КРЮКОВ А.

ОРЕНБУРГСКИЙ МЕНОВОЙ ДВОР

Посреди прекрасной, необозримой равнины, составляющей часть за-уральских окрестностей Оренбурга, представляется взору огромное каменное здание, или, лучше сказать, совокупление зданий, имеющее фигуру продолговатого четырех-угольника, коего углы связаны между собою бастионами. Это Оренбургский меновой двор. Четыре огромные наружные корпуса, ограждающие оный, заключают в себе 152 лавки, 104 комнаты с кухнями, для жительства Русских и Азиятских купцов. Двое ворот ведут во внутренность менового двора: Российские, обращенные к стороне города, и Киргизские, от коих начинается путь в Хиву и Бухарию, к степи. Над первыми из сих ворот устроена пограничная Таможня с башнею на верху; над последними [128] находится каменная зимняя караульня, а противу их летняя.

В самой средине менового двора расположен другой дворик, с лавками внутри и снаружи, который называется Азиятским, потому, что внутренния лавки его могут быть занимаемы одними только Азиятскими товарами. Он имеет свои Российские и Азиятские ворота, из коих последния ведут в пакгауз, непосредственно с ними соединенный; а над пакгаузом возвышается небольшая церковь Св. Захария и Елисаветы, пленяющая взор изящною простотою своего зодчества. На западной стороне менового двора выстроена в 1825 году, по повелению в Бозе почившого Императора Александра I, мечеть, коей наружность носит на себе печать Азиятского вкуса.

Вступая в меновой двор, невольно отдаешь дань воспоминания [129] И. И. Неплюеву, первому Оренбургскому Военному Губернатору и первому виновнику политического образования здешняго края. Вот место, где сей славный Государственный человек предполагал сосредоточить торговлю нашу с народами Средней Азии, приучить беспокойных Киргизцев к новым для них потребностям общежития и приготовить тем средства к положению границ необузданному их своеволию. Из следующого поверхностного обозрения Оренбургской торговли, мы увидим до какой степени опыт оправдал основательность предположений Неплюева.

Ярмонка на Оренбургском меновом дворе начинается в половине Июня, или позже, смотря по обстоятельствам края, а кончится почти всегда в Октябре месяце. Киргизцы из глубины степей своих пригоняют на оную великое [130] множество баранов и значительное количество скота рогатого; приносят почти все добычи своего звероловства, также: кошмы, армячины (Шерстяные войлоки и род грубого камлота из верблюжей шерсти.) и другия скудные произведения своих рукоделий. На всё сие выменивают они от Русских хлеб, лошадей, многия фабричные наши изделия, как то: миткали, китайки, нанки, платки и т. п., посуду деревянную и металлическую, разные мелочные предметы роскоши и щегольства и наконец Азиятские товары, получаемые нами из Хивы и Бухарии. – В течении нынешняго 1826 года променено Киргизцам товаров и скота на 452,000 рублей; от них же получено того и другого на 490,000 рублей.

Картина Оренбургской ярманки, в цветущее свое время, стоит [131] любопытного взгляда. Весь большой меновой двор наполняется тогда тяжело-навьюченными верблюдами, табунами Русских лошадей, стадами Киргизских баранов и множеством диких наездников, которые со свойственною им свободою рыщут в самой тесноте суетливой толпы. Здесь можно видеть и важных Бухарцев, и упрямых Хивинцев, и проворных Касимовских и Казанских Татар, и Мещеряков, и Башкирцев, и неопрятных Киргизок, между коими Русские женщины продают или съестные припасы, или мелочи, необходимые в Киргизском кочевом быту. Случается иногда встречать здесь богатых купцов Индии и счастливых жителей цветущого Кашемира. Одним словом: на ярмонке Оренбургской можно получить некоторое понятие о славных базарах торговой Азии. Лица, здесь представляющияся, почти [132] теже: не достает только блеску и великолепия.

Спокойствие и безопасность торгующих на меновом дворе охраняются воинскою стражею и пушками, всегда готовыми грянуть: предосторожность, тем более необходимая, что буйство и вероломство Киргизцев многими опытами уже изведаны.

Во время мены большая часть лавок и комнат менового двора бывает занята товарами и живущими. Старожилы помнят счастливое время, когда огромное сие здание становилось тесным для тех и других. Причиною упадка Оренбургской ярмоночной торговли полагают междоусобия и набеги на линию беспокойных Киргизцев, столь хорошо описанные Ф. И. Германом, в статье, помещенной в Вестнике Европы. Сии междоусобия беспрестанно раззоряют Киргизкайсакский народ; к томуже, если шайка дерзновенных [133] Ордынцев сделает какое нибудь грабительство на Русской границе, то целые поколения их, опасаясь праведного наказания, удаляются в глубокие степи; – тогда и Русские, и сами они бывают лишены выгод, торговлею им представляемых.

Впрочем мена с Киргизцами не самый важный предмет Оренбургской торговли. Хива и Бухария, не взирая на обширные степи, разделяющия их с нашим отечеством, отправляют в разные места оного, преимущественно же в Троицк и Оренбург, свои купеческие караваны, и делают пограничные города сии одними из главных торговых.

Путь от Оренбурга до Бухарии простирается чрез Киргизкайсакскую степь, по большей части песчаную и безводную; а до Хивы чрез крепость Сарайчиковскую. Караваны из Бухарии достигают до Оренбурга в 70 дней, а из Хивы в 55 дней. [134]

Ни бесплодность степей, ни дальность пути, к чему Азиятцы с своими верблюдами весьма привыкли, не препятствовали бы успешному ходу здешней торговли, еслиб частые вражды Хивинцев с Бухарцами и разбойничества Киргизцев, ограждаемых дикостию своей природы от всяких преследований, не разрушали иногда мудрых намерений нашего Правительства и счастливого расположения Азиятцев к приведению здешней торговли в цветущее состояние. До сих пор ни один еще из следовавших в Хиву и Бухарию Русских караванов не достигал места своего назначения. Самой первый, с товарами на 20,000 рублей, отправленный в 1738 году из Орской крепости, или прежняго Оренбурга, с Ханскими вожаками, (Хивинцы и Бухарцы для своих караванов обыкновенно нанимают верблюдов Киргизских с их хозяевами, которые называются возщиками и составляют конвой каравана. Они имеют своих начальников, именуемых караванными вожаками, кои пользуются большим уважением, как от вощиков так и от купцов.) [135] под начальством Поручика Миллера, был разграблен неприязненными Ордынцами, за три дни пути до Ташкента. Почти та же участь постигла караван, посыланный в Бухарию, под прикрытием воинского отряда в 1823 году: Хивинцы атаковали его в самой бесплодной пустыне и принудили с великими утратами возвратиться назад.

Азиятские караваны были всегда счастливее наших; особливо в нынешнем году, после смерти враждовавшого с Бухарцами Хивинского Хана Мухамет Рахима, соединенный караван обоих владений на 1800 верблюдах, под защитою славного караванного вожака Батыря Утаралия, весьма благополучно достиг [136] Российской границы. Только в одном месте был он остановлен Киргизцами; но избавлен от их притязаний Русским отрядом, вышедшим по распоряжению Г. Оренбургского Военного Губернатора за границу, для встречи и охранения Азиятских гостей.

Июня 15 дня сего 1826 года был я очевидцем вступления сего каравана в Оренбургский меновой двор. Погода была тихая, и судя по несносному зною, можно было сказать, что Азиятцы приносили к нам свой утомительный климат. Его Высокопревосходительство Г. Оренбургский Военный Губернатор Петр Кирилович Эссен, в сопровождении некоторых офицеров своего Штаба, встретил караван за таможенною чертою; а попечительный Начальник Оренбургского таможенного Округа Петр Васильевич Сушков, чиновники таможни и [137] множество зрителей обоего пола и всех состояний приняли оный у Киргизских ворот менового двора.

Представя себе огромную толпу навьюченных верблюдов и конных Азиятцев, опоясанную, так сказать, легкою цепью охранительного отряда, белые чалмы Бухарцев, черные шапки Хивинцев и остроконечные колпаки Киргизских Батырей; их лица – зверские и загорелые, и наконец – их Азиятское нетерпение, до того простиравшееся, что в воротах менового двора едва можно было сохранить некоторый порядок при их вступлении; – представя себе все сие, можно будет иметь некоторое слабое понятие о сей картине, совершенно новой для Европейца.

Между тем, как передовые верблюды вступали в меновой двор [138] с великою скоростию, задние спокойно отабарились на чистом поле, и после весьма неохотно оставляли свое беспечное положение. Тут можно было видеть главные черты характера всех народов кочующих: нетерпеливы и пламенны, беспечны и упрямы.

Бухарцы и Хивинцы большою частию привозят к нам в своих караванах: шелковые, полушелковые и бумажные полосатые материи, известные под названием сус, алачей, дараи и пр., халаты, сшитые из сих материй, белое бумажное полотно или бязи, крашеное бумажное полотно или буяки и бурмети, стеганые одеяла, занавески, бумагу хлопчатую и пряденую, семя цитварное, корень марену; разные сушеные фрукты и наконец драгоценные шали и ткани Кашемирские, столь уважаемые нашими дамами. Надобно заметить, что товары [139] Бухарские добротою и ценностию гораздо выше Хивинских, так как и сами Бухарцы обходительностию и благоразумием далеко превосходят своих воинственных соседей.

От нас получают Азиятцы все произведения наших фабрик: железо, сталь, сахар, семя коксинельное (кошениль) и преимущественно юфть, называемую у них булгара; сие имя напоминает нам ея изобретателей. В нынешнем году привезено из Хивы и Бухарии товаров почти на два миллиона рублей, а вывезено в сии владения на 779,000 рублей.

Приятно надеяться, что при мудром и благодетельном правлении царствующого Государя торговля наша с народами Средней Азии будет возрастать ежегодно и оправдает наконец предположения незабвенного Патриота, давшого ей столь [140] блистательное начало. Народу Русскому должно ожидать всего доброго и великого от своих Венценосных Владык.

Александр Крюков.

Декабря 1826.