|
АЛЕКСАНДР БЁРНС КАБУЛ ПУТЕВЫЕ ЗАПИСКИ СЭР АЛЕКСАНДРА БОРНСА В 1836, 1837 И 1838 ГОДАХ. CABOOL: BEING A PERSONAL NARRATIVE OF A JOURNEY TO, AND RESIDENCE IN THAT CITY IN THE YEARS 1836, 7 AND 8. ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПРИБАВЛЕНИЯ. ТАБЛИЦА. 5. Поперечная глубина Инда в Дельте в Декабре и Январе месяцах. (в квадратных скобках [ ] обозначено место в тексте, обведённое точками, и обозначающее отмель. — OCR)
Между Дельтою и Сехуаном в Январе и Феврале месяцах.
Между Сехуаном и Баккаром в Феврале и Марте месяцах.
Между Баккаром и Миттаном в Апреле месяце.
Между Миттаном и Кялабахом в Мае, Июне и Июле месяцах.
На север от 29° река была очень высока, а разлив воды в высшей степени силен, по этому мы не продолжали измерения глубины, ибо увеличивающееся количество воды не столько увеличивает там глубину, сколько скорость течения и общую ширину речного ложа. ТАБЛИЦА, 6. Неровности в русле Инда.
Скорость течения.
В одном месте русла, где ширина его равнялась 1855 ярдам, скорость течения в половине Июля на разной глубине найдена следующая:
Опыты, сделанные при помощи инструмента Г. Месси, показали, что скорость течения на дне одинакова со скоростью на поверхности. Поток A, ударяясь о берег B, отбрасывается по направлению C; от этого часть русла D, так сказать, лишается дальнейшего [158] притечения. Следствием этого есть неравенство в поверхности; чтоб восстановить равенство, поверхностный поток устремляется по направлению средней стрелки; но так как вода ниже поверхности D течет по наклоненной плоскости, то в следствие этого ровновесие на этом месте восстановиться не может, и потому образуется вращательное движение (водоворот) огромной массы воды в его соседстве, — движение разрушительное для берегов. ТАБЛИЦА. 7. Груза судов на Инде.
В число этих судов, плавающих между морем и Аттоком, не входят суда рыбацкие и плавающие по рекам Панджаба. ТАБЛИЦА 8. Цены судам в Пинд Дадар Хане
ТАБЛИЦА. 9. Наем судов.
В той же пропорции платится за суда большей, или меньшей вместимости. _________________________________ Замечание. Нанакшакийская и Бомбейская рупии равны между собою по ценности. Гундахская менее Нанакшакийской на одну анну. 127 Корахов = 100 рупий Бомбейских. 18 Мамадов = 1 Каруару. [161] ПРИБАВЛЕНИЕ ТРЕТИЕ. ЗАМЕТКИ О КАБУЛЕ. Говоря о Кабуле, я здесь не разумею того обширного государства, которое в одно время простиралось от Мешида до Дели и от Индийского океана до Кашмира. Я пишу о небольшом, но цветущем владении, окружающем теперь столицу павшей монархии. Город Кабул обязан своею важностью не столько постоянному присутствию в нем двора, сколько выгодности своего положения, по которому он принадлежит к числу узлов, связывающих торговые пути Азии. Это положение, дав ему возможность устоять в минувшие времена против бурь, потрясавших Афганистан, даст ему и в настоящую пору [162] такие преимущества, которые едва ли можно найти в какой нибудь другой столице Востока. Его выгоды политические, уступая выгодам торговым, значительно поддерживаются этими последними, ибо при их содействии Кабулистан имеет скорые и правильные сношения с соседними странами и следовательно может всегда получать верныя сведения обо всем чго в них происходит. Он не в состоянии соперничествовать богатством своих произведений не только с Индиею, но даже и с Бухарою; но за то жители его отважнее обитателей обеих этих земель: они в продолжение последних восьми, или девяти столетий давали Кабульским государям возможность покорять своей власти все соседственные страны. Вожди за вождями спускались с гор Афганистанских и один за другим, как бы в награду за свое мужество и за труды завоевания, наслаждались богатствами и доходами земель, ими покоренных. Теперешний правитель Кабула, Дост [163] Магоммед Хан, принял на себя титул Эмира несколько лет тому назад. Власть его простирается от Гинду Куша на юг до Газни и ог Бамиана до Хиберских гор. Восточная часгь его владений, Джалелебад, присоединена недавно; она увеличила доходы Эмира от восемьнадцати до двадцати четырех лаков рупий ежегодно. Все земли Дост Магоммеда разделены на Управления, вверенные его сыновьям — политика благоразумная, но не совсем приятная народу. Брат его, Эмир Хан, управлявший в Газни, умер, и округ этот теперь в распоряжении одного из членов семейства Доста. Распределение управлений есть следующее: Мир Fфзал ан, старший сын, управляет Зурматом, хлебородным округом на восток от Газни; Магоммед Акбар Хань Сирдар, любимый сын, начальствует в Джалелебаде и править Гилджисами; Акром Хан — в Бамиане, Безуте и стране Газаров, данников Кабула; Гайдер Хан — в Газни ; сын Эмир Хана управляет Кохистаном, куда [164] недавно переведен из Газни. Он, вероятно, опять будет куда нибудь переведен, как только подростет меньший сын Дост Магоммеда. Сам Эмир управляет Кабулом, в котором обыкновенно живет вместе с своим братом Науаб Джабар Ханом. У него есть артиллерийский парк, состоящий из сорока пяти орудий, годных для действительной службы; кроме того, около двух тысяч пятисот человек пехоты Джазалчисов, вооруженных крепостными ружьями, из которых стреляют с сошки, и от двенадцати до тринадцати тысяч кавалерии, в числе которой находится с небольшим тысяча Каззилбашей. Около девяти тысяч человек этой конницы в отличном стоянии. Три тысячи из них посажены на казенных лошадей и получают жалование по системе набора войска, называемой здесь амлеи, совершенно новой в Афганистане. В этой системе Дост Магоммед Хан пологает главное свое могущество. Таковы, в коротких словах, средства обороны и [165] нападения, которыми распологает этот властитель. Все окружающие Кабул независимые владения смотрят на него завистливым оком и недоброжелательствуют ему, что весьма естественно; но он хотя и не имеет достаточных сил, чтоб предаться завоеваниям в большем размере, однакоже всегда может отразить нападения своих соседей, тем более, что гористый характер его местности дает Кабульским войскам большой перевес пред всеми неприятелями. Это вполне оправдано войною Дост Магоммеда с Сейками, народом сильным под управлением настоящего своего государя. Но такой же успех, какой Афганы приобрели в делах с Сейками, не может иметь места в войнах с другими народами, потому что здесь их, как Магомметан, одушевляет религиозная вражда к заклятым врагам их собственной веры; однакоже, Кабульский Эмир, вполне чувствуя, что он не в состоянии произвесть значительного влияния на завоевания Сейков [166] в Пешауарской долине, обратил свое внимание в этом направлении собственно только из опасения нашествия Панджабского Магараджи на Кабул. Впрочем, кажется, что и дальнейший успех Сейкских завоеваний в этих местах также весьма сомнителен. Как бы то ни было, но положение Дост Магоммед Хана довольно затруднительно: оно принуждает его истощать свои средства на оборонительные меры, а это подрывает его власть и увеличивает неудовольствие приближенных к нему, которых он по недостаточности доходов теперь редко награждает. Прекращение вражды с Сейками, конечно, избавило бы его от этого затруднения, но за то оно повлекло бы за собою другую следующую невыгоду: в настоящее время многие Магомметанские племена, живущие в Восточном Афганистане в горах, идущих вдоль долины Инда, взирают на государя Кабульского как на поборника Ислама, а тогда будут смотреть как на простого честолюбивого властителя, который ищет [167] только увеличения своего личного могущества, что значительно ослабит рвение его союзников. Дост Магоммед Хан опасается врагов только лишь с востока и более ни откуда. Военное положение Кабула таково, что правитель города с твердым характером и при деньгах всегда может распологать хорошим войском, которое, по всем вероятностям, будет охотно несть службу к соблюдению выгод своего предводителя. Во времена прежней монархии польза такой службы, покупаемой общественными деньгами, разливалась бы на все государство; в настоящую же эпоху она вся сосредоточивается только на том лице, которое производит платеж. Это обстоятельство дает влиянию Кабульского Эмира важный перевес пред всеми другими владетелями в этих частях Азии. Гористые страны Гинду Куша, лежащие на север от Кабула, не представляют Дост Магоммеду возможности распространить [168] на них своей власти; но вместе с этим они защищают его от вторжения неприятелей в его собственные владения с этой стороны. Правитель Кундуза, Мир Мурад Бег, не расположен дружбою к Дост Магоммеду. Причину этой вражды должно искать в усиление последнего, и, вероятно, Эмир Кабульский не замедлил бы обратить свое оружие против Мурада, если бы не был занят войною в другом месте. Мурад Бег отличается более набегами, чем правильною войною, и легко мог бы сделать набег, чапаос, на Бамиан; но он знает, что возмездие за такой поступок было бы для него пагубно. Независимые владения Узбеков, лежащие на запад от Кундуза и Балка, каковы, например; Сайрипул, Шиббергам и Мей-ману, никогда не имели тесных дружественных связей между собою и по этому легко могут сделаться добычею того, кто первый вздумает напасть на них. Бухара, на севере, защищена отдаленностью своего положения в степях и потом своим [169] торговым и религиозным характером. Государь ее недавно прислал в Кабул посла поздравить Эмира с счастливыми успехами в войне с Сейками. Кундузский Мир отгадал и, кажется, безошибочно, те опасности, которые могли проистечь из союза, ставившего его между этими двумя сильными государями, из коих каждый отдельно мог бы совершенно сокрушить его, а оба, в совокупности, связанные родством, довершили бы это еще скорее. По этому Мурад Бег решился предупредить такой союз, вначале угрозою задержать посла, а потом пресечь караванные дороги. Но опасения его были устранены, или, по крайней мере, убаюканы на время: государи Кабульский и Кундузский переслались дружескими письмами и обменялись подарками. Кандагар, на западе, состоит под властию братьев Кабульского государя, которые признают свою зависимость от него, хотя, однакоже, и не всегда подчиняются ей. Несколько лет тому назад, Шах Шуджа [170] Ул Мулк пытался в соседстве Кандагара восстановить свою империю: Эмир, узнав об этом, тотчас же пошел с войском к своим братьям, соединился с ними и, одержав победу над Мулком, спас как самого себя, так и братьев. Совокупностью этих действий, конечно, управляли общие выгоды. Кандагарские правители в прямых отношениях своих к Кабулу всегда согласны между собою во всем, что касается собственно до общего благосостояния их дома. Они обращаются к Эмиру как его низшие, просят у него советов как у старшего в семействе и вполне следуют им. Но не таковы отношения их в делах, касающихся до сношений с другими государствами. Соседство с Персиею и Гератом часто грозит им опасностью, а потому тут они уже не всегда следуют желаниям Доста: доказательством этому служит последний союз их с Персиею, заключенный в противность его хотению. Это, однакоже, составляет только [171] временную размолвку, которая, вероятию, устранится окончанием Гератских дел; если же примирения не воспоследует, то и самый Кандагар может пасть, а чрез это и выгоды Кабула значительно пострадают. Каззилбаши или приверженцы Персидской партии, живущие в Кабуле, при их настоящем образе мыслей, могут послужить Шаху важным орудием для потрясения независимости Афганов в их собственной столице. Недавно Дост Магоммед убавил им жалованья и в присутствии всего двора кинул обидный намек на их мужество, заметив, что никто из них не был убит в его войнах; но в этом он ошибался и принял за недостаток мужества недостаток расположения в свою пользу, проистекающий из обманувшихся надежд. Как бы то ни было, но он упустил из виду важное политическое правило — отнимать у людей средства вредить прежде, нежели начнем наносить им обиды. С юга Кабульскому государю не предстоит никакой опасности, ибо примыкающая оттуда [172] страна покрыта горами, в которых живут дикие Афганские племена, независимые друг от друга: они если и не увеличивают его могущества, то и не могут быть присоединены к числу врагов его. В то время, как великие монархии Кабульская и Персидская примыкали одна к другой, между ними происходили сношения обычные между соседствующими народами. В недавное время опасения нападений со стороны Сейков побудили Афганских властителей снова искать возобновления этих сношений; но между Афганами и Персиянами дружбы никогда не существовало потому, что различие в вере делает всякую попытку на взаимное расположение их неестественною и вынужденною. Теперь в особенности это заметно более, нежели когда либо, ибо Персия все еще стоит как сильная монархия, между тем как Афганистан распался на малые независимые владения. Деяния Надир Шаха еще памятны Афганам; неясные воспоминания о прежней Персидской [173] силе, пугая Афганских начальников, много содействовали к усилению их опасений и ускоряли желание союза с теперешним Шахом. Этому много содействовало нетерпение Доста, истинное, или притворное, начать войну с своими неправоверными врагами Сейками; но он, но видимому, забыл, что этим союзом он вводил в средину своих подданых таких людей, которых они считали более непримиримыми врагами своими. При таком положении дел Персия, как государство самодержавное, легко может со временем сделаться гибельною как для самого Эмира, так и для других владетельных лиц Кабула. Афганистан может быть покорен теми, которых он теперь призывал себе в союзники, и это тем легче, что он не имеет над собою одной верховной главы, а подразделяется на несколько владений, имеющих своих отдельных начальников. Такое разъединение естественным образом порождает любостяжание в его соседях, которые смотрят на [174] него как на страну, никому не принадлежащую, и готовятся ускорить его падение. Вскоре нашлись люди, которые побуждали Афганских владетелей искать этого союза; а Персия, также руководимая внешнею политикою, вскоре постигла все выгоды, которые могли произойти для нее от занятия их владений и поспешила ответить на призыв Афганов множеством обещаний, которые тотчас были перетолкованы теми же советывателями как знаки милости и доброжелательства. Но тон переписки, возникшей по этому предмету, тон повелителя к подданному, скоро возбудил подозрения Дост Магоммеда Хана. Эмир еще за долго до этого понял, что только одно мощное правление в состоянии разрушить намерения честолюбцев и сокрушить происки недовольных, и потому он в продолжение последних одинадцати лет неусыпно заботился об увеличении своей власти. Но с этим увеличением силы пошли, можно сказать рука об руку, заботы и [175] опасения, которые с недавнего времени много повредили его народности. Мы видим, что Персидский и Бухарский государи поздравляют его, может быть и непритворно, с успехами в борьбе противу неверных; но эти успехи он покупает дорогою ценою, падающею по большей части на купцов, торгующих чрез его владения, и на его собственных подданных, которые, увлекаясь его торжеством, пока еще допускают это довольно охотно как необходимость, заставляющую его действовать таким образом: войны никогда не производились без денег и без увеличения налогов и пошлин. Взятие в казну выморочных земель, которые были отдаваемы в пользу бедным (уагфа), конфискование джагиров Гаджи Хана и других лиц, которыми он был недоволен, вместе с другими поборами, не совсем справедливо сделанными, и, наконец, уменьшение жалования — вот средства, употребленные Эмиром для увеличения своего войска несоразмерного со средствами его государства. Победы его [176] оружия в Кандагар и Пешауаре до этих пор выводили его из затруднений; но меры, принятые им к получению этих побед, были бы в высшей степени опасны в случае неудачи. Его успехи должны быть отнесены только к той бдительности, с которою он следит за всеми отрослями управления, вся цель которого заключается в приобретении денег; он ищет их, ибо хорошо понимает, что может посредством их сделать. Он издерживает все свои доходы, не смотря на то, что на собственные домашние свои нужды употребляет, по самому строгому хозяйственному расчету, только по пяти тысяч рупий в месяц. Ум Дост Магоммеда необыкновенно проницателен: он превосходно умеет разгадать характер людей и потому обмануть его очень трудно. Он выслушивает просьбы каждого с такою снисходительностью и с таким терпением, что за них его прославляют более, нежели за беспристрастие и справедливость. В ничтожных делах он следует закону (Шара), [177] а в делах большей важности сообразуется с своими нуждами, которые нередко помрачают его определения; но это не причиняет всеобщего неудовольствия, ибо по большей части касается только богатейшего и следовательно меньшего класса его подданных. Ничто так не отличает его личного превосходства пред всем его окружающим, как его способность управлять государством средствами самыми недостаточными. Его необыкновенная терпеливость и медленность в исполнении планов доказывают его честолюбие; он осторожен в высшей степени, ибо знает, что всякий опрометчивый поступок может сделаться для него совершенно пагубным; малейшая причина возбуждает его подозрительность до того, что она почти переходит в слабость, хотя в большей части случаев его здравый рассудок скоро рассеевает сомнение и восстановляет доверие. Мир с восточными соседями, конечно, упрочил бы могущество Эмира и дал бы ему возможность уменьшить свои войска и расходы; но, к несчастию, его [178] слава далеко опередила его могущество, и потому он едва ли может остановиться на пути своем: он скорее обратит свои честолюбивые виды на владения западных соседей, чем согласится успокоиться и искать их дружбы. Он мог бы упрочить свое могущество, если бы обременял своих подданных меньшими налогами, так как это было до столкновения его с Сейками. Трудно решить, из какого источника происходят образ правления и войны Эмира. Откуда проистекают они — из религиозного ли убеждения, или из жажды честолюбия — это еще вопрос доселе нерешенный. Состояние партий и политика, которой следует Эмир, имели в Кабулистане очень большое влияние на цены и подвозы разных припасов. Количество зернового хлеба, которое получают солдаты в виде жалования, а владельцы земель собирают с полей своих, остается по прежнему неизменным; но ценность этого предмета, по случаю общего [179] недостатка в ходячей монете, упала на одну треть, или даже на половину. Было время, когда в Кабуле считалось позором продавать земли: тогда этого даже и в обыкновении не было; а теперь ее можно купить с рассрочкою платежа на шесть, или на семь лет. Во время монархии, Афганы искали себе промышленных занятий в Пешауаре, Синде, Кашмире и других местах и возвращались к домам с денежными запасами. В настоящую же пору такому занятию их нет случаев. Кох Деман, Джалелебад и Лагман — вот теперешний Синд и теперешний Кашмир их. Жалобы на бедность и недостатки слышатся чаще, нежели прежде, хотя жизненные потребности продаются дешевле, чем во времена монархии. В старые годы жители, населявшие земли, прилегающие к городу, ставили ни во что своих правителей, и мы по истории знаем, как они сопротивлялись Баберу и Надиру; а теперь они утратили эту независимость без всякой борьбы и три, или четыре тысячи семейств [180] оставили Кохистан, свою родину, и бежали в Балк, или на истоки Окса. Но такие переселения не уменьшили количества хлеба, производимого в этой долине, снабжающей им столицу; оставшиеся в ней земледельцы увеличили против прежнего свою деятельность. Судозийские государи, довольствовавшиеся доходом от восьми до десяти лаков рупий, не обращали внимания на те незначительные суммы, которые они могли получать с таких беспокойных подданных; но теперешние доходы от двадцати четырех до двадцати пяти лаков рупий, при борьбе со внешними неприятелями, потребовали от внутреннего управления большей энергии, которая хотя и сделала подданных покорными, однакоже, вместе с этим и недовольными. При этом должно еще заметить, что недостаток денег в обращении, при низких ценах на жизненные потребности, показывает неправильность торговых оборотов. Впрочем, не взирая на это, деньги отдаются в ссуду только по шести процентов, что вполовину [181] менее того, что обыкновенно берут туземные Индийские правительства. Когда государственные нужды требуют больших налогов, итогом своим превосходящих народные средства, торговля необходимо должна встречать затруднения. В настоящее время транзитная пошлина в этой стране поднялась очень высоко и, вероятно, возвысилась бы еще значительнее, если бы торговля видимо не упадала от этого. С тех пор, однакоже, как Дост Магоммед сложил с себя непосредственное управление таможнями, многие из затруднении для торговли устранились сами собою. Кабул хотя не может теперь похвалиться тем, что он взимает только по одному на сорок, как это делается в Бухаре, однакоже, не смотря на это, купцы и вообще все торговое сословие, говоря о Кабуле в сравнении с Персиею, Гератом и Кандагаром, отзываются о нем с большею похвалою, нежели о последних странах. Один Еврей, из Бауалпура, достойный [182] доверия в некоторой степени, говорил мне, что в Кабуле обращаются с купцами как во времена царей Израильских; что Афганы чужды предрассудков, ведут себя хорошо и не обременяют их пошлинами; что налоги Эмира, которыми он с недавних пор обложил своих подданных, были именно таковы, какие каждый государь в таком же затруднительном положении мог бы по справедливости требовать. Для нас Европейцев непонятно, каким образом купцы могут посещать рынки, где пошлины подвержены таким частым переменам. Есть, однакоже, известные, хотя и широкие пределы, за которые правитель Кабула не может переступать, дабы торговый путь, пролегающий чрез его владения, не был покинут. Он не упускает этого из виду: теперь таможненные пошлины в Кабуле приносят два лака и двадцать две тысячи рупий ежегодно, между тем, как прежде они простирались до восьмидесяти двух тысяч; но из первой суммы только от пятнадцати [183] до двадцати тысяч можно считать за увеличенное, надбавочное количество. В настоящее время барыши на Английские товары, привозимые в Кабул из Индии, пологаются в пятьдесят процентов; если же они идут далее в Бухару, то дают сто на сто. Кашмирские шали, отправляемые в Персию и Турцию, идут не иначе, как чрез Кабул и Бухару до Мешеда, ибо купцы предпочитают этот окольный путь прямой дороге, пролегающей чрез Герат и Кандагар, для избежания тяжелых пошлин, которые там взимаются. Система Афганского правления хорошо известна и не требует от меня повторения: характеризующий ее республиканский дух остается неизменным. Какую бы власть Судозийская, или Баракзийская династия себе ни приобрела, она только тогда может упрочиться, когда оставит в покое права племен, ей подчиненных, и законы, которыми они управляются. Теперешний властитель Кабула не ошибся в этом отношении: он хотя и [184] не может считать в числе своих доброжелателей тех, которым благодетельствовали предшествовавшие ему государи, однакоже, имеет на своей стороне большую массу народа, которая одобряет его правление. Одна только ограниченность его доходов препятствует усилению народной любви к нему; но и при таких обстоятельствах имя его вне пределов его дворца никогда не произносится без уважения. В настоящее время Баракзийцы не имеют никаких причин опасаться Гильджисов, племени, господствовавшего в Кабуле до последних государей. Не смотря на то, что оно составляет в Афганистане весьма многочисленное племя и простирается до двух сот тысяч семейств, занимающих все пространство между Кандагаром и Гайдамаком, две отрасли этого племени, живущие на восток и на запад от Кабула, почти не имеют никаких сношений между собою. Их безуспешные попытки восстановить свое могущество в царствование Шаха Махмуда [185] показывают, как невероятно, чтоб ин удалось когда нибудь опять занять, важное место в истории Афганов. Правда, что Гильджисы могут служить опасным орудием крамолы, но преобладать в государстве они уже не в состоянии с тех пор, как сила их была подавлена Надир Шахом, для которого они, под покровительством Могола, представляли важные затруднения в походе его на Индостан. Кабульский Эмир укрепил союз свой с обеими отрослями посредством брака, так же как и сын его, Магоммед Акбар Хан, который, как я уже сказал, есть начальник Восточных Гильджисов. В управлении ими он наследовал Науаб Джабар Хану. Западные Гильджисы имеют более столкновений с Кандагаром, нежели с Кабулом, и грабят по временам караваны, проходящие между этими двумя городами; они отличаются прекрасною наружностью и физическою силою и еще свежо помнят, что когда-то были властителями всего этого края. [186] ПРИБАВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ. НЕСКОЛЬКО СЛОВ ИЗ КАФФИРСКОГО ЯЗЫКА.
ВОПРОСЫ НА КАФФИРСКОМ ЯЗЫКЕ.
НИСКОЛЬКО СЛОВ ИЗ НАРЕЧИЯ ПАШИ.
ВЫРАЖЕНИЯ.
ПРИБАВЛЕНИЕ ПЯТОЕ. ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ ЗАПИСОК ДР. ЛОРДА ПО ЧАСТИ ЕСТЕСТВЕННОЙ ИСТОРИИ, ХРАНЯЩИХСЯ ТЕПЕРЬ В БИБЛИОТЕКЕ АЗИАТСКОГО ОБЩЕСТВА В КАЛКУТТЕ. Госфанд-и-Кох — горная овца; Биз-и-Кох — горная коза; по Персидски — Гох или Кох; Аргали — Ovis Argali — новый вид: Самец. Это прекрасное животное, вообще походящее на овцу и отличающееся от нее только большими и резко обозначающимися слезными пазухами, водится во множестве в горах, пролегающих на севере от Кабула и составляющих отросли Гинду Куша. Размеры животного суть следующие: [191]
Рога в разрезе имеют неправильную трехугольную форму; один из углов обращен вперед к лицевой сторон. В своем основании они принимают отчасти форму четырехстороннюю, потому что лицевая сторона их, несколько пониже угла, представляет выпуклость, которая, однакоже, легко стирается и оставляет резко обозначающуюся трехугольную форму. Рога по всей длине своей, за исключением трех дюймов сверху, покрыты поперечными рубцами; кроме этого, на всем их протяжении, в промежутках от четырех до [192] шести дюймов, есть значки, походящие на трещины, или роговые пленки, которые, говорят, соответствуют числу лет животного. Рога вырастают над отверстиями ушей и немного впереди их; при их основании лицевые углы отстоят друг от друга дюйма на три, а внутренние в том месте, где рога поднимаются наверху лба, так близки друг к другу, что между ними едва можно положить мизинец. Поднявшись немного над головою, они тотчас начинают загибаться назад и вверху закручиваются спиралью. Лоб ниже рог плоский, нос выгнутый, ширина между внешними углами глаз около четырех дюймов. Я не мог с точностью определить цвета глаз, потому что животное было убито за несколько времени до того как его принесли ко мне. Под самыми глазами находятся большие слезные пазухи, (larmiers), в которые легко можно всунуть палец. Уши небольшие, стоячие; борода белая, или сероватая под челюстями, а потом [193] переходит почти в черную, спускаясь вдоль шеи до груди. Морды не видно, ибо волос растет до самого кончика носа. Так как шикари (охотник) прежде, нежели принес мне это животное, вскрыл ему брюхо и вместе с внутренностями отбросил детородные его части, то я хотя и знал, что это был самец, однакоже не мог определительно сказать: имел ли он, или не имел паховые мешочки? На коленях передних ног — мозоли; щеток нет; рога цвета грязно-белого с легким коричневым оттенком спереди. Копыта черные. Общий цвет темно-желтый с красновато-коричневым оттенком. Этот цвет несколько темнее на спине, в особенности с средины хребта идо хвоста совсем черного; но совершенно черной полосы вдоль всей спины нет. На бедрах есть примесь серого цвета, а позади бедр кружек грязно-белый, продолжающийся под брюхом. Голова серая, так как и борода. [194] Моган-Лалл видел точно такое же животное, принесенное под именем Буз-и-коха к Г. Мак-Нилю из окрестностей Машеда. Говорят, что иногда в его желудке находят пайши, т. е. безоар. Мархор — Пазаха — самец восьми лет. Животное, которому туземцы придают эти названия без всякого различия, принадлежит к породе коз и, кажется, к capra aegagrus, хотя длина и форма рог не совсем соответствуют рогам этого последнего животного. Мархор был привезен ко мне из гор на севере от Кабула. Говорят, что его можно так же найти и в местах, прилежащих Сафаед Коху. Вот его размеры:
Рога имеют опальную форму, отпасти сплющенную спереди, где находятся пять бугорков или узлов (последний едва заметен), непродолжающихся, однакоже, вокруг всего рога. Ширина лба между глазами 4 3/4 дюйма. Рога вырастают спереди орбит; между ними наверху лба легко можно положить два пальца. В основании своем они ближе друг к другу, чем в других частях; ибо, поднимаясь к верху, расходятся и загибаются назад. Профиль мархора от основания рог до конца носа совершенно прямой. Животное это должно быть необыкновенно сильно: ширина груди, между плечами, имеет 1 фут 6 дюймов; ноги крепки и мускулисты; копыта величиною равняются копытам небольшой коровы. [196] Черная борода состоит из пучка волос на подбородке. На коленах передних ног волос стерт; на его месте заметен небольшой нарост с лицевой стороны. Общий цвет головы и всего тела коричневато-серый, с светлым оттенком; на брюхе цвет этот темнеет и переходит почти в черный спереди каждой ноги; задние части ног оттенены грязно-белым или буро-желтоватым цветом; копыта черные. Рога черноваты при корне, а выше — грязно-желтые. Трещины или пленки означают число лет животного. На самом конце хвоста пучок черных волос. Слезных пазух нет. Волос растет на конце носа. На задней половине спинного хребта черная полоска. Вся нижняя часть брюха была отнята охотником — шикари. Мархор — тоже самое животное, привезенное мне в Кундуз, 14 Декабря, с гор, идущих близ Баглана, где, как рассказывают, оно водится во множестве. [197] Это третье из тех отрыгающих животных, которые мне были доставлены из Кабульских гор. Рога его, прямые и спиральные, делают его самым замечательным из всех трех. Это козел во всех отношениях. Размеры его следующие:
Рога в своем основании соприкасаются один с другим, потом, поднимаясь к верху, расходятся, откидываются назад и [198] образуют два полные оборота вокруг своей оси. Если бы не было этих оборотов, то форма их была бы треугольная. На них нет кольчатых рубцов, но поверхность негладкая. Ширина лба между глазами равняется 5 дюймам. Рога вырастают позади самых орбит; между их передними углами можно вложить палец; но сзади лба их задние углы, можно сказать, касаются один другого. Профиль этого животного совершенно прямой. Слезных пазух нет. Борода серая на подбородке; но далее вдоль всей шеи продолжением ей служат длинные, белые, густые волоса. Передние колени имели большие, хорошо обозначенные наросты; такой же нарост был и на груди. Общий цвет рыжевато-серый, с черноватым оттенком от самых рогов до хвоста; под брюхом, на бедрах, назади ляжек и под коленами на каждой ноге цвет серый. Копыта черные с белыми кончиками. Цвет [199] рог вообще грязно-желтый, в основании несколько темнее. Ежегодные трещинки или пленки на рогах обозначены резко. На конце хвоста небольшой черноволосый пучок. Нижняя часть брюха со всеми внутренностями была вырезана охотником. [200] ПРИБАВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ. ВОСТОЧНЫЙ ТРАКТАТ О ФИЗИОГНОМИИ. Да будет известно здравомыслящмм и мудрым людям, что этот трактат содержит в себе науку о физиогномии и что он выписан из книги, называемой Нафаиас ал фанун. Наука эта показывает, каким образом по чертам лица и по членам тела можно определить тайные наклонности и скрытные свойства людей, Например ты видишь человека и тотчас же узнаешь по его лицу, какой у него нрав: хороший или дурной, и что ему более свойственно. Есть много причин, которые заставляют смотреть на эту науку как на весьма [201] полезную и драгоценную. Человек, живущий в городе, нравом лучше живущего в степи. Под городом разумеется такое место, где люди живут вместе, где человек является не одиноким, и следовательно не может избежать общества других людей, Так как злонамеренность и обман всегда преобладают между людьми, то наука о физиогномии оказывает большую услугу в раскрытии таинств сердца и потому имеет великую важность. Люди, занимающиеся выдержкой лошадей, верблюдов, соколов, ястребов и других животных, всегда по виду определяют их хорошие и дурные качества и, сообразуясь с ними, немедленно усмиряют их. Если это удобно применяется к животным, то может быть еще полезнее применено к человечеству. Умнейшие и опытнейшие люди всегда утверждали, что хороший нрав постоянно сопутствуется хорошим лицом и что худые свойства неразлучны с дурным лицом. [202] Имам Шафаи говорит, что он старался ревностно изучать эту науку и читал множество книг, до нее относящихся. Путешествуя однажды из Йемена в Медину, он на одной станции встретил какого-то человека, имевшего багровое лице, голубые глаза и выдавшийся вперед лоб, что, по науке о физиогномии, предзнаменовало в нем дурной характер. «Когда он увидел меня», говорит Имам, «он сказал мне приветствие, с открытым лицом и сладкою речью спросил о здоровьи и потом ввел в свой дом. Там он поставил предо мною сосуды с водою, покрыл прекрасною скатертью стол и поставил на него вкуснейшие яства. Равным образом задал корму моим вьючным животным и услаждал слух мой любопытными рассказами до тех пор, пока я не заснул. Всем бывшим со мною он отвел покойные комнаты и хорошие постели. Видя от него такое внимание, я утратил все верование в науку о физиогномии и, проснувшись ночью, долго не спал, все [203] размышляя о разногласии действительности с правилами. Собравшись на другое утро в дорогу, я сказал этому человеку, что я родом из Медины, проживаю там на улице, называемой Зото, и что если он будет иметь какую нибудь нужду в этом городе, то ему стоит только спросить там дом Магоммеда, сына Адриса Шафаи, где он найдет меня всегда готовым исполнить его приказания. Человек этот, выслушав речь мою, разразился гневом: стал спрашивать меня: раб ли он отца моего, или отдал ли я ему на сбережение деньги. Я отвечал ему, нет; а он сказал, что не отпустит меня, если не заплачу ему за все его вкусные блюда и за все сделанные им услуги. Я отвечал, что он очень хорошо поступил, сказав мне об этом; но что прежде, нежели я заплачу, он должен назначить цену. На это он сказал: ты заплати мне за конюшню и за то, что я осведомлялся о твоем здоровьи: (хотя прежде он никогда [204] не видывал меня), также за новые сосуды с свежею водою, которою ты совершал свое омовение, за кровать и за квартиру, в которой, покойно провел ночь. Ты также должен мне заплатить, прибавил он, за все, что ты съел, за уход, употребленный на твоих лошадей, и за траву, которую им давали. Я приказал невольнику заплатить ему все, что только он требовал, и с тех пор верование мое в науку о физиогномии упрочилось». Те, которые любят эту науку, могут удовлетворить свои желания в двух следующих главах, мною нарочно для этого написанных. Первая глава содержит описание лица, его черт, цвета и формы, а также и членов человеческого тела. Благороднейшая часть человека есть лице, потому, что красота тела зависит от изящества его очертаний: в грубом и безобразном лице обнаруживаются все недостатки тела; изящество, или неизящество других частей не имеет такой [205] большой важности. Перемены и признаки, являющиеся на лице человека, служат хорошим указателем всех тайн его сердца, чего члены тела показать не в состоянии: замечание это основано на положительных причинах. Когда, например, человек находится под влиянием гнева, страха, удовольствия, печали, или стыда, тогда сообразно с этим изменяется и цвет его лица; по каждому из таких цветов ты можешь прочесть, что происходит в его сердце и что вызвало такой цвет. Как цвет, придаваемый лицу гневом, совершенно отличается от цвета, причиняемого страхом: так точно и цвет лица в страхе отличается от цвета лица в стыде. Такие видимые перемены в лице показывают перемены, происходящие в разное время в сердце, которых ни как не льзя узнать ни но каким другим признакам. Я вполне исследовал это и пришел к такому заключению, что появление подобных признаков на лице есть доказательство того, что происходит в [206] сердце. Я прежде всего опишу подробно причины, полегающие начало этой науке. Небольшой лоб у человека показывает грубость и глупость, ибо место занимаемое сердцем менее лба, стало быть разница между ними очевидна. Если лоб не мал и не велик и, кроме того, имеет нахмуренность, то показывает силу гнева, потому что человек, одержимый этою страстно, имеет подобный вид. Довольно большой лоб, показывает наклонность к гневу, или к ленности; если он велик в следствие силы желудка, то порождает леность; а если в следствие жара в желудке, то расширяет жилы и таким образом дает в сердце место гневу. Если на лбу заметно несколько лежащих одна возле другой линий, то это показывает человека хвастливого; если совсем нет линии, то — человека исполненного неприязни. Обилие волос служит доказательством печали, или пустословия. Можно также пологать, что люди с густыми волосами [207] имеют исступленный характер, а исступление причиняет печаль. Длинные брови, доходящие до ушей, показывают самолюбивого и хвастуна. Большие глаза изобличают ленивого человека; они также дают повод думать, что у него холод в мозгу, а это очень вредно для чувства. Глаза большие и выдавшиеся показывают невежество и глупость. Глаза, глубоко посаженные, скрывают мрачность сердца и злое расположение: подобные глаза у обезьян, которые все отличаются упрямым характером. Лев имеет точно такие же глаза и потому раздирает чрево человека. Малые, черные глаза проявляют злость в сердце, ибо чернота глаз происходит от исступления, а исступление развивает злые наклонности. Красные глаза, подобные вину, служат доказательством гнева и смелости: от гнева глаза краснеют. Голубые и светлые глава означают холод сердца, потому, что эти цвета проистекают из холодных материалов. Широко раскрытые или выпученные глаза [208] дают повод предпологать в человеке сварливость, ибо у собаки такие же глаза и такой же нрав. Желтоватые и скоро движущиеся глаза показывают, что человек пуглив; если в глазах синий цвет смешан с желтым, то это означает, что человек не обладает здравым умом. Пятнушки в глазах означают нечистое сердце. Если вокруг зрачка идет черный ободок, то можно заключать, что человек всегда худо думает о других. Если в глазу соединены черный и желтый цвета, это ясный признак склонности человека к убиению себе подобных; у кого в глазах заметны красные пятна, того можно считать одним из лукавейших между людьми. Если в глазах зеленый цвет смешан с желтым, то это значит наклонность человека к злости и краже. Чистые, белые и блестящие глаза показывают смелость, ибо и у петухов глаза такого же цвета. Глаза должны иметь смесь красного, зеленого, черного и желтого цветов: тогда они именуются хорошими и [209] носят название буйволовых глаз. Всклокоченные брови показывают, что человек склонен к плутовству и к обману. Жители Аравии превозносят полузакрытые глаза. Там нравятся женщины, имеющие такие глаза. Некоторые говорят, что мужчины с подобными глазами отличаются нежностью сердца, ибо у них глаза как у женщины: в женщине полузакрытые глаза выражают наклонность к наслаждениям. Тонкий нос показывает, что человеку не чужды ненависть, вражды и драки: это свойство собак. Если конец носа широк и мясист, то это ясный признак, что человек лишен разумения, потому что таковы признаки и таков нрав теленка. Раздутые ноздри показывают гнев. Длинный и толстый нос свидетельствуют об отсутствии великодушия: это известно из свиного рыла. Если нос идет дугой от самых бровей, то человек склонен к ссоре и ко злу, ибо ворон имеет такой же нос и характер. [210] Если рот широк и открыт, то человек жаден и обжорлив, ибо еда причиняет большой жар, увеличивающий рот и отверстие в желудок. Пасть льва очень широка: он ест много. Человек, имеющий толстые губы, глуп, но храбр. Толстая, отвислая губа есть верный признак того же, Если губы толсты, а верхняя набегает на нижнюю и отчасти скрывает ее, то это показывает героя и великодушного человека, потому, что такие же губы и у льва. Губы тонкие и отверстые, из-за которых видны зубы, служат признаком могучего и сильного человека, ибо слон имеет такие же губы и зубы. Если губы толсты и верхняя висит над нижнею, то это означает невежественного человека; такие губы свойственны ослу, Если зубы тонки и слабы и притом, отделены один от другого, то мы можем сказать, что человек слаб и склонен к лени. У кого зубы многочисленны, тот могуч, но вместе с этим скуп и склонен к бродяжпнчеству. Кто имеет [211] злые черты лица, тот всегда исполнен злобы. Если лице мясисто, то можно сказать, что человек не обладает мудростью, подобно быку: мозговые вены в следствие обилия тела в лице препятствуют быстрому обращению крови и таким образом человек лишается смысла. Худощавое лицо служит признаком, что человек всегда размышляет; размышление же ведет за собою сумашествие,асумашествие истощает тело. Жесткое, покрытое морщинами лицо показывает печаль и сокрушенное сердце, Если лицо жестко, широко и длинно, то человек имеет подлые наклонности; он низок и скоро сдружается, но дружба его—дружба лисицы. Человек, имеющий прекрасное лицо, всегда учтив и кроток; но иногда и некрасивое лицо сопровождается такими же качествами, хотя это довольно редко. Выдавшиеся глаза и уши и напряженные на шее жилы суть отличительные черты злого человека. Кто мало смеется, тот замышляет зло другим [212] и не любит видеть счастливых и довольных людей. Громко говорящий человек готов на ссору. Человек, кашляющий среди смеха — груб. Если уши длинны, то человек долговечен и малоумен, ибо и у осла длинные уши; а долгая жизнь есть следствие горячего темперамента. Широкая и твердая шея показывает ярость. Шея мужчины всегда сильнее шеи женщины. Тонкая шея показывает низкое сердце; если она хорошо сложена, то мы можем сказать, что она показывает великодушие. У кого шея тверда и мала, тог, можно сказать, склонен к обману и к притворной вежливости. Это узнается из волчьих наклонностей. Густой и громкий голос доказывает смелость и геройство. Кто скоро говорит, тот сердит и имеет злое расположение. Человек, говорящий медленно, вполне обладает терпением и добрым сердцем. У кого хороший голос, тот глуп, ибо хороший голос и ум никогда не встречаются [213] вместе. Жесткость тела служит признаком недостаточности разумения; мягкое тело есть знак хорошего нрава и живого ума. Если горловая кость у мужчины тонка, то он силен; если же толста у женщины, она добродетельна. Если обе руки длинны и доходят до колен, то это означает величие и самолюбие; если же они коротки и тверды, то человек сварлив, боязлив и имеет злое сердце. Мягкая и красивая ладонь обличает в человеке много здравого рассудка и разумения; если она мала, то служит признаком гордости и надменности, ибо таковы обыкновенно женщины, чему они и служат доказательством. У кого ступня ноги длинна и тверда и имеет сверху много тела, тот лишен мудрости, у кого мала и стройна, тот велик и благороден. Если нижняя часть ступни тонка, то можно заключать, что человек предается злым поступкам; если же она толста и покрыта сверху жилами, то человека можно считать настойчивым, ибо многие [214] знаменитые люди имели подобные ноги. Небольшие и красивые ноги всегда сопровождаются слабостью ума: женщины служат этому примером. Если пальцы ног залегают один на другой и имеют кривые ногти, то это доказывает дурной нрав и сварливость, ибо таков нрав у птиц, имеющих кривые пальцы. Если пальцы обеих ног тесно срастаются один с другим, то это показывает дурное здоровье. Жирные и мясистые бедра показывают глупого и бесстыдного человека; заметные на них жилы обличают ум: мулы имеют подобные бедра. Если кости руки покрыты многочисленными жилами, то это признак твердого сердца; когда бедра жирны и мясисты, то сердце слабо: вообще у женщин такие бедра. Вторая глава описывает правила для определения по двум разнородным членам тела таких сокровенных наклонностей, которые иногда не совпадают с признаками, [215] описанными выше. В этой главе говорится об исключениях. Мы должны вполне верить тому, что узнаем по наружному виду членов тела, ибо характер изменяется только в следствие жара, холода, сухости и мягкости в сердце. У молодого человека наружный вид и члены не таковы, как у пожилых людей. Мужской пол чертами лица и наружним видом всегда отличается от женского; то же самое и в прочих животных. Кто хочет обладать этою наукою, тот должен следовать трем правилам, которые суть следующие: Первое — если вид признаков, описанных выше, не дает нам ясного понятия о внутренних качествах человека, то мы должны внимательно исследовать их прежде, нежели допустим какое либо сомнение, или утвердимся в своем мнении. Иногда случается, что вид признаков ведет к совершенно противоположным заключениям; по этому мы должны обсуживать их и не [216] довольствоваться первым взглядом, или первою мыслию. Второе — мы должны обладать таким знанием науки, чтоб с точностью определять по внешним признакам наклонности сердца и не верить тому, что приходит в голову без размышления. Рассказывают, что во времена ученого Аклимуна царствовал какой-то государь, известный своею набожностью и мудростью. Этот государь приказал однажды нарисовать свой портрет на бумаге и отправил его к ученому Аклимуну. Мудрец, рассмотрев картину и сообразив внимательно черты лица и члены тела, объявил, что государь пристрастен к женскому полу. Предстоявшие люди, изумленные такими словами, потеряли веру в науку и говорили друг другу: Аклимун невежда! Аклимун глупец! Обо всем этом донесли государю; он удивился отзыву мудреца и, сев на коня, поехал к Аклимуну; при свидании с ним воздал ему должное уважение и сказал, что мысли его при рассмотрении [217] портрета были совершенно справедливы, «ибо», сказал государь, «прежде я действительно чрезмерно предавался женщинам; но теперь в следствие набожности, мудрости и науки оставил все подобные удовольствия». Третье — хотя вышеприведенные правила совершенно верны для узнания наклонностей человеческих; однакоже, иногда черты лица противоречат одна другой: так, например, случается, что черты, показывающие мужество, соединяются с такими, которые проявляют трусость. По этому мы должны внимательно сличать их и если одна которая нибудь преобладает над другою, то мы необходимо должны заключить, что проявляемая ею наклонность пустила корни свои глубже. Все эти замечания выведены из наблюдений многих мужей и всеми ими признаны за достоверные; но чтобы еще лучше ознакомиться с наукою о физиогномии, необходимо знать сколько нибудь и астрономию. КОНЕЦ. Текст воспроизведен по изданию: Кабул: Путевые записки сэр Александра Борнса в 1836, 1837 и 1838 годах. Часть 2. М. 1847. |
|