БОРНС А.

ПУТЕШЕСТВИЕ В БУХАРУ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

ГЛАВА II.

ТОРГОВЛЯ КАБУЛА.

[Дорога из Индии в Кабул. — Производители торговли. — Предметы ввоза. — Желание кабульского правителя усилит торговлю. — Замечания.]

Торговля Кабула претерпела, в следствие причин политических, много изменений с 1809 года, т. е. с той эпохи, когда эту страну посещала британская миссия. Во времена кабульской монархии торговля с Индиею производилась весьма значительная, так что наша фактория в Синде, в продолжение долгого периода преимущественно поддерживалась требованиями из Афганистана. Уничтожение этой фактории заставило кабульских купцов искать себе товаров на базарах Индии, ибо жители этой павшей монархии приобрели весьма [538] значительный вкус к европейским произведениям. Я уже сказал, что богатства Афганистана теперь перешли на восточную сторону Инда; но раздробление этого когда-то могущественного государства на мелкие владения ни сколько не повредило выгодам торговли. Вместо одного мы в настоящую перу видим здесь три, или четыре двора чрезмерно важных, что в стране бедной, каков Афганистан, оказывает важное влияние на торговлю. Это доказывается тем, что сборы и пошлины города Кабула значительно увеличились со времени изгнания тамошних государей и в течение последних шести лет возвысились на одну четверть более прежнего без всякого набавления новых налогов. Там не только внутреннее потребление британских и индийских мануфактурных произведений увеличилось, но в то же время усилилась и транзитная торговля с Туркестаном.

Английские товары посылаемые в эти страны, выгружаются в Индии, в Калкутте, или Бомбее. В последнем городе складывается [539] большая их часть. Из Калкутты и Бомбея товары сосредоточиваются в Кабуле тремя главными путями. 1. Купцы из Бенгала ходят путем Гангеса, чрез Делли, Ганзи, Бауалпур, Мултан и переправляются чрез Инд на перевозе Кахори, повыше 31° северной широты. Отсюда они следуют ущельем Голери и рекою Гумал до Газни и Кабула. 2. Бомбейские купцы ходят чрез Газерат в Талли, в Маруаре, потом, пройдя Биканирскую пустыню, вступают на упомянутую выше дорогу при Бауалпуре. 3. Часть товаров отправляется из Бомбея на кораблях в Сонмиани, или Карачи в Синде и отсюда в восемнадцать переходов достигают Кандагара, а потом уже следуют в Газни и Кабул. Товары, не распродающиеся в этой стране, или назначенные для бухарских рынков, отправляются в Герат. Дорога чрез Синд в Шикарпур мало посещается из опасения Тикеров. Из этого исчисления путей видно, что дорога между Индиею и Персиею, из Делли чрез Лагор, Атток и Пешауар в Кабул, совершенно [540] оставлена: это происходит от того, что панджабский Магараджа взимает пошлины большие, чем его соседи. Товары вывозимые из Амритсира, великого рынка панджабской торговли, переправляются чрез Гидасп (Джелам) при Джанге и вступают на другие дороги при Кахери. В следствие такого провоза происходит то, что город Пешауар, лежащий на самой восточной границ Афганистана, снабжается европейскими и индийскими товарами из Кабула, т. е. с запада: купцам гораздо выгоднее провозить их этим объездным путем, почему они и предпочитают его. Это объясняет отчасти увеличившийся доход от пошлин в Кабуле.

Главные производители торговли между Индиею и Кабулом суть Логанийцы, пастушеское афганское племя живущее в стране между Газни и Индом. Многие из них обладают огромными богатствами и сами лично ездят в Индию для совершения своих закупок. Семейства их со всеми стадами приходя и в условленное время к ним на встречу на [541] берега Инда, где они навьючивают товары на своих собственных верблюдов и легкими переходами свозят их в Газни. Межлежащая страна гориста, а дороги в ней каменисты и затруднительны; но это не затрудняет Логанийцев, ибо тут они путешествуют в своей отчизне и не встречают ни поборов, ни пошлин, препятствующих торговле. Караваны достигают Кабула в начале Июня; тут Логанийцы продают часть, своих товаров и потом продолжают путь в Бухару. В замен товаров продаваемых в Кабуле, эти купцы выводят оттуда лошадей и вывозят из Газни и Кандагара крап с большим количеством плодов как сушеных, так и свежих. С этими предметами они возвращаются на берега Инда, где верблюды их остаются до прибытия индийских караванов в следующем году.

Туземцы этих стран говорят, что все товары высылаемые Индиею, суть ни что иное как трава; между тем как ввозимые в нее — золото. К главнейшим предметам вывозимым [542] из Индии в Афганистан принадлежат: индиго, хлопчатая бумага и сахар, потом белые ткани всех сортов, каленкоры, муслины, ситцы европейской работы, шали, парчи, даккаские муслины, панджабские чалмы, прянности и проч. В Кабуле всех этих предметов потребляется ежегодно до тысячи верблюжьих вьюков. До 1816 г. эта страна снабжалась многими предметами из России; но введение наших ситцев, начавшееся с этого времени, произвело значительную перемену. Произведения европейской промышленности с той поры пошли из Индии в эту часть Азии в огромном количеств. Прежде полагали, и, кажется, не без основания, что русские ткани доходили не только до Бухары и до стран, лежащих на юг от Гинду Куша, но даже распродавались по областям Кабула. Теперь почти незаметным образом ход торговли совершенно изменился, и этою переменою, столь благодетельною для Британии, мы обязаны справедливости и беспристрастию Дост Магоммед Хана, кабульского правителя. Со времени упомянутого переворота русские фабрики [543] прекратили свое соперничество с нашими и сбыт наших товаров быстро увеличился в следствие их превосходства. Единственные ткани получаемые в настоящее время из России суть нанка и широкие ситцы, не вырабатываемые в Англии.

Правители Пешауара и Кандагара не оказывают такого покровительства торговле, какое мы видим со стороны их брата в Кабуле. В этом отношении их влияние менее значительно, ибо они не имеют ни столько власти, ни столько влияния, сколько принадлежит Дост Магоммеду: при том же великая дорога в Туркестан проходит чрез земли подвластные Кабулу. Торговля шалями, производимая из Кашмира в Персию, в следствие непомерных пошлин взимаемых кандагарским правителем, избрала себе другие пути: она теперь идет чрез Бомбей и Бушир, или чрез Кабул, Бухару и Каспийское море. Я почти уверен, что непомерность упомянутых пошлин происходит только от невежества кандагарского [544] правителя, ибо он хорошо расположен к английскому правительству; при том же он не может не знать, что бухарские купцы предпочитают дорогу на Кабул к его собственному ущербу. С пешауарским властителем дело другое: он боится Сейков, и не иначе может упрочить свое существование как взиманием высоких пошлин. Его столица, лежащая на большой дорог из Индии в Татарию, перестала быть складочным местом торговли в следствие его вражды с Сейками. Единственные товары достигающие Пешауара суть только те, которые потребляются в этом городе. Все они, как я уже сказал, идут со стороны Кабула, ибо ни один купец не решается вести в Пешауар своего имущества чрез панджабские владения, тем более, что Хиберское ущелье, находящееся между этим городом и Кабулом, весьма опасно. Между Пешауаром и Лагором взимается шестьдесят рупий с каждой вьючной лошади, что почти совершенно преградило торговлю в этом направлении. Пешауар почти не имеет ни каких собственно [545] ему принадлежащих мануфактурных произведений, кроме грубых бумажных лунджи, высылаемых в Татарию и Афганистан. Европейские товары хотя и продаются на его базарах, однако же требование на них весьма ограничено. Их употребляют только богатые классы народа: они носят ситцевые одежды и муслиновые чалмы, также как и русские бархаты, нанки и индийские шелковые материи. Низкие классы довольствуются туземными тканями. Весь годовой доход города Пешауара не превосходит 30.000 рупий.

Бухарская или туркестанская торговля так тесно связана с торговлею кабульскою, что мне необходимо представить здесь все собранные мною по этому предмету сведения, прежде нежели окончу свои замечания. Я вполне убежден, что эта торговля может быть усилена и улучшена, ибо народы соперничествовавшие с нами в этом деле, совершенно вытеснены с поприща в течение немногих минувших лет, так что ввоз индийских ситцев почти [546] прекратился. Притом же пошлины взимаемые Кабулом умеренны и не превосходят 2 1/2 процентов. Мне даже кажется, что учреждение ярмарок и базаров, в подражание русским, более всего могло бы способствовать распространению британской торговли на запад от Инда. В течение последних пятнадцати лет кабульские купцы начали посещать эти ежегодные торжища в России, где совершают значительные продажи и купли, при таком важном поощрении, которое передало большую часть русско-бухарской торговли в их руки, на что Узбеки горько жалуются. Я упоминаю это для того, чтоб показать, с какою выгодою подобные учреждения могут быть введены на границах нашей индийской империи, непосредственно примыкающей к Кабулу. Они из отдаленных стран привлекают к себе торговцев, которые охотнее желали бы задолжать свои капиталы ближе к родине, если бы только имели к этому возможность. Это уменьшило бы их риск и, по всей вероятности, усилило требования, а вместе с тем и ввоз [547] британских мануфактурных произведений в Афганистан. Притом же это противодействовало бы намерениям и целям наших соперников на севере. Нет сословия, которое заслуживало бы поощрения более нежели логанийские купцы Кабула: это люди предприимчивые, всюду встречаемые в верхних частях Индии. По возвращении на родину они часто рассказывают о малейшем покровительстве им оказанном с такою признательностью, которая показывает, как живо приняли бы они более существенное поощрение от правительства щедрого. Доступ к начальствующим лицам в Индии и несколько подарков даже невысокой ценности, были бы для них явными знаками благорасположения нашего правительства. Это вместе с тем показало бы им участие, которое оно принимает в их благосостояние, и послужило бы свидетельством, что мы ни сколько не желаем передать их торговлю в руки английских купцов, так как они вообще об этом думают. В беседах с ними мне часто приходилось оспоривать такое [548] мнение: я старался уверить их, что мы только заботимся об усилении общего итога нашего ввоза и ни мало не думаем о обогащении какого нибудь одного класса людей. Может статься лучшая услуга, какую мы в состоянии оказать Логанийцам, заключается в устранении неудовольствий и затруднений, которые они встречают в наших таможнях. Об этом я буду иметь случай говорить в последствии, ибо в здешних странах это ощутительно более нежели где либо. Впрочем я уверен, что стоит только привесть в известность эти злоупотребления, чтоб устранить их. [549]

ГЛАВА III.

ТОРГОВЛЯ И ВНЕШНИЕ СНОШЕНИЯ БУХАРЫ И СРЕДНЕЙ АЗИИ.

[Успехи торговли между Европою и Азиею. — Удача Русских. — Англо-индийская торговля. — Изменение торговых путей. — Сношения Русских. — Вывоз из России и Индии в Бухару. — Цены товаров. — Ситцы. — Белые ткани. — Сукна. — Бархаты. — Нанки. — Кошениль. — Индийские товары. — Муслины. — Шали. — Индиго. — Сахар. — Торговля с Китаем. — Вывоз из Бухары. — Шелк. — Хлопчатая бумага. — Шерсть. — Овчины. — Торговые пошлины. — Злоупотребления в английских таможнях. — Сравнения английской и русской торговли.]

Торговые сношения Европы с народами средней Азии восходят до самой глубокой древности: они процветали при греческих государях Бактрии, наследовавших Александру, о чем упомянуто у Плиния и других древних писателей. Нашествие Калифов изгладило на время все следы этих сношений; но русские купцы десятого века возили ароматы и другие богатства Индии в Великий Новгород. Открытие пути в Индию чрез мыс Доброй Надежды, в конце пятнадцатого столетия, произвело важную перемену в торговых путях: [550] плоды этого открытия долго оставались в руках Португальцев. В половин шестнадцатого столетия, в то время как этот народ извлекал выгоды от нового торгового пути, Англия высылала купцов и посольства с целью проложения дороги для своей торговли между народами обитающими по берегам Каспийского моря в западном от него направлении. Экспедиции эти не имели желанных успехов, как это видно из верного и любопытного описания Антония Дженкинса и других путешественников за ним следовавших. «Они не хотят покупать сукна», пишет Дженкинсон, говоря о Бухарцах, «продажа здесь не велика, да и барыши незначительны».

Попытки, сделанные для заведения торговли между Европою и этими странами, в особенности с Бухарою, хотя в то время и не достигли своей цели, однако же они не заключали в себе ни чего такого, чтобы могло остановить дальнейшее предприятие. Бухара, не смотря на то, что она в политическом [551] отношении, принадлежит к государствам второстепенным, занимает в торговом мир место весьма важное. Богатая всеми произведениями почвы, не взирая на бесплодные степи вокруг нее лежащие, она может считаться посредницею между Европою и Азиею, центральным рынком для выгодного размена товаров китайских, персидских, индийских и афганистанских. Приближенность ее к восточным странам Европы делает ее складочным местом для произведений их промышленности тем более, что она лежит далеко за чертою, до которой доходит влияние морской торговли с Индиею. Воспользоваться этими выгодами суждено народу соседствующему с Бухарою, и потому если Англичане не имели успеха в своих предприятиях, то Русские, на стороне которых было более благоприятных случаев, успели в этом, хотя уже в эпоху позднейшую, именно в половине восемнадцатого столетия. Петр Великий составил план для учреждения торговых сношений между Каспийским морем и берегами Окса; но коварная [552] измена уничтожила его предположения. Он, однако же, успел проложить дороги, начинавшиеся от южных пределов русской империи в Азии, на восток от Каспийского моря и Аральского озера, так что по ним почти в продолжение двадцати пяти лет ходила ежегодные караваны в Бухару. Не стану утверждать, чтоб эти пути совершенно совпадали с торговыми путями древних; но скажу, что они были, сравнительно говоря, безопаснее и удобнее для сообщений между Азиею и Европою.

В то время, как бухарские базары снабжались русскими произведениями по сухому пути, купцы индийские, доселе привозившие на эти базары только свои туземные товары, начали распространять на них произведения великобританских фабрик. Таким образом английская торговля раздвинула свои пределы, и русские купцы по уменьшению своих оборотов скоро заметили страшное для себя соперничество. Замечательно, что выработываемые в Европе товары идут в среднюю Азию, так [553] сказать, обратным путем, переплыв по морям почти половину всей окружности земного шара. Не менее замечательно и то, каким образом торговля между Британиею и этими странами, не быв состоянии проложить себе прямого пути чрез Европу, могла столь твердо упрочиться со стороны совершенно противоположной. Предмет этот так любопытен и так важен, что я намерен посвятить настоящую главу для описания хода этой торговли, для пояснения особенностей туземной торговли этих мест и, наконец, для указания путей сообщения, по которым о и а отправляется. Цветущее состояние этой торговли дает мне возможность указать средства для улучшения нашего отечественного вывоза, и высказать надежды и причины, дающие мне повод думать, что она подлежит еще обширнейшему развитию к неисчисленным выгодам нашего отечества.

За двенадцать, или четырнадцать лет торговля мануфактурными европейскими произведениями с Туркестаном, заключающим в [554] себе Бухару и все земли лежащие на севере от Окса, исключительно находилась в руках Русских, привозивших свои товары из Оренбурга и Троицка: теперь же товары гораздо в большем количестве идут чрез Индию и Афганистан. Торговля из России в Бухару совершается четырмя великими путями. Первый идет из Астрахани и переходит за Каспийское море, где товары выгружаются в Мангашлаке; потом он следует на Хиву, а оттуда в Бухару: переезд по этому пути совершается в тридцать дней. Второй путь начинается в Оренбурге, проходит между Каспийским и Аральским морами в Хиву и в Бухару: по нем ходят в шестьдесят дней. Третий, начинаясь в Троицке, идет чрез Дашт-и-Кипчак или Кипчакскую степь по восточной стороне Аральского озера, чрез Сир-Дерию невдалеке от ее устья и достигает Бухары: караван может пройдти все это пространство в восемдесят дней. Четвертый путь начинается в Каззал-Джаре или Петропавловске, на восток от Троицка, и ведет к Бухаре в [555] юго-западном направлении чрез Ташкенд: на этот переезд потребно девяносто дней. Торговля между Туркестаном и русскою империею отправляется по всем этим дорогам; но самая безопасная и более посещаемая есть та, которая лежит из Оренбурга на Хиву. По ней обыкновенно ходит большой караван, ежегодно отправляющийся из Бухары в Июне месяце; купцы, идущие в Астрахань, отделяются от него в Оргендже и сворачивают на Мангашлак. Меньшие караваны, верблюдов в двести, с менее драгоценными товарами ходят на Троицк в Августе месяце. Дашт-и-Кипчак, пересекаемая всеми этими дорогами, есть плоская однообразная страна, не имеющая оседлых жителей: путешественники пред вступлением в нее запасаются всеми жизненными потребностями, ибо в ней нет ни фуража, ни топлива, ни воды. По ней блуждают Киргизы и Кайсаки с своими стадами, и ищут пастбищь. Эти народы обладают множеством верблюдов, принадлежащих к двугорбой бактрианской породе, чрезвычайно сильной и крепко [556] сложенной. Каждый из таких животных в состоянии поднять 640 фунтов английских, что 150 фунтами превышает обыкновенный вьюк индийских и афганистанских верблюдов. Здешние караваны почти всегда вверяются этим пастушеским племенам: им на руки отдаются все товары и они путешествуют с ними в сопровождении своих семейств. Проложенных, торных дорог в этой степи нет; путеводителями служат одни только небесные звезды, и потому, караваны ходящие здесь линиями от пятнадцати до двадцати верблюдов в ряд, путешествуют только по ночам, медленным, но ровным шагом.

В 1819 г. русское правительство отправляло в Хиву г. Муравьева, которому поручено было стараться о содействии к изменению направления караванной дороги, пролегающей чрез это ханство и к обращению ее на Красноводский залив Каспийского моря: такой путь был бы короче; товары же отсюда могли бы перевозиться в Астрахань также легко, как и [557] из Мангашлака. Оргенджский хан воспротивился этому и переговоры не имели желанного успеха. На другой год отправлено было в Бухару другое посольство чрез Троицк, по дороге пролегающей на восток от Аральского озера. Во главе посольства был Г. Негри, которому поручалось между прочим заняться всем, что могло облегчить торговые сношения между двумя странами; однако и в этом случая, кажется, не было успеха. После этого не было сделано ни каких новых попыток для минования Хивы, тем более, что хан этой страны не взимал уже обременительных и безосновательных пошлин. Впрочем Россия, имея целью большее развитие своей торговли, не ограничивалась одними переговорами: она учредила многочисленные ярмарки на своих южных границах. Самая замечательнейшая из них, имеющая место в Нижнем Новгороде, на берегах Волги, и у Азиятцев называющаяся Макреа (Св. Макария), начинается в Июле и продолжается сорок дней. Купцы, производящие торговлю [558] с среднею Азиею, совершают на ней все свои закупки и продажи; туда являются даже Индусы.

Индийские товары отправляемые в Бухару суть те же самые, которые идут в Афганистан. В Кабул их ежегодно привозят до двух тысяч верблюжьих вьюков, из коих половина назначается в Туркестан. Ввоз товаров в Бухару из России совершается чрез Оренбург и Троицк: они состоят преимущественно из белых тканей, муслинов, ситцев, сукна как английской, так и русской выработки, парчей (кинкоб), бархатов, нанки и разного рода канители, также пушных товаров, кошенили (кирмиз), замков, чугунной посуды, железа, меди, проволоки, кожи, бумаги писчей, игл, ножевых товаров, галлантерейных вещей, фаянсовой посуды, белого раффинированного сахару, меду и множества других мелких предметов. Значительная часть русского промена совершается на звонкую монету, на дукаты и секины. Ежегодный караван, [559] приходящий в Бухару, обыкновенно состоит почти из тысячи трех сот верблюдов и всегда отправляется из России в Январе месяце. Здесь должно заметить, что многие из товаров привозимых из этой страны, не имеют ни какого соперничества в Бухаре со стороны индийской торговли. Многие почтенные купцы, на показания которых можно положиться, уверяли меня, что две трети товаров привозимых из России и Индии принадлежат английским мануфактурам. При встречи двух противоположных торговых потоков, почти постоянно на одной какой нибудь стороне цены упадают и уравновешиваются с ценами другой стороны, каковы бы ни были расходы употребленные для их провоза. Продажа английских товаров не поощряется в России; транзит их чрез ее владения затруднен огромными пошлинами; но, не смотря на это, они достигают Бухары и продаются там с выгодою. К числу их принадлежат сукны и бархаты, преимущественно идущие чрез Россию. [560]

Следующая таблица русских и английских товаров на бухарских базарах показывает относительную их ценность, а вместе с тем и барыш получаемый от их ввоза. Цены эти приведены здесь в золотых тиллах бухарских, из коих каждая равняется шести с половиною сиккаских рупий, или почти шестнадцати шиллингам.

Выгоды получаемые на английские ситцы не редко равняются пятидесяти процентам: во время моего пребывания в Бухаре один купец получил такой барыш.

Из приведенной таблицы видно, что английские ситцы продаются лучше, чем русские, и что в России выработываются такие сорта этой материи, которых нет в Англии. Последние приготовляются в Польше, или в Германии; они гораздо шире наших, цветом ярче и много требуются как в Бухаре, так и в Афганистане. Если бы наши купцы имели образцы таких ситцев, то они могли бы захватить и эту отрасль торговли в свои руки. Низшие сорта этой материи не следует отправлять в Бухару, потому что там во внутренности страны они приготовляются туземцами. Они около одного фута ширины и всегда бывают полосатые. Пять кусков, каждый в шестнадцать ярдов, продаются за одну тиллу. Из России этого товару ежегодно отправляется до двух сот верблюжьих [562] вьюков. Хотя цены на ситцы много понизились в Бухаре, однако же они все еще доставляют барыши от тридцати до сорока процентов.

В числе белых тканей, привозимых в Бухару, русские муслины самые лучшие и продаются гораздо дороже, чем английские; но за то они в меньшем требовании. Все другие русские ткани далеко уступают нашим и ни одна из них не переходит на юг от Окса. В Бухаре ежегодно потребляется около тысячи кусков тканей, из коих три четверти всего числа принадлежат к узким сортам. Туда идет почти такое же количество муслинов с цветочками — джамдани.

Английское сукно никогда не получается в Бухаре со стороны Индии: оно идет туда чрез Россию. Торговля им находится в настоящее время в таком состоянии, что один кабульский купец, человек весьма умный, говорил мне в Бухаре о своем намерении отвезть партию этого сукна в Лодиану, где, не взирая на дальный провоз, он надеялся [563] сбыть ее с выгодою, пустив даже по таким ценам, которые ниже тамошних. Самое лучшее английское сукно, стоющее в Индии двадцать две рупии за ярд, продается в Бухаре по пятнадцати; не взирая, однако же на это, купцы, привозящие его из России, уверяют, что несут на нем убыток. Это сукно уважается более русского, потому что оно не линяет и долее носится. Если бы можно было понизить цены на наше сукно до того, чтоб сделать его более доступным для туземцев, то оно скоро вытеснило бы все другие сукна. Бархаты идут из России, именно, так называемые, бумажные бархаты с цветами, шириною почти в два фута. Тут они в большем требовании, потому что из Индии их не привозят. Русские с большим успехом подражают индийским парчам и отправляют в Бухару огромное количество так называемых поддельных парчей, которые с виду почти также хороши как и бенаресские; но, будучи не широки, продаются в половину дешевле. В Англии, кажется, ни что не препятствует к [564] выработке подобного товара. Главное же произведение русской промышленности, лежащее в основании торговли с Бухарою, есть нанка; она редко бывает белая, ибо русские в этом отношении подражают английской нанке, которая обыкновенно делается полосатая и темного цвета. Эта ткань продается по цене одной с половиною тиллы за кусок в сорок ярдов, и преимущественно употребляется на шубы или чапканы. Прежде я полагал, что она идет из Китая; но в последствии узнал, что ее доставляют караванами из России, высылают в Афганистан и даже в Индию: я видал ее в Лагоре. К одним из главнейших предметов русской торговли принадлежит еще кошениль (кирмиз), служащая преимущественно для окраски шелка сырца в красный цвет. Еще недавно большое количество этой краски провозили из Бухары в Афганистан и Индию; но со времени появления кошенили в Панджабе, доставляемой чрез индийские гавани, торговля кирмизом, также как и сукном, упадает с каждым годом и, вероятно, [565] скоро ограничится одною только Бухарою, где это вещество продается от восьми до девяти тилл за маунд таврисский, равный семи фунтам английским. В Кабуле же оно продается дешевле. Этот товар можно с выгодою посылать из Индии в Афганистан. Выше, говоря о произведениях Бухары, я сказал, что в ней есть свой собственный кирмиз; но там не знают способа его приготовления.

В Бухаре господствует постоянное требование на индийские товары. Даккаские муслины широких сортов продаются там по двадцати тилл за двадцать кусков; муслины меньшей ширины можно иметь в половину дешевле. Ежегодно сюда привозятся около пяти сот кусков бенаресской парчи (кинкоб); газератская же слишком дорога. Бухарцы и жители Туркестана все носят чалмы из белой ткани привозимой из Пенджаба; кусок такой материи, в тридцать ярдов длиною и в один фут шириною, продается за одну тиллу. Такие чалмы в общем употреблении у жителей обоего [566] пола, и потому материю для них употребляемую можно бы выработывать в Европе и провозить в Туркестан с выгодою. Шали входят в состав транзитной торговли; но составляют только незначительную часть ее. В 1832 г. ценность шалей провезенных чрез Бухару в Россию простиралась до двух лаков рупий. В торговле этим предметом купцы никогда не решаются рисковать суммою вдвое более означенной. Число пар этих шалей изменяется от двухсот до трехсот; все они принадлежат к самым тонким сортам, ибо ни какие другие сорта в России не распродаются. Кашмирцы от времени до времени ездят в эту империю; по их возвращении, рисовальщики — рафугары — изменяют рисунки шалей, приноровляясь ко вкусу покупателей, чрезвычайно прихотливому. Кашмирские шали в большом ходу между русским дворянством, что и объясняет, как я уже сказал, те огромные цены, которые платят в России за эти ткани. Индийский товар, в самом большем количестве привозимый в Бухару, есть индиго, которого [567] доставляется туда ежегодно до пяти сот верблюжьих вьюков. Часть его отвозится в Ярканд, в китайские владения, ибо в них хотя оно и растет, однако же жители не умеют приготовлять его. Индийский сахар также идет В Туркестан, потому что тростник, из которого он приготовляется, не вырастает в Бухаре. Китайский сахар, идущий чрез Бомбей, не покрывает издержек перевоза далее Кабула; по этой же самой причине Китайцы не могут посылать его далее Ярканда. Китайский сахар, будучи низкого достоинства, идет в торговле не с большим успехом, потому что богатые люди предпочитают раффинированный русский сахар в головах, а бедные употребляют таранджабин, о котором я подробно говорил, описывая произведения Бухары.

Независимо от торговли с Россиею и английскою Индиею, Бухара производит непосредственную и значительную торговлю с китайскими гарнизонами Ярканда и Кашгара, и получает из этих областей обыкновенный фаянс, [568] мускус и драгоценные металлы. Главный же предмет ввоза составляет чай. Обширность торговли этим предметом и отдаленность областей, чрез которые он провозится, равным образом заслуживают нашего внимания. Я уже говорил, что жители Туркестана непомерно любят чай и пьют его во всякое время дня. В 1832 г. привезено из Ярканда в Бухару девять сот пятьдесят конских вьюков, или почти двести тысяч фунтов чая. Большая часть этого количества потребляется в Туркестане, и только весьма незначительная переходит на юг от Гинду Куша. Жители Бадахшана, главные производители этой торговли, вообще хорошо отзываются о справедливости Китайцев и о удобствах, с которыми они совершают дела свои. Китайское правительство взимает с этих купцов одну тридцатую часть ценности товара в пошлину, что весьма умеренно. Чай привозится из средних провинции Китая в ящиках; путешествие продолжается несколько месяцев. Потом чай пересыпается в мешки и зашивается в сырые кожи, ибо ящики не [569] выдерживают перевоза. Лошадиный вьюк, весом в 250 фунтов, стоит в Ярканде шестьдесят тилл, а в Бухаре иногда сто тилл; весь этот чай — зеленый. Лучший чай, употребляемый в Туркестан, получается сухим путем из Тахта, китайского города, стоящего по берегам реки; он идет чрез Астрахань в небольших жестяных, или свинцовых ящиках и называется банковым чаем, вероятно, от названия металла, из которого делаются ящики. Он продается по четыре рупии за фунт; вкус его превосходный, в этом отношении он превышает все сорта, которые мне случалось видеть в Англии и, если верить рассказам, сохраняет свой вкус от того именно, что не подвергается влиянию спертого корабельного воздуха и действию морской атмосферы. Караваны яркандские проходят по столовым землям Памира, потом спускаются в долины Окса и продолжают свой путь чрез Бадахшан и Балк в Бухару. Дорога не совсем безопасна; во многих местах представляются трудности от висящих скал, под которыми [570] проходит дорога: землетрясение, бывшее в Январе 1832 г., оторвало множество таких скал, разрушило ими нисколько деревень и убило много народу в бадахшанских владениях. Путешественники чувствуют затруднение в дыхании при переход чрез вершины Памира; кроме того караваны иногда подвергаются нападениям кочевых Киргизов. Таким образом естественные и политические затруднения делают этот путь опасным как для путешественников, так и для купцов. Другая дорога, идущая из Ярканда в Бухару чрез долину Яксарта или Сир-Дерии и чрез ханство коканское, гораздо лучше предыдущей; но не смотря на это, ее мало посещают по причине вражды коканского хана с китайским правительством. По дорог чрез Коканд караваны могут достигать места своего назначения в сорок пять дней. Товары отправляемые из Бухары в Кокан везутся на колесах. Дорога чрез Бадахшан считается дальнею: она требует шестьдесят пять дней. В Кулуме, торговом городе между Яркандом, Бухарою [571] и Кабулом, место лошадей заступают верблюды: тут два конских вьюка связываются в один верблюжий и таким образом доходят до Бухары.

Торговля этого города с Персиею не значительна, по причине небезопасного состояния дорог и религиозной вражды, существующей между двумя странами. Керманские шали составляют главнейший предмет персидского ввоза. Опиум также идет из Персии в Бухару, а отсюда отправляется в Ярканд и Кашгар, в Китае, где он не в меньшем потреблении, чем вдоль морских берегов этой империи. В Бухаре опиум продается по пяти тилл за маунд таврисский (Семь фунтов.). Эти товары вместе с другими, менее важными, идут из Персии по дорог на Мешед, в Хоразане.

Вывоз из Бухары довольно значителен, потому что эта страна дает шелк, хлопчатую бумагу и шерсть. Шелк преимущественно [572] производится на берегах Окса, где шелковица растет в изобилии; там в продолжение летних месяцев почти все Туркманы занимаются разведением шелковичных червей. Большое количество этого шелку отправляют в Кабул; часть его идет даже в Индию. В Бухаре цена шелку восходит от девяти до десяти тилль за восемь фунтов английского весу. В Бухаре приготовляется шелковая материя называемая адрас; цветом она красная, белая, зеленая и желтая, и в большой моде в Туркестане, не смотря на дороговизну: цена ее от одной до одной с половиною тиллы за кусок длиною в восемь ярдов, а шириною в двенадцать дюймов. Эту материю ткут жители Мерва, теперь переселившиеся в Бухару: она не вывозится. В этом городе есть также значительные фабрики бумажных тканей. О ситцах низкого сорта, вывозимых в Россию, я уже говорил. Большая часть жителей одевается в ткаши внутреннего приготовления, обыкновенно грубые, окрашенные в темные цвета с полосами: такой материи на [573] покрышку шубы или чоги можно купить за полтиллу. Мне кажется, что подражать этому товару в Европе не стоит труда. Хлопчатобумажная бухарская пряжа, по видимому, в таком же потреблении, как и английская; значительное количество ее отправляется в Россию. В Балк, Кулум и Кундуз идет много бумажного хлопка. Туркестанская шерсть (пашм) идет чрез горы в Кабул и Панджаб, где из нее приготовляются шали простых доброт. В Бухаре она продается от шести с половиною до восьми тилл за бухарский маунд, равный 256 фунтам английским. Несколько лет тому назад цена ее была вдвое дороже; но как скоро нашли, что приготовляемые из нее ткани имеют посредственную доброту, то и торговля шерстью уменьшилась. Она преимущественно доставляется Киргизами, Кайсаками и племенами кочующими вокруг Бухары, долгое время незнавшими ее цены и еще по ныне делающими из нее веревки для спутывания лошадей и рогатого скота. Бухарские барашковые шкурки славятся на всем Востоке: они [574] доставляются только из Каракула, небольшого округа, лежащего между Бухарою и Оксом, и вывозятся в Персию, Турцию и Китай; преимущественно же в первую из этих стран, Персидские купцы, производящие эту торговлю, обыкновенно покупают их на наличные деньги, ибо не хотят рисковать торговым обязательством, когда дело идет о переезд чрез степи. Разменять переводное письмо между Мешедом и Бухарой нет ни какой возможности.

Пошлины на европейские товары в Бухаре очень умеренны: они взимаются сообразно с предписаниями Корана и ограничиваются одною сороковою, или двумя с половиною процентами с капитала. Торговцы не-магоммедане платят гораздо более: Христиане 20, Индусы 10 процентов, ибо так сказано в законе. В следствие этого большая часть здешней торговли постоянно остается в руках Мусульман. Такими же точно правилами руководствуются и кабульские власти; владетели же, на восток от нижнего Инда живущие, сбирают [575] чрезмерные пошлины. Однако же такие поборы не останавливают тамошней торговли, между тем как выше по рек, в Панджабе, дороги по этой причине почти совершенно заперты. Независимо от обыкновенных таможенных пошлин, в некоторых местах между Индом и Бухарою существует еще транзитная пошлина, увеличивающая расходы провоза вместе с необходимостью нанимать конвой при переход чрез неспокойные области. Купцы не считают этих расходов тягостными; они гораздо более жалуются на жадность и лихоимство индийских агентов низшего класса, коим поручен сбор ввозной пошлины в британской Индии. Утверждают что эти люди, при отправления своих обязанностей в таможнях, с намерением делают задержки купцам, хотя бы эти последние и были снабжены нужными паспортами: им нет возможности выручить своих товаров иначе, как подкупами. Один кабульский купец говорил мне, что он был вынужден заплатить на пути из Гардуара в Бенарс восемь рупий [576] медною монетою за тележку, в которой сам ехал, не смотря на то, что в ней не было ни каких товаров. Торговцы кабульские и бухарские сильно жалуются на это зло, которое для них еще более чувствительно потому, что они знают умеренность законных пошлин. На русской границе этого нет, хотя пошлины там гораздо значительнее.

Рассматривая произведения Бухары и то употребление, которое делают из них ее жители, нельзя не подивиться огромности рынка, представляющегося здесь для нашей торговли. В Бухаре требование на наши товары не уменьшается; а постоянство, в котором находится это требование, дает повод думать, что наша торговля может еще расшириться. Во всем магоммеданском мире нет страны, в которой купец был бы столько же безопасен от притеснений и поборов, сколько в Бухаре. Если жители ее ханжествуют во всем, касающемся до их веры, то они исполняют с самою мелочною точностью все, что им [577] указывает эта вера. Коран во многих местах предписывает давать купцам полное покровительство, и ни где эта заповедь не нарушена и не упразднена бухарским государем. Товары привозимые в Бухару рассылаются в Самарканд, Кокан, Ярканд в Китае, Оргендж и во все малые округи, соседственные столице. Товары низших доброт требуются более, чем товары лучшего качества, потому что Узбеки не знатоки в их достоинстве. Мы видели выше, что бухарский рынок снабжается двумя великими европейскими народами; но женщины Бухары и Кабула предпочитают товары английские, — а влияние женщин во всех странах имеет вес немалозначительный. Ситцы, почти совершенно устранившие требование на шалевые товары, развили в тоже время наклонность к новизне и, таким образом, распространили вкус и пристрастие в других произведениях английских фабрик. Россия имеет столь обширное внутреннее судоходство, что она может доставлять водою к самым пределам Азии все свои товары, соперничество с которыми наши [578] произведения, идущие в Бухару чрез Индию, выдерживают только в следствие своей дешевизны и своего превосходного качества. Русским мы должны уступить, как мни кажется, в торговле металлами и всем, что из них делается; но за то мы можем с успехом соперничествовать во всех других предметах. Для торговой страны, какова Англия, требование на товары чрезвычайно важно; за усилением требования неминуемо последует понижение цен: а увеличение продажи доставит равномерный барыш нашим фабрикантам. Более значительный ввоз английских товаров в эти страны, особливо же белых и шерстяных тканей, равно и муслинов, не замедлит, как меня уверяли главнейшие купцы и даже визирь бухарский, распространить их здесь самым выгодным образом. У них уже начал уменьшаться вывоз таких товаров: причина же уменьшения объясняется увеличивающимся количеством пошлинного сбора в кабульской таможне, происходящего от усиления числа низших товаров, идущих [579] теперь чрез Гинду Куш в Бухару. Короче сказать, результаты моих наблюдений дают мне повод думать, что мы можем не только передать в руки наших купцов всю эту торговлю, но еще и увеличить общий итог наших товаров в Туркестане. В Кабуле есть купцы, которые охотно согласились бы расширить свои торговые обороты, не смотря на то, что многие из них уже имеют от восьми до десяти лаков рупий в ходу по туркестанской торговле. Провоз товаров по кабульской дороге стоит не много: если Русские пользуются судоходством Волги, самой большой реки Европы, то Великобритания найдет такие же удобства на двух реках Азии, Гангесе и Инде, более значительных и столь же судоходных. [580]

ГЛАВА IV.

О ТОРГОВЛЕ ПЕРСИИ.

[Состояние торговли с Персиею. — Пути и их относительные выгоды. — Исчисление товаров. — Замечание об усилении торговли. — Пример торговой предприимчивости.]

Издавна и справедливо замечено, что Персияне народ не коммерческий, во все времена проявлявший робость в делах мореплавания и торговли. Торговля стран средоземных всегда ограниченнее торговли тех земель, которые омываются морями и обладают хорошими гаванями. Персия не лишена этих выгод; но ее жители не плавают ни по волнам омывающим южные берега ее, ни по Каспийскому морю, столь близкому к ее столице. Все суда, плавающие по этим водам, принадлежат иностранцам, вполне располагающим вкусом жителей этого государства, ибо от иноземных торговцев зависит качество ввоза, также как [581] и количество его, всегда соразмерное с обстоятельствами. Персия почти постоянно хорошо снабжается европейскими товарами, в особенности русскими и английскими, стоящими здесь точно в таком же отношении друг к другу, в каком мы находим их в Бухаре. Впрочем, английские произведения первенствуют пред всеми прочими, ибо Персияне любят одеваться хорошо, и потому отчизну их можно считать одним из лучших рынков наших в Азии. Замечательно, однакоже, что тут Англичане встречают гораздо более соперничества, чем в других странах, и это, как мне кажется, происходит от недостатка наблюдательности и внимания со стороны наших соотечественников.

Я не намерен представлять общей картины персидской торговли, ибо я старался всмотреться только в северные ее отрасли; однако же, это не помешает мне упомянуть все торговые пути этого государства. Сношения между Россиею и Персиею преимущественно производятся [582] чрез гавани Каспийского моря; но кроме этого есть еще другие пути на восток от этого моря, по которым русские товары доставляются в Персию. Мешед, в Хоразане, снабжается многими русскими товарами чрез Бухару. Табрис и Тегран получают их чрез Кавказ и Тифлис. До весьма недавнего времени английские товары ввозились в Персию чрез Бушир, единственную гавань персидского залива, ибо Гомбрун или Бандер Аббас, лежащий против славного Ормаза уже, давно потерял свое первенство. Прежде английские ост-индские корабли ходили прямо из Европы в эту гавань и выгружали в ней свои клади; теперь же ежегодный таможенный доход ее едва простирается до четырех тысяч дукатов. Потом, уже в наше время, английские товары сперва отправлялись в Индию, а там перегружались и шли в Персию самым объездным путем. По этому весьма основательно сделаны попытки в недавнее время для открытия дороги из Требизонта, на Черном море, в северные области Персии. При [583] надлежащей заботливости и внимании этот путь должен принесть значительные выгоды Британии, ибо им можно провозить наши товары в те части Персии, которые преимущественно снабжаются из России. Следовательно здесь представляется более случая для соперничества, ибо как для русских не удобно посылать свои товары на юг от Исфагани, так невыгодно и Англичанам везти их на север от этого города. Торговля чрез Требизонт ставит оба народа на более равных основаниях, и в последние годы показала, что потребление английских товаров в Персии с каждым годом увеличивается. Этот путь представляет гораздо более выгод, чем дороги, идущие из Леванта чрез Алеппо и Дамаск, ибо Тигр и Ефрат протекают негостеприимными странами: из этих городов в Персию есть только одна безопасная дорога, именно, идущая чрез Багдад. Восточные провинции, примыкающие к Герату и Мешеду, преимущественно снабжаются из Кандагара, в Афганистане, где существует путь более удобный, чем вообще [584] думают. Суда могут достигать берегов Мекрана в десять дней из Бомбея; а Кандагар отстоит от моря только на восемнадцать небольших переходов: в следствие чего этот город представляет весьма важный торговый пункт, ибо наши индийские товары, достигнув его, могут идти на восток в Кабул и на запад в Персию. Выгода этого пути заклюй чается еще в том, что мы не встречаем тут ни какого соперничества с другими народами.

Принимая в соображение владычество Англичан в Индии, кажется, нельзя было бы ожидать, чтоб какая, нибудь другая нация могла являться в Персидском заливе в качестве торгующего народа; а между тем на самом деле многие товары привозимые в Бушир, не принадлежат к числу наших мануфактурных произведений. Голландцы издавна ведут торговлю с этим портом, и даже в последние годы образовали для этой цели особую компанию, которая, впрочем, не отличается [585] особенною деятельностью и даже, в настоящее время, совершенно прекратила свои действия по случаю моровой язвы. Они везут сюда индиго, пряности, сахар и кофе своего собственного возделывания в Ботавии. Должно заметить, что это индиго уступает индийскому. Они также привозят сюда небольшое количество тканей. Если Голландцы не успеют распродать своего товара в Бушире, то везут его в Бухару. Французы ввозят в Персию те же предметы, какие и Голландцы из своих владений на Бурбоне и других соседних островах. Самые же опасные соперники наши — Американцы, недавно вступившие здесь в торговлю. В настоящее время они выгружают большую часть своих товаров на восточном берегу Африки и оттуда уже перевозят их в Маскат и Персию. До ныне они отправляли туда только одни белые ткани и вместе с ними распространили мнение, сообщенное мне армянскими купцами в Исфагани, что их ткани выше английских добротою, ибо хлопок родится в их отчизне и не портится [586] прессовкою. Говорят, будто бы эти ткани прочны и хорошо моются. Меня также уверяли, что если бы они ввозились в большем количестве, то распродавались бы лучше: в настоящую же пору ввоз их весьма не велик. Индийские ситцы, в особенности выработываемые в Мазалипатаме, потребляются в значительном количестве в Персии, и с недавнего времени предпочитаются даже английским. Это происходит от того, что в Англии не обращают должного внимания на яркость и разнообразие рисунка; между тем как туземные индийские произведения хотя и ниже добротою, однако же дольше удерживают свежесть и яркость цветов, в следствие чего требование на них увеличивается. Это тем замечательнее, что английские ситцы долгое время преобладали над индийскими и теперь продаются дешевле мазалипатамских. Я уже сказал, что Русские ввозят свои товары в северную Персию; в числе их находятся тонкие польские ситцы, которые мне случалось видать в Бухаре и которые в большем ходу у Персиян. Для [587] соперничества с этими ситцами мы ничего подобного у себя не имеет, и потому не можем состязаться в этой отрасли торговли.

Относительно улучшения торговли с Персиею хотя кроме дорог есть много других обстоятельств подлежащих обсуждению, однако же он весьма важны по причин доступности, представляемой ими для торговли в эти страны. По этому улучшая сообщения с запада чрез Требизонд, мы не должны забывать их на восток чрез Кандагар, где путь безопасен, хотя тамошний правитель взимает чрезмерные и неправильные пошлины, которые впрочем, могут быть сбавлены чрез переговоры с ним и тем легче, что он не перестает выражать своего расположения к Англии. В одно время с этим можно проложить еще более удобный путь в Персию по судоходной реке Каруну, текущей на западе от Бушира и сливающейся там с Ефратом, принимающим до впадения в Персидский залив название Шат-ул-Араба. Товары посланные по Каруну [588] вступали бы, так сказать, прямо в сердце Персии; но при этом сомнительно, чтоб персидское правительство имело власть, или даже желание произвести перемкну в таком ход торговли: для этого необходимо его неослабное содействие, ибо страна лежащая между Каруном и Исфаганью дика и неспокойна. За направлением путей следует рассмотреть роды товаров, требующихся в Персии. Там английские ткани предпочитаются русским; что же касается до цветов тканей, то они совершенно зависят от моды и потому на этот предмет необходимо обращать надлежащее внимание, иначе купцы могут претерпеть убытки. Во время моего, пребывания в Персии, в конце 1832 года, цвета, более всего требовавшиеся, были синий, голубой и коричневый; в следующем году они могли, быть или красный, или серый. Впрочем, должно заметить, что темные цвета вообще продаются лучше. Верхняя одежда зажиточных людей обыкновенно делается из сукна, дешевые сорта которого, будучи прочно окрашены, более пригодны этому краю. Высокоценные товары, какого [589] бы рода они ни были, сюда ввозить ни когда не следует, ибо собственность здесь ни чем не обезопасена, и потому жители преимущественно покупают товары более дешевые, лишь бы только они имели приличный вид. Не взирая, однако же, на это Персияне любят тонкие сукна и охотно платят за них высокие цены. По мере моего приближения к морю, я заметил здесь, что простые классы жителей; одеваются лучше и лучше: это, мне кажется, от того, что тут товары дешевле, или, может статься, и от того, что представляется более соблазна к их покупке. Это в особенности бросается в глаза в Ширасе. В деле сукон более всего ценятся темные цвета; в ситцах же совершенно на оборот: они должны быть ярких цветов. Кроме этого рисунки их необходимо изменять как можно чаще, пуская их то по белому, то по цветному полю: это упрочивает не только выгодную, но и постоянную продажу, ибо Персияне любят новинку. В персидской торговле часто можно приобресть от 30 до 40 процентов; но торговое сословие Персии не [590] отличается ни точностью, ни честностью; а потому европейским купцам тут необходимо вести свои дела со всевозможною осторожностью. Туземные купцы наклонны к спекуляциям превышающим их средства; при том же весьма не многие из них имеют капиталы. Банкрутства тут очень часты: в минувшим году пятнадцать знатнейших купцов в Исфагани оказались несостоятельными, собственно от несвоевременного прихода шелков из Гилана, на Каспийском море. Точно также необходимо быть осторожным и относительно ходячей монеты, ибо она подлежит изменениям по воле царствующего государя. Персидский дукат теперь имеет ценность девяти каранов, или рупий, между тем как в прошлом году он стоил только восемь. Это повышение произошло в следствие похода, предпринятого наследным принцем и в следствие желания шаха пополнить свою казну: он при этом не сообразил, что не выпуская ничего из своей сокровищницы и только скопляя в нее богатства, он естественным образом теряет более нежели [591] кто либо. Судя по тому, как мне представлялся персидский рынок, я полагаю, что как легко от приведенных причин потерять здесь деньги, так легко и приобресть их: недостаток золота в Персии весьма ощутителен и потому перевод его из одной провинции в другую всегда представляет значительную выгоду. Ножевые товары составляют хороший предмет для ввоза в Персию; но, может быть, ни что так выгодно не продается, как хорошие ружейные, кремневые замки; они, однако же, должны быть лучшего достоинства, ибо следует помнить, что они уже доставляются из Константинополя и из России, где их приготовляют хотя и ниже наших достоинством, однако же ни чуть не худо. Вся фаянсовая посуда в Персию идет из России.

На берегах Каспийского моря мне представился случай видеть обширность пространства, которое проходят некоторые предметы ввоза в Персию. В Астрабаде я встретил купца, отправлявшегося в Хиву с китайским [592] сахарным песком: он купил его в Тегран и нагружал в небольшой гавани Кара-таппе, откуда намеревался плыть вдоль восточного берега Каспийского моря, мимо Гузн Кули, острова Челкена и Балканского залива в местечко Ох, отстоящее к западу от Хивы на расстояние десятидневного пути. В Охе он предполагал выгрузить свои товар и на наемных верблюдах Туркманов препроводить его далее, что, как он уверял меня, можно сделать без опасения, ибо разбойническая часть этого народа кочует южнее, между хивинскою дорогою и Персиею.

Это обстоятельство может служить редким примером предприимчивости, ибо сахарный песок первоначально привозится из Китая в Бомбей, оттуда на кораблях в Бушир, потом сухим путем в Тегран и на берега Каспия, где нагружается в третий раз на суда, окончательно перевозится чрез степи в Хиву и там встречается с вест-индским сахаром, идущим из России. Таким [593] образом мы видим произведения Америки и Китая соперничествующими один с другим в средней Азии. Выше я уже сказал, что сахарный песок Китая, высылаемый из Индии, не покрывает издержек провоза далее Кабула и потому не достигает Бухары. В приведенном же случае мы видим этот товар идущим чрез Персию далее Кабула, что объясняет, лучше всякого замечания с моей стороны, другие выгоды, которые можно приобресть от этого пути. В заключение мне остается сказать, что если объемистые, но не дорогие товары могут быть с выгодою перевозимы из Китая в столь отдаленные части Азии, то этот же самый путь в состоянии принесть барыши более, чем другие дороги от распродажи произведений британской промышленности. [594]

о бактрианских и других монетах, собранных Лейтенантом Борнсом.

ЗАПИСКА ПРОФЕССОРА УИЛЬСОНА.

Монеты, изображенные на прилагаемых при этой книг рисунках, составляют значительное и важное добавление к нумизматическим исследованиям, производимым с таким успехом в течение последних лет в Индии. Полковнику Тоду принадлежит честь первого раскрытия этого предмета в записке его о греческих, парфянских и индусских медалях, помещенной в трудах Королевского Азиатского Общества (Transactions of the Royal Asiatic Society.). Дальнейшие сведения напечатаны в XVII томе Исследований Бенгальского Азиатского Общества (Researches of the Asiatic Society of Bengal.). В журнале этого общества также содержится несколько любопытных статей по этому же предмету. Некоторые из них относятся к собранию г. Борнса, [598] которое, по разнообразию, числу и редкости монет в нем заключающихся, а равно и по достоверности местностей, в которых они найдены, принадлежит к одному из самых любопытных и драгоценных.

Все такие монеты могут быть разделены на четыре отдела, за исключением македонских и сирийских медалей нередко встречающихся. Отделы эти суть следующие: 1 монеты бактрианские, 2 индо-греческие, 3 индо-скифские и 4 индийские. В числе первых открыты полковником Тодом и др. Суиней, монеты Аполлодота и Менандра: одна из таких монет найдена лейтенантом Борнсом, отыскавшим также одну монету Ефидема, кроме многих других, о коих хотя нельзя сказать, какому именно государю принадлежат они, однако же нельзя и сомневаться в том, что они монеты бактрианские. Индо-греческие монеты, сравнительно говоря, редки; найденных доселе весьма немного: один экземпляр находится в собрании Борнса. Индо-скифские монеты многочисленнее и [599] представляют много любопытным образцов. Некоторые из них такие же, какие описаны полковником Тодом, г. Принсепом и мною: но между ними есть несколько совершенно новых и одна (фиг. 18) сохранившаяся лучше всех досель найденных.

Монет последнего отдела или индусских в этом собрании числом менее, чем в какой нибудь другой коллекции; за то принадлежащие к нему совершенно для нас новые.

Кроме этих монет, заслуживающих особливого внимания как по своей малоизвестности, так и по тому, что они бросают свет на индийскую историю, в собрании г. Борнса находится одна золотая и несколько медных, принадлежащих сассанидским государям Персии и множество монет магоммеданских, для поверки которых еще не представлялось случая. Впрочем по близости времени последних и полноте сведений, почерпаемых из магоммеданскнх писателей относительна истории этой части Турана, они представляют менее [600] интереса, чем монеты греческие и индийские, а потому и нет большой нужды прилагать здесь их рисунков.

Фиг. 1. Монета Ефидема, доныне считавшегося третьим государем бактрианским. Лицевая сторона: голова с бактрианскою диадемою. Оборотная сторона: Геркулес, сидящий на седалище, покрытом львиною шкурою; он держит в правой руке свою палицу, поставив ее на правое колено. Надпись: ASILEOS EUQUDHM.

До весьма недавнего времени была известна только одна монета этого государя, золотая, первоначально сделанная известною Пеллерином и описанная у Мионне и Висконти. В 1831 году аббат Сестини издал каталог нумизматического собрания барона Шодуара и в нем приложил описание с рисунком серебряной монеты Ефидема, совершенно сходной с здесь изображенною. Эти две монеты составляют два единственные экземпляра, наилучше сохранившиеся из всех [601] доныне описанных. Фиг. 2. согласуется общим характером своим и видом с фиг. 1; но на лицевой стороне портрет совершенно иной; да и на обороте фигура Геркулеса несколько различна. Надпись также отчасти несходна и представляет только LEOS и HM. По этому должно думать, что это монета не Ефидема, а сына его Дмитрия. Если это действительно так, то она еще более отличается от монеты Дмитрия, находящейся в коллекции барона Шодуара и описанной у Сестини, где лицевая сторона представляет государя, ни сколько не походящего на изображение сделанное на нашей монете и имеющего на голове в виде убора слоновую кожу, и где на обороте представлена стоящая фигура Геркулеса.

Последующие фигуры от 3 до 5 представляют монеты бактрианские, что ясно подтверждают сидящий Геркулес и общий характер портретов. Они много потерты и вообще более, или менее худо выполнены; надписи на них оставшиеся не разборчивы; но [602] следы их показывают буквы греческие, весьма грубые. В каталог Сестини, упомянутом выше, есть три монеты подобного рода, все бактрианские, явственно представляющие такой же профиль на одной сторон и сидящего Геркулеса на другой. Различие же в чертах государей, коих портреты мы видим на этих монетах, достаточно свидетельствует, что они представляют разных монархов. Если последние все были греческие государи Бактрии, что весьма правдоподобно, то монеты эти показывают также, что известный нам порядок этих государей менее верен, нежели доселе думали, что в нем, без всякого сомнения, пропущено несколько имен и что, по всей вероятности, включено множество таких, которые никогда не царствовали в Бактрии.

Фиг. 6. Эта монета походит на предыдущую своею оборотною стороною — сидящим Геркулесом; но в ней исполнение хуже и расположение волос другое. На этой же [603] оборотной стороне заметны буквы, хотя и неразборчивые: по видимому они греческие. Эта монета, может быть, относится к одному из первых варварских государей, покоривших Согдиану, если не собственную Бактрию, и принявших девиз бактрианских монет.

Фиг. 7. Медная монета, много потертая. На лицевой стороне стоящая фигура, несколько походящая на Аполлона, изображенного на монете Аполлодота принадлежащей полковнику Тоду (смотр. Труды Королевского Азиатского Общества, рис. XII, фиг. 1). На оборотной стороне таже фигура, треножник и такие же буквы. На первой стороне буквы греческие: можно прочитать BASILEUS; остальные менее разборчивы. Кажется, в них сказано: NIK MENANDROU, из чего следует заключить, то это монета Менандра, а не Аполлодота.

Фиг. 8. Монета какого-то Антиоха; судя по лицу можно думать, Антиоха Великого. На оборотной стороне фигура стоящая и бросающая копье правою рукою; а на левой — несущая [604] львиную шкуру вместо щита. Надпись BASILEWS ANTIOCOU. Изображение оборотной стороны необыкновенное, ни когда не встречаемое на монетах Антиохов.

Фиг. 9. Одна из числа мелких медных монет, на которых по большой части изображение стерто. Из них хорошо сохранившиеся представляют с одной стороны голову, а с другой — грубое изображение огненного алтаря. Буквы на них пельвийские. Эти монеты, без всякого сомнения, сассанийского начала.

Фиг. 10. Золотая монета, по видимому, принадлежащая одному из сассианских государей.

Фиг. 11. Монеты этого рода сомнительны.

Остальные фигуры 12, 13, 14, 15, 16 и 17 представляют антики, найденые в Ходжаобане, близ Бухары.

Фиг. 18. Эта монета необыкновенно любопытна и многоценна: она принадлежит к отделу индо-скифских монет, рисунки коих [605] приложены полковником Тодом к Трудам Королевского Азиятского Общества и мною самим в семнадцатом томе Азиатских Исследовании. На всех подобных монетах видны следы греческих букв; но надписи или неполны, или неразборчивы. На монете полковника Тода профессор Шлегель разобрал: BASILEVC BACILEWN... IERNICLEIC... EDOBIGRIC; но эта надпись в нескольких местах разорвана и окончательные буквы неразборчивы. В изображенной же здесь монете надпись на обеих сторонах полна и разборчива. На лицевой ясно стоит: BACILEUC BLEI L-WN KANHRKOU, а на оборотной стороне: NANAID.

Г. Принсеп думает, что находящееся на лицевой стороне имя, Каниркос или, может быть, Канифкос — ибо одна из букв не со всем явственна — означает Канишка, туркского или татарского государя Кашмира, царствовавшего около 120 года до Р. X. по словам Раджа Таринджини — истории Кашмира. Г. Ксома Корози говорит нам, что Канишка [606] хорошо известен в тибетских летописях как государь Капилы, близ Гардуара, живший около упомянутого времени и покровительствовавший буддийскому учению. Таким образом имя, время и местность подтверждают это предположение и его нельзя не принять пока, по крайней мере, не будет представлено, что нибудь более удовлетворительное. Относительно надписи на оборотной стороне нельзя предложить ни какого столько же вероподобного заключения. Если бы ее прочитать Tonaid, то легко было бы заключить, что она относится к первобытному местожительству скифских племен, покоривших Бактрию, по словам де-Гина, около 134 года до Р. X. и распространивших свою власть до дельты Инда. На этой монете изображение на лицевой стороне то же самое, какое преобладает на индо-скифских монетах: человек в высокой шапке и длинной тунике, держащий копье в левой руке и протягивающий правую, чтобы схватить трофей, щит, или панцырь, а может быть, как думает полковник Тод, чтоб [607] возложить благовония на жертвенник. На оборотной сторон фигура в длинном платье, держащая, по видимому, цветок. На ней также есть монограмма встречаемая на всех монетах этого класса и на некоторых принадлежащих к индусским. Эта монограмма представлена у Мионне, № 1222, и отнесена у него к какой-то неизвестной люнете (том VI. стр. 715), описание которой показывает, что она хотя еще и не была замечена между монетами недавно найденными в Индии, однакоже, по всей вероятности, принадлежит к этому классу.

Фиг. 19. Монета принадлежащая, как кажется, к индо-греческому отделу. На одной стороне голова в шлем, на другой — всадник протянувший правую руку. Все экземпляры подобных люнет сильно истерты. На многих из них вокруг этого изображения прочтены греческие надписи: это в особенности можно сказать о двух люнетах, выгравированных в журналах Азиатского Общества [608] 1833 г., где на одной ясно видно: SOTHR MEGA; а на другой MEGA BASILEUS. На одной из таких же монет полковника Тода прочтено: TRW BASILEUS. По этому нет сомнения, что все эти монеты греческих государей или индийских, или бактрианских.

Фиг 20. Монета индо-скифская, выгравированная также у полковника Тода. Изображение на лицевой стороне то же самое, какое на фигуре 18; на оборотной же стороне — индийский бык, со стоящим впереди его человеком.

Фиг. 21. имеет на оборотной стороне то же, что и на предыдущей; но одежда более явственна — это брамин; на лицевой стороне человек, по видимому, одетый в латы. Обе эти монеты найдены в Балке.

Фиг. 22-30. Все эти монеты принадлежат к тому же отделу, как и предыдущие; некоторые из них имеют те же самые знаки, а на других оборотная сторона отличается. [609] Из них на одной, или двух заметны отдельные греческие буквы.

Фиг. 31. Монета из числа тех, которые без всякого сомнения, суть индусские: на них по большей части на одной стороне слон, а на другой лошадь, или какое-то неописанное животное; над слоном девана гарийские буквы; на более разборчивых, кажется, можно прочесть: Зри Мага Дева — это обыкновенный титул бога Сива.

Оксфорда.

17 Мая 1834 года. [610]

ЗАПИСКА Г. ПРИНСЕПА.

Принимая в соображение, во первых, краткость времени, которое путешественник в проезд чрез чуждые страны может уделить наблюдению предметов, не относящихся прямо к его цели; во вторых, невыгоды, которые предстоят ему как от собственного укрывательства, так и от подозрительности туземцев, делающей опасными поиски за чрезвычайно редкими остатками древности, уцелевшими в их отчизне от разрушительного действия времени в течение двадцати столетий; в третьих — то, что эти туземцы не в состоянии оценят достоинства подобных предметов в понимать возбуждаемого ими интереса между любознательными народами Запада; принимая, повторяю, все это в соображение [611] можно сказать, что лейтенант Борнс был весьма счастлив в приобретении монет, привезенных им из Панджаба и из долины Окса.

Из чисто бактрианских монет Г. Борнс может добавить к европейским кабинетам, по крайней мере, три, между которыми на одной ясно читается имя Ефидема. Число индо-скифских, или последующих династий так значительно, что из них он уделил десять Азиатскому Бенгальскому Обществу, кроме тех, которые берет с собою в Европу. Между этими последними есть одна монета принадлежащая династии, заступившей македонских государей Бактрии; она в высшей степени любопытна для антиквариев.

Здесь я намерен привесть несколько сделанных мною замечаний о всех монетах, составляющих эту коллекцию.

Фиг. 1 до 6. Это серебряные монеты, тетрадрахмы, принадлежащие к числу бактрианских, что доказывает сидящий Геркулес, [612] держащий палицу и изображенный на оборотной сторон почти в таком же положении, в каком представляется Юпитер на монетах сиро-македонских. Надпись на фиг. 1., монет драгоценной по своему хорошему сбережению, есть следующая: ???????? ??????? или «Царя Ефидема» — третьего государя Бактрии. Единственная монета этого монарха, доселе бывшая известною в Европе, описана у Мионне в Description de Medailles Antiques. Пинкертон говорит, что она монета золотая, имеющая на оборотной стороне двух всадников с бактрианскими тиарами, пальмами и длинными копьями. Следовательно она совершенно отлична от единственной в своем роде монеты, которая теперь пред нами.

Фиг. 2 представляет черты лица совершенно иного государя. Впрочем, оборотная сторона такая же, как на предыдущей монете. Три последние буквы слова BASILEOS видны, также как и HM, которые могут составлять только или часть EuqodHMoV или dHMtrioV — его сына. [613]

Фиг. 3. Эта монета, имеющаяся в двух экземплярах, одного и того же характера с предыдущими: черты лица соответствуют фиг. 1, т. е. чертам Ефидема. Есть еще две подобные монеты, но более грубой работы. Портреты на них отличаются более выдавшимся лбом (фиг. 4 и 5). На оборотной стороне их ничего разобрать нельзя.

Фиг. 6. Одна из двух серебряных тетрадрахм. Она более походит на монеты арсасидские, ибо седалище, на котором сидит фигура оборотной стороны, имеет такую же форму, какая представлена в сочинении Валлиана. Хотя сходство этой монеты с предыдущими весьма большое, однако же головной убор и правильность кудрей более принадлежат персидским государям. Надпись пельвийская; некоторые из букв походят на худо выработанные греческие.

Фиг. 8. Это монета Антиоха; может быть вычеканенная в Парфии, судя по фигуре бросающей дротик. [614]

Фиг. 9. Одна из двадцати сассанийских мелких монет, на которых с лицевой, стороны хорошо сделанная голова, а с оборотной грубо вырезанный огненный жертвенник.

Фиг. 10. Золотая монета одного из сассанийских государей Персии, думают, Сапора (Шапора). Имя и титулы надписаны пельвийскими буквами весьма явственно. Замечательно, что на этой монете не изображены обыкновенные поддерживатели огненного жертвенника, т. е. два жреца, или царя, если только не принимать грубо сделанных по обе стороны украшений за человеческие фигуры, держащие мечи. Серебряная сассанийская монета, нарисованная у Гайда в Religio Veterum Persarum имеет таких же поддерживателей.

Все эти монеты найдены в развалинах древнего города Ходжаобаиа), лежащих в тридцати милях на С. З. от Бухары, где также добыто большое число драгоценностей и антиков, из коих многие были отгравированы (В Ходжаобане также найден грубой работы золотой солид Нижней Империи. Он принадлежат или Марсиану, иди, вероятнее, Меврикию. Надпись — DN MAVRC... TIB РР AVG. На оборотной стороне — ангел, держащий крест и шар, с надписью VICTORIA AVGGG, а внизу CONOB.). [615]

Фиг. 7. Четвероугольная монета из Шоркота, крепости лежащей в двадцати милях от слияния Джелама и Ченаба (Гидаспа и Асесина), где в бурю Александр Великий потерял свой флот. Некоторые писатели думают, что это крепость Малли, при осаде которой он был ранен. Из всей надписи можно прочитать только BASILEWS. На другой стороне надпись пельвийская. Эту монету с достоверностью можно относить к Менандру, во первых потому, что она по форме своей походит на монеты этого государя, выгравированные у полковника Тода; а во вторых потому, что первые три буквы, следующие за словом BASILEWS, очень походят по виду на NIK, или NIKATOROS — эпитет придаваемый Менандру, как говорит Шлегель в Journal Asiatique, за Ноябрь 1828 года. Впрочем, стоящая [616] фигура на лицевой стороне и эмблема на оборотной, по мнению полковника Тода изображающая переносный жертвенник, скорее согласуются, с монетою Аполлодота.

Фиг. 18. Эго монета медная, найденная близ маникиалского топа.

Лицевая сторона-государь, или воин, держащий копье в левой руке; а правою возлагающий жертву на алтарь (?). Надпись — BACILEUC BAC ...... KANHRKOU.

Оборотная сторона — жрец, или мудрец, стоящий и держащий цветок в правой руке; слава окружает его голову; налево от него буквы NANLID; Направо обыкновенная бактрианская монограмма с четырмя зубцами.

Эта монета чрезвычайно драгоценна, ибо она единственная в своем роде из числа многих, найденных в одном и том же месте. Надписи ее достаточно разборчиво показывают имя государя; но мы, к сожалению, [617] находим, что ни одно известное имя бактрианских государей не походит на представляемое нам этою монетою.

(Для удобства тех читателей, которые не имеют случая справляться с исследованиями относительно истории Бактрии, я прилагаю каталог ее государей, следуя Шлегелю. (Journal Asiatique. 1828. стр. 326).

Впрочем, ни в [618] одной из букв нельзя сомневаться, кроме той, которая предшествует KOU ее можно принять за Q, за R, или за C. Ограничившись выбором из этих трех букв, я нашел имя, которое согласуется, как только может быть выражено по-гречески, с KANHQKOU или KANHCKOU. Если мое предположение справедливо, то открытие этой монеты будет весьма важно для всех занимающихся изучением бактрианских древностей. Лейтенант Борнс вначале подарил ее Азиатскому Бенгальскому Обществу; но я, дознав ее цену, счел справедливым, по снятии слепка и рисунков, возвратить ее в руки этого офицера, дабы тем дать возможность европейским нумизматам лично осмотреть эту находку. Я полагаю, что это монета KANISHKA — татарского, или скифского завоевателя Бактрии.

По словам Ксома Короса, имя Каниска встречается в тибетских летописях, где он назван знаменитым государем северной Индии, [619] царствовавшим в Капиле, которая, как полагают, находилась в Рохилханде, или близ Гардуара. Царствование его относится за 400 лет после Сакиа, когда последователи буддийской веры разделились на восемнадцать сект (племена Сакиа или Sacae), под четырмя главными отделами, коих названия как санскритские, так и тибетские сохранились по ныне (Жизнь Сакиа в манускрипте Ксомы Короса.).

У профессора, Уильсона в хронологической таблице истории Кашмира (Asiatic researches, XV стр. 81) мы находим следующее: «Гашка, Джашка и Кантика, три татарские государя, наследовали Домодару в царстве Кашмира, и царствовали или последовательно один за другим, или вместе, в одно и то же время. Они ввели буддийскую веру при первосвященнике, Нагарджине по имени, и происходили, по словам Раджа Таринджини, из тарашкаского или татарского начала. В этой санскритской рукописи царствование их отнесено за 150 лет да Сакаиасинга (или Сакиа Синга); но ученый [620] переводчик ее, доказывает, что в текст сделана ошибка и что там разумеется «150 лет после эмансипации Сакиа Сшига».

Эпоха Сакиа (пятого Будды или Гутама) определяется совпадающим свидетельством цейлонской, сиамской, бурмийской и китайской эр, которые все основаны или на рождении, или на смерти буддийского законодателя. Все они хотя более, или менее и не согласуются между собою, однако же относят его ко времени между 544 и 638 годами до Р. X., Раджа Гуру (Азамский), глубоко изучивший буддийскую литературу, относит Нируан или эмансипацию Сакиа-Мани к 520 году до Р. X. Следовательно, если отчислить от этой эпохи 400 лет до Каниска, то время его царствования отнесется почти к концу второго века до Р. X. Из других же источников мы знаем, что ниспровержение бактрианской династии Скифами или сакиаскими племенами произошло в 134 г. до Р. X. (по Шлегелю в 125 г.). По этому теперешняя монета подтверждает справедливость Раджа Таринджини, [621] как свидетельства исторического, и не оставляет ни какого сомнения о эпохе Сакиа.

Г. Уильсон полагает, что окончание царствования Абгиманиа, наследника Канишка, следует отнесть от 118 г. до Р. X., как сказано в Раджи Таринджини, к 388 г. до Р. X., ибо Кашмир сделался буддийскою страною под правлением татарских государей, вскоре после смерти Сакиа. Но по исследованиям г. Ксома Короса, сделанным в тибетских священных книгах, почти нельзя сомневаться в том, что эта эпоха верна с показанием Раджа Таринджини, ибо в упомянутых книгах ясно определены три периода, в которые они были собраны: «в первый раз, при самом Сакиа (520-638 до Р. X.), во второй при Ашока, государе Паталипутра, 110 лет после смерти Сакиа и, наконец, при Каниске, около 400 лет после Сакиа».

В бактрианских монетах есть еще обстоятельства, подтверждающие мнения относительно того, что буддисты наследовали греческим [622] государям. Во первых: на оборотной сторон их исчезает прежняя национальная эмблема бактрианского всадника с македонским копьем, и на место ее является мудрец, держащий цветок и всегда имеющий вокруг головы своей обруч славы, свидетельствующий о духовности его лица (Смотри Tod’s Coins, 11 14. Рисунки г. Уильсона, фиг. 1, 2, 6, 7, и Journal of the Asiatic Society of Bengal, рисунок 11. фиг. 17 и 18.). Во вторых, на первых монетах этой династии мы находим греческие надписи (что также господствовало при Арсасидах и продолжалось при первых сассанийских государях); а на монетах, представляющих подобную же эмблему, но принадлежащих позднейшему времени, мы встречаем уже такие надписи, которые видим на коллонах Делли и Алахабада, также в Эллоре и во многих древних пещерах и храмах средней Индии и которые так ненавистны браминам, считающим их за принадлежность буддийской веры.

(Смотр. перевод некоторых мест из салсеттских и эллорских надписей, сделанный маиором Уильфордом (Asiatic Researches, т. XIV): он показывает, что все они по имена относятся к Сакиа. Г. А. Старлинг (Asiatic Researches, т. XV стр. 314), говоря о некоторых подобных надписях на скале Адаиа Гири, в Ориссе, приводит следующее: «Брамины относят эти надписи, с ужасом и отвращением, ко временам преобладания буддийского учения. Я, однако же, думаю, что они имеют некоторую связь с древним Пракритом и потому их пояснения можно ожидать только от какого нибудь ученого последователя секты Джон». Куда девался ключ к этой и другим древним санскритским азбукам, которые Уильфорд имел счастие найдти в руках какого-то старого мудреца в Бенаресе?) [623]

Не считаю нужным повторять мнения г. Уильсона, выведенного на других основаниях, относительно того, что Топ Маникиала, в окрестностях которого найдены эти монеты, есть памятник буддийский; скажу только, что это мнение значительно подтверждается открытием монеты сакиаского героя, Канишка.

Заключая таким образом, что находящиеся пред нами монеты, вместе с прочими относящимися к этому роду, принадлежат сакиаской династии, которой так хорошо [624] приличествует название индо-скифской, мы, следуя точно таким же путем, можем отнесть следующий отдел, представляющий на оборотной стороне браминского быка сопровождаемого жрецом в обыкновенной индийской дхоти, к монетам браминской династии, заступившей в свою очередь линию буддийскую. Полковник Тод относит все эти монеты к тому же классу, к которому принадлежит последняя и приводит причины побуждающие его приписывать их Митридату, или его наследникам из арсасидской династии, коих владения простирались от Инда до Гангеса и коим, под конец, сделалась подвластною Бактрия. На некоторых из них видна греческая надпись: «Царя царей» и проч. с лицевой стороны и, по его же мнению, пельвийские буквы с другой. Я же думаю, что эти буквы такие же, как и деллийские, и что бактрианская монограмма определяет их местность. Г. Уильсон и Шлегель относят их к индо-скифским. Последний, вместе с полковником Тодом, говорит, что изображенная [625] на них фигура есть Сива с своим быком Нанди («Се qui me parrait la circonstance la plus remarquable dans ces medailles, ce sont ces preuves du culte Brahmanique adopte par les rois Tartares. Ils regnaient done cerlainement sur des provinces ou ce culte etait etabli». — Journal Asiatique, Nor. 1828.).

Г. Шлегель находит весьма замечательным то обстоятельство, что на этих татарских монетах встречаются знаки индусской религии: не доказывает ли это, если принять в соображение индийское начало Саков, что и приемники их также были индийского, а не татарского происхождения? По моему мнению замечательнее этого то, что на всех таких монетах изображен огненный жертвенник. Впрочем, еще подлежит сомнению — действительно ли это жертвенник.

Фиг. 19, 22, 23, 26, 27, 28, 29 и 30. Это мелкие медные монеты, найденные близ Маникиала и в других местах Верхней Индии. На лицевой стороне их — голова, а на оборотной — бактрианский всадник. Все они могут [626] быть отнесены к царствованию Евкратида I, ибо золотая монета с берегов Каспийского моря, описанная Байером и имеющая такое же изображение на оборотной стороне, представляет четкую надпись: «Великого Царя Евкратида». На наших монетах такого же типа не видно ни каких других слов, кроме — «Царь царей». При том на большем их числе греческий язык до того испорчен (напр. фиг. 19. BACILEU, BACILEU), что дает повод думать о их принадлежности к позднейшей эпохе. Изображение лошади, по видимому, господствовало долгое время в последствии.

Фиг. 24. Медные монеты такого вида встречаются во всем верхнем Индостане. Они составляют третий отдел в гравюре полковника Тода. Некоторые из находящихся у него носят на себе определенные греческие буквы. На лицевой стороне тот же воин с мечем и жертвенником; на оборотной, по мнению Тода, жрец приносящий в жертву быка. Но на монете лежащей пред нами, дхоти так ясно показывает одеяние брамина, что заставляет принимать [627] сопутствующее его животное за священного быка Индии тем более, что оно имеет горб и этим доказывает господствование браминской веры в индийских владениях Менандрова, или Евкратидова государства.

Фиг. 25. Тип этой монеты встречается еще чаще, чем тип предыдущей. Тут надписи уже не греческие, а принадлежащие или к тем же, какие мы видим на деллийской коллоне, доселе неизвестным, или к чисто-индусским. На оборотной стороне — фигура сидящая на слоне, постоянно непропорциональная; а на лицевой — Раджа с жертвенником, выделанный грубее. Слон, подобно лошади, сохраняется на последующих монетах Индусов.

Фиг. 31. Эта эмблема и до ныне еще обыкновенна в южной Индии. форма нагниских букв как на этой, так и на фиг. 14 сходна с буквами дарственных записей на земли, вырезанными на меди лет 700, или 800 тому назад. [628]

Фиг. 20. 21. Эти монеты найдены в Балке и походят на маникиалские.

Калкутта. Июнь 1834.

* * *

Описанные здесь монеты я подарил Британскому музею вместе с прочими, собранными во время моего путешествия. Эта коллекция заключает в себе 200 монет бакрианских, индо-греческих, индо-скифских, индусских и магоммеданских.

КОНЕЦ.

Перевел с английского

ГЕОРГ МИН,

член Эдинбургского Королевского физического Общества.