ДОКТОР ВОЛЬФ В БУХАРЕ

Приступая к рассказу о самом необыкновенном и самом опасном предприятии, на какое только в наше время кто-либо пускался, не бесполезно будет познакомиться, хотя отчасти с самым отважным священником, за приключениями которого намерены последовать, Вольф родом немецкий жид. Отрекшись от веры предков своих, он получил ученое и религиозное воспитание в коллегиуме римской пропаганды. По следующему анекдоту, за достоверность которого ручаются, легко догадаться, что Вольф не мог ограничиться коллегиумским учением. Быв еще учеником, он завел с своими товарищами спор об верности перевода одного текста Св. Писания; противники предложили ему отдать вопрос на суд папы. — Не к чему, отвечал смелый новициат: я не хуже его знаю по-еврейски.

Покинув навсегда прежних своих наставников, Вольф три недели путешествовал по Франции с Англичанином, заметившим его в Риме по вышеприведенному случаю. Этих трех недель достаточно было для него, чтобы выучиться свободно говорить по-французски. В Кембридже он выучился арабскому и персидскому языкам, и, здесь же перешел к англиканскому исповеданию. В 1821 году начались продолжительные миссионерские труды его. Он путешествовал по Палестине, Египту, Месопотамии, Персии, Крыму, Грузии и по всей Турецкой Империи. Позднее, с 1826 по 1830 год, проповедовал. Слово Господне своим единоплеменникам, живущим в Англии, Шотландии, Ирландии, Голландии и на берегах Средиземного моря. Потом — с 1831 по 1734, продолжал свои [241] занятия в Турции, Персии, Туркестане, Бухаре, Афганистане, Кашемире, Индостане и на берегах Черного моря.

Во времена первого своего путешествия, Вольф был посажен в тюрьму. Товарищем в заключении был Магомед-Хан-Кераге, терзатель голов, получивший такое прозвище, потому что, быв необыкновенно силен, он мог без ножа обдирать черепы побежденных неприятелей. Этот свирепый разбойник вел свой род по прямой линии от Чингис-Хана. Магомед-Хан-Кераге распространил ужас в Хиве и Бухаре; Киргизы и другие кочующие племена были с ним в политических сношениях; вдруг счастье, покровительствовавшее первым его попыткам, покинуло его. Грозный узник не роптал на несчастие, и благословлял Божественный Промысл, столь строго покаравший его. — Я упал, говорит он Вольфу, но Бог велик, и никто не может знать своей судьбы.

В 1838 году Вольф просил себе постоянного места в Англии. Девятнадцать лет, проведенных в трудах, опасностях и лишениях давали ему полное право искать успокоения. Англиканская церковь, столь щедрая к другим менее деятельным служителям своим, дала ему убогое местечко в Йоркшире, приносящее 24 ф. с. годового дохода (не много более 150 руб. серебр.), а общество вспоможения бедным священникам (Pastorial aid society), обыкновенно назначавшее от себя к этому жалованью 80 ф. ст. прибавки, отказало в ней Вольфу потому, что он женился на Леди Джиорджиане (lady Geargiona), имевшей небольшой пожизненный доход.

Пять лет отправлял Вольф обязанности священника, сперва в Сутвайте, а потом в Га-Голанде близь Вакфильда, когда ему снова представился случай предпринять путешествие, на этот раз уже политическое, долженствовавшее обратить внимание публики на самоотвержение этого человека, остававшегося до того времени незамеченным. [242]

Английское правительство отправило полковника Стоддарта в Бухару, капитана Аббота и Роберта Шекспира в Хиву, Капитана Конолли в Коканд. Двое последних исполнили свое дело успешно. Напротив того в Бухаре случилось происшествие, о котором Англия на долго сохранит печальное воспоминание.

Полк. Стоддарт служил в Азии е 1835 года при Персидском посольстве. После отъезда посланника из Тегерана, т. е. в Маие месяце 1836, года, он заступил его место; в 1837 году сопровождал Шаха в походе к Герату. В Июне месяце 1838 года, он вместе с сиром Джоном М’Нейлем, посланником при Персидском дворе, воротился в Тегеран, но вскоре отправился опять в лагерь шаха под Гератом: ему поручено было просить шаха снять осаду; вслед за тем он послан был в Бухару. Истинная цель его посольства до сих пор неизвестна.

Очень загадочен и самый характер этого солдата дипломата, обреченного такой трагической смерти. Друг его, капитан Гровер, представляет его человеком смелым и решительным, но не умеющим владеть собою, повинующимся слепым побуждениям, и вовсе неспособным к дипломатическим поручениям. Однакож, мы видим, что ему дают чрезвычайно щекотливые поручения, и он исполняет их искусно. Как согласить эти противоречия? Можно ли поверить, чтобы человеку неосторожному, заносчивому, поручено было просить Шаха о снятии осады Герата? Как бы то ни было, начало ссоры, которая навлекала на Стоддарта гнев эмира, относится к первому их свиданию. Вот как это рассказывает Гровер.

«Возвращаясь из большой мечети, эмир проходил через общий двор и увидал полковника Стоддарта, который, не сходя с лошади, приветствовал его по военному. Эмир посмотрел на него пристально несколько секунд, и пошел далее, не сказав ни слова. Прийдя во дворец, эмир послал одного из [243] своих макрамов (камергер) спросить у полковника, почему он не сошел с лошади. Стоддарт отвечал, что таков обычай в Англии, и что потому он решился поступить также и здесь. Несколько минут спустя другой посланец объявил, что Эмир доволен объяснением Стоддарта и приглашает его тотчас же во дворец. Тогда ввели его в коридор, сообщавшийся с двором, на котором Эмир принимает прошения; двор этот называется Арезанах. Здесь, явился к нему мокрам, и спросил, желает ли он, что бы его рабские моления были переданы Эмиру. Полковник, оскорбившийся сими выражениями, отвечал, что он не раб, молится только Богу, и скажет Эмиру сам, что надобно. Погодя немного, явился церемониймейстер, чтобы ввести его. Между Узбеками этикет требует, чтобы всякий представляющийся, при входе в приемную залу, стоял между двух прислужников, которые держат его под мышки. Этот обряд хотели соблюсти и с Стоддартом, который, не зная местных обычаев, вообразил себе, что с ним хотят употребить Константинопольскую методу, то есть, с быстротой привлечь его к подножию трона и силою распростереть у ног Эмира. Не желая подвергнуться такому унижению, он сильным движением освободился от своих спутников. Подоспевший церемониймейстер стал опасаться, не скрывается ли под этим выражением непокорности какого либо злого намерения против Эмира, и счел обязанностью посмотреть, нет ли у полковника скрытого оружия. Неуместная ревность его была награждена полновесною пощечиною, от которой он растянулся у ног полковника, и Стоддарт вошел в покой Эмира один.

Эта пощечина, впрочем, очень сомнительна. Абдул Салеут-Хан, наиб Эмира, бывший при этом происшествии, говорит, что полковник обнажил шпагу, но молчит о пощечине, данной церемониймейстеру. Нельзя впрочем не согласиться, что, приняв это [244] последнее объяснение, трудно понять зачем искали скрытого оружия у человека явно вооруженного?

Вследствие этого столь неудачно начавшегося свидания, Стоддарт был схвачен прислугою Эмира, брошен в тюрьму, подвергнулся всем родам мучений физических и нравственных. Потом его перевели в дом мир-шуба (начальника полиции) и здесь-то, под ножом палача, он должен был принять исламизм. Жид, привезший ему депеши, был тоже, после ласкового приема, схвачен и заключен; его также заставили публично принять исламизм, после чего тотчас же обезглавили, вероятно для того, чтобы отнять у него возможность снова отречься от веры.

После долгих лишений, опасений за жизнь, болезни, голода, тяжкого заключения, Стоддарт был наконец освобожден. Ему позволили списаться с правительством и капитаном Конолли, бывшим в то время в Коканде, и собиравшимся выехать в Кабул.

Эмир приглашал Конолли ехать через Бухару. Сир Вильям Макналтен считал поездку в Бухару весьма полезною, если впрочем, он полагает найти там ласковый прием, и потому Конолли легко допустил уговорить себя. Его приняли отлично, отвели особый дом, и даже Эмир назначил ему ежедневное денежное содержание. 10 Ноября 1841 года Стоддарт переехал на житье к Конолли. Несколько дней спустя пришло известие, что Кабул взбунтовался. Александр Борнес убит вместе со многими другими Англичанами, и английское влияние в Афганистане уничтожено. Слух этот, принятый сначала недоверчиво, с каждым днем получал новую степень достоверности. Считая тогда англичан потерявшими возможность найти себе в ком либо защиту, Эмир снова принял против них свирепые меры: 19 Ноября их опять заключились тюрьму. В тоже время были задержаны служители их и посланные Шаха-Суджи; имущество их было разграблено. Последние сведения, которые английским офицерам [245] удалось доставить о себя, относятся к 11 Апреля 1842. Множество свидетельств заставляет полагать, что они два месяца спустя были казнены по приказанию Эмира.

Первое известие об этом печальном происшествии доставил Гератский житель, приехавший в Бухару, к капитану Конолли, и вместе с ним заключенный в тюрьму. Аконзиде-Салек-Могамет заслуживает полную доверенность. Он часто был употребляем капитаном Конолли в делах, требовавших честности и отважности, и всегда показывал почти беспредельную преданность. В то время, когда он сообщил известие о смерти Стоддарта и Конолли (23 Ноября 1842), он находился еще в Бухаре и только что был выпущен на волю. Его показание ни в каком отношении не подлежит сомнению. И для чего бы ему искажать истину? Он сам пострадал за преданность к Англичанам, был мучим, раззорен; он мог жаловаться на это, требовать вознаграждения и следовательно ложь только бы повредила ему. Правда, Салек Могамед не присутствовал при казни, но он видел могилу несчастных, и известие о смерти Стоддарта и Конолли сообщил ему палач, предлагавший также и головы их; кажется, чего бы более? За всем тем нашлись люди недоверчивые, между ними Капитан Гровер, сомневался всех более, и вот по какому случаю.

Во время пребывания Гровера во французских африканских владениях, некоторые офицеры, и между ними один старый генерал, которого он не называет по имени, сказывали ему, что многие английские агенты в средней Азии погублены с ведома Английского правительства. Сперва Гровер не хотел верить этим намекам, внушаемым, как он полагал, недоброжелательностью французов к англичанам; но слыша теже слова и в других государствах, он убедился, что Стоддарт и Конолли принесены в жертву на таинственном жертвеннике дипломатии; по этому, не смотря на официальное объявление о их смерти, он полагал, что они еще живы. [246]

В это время Вольф предложил семейству несчастного Конолли освободить пленников, если известие о их смерти неверно. Гровер, узнавший о том из журналов, достал необходимый на столь дальнее путешествие капитал, и, 14 Октября 1843 года, Вольф оставил Англию. Правительство не захотело оказать ему даже малейшей помощи.

В Константинополе Страффорд Каннинг и в особенности его супруга, приняли Вольфа ласково. По просьбе посланника, Султан написал собственноручное письмо к Эмиру; тоже сделал Шейк Ислам, глава магометанского духовенства в Константинополе, а русское посольство доставило ему охранные листы. Доктор Вольф был перевезен безденежно на Английском пароходе до Трапезонта; издержки за проезд от Трапезонта до Ерзерума были также заплачены, а Ерзерумский паша принял на себя путешествие его до границ Персии.

Пускаясь в это странствие, Вольф написал воззвание ко всем магометанским народам, которое с нарочными-Магометанами было разослано в Афганистан, Кабул, Кашемир и Бухару. Оно состояло в следующем:

Последователи Ислама!

«Во всей Турецкой империи, в Аравии и Афганистане помнят меня. Я был между вами в Дамаске, Египте, Алепе, Багдаде, Исфагане, Бухаре, Кабуле и Индостане. Я беседовал о пришествии в мир Иисуса Христа с магометанами, жидами, персами, индийцами. Не разделяя вовсе их религиозных верований, я был однако ж благосклонно принят в Дели Великим Моголом, в Персии Шахом и великими муллами в Багдаде, Константинополе, Испагани, Кашемире и Бухаре. Я ездил до пределов вселенной; был в Америке, лежащей по ту сторону моря, всюду призывая людей во имя Иисуса Христа к покаянию и добрым делам. [247]

Ныне узнав, что два офицера высоких качеств, полковник Стоддарт и капитан Конолли, казнены по приказанию эмира, вместе с одним неаполитанским офицером, кавалером Населли, я намерен удостовериться в самой великой Бухаре в справедливости этого известия. Я не верю ему, потому что был принят там с радушием. Кроме того, подобное действие противно обычаю гостеприимства, священному для магометан. По этому, я отправляюсь для испрошения свободы сим лицам, если они еще живы, или, если они погибли, для узнания причин их смерти.

Константинопольский султан (да сохранит Господь его жизнь) и Шеих-Ислам — да спасет Бог его дни — дали мне письма к Бухарскому Емиру и великим муллам того города. Теперь я обращаюсь ко всем магометанским государям и ко всем муллам с просьбою, что бы и они то же дали мне письма к Бухарскому эмиру и обеспечили мне тем благосклонный прием». — Иосиф Вольф.

В Тегеране Вольф получил письма к Бухарскому эмиру от шаха и от Гаджи-Мурз-Аги, первого его министра. В Мешиде он встретил Акозаде-Салех-Магомета, на свидетельстве которого Английское правительство основалось при официальном обнародовании смерти Стоддарта и Конолли. После самого подробного расспроса Вольф остался при прежних сомнениях. Во время своего пребывания в Мешиде Вольф узнал также о некоторых изменах, послуживших к погублению Стоддарта. У него был агент, Магомет-али-Сераф; в руках его оставалось много вещей принадлежавших Стоддарту, в коих он никому не дал отчета. Кроме того этот человек удержал у себя письмо Константинопольского султана к эмиру Бухарскому. Письма от Моисея Монтефиора к Бухарским жидам, посланные мистрисс Макнагтен и мисс Стоддарт, были отправлены им по назначению только за месяц до приезда Вольфа. Понятно, [248] что еслибы Магомед-али-Сераф показал более усердия и верности в передаче их, положение пленников было бы не столь опасно.

Собранные в Мешиде сведения были впрочем весьма благоприятны. Вольф узнал, что Курбан-бек, начальник караванов, живший всего в 12 дней езды от Бухары, уверил, будто Английские офицеры еще живы, и содержатся вне города, в Калай-Какули. Начальник Туркоманов показывал Вольфу письмо писанное из Бухары, из которого было видно, что Стоддарт не был казнен. Все эти сведения заставили Вольфа ускорить путешествие.

Могамед-Али-Сераф всячески старался отговорить его. После тысячи довольно ловких намеков он наконец привел к нему Гаджи-Ибрагима, брага начальника артиллерии эмира Бухарского. Гаджи-Ибрагим начал с того, что спросил, есть ли у Вольфа письма от Английской королевы к эмиру. Получив ответь, что у него есть письма султана Константинопольского, и Персидского шаха, Ибрагим отвечал: все эти письма пучь (никуда не годятся), и я тебе скажу наперед, что с тобою будет по приезде в Джегар-Джу. Тебя заключат в тесную комнату, отобрав наперед все деньги, и пошлют к эмиру известие о твоем заключении. Получив ответ, тебе завяжут глаза, чтобы тыне мог видеть мест, через которые будешь проезжать; потом отведут в Черную-Башню, и казнят без всякого суда».

Единственное место на пути из Мешида в Бухару, где Вольф останавливался, было Моур, местопребывание Абд-Уррамана великого дервиша Хивинского и Бухарского. Этот человек есть живой закон диких стран, посреди которых он живет; единственная власть, признаваемая кочующими племенами, которым Провидение отдало эту огромную страну. Если бы его не было, нельзя бы и подумать о переезде через пустыни Моура, Сарака и Рафизака. Благодаря почтению, [249] которое сохраняют к нему, понятия о праве не совсем еще здесь исчезли. Его величают подобно ханам, титулом величества (хазрат) и воздают ему те же почести, что и им. Пускаясь на грабежи, Туркоманы приходят за его благословением, и при возвращении, дают ему десятину от добычи. — Подобно другим, великий дервиш уверял Вольфа, что Стоддард жив еще, и это казалось тем более вероятным, что об участи Конолли ему ничего не было известно. Австрийский консул Герси говорил, будто Стоддарт командует в Бухаре артиллерией эмира, но он видимо ошибался: ею начальствовал брат Гаджи-Ибрагима, Абдул-Самут-Хан.

Вольф покинул Моур 15 Апреля. Недалеко оттуда, в Кальдже, он был задержан снегом, выпавшим в значительном количестве. Вольф проводил время в беседах с Туркоманами и дервишами. Воспоминания о Тамерлане и Надир-шахе еще живы среди этих племен. Надир-шах первый сделал перепись Туркоманам. Он осыпал их золотом за военные службы. — «Так должны поступить и англичане, прибавил один рассказчик, если хотят завоевать Хиву и Бухару. Мы, Туркоманы, хотим только, чтобы нас хорошо кормили, а до того кто будет управлять, нам мало дела. Мы всегда будем за того, кто сильнее».

По мере приближения к Бухаре, умножались неприятные известия. Погибель английских офицеров не подлежала более сомнению. Вольф начал верить рассказу Гаджи Ибрагима, считавшего главною причиной смерти Стоддарта и Конолли письмо Лорда Елленборо к Эмиру, в котором они были названы невинными путешественниками, и стал считать жизнь свою в опасности. Печальным предзнаменованием этой опасности было удаление от Вольфа лиц, с которыми он путешествовал. Два Туркомана Эмир Садор и Кассер Кули покинули его, а Диль-Ассан-Хан, Туркоманский старшина, которому Мешадский губернатор в [250] особенности поручил охранение Вольфа, воспользовался ночью, когда он спал, и съездил в Каракал, чтобы узнать, чем может окончиться поездка английского миссионера. Карокольский начальник отвечал ему, что, по всем вероятиям, Вольф поплатится головою. После такого объявления, Диль-Ассан-Хан весьма неохотно продолжал путешествие. На следующем ночлеге узнали впрочем, что Эмир, уведомленный о настоящей цели поездки Вольфа, приказал принять его с честью. Еще при выезде из Моура он оделся в пасторское одеяние; в этом наряде въехал и в Бухару, вопреки Диль-Ассан-Хану, советовавшему явиться в одежде нищего. В руках держал он библию, которую от времени до времени читал. Путешественники, прежде отправления в назначенную для них квартиру, были отведены ко дворцу Эмира. Дворец расположен на холме. Серкердаги (вельможи Бухарские) опередившие их несколькими секундами, сошли с лошадей у ворот. Народ, собравшийся вокруг Вольфа, спрашивал его, какую книгу держал он в руках. Он отвечал, что это Товрат-e-Mycca (законы Моисея), Сибурь-е-Давуд (псалмы Давида) Апдулись-е-Есаю (Евангелие Иисуса Христа) и пророчества Исаии, Иезекииля, Иеремии; все эти имена свято чтутся на востоке.

Затем предложили ему вопросы о церемониале, и когда он согласился, приняли письма, отнесли к Эмиру и потом немедленно допустили к аудиенции. Эмир принял Вольфа на балконе своего дворца. Народ, стоявший в почтительном расстоянии, наблюдал, каким образом путешественник исполнит требования этикета. С своей стороны Вольф знал, чего ему может стоить малейшее уклонение от него, и потому беспрестанно кланялся и говорил; аллак-акбар! селам алейком! пока Эмир, помиравший со смеху, трижды не приказал ему перестать «что за смешной англичанин» говорил он, «что за глаза, что за платье, что у него за книга в руках?» [251]

Эмир довольно толст, росту около 5 ф. 6 д. лице у него смуглое, глаза малые, черные; он дергает лицом. Голос негромкий, неясный, и произношение чрезвычайно скорое; наружность его показывает, что он не враг хорошего стола, носит он обыкновенный костюм муллы, без малейших украшений. Эмир рожден от персидской рабыни, и Туркоманы говорят о нем: конь и ослица производят на свет мула; узбек, женившийся на персиянке, — чудовище». Они довершают характеристику, прибавляя, что Эмир сосал грудь людоедки, потому что кормилицей его была казачка. Вольф, кажется, смешивает уральских казаков с независимою Киргиз-кайсацкою ордою, а об этих женщинах думает, будто они, подобно хищным птицам питаются трупами, находимыми в степи.

В след за аудиенций был сделан шевкалом допрос Вольфу и спутнику его Диль-Асса-хану. Каково же было удивление доктора, когда Туркоман стал отрицаться от всякого знакомства с ним! Вольфа расспрашивали: за чем он приехал, от правительства ли послан, как приняли в Европе смерть Стоддарта и пр.

Эмир чрезвычайно любопытен. Макрамы его беспрестанно прибегали к доктору с вопросами подобными следующим: Как христианские муллы доказывают истину своей религии? Может ли Вольф воскрешать мертвых? Просили его также рассказать, как путешествуют по Персии, Турции, Англии. Большего труда стоило Вольфу дать Эмиру понятие о железных дорогах.

Потом спросили доктора, замужем ли королева; Доктор отвечал утвердительно, прибавляя, что власть остается в ее руках Эмир был чрезвычайно удивлен этим, и доктор должен был войти в подробности престолонаследия в Англии.

Эмир спросил имена четырех великих и двенадцати малых визирей Англии. Вольф послал ему список членов настоящего кабинета. Вскоре затем возвратился Макрам, взволнованный, и объявил, что Эмир открыл обман Вольфа. По словам Стоддарта четыре [252] великие визиря были Лорд Милбирн (Мельбурн) Лорд Джин Раусаль (Д. Руссель), Лорд Мелгрив (Мюльграв), сир Джин Габгез (Д. Гобгоус). Вольф тотчас же приказал вести себя к Эмиру, и для оправдания, старался объяснить ему образ правления Англии. Больше всего помогло однако ж Вольфу то, что он назвал по именам всех членов прежнего министерства.

Пользуясь случаем, Эмир спросил доктора: есть ли в Англии колдуньи? Для чего Англичане отыскивают старые монеты? Потом расспрашивали о Дарии, Чингис-Хане. Рассказав важнейшие происшествия из жизни сего последнего, Вольф прибавил, что жиды считают его своим единородцем.

Эмир спросил также, может ли Королева казнить кого ей вздумается. Доктор отвечал, что нет, но что она может простить величайшего преступника, приговоренного к смерти; он прибавил, что люди, покусившиеся на ее жизнь, были великодушно помилованы ею. Один из макрамов вмешался в разговор; что это за королевство, сказал он, и что за смешной король, который не может свободно казнить, когда ему вздумается.

Надзор за Вольфом становился день это дня строже, и жизнь его находилась в видимой опасности; не смотря на то, он не забывал своей цели и успел узнать, что письмо Лорда Еленборо, раздражившее как полагали Эмира, и ускорившее смерть Стоддарта, не дошло до него. Трудно поверить, а между тем это правда, что не смотря на бесчувственность Эмира, его не боятся обманывать: письмо было утаено наибом, чтобы дать неприязненный ход сношениям Бухары с Англией.

Наконец приехал Персидский посланник Аббас-Кули-Хан и тотчас же потребовал свидания с миссионером; не пробыл он с ним и пяти минут, как наиб, у которого Вольф жил, прислал звать доктора к себе, уговаривал его остаться по прежнему у него, обещал защищать его перед Эмиром и даже если бы тот покусился на его жизнь, явно [253] воспротивиться его воле. На другой день он уверял Вольфа, будто шах и первый его министр тайно просят Эмира казнить его. Этот рассказ так сильно перепугал Вольфа, что он решился бежать. Между ним и Наибом произошла горячая сцена, в самом разгаре которой явился Макрам и потребовал доктора к Эмиру. Он совершенно потерялся, и, считая смерть неизбежною, бросился бежать и укрылся в доме явара (майора) эмирского. Здесь ему расставили новые сети: в комнату, в которой он находился, вошла женщина без покрывала, и с улыбкой поместилась подле него. Набожному миссионеру нужно было употребить весь гнев, может быть и притворный, чтобы избежать этой грубой западни. Можно впрочем думать, что у наиб было в обычае предлагать за деньги европейским путешественникам своих невольниц. Все эти проказы были, кажется, придуманы наибом с целью выманить у Вольфа деньги.

На другой день утром явился Макрам и звал доктора к Эмиру. Эмир принял его с гневом, приказал ему возвратиться в прежнее жилище. Так как в этом же доме жил и персидский посланник, то Вольф весьма охотно исполнил приказание. Аббас-Кули-Хан рассеял его опасения, показав ему свои инструкции.

Вечером того же дня явился Макрам и объявил Вольфу, что Эмир покраснел от гнева, узнав о страхе, столь безрассудно выказанном Вольфом, и предлагает ему на выбор, или тотчас же покинуть Бухару без почестей, или выехать с знаками уважения и милости; в последнем случае Эмир обещал по возвращении из Самарканда, дать ему почетный кафтан и отправить с ним посланника к Королеве. Вольф отдал все это на произвол Эмира. Несколько дней спустя Эмир отправился для завоевания Ташкента и Коканда, но не сделал распоряжений относительно Вольфа. Абдул-Сашут-Хан разглашал всюду, что доктор будет казнен. Однажды явился к нему молла, [254] предлагавший на выбор смерть или отречение от веры; даже палач, предупреждая день, в которой ему должно будет исполнить свою страшную должность, навестил обещанную ему жертву. Один только Аббас-Кули-Хан оставался верен миссионеру, но не скрывал от него, что они оба находятся в затруднительном положении. Опасаясь, чтобы наиб не употребил яду, он давал Вольфу кушанья, приготовленные своими поварами. ¹

Наконец, благодаря настойчивости Аббас-Кули-Хана, Эмир согласился отпустить Вольфа. При последнем свидании он сказал доктору: с тобою поедет Абул-Касем, который проводит тебя в Англию. Стоддарт и Конолли возбуждали Коканд и Ургенчь к войне противу меня, и за то казнены. Ты, Иосиф Волф, показал себя человеком ученым и осторожным, потому то мы обходились с тобою благосклонно. Вольф, хорошо знавший истину слова Эмира, отвечал ему: «Европейцы часто посещают другие страны, не зная их обычаев и потому невольно могут подвергнуться весьма важным ошибкам».

Вольф составил список жертв, погибших по научению Абдул-Самут-Хана или в следствие его интриг. Кроме Туркоманца, посланного из Мерва в Бухару для облегчения Стоддарту побега, и Мешидского жида, привезшего письмо Конолли, погибли: грек из Сцио (Юсуф-Хан), Италианский путешественник (кавалер Жесли), какой-то неизвестный англичанин, называвший себя Гатта, капитан Нибур, еще пять англичан и наконец Стоддарт и Конолли. Всего тринадцать человек.

Комментарии

1. К этому времени относятся и два письма, написанные Вольфом из Бухары, одно ко всем европейским державам, в котором он указывал на плачевное положение двух сот тысяч персидских пленников, рассеянных по Бухаре, другое к своему семейству. Оба были отправлены не запечатанными, и в таком виде прошли через Бухару, Хорасан, Персию и Турцию.

Текст воспроизведен по изданию: Доктор Вольф в Бухаре // Москвитянин, № 12. 1845