ГЕРМАН Ф. И.

О КИРГИЗЦАХ

(См. В. Е. 1821 N 22, стрн. 123 - 138).

(Продолжение)

Киргизцы вообще неимеют и незнают никакой религии; только те из них, кои воспитывались, или долго живали в Бухарии, Хиве и других городах средней Азии, где Алкоран [218] наблюдается до изуверства, исповедуют закон Магометов, однакожь не очень слепо и строго. Султаны и те из Киргизцев, кои, часто бывая на линии, имеют связи с Татарами, также больше или меньше показывают наружную привязанность к их вере. Некоторые даже просят Правительство об определении к ним духовных служителей или Мулл. Указами 1785 Ноября 27 и 1787 Апреля 21 велено удовлетворять и поощрять таковые просьбы, заимствуя для сего духовенство у наших Татар. Сии Муллы отправляют иногда должности Султанских письмоводителей и наставников при детях частных Ордынских родоначальников. Таковых должностных Магометан состоит теперь в Меньшой Орде одиннадцать человек. Начальство, определяя их туда, осведомляется предварительно о их поведении и о согласии того общества, к коему они принадлежат, на их увольнение; потом отсылает к Муфтию для испытания или утверждения в познании правил и обрядов веры, и тогда уже определяет в просимые звания, выдавая на оные вид и наставление, в котором предписывает внушать Ордынцам правила подданства, повиновение ко властям и пр. [219]

Нынешний владелец Меньшой Орды, Хан-Ширгазий, исполняет уставы [220] Магометанской веры весьма усердно; раз по пяти на день молится, наблюдает посты, омовения и проч.; но весьма немногие из окружающих Его Высокостепенство подражают ему в сих упражнениях, совершаемых им по большей части уединенно, с одним духовником своим, без участия его придворных.

Знатнейшие в Меньшой Орде Султаны Арунгазий и Каратай также [221] весьма преданы заповедям Корана, особливо первый, воспитанный в Бухарии и отправляющий сам все обряды богослужения, в знак чего носит всегда чалму.

Не имея, говоря вообще, никакой веры, Киргизцы весьма суеверны и готовы принять за пророка первого удальца, умеющего искусно сыграть ролю вдохновенного. Прошедшего лета в Средней Орде явился один подобный, по имени Моралл, который проповедывал о разных чудесах, предсказывал скорое порабощение Орды и многие несчастия. Чего боятся, тому верят. Бродяга сей собрал было большую партию; но нечаянный случай расстроил его басни: в степь отправлены были две сотни Козаков с пушками для прикрытия инженерных офицеров, производивших там топографические исследования. Мораллу показался отряд сей довольна слабым; он учился в Бухарии и знал, что Магомет был не только пророк и законодатель, но и великой полководец. Сам он слыл уже за праведника; оставалось еще отведать военного счастия и прославиться геройством, и так он уверил приверженцев своих, что [222] силою чудотворений превратит медные Русские пушки в глиняные, что они нестанут стрелять и что горсть козаков будет добычею Ордынцев. Узун-Тайрагир-Кипчаки, поколение, посреди которого Моралл наиболее распространял свои сплетни, всему поверил, собрались толпами и напали на отряд, который вскоре принужден был защищаться. Испытав, что пушки не глиняные, что они стреляют и даже бьют смертельно, смельчаки рассеялись, а бродягу осмеяли и прогнали. Между тем он возымел высокое о себе мнение и вступил от лица своего в переписку с Главнокомандующими Сибирской и Оренбургской линий.

В Оренбурге за несколько лет пред сим основались жительством миссионеры Шотландского Библейского Общества, для распространения книг Св. Писания между Киргизцами. Они успели раздать им несколько екземпляров на их языке; но еще невидно, чтобы Християнство имело последователей в сем народе. Взаимными барантами и драками доведенные до нищеты и крайности Киргизцы, так называемые Байгуши, скитаясь около Оренбурга для [223] милостыни, являются иногда к миссионерам, более за хлебом, нежели за Библиями.

Мы удержали в памяти одна происшествие с сими миссионерами, которое сюда принадлежит. В 1818 году сыскали они какого-то ханжу, который показал о себе, что он Магометанин, уроженец города Конрада или Кунграта, в малолетстве перевезен был матерью вдовою в кочевья средней Орды, там воспитывался у Киргизца, за которого мать его вышла замуж; от него бежал и скитался в Татарии; был в Мекке и Медине; потом попал в плен к Каракалпакам, и от них выбежал в Оренбург; на руках и на груди имел он какие-то наколотые изображения в доказательство многократных путешествий своих к оным местам. У миссионеров изъявил он ревность озариться светом Евангельского учения и предложил им услуги на раздачу Священных Книг в Орде. Между тем дело об нем производилось в Пограничной Коммиссии, которая, по обвинению в воровстве и за разноречивые показания, приговорила его к отсылке в крепостную работу. Дело вошло ужь на [224] конфирмацию к Военному Губернатору, как миссионеры подали просьбу, что они намерены наставлениями своими обратить сего человека в доброго Християнина и полезного гражданина. На основании закона об иноверцах Военный Губернатор приказал Ахмета-Огли (имя сего бродяги) освободить от присужденного ему наказания и отдать миссионерам для обращения по желанию его в Християнство, с тем однакожь, чтобы за его поведением иметь надзор. Не далее как чрез два месяца, Ахмет послан был в Киргизские аулы с екземплярами Библий; но он рассудил екземпляры оставить на большой дороге близь менового двора, а с лошадьми и хлебом отправился неизвестно куда, и с тех пор невозвращался. Киргизцы, шедшие из дальних степей на мену, найдя на дороге чужой вьюк, немедленно присвоили его себе; но рассмотрев, что он наполнен книгами, следственно вещами для них бесполезными, привезли их на меновый двор для продажи; приставы таможенные, увидев новую статью в привозе и затрудняясь во взыскании пошлины, донесли о сем обстоятельстве своим чиновникам, а сии дали знать [225] о том миссионерам. Таким образом объяснилось сие странное происшествие.

"Смертоубийство наказывалось двояко: если убитый и убийца принадлежали к одному поколению, то осуждали последнего на смерть, мстя за кровь кровью; если же к разным, то родственники убитого могли требовать вместо казни 200 лошадей со всего поколения убийцы, ежели он сам не в состоянии заплатить их. [226]

Если поколение противилось отдать уплату или сделать за убийство вышепоказанное удовлетворение, которое называлось кун, то обиженному дозволялось, с ведома и согласия однородцев его, отогнать днем или ночью из табунов и стад виновного поколения четвертую часть против того, сколько ему следует, но отнюдь неболее; в [227] противном случае таковая баранта почиталась уже воровством и преступлением.