(Пометка ”25 августа 1841 г.”)

С.-Пет. Гл. арх. М. И. Д. Аз. деп. 1841 г. № 2 (1-6).

Милостивый Государь граф Карл Васильевич!

В дополнение к уведомлению моему от 28-го июля за № 296-м о прибытии в город Омск кокандского посольства, имею честь препроводить к Вашему Сиятельству записку, составленную при штабе вверенного мне корпуса о политических сношениях наших с ханом Коканда и с наместником его в Ташкении, управляющим сею областью почти независимо, полагая, что по случаю возобновления сношений наших с Коканиею Ваше Сиятельство может быть найдете означенные сведения неизлишними для ваших соображений.

С особенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Сиятельства покорнейший слуга.

Подпись: Князь Петр Горчаков.

Приложение. Записка о сношениях с Ташкентом и Коканиею.

Когда в первой половине прошедшего столетия для защиты юго-восточньх пределов наших от набегов киргиз кайсаков учреждены были Оренбургская и Сибирская линии, пограничные начальства начали сноситься с народами Средней Азии, прилегающими с юга к киргизским степям. Главною целью сношений с ними были желание обезопасить проход караванов наших чрез земли, занимаемые Кайсаками и облегчить тягость непомерных пошлин, которым подвергали их ханы мелких владений Средней Азии. Сношения эти происходили или посредством писем, пересылаемых начальниками линии с караванами, или чрез нарочно командированных чиновников, когда обстоятельство было несколько важнее. С своей стороны азиатские владельцы весьма часто присылали посланцев своих для объяснения с пограничным начальством, или для представления к Высочайшему Двору, откуда всегда возвращались после благосклонного приема с богатыми подарками. Предмет посольств от владельцев ташкентского и кокандского составляли обыкновенно просьбы побудить Киргизов, кочующих близь пределов [88] России, к уплате за разграбленные ими товары, а иногда и взыскание с них долгов, которых не платили они по доброй воле.

В таком виде продолжались сношения Сибирского начальства с Ташкентом и Коканиею до открытия в 1824 году окружных приказов в Средней орде, изменившего в самом начале своем отношения наши к ним, незадолго пред тем соединившимся под одно управление.

Киргизы Средней орды с давнего уже времени состояли под покровительством России, но зависимость их от нашего правительства была, так сказать, мнимая, нисколько не обуздывавшая их дикой воли и хищничества. С открытием же в степи округов они существенно поступали под начальство властей, правильно устроенных, подчинялись действию особо составленного для них устава и для содержания правительственных мест и стражи, высылаемой в округа с линии, должны были платить умеренный ясак.

Это изменение, вообще выгодное для обоюдной торговли между Россиею и Туркестаном, не согласовалось, однакож, с видами владельца Кокании, который, покорив Ташкент, возымел мысль подчинить себе большую часть Средней орды. Мы видели, что после падения власти киргизских ханов в городах туркестанских многие волости, избегая порабощения, удалились на север к пределам России и рассеялись по пространству степей от реки Чу до Ишима и гор Каркаралинских. Некоторые перешли даже за Иртыш и вступили в совершенное подданство России. Не смотря на то, хан Кокании почитал их своими подданными, удалившимися из его владний по случайному неудовольствию, и которое не могло лишить его прав, приобретенных оружием. Сверх того, считая себя главою магометанской веры в этой части Азии, он требовал от ее последователей и политической зависимости: эти мысли неоднократно были им выражаемы в письмах к начальникам Сибирской линии. Удалившиеся Киргизы с своей стороны смотрели на Туркестан, где многие из них доселе имеют родственные связи, как на отечество свое, где долго жили в изобилии, силе и счастии.

Они отправлялись туда на поклонение угодникам, отсылали тела умерших родственников своих для погребения в Азрет и в делах веры почитали туркестанцев своими наставниками и руководителями. Хан Кокании всячески старался поддерживать это мнение чрез мулл и духовных, в большом числе рассылавшихся ежегодно по степям Кайсаков для торговли и проповеди алькорана. [89]

Со времени покорения Ташкента до открытия в степи наших округов правительство Кокании не имело, однакож, довольно досуга для принятия участия в делах Средней орды. Война с Бухариею и потом с Хивою, укрощение внутренних мятежей и особенно покорение черных, или каменных Киргизов, обитающих по хребтам гор на северо-восток Кокании и Ташкента, поглощали все внимание и все средства кокандского хана, раздвигавшего по всем направлениям свое маленькое владение, не имевшее до тех пор никакой значительности. Введение в степи нового устройства вскоре, однакож, встревожило его правительство и побудило возобновить сношения с Россиею уже с видами более определенными, не ограничиваясь одною торговлею, которая мало приобретала выгод от бесплодных уверений в дружестве.

В июне 1825 года правитель Ташкении жаловался генерал-губернатору чрез посланца своего Сатбека Султанбекова, что посольство, посланное за три года пред тем с письмами к Государю Императору, не было допущено, что Киргизы наши грабят караваны ташкенцев и что хан его с неудовольствием видит новый порядок, в степи вводимый. Обстоятельство это было отклонено без решительного ответа, а имевшиеся на некоторых Киргизах иски посланец кончил в Семипалатинске полюбовною сделкою.

Притязания кокандского правительства на Среднюю орду были приостановлены в это время возстанием малой Бухарии против Китайцев, в котором хан Коканда принял деятельное участие. Джангыр-Ходжа, потомок прежних владетелей Кашкарии, возмутил магометанское народонаселение городов Кашкара, Яркента, Хотана и других, но, не имея довольно сил противиться Китайцам, именем веры и общих польз призывал к себе на помощь соседственные народы. Мухамед-Али тотчас собрал войско и соединился с Джангыр-Ходжею. Война завязалась кровопролитная, все Китайцы, жившие посреди магометан, были вырезаны, а войска, с которыми кульжанский Джанжун хотел возстановить порядок, побиты или рассеяны союзниками.

В таких обстоятельствах кокандское правительство решилось поддержать дружеские связи с Россиею и летом 1828 года отправило ко Двору Государя Императора двух посланцев: Турсуна Ходжу и Хаджи Миркурбана для доставлена письма от хана Сеида Мухамеда-Али и представления в подарок 4-х аргамаков и 1 верблюда. Посланцам поручено было: 1) поздравить Государя Императора с восшествием на престсл, 2) уведомить о недавнем вступлении хана их в управление Коканиею, 3) удостовериться о цели и обширности заведения наших в Киргизской степи и, наконец, [90] 4) войти в объяснение на счет дел торговых. В письме, адресованном на имя начальника Омской области, Мухамед-Али жаловался, что Русские заняли принадлежащие Ташкении горы Биш-Кызлык и заложили там крепость, (Каркаралинский приказ), а на Каратале, куда был послан с отрядом подполковник Шубин, рубят лес и готовятся делать постройки.

Посольство это осенью того-же года было отправлено в С.-Петербург к Высочайшему Двору. Кокандцы, представленные Государю Императору, удостоились особенного Монаршего благоволения, как, истолкователи желаний их нового хана о потверждении взаимных приязненных и торговых сношений. Получивши благосклонный ответ, летом 1829 года они возвратились в свое отечество под прикрытием казачьего отряда, сопровождавшего их до самого Коканда. Посланцам поручено было доставить хану Мухамеду-Али значительные подарки.

Одобренный столь благосклонным приемом и надеясь извлечь для себя пользу из видимого расположения к нему росийского правительства, хан Кокании в следующем году прислал другое посольство.

Война с Китаем начинала становиться для Кокании отяготительною. Не смотря на постоянные неудачи, поражение своих войск и всеобщую вражду к ним магометанского народонаселения Кашкарии Китайцы не хотели оставить давно приобретенных ими провинций (Кашкария завоевана Китайцами в 1876 году) и ежегодно высылали для покорения их многочисленные армии их внутренности государства. В одной несчастной ошибке Джангыр-Ходжа, предводитель мятежников взят был в плен и отправлен в Пекин для содержания под присмотром, тягость войны обратилась исключительно на Коканию, принявшую в ней участие только по одному религиозному фанатизму. Хан Кокании, не смотря на неравенство сил, поддерживал, однакож, борьбу с честию. Он отверг предложение Китайцев выдать им брата Джангыр Ходжи, Мухамед-Юсуф-Ходжу, находившегося в кокандском войске, за что Китайцы предлагали хану платить ежегодно по 1000 ямб серебра. Не надеясь однакоже удержать кашкарские города за собою, он вывел из Кашкарии и поселил в своих владениях до 100 тысяч магометанских семейств, пожелавших добровольно оставить свое отечество. В таких обстоятельствах хан Кокании мог стараться получить некоторую помощь от России, оказавшей к нему столько благорасположения. [91]

Весною 1831 года явился от него на Сибирскую линию один из посланцев бывших в 1828 году, Ходжа-Миркурбан, для личного объяснения Государю Императору желаний своего повелителя и представления в дар слона и двух Китайцев, захваченных в плен при поражении китайского войска в 1830 году. По тайным разведаниям оказалось, однакож, что посланец имел поручение испросить у Государя Императора несколько артиллерийских орудий и несколько опытных офицеров для употребления их против Китайцев.

При дружеских отношениях наших к Китаю, с которым с давних времен производит Россия столь выгодную торговлю, не возможно было удовлетворить подобной просьбы и даже принять посольство, которого цель не могла укрыться от подозрительного правительства китайского. К тому же в самое время пребывания посольства султан Саржан Касымов, потомок хана Аблая, бунтовавший в степи против вводимого нами устройства, бежал в Ташкению с подвластными ему Киргизами и был принят там благосклонно наместником кокандского хана.

По всем этим причинам допущение посольства в С. Петербург и принятие от него даров было признано неуместным. Посланник возвратится в свое отечество в том же году, раздраженный испытанною им неудачею. Он не согласился выдать ханской грамоты, которую поручено ему было доставить лично Государю Императору, но при отправлении своем из Петропавловска дозволил частным образом снять с нее копию. Грамота эта замечательна тем, что хан предлагает в ней росийскому правительству укрощать Киргизов, кочующих по северную сторону Голодной степи, между тем как он станет обуздывать кочующих по южную, следовательно он предоставлял России полное право располагать первыми. Кроме того он просил о присылке к нему двух горных инженеров для осмотра рудных приисков и указания средств добывать дорогие металлы. Возложив дальнейшее объяснение своих желаний на Ходжу-Маркурбана, он ничего не упоминал о помощи против Китайцев.

Обстоятельство это произвело видимое изменение в отношениях наших к Кокании. Кушпек ташкентский, на которого исключительно возложено было заведывание делами киргизской степи, поспешил привлечь к себе недовольных, в особенности султана Саржана Касымова, имевшего много сообщников. На северной стороне Голодной степи при реке Сары-Су были построены им два укрепления, первое на урочище Караджар, другое в 120 верстах от первого вниз [91] по течению реки при урочище Дюрт-Кулак. Оттуда Кушпек рассылал возмутительные письма к начальникам подведомственных нам волостей, а иногда и отряды для наказания неповинующихся ему. Это побудило сибирское начальство в 1832 году командировать на реку Сары-Су отряд казаков с двумя артиллерийскими орудиями под начальством войскового старшины Симонова, которым оба укрепления после упорного сопротивления были взяты и разрушены до основания. Не смотря на эту потерю Кушпек не отчаявался в успехе. Весною 1834 года он собрал до 6000 ташкентцев, присоединил к себе скопища недовольных Киргизов и в сопровождении Саржана-Касымова двинулся в Киргизскую степь, предшествуемый молвою об ужасных силах, с которыми он шел разрушить наши округа. Достигнув гор Улу-Тау, он устроил там укрепление, прочнейшее двух первых, разослал пригласительные письма ко всем значительнейшим людям в средней Орде и смело продолжал путь свой к реке Ишиму, возбуждая присягнувших нам Киргизов к общему возстанию за веру мусульманскую и за свою независимость. Но он имел неосторожность подкрепить увещания свои силою оружия и, разграбив богатую и многочисленную Тараклинскую волость (тогда еще не вступившую в подданство России), отвратил от себя большую часть Киргизов. Генерал Броневский, с значительным отрядом выступивший с линии, не нашел уже Кушпека на северной стороне Голодной степи, но укрепление, построенное ташкенцами в горах Улу-Тау, было им взято и разрушено.

Видя невозможность действовать против России силою оружия, Кушпек в 1836 году решился сблизиться с нашим пограничным начальством и для того чрез посланного своего Таксабу Султанбека прислал два письма на имя генерал-губернатора и омского областного начальника, в которых оправдывал прежния свои действия, уверял в желании своем сохранить мир и доброе согласие и просил прислать доверенного чиновника для разбора претензий торговцев и Киргизов.

Между тем отношения Кушпека к семейству Касымовых изменились. Саржан, оказавшийся изменником пред своим покровителем, был повешен в Ташкенте с братом и сыном; другие братья его удалились на северную сторону Голодной степи, где один из них Кенисара в конц 1839 года собрал значительную шайку хищников и произвел с ними многие беспорядки в устроенных нами округах. Внушениями своими, а отчасти и силою он принудил часть волостей Акмолинского, Каркаралинского, Баян-аульского и Кокчетавского округов отложиться от приказов и [93] откочевать к рубежу Голодной степи. Во время этих беспорядков большая часть удалившихся волостей, не желая находиться в зависимости хищника, от которого не могли они ожидать ничего кроме насильств, удалились за реку Чу и перешли в пределы Ташкении. Кушпек, довольный тем, что из беспорядков в степи мог извлечь для себя выгоду, немедленно обложил их тягостным ясаком и совершенно подчинил своей власти.

Тягостные подати, недостаток кочевых мест и суровое управление наместника кокандского хана вскоре однакож заставили Киргизов одуматься и возбудили в них желание возвратиться на прежния свои кочевки. В письмах присылаемых во множестве на имя генерал-губернатора, они до сих пор изявляют свое раскаяние и просят освободить их от тяжелого ига ташкенцев. Между тем правитель этой области, устроив на реке Чу укрепление для наблюдения за ними, без жалости наказывает всех, кто переходит за черту, им назначенную. Уже многие аулы, решившиеся на бегство, претерпели от него разграбление, другие были наказаны тягостною контрибуциею. При всем том он утверждает, что пребывание их на землях Ташкении совершенно произвольное: Киргизы отказываются, пишет Кушпек, что отцы и деды их с давних времен имели пребывание в пределах Туркестана и были подданными ташкентского правительства, некоторые обстоятельства принудили их на время удалиться, но теперь они опять перешли сюда на вечные времена, в чем по единодушному согласию дали мне письменный отзыв за приложением печатей султанов, биев и всех почетных людей.

В настоящее время правительства кокандское не изявляет уже притязаний на волости Средней орды, кочующие на севере Голодной степи; оно имеет в виду удержать в своей власти только те из них, которые откочевали из наших округов в его пределы, ибо сбор ясака с этих Киргизов простирающихся до 40 тысяч душ мужского пола, составляет для него значительную ветвь Государственного дохода.

Подпись: Нач. шт. ген.м. Жемчужников.