто помогает правоте сильных, был ответ агента.

Россия требует от меня Астрабад и все земли трухмен, сказал Хан. Агент отвечал, что Астрабад принадлежит Персии, а трухменские племена могли-бы быть признаны Российским правительством подвластными Хиве, если-бы Хан заключил прочный союз с Императором; но его Величество изволит признавать достоянием России весь восточный берег Каспийского моря; что Хива ни какого флота на Каспии не имеет и иметь не будет; что берег нужен русскому правительству для прекращения хищничества людей, для чего учреждает гребную флотилию, которая, осматривая берег моря, будет делать высадки на берег для истребления лодок трухменцев и отдаления их от берегов. Чтобы эти действия не признавал Хан неприязненными со стороны Русских, правительство требует, чтобы его Высокостепенство признал по договору восточный берег моря на 15, или 20 верст в глубину степи достоянием России.

Хан отвечал, что он прочтет вновь сделанные ему условия, и отпустил агента, который с того времени не видался с Ханом по случаю уразы и чтения молитв. [129]

Вчера купец Деев объявил агенту, что Диван-Беги, по приказанию Хана взял с товаров его пошлины 1/20 часть цены и что это сделано единственно из уважения к агенту, с которым купец Деев прибыл в Хиву. Сегодня взята такая-же пошлина с товаров купца Пичугина, при чем Диван-Беги объявил, что с товаров, вывезенных из Хивы русскими купцами, будут брать пошлины: с верблюда хлопчатой бумаги — половину тилля, с верблюда маты (бумажной крашенины) — 1 1/2 тилля, с верблюда с халатами — два тилля. Один тилля ценится в 13 1/2 аббазов, а голландский червонец по 10 1/2 аббазов.

При этом случае Диван-Беги объявил всенародно в караван-сарае, что Хан не хочет слушать ни военного губернатора, ни Генса, но что он будет слушать слова и письма одного Императора.

Несколько дней назад у Мяхтера было собрание советников ханства, где присутствовали султаны Янгази и Каип-Салий. Предметом совещания был вопрос: принимать-ли условия, предлагаемые Россиею и уступить ли Сыр-Дарью? Султан Янгаз утверждал, что Россия не займет Сыр-Дарьи, что она действует вяло, как баба медленно и что Сыр-Дарья слишком далеко от Урала. Султан Каип-Галий подал мнение: не должно отвергать мирных предложенлй сильного соседа, но принять мир, какой он предлагает; Россия сильна и обширна, об этом знает целый свет: хотя медленно исполняет свои действия, но всегда достигает своей цели и займет реку Сыр и кочевых всех Киргизов без всяких усилий; что она действует людьми по выбору, примером чему служит султан Баймухамет, который сначала был ничего незначащий и считал за особенное счастье подать мне стрелу, когда я стрелял из лука; а теперь его трепещет вся степь. Кому он обязан этим значением? — Русскому правительству.

Султан Каип Галий ищет случай заслужить прощение, загладить свои прежние проступки и возвратиться в подданство России; до сего времени не было случая поручику Аитову тайно свидться с султаном Каип-Галием, который несколько раз присылал одного беглого татарина, не осмеливаясь лично явиться на квартиру миссии, чем он подвергнул-бы себя несомненному подозрению со стороны Хивинского владельца. Султан Каип-Галий мог бы быть с пользою употреблен по видам правительства; а милость Царя велика: и султан Кенисара прощен по ходатайству Вашего пр-ства. Адаевцы и смежные с ними племена Киргизов просили Хана дозволить султану Каип-Галию кочевать между [130] ними, для расправы и управления, что доказывает его влияние на это многочисленное племя. Он мог-бы быть султаном — правителем на Мангишлаке, если по видам Вашего Пр-ства осуществится занятие Тюп-Карагана.

Не могу не довести до сведения Вашего Пр-ства о всеобщем желании Киргизов поступить в подданство России и избавиться притеснении Хивинцев. Несчастные Дюрт-Кара, Кечкене-Чиклы, Тяку и другие, вынужденные нищетою и падежом скота, занимаются хлебопашеством на берегах Сыра и Куван-Дарьи, платят хивинским притеснителям непомерные подати и трепещут черной шапки, на ком бы она не была. Один Киргиз Чурековского рода, прибывший в Хиву с последним караваном, узнав, что Хан требует уступки Эмбы, спросил купца Деева: точно-ли Русские уступают реку Эмбу Хану Хивинскому? Тот отвечал, что не знает. При этом слове Киргиз сказал с бешенством: зачем отдаете нашу землю и за кого считаете нас? Разве мы кузнечики, а не русские подданные? Чуреновцы кочуют на северной закрайне Усть-Урта. Около полутора месяца хан имеет озабоченный вид и есть сведения, что, опасаясь нападений персидского шаха, он собирает войско и отправляет в Мерв, куда после уразы отправится и сын Хана-Инах, правитель Хозар-Аспа, он назначен главнокомандующим, а помощником ему Карли-Мехрем, который в начале весны пойман был Киргизами на Уиле и представлен ими к султану — правителю полковнику Айчувакову.

С прискорбием доношу Вашему Пр-ству, что по всем вероятностям поручение, на меня возложенное, не может иметь никакого успеха. Мяхтер и все сановники избгают всякого сношения с нами, а Хан Алла-Кул, изменив образ мыслей, отвергает даже и те условия, на которые прежде соглашался; как например, относительно пошлинного сбора уверил агента, что возьмет сороковую часть цены товаров. Впрочем, предстоящею неудачею сношения с Хивою не прекратятся, ибо Хан назначил двух посланцев - Шукурбая, родственника Мяхтера и Ижбая-Бабаева, который был товарищем Атаниязу. Оба они люди безсловесные и отправляются, вероятно, с целью продлить время переписки.

Хан и его сановники чужды всякого понятия о политических переговорах и даже не могут понять слова. Уполномоченные, вполне сознавая свое безсилие, они не в состоянии оценить кротких сношений, но трепещут силы, которая одна может их вразумить, обращение Хана с членами миссии, как равно и сановников его, не мало изменилось.

Вчера агент просил о дозволении отправить пленных Русских с караваном купца Деева, Мяхтер в ответ [131] сообщил через приставленного к мисии Юс-Баша, что через три, или четыре дня будут окончены все бумаги, тогда получится полный ответ, а до того времени просит подождать.

В последнее свидание агент просил хана для ознакомления правительственных особ с могуществом России, по заключении мира, отправить в Россию одного из важнейших чиновников ханства, который, получа достаточные практические сведения об Империи, осмотром обеих столиц и многих городов, мог-бы лучше и удобнее вразумить хана и прочих сановников как относительно способов государства, так и видов и намерений правительства, которое искренно желает счастья и независимости Хивинскому ханству, лишь-бы последнее было в тесной дружбе, союзе и согласии с Российскою Державою. Что чиновник тот мог бы перенять многое у Русских, как по части военной, так по части управления и торговли. — Хан отвечал агенту: когда будем друзьями, то это сделаем.

Полагая оставить Хиву дней через 10, я считаю возможным осмотреть еще два пути: один по берегу моря на Каратамак, а другой на кр. Сарайчик; последний избираю для себя, а первым направится поручик Аитов, если Хан Алла Кул не изъявит согласия на оставление его при себе в Хиве.

Прибывший сегодня из Кокана беглый татарин, между прочим, сообщил, что хан коканский принял дружественно и обласкал английского путешественника (Конолли,) который жаловался на дурное обращение с ним хана хивинского.

Завтра отправляется в Бухару один из приказчиков купца Деева, с которым отсылаю триста червонцев для г. Бутенева.

Да продлит Бог дни ваши. Примите, Ваше Пр-ство, искреннее уверение в чувстве глубочайшего уважения и совершенного преданства, с коими имею честь быть Вашего Пр-ства покорнейший слуга.

Подпись: Прокофий Никифоров.