|
ГЕРМАН Ф. И.Исторический взгляд на сношения России с Хивинскою областью.Зeмли, известные Европейцам под именем Независимой Татарии, разделяются на множество малых Магометанских областей, которые состоят под управлением тиранов, называемых Ханами, Инаками, Аталыками и Беями. К числу таковых принадлежит Хивинское Ханство, древняя Харезмия или Ховарезмия, которого главный город Хива построен на каналах реки Улу- или Аму-Дарьи (Oxus), впадающей в Аральское море. Область сия граничить с Бухарией, Хорозаном и Россией, с последней через степи Киргизские и Туркменские. Лет за шестьдесять перед сим полагали, что [139] она может выставить до тридцати тысячь ратников: таковы ее народонаселение и военные силы. При Дворе Императора Петра I находился Хивинской посланец, который подтвердил распространившийся тогда слух, что воды Аму-Дарьи вымывают золотой песок из богатых гор, в вершинах сей реки находящихся. Основываясь на том, Император приказал в 1714 году построить в Сибири у Ямышева озера крепость и из оной отправить под начальством гвардии Капитана Бухгольца експедицию, которой целию поставил: овладеть городом Еркетом (Яркендом?) и разведать как о песочном золоте, так и о всей стране тамошней. В 1716 году Государь нарядил посольство к Хивинскому Хану Ширгази. Чрезвычайным Посланником назначен Гвардии Капитан-Поручик Князь Бековичь-Черкасской; в инструкции, писанной собственною рукою Императора, повелено ему было: 1. Исследовать проблему о прежнем течении Аму-Дарьи, о которой были известия, что она впадала в Каспийское море, но Узбеками обращена [140] посредством плотин и каналов в Аральское. 2. Склонить Хивинского Хана к подданству. 3. На пути к Хиве, и особливо при устье Аму-Дарьи, устроить, где нужно, крепости. 4. Утвердившись там, вступить в сношения с Бухарским Ханом, склоняя и его к подданству. 5. Отправить из Хивы, в виде купца, Поручика Кожина в Индостан, для проложения торгового пути, а другого искусного офицера в Еркет для разыскания о золотых рудах (Бухгольцова експедиция не имела успеха. Зюнгоры не дали ему достроить крепости и сожгли ее, принудив гарнизон и снаряды вывезть на устье Оми, где по его плану построена Омская крепость в 1716. После того, поссорившись с Сибирским Губернатором Князем Гагариным, Бухгольц уехал в Петербург. На место его в 1719 прислан Гвардии Маиор, Ген. Маиор Лихарев, которому велено было построить крепость на озере Нор-Зайсане. Он пришел туда по Иртышу на лодках, осмотрел место, дрался с Зюнгорами, не мог там утвердиться, и также, как и Бухгольц, не ходил далее; но построил крепости: Усть-Каменогорскую и Семипалатинскую; первую укреплял Инженер-Капитан Леентранжь. Любопытно узнать, куда девались после того Зюнгоры? На пределах Иртыша их нет ныне. Предание говорит, что Китайское оружие искоренило их без остатка в годы, современные правлению Императрицы Елисаветы Петровны. Не невероятно однакож, чтоб некоторая часть сего идолопоклоннического племени не уцелела и не удалилась в горы Тибета. Г.). [141] Таковы были великие виды бессмертного Петра на те страны. В сию експедицию Государь назначил войска четыре тысячи, вышеупомянутого Кожина, еще несколько Морских офицеров, двух инженеров и двух негоциантов ("Двух человек добрых людей из купечества, и чтоб они были не стары" - писал Монарх). Сенату предписано было снабдить их всеми пособиями и граматами к Ханам и Великому Моголу. Первые распоряжения Бековича в исполнении сего плана были превосходны. В том же году он отправился на судах из Астрахани с тремя пехотными полками: Пензенским, Крутоярским и Риддеровым; на [142] восточных берегах Каспийского моря заложил три крепости: Тюк-Караганскую, Александробаевскую и Красноводскую; в первой оставил гарнизоном Пензенской полк, во второй три роты Крутоярского, в последней прочую часть своей пехоты под командою Полковника Фон-дер-Вейдена. Здесь полагал он, что нашел прежнее устье Аму-Дарьи. Между тем отправил в Хиву двух вестников о своем посольстве: Грека, по имени Кирьяка, и Астраханского дворянина Воронина. После сего возвратился с двумя ротами в Астрахань, ездил в Казань, набрал там из пленных Шведов 500 охотников, сформировал из них сильный драгунской ескадрон под командою Маиора Франкенберга; посадил его на суда, высадил в Астрахани, и в Июле 1717 пошел оттуда сухим путем в Гурьев, имея, кроме драгун и двух рот пехоты с артиллерией, Гребенских козаков 500, Нагайских 500 и купеческий караван из Астраханских обывателей, мастеровых, ремесленников, Татар и Бухарцев до 200 человек; а в Гурьеве присоединил к себе Уральских козаков 1500, под начальством старшины Никиты Бородина. [143] Все делалось скоро, легко и обещало несомненный успех. При експедиции находились морские и инженерные офицеры: Козин, Князь Урусов, Лебедев, Рентель, Давыдов, штурман Брант, и на ординарцах солдаты гвардии: Чеботаев, Яковлев и Князь Вяземской; сверх того, в качестве дипломатов, Туркменец Ходжа Нефес и некто Князь Саманов, Персиянин, под сим именем вступивший в нашу службу Стольником. Лейтенант Кожин остался в Астрахани и должен был после явиться у Бековича; но не поехал: и когда Астраханской Губернатор принуждал его к отправлению, то он подал донос на Бековича, обвиняя его в измене и утверждая, что следы прежнего течения Аму-Дарьи существовали только в его воображении. Из Гурьева Бековичь пришел в два марша к Ембе; переправясь через сию реку на плотах, через пять дней получил он на походе повеление Петра послать через Персию в Восточную Индию надежного человека, сведущего в языке тамошних стран, [144] с тем, чтобы он, разведав о способах торговли и добывании золота, через Китай явился к Бековичу в Бухарию. Сей великий Монарх не хотел знать трудностей и находить невозможности в достижении своих мудрых видов. Бековичь, исполняя волю Государя, отправил Мурзу Тевкелева (Он был после Генерал-Маиором и товарищем Оренбургского Губернатора); но в Астрабате Паша арестовал его, и уже по домогательству Волынского, нашего Посла при Персидском Шахе, освободил и возвратил в Астрахань. По отправлении Тевкелева, Бековичь шел близь месяца к Хиве, куда послал третьего гонца с письмом к Хану, ибо первые два не возвращались. Уже он прошел берега Аральского моря и развалины прежнего Ургенча; до Хивы оставалось не более 120 верст: вдруг был атакован Хивинцами в числе 24 тысячь под предводительством самого Хана. Три раза возобновлялось нападение, три раза Хивинцы разбиты и прогнаны; Бековичь быстро приближался к Хиве, из которой жители удалялись поспешно. [145] В Хивинском лагере между тем собран совет, на котором один из военачальников, по имени Дусан-Бай, предложил истребить Руских хитростью и коварством. Хан послушался и открыл переговоры, в коих изъявил, что военные действия начаты им были от незнания намерений Бековича; когда же уведомился он, что Бековичь есть мирный Посланник Российского Монарха: то просит извинения, принимает его с усердием в своих владениях и отправляет к нему знатнейших чиновников своих для условия о личном свидании и дальнейших переговорах; между тем просит не вступать со всеми войсками в город, пока не успокоятся жители, встревоженные внезапным появлением победоносных чужестранцев. По несчастию и неосторожности (чтоб не сказать более), Князь Бековичь всему етому поверил, и вскоре с малым конвоем поехал к Хану, возвратившемуся уже в свой вертеп, а войска оставил на границе, под командою Маиора Франкенберга. Едва Хивинцы увидели, что могут без труда овладеть слабым отрядом сим, то заперли городские ворота, умертвили всю посольскую свиту [146] и принудили Посланника написать повеление, чтобы войска отдали оружие на сохранение Хивинским коммиссарам и расположились бы на квартирах у обывателей в городских предместиях. Франкенберг заставил повторить себе три раза нелепый сей приказ; наконец, когда малодушный начальник, упрекая его в ослушании, грозил ему казнию, как изменнику, он исполнил повеление и - погиб со всеми храбрыми товарищами трагической судьбы своей. Разделенные и обезоруженные силы наши не могли сопротивляться вероломным убийцам, которые истребляли одних и отягчали оковами других; самого Бековича умертвили тирански и голову его отправили с торжеством к Бухарскому Хану, который однакожь не принял сего трофея, выгнал присланных, и узнав о жестокостях Хивинских варваров, велел спросить: не людоеды ли они и не питаются ли человеческою кровию? Так кончилась сия експедиция, которая произвела народную пословицу: пропал, как Бековичь. Немногие нашли случай избежать общей погибели, возвратились в отечество и были ее вестниками, в том числе и [147] вышеупомянутый Уральской Старшина Бородин. Император, занятый тогда войною на севере, а может быть и почитая истребление Бековичевых войск справедливым действием в защиту народной независимости, оставил Хивинцев спокойно наслаждаться плодами своей победы, приобретенной не мужественным сопротивлением, не военною хитростию, но коварным предательством и зверскою жестокостью. В последующие царствования также не предпринималось ничего к наказанию вероломных, к которому, кажется, всегда иметь можно справедливую причину; ибо столетняя давность в сем случае едва ли служит оправданием, тем более, что трофеи победы - Бековича пушки - доныне в руках его победителей, оскорбляя нашу военную гордость и народное право; ибо сии пушки должны были охранять лице посланника на походе его через степи, обитаемые кочующими племенами, еще неподвластными тогда России. В 1804 и 1805 годах в Оренбурге, в бытность там Военным Губернатором Генерала от кавалерии Князя Волконского, готовилась [148] експедиция, о которой в тамошнем краю между частными людьми носились слухи, что она имела целию предприятие против Хивы; но как в публике о том ничего неизвестно, то и не можем о сем предмете распространиться. Между тем Хивинцы не переставали ездить к нам для торгу, сначала в одну Астрахань, потом в Оренбург, наконец и в Сарайчиковскую крепость, от которой до Ургенча считается не более 800 верст. Караваны их ежегодно приходят в сии три места. Они многократно отправляли даже посланцев к нашему Двору и выпрашивали разные милости. В 1747 году Иностранная Коллегия прислала в Оренбург из Астрахани Хивинского Посланника Ходжу Мухаммета, для отправления его обратно в Хиву; а в 1750 году приезжал в Оренбург Хивинской посланец Ир или Шир-Бек. Также и от нас посылались чиновники в Хиву, только не от Двора, а от лица пограничных начальников. В 1740 году отправлены туда были Геодезист Муравин и Инженер Назимов, из коих первый описал путь до Аральского моря и сочинил оному [149] карту, а последний снял подробный план города Хивы (Сей план в 1818 году доставлен в Военно-Топографическое Депо Главного Штаба Е. И. В. Замечательно, что в Хиве господствовал тогда (1740) Киргизкайсацкой Хан Абулхаир, тот самый, который уже около десяти лет считался в подданстве России. В сие время Шах Надыр подступал к Хиве. Абулхаир отправил к нему Муравина, как Руского. Шах принял его благосклонно, одарил щедро и отпустил, велев объявить Абулхаиру, чтоб он сам явился в его лагере. Но сей, по боязни, убежал в степь и возвратился в свою орду. Шах после того занял Хиву, наложил контрибуцию на жителей, многих вывел в Персию, на ханство посадил одного из своих офицеров и оставил при нем гарнизон. По удалении Шаха Хивинцы умертвили нового Хана и истребили всех его солдат; после чего выбрали в Ханы сына Абулхаирова, Султана Нурали, который, боясь мщения Персиян, добровольно сложил с себя Ханскую шапку. Сей Нурали в 1748 году сменил отца своего в достоинстве Киргизкайсацкого владетеля; но судьба играла его тронами: в 1786 году он взят из Орды и отослан в Уфу, где через четыре года умер. История его имеет некоторое сходство с трагедией Корсиканского Хана, узника Св. Елены. Те же явления и характеры; только другой театр, другие зрители. Муравин и Назимов возвратились в 1741 году в Оренбурге, где Главнокомандующим был тогда Генер. Лейт. Князь Урусов. Г.). В 1753 [150] посланы из Оренбурга в Хиву агенты ("Из статских служителей" сказано в записках того времени. Г.) осведомиться о тамошних обстоятельствах. Они были там задержаны, едва не умерли с голода; однакожь освобождены, возвратились и доставили некоторые сведения. В 1774 году Нижегородского пехотного полка унтер-офицер Ефремов схвачен был Киргизцами на Донгусском форпосте и отведен в Бухарию. Тамошний Аталык сделал его сначала надзирателем сераля, а потом определил в военную службу, в которой он дослужился до чина Юзбаши (Ротмистра). Ефремов ходил с корпусом Аталыковых войск в Самарканду, Мавру и Хиву; оттуда бежал в Кокант, Катгар и Яркенд; чрез Тибет пробрался в Калькутту, на Английском фрегате приехал в Лондон, в 1782 явился в Петербурге, где напечатал книжку о своих приключениях и поместил в ней несколько известий о странах, которые посещал, в том числе и о Хиве. [151] Из Европейцев, выключая Руских, никто в той стране не бывал (сколько известно), кроме Дженкинсона, который в 1558 году (См. Voyages au Nord) плавал по Каспийскому морю, вышел при Мангишлаке на берег и доходил до укрепления Селлизура и до старого Ургенча. В 1793 году Хивинцы прислали к нам двух посланцев, которые выехали на Орскую крепость. По рассмотрении привезенных ими бумаг оказалось, что Инак Авяз-Бек просил прислать в Хиву глазного врача для ослепшего дяди своего, Хана Мухаммет-Фазиль-Бея, обещая врача сего сохранно препроводить в оба пути через степи Киргизкайсацкие и в Хиве содержать честно и прилично. Уфимской Губернатор Пеутлинг донес Двору о сем прошении. Июня 14 состоялся именный Указ Императрицы Екатерины II, чтобы по прозьбе Инака отправить в Хиву с приехавшими посланцами Маиора Бланкеннагеля, "во врачевании глаз многими опытами оказавшего искусство." Вскоре последовал другой именный Указ (23 Июля), и объявлено Платоном [152] Александровичем Зубовым Высочайшее повеление Пеутлингу, чтобы: 1. "В дополнение данных Бланкеннагелю в С. Петербурге наставлений, сообщить ему из Оренбургской пограничной Експедиции сведения, касающиеся до края, куда он путь предприемлет. 2. Снабдить его переводчиком и всем нужным к безопасному и уверительному проезду в Хиву. 3. Командировать с ним искусного Геодезиста. 4. Производить ему на содержание по 200 рублей серебром в месяц, и отпустив по сему положению впредь за один год, продолжать таковую выдачу, доколе он в порученной ему коммиссии пробудет, пересылая деньги при удобном случае." Таким образом Бланкеннагель, удовлетворенный всеми потребностями и пособиями, отправился в Хиву в Сентябре 1793 из Илецкой защиты; а возвратился оттуда в следующем году через Туркменские кочевья в Астрахань. Он смотрел на сию страну глазами умного и просвещенного [153] наблюдателя; сведения, им собранные, весьма любопытны; они напечатаны на Русском языке в журнале: Соревнователь просвещения и благотворения 1818 года. Чрез сии случаи Россия постепенно приобретала основательные известия о Хивинском Ханстве, которые находятся не только в руках Правительства, но и у многих частных любителей географических знаний. Остается упомянуть о новейших сношениях. В 1818 году Оренбургский Военный Губернатор, Генерал от инфантерии Ессен, посылал в Хиву поручика Сунхангулова; в 1819 назначался туда, по Высочайшему повелению, один из Адъютантов сего Генерала; но как в последствии Государь Император изволил отменить отправление сего офицера, то по другому повелению Его Императорского Величества послан был туда Коллежский Советник Бекчурин, который возвратился в 1820 году и был в Хиве в одно время с Полковником Муравьевым. Герман. Ливны. 25 Ноября, 1822 года. Текст воспроизведен по изданию: Исторический взгляд на сношения России с Хивинскою областью // Вестник Европы, Часть 127. № 22. 1822 |
|