ГЕОРГ ФОН ХЕЛЬМЕРСЕН
ПУТЕШЕСТВИЕ ПО УРАЛУ И КИРГИЗСКОЙ СТЕПИ В 1833 И 1835 гг.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Благодаря своим богатым запасам металла и благородных камней Урал более, чем любые другие горы России, издавна привлекал внимание горняков и минералогов, а потому его и посещали чаще, чем Алтай и Кавказ. Все научные наблюдатели, путешествующие по нему, находили новые интересные факты, и делали о них более или менее полные сообщения. Так уже достаточно рано появилась богатая по содержанию литература про Урал, которая продолжает в наши дни значительно пополняться. Каждый год приносит новые описания отдельных районов гор. Если наблюдатели постарше, как Паллас и Герман, познакомили нас преимущественно с рудным богатством Урала, то более поздние из них, как Купфер и Энгельгардт, все больше описывали его геологические условия. Важнейшим вкладом, сделанным в более позднее время для познания Урала, бесспорно, является обширное произведение Г. Розе, которое и в самом отдаленном будущем, благодаря своей содержательности и солидной обработке, будет представлять собой источник основательных наставлений.

Геологические условия некоторых горных районов и особенно тех, которые принадлежат царской династии, порой представлены довольно подробно; прежде всего, здесь следует вспомнить поучительные труды, которыми мы обязаны господам Аносову, Карпинскому, Чайковскому, Лисенко и другим чиновникам горного дела Урала. И, тем не менее, по сей день нет радикального описания этих условий, и, главным образом, критической проверки их в смысле новой геологии. Понадобится, пожалуй, еще длительное время, пока сведения об Урале достигнут той степени совершенства, каковая имеется об иных западноевропейских горах.

Я четырежды путешествовал по Уралу. Сначала, в 1826 году, я сопровождал моего учителя профессора фон Энгельгардта, потом, в 1828-29 годах, я был на Урале вместе с моим другом, профессором Гофманом, позднее — в 1828 году, и, наконец, — в [87] 1835 году. Наш глубокоуважаемый Министр финансов граф Ганерин, защитник и помощник горного дела, снабдил нас с разрешения Его Величества императора необходимыми денежными средствами.

Три первых путешествия я предпринял более для собственного образования, чем с намерением написать статью о сведениях по горам, и если я сейчас публикую то немногое, с чем ознакомился, то это происходит по той причине, что каждый наблюдатель, находясь в местности, сведения о которой не являются полными, обязан по отношению к ученому миру делать такие сообщения. То, что опыт других, особенно там, где он может быть пополнен моим, был вкраплен в отчет, произошло для лучшего обзора местности.

Данный томик содержит исторический отчет о двух моих путешествиях по Уралу; следующий предназначен для того, чтобы записать мои научные наблюдения. Такое разделение оказалось более необходимым, чем это мною планировалось: в двух первых томах непрерывное описание ландшафтного характера гор. Если такое описание часто прерывается, то оно теряет обзорность, и впечатление легко стирается.

Во втором разделе, помимо геологических наблюдений, содержатся еще метеорологические. Геологические наблюдения сообщаются в отдельных разделах, каждый из которых описывает особую местность, и наблюдения эти располагаются в той последовательности, в которой посещались места.

Санкт-Петербург,
24 марта по старому стилю 1841.

Когда приближаешься к Оренбургу с севера, то достигаешь на 53 градусе широты южной границы лесов и сразу после этого, севернее 52 градуса, — широкой степи, которая к югу становится ровнее. Только на высоте Урала, как мы указываем несколько дальше, на юг тянется лес.

Севернее от Оренбурга почва имеет из-за возвышенностей общего сырта еще некоторое разнообразие, но если взглянуть с этих высот на юг и юго-восток, то видишь бесконечную равнину с совершенно ровным горизонтом. В тени облаков и в сумерках степь приобретает темно-синюю окраску, как море, с которым она имеет большое сходство; всматриваясь в нее, испытываешь то же чувство, что и от вида моря. Во всех направлениях дорога открыта: глаз находит только в непосредственной близости предметы, которые становятся заметными [88] благодаря особой окраске или образу, за ее пределами теряется всякое определенное очертание. Все стекается в непрерывной, однообразной равнине и необходимо иметь тренированный глаз кочевника, чтобы в серой дали распознать ориентировочный знак. Путешественники из Европы могут здесь надеяться только на компас.

Оренбург расположен на правом, европейском берегу Урала на скале из песчаника, наивысшая точка которого близ берега поднимается почти на 100 футов над уровнем реки. Здесь этот подьем круто обрывается к реке, а на востоке, севере и западе медленно переходит в степь. На противоположном, азиатском берегу который едва ли достигает одной сажени, стоит лесок с высокоствольными тополями, березами и липами — остатками прежнего лесоразведения в этой местности.

Оренбург является, как известно, единственной настоящей крепостью на русско-азиатской границе от Каспийского озера до Иртыша. Все остальные так называемые крепости на этом пути либо вообще не имеют, либо имеют только легкие полевые фортификации. Поэтому Оренбург один был в состоянии противостоять нападениям буйствующего Пугачева, который обстреливал город из церковной башни, находящейся восточнее города в казачьем пригороде. Крепостные стены выложены большей частью из того же красного песчаника, на котором расположен город, и имеют четверо ворот: на востоке — Орские, на севере — Сакмарские, на северо-западе — Чернореченские и на западе — Водяные ворота. Напротив первых и третьих ворот на незначительном расстоянии от них находятся два пригорода, несколько зданий знатной верхушки и сельских домов зажиточных жителей. Улицы широкие, прямые и пересекаются под прямым углом. Дома, за небольшим исключением, одноэтажные и большей частью из дерева. Несколько привлекательных зданий знатной верхушки, казарма гарнизона, квартиры некоторых армейских командиров, Неплюевское училище и ряд частных домов построены из камня и имеют два этажа. В середине города находится просторная четырехугольная площадь, на которой проводятся гарнизонные учения. Площадь окружена с трех сторон большими каменными домами, среди которых был и просторный дом для строевого обучения, но на четвертой стороне видно несколько нищих деревянных хижин, в которых живут бедные татары, что создает резкий контраст. Среди каменных домов есть несколько таких, стены которых вылиты из гипса. Гипс встречается в больших количествах в окрестностях Оренбурга, например, у Илецкой Защиты, и поэтому очень дешевый. Генералу Генсу пришла мысль [89] использовать его для строительства, что и удалось очень хорошо. Чтобы построить такой дом, для каждой стены устанавливают две параллельные дощатые стены, а пространство между ними заливают гипсом. Эти дома слывут теплыми, сухими и прочными.

Оренбург насчитывает пять русско-греческих церквей, одну протестантскую, одну временную католическую и одну мечеть. Шестая греческая церковь расположена в так называемом казачьем пригороде перед Орскими воротами и приобрела историческое значение, о котором я упомянул выше. Одна из этих церквей, которая находится у большого торгового дома (гостиный двор), построена в благородном стиле, хотя и очень просто. При более близком осмотре знаток поймет, что соотношения, данные ее отдельным частям, очень хорошо продуманны, а их последовательность выполнена с большим вкусом. Две другие церкви значительно меньшей архитектурной ценности стоят на высоком берегу Урала, и являются поэтому для степных жителей тем же, что и маяки для мореплавателей.

Среди более крупных зданий заслуживает внимания торговый двор — очень большой каменный четырехугольник с двумя входами, которые ведут от внешней глухой стены во внутреннее помещение к рядам ларьков. Часть этих ларьков занята исключительно бухарскими торговцами. Здесь сидит со скрещенными ногами закутанный в широкие мантии безразличный бухарец, окруженный изделиями своей отчизны, и так мало внимания обращает на покупателя, что при входе его не встает и не приветствует, даже на вопрос о ценах едва отвечает на ломаном русском языке. С бледным, серо-коричневым лицом он смотрит в одну точку перед собой и перебирает пальцами четки. Если бы не знать, что эти люди и на своей родине так инертны, то можно было бы подумать, что более холодный климат Оренбурга является для них причиной такой неподвижности.

Далее следует упомянуть дом генерал-губернатора: солидное двухэтажное строение на берегу Урала, из которого можно смотреть далеко в южную степь. Широкие каменные ступени ведут вверх к реке. Одноэтажные дома и много пустого места ясно показывают, что в Оренбурге еще много площадей. Дома зажиточных людей имеют обычно большие дворы и много хозяйственных построек, что очень удобно для домашнего хозяйства. Обычно хозяин дома сам живет в главном здании; слуги же живут во вспомогательных постройках, где находится их кухня. В большей части России кухню обычно отделяют от жилого дома, чтобы уйти от кухонных запахов и суеты.

Около 1,5 версты от Сакмарских ворот на пути в Казань стоят близко друг к другу большой госпиталь, земледельческая [90] школа и летний дом генерал-губернатора с красивым садом, благодаря особому уходу удалось защитить несколько групп посаженных лиственных и хвойных деревьев от влияния степного климата; лучше всего растет береза и верба, последняя — даже целой аллеей, которая тянется отсюда до города и подвержена влиянию жары и ветров, и, наконец, стоит упомянуть водопровод, заложенный теперешним генерал-губернатором генерал-лейтенантом Перовским. В Оренбурге было до сих пор всего несколько колодцев, в которых при глубине более 80 футов слишком мало воды, чтобы снабдить весь город. Один из таких колодцев находится во дворе инженерной казармы и имеет 11 саженей (или 7 футов) и 4,5 футов в глубину. Жители были вынуждены носить воду из Урала, что при избытке лошадей не представляло трудностей для более зажиточных, по крайней мере, летом. Зимой же это затрудняли сильные морозы и страшные снежные метели, и то обстоятельство, что уже невозможно было ездить по крутому склону в городе, и воду можно было брать за ним на более далеком расстоянии. Это вызвало желание поднять воду с помощью насосов на высшую точку берега в резервуар, который был бы доступен всем. Вначале попытались привести в движение устройство для создания давления с помощью собственной силы реки. Но выявилось, что эта сила при обычном уровне воды недостаточна, а при весенних паводках все устройство с колесами сносится. Поэтому в торговом доме начали бурить артезианский колодец под руководством опытного горного инженера Мейера. Но бурение прекратилось при глубине почти 600 футов, дойдя до красного песчаника, — вода не пошла. Теперь оставалось только одно — соорудить паровую машину. Таковая была построена на берегу Урала и приводит в движение устройство для создания давления, которое поднимает достаточную массу воды до края берега. В трех верстах южнее от города по левую сторону реки находится каменный обменный двор (по-русски — меновой двор) — большой четырехугольник с двумя воротами, в котором сосредоточено множество лавок и жилых комнат, в которых останавливаются караваны из Хивы и Бухары. Кроме того, в меновом дворе находится церковь, мечеть и дом для чиновников таможни.

До сих пор нет постоянного моста через Урал: зимой едут через ледовый покров, весной — при высоком уровне воды — используют паром, и только летом прокладывают понтонный мост. В жаркие годы в реке так мало воды, что ее можно рядом с мостом пройти вброд, поэтому здесь могут ходить только маленькие суда, Урал используется как надежный водный путь [91] только под Уральском. Насколько он незначителен в этом отношении, настолько же он важен в другом, потому что от размера его весеннего паводка зависит урожай сена. Все сенокосы этой местности находятся на берегах Урала и Сакмары и так сильно нуждаются при сухом воздухе и недостатке дождя в подтоплении весенней водой, что они без этого лишь скудно дают траву. В стране, где от благополучия лошадей так много зависит, сено является важным товаром. На лошади здесь ездят верхом и запрягают ее в повозки, она работает на поле, ее используют в пищу, а из шкуры шьют одежду. Казаков, татар, киргизов и русских здесь нельзя себе представить без лошадей. В степи каждый умеет ездить верхом, а скачки наперегонки являются самым популярным развлечением. Паводки Урала в меньшей степени зависят от количества выпавшего зимой снега, чем от быстроты его таяния. Если снег тает постепенно, то наводнение длится дольше и за ним не следует значительное затопление. Если же в начале апреля, как это часто бывает, внезапно наступает более сильное тепло, то Урал поднимается на большую высоту и затопляет свои плоские берега на много верст. Вода достает порой до обменного двора и нескольких зданий перед Водяными воротами. Зимой с 1833 на 1834 год выпало необычайно много снега и, тем не менее, Урал поднялся, вопреки ожиданию, весной 1834 года только на 17 футов (английских) над своим обычным уровнем, чего недостаточно, чтобы оросить удаленные от берега луга.

Оренбург имеет исключительно резко континентальный климат: тепло, получаемое в течение года, так неравномерно распределено между различными его временами, что самые суровые зимы сменяются на невыносимо жаркое лето. Каждую зиму термометр может опуститься до 28-30 градусов ниже нуля, а летом подняться до 26 градусов в тени. Переход от зимы к лету почти внезапный. В феврале и в марте в отдельные дни средняя температура еще опускается до 15 и 10 градусов ниже нуля, в апреле же она уже поднимается до +13 градусов ¹, а в мае порой бывают такие жаркие дни, что к концу лета степная трава выгорает. Июнь, июль и август невыносимы из-за сухой жары, в сентябре же наступают ночные заморозки, сентябрь и октябрь отличаются от всех других месяцев безоблачным небом и спокойной погодой, и поэтому являются самими излюбленными. Зима наступает в ноябре со всей суровостью и страшными снежными бурями, которые потом, к сожалению, в течение зимы часто повторяются.

У нас еще нет для Оренбурга ряда температурных наблюдений, из которых можно было бы с уверенностью вычислить [92] его среднегодовые плюсовые температуры. Ряд четырех лет, а именно с 1828 по 1831 годы, хотя и стал недавно известным ², но из них можно использовать только два года, с 1828 по 1829, потому что два других года показывают сильно бросающиеся в глаза аномалии. Согласно этим данным, средняя температура в Оренбурге в 1828 году составляла +1,49 градуса, а в 1829 году — 1,65, средняя температура обоих +1,57 градуса. Настоящая же средняя температура Оренбурга, вероятно, выше, так как она в Казани, по Г. Розе (G. Rose) ³ (по шестилетним наблюдениям с 1828 по 1833 год), +1,61 градуса, Оренбург лежит на полных 4 градуса южнее; если сравним Оренбург с Петербургом, то увидим, что последний, хотя ⁴ и лежит более 8 градусов дальше на север, но он не только теплее, чем Оренбург, но и годовые плюсовые температуры здесь распределяются равномернее. В Петербурге из-за смягчающего влияния близости моря более прохладное лето и намного более мягкая зима, чем в Оренбурге, который из-за своего континентального положения не подвергается этому влиянию.

Зимой 1822 года средняя зимняя температура составляла в Санкт-Петербурге — 9,13, в Оренбурге — 14,32. В 1829 г: в Санкт-Петербурге — 8,7, в Оренбурге — 12,21.

В растительном и животном мире континентальный климат Оренбурга выражается очень своеобразным, заслуживающим внимания образом. Так, например, здесь растут и созревают в летнюю жару арбузы и дыни под открытым небом, но не стоит искать взглядом фруктовые деревья. Один из моих друзей — господин Звенигородский — пытался в течение 15 лет выращивать в защищенном саду фруктовые деревья, доставка которых из Риги и даже из Франции через Санкт-Петербург, Нижний Новгород и Самару ему дорого обошлась. Ему удалось за это время получить со своих питомцев от трех до четырех спелых яблок, но ни одно из этих деревьев не выжило: холодная зима и страшная весна всегда их губили. Для более нежных видов деревьев месяцы март и апрель более опасны, чем зимняя стужа. В эти месяцы разница между дневной и ночной температурой порой доходит до 20 градусов. После полуденного тепла от +7 до 8 градусов, которое пронизывает тонкие стволы деревьев и заново оживляет их, нередко следует ночной мороз в 10 градусов или 12 градусов ниже 0. В Оренбуржье нередко случалось также, что в апреле вслед за самыми теплыми днями вновь начинались снежные бури с 12-градусными морозами. В апреле 1835 года, по официальным отчетам, один человек был убит молнией после очень душного дня, в то время как под Гурьевом, на Каспийском озере, почти в тот же день замерзло несколько пастухов во время [93] снежной бури (буран). Бывший генерал-губернатор Оренбурга граф Эссен также старался посадить фруктовые деревья, но всегда с плохим результатом. Единственные лиственные деревья, которые до сих пор удавалось сохранить — это березы, акации (с желтыми цветами) и вербы. Лучше всего растут вербы и акации, березы же растут только под защитой нескольких высоких зданий города. В красивом парке на левом берегу Урала деревья обязаны своей жизнью только тому обстоятельству, что они стоят на низком острове, который почти каждый год затопляется; но деревья того сада, который мы только что упомянули, получают искусственный полив. Березовый лесок, стоящий за несколько верст от Оренбурга на Сакмаре, кажется, обязан своим существованием тем же обстоятельствам, что и тот парк. Меня опять заверили в Оренбурге, что он является только остатком прежней последовательной лесопосадки по всей местности, которую частью преднамеренно, но частью и непреднамеренно истребили; в первом случае, чтобы лишить воровитых киргизов их укромных мест, а во втором случае — из-за опасной, но необходимой привычки сжигать засохшую траву лугов на Урале, чтобы ее толстые и жесткие стебли не затрудняли кошение новой травы. При первом взгляде трудно поверить тому, что здесь стоял большой лес, потому что вокруг ничего не видно, кроме лишенной деревьев, опаленной солнцем травянистой равнины. Если же вспомнить, что не только на берегах Урала, начиная от местности Орской до нижней части Уральска, во многих местах попадаются маленькие лесочки из трясучего тополя, рябины, вербы и ольхи, но также и в степи, лежащей на юг от Троицка и восточнее верхнего Урала, встречаются большие неравномерно распределенные острова леса, которые, очевидно, становятся все скуднее и когда-то уйдут в прошлое, то та легенда становится все вероятнее; и по праву спрашиваешь себя: нет ли возможности вернуть лес на его старую родину. Вся Оренбургская пограничная линия от Оренбурга до верхнего Уральска испытывает недостаток леса, потому что лес, переплавляемый по Сакмаре, уже не приносит ей пользы, и для жителей этой линии выращивание лесов было бы одним из самых больших благодеяний. Теперешний генерал-губернатор генерал-лейтенант Перовский понял необходимость хотя бы сделать такую попытку. В ущельях Губерлинских гор и близ крепости Кызильская есть леса из верб и осин, которые при надлежащем сбережении не только сохраняются, но и немного увеличиваются, что следует единственно и только из того обстоятельства, что они находятся в низинах, в которых собирается снег и весной влага долго сохраняется в почве. [94] Воодушевленный такими примерами генерал Перовский повелел по всей Оренбургской линии, а именно вверх от Оренбурга, высадить в подходящих местах саженцы тополя и вербы, которые, по возможности, были бы защищены от вредных воздействий. Но, несмотря на все предосторожности, повторные усилия до сих пор остались без вознаграждения.

Под самым Оренбургом мало овощных садов. Садовыми фруктами и овощами всех видов город снабжается жителями села Берды (в 7 верстах от О.). Здесь в большом количестве выращивают картофель, редьку, горох, разные виды капусты, огурцы, петрушку, морковь, спаржу и т. д. Все эти овощи вкусные и дешевые. Очень популярным блюдом является дикорастущая спаржа зеленого цвета с тонкими стеблями, но сильным ароматом ⁵.

Как в растительном, так и в животном мире континентальный климат Оренбурга вызывает разные явления, которыми контрасты здешней зимы и лета выразительно отмечены. Известно, что в жаркое лето антилопы (антилопа сайга, Паллас) в больших стадах встречаются не только у реки Урал, но и добираются до плато Сакмары, где я их встречал летом 1828 года почти в сорока верстах от Орской крепости. Восточнее верхнего Урала это быстрое животное забредает в степи намного дальше к северу. И до тех же географических широт доходят отбившиеся северные олени, родина которых северный Урал по другую сторону от 62 градуса. Зимой 1829 года у медного завода Преображенское северо-восточнее Оренбурга было убито пять таких животных, одно из которых нам подарил управляющий этого завода.

Вскоре после моего прибытия в Оренбург наступила настоящая зима; 17-го ноября земля была покрыта снегом на несколько дюймов, и в первые дни декабря средняя дневная температура (например, 6-го) снизилась до 21 градуса ниже точки замерзания. Вскоре начались и страшные снежные бури, свирепствование которых можно узнать и увидеть только в степи, чтобы составить о них представление. Метеорологические наблюдения, которые я сделал во время второй зимы в Оренбурге, мне показали, что снежные бури идут преимущественно с юго-запада, реже — с юго-востока и северо-востока. Они называются здесь одним словом буран, различают два вида его. Либо при ясном небе рыхлый снег степи собирается в свирепствующей буре в густые тучи, омрачающие день, либо одновременно снежные тучи освобождаются от своего груза. Иногда первый вид называют бураном снизу, а второй — бураном сверху.

Буран часто начинается при ясной погоде и в любое время [95] дня; порой за один или за два дня до него дует легкий ветер и темнеет небо; он длится всегда не менее 24 часов и редко более трех дней. Самыми разрушительными являются снежные бури с северо-востока и юго-востока, потому что они обычно наступают при суровом морозе; с востока они более терпимы, потому что влекут более мягкую температуру, а иногда даже потепление. При начинающемся буране снег сдувается сначала длинными полосами над землей. Чем сильнее ветер, тем сильнее поднимается снег, темнеет солнце, и, если к тому же и тучи разгружаются, то, в конце концов, ничего не видно, кроме густой непроницаемой снежной массы, которая хлещет и крутится с дикой силой, так что порой на открытом месте невозможно открыть глаза. Если даже это и удается, то это бесполезно, потому что в трех шагах уже ничего не видно. Животные и люди впадают в состояние оцепенения, теряют дорогу, часами блуждают вокруг, и, в конце концов, погибают от стужи и усталости. Путешественник, знающий насколько опасны такие снежные бури, останавливается, ложится в снег или под свои сани и спокойно дает себя засыпать снегом. Когда кончается буран, он вскоре опять находит дорогу. Некоторые же надеются дойти до села или какого-нибудь другого убежища и зачастую замерзают за несколько сот шагов от цели, не подозревая о ее близости. Каждая зима в Оренбурге требует, таким образом, своих жертв. Есть случаи, когда люди погибали в буран между крепостью и пригородами. Пешеходу часто не удается даже сориентироваться на больших площадях города. Во всех степных местностях России, где свирепствуют эти снежные бури, смотрители почтовых станций имеют указание не перевозить путешественников во время таковых, а также предупреждать о начинающейся непогоде. Даже письма не отправляются. Вообще зима здесь препятствует сообщению, киргизы перестают кочевать и прекращают свой разбой, многие дороги возделанной местности становятся непроезжими. На Северном же Урале, наоборот, зима способствует коммуникации, превращая разделяющие болота и реки в проезжие дороги. Здесь препятствующим временем года является лето.

Снежная буря идет всегда толчками и порой внезапно прекращается; тот, кто решается во время такого спокойного перерыва продолжить путешествие, может быть уверен, что опять пострадает от бури, потому что после тиши она начинается с новой силой. Конец бурана возвещается только постепенным утиханием ветра. Скот и лошади при начале снежной бури становятся головами против нее, чтобы привести в направление ветра линию шерсти и таким образом меньше мерзнуть. Когда [96] же буря усиливается, то они бегут впереди ветра и часто погибают в пропасти. По слухам, в апреле 1832 г. по оренбургскому направлению так погибло целое сельское стадо, выгнанное на пастбище. Но больше всего страдают крупные стада киргизов. В 1827 г. страшный буран погнал весь скот так называемой Внутренней, или Букеевской киргизской орды, кочующей между нижним Уралом и Волгой, на север в Саратовскую губернию, при этом погибло 10 500 верблюдов, 280 500 лошадей, 30 480 голов крупного рогатого скота и 1 012 000 овец. Убыток был оценен в 13,5 млн. рублей ⁶. Близ Оренбурга много семей обедневших киргизов, называемых байгушами, они живут за счет скудных подаяний, которые обычно их дети собирают у жителей города. В суровые зимы судьба этих людей вдвойне страшна: в жалких войлочных кибитках, брошенные на произвол судьбы, они часто попадают в такую нужду, что вынуждены продавать своих детей, чтобы только спастись самим и сохранить им жизнь. Целые толпы этих маленьких существ, закутанных в жалкое тряпье, бродили в суровую зиму 1834 г. по улицам и просили жалобным тоном на ломаном русском языке дать им хлеба и денег. На Оренбургской линии их положение еще печальнее, и здесь можно было именно в этот год купить мальчика за 20-40 рублей (6-12 прусских талеров), а девочку — за 15 рублей. По закону купленые киргизские дети с 25 лет свободны и могут тогда покинуть своего господина. Летом байгуши добывают себе на жизнь, работая на русских.

Зима длится в Оренбурге пять месяцев, а именно с ноября (включительно) до начала апреля. Обычно снег начинает таять уже в середине марта, настоящее же таяние происходит лишь в конце месяца и начале апреля, да так быстро, что часто через 8-10 дней близ города уже не увидишь белого снежного пятнышка. Сюда добавляется еще то обстоятельство, что в Оренбурге и его окрестностях почва песчаная, которая из-за более сильного впитывания препятствует образованию ледяного покрова под снегом, ускоряя тем самым осушение почвы. Поэтому случается, что на солнечной стороне улицы лежит пыль, а теневая еще покрыта снегом. Сухость воздуха и частый ветер также способствуют испарению снега. На северной стороне холмов и в защищенных ущельях снежные массы сохраняются до первой половины мая.

В апреле в степи уже пробуждается кое-какая жизнь; киргизы выходят из зимнего покоя и приезжают верхом на исхудавших лошадях по разным потребностям в город. Едва исчезает снег, как начинается рост травы, степь зеленеет и украшается ковром из великолепнейших тюльпанов самых разных цветов. [97] Ночи предоставляют другое великолепное зрелище. В эту пору с крепостных валов Оренбурга всюду вокруг видно, как горят необъятные луга Урала и Сакмары, которые зажигают, чтобы очистить их от прошлогодних древесных кустарников и удобрить золой. Зачастую такие летающие костры объединяются и образуют большие огненные моря, которые уже подвергли опасности немало домов и особенно обменный двор. Зажигание таких костров, хотя и запрещается строго, но, тем не менее неумолимо происходит каждый год.

Между тем степь недолго радуется своему свежему украшению. Ближе к концу мая и середине июня жара становится уже очень давящей, палящие солнечные лучи и горячие сухие ветры вытягивают влагу из почвы, трава сохнет, и степь приобретает мертвую бледно-желтую окраску, которая придает ей утомительный вид песчаной пустыни. Лишь в более влажных почвах и на берегу рек трава и позже остается еще зеленой. Город и обменный двор становятся теперь все более оживленными: целыми толпами приходят для обменной торговли киргизы, башкиры уезжают на летнюю караульную службу, и, наконец, в июне прибывают первые части бухарских и хивинских караванов. Многие жители города выезжают верхом им навстречу в степь, чтобы полюбоваться оригинальной картиной этой длинной вереницы нагруженных верблюдов, между которыми взад и вперед скачут в пестром смешении самые разные фигуры. Тут — несколько киргизов на лошадях, верблюдах или быках; там — флегматичный бухарец с белым тюрбаном, закутанный в складчатый халат, на маленьком осле, едва видимом под широким всадником. После долгих приветствий и осведомлении караван заходит на обменный двор, и здесь начинается оживленная жизнь. Кто в это время посещает Оренбург, тот не может противостоять своеобразному впечатлению. С первого взгляда узнаешь город, в котором встречаются Восток и цивилизованные элементы Европы. На каждом шагу самая пестрая смесь, поражающие взгляд контрасты в чертах лица, одежде, языке и обычаях. Рядом с бледными европейцами во фраках и круглых фетровых шляпах передвигаются загорелые киргизы и бухарцы, живописно одетые и со своеобразными манерами. Здесь — беседует группа элегантно одетых дам и господ на беглом русском и французском, там — раздается жесткое и грубое звучание киргизского языка ⁷. Со стороны церквей звучит пронизывающий звон колоколов, от минарета мечети — мусульманский призыв муллы. Русские переняли в своей одежде кое-что от киргизов и бухарцев, так, например, многие казаки и другие люди одеваются в грубые хлопчатобумажные халаты бухарцев и хивинцев и в широкие кожаные [98] штаны киргизов. Зимой киргизские меховые шапки пользуются большим спросом у всех мужчин. Шубы из лошадиной шкуры волосяным покровом наружу, так называемые ергаки, являются одеждой всех сословий без различия, а полные костюмы из таких же шкур по европейскому покрою представляют собой излюбленную охотничью одежду.

В июне и июле жара часто достигает невыносимой степени. Песчаная почва города раскаляется от жары и отражает солнечные лучи. В обеденные часы здесь закрывают оконные ставни, как и в Италии. Около 10 часов утра регулярно поднимается ветер, который набирает силу до 1 или 2 часов послеобеденного времени, а после 6 или 7 часов вечера имеет обыкновение прекращаться. Так как улицы немощеные, он поднимает тучи пыли. Бури в это время года, или так называемые летние бураны, хоть и неопасны для жизни, но относятся к невыносимым явлениям этой местности. Тот, у кого есть имение или дом за городом, не упускает возможности сменить на них город и его мучения и возвращается лишь в сентябре, чтобы наслаждаться ошеломляюще красивой осенью в хорошем обществе. Оренбург имеет, по слухам, в настоящее время 6 400 жителей мужского пола и 4 060 — женского пола, вместе — 10 460 ⁸, которые относятся к самым различным национальностям. Число жителей очень разное в зависимости от времени года и обстоятельств: летом — больше, чем зимой, потому что в это время прибывают сотни человек для торговли, на различные работы и для службы на летних пограничных постах.

Жителями Оренбурга являются:

1) Русские. Из них состоит большая часть военных и гражданских служащих, гарнизон, казачий полк, часть купечества и рабочего класса. Они самые многочисленные.

2) Татары. Они живут в разных местах города, но особенно поблизости от мечетей и являются почти все без исключения торговцами, среди них попадаются и ремесленники, например, скорняки. Немногие из них достаточно образованы для того, чтобы устраиваться на службу в учреждения в качестве переводчиков.

3) Киргизы служат в Оренбурге в большом количестве как рассыльные и наемные рабочие. Для этого они получают от пограничной службы разрешительные справки, которые надо ежегодно обновлять и платить за это один рубль.

4) Бухарцы (сарты живут здесь в ограниченном количестве и все в интересах торговли). Большей частью это торговые служащие богатых бухарских домов, которые навсегда или на несколько лет осели в Оренбурге. [99]

5) Башкиры в значительном количестве зимой и осенью живут в Оренбурге, где они вместе с казаками обеспечивают патрули и службы форпоста. Они живут в собственном стане, расположенном недалеко от города.

6) Немцы. Еще недавно насчитывалось в образованных кругах Оренбурга большей частью из немецких прибалтийских провинций России и из Санкт-Петербурга более 10 немецких семей, так что можно быть уверенным в любом большом обществе, что услышишь немецкую речь.

7) Поляки живут здесь в ограниченном количестве, одни — по своему выбору, другие — в ссылке.

Оренбург считается военным городом и местонахождением военного губернатора, который одновременно является командиром отдельного Оренбургского корпуса. Здесь находится штаб этого корпуса и все наболее высокие чины с многочисленными адъютантами. Офицеры различных родов войск составляют большую часть образованного общества, в котором царит очень непринужденный приятный тон. Путешественника встречают с большой предупредительностью, и он легко получает доступ в светские круги. Они живут общительно, весело и хорошо, порой, пожалуй, слишком роскошно. И здесь, в бескрайней степи и в условиях страшных снежных бурь, нет недостатка в литературных обществах, балах, маскарадах, концертах и разных светских развлечениях, среди которых музыка пользуется особой популярностью. Там, где природа так мало предлагает, как здесь, все зависит от самого человека. Если представить себе, что Оренбург находится в 300 милях от Санкт-Петербурга на самой окраине цивилизации, то поражаешься высокому и удовлетворительному развитию общественных отношений, но легко и учитываешь, что это следствие того, что правительство, понимая всю важность местности, подбирает для работы в самых ответственных ведомствах выдающихся личностей. Во всей России, пожалуй, найдешь еще только на Кавказе подобные отношения, вызванные теми же обстоятельствами. Хотя Оренбург со своим военным кордоном протяженностью в 200 миль противостоит врагу, которого меньше боятся, чем отчаянного кавказца, но он все же постоянно должен быть вооружен, чтобы оказываться перед разбойническими жителями степи и их южными соседями в вызывающей уважение позиции. Благодаря этой позиции, в его населении и особенно той части его, которая должна заботиться о безопасности границы, развивается своеобразный дух. Среди казаков, особенно уральских, найдешь людей выдающегося мужества, предприимчивости, умения и терпения в отношении [100] физических усилий. Нужно иметь возможность наблюдать за такими людьми на их родине, чтобы понять, например, как они вдвоем или втроем среди зимы и в условиях труднейших препятствий, не сдаваясь, проскакали по всей степи от Хивы до Оренбурга, чтобы только избежать мучительного рабства; или как другие, в более крупных подразделениях, месяцами именно в такой снежной пустыне при 15-30 и более градусах холода, без крыши над головой, но мужественно и без жалоб переезжают с места на место, чтобы по приказу правительства усмирять разбойных киргизов или заставлять их признавать себя. Последняя зима, которая придала степи неслыханную суровость, вновь показала, с каким непоколебимым мужеством наши оренбургские воины могут выдерживать всю ее свирепость. Теперь никто не сомневается в том, что поход в Хиву удался бы, если бы случайно в этом году снег в степи не достиг бы толщины, которая в этих местах почти неслыханная. Я знал одного молодого поляка по имени Виткевич, который вырос в Оренбурге и служил в Азиатской Пограничной комиссии. Он проехал в ноябре 1835 года, сопровождаемый только тремя верными киргизами, по заданию правительства от Орской в Бухару, находился несколько недель там в условиях чрезвычайной опасности, а в апреле следующего года опять был уже в Оренбурге. И так он в течение пяти зимних месяцев, невзирая на все трудности в степи, верхом проделал путь в 3 000 верст (470 географических миль). В 1825 году генерал Берг отправился с несколькими сотнями уральских казаков к Аральскому озеру, чтобы изучить прямой путь из Оренбурга в Хиву. Холод в то время многократно достигал 25 градусов и никогда не опускался ниже 15 градусов. Только офицеры экспедиции были снабжены палатками, простые же казаки проводили страшные ночи под открытым небом и часто у них не было даже костра, чтобы согреться у него. Такие трудности могут вынести только уральские казаки, любой европейский солдат этого бы не выдержал. История Оренбурга очень богата примерами мужества и мужской выносливости.

Основные силы Оренбургского армейского корпуса состоят из иррегулярных войск, а именно оренбургских и уральских казаков и башкиров (включая мещеряков и тептерей). К регулярным относятся так называемые линейно-сухопутные батальоны, пара тептеро-кавалерийских полков, стоящих в Уфе, и конная казачья артиллерия. Кроме того, Оренбургская крепость имеет еще свой гарнизон и артиллерию. В остальной части России оренбургских казаков обычно не отличают от уральских, а на месте же — весьма даже. Уральские казаки, около 10 000 военнообязанных мужчин, являются потомками [101] помилованных некогда чрезвычайно дерзких волжских разбойников, в среде которых родился Стенька Разин. Они храбры, предприимчивы, неутомимы, но несколько непреклонны и крепко держатся за свои права и веру отцов ⁹. У оренбургских казаков меньше воинской славы ¹⁰, и они состоят из различных элементов, которым позже дали общее название. Исключительно хорошим отрядом является казачья артиллерия. Ее быстрота и ловкость проявилась во многих маленьких походах против киргизов и хивинцев.

Среди солдат гарнизона находятся самые многочисленные и самые ловкие ремесленники, особенно столяры, портные и мастера по стойкам.

Но их работы недостаточно; тот, кто хочет обставиться несколько лучше и с большим вкусом, должен выписывать нужных людей из Казани, Москвы и даже из Санкт-Петербурга. Нередко находишь дома, вся мебель которых проделала большой водный путь от Невы до Самары по Волге, откуда ее надо везти до Оренбурга по суше. Фабрик здесь совсем нет: все сырые продукты, которые местность изготовила или которые покупают у киргизов и бухарцев, такие, как шкуры, тальк, хлопок и т. п., доставляются в местные фабричные города и возвращаются в Оренбург лишь в обработанном виде. Нельзя, пожалуй, долго ломать голову о фабричных изделиях, поскольку цена древесины здесь уже почти достигает объема цен в Санкт-Петербурге, а именно от 30 до 33 руб. за кубический фунт. Если будут построены фабрики, она скоро достигнет размера, который будет недоступен для большей части населения.

Но здесь недостает даже самых необходимых сооружений например, мельниц. В окрестностях города еще в 1836 г. была одна или две ветряные мельницы и руины одной ветряной мельницы; известно, что одна из первых двух приносит своему владельцу ежегодно несколько тысяч рублей прибыли. Вся мелкая пшеничная мука привозится на продажу за несколько сотен верст от Волги, из Казани и Симбирска, потому что в Оренбурге еще не дошли до его производства. Единственные вещи, которые здесь изготавливаются — это войлочные ботинки из грубой киргизской овечьей шерсти, платки из киргизского козьего пуха и пестрые шерстяные ковры, которые якобы довольно прочны и производятся в имении по соседству с Оренбургом. В последнее время начали производить преимущественно у башкир в большом количестве поташ, который находит хороший сбыт во внутренних фабричных городах. Для этого используют ветви некоторых лиственных деревьев, особенно верб, растущих в долинах рек вообще-то безлесной местности. [102]

Торговля Оренбурга с киргизами, бухарцами и хивинцами, которая обеспечила существование пограничным городам, да и всей провинции, очень обширно описана прежними путешественниками. Она стала еще недавно вместе с торговыми отношениями других городов Западной Азии, такими, как Коканд, Афганистан, Персия и т. д., благодаря господину Гагемейстеру, предметом основательного и в высшей степени поучительного исследования ¹¹. Помимо этого мы ожидаем подробную историю и описание современного состояния этой торговли с важными указаниями на будущее от генерала Генса, Президента Оренбургской Пограничной комиссии, который, благодаря тридцатилетнему опыту, без сомнения, является самым основательным знатоком и ценителем тамошнего положения дел. Поэтому я опускаю этот предмет и ограничиваюсь только следующими замечаниями, основанными на оценке этого опытного наблюдателя.

Торговля Оренбурга с его азиатскими соседями ни в коем случае не является состоянием, которого можно было ожидать при ее большой значимости для промышленной и коммерческой России. До начала этого столетия (1802) торговля ограничивалась двумя основными местами границы — Оренбургом и Троицком. Генерал-губернатор Оренбурга был ответственен за ее состояние, а у азиатов не было разрешения выезжать со своими товарами во внутреннюю часть на большие рынки Нижнего Новгорода и Ирбита. Из-за того, что торговля могла концентрироваться лишь в немногих точках, киргизы были вынуждены посещать только их; представители враждебных племен встречались здесь, часто примирялись, и поэтому в степи было меньше распрей и беспорядка, что оказывало хорошее влияние на безопасность торговых путей.

Сейчас происходит прямо противоположное. Дороги в высшей степени ненадежны, торговля по всей Оренбургской линии разрознена и полностью в руках азиатов, которые проходят через Оренбург и Троицк со своими товарами по пути к большой ярмарке в Нижний Новгород. Торговый обмен с киргизами и некоторая мелкая торговля с бухарцами — это единственное, что еще осталось оренбургскому купечеству. Поэтому у него не найдешь ни одного значительного торгового дома, а есть только мелкие лавочники, среди которых самыми важными могут оказываться те, которые меняют свои товары у киргизов на овец. Среди них есть люди, которые достаточно отважны, чтобы осмеливаться заходить далеко в киргизские степи с передвижными товарными складами, где они могут не только получить богатую прибыль, но и быть ограбленными. [103] Чтобы эту торговлю опять оживить и поднять ее на достойный края уровень, предлагается два средства: обеспечение безопасности караванных путей в Хиву и Бухару, и объединение значительных торговых домов в одно общество, которое было бы в состоянии на политической и надежной коммерческой основе под защитой вооруженной пограничной власти осуществлять крупные сделки.

Живущие в Оренбурге русские купцы, из-за неблагоприятных обстоятельств почти исключенные из азиатской торговли, теперь ограничиваются тем, что удовлетворяют самые разнообразные потребности горожан. Как в Златоусте и Екатеринбурге, так и здесь найдешь магазины, в которых есть все, что только может использовать образованный человек разумным образом, и которые остаются в постоянном контакте с Нижним Новгородом, Москвой и Санкт-Петербургом, чтобы как можно быстрее получить самое новое и лучшее. С тех пор, как литература в России испытала оживление, эти деятельные лавочники обеспечивают клиентов даже новейшей продукцией духовности. Владельцев этих пестрых товарных складов называют конфетчиками, потому что они, наверное, в древности торговали маринадами, или разносчиками, торговцами утварью. Каждое новое поступление в один из этих магазинов вызывает волнение, потому что все устремляются туда, чтобы как можно скорее удовлетворить свои потребности.

Большая часть русских купцов имеет свои товарные склады в торговом доме (гостиный двор) и на базаре, и торгуют они частью привозными, а также аршинными товарами, фарфором, стеклом и камнями, частью же только товарами широкого потребления для низшего слоя населения и киргизов.

В заключение обобщим коротко, что же придает Оренбургу его основные черты.

На окраине колоссальной России в степи Каспийской низменности Оренбург расположен как форпост цивилизации. Как военный и торговый город, он имеет двойное значение: во-первых, он должен охранять империю бдительным оком и быстрой рукой от натиска кочующих народов, которые в большей или меньшей степени вражеским образом противостоят России и которые нуждаются только в импульсе и сильном собирающем рассеянные элементы предводителе, чтобы повлечь за собой важные события. Но его позиция не только оборонительная: от него хотят, когда обстоятельства это позволяют, и наступательных действий.

Как торговый город, Оренбург должен все надежнее обосновывать, расширять и защищать свое общение с киргизами, [104] бухарцами и хивинцами, а своих соседей ставить все в большую зависимость от себя. Если думаешь о будущем и имеешь твердые убеждения, то Оренбург и Троицк, благодаря их географическому положению, когда-то должны стать для большой части России одним из самых востребованных мест вывоза, то радуешься каждому мероприятию, которое принимается с осторожностью и энергией, чтобы приблизить эту цель. Кажется, что наступили времена, когда власти распознали эти интересы, а вследствие этих интересов — необходимость реорганизовать всю провинцию.

ПУТЕШЕСТВИЕ В КИРГИЗСКУЮ СТЕПЬ К ВОСТОКУ ОТ ВЕРХНЕГО УРАЛА (ЯИКА) В 1835 г.

После того, как я провел зиму с 1833 на 1834 г. в Оренбурге, я поехал весной следующего года через Троицк, Омск и Барнаул на Алтай и вернулся к концу того же года в Санкт-Петербург. Но я пробыл здесь лишь несколько месяцев и должен был летом 1835 г. в четвертый раз отправиться на Урал, чтобы одну местность изучить в горном и геогностическом отношении, которая имела перспективу большого золотого запаса. Поскольку она примыкает непосредственно к башкирскому Уралу, структуру поверхности которого я описал в предыдущем разделе, то уместнее описание этой местности поместить здесь, а о наблюдениях по Алтаю сообщить позже, хотя и сделаны они были раньше.

Оренбургский военный кордон от Орской крепости до Звериноголовской простирался, как известно, от Верхнего Урала до Верхнеуральска, проходил затем по реке Уй и заканчивался у Тобола. Но уже довольно много времени тому назад было сделано предложение устроить на месте этой большой дуги прямую линию, которая связала бы Орскую со Звериноголовской, соединение, от которого ожидали для себя большого преимущества, потому что оно не только значительно сократит границу к киргизам и от Оренбурга в Сибирь, но и потому, что выигранная таким образом аграрная территория имеет прекрасные пахотные земли, много лугов и лесов, трех вещей, которых казаки на верхнем Урале и Уе более или менее лишены. Но при зрелом размышлении всплыли некоторые трудности при передвижении новой линии так далеко на восток и ограничились тем, чтобы провести прямую дорогу от Орской в Крутоярскую восточнее Троицка. Казаки Старой линии, особенно те, что с Верхнего Урала, очень хорошо знали землю, которую [105] надо было занять, из-за множества вылазок, которые они туда делали то, чтобы погнаться за разбойными киргизами, то, чтобы валить для себя лес в красивых лесах Джабык-Карагая. Их взоры долго были обращены в сторону этой части Киргизской страны, и поэтому среди них распространилась немалая радость, когда они узнали решение правительства занять ее.

После некоторых временных осведомлений и снимков генерал-лейтенант Перовский летом 1834 года поручил полковнику Генерального штаба Жемчужникову найти самые подходящие точки для закладки трех крепостей и большего числа редутов и форпостов. Одновременно лейтенант Никифоров начал тщательные съемки всей территории и расширил их с помощью топографов до Тобола и окрестностей источника Орь. За два года была составлена очень пригодная для использования карта этой территории, величину которой можно оценить почти в 24 000 квадратных версты. После самых необходимых подготовок весной 1835 г. отправились без промедления для прокладывания новых поселений.

Под защитой цепи форпостов развилась активная деятельность. В лесах низкой горной цепи, которая отделяет реки Урала от рек Тобола, раздается стук топоров русских и башкирцев, чтобы повалить необходимый лес. Длинные цепи транспортируемых на колесах балок и бесчисленные повозки доставляют из Орской все необходимое для новых поселков. Вскоре проложили в высокой степной траве широкую дорогу, на которой через несколько месяцев возникло множество военных лагерей, оснащенных большими казармами и домами для припасов, а также маленьких военных станций. Многие казаки и пехотинцы Старой линии потоком устремились с женами, детьми и всем своим добром на хваленую землю.

Во время похода 1834 г. лейтенанта Жемчужникова сопровождали несколько рудокопов, которые нашли в песке многих рек значительные признаки золота. В посланной в Санкт-Петербург с пояснительным описанием карте указаны эти места, что побудило господина министра финансов графа Канкрина расширить рудокопное обследование той местности. Я получил поручение его осуществлять, выехал 16-го июня 1835 г. из Санкт-Петербурга и достиг в первые дни июля Оренбурга, где я должен был задержаться на несколько дней, чтобы заготовить разные припасы для степного путешествия и взять письменные приказы генерала Перовского к комендантам линии. 17-го июля я, наконец, добрался до Орской крепости, где ожидал меня горный офицер из Екатеринбурга капитан Чайковский с пятью опытными в обращении с золотоносным песком [106] рудокопами. Так как этим летом в Орской уже были снаряжены две военные экспедиции, то были некоторые трудности по нашему снабжению конвоем, лошадьми и повозками для провианта; тем не менее, благодаря усердию коменданта лейтенанта Исаева удалось все достать за несколько дней. Мы получили прикрытие из 40 человек казаков и башкир, которыми командовал один офицер, и были снаряжены хорошими верховыми лошадьми и киргизской войлочной палаткой, которая в таких путешествиях, пожалуй, незаменима. Вскоре нашлись и два киргиза из рода джигалбайла, которые за 200 рублей предложили сопровождать нас до поздней осени в качестве проводников.

После того, как мы запаслись продуктами на шесть недель, наша колонна, состоящая из 55 человек, 75 лошадей и 16 повозок, наконец, 23 июля отправилась в путь и достигла вечером пикета из 30 человек, расположенного в 16 верстах к северо-востоку от Орской на маленьком озере, на берегу которого мы и расположились лагерем. В степи в любое время можно ждать ночного нападения киргизов, направленного, правда, скорее на лошадей, чем людей, но тем не менее опасного, если подумать о том, что пешехода в столь отдаленной пустыне можно сравнить с рыбой на суше. Мы вдвойне должны были быть начеку с этими виртуозами в краже лошадей, потому что они были очень взволнованы устройством Новой линии, которое грозило им отрезанием хорошего куска их пастбищ. Некоторые приключения, которые мы испытали позже, доказали, что веские основания для осторожности были налицо. Но наше внимание было обращено еще на одну сторону. В Бирском округе Оренбургской губернии именно в это время барщинные крестьяне восстали против мер, предпринятых правительством, чтобы избежать при будущих неурожаях голода, от которого страдали те места два года подряд. Когда строптивых хотели притянуть к ответу с помощью башкир, они и тех смогли склонить на свою сторону путем разных ложных известий и подбить их на открытое восстание. Так среди них распространился бессмысленный слух о том, что зерновые магазины, которые должны были построить, очень скоро будут превращены в греческие церкви, и башкиры будут вынуждены в них принять крещение. Этого было вполне достаточно, чтобы настроение этого недоверчивого народа привести в наивысшее брожение. В северных кантонах многие тысячи уже схватились за оружие, против чиновников региональной полиции были совершены насилия. Следует сказать, что в районе Шаткинского завода 6 000 человек в одном селе оборудовали траншеи, где они ковали оружие, чтобы вскоре после этого напасть на Златоуст, и было [107] полное основание полагать, что это восстание примет очень серьезный характер и не останется без влияния на киргизов. Едва генерал-губернатор был оповещен об этих событиях, он поспешил через Орскую в находящийся под угрозой Златоуст, где, благодаря его решимости и мужеству, вскоре удалось погасить вскипевшие страсти и успокоить настроения. Но об этом счастливом исходе мы узнали лишь намного позже в Троицке.

На маленьком озере соорудили крепость, упирающуюся одной стороной в воду, достаточно просторную, чтобы принять всех наших коней, которых ночью привязывают по обеим сторонам прикрепленной к земле веревки и обеспечивают свежескошенной травой. Только днем, когда светло, можно осмелиться выгнать их при надлежащем прикрытии на пастбище. Некоторые и ночью остаются под седлом, чтобы сразу быть готовыми.

Некоторые казаки косили траву, другие сгоняли вместе лошадей; несколько хороших стрелков прокрадывались к воде и стреляли уток. Так как никто еще не успел устать от путешествия или заскучать, то раздавались веселые русские и башкирские песни. Один из наших мусульманских проводников исполнял обязанности священнослужителя и никогда не упускал случая при восходе и заходе солнца объединять для молитвы верующих известным призывом «Алла илла» и т. д. Когда наступили сумерки, выставили караул, под защитой которого каждый старался устроиться на ночь как мог; вместо оживленной сутолоки постепенно наступила ночная тишина, прерываемая только криками караульных и ходьбой лошадей.

Свежий северный ветер в течение ночи так охладил воздух, что на следующее утро мы с удовольствием собрались у костров. Около 6 утра мы были готовы к отправлению и поехали дальше верхом по плоской сожженной солнцем стели, которая была совершенно без деревьев и покрыта песком, глиной и мелкой галькой. Наши проводники с маленьким авангардом всегда скакали на четверть версты впереди нас. Один из них был бодрый старик, которому около 60 лет, маленького некрасивого телосложения, с очень характерными киргизскими чертами, по имени Кулбай. Другого звали Мухаммедияр, он был во всем полной противоположностью своему земляку, очень молодой, высокий, стройный и с красивыми броскими чертами лица. У него были естественные величественные манеры, которые часто встречаются у киргизов и являются следствием их свободы и определенного самолюбия.

После верховой езды на почти 15 верст мы расположились лагерем у речушки Кумак (по-русски — Ярыкла), которая течет с востока на запад в Урал и впадает в него выше Орской. Ее [108] течение очень инертное и во многих местах едва заметно; берега поросли высокой травой и небольшим количеством камыша, в котором прятались утки. Среди наших казаков было несколько отличных стрелков; мы едва дошли до речки, как увидели, что несколько из них сошли с лошади и на коленях прокрались к берегу. Вскоре после этого раздались два выстрела, и каждый из них попал в утку на весьма значительном расстоянии. Стрельба дробью этим людям вовсе незнакома; их ружья имеют вытяжные стволы, калибр которых составляет лишь 2-3 линии, по-русски они называются «винтовка» и стреляют из них не со свободной руки, а с подвижной вилки, которая близ входа в ствол закреплена на стволе. Пули делают из свинца или железа.

Мы встретили киргизов рода алача, которые гнали несколько сот овец в Орскую, чтобы обменять их на муку. Впереди ехали верхом двое невооруженных киргизов, вслед за ними ехали еще четверо с пиками, ружьями и деревянными боевыми колбами; потом следовали во многих отделениях 70 верблюдов, которые должны были нести домой вымененные товары; наконец, большое стадо овец, подгоняемое киргизом, который нес на себе все признаки сильнейшей бедности. Пройденное расстояние было между тем засеяно киргизами просом и поэтому менее однообразно, чем остальная степь; это первые грубые начала земледелия, которое развивается у них на русской границе. Попадалось на пути и много других киргизских полей, но они не представляли собой ничего заслуживающего внимания. Памятники часто довольно большие, но только очень редко снабжены камнями и надписями; они состоят из слабого сплетения прутьев верб, которое наполнено землей и покрыто раствором белой глины.

Вскоре после того, как мы расположились на зеленом берегу Кумака, на северном горизонте показался кочующий киргизский аул. Было около 11 часов, солнце палило опять довольно сильно, и раскаленный воздух двигался над землей как мелкий водоем, задетый ветром. Отражение было в этот день необычайно сильным и уже несколько раз нам привиделись большие светло-голубые воздушные озера, которые из-за их обманчивого вида только увеличивают муки жаждущего степного путника. Предметы меньшей высоты, чем кусты, предстают в преломленном луче света как высокие, устремленные вверх могильные камни или стволы деревьев; животные и люди превращаются в гигантские фигуры и особенно необычно выделялся несформированный верблюд. Тот, кто незнаком с явлением отражения воздуха (мираж), в первый момент в [109] степи с трудом сможет предположить, что к нему приближаются киргизы с их огромными стадами, когда видит — как это случилось с нами в Кумаке — запутанную массу беспокойных, равномерно плывущих в воздухе гигантских фигур, которые медленно продвигаются вперед. Вереница шла прямо на нас; это был большой и, как это было видно по многочисленным стадам, очень богатый аул, который хотел провести несколько дней на Кумаке. Он расположился на северном берегу речки, на котором через несколько минут представил самую оживленную картину степной жизни. Всадники сошли с коней, воткнули копья в землю и погнали рассеянные стада на пастбище. Верблюды, которых немилосердно тянут за канат, проходящий через их ноздри, с криком опустились на землю и тотчас были освобождены от палаток, ковров, детей и утвари, которые они терпеливо несли на спине. Делом женщин является установить кибитки, обставить их внутри, искать сухой навоз для костра и готовить еду. Мужчины заботятся только о скотине и лошадях, и о безопасности аула; даже лошади седлаются женщинами. Они обладают в установлении кибиток чрезвычайной ловкостью. Едва вереница остановилась, как уже видишь как поднимаются сложные деревянные остовы кибиток и, спустя 15-20 минут, уже стоит просторное, сухое и теплое жилье, из крыши которого поднимается вверх облако дыма.

У нас всех было еще много еды и питья: каждый обеспечил себя в Орской свежим мясом и другими лакомствами, но маленький запас дров уже закончился и был заменен, как у киргизов, сухим навозом, который всегда можно найти в степи. Но чтобы у команды и впредь не было недостатка в свежей пище, я выменял у киргизов на разные мелкие товары, (зеркала, хлопчатобумажные платки, ножи и т. п.,) несколько жирных овец, которых взяли с собой живыми под конвоем пары башкир. После многочасового отдыха мы опять отправились в путь и перешли Кумак по мосту. Здесь, на востоке, уже видно было несколько скалистых возвышений, но когда мы поднялись на них, то узрели на северо-востоке еще более высокие, хотя еще очень незначительные вершины, которые наши проводники называли Мастагат. Одноименная речка течет мимо этих возвышений в Урал, она была занята большим киргизским аулом, стада которого уже полностью вытоптали траву. Киргизы — чрезвычайно любопытный народ, сразу же приблизились к нам и задавали бесконечные вопросы, на которые им большей частью давались очень неопределенные ответы, потому что я запретил сообщать о цели нашего путешествия. Вечером мы устроились вблизи пикета у богатой рыбой речки, в которую [110] сразу же очень успешно были закинуты несколько удочек.

За нами последовали несколько киргизов из аула Мастагат, приблизились к нашему лагерю, когда мы сделали остановку и, наконец, попросили у одного из выставленных патрульных разрешения войти в лагерь. Они указывали разные причины для своего посещения. Но выдали своими многочисленными любопытными вопросами намерение разузнать у нас о цели нашего путешествия и в каком направлении мы намерены идти дальше. Эти и некоторые другие кучки киргизов, которые нам встречались дальше, были все уже понятны после того, как они в первой половине лета перекочевали от Тобола на северо-запад к притокам Урала. До тех пор, пока они находятся вблизи русской границы, не нужно сильно опасаться их склонности к грабежу потому что они знают, что их можно легко выдать, поскольку племена всегда наблюдают друг за другом. Если степь густо занята аулами, то ловкому разведчику легче всего выявить вора. Но ко времени, когда киргизы отправляются в обратный путь к своим южным зимовкам, они имеют обыкновение при благоприятствовании темноты осенних ночей возвращаться к военной линии и выслеживать добычу. Они тогда порой добираются верхом до Башкирии и крадут большие табуны лошадей, которые они умеют с чрезвычайной ловкостью и быстротой угнать в степь и спрятать от преследователей. Излюбленным и очень испытанным средством истребления широкого следа, который оставляет на траве удар копытом большого табуна, является поджог травы. При преследовании ограбленные вынуждены тогда объехать верхом всю сгоревшую территорию, чтобы опять разыскать след, в результате чего грабители получают преимущество во времени. Поскольку разные киргизские племена все друг с другом в неприятельских отношениях и мстят большей частью путем воровства, реже — убийством, то не редкость увидеть в степи обгоревшие места, которые после дождя покрываются свежей зеленью. Для таких героических поступков обычно объединяются кучки людей побольше, которые всегда имеют хороших лошадей и, по-возможности, вооружены. Но сам грабеж осуществляется лишь немногими, чтобы было легче уйти от пограничной охраны. Если этой элите удалось украсть лошадей, то они спешно гонят их в лагерь товарищей и потом вместе спешат дальше. Порой русским и башкирам удается вернуть своих лошадей, но в большинстве же случаев они утеряны. Оренбургские казаки охраняют свою линию намного халатнее, чем уральские, но их поддерживают башкиры; они более деятельные и воинственные, и поэтому киргизы боятся их больше. [111]

Самым опасным временем для казаков обычно является период жатвы; многие из их сенокосов расположены на левом, киргизском берегу Яика, часто на некотором расстоянии от него, и разбросаны по разным местам. Когда наступает время сенокоса, то они вынуждены разделиться на маленькие группы и порой находиться на далеком расстоянии от своих соратников. Эти моменты выжидающие киргизы умеют отлично использовать: они нападают на казаков, привязывают их к буйному скакуну и как ветер мчатся оттуда, прежде чем крик несчастных о помощи дойдет до товарищей. Таким образом целые семьи исчезали вдруг с линии — муж, жена и дети, чтобы окончить свою жизнь рабами в Хиве. Своей храбростью иногда киргизы напоминают в таких случаях черкесов, от которых они в остальном настолько отстают по мужеству и упражнениям с оружием, что их едва ли можно сравнивать. В то время как мужественный кавказец не знает иного боя, чем на жизнь и смерть, киргиз никогда не осмелится напасть на вооруженного врага. Есть многочисленные примеры того, как казаки часами оборонялись незаряженными ружьями против напавших киргизов, хорошо зная, что те ничего на свете так сильно не боятся как огненного оружия. Только с большим перевесом сил бывало, что они осмеливались напасть на казаков и ответить им на их стрельбу. На Оренбургской линии, впрочем, в том же 1835 году была совершена кража человека, наверное, для того, чтобы отомстить за столь ненавистную для киргизов закладку новой линии. Но было время, когда на Оренбургском военном кордоне за один единственный год было украдено не менее 200 человек. Это был особенно неспокойный 1823 год, когда киргизы потеряли знаменитого султана Харун-Гази. Тот, хотя и был только султаном, т. е. благородным, именно монгольского происхождения, приобрел в степи благодаря своей энергии и уму силу повелителя. Не только киргизы его племени, но и из многих других племен подчинялись в спорных случаях его судебному решению и почитали его как необыкновенного человека. Харун-Гази поддерживал строжайший порядок среди киргизов на русской границе; он самым строгим образом наказывал за грабеж, нередко даже смертью. Не только казаки, но и их жены и дети могли уходить далеко в степь и им не причиняли никакого вреда. Как бы ни радовались на Оренбургской линии хорошему порядку, наведенному знаменитым султаном, пока тот был дружен с русскими, но позже появились обстоятельства, которые потребовали его удаления ¹². Едва это было исполнено, как киргизы поднялись против Оренбургской линии, частично, как кажется, из мести, а частично потому, что они [112] увидели, что никто больше не сдерживает их жажду грабить. В то время они пробирались вплоть до стен Оренбурга и украли служителя генерал-губернатора из его сада, находящегося перед крепостью. Но их грабежи постепенно становились реже и вскоре почти совсем прекратились. В 1829 г. были украдены еще пара казаков и один русский священнослужитель, который из Орской крепости ездил в Оренбург без прикрытия. Этот грабеж произошел на территории Ильинской среди белого дня. В последующие годы слышно было только о воровстве лошадей и путешественников, уже знакомых с местностью и считавших излишним, чтобы за их повозкой ехал верхом усталый караул. С наступлением зимы заканчиваются все эти действия на много месяцев. Летних постовых тогда увольняют, многочисленные киргизские аулы разбивают у Яика свои палатки и находятся здесь до следующей весны.

Наш старый киргиз Кулбай рассказал нам, что снег порой выпадает в степи до 1,5 аршин (почти 4 фута) высотой; это не удерживает его жаждущих действий земляков от вражды друг с другом. Он признался, что сам, будучи молодым человеком, выезжал на баранту (ограбление) против рода кипчак. Вместо лавров и добычи он вернулся из этого похода в самом жалком состоянии, пешком, почти голый, полностью ограбленный и вдоволь испытав страшно плохое обращение. Позже в одном нападении кипчаков он спас только свою жизнь, а не свое имущество и с тех пор обеднел.

Баранта вызывает среди киргизов такие опустошения, как в Северной Америке беспрерывные распри среди дикарей большого Запада. Здесь, как и там, европейцы не в состоянии положить конец этой беде, которая уничтожает целые племена. С каждым годом увеличивается число байгушей, это означает — обедневших киргизов, которые ищут себе пропитание на русской границе.

Род, пользующийся плохой славой из-за большого количества его грабежей — это чыклин. К нему принадлежал устрашающий Кутебар, который каждое лето с многочисленными своими товарищами приближался к русской границе и устраивал дерзкие вылазки. Благодаря большому числу своих сторонников, постоянной бдительности и ловкости, он много лет уходил от самых усердных преследований русских, пока его не настигла, наконец, насильственная смерть, которая достойно завершила его биографию. Он был убит по неосторожности темной осенней ночью киргизами из своего собственного рода.

24-е июля. Мы сегодня опять рано утром отправились в путь, чтобы в жаркие обеденные часы устроить сиесту, в [113] которой люди и животные в степи так сильно нуждаются. Чтобы защититься от паляших лучей солнца наши казаки умели из своих пик и больших кусков киргизского войлока сооружать проветриваемые кибитки, в тени которых можно было удобно отдохнуть. Степь здесь была немилосердно засушливой: из желтой опаленной травы выглядывали большие красные, как мясо, гранитные плиты и временами железные руды, которые казались достаточно богатыми, чтобы с прибылью обрабатывать их, если бы здесь было топливо. После давящего жаркого дня небо покрылось тучами, и дождь охладил воздух; наша маленькая вереница отправилась дальше с новыми силами, чтобы еще сегодня добраться до форта Императорского, расположенного в 80 верстах от Орской. Это удалось с некоторым усилием, и мы вечером устроились близ нее на богатом травой лугу, на реке Джуса, южном притоке Сувундука (Сундук — на русских картах).

25-е июля. Форт Императорское на левом берегу Юсы, или Джусы, мы застали еще в стадии строительства. Рвы и валы были уже протянуты, и молодой инженер-офицер, руководивший стройкой, был занят строительством блочных домов, для которых строительный лес нужно было подвозить за 90 верст из лесов, находящихся северо-восточнее отсюда. Хотя в 35 верстах отсюда уже есть лес, его берегут на благо будущих жителей форта. В скалистом ущелье, находящемся на пару верст южнее, удалось обнаружить мелкозернистый диорит, который можно ломать крупными плитками и использовать в качестве хорошего строительного камня. Стройка велась чрезвычайно быстро, потому что гарнизон должен был переехать в дома осенью этого года. Тот, кто видит как в пустынной степи, по которой тысячелетиями блуждали только кочевники, вдруг появляются постоянные места жительства и европейский порядок, не может противостоять своеобразному впечатлению и далеко идущим мыслям; каким бы малообещающим ни было первое появление этих поселений, но тем не менее они все же в истории культуры этих степей являются важными местами, так как с их основанием складывается новый порядок вещей.

Неровная дорога в степи, по которой лучше ехать верхом, чем на повозке, так разбила наши расхлябанные телеги, что на них нельзя было обнаружить и следа от железа, кузнецы и мастера маленькой крепости должны были заняться ими. Таким образом прошла половина сегодняшнего дня; только ближе к обеду мы смогли продолжить наш путь. Он повел нас вверх по левому берегу Джусы, и мы имели возможность заметить, что она имеет характер всех здешних степных рек: низкие, [114] крутые берега и медленное течение; она состоит из лежащих ступеньками друг за другом прудов (по-русски — озеро), находящихся в состоянии застоя, которые соединены друг с другом совершенно невидными, порой подземными канавками. Во время сегодняшнего перехода мы видели множество круглых плоских курганов, некоторые из них были обставлены поднятыми вверх гранитными плитами. Киргизы не знают, какому народу те курганы принадлежат: они были сооружены задолго до их времени, и Кульбай слышал, что некоторые алчыны при открытии их нашли кончики стрел, лошадиные кости и обработанное золото. Поскольку они приписывают эти могилы не своим предкам, а незнакомому племени язычников до н. э., то они также мало, как и ученые европейцы, считают грехом при случае разграбить их ценное содержимое.

Сегодня были видны разные интересные обнажения скал, которые порой указывали на то, что здесь можно искать золотые россыпи. Джуса течет на некотором расстоянии от Императорского через озеро Копа, которое, собственно, является только плоским покрытым камышом расширением реки, которая перешла через низкий скалистый берег и разлилась по степи. В таких реках обычно находишь небольшое число уток, в остальном, очевидно, из-за ее сухости, степь крайне скудно обитаема животными: до сих пор мы видели только жаворонков и других мелких птиц, а также коршунов, не встретили ни антилоп, ни корсаков или дроф, в последнюю ночь слышен был только далекий вой волка.

Степь только весной и осенью оживляется перелетными птицами; тогда на короткое время здесь останавливаются огромные стаи гусей, лебедей, уток и вальдшнепов.

Сильная буря с дождем, который продолжался всю ночь, заставили нас разбить стан очень рано, приблизительно в 12 верстах от форта Императорское, на берегу Джусы. Положение казаков при такой погоде было незавидным: у меньшинства из них было место в их наполовину крытых повозках с провиантом, большая же часть их была поэтому отдана на произвол стихии, которая, как известно, в открытой степи ведет себя намного необузданнее, чем в защищенных лагерных укрепленных местах. Поскольку в такие темные ночи с бурей надо особенно сильно охранять от киргизов своих коней, потому что наверняка известно, что караульные, порой в ущерб своим обязанностям, пытаются защититься от непогоды, то их укрепляют и чаще меняют. Но и впоследствии у меня была возможность узнать, что наши казаки и башкиры и при прекрасной погоде в полном уповании на указание свыше спали во время караула [115] с копьями в руках. У казаков является обычным наказанием за этот проступок на следующее утро идти пешком и к тому же еще нести седло.

26-е июля. После того, как утром прошла сильная гроза, мы снялись, и шли против прохладного сильного северо-восточного ветра, который гнал впереди себя низкие облака. Отрезок пути в 15 верст был совершенно безводен, но местность представляла больше разнообразия благодаря маленьким перелескам. Мы дошли до той части вновь занятой земли, на которой сохранилось еще немного леса, но ее, тем не менее, как и безлесную дикую местность, называют степью. Сейчас ближе познакомимся с этими необычными степными лесами.

Первые группы деревьев состояли преимущественно из берез и занимали незначительные территории; деревья были средней высоты, покрыты густой листвой, часто слишком кряжистые, и я не помню, чтобы я увидел на краю хотя бы одного из этих лесочков молодую поросль, из которой можно было заключить, что леса расширяются. У многих из них кромка была занята отмершими стволами, которые доказывали то, что степная почва здесь ведет против лесов победоносную борьбу, в которой ее поддерживают киргизы, применяющие все, чтобы только их вытравить, потому что знают, что их европейские соседи ценят лес и охотно делают его своей собственностью. Киргизы совершенно не нуждаются в нем и убеждены, что его окончательное уничтожение положит конец переселению чужеземцев.

Я уже раньше говорил о том, что степные пожары для этих лесов особенно вредны; они страдают также сильно от проходящих мимо стад, которые вытаптывают молодую зелень. Если сравнивать степь с морем, то невольно приходит сопоставление этих групп лесов с островами: они имеют такой резко очерченный берег, что часто, сделав 2-3 шага из их прохладной тени, выходишь в солнечную степь, почва которой кажется совершенно неспособной когда-либо снова породить лес. Действительно, все выглядит так, как будто этот лес, который, по высказываниям всех опрошенных мной киргизов, когда-то сплошь покрывал эту местность, исчезает и без преднамеренного разрушения. Засушливая степная почва подтачивает его, как весеннее солнце снежный покров. Там, где некогда образовалась степь со всеми ее особенностями, не хочет вновь расти лес. Этому учили в России многочисленные примеры: вспоминаешь о многолетних, но напрасных усилиях, приложенных в Саратовской, Астраханской и Оренбургской губерниях, украсить почтовые дороги аллеями. С молодыми деревьями и [116] саженцами обращаются с большой тщательностью: многие тысячи из них обнесли для защиты плетнями из прутьев вербы высотой 3-4 фута, каждую осень неутомимо досаживали, но всегда напрасно — улицы оставались без тени. Лучшие, хотя все еще незначительные успехи отмечались в местностях Саратовской губернии. Совсем в недавнее время генерал Перовский возобновил попытки такого рода на Оренбургской линии. В местах, где собиралась снеговая вода и долго увлажняла землю, сажали тополя и вербы, но, несмотря на все предосторожности и внимание, удавалось добиться только того, что из ста стволов только два или три пускали корни. Печальный опыт для этой безлесной местности. Если посмотреть на обе лесные полосы, которые покрывают восточнее и западнее от Верхнего Урала более высокие точки сопровождающих его горных цепей и являются отрогами большого северного лесного континиума, то их можно сравнить с двумя мысами, которые постепенно уносятся ветром и волнами в глубь страны.

После того, как мы проехали верхом 20 верст, мы пришли к речке Урус-Кискан (по-киргизски это обозначает: «Там, где русские валят лес»). Она состоит из покрытых камышом небольших прудов, связанных друг с другом маленькими канавками; течет с юго-востока на северо-запад, к Сувундуку. В ущелье, которое тянется к Урус-Кискану, видно было несколько гранитных скал очень гротескной конфигурации. Больше всего бросались в глаза тупые опрокинутые кегли, которые, как казалось, от выветривания явно постепенно отрываются при основании от земли. Таким образом, и на Алтае возникают, в конце концов, округлые большие блоки, о которых можно было подумать, что они с помощью какой-то силы были перенесены на их теперешнее место и находились здесь не с самого начала. На этом отрезке во многих местах гранит выступает в виде множества горизонтальных плит, из-за которых кажется, что в степи настелен пол; эти плиты везде сильно выветрены.

Казаки вскоре нашли в Урус-Кискане брод, через который мы скоро переправились на ее правый берег, а потом опять прошли расстояние в 20 верст до речушки Адерлы, где мы разбили на сегодня лагерь на ночь близ казацкого пикета, находящегося на холме. Адерлы был последним притоком Сувундука, который мы теперь должны были перейти, потому что на востоке поднималась недалеко от нас простирающаяся с севера на юг низкая, но легко распознаваемая из-за лесного покрытия рубежная гора между притоками Тобола и Урала. Наши киргизы называли ее Адерлытау и сказали, что она сохранит это название до Сувундука. Северное продолжение этой рубежной [117] горы превращается на параллели крепостей Кизыльская и Магнитная в несколько более значительные вершины и получает здесь название Джабык-Карагай, по высокому пихтовому лесу, который непрерывно покрывает его вершины на протяженнии 15-20 верст. В родниковой местности Ори его южное продолжение называется Адыртау, как мне сказал господин Зан, геолог из Оренбурга, который посетил эту местность в прошлом году. Эти три названия единственные, которые я смог узнать с определенностью для более длинных расстояний в веренице гор. У киргизов есть, кроме этого, бесчисленное множество названий для отдельных гор или цепей поменьше. Названия Кичик-Карачатау ¹³, Кара-Айгыртау, которые на большинстве карт приложены к различным частям гор, были всем опрошенным мной киргизам незнакомы. Набросанная господином фон Гумбольдтом к его Fragmens Asiatiques карта Внутренней Азии является первой, которая называет часть горы у источников Ори правильным названием Кара Едыртау (очевидно, идентично с Адыртау).

Сегодня после обеда нас развеселили сотни сурков, которые сидели у входов своих подземных нор и при нашем появлении исчезали в земле с пронзительным свистом. Несколько стрелков схватились за свои пушки и попробовали уложить несколько этих животных, но все усилия остались напрасными. Хотя и получилось осторожно пробраться близко к ним, но ни одного не удалось убить. Их объявили пуленепробиваемыми и предоставили их судьбе. Киргизы охотятся на сурков из-за их шкурки с помощью ловушек, которые они ставят у входа норок. Таким способом ловят их очень много и получают за штуку по 40-50 копеек.

27-е июля. Когда мы сегодня утром после ветреной, холодной ночи покинули лагерь в Адерлы, вскоре показались маленькие обнажения скал серпентина и диорита; холмистая земля из-за железа казалась окрашенной в коричневый и желтоватый цвета и была усеяна обломками кварца и бурого железняка. Поскольку такие камни, как известно, встречаются в золотоносных районах Урала, то они в высшей степени возбудили наше любопытство. Но в степи это крайне неблагоприятные условия, потому что часто на таких больших расстояниях не находишь воды, чтобы сразу же проверить песок на возможное содержание золота. Мы были вынуждены взять с собой порцию его, которую можно было бы промыть в источниках Бирсуата или Джилкара.

Бирсуат — это уже приток Тобола; мы на источнике, на маленьком, мелком водосборнике прошли кульминационную [118] точку водораздела, абсолютная и относительная высота которого была чрезвычайно незначительной. Наблюдения барометров, установленных на высших точках, показали нам, что они лежат едва ли на 1 200 футов над уровнем моря. Северные продолжения этого ряда холмов, высшая точка которого Джабык-Карагай и горы на параллели Верхнего Уральска, возможно, и выше, но едва ли превышают 1 800 футов. Между тем они четко выступают как горная цепь и во многих местах состоят из нескольких тянущихся с севера на юг параллельных цепей.

К Тоболу рубежная гора посылает следующие реки: Уй с его родниковыми реками; Курасан и Тогузак; Большой Аят, который появляется из соединения Караталы-Аята, Аршалы-Аята и Карагайлы-Аята; далее, из Джилкара, источниками которого являются Бирсуат и Сынташты; и, наконец, Чортанда. Верхний Урал получает от него в свой левый берег: Гумбейку, Сарым-Саклы, или Сакты, Большой и Малый Карт, Шувундук, Кумак и Орь. Источники последнего лежат дальше к югу, чем истоки Тобола, и, судя по картам, которые я упомянул выше, Орь течет значительное расстояние на подножье разделяющей горы с юга на север прежде чем она поворачивает на запад к Уралу.

Все эти реки имеют характер степных, который уже описывался. Ни на одной из них не заметишь летом равномерно развитого падения, непрерывного несения воды; это бывает только весной, когда внезапно начинающий таять снег сразу приносит им столько воды, что их низкие и узкие русла уже не могут ее больше вместить. Тогда они выходят далеко из своих берегов, земля обильно поится и после возвращения воды в свое русло на ней бурно растет грубая мощная трава. Такие низменности являются излюбленными пастбищными местами киргизов и сенокосами русских поселенцев. До тех пор, пока путешественник может следовать по берегам этих рек, у него достаточно хорошей питьевой воды для себя и лошадей. Если же он вынужден пройти большое расстояние между двумя реками, то очень часто ощущается недостаток воды, преимущественно поздним летом и осенью. В родниках и колодцах ее вообще нет, единственно, где еще можно надеяться найти воду, это — болотистые лужи со скудными остатками снеговой воды имеющей неприятный вкус и коричневый цвет. Киргизы называют самые маленькие из этих луж еще именем куль (озеро), но очень ошибается тот, кто полагает, что они относятся к тому странному ряду действительных озер, лежащих дальше на восток, а некоторые из них, наполненные соленой водой, используются казаками Оренбургской линии для соли.

Мы сегодня прошли только 8-9 верст и остановились [119] лагерем на маленьком застое Бирсуата, чтобы ближе обследовать его русло и побочные ущелья. Воздух был мягок и так насыщен благоуханием некоторых трав, что мне это ночью сначала мешало спать. В нашей близости пестрела жизнь разнообразных животных. Утки, гуси, вальдшнепы, орлы и соколы поблизости летали и плавали взад и вперед, у холмов сидело много сурков, и едва на краю близкого леска показалась лиса, как полдюжины всадников кинулись туда, напрасно старались завладеть ею. Самым азартным был в таких случаях старый Кулбай, который потом не переставал сожалеть о том, что ехал не на собственной, а на старой заезженной казачьей лошади.

Следующий день (28-е июля) привел нас вниз к Бирсуату и мимо устья реки Карой, которая впадает в него справа, до крепости Наследника трона (укрепление Наследника), где мы расположились лагерем, хотя и было еще рано. Наши расшатанные повозки опять требовали серьезного ремонта, тем более, что отсюда до форта Михайловское укрепление (80 верст южнее Троицка) мы прошли расстояние в почти 160 верст по совершенно ненаселенной местности, в которой в этом году не было даже пикетов.

Крепость Наследника находится на пологом холме, едва достигающем 20 футов высотой, который, несмотря на это, казался его жителям достаточно привлекательным, чтобы назвать расположение крепости приветливым. Здесь так же очень прилежно строили казармы и магазины для запасов: уже следующей зимой в казармах должна была поселиться команда, а в магазины — поступить провиант. При копании везде попадали на гнейс, который затем также использовался для строительства валов. Известковый раствор до сих пор не использовался ни здесь, ни в Императорском укреплении, потому что обжиг известняка был слишком хлопотным и вредным для редких лесов. Вместо него использовали глину. В палатке коменданта, который командует одновременно всей линией отсюда до Орской, нас ожидал хороший прием и нас информировали о некоторых местных особенностях степи, в которой мы еще должны были побывать. Наша команда нашла в маленьком гарнизоне некоторых знакомых, с которыми провели половину ночи с песнями и разговорами и угощались водкой.

До сих пор мы видели ежедневно русские сторожевые посты и маленькие полевые лагеря, под защитой которых возникали новые поселения, но теперь же мы должны были на некоторое время проститься с этими последними форпостами европейских обычаев и порядка и идти по той части степи, которая лежит между ними и военной линией на Уе. [120]

29-е июля. На следующий день все уже рано утром сидели в седле и были готовы к отправлению, потому что мы еще до захода солнца хотели добраться до устья Сынташты. Во всех направлениях показались рощи из берез и хвойных деревьев, разделенные друг от друга степью. Многие из них исколесили наши охотники, но ни одно животное не показалось, за исключением немногих певчих птиц, над которыми то и дело парили хищники. После обеда показался большой орел, называемый здесь беркутом, который так наелся павшей лошади, оставленной, наверное, киргизами, что при нашем приближении лишь с большим усилием улетел всего на несколько сотен шагов в сторону. Молодому казаку, который был на хорошей лошади, пришла мысль обогнать короля птиц, и он погнался за ним в бешеной скачке, при этом он махал нагайкой ¹⁴, чтобы убить ею свою добычу. Вначале действительно создалось впечатление, что гордая птица потерпит поражение, потому что она двигалась очень инертно и часто садилась на землю. Но едва ее преследователь приближался, она поднималась снова ввысь и заманивала обманутого на несколько верст дальше в степь. Лошадь и всадник, наконец, в поту вернулись назад и над неудачной экскурсией все по-доброму посмеялись.

Хотя мы были в пути всего лишь неделю, некоторые упряжные лошади явно сильно устали. Это случалось обычно с башкирскими, привыкшими к лучшему корму, чем тот, который они находят в степи. Казаки и башкирцы заверяли также, что многие лошади не переносят степную воду и становятся от этого больными и слабыми. После марша в 30 верст мы были вынуждены расположиться у Бирсуата, не достигнув Сынташты.

На сегодняшнем пути обнаружились несколько горных пород, заслуживающих внимания. Но мы должны были стать еще внимательнее, когда заметили возле нашего лагеря на берегах и в наполовину высохшем русле реки диорит и богатый кварцем тальковый сланец. Безотлагательно распаковали несколько лопат и вашгердов, пробили шурфы и стали промывать песок из них с большим ожиданием. Действительно, мы получили из одного слоя серо-зеленой глины с большим количеством магнитного железного песка крупинку золота, которая, несмотря на незначительный размер, вызвала оживленную сенсацию, потому что была первой, которую мы увидели во время нашего путешествия. В надежде получить еще лучшие признаки мы решили продолжить поиск на следующий день. Рабочих разделили по разным точкам, на некотором расстоянии поставили охрану и подкопали русло Бирсуата во многих местах. Хоть и удалось извлечь из земли еще несколько золотых крупинок, но [121] они оставались маленькими и не соответствовали сангвиническим надеждам, которые лелеялись вначале.

Ранним утром 31-го июля мы покинули Бирсуат и добрались после езды верхом на 10 верст до Сынташты на точке, лежащей в пяти верстах выше ее устья. Хотя во всей местности нет и следа от возвышения, но в бесчисленных местах выступают горные породы; для того, чтобы исследовать их точные связи, надо всегда разыскать речное русло.

Наши проводники выбрали теперь западно-северо-западное направление вверх по берегу Сынташты.

От продолжающейся засухи этого лета земля везде была потрескана и так необычайно суха, что, несмотря на травяной покров, превращалась в пыль там, где наступала лошадь; тучи ее часто были очень обременительны.

Уже несколько дней как температура и сухость воздуха очень усилились: термометр по Реомюру показывал даже в вечерние часы 20-21 градусов выше нуля, а точка таяния была необычайно низкой. После того, как мы некоторое время ехали вверх по Сынташты, которая лишь немного привлекала наше внимание, мы все больше отдалялись к северу и после пяти часов пути попали в низину, заполненную маленькими болотистыми прудами, остатками весенней воды. У одного из них наша вереница остановилась на ночь. Материала для топки здесь было вдоволь, потому что всюду поблизости имелись лесные острова, в тени которых растет густая прекрасная трава. Наши охотники вспугнули лису и пару зайцев, но, похоже, что птицы здесь не водятся.

Впервые за время нашего путешествия мы увидели в эту ночь как горит степь западнее нашего лагеря; причину пожара нелегко было выяснить, но следовало предполагать, что он происходил от киргизов, которых наши форпостные замечали время от времени в последние дни. Это все были только отдельные всадники, которые появлялись на короткое время и на большом расстоянии, наверное, чтобы наблюдать нас и при случае поразить устроенным степным пожаром. 1 августа мы опять отправились дальше в северном направлении; после верховой езды на протяжении 8 верст старый Кулбай указал на западе на маленькую, покрытую густым лесом цепь холмов, которая тянулась с севера на юг, и назвал ее Тау-Карагай (Лесные горы).

Теперь мы все больше приближались к местности, которая, по сделанным мне сообщениям и картам, должна была содержать многообещающие золотые россыпи. Многие из них лежат, согласно тем данным, у Карагайлы-Аята, которого мы [122] достигли через несколько часов. Он течет здесь с запада на восток немного севернее от параллели крепости Кызильская на Верхнем Урале, и был хотя и узок, но так глубок, что нужно было много времени искать удобного брода, чтобы добраться до его левого несколько возвышенного и местами скалистого берега, изборожденного множеством узких ущелий. В них в прежние годы искали золото и нашли, якобы, богатое месторождение со средним содержанием в 1 золотник золота на 100 пудов песка. Очень скоро удалось найти и шурфы, но не указанное содержание золота. Самое тщательное исследование привело нас только к очень скудным следам золота, которые можно было так же мало учитывать, как и структуру скал местности, которая, судя по прежнему опыту, очень мало обещала. Поскольку от этой местности довольно многого ожидали, потому что она, кроме золота, была снабжена всем нужным для его промывки материалом: древесиной и водой, то разочарование было очень ощутимым и несколько испортило нам настроение. Мы получили здесь подтверждение часто случающемуся опыту, что нетренированные золотоискатели конструируют себе из самых незначительных следов ценного металла с энтузиастской поспешностью богатейшие залежи, которые при хладнокровной проверке оказываются ничем. Прежде чем на Урале усвоили правила, по которым определяется истинное содержание золотой россыпи, часто в проверочных работах впадали в чрезвычайные заблуждения; достаточно назвать только один такой случай в горном районе Урала, где содержание одной россыпи рассчитывалось на 130 пудов золота, а при сносе ее получили скромную цифру 9. Обычно ошибались из-за того, что полагали, что золото содержится в россыпях равномерно и что можно определять содержание общего богатства по среднему содержанию в одной из точек россыпи. Но опыт вскоре показал, что золото в песке распределяется очень неравномерно, часто только гнездами, и поэтому все месторождение нужно обследовать с начала до конца, чтобы найти правильное среднее число.

На следующий день, 2-го августа мы были так окутаны плотными дымными облаками, которые гнал к нам южный ветер, что близкие деревья едва были видны, а те, что дальше, вовсе не видны. Нельзя было сомневаться в том, что киргизы создали нам эти неудобства путем зажигания степной травы. Мы теперь продолжили наш путь в западном направлении вверх по Карагайлы-Аяту по скалисто-холмистой местности со многими лесными островами и пересекли левый приток Аята, который наш проводник называл Ак-Мулла-Айрик. В этой местности встречаются очень вытянутые отложения желтой [123] глины со многими обломками белого кварца; на поверхности их обнаружилась необычное явление, которое мы впервые заметили на Джусе.

Это были круглые и овальные, обычно только в фут высотой, кучки глины, которые распределены на склонах холмов и на берегах рек в бессчетном количестве друг за другом или группами, и, на первый взгляд, похожи на могильные холмы, за которые мы их в начале и принимали. Но наши киргизы считали, что они созданы природой. У некоторых в середине есть впадины, и они имеют в высшей степени ровную форму. Их можно было бы принять за выходы засыпанных сурковых нор, если бы не верить тому, что инстинкт удерживает животных от того, чтобы рыть их в местах, которые затопляются весенней водой.

Когда мы достигли той точки, где Карагайлы-Аят внезапно меняет свое русло на северное, то рано днем разбили наш лагерь, чтобы и здесь еще разведать предполагаемое золото наших предшественников. Все усилия оказались бесплодными, даже из шурфа, заложенного в прошлом году и разысканного нами, мы не получили и следа золота.

3-е августа. Богатейшие признаки золота по всей местности якобы нашлись и еще выше у Аята. В то время как я оставался в нашем лагере и руководил здесь поиском, мой спутник капитан Чайковский отправился с несколькими рабочими и казаками вверх по реке в место истока Аята, где ему и удалось вскоре найти старые шурфы. Но они также дали мало золота, как и прежние, и он вернулся к нам на следующий день, разочарованный бедностью местности, после того как обследовал ее до истоков Каратайлы-Аята и быстрянку между ним и Уралом. Чтобы лучше ориентироваться на местности, я сходил на несколько возвышений, расположенных около 12 верст от нашего лагеря; здесь у меня была очень широкая перспектива. На востоке и юго-востоке видно было долину Ак-Мулла-Айрика, на западе — место истока Карагайлы-Аята, а на севере — южную часть поросшего густым лесом Джабык-Карагая. Местность вся была заполнена островами леса, которые на севере приближались друг к другу; там, где я их мог исследовать, они состояли в основном из берез и пихт (Bentla alba und Pinus Silvestris), a также и из тополей и рябин.

4-е и 5-е августа. 4-е августа мы также провели еще здесь за обследованием почвы, не получив удовлетворительного результата, отправились тогда на следующий день в обратный путь на Аят, чтобы точнее обследовать там местность, в которой мы нашли ранее много серпентина, как известно, [124] материнскую породу золота на Урале; она находилась в 6 верстах от нашего последнего лагеря и была исследована в различных местах, но, к сожалению, все время без желаемого результата. В большинстве пробитых шурфов после чернозема следовала красно-серая глина с галькой из кварца, серпентина, бурого железняка и роговика. Из этой глины получали необычно большое количество шлиха (мелкий песок магнитного железа), но не было и следа золота.

6-е августа. Уже несколько дней жара была почти невыносимой, особенно в обеденные часы; если при этом случалось, что ветер дул в спину и доносил дымовые облака горящей степи, то не знали, как от них спасаться. Каждый старался одеться полегче, исключая наших киргизов, которые и при самой давящей жаре не снимали свои тканевые халаты; мы замечали, что они при жарком сухом юго-восточном ветре, настоящем сирокко, закутывались даже плотнее, чем обычно, потому что они утверждали, что ветер вреден, когда попадает на кожу

Мы теперь двигались все дальше вниз по реке мимо прежнего места стоянки и прошли сегодня в общей сложности 35 верст. Следующей целью нашего путешествия была река Мукру-Аят, где должны были находиться месторождения медной и серебряной руды. От киргизских племен алача и кипчак, которые обычно летом посещают эти места, нельзя было у Карагайлы-Аята и следа найти: они уже отправились в обратный путь к Тоболу. Их стоянки можно было четко распознать по вытоптанной траве и большим круглым пятнам с кучей золы посередине; было ясно, что здесь стояли их палатки. Мы еще надеялись встретить их в этой местности, чтобы выменять у них баранов, чувствовали себя обманутыми и должны были позаботиться о том, чтобы добыть путем охоты свежее питание. Но добыча в виде дичи была очень скудная, частично из-за того, что охотники не могли далеко удаляться от вереницы, частично же из-за того, что здесь уже побывали другие бодрые охотники: множество волков, вой которых был слышен почти каждую ночь. Они могли здесь ходить целыми стаями, потому что мы в нескольких местах видели траву до такой степени вытоптанной, что опытные охотники из числа казаков сначала думали, что эти следы происходят от целого стада антилоп, но когда они стали дальше идти по ним, то столкнулись в одном маленьком ущелье со многими волками, которые медленно удалялись от них.

Чем дальше мы продвигались на восток, тем реже стали попадаться рощи, и, наконец, исчезли вовсе.

7-го августа мы смогли продвинуться только на 12 верст, [125] потому что я из-за недомогания не мог ехать дальше верхом; я получил его, наверное, из-за простуды, когда после давяще жаркого дня провел прохладную ночь на траве, покрытой росой, под открытым небом; в нижних слоях воздуха порой незадолго до восхода солнца температура достигала только 8-9 градусов выше нуля, так что нас нередко будило чувство ощутимого холода.

Остаток дня использовали для некоторых исследований, в заключение напали на дне долины Аята на пару шурфов, но не смогли найти и следа от золота.

8-е августа. За ночь я так поправился, что снова смог сесть на лошадь; наша процессия снова отправилась в путь и после продолжительного марша в 30 верст дошла после обеда до устья Мукрю-Аята, правого притока Карагайлы-Аята. Плоская равнина устья имеет для величины реки значительную протяженность, расположена заметно глубже, чем степь вокруг, и на востоке на некотором расстоянии ограничена из-за круто поднимающегося правого берега Мукрю-Аята. Следы сильного степного пожара по направлению с юго-запада на северо-восток, дым которого мы сегодня видели вдали, были здесь еще совсем свежими. Огонь, вероятно, был очень плотным, потому что он на правом берегу добрался до воды и принялся даже за свежую зеленую траву берега. Между тем ее оставалось еще достаточно, чтобы не дать проголодаться нашим лошадям. Такие остатки пожаров имеют из-за черного цвета и полной оголенности и без того мертвой степи совершенно зловещий вид. При облачном небе их принимаешь на некотором расстоянии за тень плотных туч, но при ярком солнечном свете они выделяются по сравнению с остальной степью очень резко, и скоро догадываешься о значении этих черных полей.

Нашим следующим делом был поиск руд, которые должны были встречаться дальше вниз по Мукрю-Аяту, но с ними дело обстояло не лучше, чем с золотом. Мое здоровье опять настолько ухудшилось, что я и думать не мог о том, чтобы самому продолжать исследования, а должен был пожелать как можно быстрее опять добраться до русской границы, чтобы добыть себе врачебную помощь и жилье. После того, как я по данной причине провел 9-е августа в том же лагере, я поехал по прямой дороге к крепости Михайловской и Троицку, капитан же Чайковский с десятью лучшими казаками отправился в другом направлении, чтобы найти месторождения руд и подробнее их исследовать. Но, к сожалению, во всем конвое не было ни одного человека, который сопровождал бы искателей руд прошлого года, так что нахождение тех мест в бесконечной, [126] однообразной степи зависело от случая. Но случай был, к несчастью, неблагоприятным, руды не были найдены. Позже мы узнали из сообщения из Санкт-Петербурга, что в пробах, раньше присланных отсюда, после тщательной проверки не нашли серебра. По этим данным, серебро было самородным и встречалось как хлористое серебро на роговике в горах глинистого сланца, а медная же руда, которую я сам никогда не видел, якобы была сорокапроцентной.

Я отправился теперь с оставшейся командой маленькими дневными маршами на север, все время следуя по следам дороги, которую проделала колонна полковника Жемчужникова. Мое удобное седло я уже несколько дней как должен был сменить на повозку с провиантом, которая добросовестным образом воспроизводила неровность земли и сильно увеличивала мои муки. Так я добрался 10-го августа до Артшалы-Аята и 11-го до Каратайлы-Аята, и велел в 5 верстах севернее от последнего у маленького болотистого пруда разбить наш лагерь. Местность снова стала лесистой, и по свежим следам, которые пересекали наш путь, было видно, что здесь недавно прошли киргизы.

Утром 11-го августа мы едва прошли несколько верст по занятой множеством рощ территории, как наш старый проводник Кулбай, который всегда ехал на несколько сотен саженей впереди нас, вдруг с выражением испуга галопом возвратился назад и крикнул хриплым голосом, что путь прегражден киргизами. Действительно, в лесочке, через который пролегал наш путь, видны были вооруженные всадники на конях, скакавшие взад и вперед. Так как наш проводник очень хорошо знал, что он, как служивший у русских, не может рассчитывать на пощаду у своих земляков, то встреча с ними была для него нежелательна, и напрасно мы ему давали знать, что всадники, которых он боится, всего лишь мирные пастухи, напуганные нашим появлением. Кулбай вооружился копьем, и многие казаки уже начали готовиться к бою, но мнимые разбойники нерешительно вышли нам навстречу, чтобы показать, что они незапятнанные пастухи табуна лошадей, который мы вскоре и увидели, когда проходили через лесок. Киргизы относились к роду кипчак, и мы их встретили на пути к Тоболу. Позже я узнал, что мой спутник накануне именно с этими киргизами неприветливо столкнулся. Когда он со своими казаками выехал быстро из кустарника, он столкнулся с большим табуном, охраняемым многими всадниками. Те умчались при виде казаков, которых приняли за разбойничий сброд, потому что с ними не было повозок — этих атрибутов мирной вереницы — в [127] соседний аул, где сразу же несколько сот киргизов вскочили на коней и окружили наших путешественников, буйствуя с гневным криком. На проводника Мухаммедияра они набросились с руганью и упреками, что он показывает русским дороги, и пригрозили, наконец, что всех без лишних разговоров зарежут. Хотя такие угрозы из уст хвастающих киргизов никогда много не значат, но положение моего товарища было не из приятных, и оно улучшилось лишь после того, когда по его настоянию согласились отвести его к султану Джинтюре. Тот является так называемым султаном-правителем, т. е. таким султаном, который получил от оренбургского генерал-губернатора право на господство над своим племенем и имел при себе для исполнения приказов, а также для собственной безопасности пару сотен русских казаков. К Джинтюре киргизы питали большую ненависть; он поступал, как все азиаты, получавшие некоторую власть, очень деспотично и позволял себе самые тяжелые притеснения по отношению к подчиненным.

Джинтюре гостеприимно принял наших путешественников и строго указал киргизам на их поведение; тем не менее нам пришлось пережить с ними еще одно приключение, которое могло стоить нам всех наших лошадей.

14-е августа. Из-за плохого самочувствия я так устал, что смог отправиться дальше только 14-го августа. 11-го мы пересекли путь, по которому много ходили, и который я из-за ширины и направления принял за большой караванный путь от Троицка в Бухару; Кулбай же считал, что это путь, по которому шел аул султана Джинтюре, когда он этой весной хотел встретить генерал-губернатора во время его поездки по степи. Но вскоре мы вышли на другую большую дорогу со множеством следов от колес, которая вела на восток-юго-восток и запад-северо-запад и, по мнению нашего проводника, шла в форт Михайловский на Тогузаке, что мне казалось весьма невероятным, потому что я знал, что этот форт расположен севернее, а не северо-западнее от нашего последнего лагеря. Я больше предполагал, что это путь, по которому ежегодно передвигаются казаки из Степной крепости к известным соленым озерам Киргизской степи, а затем возвращаются с богатой добычей соли. После того, как мы прошли около 35 верст по этому пути, мы остановились на ночь на маленьком водохранилище, которое с юга ограничивается холмом.

15-го августа. До сих пор нас не беспокоила жажда киргизов к грабежу, но сегодня мы должны были, по крайней мере, получить предостережение. Наших лошадей, которых на ночь всегда привязывали, как обычно с наступлением утра выгоняли на [128] пастбище вооруженные казаки на конях. Это случалось теперь, как правило, без обследования патрулем окрестностей. Сегодня же, поскольку территория была немного занята, отправили вперед несколько всадников по направлению, в котором надо было выгнать табун. Но едва они поднялись на холм, который лежал на юге перед нашим лагерем, как поспешно вернулись и сообщили, что совсем близко, в низине, стоят 40 вооруженных киргизских всадников. Они ночью незаметно подкрались и убежали, когда наши казаки попытались осведомиться об их желаниях. Если бы сегодня лошадей, как это обычно случалось, выгнали бы на пастбища, не осмотрев предварительно местность, то они пропали бы без надежды на спасение, и мы должны были бы продолжить наше путешествие пешком. В форте Михайловском мы позже узнали, что эта кучка киргизов совершила на Новой линии несколько попыток ограбления, к счастью, неудачных.

16-го августа. 16-го августа мы прошли по тому пути еще 14 верст прежде чем попали к Тогузаку, где наш проводник с несколькими казаками выехал вперед, чтобы, по возможности, сориентироваться на местности, которую он явно не знал. Через несколько часов они вернулись с известием, что нашли правильную дорогу. Мы зашли слишком далеко на запад, форт Михайловское лежал восточнее нас; чтобы, наконец, дойти до него, нужно было идти вниз по Тогузаку. Остаток дня использовали для того, чтобы пройти еще несколько верст. Со вчерашнего дня мы опять встречали на своем пути много лесов, которые, казалось, состоят почти исключительно из берез и порой были довольно богаты пернатой дичью, особенно тетеревами. И здесь это тоже, как и дальше к югу, лесные острова, кромки которых обычно состоят из опаленных и засохших стволов деревьев. Начиная от Каратайлы-Аяка, не видно было ни одного обнажения скал, даже осыпи почти не было. Ровная местность, занятая разбросанными перелесками, кое-где имела малые и большие хранилища пресной воды, которые скудно подпитываются дождем, так что их объем поздним летом и осенью становится незначительным. Их вода большей частью мутная и невкусная и, пожалуй, совершенно исчезает, что зачастую больше всего смущает путешественников.

На Тогузаке снова показались горные породы, среди которых особо следует упомянуть крепкую головку кварцевой скалы, которая расположена в 15 верстах выше Михайловского и известна под названием Аули-Таш. Наконец, ранним утром 17-го августа мы дошли до долгожданного форта. Он лежит в 60 верстах от города Троицка на правом берегу Тогузака, у [129] которого здесь крутые скалистые берега, высотой 50-60 футов. Деревья стоят, как амфитеатр, на мягко спускающемся склоне, что придает месту более красивый вид, чем тот, которого можно ожидать в степи. Я снова обрел здесь своего проводника, который уже выслал посыльных на наш поиск, потому что мы задержались почти на три дня дольше, чем было договорено. К сожалению, я не смог воспользоваться дружеским приемом, который мне оказали здесь казачьи офицеры, а поспешил так быстро, как только мог, в Троицк в надежде быстрее выздороветь здесь, чтобы снова присоединиться к нашей команде. Но здесь я, к сожалению, должен был разочароваться, потому что только к концу сентября через пять долгих недель я смог отправиться в обратный путь в Оренбург, где мне с гуманной заботой генерал Перовский прислал замечательного врача д-ра Бетко, которому я обязан своим выздоровлением. Я должен был отказаться на этот год от всяких дальнейших исследований местности.

Пусть даже не подтвердилось наличие предполагаемого богатого месторождения золота в пройденной местности, и все ожидания в этом отношении ограничивались западным склоном низких степных гор, но все же был накоплен немаловажный опыт о природных условиях этой территории. Прежде всего, отмечаю, что мы убедились в отсутствии той особой горной цепи, которая была некогда изображена под именем Алгинские горы, или Алгыдимцано, на картах, как связующее звено между Уралом и западными отрогами Алтая. С определенностью мы можем, правда, говорить только о ее отсутствии в исследованной и описанной нами местности; мы не увидели на восточной стороне наших степных гор ничего, что можно было бы принять за простирающуюся цепь гор с запада на восток, пусть даже на Аяте и Тогузаке время от времени поднимаются скалистые холмы. В этом направлении мы все больше замечали постепенное опущение почвы, самые нижние точки которой дальше, на востоке, заполняются рядом странных, часто соленых озер, которые по всей своей сущности и положению могут считаться остатками прежнего внутреннего моря, которое еще в настоящее время представлено в большем масштабе через Каспийское и Аральское озера. Из всех опрошенных местных людей ни один ничего не знал ни о горном хребте, ни о продолжающейся цепи холмов, к которым можно было бы отнести данные прежних карт. То, что господин фон Гумбольдт уже несколько лет тому назад заметил и высказал ¹⁵, мы смогли, по крайней мере частично, подтвердить как свидетели.

Далее очень интересно в геогностическом плане узнать, [130] что не только степные горы, но и все встречающиеся по всей территории отдельные возвышения и горные породы принадлежат по своему внутреннему строению Уралу. Это подтвердили с еще меньшими сомнениями впоследствии наблюдения господина Чайковского на его обратном пути в Орскую; он увидел места, имеющие в структуре скал обширную схожесть с богатыми золотом районами Екатеринбурга; их одних хватило бы для того, чтобы принять Джабык-Карагай за южное продолжение Березовских и Мурзинских гор.

Мы, наконец, познакомились с теми лесными группами степи, которые в неравной борьбе против засушливой почвы, сухого воздуха и страсти людей к разрушениям быстро идут навстречу своему окончательному исчезновению. Поскольку существование возникающих здесь колоний частично зависит от степного леса, то его неудержимое уничтожение вредно для них; это благоприятно только в данный момент. Из-за полного отсутствия источников они постоянно привязываются к руслам рек, и большие участки земли между ними останутся, пожалуй, навсегда невозделанными. О прокладке артезианских колодцев, пожалуй, нечего и думать, потому что везде на незначительной глубине уже попадаешь на твердую хрустальную скалу. Немногие наслоенные, ведущие к окаменению виды скал, которые накапливаются там, относятся к древнейшему периоду и, кажется, имеют незначительную толщину. Тех же образований, которые дают больше всех надежду на бурение артезианских источников, нет вообще на этой территории.

Господин Чайковский отправился 25-го августа в обратный путь из Троицка в Орскую и пошел по западному склону Разделительной горы. Я даю здесь из его дневника в буквальном переводе замечание, относящееся к внешней структуре территории, и позже объединю его геогностические наблюдения с моими в одной общей картине.

От Троицка до Степной крепости не видно гор, Уй течет здесь между отвесными берегами низменной равнины. Западнее Осиповского форпоста на одной стороне Уя находится ровная степь, на другой — Волнистые горы, в местности Стрелецкий отряд возвышается на правом берегу гора Туктутау в форме срезанной пирамиды. У ее подножия течет река Кумсайган. Лишь западнее Степной возвышается простирающаяся с севера на юг цепь гранитных вершин, состоящих из больших горизонтальных плит, испытавших на себе воздействие непогоды. На Курасане, к которому теперь направляется цепь, местность уже гористая; горы тянутся параллельными рядами и разделены трещинами или же связаны друг с другом узкими [131] седлушками. Западнее от этих вершин можно было видеть в голубой дали Уральские горы.

Несколько шурфов, пробитых в прошлом году в этой местности, хоть и дали при повторной проверке шлих (мелкий железный песок), но следов золота не было. Только на притоке Верхнего Курасана была найдена крупинка золота, но она, кажется, не заслуживает внимания.

Чайковский покинул место источника Курасана и перешел на озере Яман-Балык к Гумбейке, а по ней вниз до впадения Иншы, или Иншай. Вся эта местность холмистая и перерезана плоскими ущельями и сухими долинами. На западном притоке Гумбейки под названием Пат-Паклы Чайковский опять узнал горные породы Березовского района: сначала настоящие листвениты, как в шахте Преображенской, потом серпентин и хлористый сланец, пронизанный идущими от бурого железняка кварцевыми прожилками. Здесь, как замечает Чайковский, есть весь материал для образования месторождений, которые будут очень похожи на золотые россыпи Екатеринбургского округа. Западнее от Пат-Паклы потом переходишь ряд низких, но очень крутых гранитных скал, который достигает ширины около 6 верст.

От Гумбейки пошли 5-го сентября к другому притоку Урала — Сарым-Сакты — через волнистую, перерезанную длинными ущельями местность, часть которых ведет в Гумбейку, а часть — в Сарым-Сакты. У последнего выступают крутые евритовые и трапповые скалы, разделенные трещинами и ущельями на ряды отдельно стоящих верхушек. Когда обратились восточнее к источникам Сарым-Сакты, местность стала все больше терять свой волнистый вид. Здесь она принимает две речки: Кызил-Чилик и Сазды; у последней нашли шурфы прошлого года, но в них, к сожалению, опять не было золота.

От места источника Сарым-Сакты наша вереница перешла к северным притокам Карта и мимо нескольких рощ дошла до Кайракты, потом — к Маджасару и Джаик-Сасу.

На правом берегу Маджасара в кристаллизированном известняке находится пещера о которой киргизы могут рассказывать много удивительного. Некоторые пожертвования, привязанные поставленному у входа шесту, казались доказательством тому, что этому месту оказывается почесть. Вход вертикальный и поначалу имеет в ширину три фута; на глубине же двух аршин пещера расширяется в склеп диаметром в почти четыре сажени, сбоку которого тянется ход в глубь склепа. Земля покрыта обломками известняка, а в углублениях лежит твердая коричневая глина, также наполненная кусками известняка. [132] Чайковский прошел севернее вперед до источников Карта, потом свернул и обратился к крепости Кызильская. Между Кайракты и Амамбаем поднимаются разрезанные ущельями горы из серого роговика умеренной высоты, и взгляду предстает глубокое ущелье, протянувшееся отсюда до подножия Джабык-Карагая. На западе находится гора Карачек и, наконец, видишь вдалеке синюю кромку Уральских гор. Карачек соединен несколькими возвышениями с горной цепью Туктутау, которая тянется с юга на север по правому берегу Ильдеса через Сарым-Сакты к Гумбейке. Чайковский полагал, что эта горная цепь удлиняется на юге до плато Мастагат, после чего у нее будет значительная протяженность. Она поднимается в гребнях и вершинах, и склоны ее покрыты кучами обломков.

После того, как в Кызильской взяли свежий запас продуктов и заменили нескольких усталых лошадей, опять отправились к Карту и потом дальше в южном направлении. Хотя Карачек и невысок, но местность так сильно доминирует, что с ее вершины можно наслаждаться круговым обзором радиусом в почти 50 верст. Это дикий вид: неплодородная скалистая пустыня, горы похожи по внешнему виду на так называемые Губерлинские, они поднимаются волнами и гребнями и нагромождаются ближе к Уралу. От маленькой Карт до устья речки Саты-Балды простираются низкие горы из серпентина и диорита, и на ее берегах виден также ряд возвышений, но дальше к югу на пути к Куюн-Ургану опять идешь по ровной степи и, наконец, на Сувундуке и Байтоке — на мощную гранитную формацию, пласты которой широко простираются всюду в степи. Подошва ущелий, которые тянутся через эту местность, также кажется выложенной большими гранитными плитами.

Не упустили возможности пробить несколько шурфов у Куйун-Ургана, где показались серпентины и хлористый сланец, из которых получили массу магнитного железняка, но не золота. Необыкновенно красивый белый мрамор встречается в сером кристаллизированном известняке, который в нескольких верстах от устья Байтока вытесняет преобладающий здесь гранит. Значительная серлентиновая гора была найдена у речки Адерлы и четвертичные отложения ее исследованы в многочисленных шурфах на золото; когда они показали следы золота, то мы пошли к истоку речушки, здесь также нашли следы и обратились потом к Урус-Кискану, в месте впадения которого опять ступили на простирающееся гранитное образование, тянущееся от Куюн-Ургана через Сувундук и Урус-Кискан к родникам Джусы. На всем этом гранитном протяжении поднимаются только отдельными рядами или [133] изолированными палаткообразными куполами низкие горы.

В последние сентябрьские дни господин Чайковский исследовал еще русло Аман-Акджара, северного притока Сувундака, и обнаружил вблизи него следы золота; затем побывал в горах Кумгыш-Тюбе и Чубар-Тюбе, последние из которых лежат в устье Джусы, и закончил свои исследования в Таналыцкой крепости, где я встретил его 1-го октября, находясь в пути в Оренбург. Несмотря на позднее время года, у него было намерение предпринять еще одну экскурсию к источникам Ори, что при дальнейшем размышлении показалось между тем неблагоразумным, т. к. погода начала уже становиться довольно суровой после того, как весь сентябрь держались прекрасные и теплые дни, в которые термометр в Троицке показывал в обеденные часы 11-12 градусов выше 0. Ночные заморозки уже очень чувствовались, и мы скоро должны были узнать, что было хорошо, что мы отказались от экскурсии к Ори, потому что 6-го октября нас поразила при морозе в 4 градуса сильная снежная буря, державшаяся более 24 часов и покрывшая всю местность на несколько дюймов снегом.

Мы отпустили наших караульных и проводников. Господин Чайковский вернулся в Екатеринбург, а я — в Оренбург, где находился до мая следующего года.

Наблюдения и горняцкий опыт научили нас тому, что при будущих исследованиях на золото надо совсем отказаться от восточного склона Разделительной горы, а на ее западной стороне следует обращаться только к нескольким районам, которые по своей геогностической структуре показались очень похожими на богатые золотом места собственно Урала. К ним относились преимущественно территории у Курасана и Падпаклы. Их господин Чайковский из-за нехватки времени и ограниченного числа рабочих обследовал только поверхностно или, скорее, проверил прежние данные об их золотом запасе.

В 1836 году возникли особые обстоятельства, помешавшие повторному посещению тех речных районов, но на следующий год капитан Страшевский, тот самый отличный горный офицер, который длительное время руководил так называемой Северной экспедицией на Северном Урале, получил задание заново исследовать ¹⁶ район рек Курасан, Гумбай и Сарым-Сакты (Сарым-Саклы). 14-го мая 1837 г. Страшевский, сопровождаемый двумя горными мастерами, 22 забойщиками и одним конвоем из 50 всадников, покинул Степную крепость, куда он пришел из Миасса, и отправился вверх по Курасану в место его источника. Отсюда он прошел через Инкай, пошел по его руслу до Гумбай-Джаргаина, довольно [134] высокой изолированной горы на левом берегу Гумбая ¹⁷ ниже устья Тастабутака.

Через реку Кызил-Чалик, левый приток Темира, и самые северные вершины Джабык-Карагая путешественники отправились к источникам Тогузака и дошли 30-го июня до Степной крепости, где можно было взять свежие запасы и заменить уставших лошадей.

На пройденной территории господин Страшевский велел пробить в подходящих местах несколько сотен шурфов, песок которых был определен как золотоносный. Лучшие пробы были получены из трех шурфов, пробитых в крутых ущельях, воды которых питают источники Курасана. Содержание этих россыпей составляло три четвертых — один золотник на 100 пудов песка.

7-го июля Страшевский вышел из Степной крепости во второй раз и исследовал сначала ущелье, которое тянется в семи верстах от крепости у Голой горы к Ую; потом он перешел к долине Курасана, побывал на нескольких его притоках, таких, как Тирингзай (по-русски — Леневка), Ятовная и Куян-Каскан, последний показал в песке своего русла значительные пробы золота. При подробном исследовании была найдена золотая россыпь длиной 85 саженей, шириной 4,5 и толщиной 14 вершков со средним содержанием 72 долей в 100 пудах песка. Общее содержание определялось как 10 фунтов 59 золотников золота, и поэтому она казалась достойной разработки. Ее расстояние от Курасана составляет около 100 саженей. Вторую, но меньшую золотую россыпь нашли вскоре на правом берегу Курасана, выше устья Куян-Каскана, потом пошли опять вниз по Курасану, не дойдя немного до Джабык-Карагая. На этом пути путешественники перешли следующие притоки Курасана: Оксай, Кабансай, Камысты, Чертаз, или Джартаз, Тастабутак и ущелье Есаульское. Некоторые золотые россыпи в них имели значительное среднее содержание, но были так малы, что пришлось их оставить без внимания. Мимо Гумбая (Гумбейка — у русских), горы Гумбай-Джаргаин, Падпакты и Куйсака дошли до Сарым-Сакты, который возникает из соединения Сазды и Кызил-Чалыка. На Сарым-Сакты опять нашли золотую россыпь длиной более 100 саженей, общее содержание ее можно было определить при среднем содержании в почти 50 долей в 100 пудах только на 1 фунт 60 золотников. Когда господин Страшевский хотел в заключение ближе исследовать еще русло Большого Карта, его заставили покинуть степь снежная буря с запада (21, 22, 23-го сентября) и мороз, и вернуться в Миасс.

Но на следующий 1838 год Страшевский продолжил свои [135] исследования. Подразделение рабочих разыскало, начиная от Степной, шурфы на Куян-Кискане, чтобы их использовать. Сам же Страшевский вышел от Магнитной на поиски новых месторождений и дошел вверх от Сарым-Сакты до ее истоков. После того, как во многих местах нашли следы золота, то перешли к Карту. Он берет начало с южного конца Джабык-Карагая и течет сначала на юг, но, начиная от его соединения с Кучерсы на западе, а перед устьем Амамбая на юго-западе, до Урала. Длина его составляет более 80 верст; нигде не смогли открыть богатых месторождений золота. Больших гор нет по всей местности. Только в 30-40 верстах восточнее Старой линии (на Урале) видны первые березовые рощицы и лишь у подножия Джабык-Карагая на источниках Карта и Сарым-Сакты — пихтовый лес.

Киргизы и казаки повторили Страшевскому свое мнение о том, что масса воды рек с каждым годом убывает, и это, очевидно, происходит из-за разрушения лесов.

Reise nach dem Ural und der Kirgisensteppe in den Jahren 1833 und 1835. Gr. v. Helmersen. Beitrage zur Kenntnis des Russischen Reiches und der angrenzenden Lander Asiens. K. G. v. Baer und Gr. v. Helmersen. — St. Petersburg, 1841. — S. 150-240.

Комментарии

1. См. метеорологические наблюдения во второй части этой книги.

2. Ханыков в: Материалы для статистики. Раздел Россия, II, с. 18. К сожалению, здесь не указан метод, по которому находят числа, выражающие средние температуры месяцев.

3. Humboldt, Ehrenberg und Rose. Reise an den Ural etc., pag. 633.

4. По Купферу, средняя температура в Санкт-Петербурге составляет, по наблюдениям с 1822 по 1834 гг, +3,21 градуса, (см. Mеmoires de l’Acad. Imp. d.se.de St. Petersburg. VI Serie. Tome IV, pag. 47).

5. Что касается полного описания Оренбурга, то я ссылаюсь на Рычковскую Топографию этой губернии и на недавно появившиеся сообщения в Материалах для статистики Российской империи. Отдел II. Ханыков.

6. См. у Даля: О буране, Русская С-Петербургская газета. Март 1839 г., с. 302.

7. Диалект тюркского языка.

8. Материалы для статей Российской империи, отд. II, с.23.

9. Они большей частью старообрядцы (староверы).

10. Но и они отличились храбростью в последнем походе против тюрков.

11. См.: К. von Baer und G. von Helmersen: Beitrage zur Kenntnis des russischen Reichs u.s.w. 3. Bd. St.Petersburg 1839.

12. Харун-Гази умер несколько лет тому назад в городе Калуга.

13. На карте Познякова Азиатской России 1825 г. и так называемой Столистовой, или Секретной.

14. Короткая толстая плеть азиатских кочевых народов. Она называется по-русски «плеть», а по-киргизски «камча».

15. Fragmens Asiatiques.

16. См. Горный журнал. 1838, № 7, с.1.

17. Идентично с Гумбейкой.

Текст воспроизведен по изданию: Немецкие исследователи в Казахстане, Часть 1 // История Казахстана в западных источниках XII-XX веков. Том V. Алматы. Санат. 2006