БОРНС А.

ПУТЕШЕСТВИЕ В БУХАРУ

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.

ОБЩИЕ И ГЕОГРАФИЧЕСКИЕ ЗАПИСКИ О НЕКОТОРОЙ ЧАСТИ СРЕДНЕЙ АЗИИ.

Окончив рассказ о Путешествии, я приступлю к описанию тех предметов, которые заслуживают — взимания по своему отношению к состоянию и географии пройденных мною стран. Из предыдущего видно, что линия моего пути проходит частью чрез Индию, Кабул, Татарию (Туркестан) и Персию; а потому я буду следовать этому же порядку в последующих описаниях. Не имея намерения повторять исследования других путешественников, или говорить о том, что уже всем известно, я ограничусь только тем, что ново и хоть сколько нибудь любопытно. На моих картах точнее определены многие географические положения в этих странах и даже передвинуты с одного места на другое значительные хребты гор. Так как общий обзор провинций кабульского государства верно представлен [210] в превосходной книг г. Эльфинстона, описывавшего эту страну, то я считаю нужным сказать, что мое собственное поприще лежит на непройденных доселе путях по ту сторону Гинду Куша, между кочующими Татарами, посреди степей, оживленных прекрасными и плодоносными оазисами. Читатели, положив пред собою карту моего путешествия, увидят, что я пишу только о тех странах, которые были посещены мною лично: единственное исключение из этого они найдут в пятой главе первой книги, относительно внешних сношений Китая; но и тут — я уверен — занимательность предмета меня оправдает. В двух последних книгах, предлагаемые мною замечания остаются почти в том же виде, в каком они были представлены от меня высшему Правительству Индии: полагаю, что этот вид оффициальности даст им большее право на внимание. Впрочем этот отдел моего сочинения, также как и другие сокращены в следствие причин, объяснять которые я не считаю нужным. [211]

ЗАМЕЧАНИЕ О КАРТЕ.

Результаты моего обозрения стран, лежащих между Индиею и Каспийским морем, представлены на прилагаемой карте: данные, на которых основаны эти результаты, требуют пояснения, дабы читатели могли судить о достоверности этого документа.

Инструменты, употреблявшиеся во время моего путешествия, состояли из Гильбертова секстанта, девятидюймового радиуса и компаса Шмалькалдера, разделенного на 360 градусов. При помощи секстанта определялись градусы [212] широты или по полуденной высоте солнца, когда представлялась этому возможность, или по возвышению полярной звезды; при помощи компаса были наблюдаемы относительные положения различных урочищ, т. е. углы местностей, чрез которые мы проходили. Время переходов записывалось на самом месте по превосходному хронометру Арнольда.

Скорость переходов, после нескольких опытов, сделанных по астрономическим наблюдениям, найдена была следующая:

1. Если едут верхом на лошади, по плоской стране, каков на пример Панджаб или страны, лежащие на восток от Каспийского моря, и притом без сопровождения каравана, то проходят 30 фурлонгов, или 3 3/4 мили в час.

2. Верхом на лошади, по неровной или гористой стране, на пример между Индом и Кабулом, в сопровождении легко навьюченных мулов, 3 мили в час. [213]

3. Верхом на верблюдах, по ровной стран, каков Туркестан, около 3800 ярдов, или 2 мили 300 ярдов в час.

Во время пути обозначились при всяком возможном случае все значительные извороты дороги и потом поверялись по вершинам гор, или по другим урочищам, впереди и позади нас находившимся.

Скорость хода верблюда требует еще дальнейших пояснений: я тщательно старался определить ее и надеюсь, что это послужит в пользу другим путешественникам. Двадцать три верблюда, идущие киттаром или цепью, т. е. привязанные один к другому и следующие гуськом, покрывают пространство 115 шагов в 2 1/2 фута каждый, что равняется 94 ярдам. Для перехода этого пространства потребно 90 секунд времени, т. е. верблюды переходят 76 2/3 шагов в минуту, или 3833 ярда в час: таким образом — [214]

Ночью, или утром, т. е. во время прохлады, верблюды идут скорее; пройдя двадцать пять миль, они уже выбиваются из сил. В следствие этого я принял круглое число 3800 ярдов за основание при определении переходов. Я не могу согласиться с г. Макартней, утверждающим, что верблюды идут 2 1/2, или 2 3/4 мили в час. Вольней пишет, что сирийский верблюд проходит в час только 3600 ярдов, т. е. менее того, что принято мною. Кажется, этот великий путешественник недалек от истины. Для определения в песчаных странах скорости верблюжьего хода, я употреблял следующую методу, всегда представлявшую довольно удовлетворительные выводы. [215]

Киттар в 7 верблюдов проходит пространство, им самим занимаемое, в 26 секунд.

Каждый верблюд занимает в киттаре 13 футов и таким образом 52 верблюда покрывают пространство 676 футов, что дает им скорость перехода почти 3700 ярдов в час по мягкому грунту: таким образом -

Что способ моего определения переходов близко подходит к истине, то подтверждает линия дороги к Бухаре, которую я налагал на карту по мере путешествия: она пришлась в 30 милях на запад от 64° 55' восточной долготы, под которым столица эта [216] была обозначена русскою миссиею. На Макартнеевой карте Бухара стоит под 69° 10', а у г. Эльфинстона под 62° 45': последний путешественник сознается, что он несовершенно доволен своим определением этого положения. Географическая широта Бухары по моему вычислению равняется 39° 43' 41'' с. ш.; но это положение ее другие путешественники показывают несколько различно, именно: -

Я точно так же нашел весьма замечательную соответственность относительно истинной широты в моем начертании пути от Мешеда до Каспийского моря. Дорога от Лодианы, в Индии, стоящей под 75° 54' восточной долготы и 30° 55' 30'' северной шпроты, будучи проведена на карте до Пешауара, почти совпала с географическим положением этого города, определенным кабульскою миссиею. По [217] выводам миссии, Пешауар находится под 71° 45' долготу, а по моему вычислению, под 71° 33'. Широта его 34° 9' 30' С. Относительное положение Кабула и Пешауара изменено мною, точно так же как и никоторые горные хребты. Впрочем здесь было бы излишне входить в подробности всех сделанных мною перемен, которые лучше и яснее можно видеть при рассмотрении моей карты и при сличении ее с другими. При помощи г. Арроусмита, уже прославившегося своими изданиями (Смотра изданный им атлас.) все материалы, собранные во время моих исследований, в совокупности с новейшими географическими сведениями вошли в состав этой карты, начерченной самим г. Арроусмитом и тщательно отгравированной собственно для этой книги под его непосредственным наблюдением, что без всякого сомнения увеличивает ее достоинство. На ней обозначена линия моего пути в отличие от путей других путешественников. [218]

Считаю полезным представить здесь мои наблюдения над географическою широтою. Звездочка обозначает те из них, которые сделаны ночью:

ГЛАВА I.

ОТЧЕТ О БУХАРСКОМ ГОСУДАРСТВЕ.

[Границы и пространство. — Естественное и политическое разделение. — физическая география: вид страны. — Климат и феномены. — Реки. — Горы. — Минеральные произведения. — Растения. — Потребности жизни. — Плоды и вина. — Домашние животные. — Дикие животные. — Птицы. — Шелковый червь. — Болезни: гвинейский червь. — Города и селения. — Народонаселение государства.]

Самарканд и Бухара служили предметом блестящих описаний как для историков, так и для поэтов всех времен. Страна, в которой они стоят, составляет часть Туркестана или земли Турков, называемой этим именем самими туземцами. Бухара составляет изолированное государство, небольшого пространства, окруженное пустынею. Это страна открытая, луговая, неодинаково плодородная. В соседства немногих рек, ее орошающих, почва богата; [222] вдали от них она бедна и бесплодна. Своею важностью она обязана центральности своего положения между Европою и богатейшими областями Азии. С севера она граничит Аральским морем, Сиром или Яксартом древних и Коканом или землею Фергана. На восток она простирается до гор, ответвляющихся от возвышенных плоскостей Памира. На юге протекает Окс, чрез который, однако же, она переходит на юго-восточной границе и там господствует над Балком и областями Андхо и Меймана. На западе она отделяется от Оргенджа или Хивы пустынею Харесма, начинающеюся на расстоянии одного перехода от города Бухары. Этим ограничением я определяю самые отдаленные пределы государства, внутри которых есть несколько областей, состоящих в сомнительной зависимости от Бухары. Отличительную черту этой страны составляет Окс, пересекающий пустыню и делающий ее обитаемою. Река Самарканд, в своем нижнем течении, проходит под прямым углом к Оксу; но иссякает, не успев достигнуть [223] до него. Третья река, текущая ниже Самарканда и орошающая область Карши, подвергается такой же участи. По берегам этих трех рек распределяется вся способная к обработыванию почва государства, которое все вообще заключено между 36° и 45° северной широты и между 61° и 67° восточной долготы. Только весьма небольшая часть этого обширного пространства заселена жителями. Начиная от Эльджика на Оксе, на западной границе, и вплоть до Джаззака, на восточных пределах, проходит чрез всю страну линия возделывания, имеющая 240 миль протяжения. Пространство же между Балком и Бухарою, равняющееся 260 милям, совершенно пустынно: степь начинается милях в пятнадцати от столицы.

Естественные и политические отделы государства, принятые туземцами, суть следующие: 1. Каракул, 2. Бухара с семью томанами или округами, вокруг нее лежащими; 3. Кермина; 4. Мианкал, или Катта Курган; 5. Самарканд с пятью томанами; 6. Джаззак; [224] 7. Карши; 8. Лабиаб или берега Окса и 9. Балк с областями, лежащими на юг от этой реки. Первые шесть из этих отделов занимают долину реки Самарканда, известной под именем Кохика и Зарафшана, т. е. золотоносной реки. Это есть древняя долина Согда, вызывавшая похвалы всех веков, начиная от времен Александра. Аравийские завоеватели считали ее земным раем. Впрочем, слава ее зависит более от окружающего запустения: она естественным образом очаровывает взоры тех, которые долгое время едут по океану песков. Однако же, нельзя не сказать, что сама по себе она есть долина прекрасная. Карши, лежащий в шестидесяти милях к югу от Самарканда, есть оазис, образованный рекою, текущею из соседней области Шар-Сабза и истощающеюся от оплодотворения этого округа. Земли по берегам Окса так же в высшей степени облагодетельствованы природою; но полоса возделываемой почвы узка и притом значительная часть ее лежит в небрежении. Балки области на юг от Окса так же обязаны [225] своим плодородием достаточности воды, с избытком распределявшейся в прежние времена между множеством селений: теперь все опустошено набегами грабительских орд. Эти области хотя и считают себя данницами Бухары, однако же ограничивают свое подданство только тем, что ежегодно отправляют к бухарскому государю несколько лошадей в виде подати. Названия этих областей суть следующие: Акча, Шиббергаум, Андхои, Маймана и Сайрипул. Все они, за исключением последней, лежат на север от гор.

Хотя геологическое строение и общий облик какой-нибудь обширной равнины столько же любопытны? сколько и характер высоких горных хребтов, однако же здесь нам предстоит весьма не многое для наблюдения и для описания. Великая туркестанская равнина имеет 2000 футов возвышения. Она постепенно склоняется к западу от Балка, что доказывают наклон и направление рек, и продолжает опускаться до Аральского и Каспийского [226] морей. Мне более известны страны простирающиеся на север от Окса и от подошвы гор до Бухары. Тут нам в последовательном порядке встречаются невысокие округленные хребты известкового, оалитного и хрящеватого строения, слегка поросшие зеленью и разделенные обширными равнинами отверделой глины, образующей в здешнем сухом климате превосходные дороги, удобные даже для самой тяжелой артиллерии. Здесь есть несколько пространств, покрытых песчаными холмами, хотя и небольшими, однако же достаточными для поглощения воды всех речек, текущих к Оксу. Они тянутся узкою полосою параллельно Оксу. Самая большая ширина занимаемого ими пространства, между этою рекою и Каракулем, не превышает двенадцати миль; далее к востоку, она равняется половине этого числа; а между Карши и Оксом встречается только несколько отдельных холмов. На запад от Бухары песчаные холмы увеличиваются в объеме, близко подходят к реке Кохику с обоих берегов и [227] оставляют только малое пространство для обработывания почвы; потом они тянутся на север и на запад в пустыни Кипчака и Харесма. Об их протяжении на юг от Окса я уже говорил выше, и упомяну еще раз в главе о Туркмании. Все эти песчаные холмы имеют в своем основании самый твердый грунт, и потому с первого взгляда можно решить, что они навеяны сюда с другой почвы. В долинах по временам встречаются осадки соли и соленые ручьи. Все колодцы в этом крае горького, или соленоватого свойства; глубина их никогда не превышает тридцати шести футов; во многих вода встречается гораздо ближе — футах на пятнадцати. Между Бухарою и Оксом вода просачивается на поверхность песков. Мы нашли, что в Августе температура ее равнялась 60°, в то время, как температура воздуха превышала 100°. Вода эта была приятна на вкус, как будто бы охлажденная льдом. В холодное время года, колодцы, по уверению, жителей, совершенно теплы: это доказывает что они подлежат довольно одинаковой [228] температуре в продолжение всего года. Страна на север от Окса населена пастушескими племенами и ни сколько невозделана; но остатки водопроводов и других строений, особливо между Карши и Бухарою, свидетельствуют о более счастливом веке в этих ныне заброшенных землях.

Климат Бухары здоровый и приятный; он сух, а зимою весьма холоден, что всегда бывает в странах песчанных. Это ничем так хорошо ни подтверждается как замерзанием Окса. Летом термометр редко поднимается выше 90°; ночи же обыкновенно прохладны. Но это относится только до города Бухары, ибо, путешествуя к нему чрез пустыню в Июне месяце, мы нашли, что жар превышал 100° Фаренгейта. Сильная растительность близ этой столицы, без сомнения, понижает температуру и объясняет разницу между окружающим ее палящим жаром и умеренностью ее климата. Бухара имеет почти 1200 футов возвышения над морем. Атмосфера [229] ее постоянно прозрачна; небо, всегда чистое, имеет цвет светло-лазурный; облаков почти никогда не бывает. По ночам млечный путь ярко горит на тверди; звезды издают необыкновенный блеск, так что даже при лунном свете. звезду можно рассмотреть почти на самом краю горизонта на высоте каких нибудь трех, или четырех градусов. Кроме этого беспрерывно являются самые блестящие метеоры, летающие по небу подобно ракетам: не редко можно насчитать их от десяти до двенадцати в час и при том разных цветов: огненно-красного, синего, белого и желтого. Это дивная страна для астрономических наблюдений и, вероятно, знаменитая обсерватория Самарканда имела в этом отношении большие выгоды. В половине Июня, после нескольких необыкновенно жарких дней, мы испытали сильный ураган пыли, сопровождаемый жарким ветром. Он начался на С. З. и скоро набежал на нас. В несколько часов он миновал, освежив и очистив воздух; после него жар не возвращался. Подобный феномен я [230] встретил в Мултане, на Инде, почти около этого же времени в предшествовавшем году. Уверяют, что подобные пыльные облака случаются только близ пустынь; но тогда каждый сильный ветер непременно поднимал бы такое же облако, чего впрочем не бывает. Зимою снег в Бухаре лежит в продолжение трех месяцев; весною бывают сильные ливни при больших жарах. Вода испаряется здесь так быстро, что после дождей дороги тотчас же просыхают. Судя по глубокой старости многих жителей, я заключаю, что климат тут весьма благоприятствует здоровью. Все это я говорю о Бухаре и о странах на север от Окса. В Балке жар чрезвычайно утомителен и климат вообще нездоров, что приписывается худому качеству воды, имеющей беловатый цвет от примеси земли, походящей на трубочную глину. Впрочем, причину болот нельзя приписывать избыточности влаги; водопроводы большею частью засорены; страна даже и во время засух продолжает оставаться вредною для здоровья. В Балке [231] жатва поспевает пятидесятые днями позднее, чем в Пешауре: там пшеницу жнут в половине Июня, а в Бухаре двумя неделями позднее.

В Бухаре, реки имеют высшую степень важности, ибо они делают негостеприимные ее земли способными к заселению. В Бухаре пять рек: Аму или Окс, Сир или Яксарт, Кохик, Карши и Балк. Следующую главу я посвятил описанию Окса. Реку Сир почти нельзя включить в бухарские владения: она берет начало из тех же самых гор, из которых вытекает Окс, проходит чрез Кокан и Ходженд, потом чрез пустыню и впадаете в Аральское море почти под 46° северной широты. Она гораздо менее Окса, но, как уверяют, быстрее его. Летом чрез нее ходят в брод; зимою она покрывается льдом иногда в два ярда толщиною, так что по нем переходят караваны. Вторая по важности за Сиром река есть Кохик или Зарафшан; Она берет начало в возвышенных [232] землях на восток от Самарканда и, пройдя на север как от этого города, так и от Бухары, образует озеро в области Каракуле, но не впадает в Окс, как обыкновенно обозначается на наших картах. В своем верхнем течении она оплодотворяет богатую Провинцию Самарканда; потом ниже этого города, в Мианкале, воды ее разводятся каналами, что споспешествует возделыванию риса. Ежегодно в течение трех, или четырех месяцев русло ее совершенно высыхает в Бухаре: тогда этот город, ровно и страна ниже его лежащая, находятся в большом затруднении, ибо относительно снабжения водою они совершенно зависят от этой реки. При этом не льзя не заметить весьма замечательного пристрастия здешних жителей к возделыванию в столь сухой стране риса, постоянно требующего обилия в воде. Озеро, принимающее в себя Кохик и известное под названием Денгиза или Моря, имеет двадцать пять миль в длину и со всех сторон окружено песчаными холмами. Оно чрезвычайно глубоко и если [233] допустить рассказы туземцев, то не уменьшается в своем объеме ни в какое время года. Во время таяния снегов летом вода течет в него также постоянно как и зимою. Вода его соленая, не смотря на то, что единственный питатель его, Кохик, имеет воду пресную. Впрочем, это так и быть должно по законам природы, ибо она не имеет ни какого истока. Следующая река есть Карши, берущая начало из тех же возвышенных земель, где начинается Кохик и текущая чрез Шар-Сабз и Карши, ниже которых она теряется в пустыне. Благодетельные следствия воды видны повсюду в соседстве этой реки: поля Шар-Сабза дают обильные урожаи риса, а Карши представляет сплошную поверхность садов и огородов. На пространстве шести миль на одном берегу и шестнадцати на другом воды этой реки разведены по каналам; там, где оканчиваются эти отводы, мы опять видим бесплодную пустыню, резко противоположную превосходной зелени прибрежья. Река Карши питается тающими снегами, в следствие чего [234] начальник Шар-Сабза почти во всякое время может пресечь приток воды в низовые округи. Обыкновенно как из этой реки, так и из Кохика вода пускается в известные каналы только в определенный срок, так что каждое селение пользуется ею единожды в каждые десять дней. Такова здесь ценность влаги и такова заботливость земледельца в этом крае. Последняя из здешних рек, Балк, берет начало на юге Гинду Куша, милях в двадцати от Бамиана, близ Банд-и-Барбара, знаменитой плотины, приписываемой силе Али, в действительности же происшедшей от обвала горы, упавшей в долину. Отсюда река течет на север между горами и вступает в равнины Туркестана почти в шести милях от Балка. Тут вода ее подразделяется на множество каналов (которых, как говорят, восемьнадцать) и доведена до самого Балка, также как до Мазара и Акча по обе стороны реки. Акча лежит почти в пятнадцати милях от Балка; ни один канал не проведен далее этого места, хотя вода от [235] некоторых из них пробирается почти на половину пространства до Окса и там служит потреблению кочующих Туркманов. Дать начертание балкских каналов почти нет возможности, ибо они перерезывают всю страну, и, кроме того, следы прежних попадаются на глаза повсюду. Небольшой наклон страны к Оксу много облегчает искуственное орошение ролей Балка, и потому почва тут богата и плодородна, а это объясняет и огромность народонаселения и хлебородие, когда-то являвшиеся в этом крае.

Горы Бухары проходят по ее границам и образуют ее восточные и западные пределы. Во внутренности страны их нет, за исключением немногих невысоких хребтов близ Шар-Сабза и Самарканда. На картах северная линия Гинду Куша обозначается близ Балка неправильно: этот город стоит в равнине; на пространстве шести миль от него нет никаких гор, а хребет Хинду Куша тянется в западном направлении и нигде не [236] достигает того градуса широты, под которым стоит этот город. На картах же Балк обыкновенно показан стоящим на этом хребте, а самый хребет выведен к северо-востоку от Окса. В последствии я представлю особливые замечания об этом великом горном хребте, отроги которого проходят и близ Балка в двадцати милях, где добывается снег в долинах даже и посреди лета. Приближаясь к Карши, мы видели высокий снегами венчанный хребет гор, проходящий, как нам казалось, от севера к югу. Туземцы, называя его Баитун по имени какого-то селения, уверяли меня, что он отстоял от Карши на шесть дней езды, или дочти на 150 миль. В Июле эти горы были совершенно покрыты снегом, а это обстоятельство дает им высоту, по крайней мере, в 18,000 футов, если судить по Гинду Кушу. В них не было видно ни одной замечательной вершины; горы тянулись непрерывною цепью подобно горам траповой формации. Несколько меньших боковых отраслей проходило между нами и этим [237] хребтом, но он высоко поднимался над всеми ими и давал нам выгодное понятие о значительной высоте своей. На другой день при солнечном восходе он снова предстал нам во всем своем величии и скрылся только тогда, как мы поехали к западу от Карши. Я затрудняюсь, как определить этот хребет: император Бабер упоминает о Кара Таге или Черных Горах, в Каратагине, но в настоящее время это название неизвестно. По видимому, горы эти заканчивают возвышенные земли Памира. Они проводят под прямым углом к Гинду Кушу и почти под одним и тем же меридианом; а это подтверждает мнение, что они, составляют только отрасль гинду-кушского хребта. На север от Окса, горы в первый раз встречаются в независимой области Гиссара; описанные же выше суть ничто иное как их продолжение. Гиссарские горы покрываются снегом только зимою, не взирая на то, что имеют такую значительную высоту, какой, по видимому, нельзя было бы ожидать в этой [238] части Азии. Страна, лежащая у их подножие, заселена Конград-Узбеками.

Золотых россыпей в бухарском государстве нет; но золото находится в песках Окса в большом количестве, нежели в других реках, текущих из Гинду Куша. Начиная от его истоков вплоть до Аральского моря, жители моют пески после полноводия с большим успехом, и часто находят такие самородки золота, которые по величине своей превышают попадающиеся в Инде. В прошлом году на берегах Окса найден самородок величиною в голубиное яйцо: он теперь принадлежит одному кулумскому купцу. В окрестностях Даруаза лежат самые богатые пески. Лапис-лазуревые скалы, стоящие над рекою Бадакшаном, также, как говорят, содержат в себе золото; но, судя по виденным мною образцам, кажется, что это должна быть слюда. Все прочие металлы — серебро, железо и медь вывозятся из России. Нашатырь (нушадар) встречается в естественном [239] состоянии между горами близ Джаззака. Другие ископаемые произведения в государстве, кроме соляных осадков, мне неизвестны. В Гиссаре, в горах находят соль похожую на ту, которую ломают в соляных горах Пенджаба. В равнинах она выкапывается глыбами и по промывке идет в продажу. Ниже Чарджуи, в двух милях от Окса, на правом его берегу, есть ложе соли, имеющее около пяти миль в окружности и называющееся Хуаджа Ганфи. Соль эта неправильно кристаллизована, черна и низка по качеству. Верблюжий вьюк в 500 фунтов весом стоит в Бухаре четверть тиллы (Около трех шиллингов.).

Растительные произведения этой страны гораздо обильнее. Различные деревья, здесь растущие, известны более по названиям своих плодов, которые будут описаны ниже. Дерево, употребляемое на постройку домов, есть тополь: оно растет повсюду. Хлопчатобумажное дерево [240] разведено в большом множестве; бумага вывозится как в сыром виде, так и в мануфактурных произведениях. Пенька также растет здесь; но жители не знакомы с ее употреблением. Из семян этого растения они бьют масло и приготовляют хмельный напиток — банг, а стебель отдают на корм скоту. Мне говорили, что чайное деревцо преуспевает между Самаркандом и Коканом; но я сомневаюсь в этом, ибо мне не доставлено доказательств. В невысоких горах близ Карши и Балка растет небольшой желтый цветок называемый эсбарак: он употребляется в крашении и дает краску, лучше, чем кожа гранатов. Крап, называемый здесь баяк, также производится; коренья его обыкновенно оставляются в продолжение восемьнадцати месяцев в земле. Впрочем точно такую же хорошую и удобную краску добывают из кореньев виноградных лоз: получаемый цвет — темно-красный. Индиго и сахарный тростник не растут в Бухаре. Они составляют предмет огромного ввоза из Индии и могли бы быть [241] водворены в этом крае. Здесь есть любопытное вещество, очень часто заменяющее сахар — это сахаристая смола, называемая таранджабин и вытекающая из куста, известного под названием верблюжьего терновника или хари-шутара. В конце Августа, во время цветения, этот куст каждое утро покрывается каплями, походящими на росу; их обыкновенно стряхают на ткани, расстилаемые под кустом, и они-то составляют так называемый таранджибин. Несколько сотен маундов этого вещества собирается ежегодно: оно идет почти во все сласти и варенья, употребляемые в здешнем крае; кроме этого оно еще вывозится. Хотя хари-шутар есть растение свойственное почти всем странам Азии, однако же оно не везде, как в Бухаре, производит таранджабин. Смола эта неизвестна ни в Индии, ни в Кабуле и не встречается на запад от бухарской столицы, или даже в ее окрестностях; но за то собирается в большом количестве близ Карши и Самарканда. Кажется, она свойственна только известного рода почвам и, [242] преимущественно изобилуя в сухих пустынях, вероятно, есть ни что иное как избыточный сок растения, пробивающийся наружу и застывающий в вид мелких зерен. Жители думают, что это есть действительная роса; но чтоб она была, как уверяют некоторые, произведением насекомых, этого мне слышась здесь не случалось. Нет почти ни какого сомнения, что из этой смолы можно вырабатывать сахар: такое открытие было бы весьма важно для Бухарцев, ибо по причине дороговизны сахара они обыкновенно вместо его употребляют сиропы из винограда и тутовых ягод. Сахар можно бы было здесь добывать из джауари, свеклы и дынь. Тут есть еще другой важный куст, называемый Узбеками азл-суз или ачик-буи, нечто в роде индиго; оно роскошно растет по берегам Окса и по другим рекам этого края. Корни этого растения глубоко опускаются в землю, где в известные времена года к ним присасывается шаровидный червячок, доставляющий пурпуровую краску, походящую на кошениль (кирмиз). [243] Некоторые из здешних купцов спрашивали о ней моего мнения. Насекомое, будучи выставлено на солнце, оживает; если же засушивается в печи, то сморщивается, но сохраняет свою краску, впрочем уступающую кошенилевой. Я сравнивал ее с американскою кошенилью и мне казалось, что они весьма сходны, с тою только разницею, что здешняя не так ярка. Если это насекомое в состоянии хоть отчасти заменять кошениль, то оно весьма важно в стране, изобилующей шелками; а убивать его, без всякого сомнения, можно парами кипятка. Здесь один предприимчивый Кашмирец пытался запекать его в хлеб; но оказалось, что это почти тоже самое, что и простое поджаривание в печи в рассыпанном состоянии. Зерновые хлеба этой страны суть: рис, пшеница, ячмень, джауари, называемые здесь джуган сезамам и арджан, потом индийское просо, грам, мунг и бобы. Довольно замечательно, что в областях, на юг от Окса лежащих, пшеница с одного посева дает жатву в продолжение трех лет последовательно: по [244] снятии первой жатвы на сжатые поля выгоняют скот, а в следующем году отава подростает и снова колосится. Первая жатва хороша, вторая же менее обильна; но ее снимают и в третий раз. В Собственной Бухаре почва не так плодородна: хлеб близ Каракуля родятся только сам-сём. Клевер (трифоль), здесь также возделывается и скашивается раз семь, или восемь в год. Луцерн требует слишком много воды. Каршийский табак превосходен. Дикий ревень или рауаш, подобный тому, какой мы видели в Кабуле, растет в горах этого округа. Огородные растения: репа, морковь, лук, редька, бринджали здесь изобилуют, также как и разного рода зелень. Свеклою засееваются обширные поля, но картофель не вошел еще в употребление. Впрочем, хотя Бухара и славится своим плодородием, однако же жизненные припасы несут здесь высокую цену, что в отношении к столице можно отчасти приписать многочисленности ее жителей. Следующая таблица дает более точное понятие об этом предмете. [245]

51 фунт пшеницы продается за одну сиккаскую рупию, равную почти 2 шиллингам.

За эту же цену 75 1/2 ф. ячменю.

18 1/2 ф. лучшего рису.

22 1/2 ф. рису низшего сорта.

36 1/3 ф. пшеничной муки.

64 ф. джауари.

48 ф. мунга.

36 1/2 ф. грама.

43 ф. бобов.

10 ф. баранины.

24 ф. говядины.

8 ф. деревянного масла.

140 ф. соли.

1 ф. сахару.

4 2/3 ф. топленого коровьего масла.

Бухарские плоды пользуются большою славою; но это, как кажется, скорее в следствие их количества, нежели качества. Они суть следующие: персики, сливы, абрикосы, вишни, кислые вишни, яблоки, тутовые ягоды и виноград, ровно арбузы, тыквы и огурцы. Большая часть плодов, [246] имеющих косточки, уступают плодам этого же рода, растущим в Персии; но из этого должно исключить абрикосы Балка, которые необыкновенно вкусны и величиною равняются яблокам. Они называются бакар хани и продаются по 2000 штук за одну рупию. Винограду есть много сортов; лучшими считаются сахиби и гузейни: первый красный, а второй желтый и продолговатый; вкус того и другого необыкновенно приятный. Виноградных лоз здесь не подрезывают, как это обыкновенно делают в Европе. Изюм, приготовляемый из бухарского винограда, превосходит всякий другой по величине и по вкусу. Лучший обыкновенно обваривается кипятком и потом уже засушивается, от чего он и получает название аб-джош, что значит кипятком обваренный: он необыкновенно мягок и почти прозрачен. Бухарские вина под европейский вкус не подходят: они почти не имеют букета, так что некоторые можно почесть за пиво. Они не сохраняются долее года, что свидетельствует о несовершенстве их выделки. [247] Тутовые ягоды превосходны: они высушиваются подобно изюму. Из них, также как и из винограда, приготовляется сироп называемый шира. Яблоки тут посредственные. Бухарские сливы, столь хорошо известные в Индии, не вывозятся собственно из этой страны, но растут вокруг Газни в Кабул: они в большем почете. Дыни составляют лучший плод Бухары. Император Бабер говорит, что он, разрезывая туркестанскую дыню, после своих завоеваний в Индии, проливал слезы, ибо приятный запах ее напомнил ему родину и другие обстоятельства драгоценные его памяти. Дыни тут двух сортов и известны у туземцев под названием теплых и холодных: первая, составляющая низший сорт, созревает в Июле и есть обыкновенная мускусовая или благовонная дыня индийская; вторая созревает в Июле и есть настоящая туркестанская дыня; последняя с виду несколько походит на арбуз и дозревает вполне только тогда, как пролежит на земле семь месяцев. Значительно превосходя величиною обыкновенную дыню, она имеет овальную [248] форму и более двух, а иногда трех футов в диаметре. Дозревающие осенью имеют более четырех футов. С первого взгляда кажется, что плод такой величины не может быть ни приятен, ни вкусен; а между тем ничто не сравняется с бухарскою дынею. До моего приезда в Бухару я всегда считал дыню плодом самым ничтожным: не отведовав ее здесь, никто не поверит, чтобы она была так превосходна. Индийские, кабульские и персидские дыни не имеют ни какого сравнения с нею; ей уступают даже и знаменитые дыни Исфагана. Мясо ее, несколько твердое, имеет около двух дюймов толщины и сладко до самой кожи, что, по мнению жителей, составляет лучшее доказательство ее превосходства. Здесь из дынь извлекают патоку, которую легко можно было бы переделывать в сахар. Есть разные сорта дынь: лучшие называются Кокеча и имеют зеленую и желтую кожу; другие носят название ак-набат, что значит белый сахарный песок: они желтоваты и необыкновенно сочны. Зимняя дыня имеет темно-зеленый [249] цвет, называется кара-кубак и, как уверяют, превосходит все прочие. Кажется, Бухара есть первоначальная родина дынь, ибо при сухости климата и песчаной почв она имеет все средства к искуственному орошению земли. Дыни можно купить в Бухаре в продолжение всего года; их сохраняют просто, развешивая так, чтоб они не соприкасались одна с другою: в прок более пригодны те, которые дозревают зимою. Бухарские арбузы хороши и достигают огромной величины, так что одним могут довольствоваться человек двадцать; два здешних арбуза, как уверяют, составляют иногда полный ослиный вьюк. Огурцы также превосходны.

(Я привез из Туркестана дынные семяна всех сортов и разослал их по разным частям Англии и Индии в надежде, что этот прекрасный плод будет введен в наше отечество и наши владения на Востоке. Они были с успехом выращены на моей родине в Фосфаре, в Шотландии, Лордом Панмюр, и в Лондонском Обществе Садоводства. Др. Линдлей пишет мне, что «плод много походит на так называемую в Англии исфаганскую дыню и был превосходен относительно вкуса. Выдержано было только одно растение, но оно дало плод, весивший семь с половиною фунтов, и, по всем вероятностям, доставило бы несколько плодов, еслибы не было убито по неосторожности». Мой друг, полковник Гулль, из Уимбльдона, также выростил из этих семян дыни, которые, достигнув полной величины своей, были лишены запаху, что весьма странно. Сам я не видал ни одного из этих образцов, и не слыхал об успехе насаждения тех семян, которые были розданы мною в Индии.) [250]

В царстве животных, овцы и козы бухарские заслуживают первое место, ибо одни доставляют знаменитые шкуры, а другие шалевый пух, уступающий одному только пуху, употребляемому в Кашмире. Стада этих животных питаются колючими растениями и сухою травою: мясо их сладко и приятно. Все овцы принадлежат к породе думба, с большими курдюками, из которых некоторые в одно лето дают до пятнадцати фунтов сала. От величины этого хвоста животное кажется обезображенным, так, что оно ходит с видимым неудобством. Порода овец, доставляющая курчавое, черное как смоль руно, из которого в Персии делают шапки и которое [251] так дорого ценится и других странах, разведена в Каракуле, небольшом округе между Бухарою и Оксом. Она не способна к разведению ни в какой другой стране и хотя была несколько раз вывозима в Персию и другие земли, однакоже без успеха: во всяком другом месте она утрачивает отличительную черту своего руна и перерождается в обыкновенную породу овец. Туземцы приписывают кудреватость шерсти особенному качеству пастьбищ и уверяют, что трава, называемая бояк, а по-персидски ронасс и принадлежащая к породе длинных ситников, изменяет свойства этих животных. Говорят, что если каракульская овца каким нибудь образом попадет на берега Окса, где прозябает это растение, то утрачивает курчавость шерсти. Шкура молодых барашков ценится очень высоко: их обыкновенно бьют на пятый, или на шестой день от рождения и никогда позднее двух недель; господствующее же мнение о том, будто бы их вырезывают из утробы матери, несправедливо. Небольшое количество шкур, [252] получаемых с ягнят, рожденных преждевременно, имеют шерсть тонкую и мягкую как бархат, но не курчавую. Эти последние шкуры называются карпак и вывозятся преимущественно в Константинополь, где несут высокую цену по незначительности своего количества. Другой же сорт, курчавый, называется денадар и вывозится в Персию, Турцию и Китай. Все эти шкуры имеют различную степень мягкости, смотря по возрасту, на котором убиваются ягнята: некоторые из них необыкновенно красиво закудрявлены, другие же грубее. Чем мельче кудреватость, тем выше они ценятся. В Персии иногда выкраивают из десяти, или пятнадцати шкур только одну шапку, от чего и происходит дороговизна этого наряда. В Бухаре одна шкурка никогда не стоит более трех, или четырех сиккаских рупий. Ежегодный вывоз шкур простирается почти до двух сот тысяч штук; грубые сорта отправляются в Оргендж. Выделывают их натиранием ячменной муки, смешанной с солью. [253]

Бухарские козы, доставляющие упомянутый выше пух, разводятся у кочевых Киргизов, которые, однако же, не знали ценности этого материала до самых поздних времен и употребляли его на делание веревок, служащих для спутывания лошадей. В продолжение нескольких лет он вывозится в Кабул и Индию. Впрочем, вырабатываемые из него материи далеко уступают кашмирским, для которых употребляется шерсть тибетская. Этот пух имеет серый цвет и растет подле самой кожи животного, с которой его вычесывают гребнем: если не снимать его таким образом, то он скомкивается между волосом. Бухарские козы величиною бывают почти с обыкновенную козу, цвету темного и отличаются от тибетских тем, что эти последние менее ростом и необыкновенно красивы. Мне неизвестно, во всех ли странах козы производят пух, но между туркестанскими и тибетскими в этом отношении есть сходство. — Меня уверяли, что даже собаки последней страны также дают пух, из которого в [254] Кашмире вырабатывается небольшое число шалей. Бухарские собаки этим не отличаются. В стране, окруженной пустынями, верблюды занимают одно из первых мест между животными. В Бухаре они весьма многочисленны: посредством их производится почти вся бухарская торговля. Они продаются здесь довольно дорого: хорошего верблюда нельзя купить дешевле шестидесяти, или семидесяти рупий. По наружности они много отличаются от верблюдов индийских и кабульских, нередко покрытых коростами и совершенно лишенных волос. В Бухаре, напротив, они покрыты, как лошадь, блестящим волосом и линяют каждое лето. Из этого волоса здесь выделывается особенная материя довольно грубая, но непроницаемая для воды. Материя эта называется урмак и имеет естественный цвет верблюда. Я полагаю, что таким превосходством своим верблюды обязаны климату и питательной для них колючей пище, весьма здесь обильной. В сухом климате эти животные всегда бывают лучше; но большого жара не терпят. [255] Они могут легко идти почти безостановочно в продолжение четырнадцати часов; но их погоньщики никогда не путешествуют в период дня, если только есть к тому возможность. Несправедливо думают, что верблюды могут существовать долгое время без воды: летом по прошествии второго дня они уже сильно страдают от жажды; зимою же могут обойтись без питья только вдвое больше этого времени. Пищу они любят чистую, опрятную; но за то ничто не может сравниться с зловонием слюны, изрыгаемой ими из желудка. Продолжительность переходов даже нашего каравана свидетельствует о необыкновенной силе этих животных: один раз мы прошли семьдесят миль в сорок четыре часа, со включением в это число всех привалов. Обыкновенные же переходы наши были в тридцать миль: верблюд почти никогда не проходит более двух миль в час. Бактрийские верблюды, имеющие два горба, существуют в большом множестве в Туркестане: они разводятся Кайсаками в степи, на север от Бухары. У них под [256] шеею идет опушка длинных черных волос, также как и по обеим ляжкам: это при дает им, как верблюдам, значительную красоту. Ростом они ниже обыкновенных верблюдов или дромадеров; но, не взирая на это, поднимают грузу сто сорока фунтами более: одни несут 640, а другие только 500 фунтов английских. Меня уверяли, что самые сильные и сносные верблюды происходят от помеси этих двух пород. Такие ублюдки имеют только один горб. Замечания о лошадях этого края я помещу в особой главе. Из всех домашних бухарских животных нет полезнее ослов: здесь они вообще крепки и высоки ростом и в большом употреблении как для верховой езды, так и для перевозки тяжестей. Вода на них здесь не считается предосудительною, как в Индии. Мулов тут нет, в следствие существующего против них религиозного предрассудка. Рогатый скот в Бухаре отличается величиною, хотя много уступает в этом английскому. Буйволов нет. [257]

Дикие животные весьма немногочисленны. Тигры мелкорослой породы встречаются в долине Окса. Дикие кабаны, стада оленей и ланей и дикие ослы бродят по равнинам. Есть лисицы, волки, шакалы и дикие кошки. В восточных горах попадаются медведи. Крысы, черепахи и ящерицы находятся в пустыне. Скорпионы очень обыкновенны; но их уязвление не имеет своей обычной пагубности: я говорю это по опыту. Уверяют, что на север от Окса нет змей, и мы действительно там не видали их. Саранча иногда опустошает эти страны, в особенности около Балка. Есть орлы и соколы. Все роды дичи весьма редки. Пигалицы и дикие голуби очень обыкновенны. Водяных птиц в известное время года чрезвычайно много. Аист или так называемый здесь лаг-лага свивает себе гнезда на городских мечетях: эта птица мимолетная и считается здесь священною. Рыба в Оксе почти такая же, какую находят в большей части азиатских рек. Есть порода акул, называемая лаха, неимеющая чешуи [258] и не редко попадающаяся в 600 фунтов английских весом. Узбеки едят ее. В Каракульском озере рыба на вкус также хороша, как и морская. Чудовищ в Оксе нет: мы ни чего не слыхали об аллигаторах. Насекомых в этой сухой стране очень не много. Я заметил некоторую особенность в пище пчел и ос, что для меня было новостью: однажды при мне они напали на кусок баранины и выели в ней очень большие дыры. Здесь зимою для кормления их иногда употребляют мясо вместо сахару. Мясо которое они ели на моих глазах, было не тухлое, но свежее. Они также едят сухую рыбу.

Самое драгоценное из всех насекомых есть шелковый червь, который разводится во всех частях этой страны, где только есть вода. Все ручейки и речки обсажены шелковицами. Более же всего этим делом занимаются по берегам Окса, где все кочующие племена разводят червей. Шелк лаб-и-аб (береговой, т. е. с берегов Окса), [259] как его здесь называют считается самым драгоценным по мягкости и по тонине своих нитей. Шелковичные деревья начинают развертывать свои листья около весеннего равноденствия; в это время выводится червь и оканчивает весь период своего существования с исходом Июня месяца. Червя убивают погружая кокон в кипяток; а шелк разматывают на колесе, за раз из нескольких коконов. Этот шелк вывозится в Индию и Кабул, и по причине большого количества продается довольно дешево. Шелк производится также в стране, прилегающей к Кокану; но там он более отличается количеством, чем качеством. Сырец окрашивается кошенилью и упомянутыми выше произведениями — крапом и эсбараком. Черная краска добывается из железных опилков, опускаемых на целый месяц в воду, в которой варился рис.

Из числа болезней в Бухаре самая мучительная есть гвинейский червь или Dracunculus, здесь называемая ришта: она преимущественно [260] преобладает в городе Бухаре. Туземцы полагают, что эта болезнь происходит от употребления в летнее время воды из фонтанов, которые наполняются зловонием и насекомыми. Путешественники страдают от этого столько же, сколько и туземцы; но болезнь проявляется не ранее как чрез год после употребления воды. Многие из Афганов подвергаются ей уже по возвращении в Кабул. Какова бы ни была причина этой болезни, но она, без всякого сомнения, заключается в чем нибудь собственно принадлежащем Бухаре, ибо другие части страны ей не подвержены. Полагают, что одна четвертая часть всего народонаселения Бухары ежегодно страдает от гвинейского червя. Свирепствование этой болезни научило жителей излечивать ее средствами совершенно неизвестными в других землях. Как скоро заметят, что образовался червь, то прежде нежели произойдет опухоль, продевают под самую средину его иглу и, потирая пораженное место, вдруг его вытаскивают. Операция обыкновенно бывает успешна. Если червь оборвется, [261] то рана разбаливается, боль делается невыносимою и редкий больной оправляется ранее трех месяцев. Когда он свертывается клубком в одном каком нибудь месте, то вынуть его очень легко; но трудно, когда залегает глубоко в теле. В тех случаях когда уже образовалась опухоль, то, не делая операции, оставляют ее идти своим чередом и стараются вытащить червя постепенно, как это делают в Индии. Величиною червь этот бывает от трех до четырех пяденей. Здесь говорят, что гвинейский червь более свойствен людям холодного темперамента; впрочем нападения его не ограничиваются одним каким нибудь классом народа. Зажиточные люди, приписывая эту болезнь воде, посылают за нею на Окс и никогда не пьют фонтанной воды, не вскипятив ее предварительно. Я с своей стороны не могу представить ни каких причин этой болезни: туркманские же врачи полагают, что червь зараждается от вышеупомянутой причины. Впрочем я не верю, чтоб она могла проистекать от наливчатых животных. [262] Другая болезнь, преобладающая в этом крае, называется макком или коли, нечто в роде проказы. Все поражаемые этим недугом считаются нечистыми. Тут тело хотя и не покрывается пятнами, как мы это видим в обыкновенной проказе, однако же вся кожа высыхает и покрывается морщинами, волоса, ногти и зубы выпадают и человек получает вид страшный и обезображенный. Болезнь эту считают здесь наследственною, имеющею начало в пище. Она ужасно господствует в округах Самарканда и Мианкала, также как и соседних с ними странах Шар Сабза и Гиссара, т. е. в областях изобилующих рисом. Уверяют также, что причина ее заключается в употреблении хмельного напитка — бузы, добываемого из черного ячменя; но как буза, так и кобылье молоко не употребляются в Бухаре. Болезнь эта действует на весь организм человека и считается неизлечимою. Здесь даже самые человеколюбивые люди говорят, что болезнь эта есть проклятие Божие и безжалостно отгоняют от себя несчастливца [263] пораженного ею. Для всех прокаженных в Бухаре отведен особый квартал точно также, как это было у Евреев. Холера — cholera morbus — этот страшный бич, также появлялась в этих странах. По видимому, она шла путем караванов, постепенно пробираясь из Индии в восточную Европу. В продолжение целого года она свирепствовала в Кабуле; потом в последующем году перешла чрез Гинду Куш и опустошила Балк и Кундуз. Около года она бродила между долиною Окса и Гератом, потом кинулась на Бухару, Кокан и на другие узбекские владения и опустошив их, перешла в Хиву, Оренбург и Астрахань. До ныне медики еще не отыскали средств против холеры.

Жители Туркестана подвержены постоянной сухости кожи: многие из них теряют совершенно ресницы и брови; кожа их делается желтою и морщиноватою. Свойство ли пищи, или сухость климата этому причиною, я не знаю. Узбеки редко употребляют в пищу [264] лошадиное мясо, хотя вообще думают, что они им питаются. Здесь оно считается пищею горячительною и притом дорогою. Преимущество обыкновенно дается баранин; говядину же едят только низшие классы жителей. Когда здесь варят баранину, то, заколов овцу, вытапливают из хвоста ее, как бы он велик ни был, все сало и кипятят с ним мясо в одном и том же котле — до такой степени жители любят жирную пищу. Они также много употребляют сыру и кислого молока. Ophthalmia есть весьма обыкновенная болезнь в Туркестан. Лихорадки редки. В Балке преобладают ревматизмы. В городе Бухаре английская болезнь весьма обыкновенна, и потому дети, вообще говоря, слабы и болезненны, что впрочем, незаметно во взрослых людях этого края. В числе лекарств мне упоминали о масле, извлекаемом из овечьего навоза и считающемся весьма действительным в вывихах, переломах и ушибах домашних животных: оно чрезвычайно остро, так что мухи не садятся на места им натертые. Меня уверяли, что [265] бывали случаи, где костяные наросты (шпат) в лошадях, были сгоняемы употреблением этого масла. Оно добывается посредством перегонки.

В бухарском государстве нет больших городов кроме столицы, имеющей около 150,000 жителей. Самарканд и Балк уже давно сошли на степень незначительных провинциальных городов. Карши превзошел их обоих он имеете 10,000 жителей. Это единственные города во всем государстве. Есть несколько больших селений, каковы например: Джиззак, Кермина и Каткурган; но ни одно из них не имеет более 2500 жителей. Впрочем и селений здесь весьма немного; притом же они весьма отдалены одно от другого; число их простирается до четырех сот, а потому я полагаю, что народонаселение всего бухарского государства равняется одному миллиону, половина которого состоит из кочевых племен блуждающих в пустыне. Все селения укреплены земляными стенами, необходимыми для их [266] защиты. В возделанных частях края, отдельные жилища, называемые робаты, разбросаны повсюду и точно также окружены стенами. Я не стану говорить о городах Бухаре и Балке, ибо они уже описаны в моем путешествии. [267]

ГЛАВА II.

РЕКА ОКС ИЛИ АМУ И НЕСКОЛЬКО ЗАМЕЧАНИЙ ОБ АРАЛЬСКОМ МОРЕ.

[Источник и течение Окса. — Аральское море. — Судоходные свойства Окса. — Глубина, быстрота и падение. — Разлитие-Замерзание. — Суда на Оксе. — Способ плавания. — Леса по Оксу. — Политические и торговые выгоды этой реки.]

Окс или Аму есть река величины значительной и знаменитости исторической. У Греков она была известна под названием Окса; Азиятцы же называют ее Джигун или Аму. Слово джигун значит поток и употребляется во всех турецких и персидских сочинениях, описывающих здешние страны; но туземцы, живущие по берегам этой реки, называют ее Аму или Дария-и-Аму, что значит Река или, точнее, Море Аму. Окс берет начало в столовых землях Памира и образуется из слияния различных. речек, накопляющихся в этой возвышенной стране Азии. Согласно с [268] полученными мною сведениями, исток его находится на один градус к северу и к востоку далее, чем показано на карте Макартнея. Уверяют, что из окрестностей озера Сайрикола вытекают в разные стороны четыре большие реки: Окс, Сир или Яксарт, одно из верховий Инда а часть вод Тибета. Окс, орошая богатую долину Бодахшана, принимает в себя реку этого имени, самую большую из своих данниц; далее с ним сливается множество малых притоков, выходящих из Кундуза и Гиссара и описанных г. Макартнеем. Извиваясь в горах, он течет в двадцати милях от города Куллума, т. е. гораздо ближе, чем показывается на картах, и потом проходит в расстоянии почти полуградуса к северу от Балка. Между ним и этим древним городом нет гор, обыкновенно изображаемых на картах. В степь он входит почти в с.-з. направлении, оплодотворяет небольшую полосу земли не более как в одну милю шириною с каждого берега, потом вступает во владения Оргенджа или Хивы — древнего [269] Харесма, где пределы орошения раздвинуты искусством несколько далее, и, наконец, теряется в Аральском море. В нижней части его течения количество отводимой воды для искуственного орошения так велико, а число его рукавов так значительно, что при устье он образует болотистую дельту, поросшую тростниками и другими водяными растениями, недоступную для земледельца и неспособную сделаться полезною для человека по причине своей неизменной сырости. Не имея намерения входить в разбор спорного вопроса о том — вливался ли Окс в прежний времена вместо Аральское Каспийское море, я только скажу, что, исследовав этот предмет и сообразив собранные о нем предания, я думаю, едва ли Окс протекал когда нибудь не в том направлении, в котором он течет ныне. Это подтверждается и розысканиями самих туземцев. Его падению в Каспийское море препятствуют горы, поднимающиеся на север и на запад от Балканского залива. Самый естественный резервуар его, судя по наклону [270] страны, есть Аральское море. Я думаю, что так называемые высохшие речные русла между Астрабадом и Хивою суть ничто иное, как остатки каких нибудь каналов, существовавших в харезмском царстве. Это мнение подтверждается тем, что близ них находятся развалины жилищ, распадавшихся по мере упадка благосостояния этого государства. Принимая подобное толкование, мы будем по крайней мере в состоянии объяснить эти явления причинами очевидными, не прибегая к помощи землетрясений, или других переворотов земного шара.

Татары говорят, что слово Арал значит между и что это море, или озеро названо так потому, что лежит между Сиром и Аму или Яксартом и Оксом. Здесь господствует общее мнение, что воды Аральского моря переливаются подземным протоком в Каспийское море. Некоторые уверяют, что в местечке, Кара Гумбазе, лежащем между обоими морями и служащем для привала караванов, [271] слышно, как вода с шумом течет под землею. Говорят даже, что шум этот походит на слова кара дум, т. е. я пить хочу: вероятно шум этот существует только в воображении. Необходимость какого нибудь подобного подземного сообщения естественна в глазах простолюдинов; ибо Аральское море, принимающее в себя две большие реки, не имеет ни одного истока. Впрочем, они не берут в расчет силы испарения, которая превосходит всякое понятие в этих сухих странах (Наблюдения моего товарища Др. Жерарда подтверждают это самым удовлетворительным образом: вода, в край налитая в сосуд, испарилась совершенно в два дня.), где кроме того еще господствует постоянный ветер. Должно, однако же, заметить весьма любопытное явление, что в упомянутом местечке, Кара Гумбазе, расположенном на песчанкой возвышенности, вода стоит почти под самою земною поверхностью, между тем как далее к югу, она находится на глубине не менее 100 футов. Местами вода Аральского моря годна для питья. Зимою озеро это [272] редко замерзает. Об одном из многочисленных островов его здесь есть предание: рассказывают, будто бы какая-то орда, со всем рогатым скотом своим и со всеми овцами однажды перешла на него по льду и с тех пор не имеет возможности перейдти обратно. Берега Аральского моря заселены кочующими племенами, возделывающими в большем количестве пшеницу и другой хлеб, который вместе с рыбою, ловимою в большем обилии, составляет их главную пищу. Окрестности Аральского моря не посещаются караванами.

Окс судоходен в большей части своего течения. Русло его необыкновенно прямо и не имеет ни порогов, ни быстрин, ни водоворотов; в нем также нет песчанных отмелей. Можно даже сказать, что если бы устье его не было замкнуто иловатыми болотами, то по нем можно было бы плавать от самого моря почти до Кундуза, т. е. на протяжении 600 миль. Впрочем, если исключить протяжение [273] этой дельты, начинающейся немного пониже Оргенджа и простирающейся не более как на пятьдесят миль, то и тогда мы будем иметь 550 миль для судоходства. Объем воды, изливаемой этою рекою, кажется с первого взгляда слишком большим в сравнении с коротким протяжением ее русла; но это объясняется тем, что Окс есть единственный канал, служащий для стока всей воды, скопляющейся в стране обширной и гористой. Он не представляет ни одного брода после принятия в себя реки Кундуза и реки Талигана, из коих последняя вливается в него под именем Аксарая, ниже Газрат Имама. Обе эти реки питаются снегами, тающими на северной стороне великого Гинду Куша. Ниже Газрат Имама чрез Окс можно ходить в брод в течение шести месяцев, так что даже переправа артиллерии не затруднительна, что и было несколько раз доказано правителем Кундуза. Окс, по выходе своем из горных округов ниже Килефа, почти в шестидесяти милях на северо-запад от Балка, представляет русло [274] не более как в 350 ярдов ширины. В равнинах ширина его увеличивается так, что при Хаджи Сала, в тридцати милях ниже Килефа, на месте нашей переправы, он имел русло в 823 ярда ширины по измерению секстантом; а при Чарджуи, 200 миль ниже, в расстоянии двадцати лигов от Бухары, русло его имело 650 ярдов. Подробное описание этой реки при двух упомянутых местах, дает лучшее понятие о представляемых ею выгодах, как в отношении военном, так и торговом.

При Ходжа Сала, семнадцатого Июня, за месяц до той поры, как периодическое полноводие достигает своей высшей точки, Окс состоял из трех особых рукавов, отделена пых один от другого песчаными отмелями. Ширина этих рукавов была следующая: 295, 113 и 415 ярдов, что в сложности составляет 823 ярда ширины реки. Глубина была не равномерная; в самом глубоком месте, она не превосходила двадцати футов. Числа глубины стоят в таком порядке: — 6. 9. 12; [275] 6 футов в первом рукав, 6 футов чрез весь второй и 6. 9. 15. 19. 6 в третьем. По этому средняя глубина этой реки никогда не будет менее девяти футов; ибо это есть частное 828 ярдов, разделенных на 92, т. е. на итог всех футов измеренной глубины. Большой ошибки в этом приблизительном исчислении быть не может, ибо 17 Августа, т. е. ровно месяц спустя после того, как река достигала своего высшего поднятия, мы нашли почти такой же объем воды при Чарджуи, близ Бухары. Ширина реки была меньше, но за то больше. Пять раз заброшенный лот дал следящие цифры: 12. 18. 29. 20 и 18 футов. Окс течет с быстротою 6000 ярдов, или почти три с половиною мили в час; по наблюдению же точки кипения воды в Ходжа Сала и Чарджуи найдено, что между этими двумя местами разница простирается до 1 1/3 градуса, что дает 800 футов падения реки на пространстве 200 миль. Это падение весьма значительное для такой реки и в такой плоской стране. Впрочем мое вычисление должно [276] принимать не иначе, как за приблизительное, ибо точка закипания воды, будучи в постоянной зависимости от состояния атмосферы, подлежит никоторым изменениям даже в одном и том же мест. Малейшая перемена в этом естественном снаряде, я разумею атмосферу, при опытах требующим строжайшей точности, производит огромные ошибки: по этому, за всем отчислением на случай неправильности вывода, я не могу не принять этого падения реки менее, чем в 600 футов, или около одного ярда на каждую милю: река не излучиста, а это всегда свидетельствует быстроту падения.

Окс подвержен периодическому полноводию, подобно всем большим рекам, вытекающим с южной стороны того гигантского горного хребта, из которого и он берет свое начало. Причина полноводия одна и таже — таяние горных снегов. Полноводие начинается в Мае и оканчивается в Октябре; но Окс подлежит еще второму, меньшему разлитию в период [277] весенних дождей. Воды в нем подымаются и понижаются смотря по состоянию погоды: под безоблачным небом при ясном солнце они поднимаются, при атмосфере густой понижаются. В июне месяце, когда мы были на берегах Окса, вода в нем понизилась на один фут с половиною в продолжение тридцати шести часов, хотя полноводие тогда еще и не достигало своей высшей точки. Влияние воды заметно не более как на полумилю от ложа реки, не взирая; на то; что берега реки низменны и отлоги. Причиною этого то, что по обе ее стороны, на расстоянии одной мили с половиною или двух миль, а в некоторых местах и более, тянутся вторые, так сказать внешние берега, образующие в своем промежутке долину одетую зеленью и хотя редко затопляемую полноводием, однако же, все таки им увлаживаемую. В этой-то долине жители возделывают землю, орошая ее при помощи своего искусства и трудолюбия. В некоторых местах водопроводы идут во внутренность края мили на четыре и там уже посредством персидского колеса вода [278] из них распределяется по полям. За гранью прибрежья раскидывается картина бесплодия и запустения. Но и самая долина реки в некоторых местах лежит в небрежении, заростая диким индиго, тамариском и водяными травами. Во время зимы, при вступлении воды в свое ложе, река суживается; но хотя в эту пору она имеет только 400 ярдов поперек, однако же переправы в брод нигде не представляет. В период полноводия воды Окса окрашиваются горною почвою и принимают красноватый цвет. Я нашел, что тогда одна сороковая часть их объема состояла из растворенной в них посторонней примеси, и что от влияния снеговой воды температура реки равнялась 73° в пору летнего солнцестояния, между тем как температура воздуха восходила до 103° (При действии кислоты примесь эта кипела с шипением, а это свидетельствует, что почва, чрез которую протекает Окс имеет известковое свойство.).

Трудно вообразить, чтоб такая большая река, каков Окс могла когда либо замерзать зимою и при том под широтою 38°; а между [279] тем здесь это явление совсем нередкость. В верхней части течения, выше Кундуза, Окс замерзает ежегодно так, что люди и даже вьючные животные ходят чрез него по льду по дороге в Ярканд; но там он течет чрез страну возвышенную. Однако же, и в степях он замерзает в жестокие зимы. Ниже Хивы он покрывается льдом постоянно; а в минувшем году замерз от берега до берега и в Чарджуи, отстоящей милях в семидесяти от Бухары, так что караваны переходили по льду: впрочем надо заметить, что зима тогда была необыкновенно холодная. В Кэрки, на половине пути к Балку, он также замерзал; но при перевозе Килефа, почти против последнего города, на самой средине реки оставалось незамерзавшее пространство, препятствовавшее в течение целого месяца ходу парома и караванов. Хотя пространство это было не велико, так что чрез него легко можно было перебросить камень, однако же вода не замерзала в этом узком промежутке, чему причиною, без сомнения, была быстрота [280] потока, с обеих сторон сжатого. В пустынях температура обыкновенно или холоднее или жарче, чем в странах более облагодетельствованных природою: это факт доказанный. В жгучих степях Туркестана зимою свирепствует страшный холод, объясняющий замерзание Окса; а между тем Дунай, текущий почти параллельно с этою рекою, только на семь градусов широты выше ее, никогда льдом не покрывается. Это явление замечательное в физической географии. Если случается, что Окс зимою не замерзает, то и тогда переправа затрудняется глыбами льда, плывущими из верхних частей его течения. Бывали примеры, что они потопляли суда, и потому переправа при таких обстоятельствах требует постоянного внимания перевозчиков.

Суда, употребляемые на Оксе, вообще превосходны, хотя не несут ни мачте, ни парусов. Они строются наподобие кораблей, с носом по обоим концам, с плоским дном и обыкновенно имеют около пятидесяти футов [281] длины, восемнадцати ширины и четырех глубины. Тяжести они подымают около двадцати английских тонн. При полном грузе борты стоят от двух с половиною до трех футов над поверхностью реки: суда эти никогда не сидят в воде глубже одного фута. Они строются из четвероугольных брусьев, футов в шесть длиною каждый, вытесанных из невысокорастущего дерева, называемого паки или шишам, растущего в большом обилии по берегам, но не достигающего значительной высоты. Деревья, будучи свалены с корня, очищаются от коры, обтесываются в четырехугольную форму и в таком виде поступают уже в дело. Брусья обыкновенно связываются железом; а потому суда хотя и грубы на взгляд, однако же, в постройке их заключается такая прочность, которая необыкновенно хорошо приспособляет их к плаванию по Оксу. В верхних частях этой реки, выше Чарджуи, судов не много. От этого городка вплоть до того места, где чрез реку можно ходить в брод, близ Кундуза, считается [282] около пятнадцати перевозов; а так как на каждом из них обыкновенно находится два судна, то все число их равняется только тридцати на пространств трехсот миль. Причина понятна: жители ни сколько не пользуются судоходными свойствами Окса. Ниже Бухары число судов увеличивается: между этою столицею и дельтою их считается до 150. Тут они большею частью принадлежат Оргенджу и уже не служат для переправы, а употребляются для перевоза товаров как в Бухару, так и обратно. Нагрузка товаров совершается в Эльджике, на северном берегу реки в шестидесяти пяти милях от города. Ниже Дельты судов нет совершенно; меня даже уверяли, что и на Аральском море решительно нет ни каких судов, кроме небольших лодок. Вверх реки против течения, суда взводятся бичевою; при сходе же вниз всегда держатся средины русла, где течение быстрее и обыкновенно спускаются ребром к потоку. Плоты и кожанные меха на Оксе не употребляются. [283]

Образ переправы с одного берега на другой отличается особенностью и, как ин кажется, свойствен только этой реке: паромы перетаскиваются лошадьми, как я уже подробно описал выше. Этот способ не должен быть выпущен из виду, если предстанет возможность завести судоходство по Оксу.

Судоходство по какой бы то ни было реке много зависит от средств, представляемых страною, чрез которую она протекает, т. е. от разного рода материалов и преимущественно от леса. Число судов на Оксе, конечно, не велико, ибо простирается только до двух сот; но не смотря на это, здесь можно строить целые флоты: лесу много, деревья ростут вдоль всей реки, так сказать, по одиночке, а не отдельными лесами в одном каком нибудь месте. Полноводие никогда не приносит с собою ни кедров, ни сосен: это служит ясным доказательством, что горы, из которых вытекает Окс и его данницы, совершенно не имеют лесов. Другие деревья, [284] виденные мною по берегам реки, были шелковица и белый тополь: последнее сплавляется в большом количестве из Гиссара до Чарджуи на постройку домов. В случае усиления судоходства по этой реке, средства, заключающиеся в прилегающих к ней странах окажут этому делу великую услугу, ибо они в высшей степени важны. Постройка здешних судов почти не требует ни какого знания судовой архитектуры: лес не распиливается и не просушивается, а потому в самый короткий срок здесь могут быть выстроены целые флотилии для какого бы то ни было назначения, будет ли это для судоходства вниз и вверх по реке, для переправы с одного берега на другой, или для устройства понтонов. Мне кажется, что судно такой величины, какое упомянуто выше, в состоянии поднять до 150 человек. Мост чрез Окс может быть устроен не иначе как на судах, ибо для всякого другого моста лес здесь слишком мал. Притом же тамариск и другие кустарные растения, изобилующие по берегам, могут [285] заменять досчатую настилку. Все это дает возможность к быстрому устройству переправ, что мы и видим из истории Тимура и Надира., устроивавших понтонные мосты чрез Окс, Остатки временных построек, сделанных для этого последним императором и до ныне показываются при перевозе близ Килефа на север от Балка, где река представляет все удобства для переправы, ибо, имея невысокие холмы по обе стороны, она тут не, широка и не всегда быстра. При этом переводе путешественники не редко переправляются чрез нее вплавь. Ниже гор Окс имеет твердое, песчаное дно, и потому суда можно устанавливать и укреплять на месте посредством древесных сучьев, удобно заменяющих якори во всех частях его русла.

Из всего вышесказанного видно, что выгоды, представляемые Оксом, как в отношении политическом, так и торговом, весьма важны: исчисленные мною удобства показывают, что он может служить как путем для торговли, [286] так и для военных экспедиций. Это заключение я вывожу не из одного собственного характера реки, но также и из того, что берега ее заселены жителями и обработаны. Потому она является нам не только как простая судоходная река, но и как заключающая в себе все средства к усилению судоходства. Это факт весьма важный как в политическим отношении — если бы какой нибудь воинственный народ вздумал воспользоваться им для удовлетворения своего честолюбия, так и в отношении торговом — если бы какое либо миролюбивое правительство вознамерилось увеличить и улучшить торговлю этого края. В обоих случаях Окс представляет самые приманчивые виды, — ибо он служит, за исключением узкой степи, самым прямым путем и удобнейшей связью между народами Европы и отдаленнейшими странами Средней Азии. [287]

ГЛАВА III.

ДОЛИНА ВЕРХНЕГО ТЕЧЕНИЯ ОКСА. ЗАПИСКА О КУНДУЗЕ, БАДАХШАНЕ, СТРАНЕ КАФФИРОВ И О ПРИЛЕГАЮЩИХ К НИМ ЗЕМЛЯХ.

[Обзор стран примыкающих к Оксу. — Кундуз. — Бадахшан. — Рубиновые копи. — Лапис-лазири. — Горные округи на север от Бадахшана. — Их язык. — Памир. — Расс, животное. — Читрал. — Гялджит. — Искардо. — Их язык. — Каффиры. — Их происхождение от Александра. — Их обычаи.]

Страны, лежащие на север от Гинду Куша, по долинам Окса и его данниц, вверх от Балка, не имеют одного общего названия. На восток от этого города лежит Кундуз, к которому принадлежат все меньшие области, ибо Мир или правитель этого государства покорил их своей власти. Далее на восток, находится область Бадахшан, также подвластная Кундузу. К северу от Бадахшана следуют горные округи, замечательные тем, что в них живут племена, считающие себя потомками Александра Великого. На восток от Бадахшана [288] лежит равнина Памира, обитаемая Киргизами; а по другую сторону Белут Тага мы находим Читрал, Гильджит и Искардо, простирающиеся до Кашмира и населенные племенами, также приписывающими себе македонское начало. На юг от Бадахшана находится страна Сиагпош-Каффиров (В переводе: «черно-одеждные язычники».) — народа чрезвычайно любопытного, живущего в горах Бунду Куша. Все эти области я намерен теперь описать, оставляя, впрочем, до следующей главы все сведения, собранные мною о потомках Александра, и ограничиваясь здесь только тем, что собственно относится до страны и до ее произведений.

Кундуз, лежащий в долине между невысоких холмов, простирается почти на тридцать миль от востока к западу и почти на сорок от севера к югу, где ограничивается Оксом. Он орошен двумя реками, сливающимися в одну на севере от Кундуза и не представляющими бродов в период таяния снегов в летнее время. Климат этой страны [289] самый нездоровый: жар здесь чрезвычайный, а между тем снег лежит зимою в течение трех месяцев. Большая часть долины до того болотиста, что дороги проложены в ней по сваям, вбитым по зловонно-гниющим тростникам и другим болотным травам. Рис возделывается только в таких местах, которые не совсем подвержены затоплению; на почве же более сухой растет пшеница и ячмень. Плоды состоят из абрикосов, слив, вишен и тутовых ягод, которые все вообще созревают в Балке и Кулуме двумя неделями ранее, чем в Кундузе. Великий хребет Гиндукуша виден из Кундуза, ибо горы, между которыми лежит долина, не выше тысячи футов. Они представляют продолговатые возвышенности, лишенные дерев и кустарников, но покрытые цветами и травою, составляющею превосходные пастбища. Народонаселение города Кундуза не превышает 1500 душ, ибо и правители и его подданные стараются избегать его. Соседние области ни сколько не разделяют зловредности кундузского климата. Вассальные [290] округи — Кулум, Гейбак, Гори, Индераб, Талиган и Газрат Имам, все вообще, за исключением последнего, лежащего на Оксе, имеют приятный климат и богатую, плодородную почву. Эти округи орошаются небольшими речками, текущими в Окс, а потому и ценность земли в них состоит в тесной связи с средствами, которые эти речки представляют к орошению полей, Гейбак и Кулум стоят на одной и той же реке, воды которой в известные дни запружаются, а в остальные текут обычным руслом. В следствие этого сады по берегам ее богаты и прекрасны: — в них между плодами мы снова видели фигу, не растущую в Кабуле.

Страны, лежащие выше по Оксу, не имеют ни одного из тех недостатков, которые свойственны климату Кундуза: туземцы и чужестранцы с восторгом отзываются о Бадахшане, о его речках и живописных долинах, о плодах, цветах и соловьях. Эта последняя область лежит по долине Окса, а столица ее [291] далее к югу, на восток от Кундуза. Иногда эту столицу называют Физабадом; но Бадахшан есть ее обычное общепринятое название. Весь этот край, когда-то столь знаменитый, почти не имеет в настоящее время обитателей, ибо двенадцать лет тому назад, когда он был покорен начальником Кундуза, правитель его свергнут с престола и заменен человеком с пустым титулом; а сельские жители по большей части выселены из страны и замещены необузданным войском, расположенным в различных частях ее. Кроме этого она страшно пострадала от землетрясения 1832 года: тогда погибло множество селений и большая часть их жителей; дороги во многих местах были совершенно завалены оторвавшимися скалами, а река Бадахшан запружена на целые пять дней опрокинувшейся в нее горою. Это гибельное явление природы случилось в полночь, и потому во всей стране не осталось почти ни одного семейства, которое не оплакивало бы потери некоторых из своих членов. Землетрясение [292] это чувствовали в Мултане и Лагоре; но центром его силы, как кажется, была долина Окса. Природные жители Бадахшана суть Таджики, до того склонные к общежитию и следовательно к гостеприимству, что во всей стране их хлеб, как рассказывают, не продается. Говорят они по-персидски, следуя грубому произношению жителей Ирана. Уверяют, что Бадахшан был первоначально заселен выходцами из персидского города Балка, и что по этому большая часть жителей принадлижат к шиитскому толку. В этой стране никогда не водворялись ни Узбеки, ни какое другое колено туркийского племени, и потому жители до сих пор сохраняют те же нравы и обычаи, которые господствовали на север от Гинду Куша до нашествия Татар.

Бадахшан приобрел большую знаменитость своими рубиновыми копями, прославившимися с давнего времени и известными деллийским императорам. Говорят, что они находятся на берегу Окса, близ Шагнана, при местечке, [293] называемом Гаран (Гаран, как должно думать, означает пещеры, или копи, обо таково значение этого слова по-персидски.). Они разработываются в невысоких горах и, если верить словам одного человека, мне их описывавшего, то галлереи подведены даже под самый Окс; я, однако же, не верю этому рассказу. Некоторые полагают, что в настоящее время они не разработываются; но это ошибочно, ибо теперешний правитель Кундуза употребляет в них рабочих с самых тех пор, как он овладел этою страною. В начале работники передавали свое ремесло из рода в род; но в последствии, когда по причин уменьшения добычи, кундузский тиран потребовал от них бесплатного труда, они совершенно отказались от работы, за что и были им выселены в кундузские болота, где поколение их почти совершенно вымерло. Здесь господствует мнение, что при разработке большие рубины всегда попадаются парами, т. е. по два вместе: это заставляет работников всякий раз или скрывать найденную ими значительную [294] драгоценность до тех пор, пока не приищется другая ей под пару, или разбивать большой рубин на два куска. Говорят, что гаранские рубины залегают в известняке, подобно голышам, или кремням, встречаемым в этой же породе. В соседстве с копями находятся также на берегах Окса огромные массы лапис-лазури. Способ отделения их от скал довольно замысловат, но употребляется, если я не ошибаюсь, и в других странах при выломке камня: он состоит в том, что над куском лапис-лазури, предназначенным к отвалу, раскладывают огонь, и когда камень достаточно раскалится, то бросают на него холодную воду и таким образом отделяют. В прежние годы лапис-лазури, добываемый на Оксе, вывозился в Китай; но требование с недавнего времени уменшилось. Я видел множество обращиков этого камня и некоторые с жилками золотыми, как меня уверяли; я же думаю, что это была просто слюда. Разработка лапис-лазури и рубинов производится только зимою. [295]

На север от Кундуза и Бадахшана, за Оксом, мы находим небольшие горные округа — Гиссар, Кулаб, Даруаз, Шагнан и Уахан; все он покрыты горами. Гиссар хорошо орошен и производит много рису. Он не зависит ни от Бухары, ни от Кундуза, а управляется четырмя узбекскими начальниками, разделившими его между собою по смерти своего отца. Главный город его стоит на возвышенности в сорока милях на восток от Дигнау. Чрез весь этот округ проходит от севера к югу хребет гор, достигающий почти 4000 футов высоты и называющийся Кохитаном: в нем есть обширные ложа красной каменной соли, вывозимой в другие земли. Седла, употребляемые жителями Гиссара, отличаются от туркестанских седел: арчак или седалище выдалбливается из дерева в виде чашки и обтягивается кожею, а спереди приделывается лука в виде шара. Перевоз Тирмец, на Оксе, составляет западный предел Гиссара, который с востока примыкает к Кулабу, небольшому округу, иногда называемому Балджиуан [296] и недавно покоренному кундузским правителем, переправившимся через Окс в брод. Следующий округ есть Даруаз, управляемый независимым таджикским начальником. Здесь пески Окса промываются для золота с большим успехом, нежели где либо в других местах. Два следующие за этим округа суть Шагнан и Уахан, подвластные Кундузу: в каждом из них находится не более трех, или четырех селений. Уахан есть страна, упоминаемая у Марко Поло. Вот несколько собранных мною образцов употребляемого в ней языка:

Начальник Уахана носит имя Мир Магоммед Рахим Хаха и не позволяет ни одному из своих сыновей оставлять гор своих. [297] Жители Шагнана имеют свое собственное наречие; для образца предлагаю три слова:

Жители в этих областях все магоммедане: о их древней вере я ничего не слыхал. Божество они обозначают персидским словом — Худа. Мне рассказывали о довольно странном обычае этих горцев ковать лошадей оленьим рогом, который они обделывают в потребную форму и, прикрепляя к копыту роговыми костыльками, не сменяют да тех пор, пока такая подкова не изобьется совершенно. Говорят, что этот обычаи перешел к ним от Киргизов.

Возвышенная плоскость Памира лежит между Бадахшаном и Яркандом: на ней живет кочевое племя Киргизов. Центром этой столовой земли служит озеро Сайрикул, из которого, как говорят, вытекают Яксарт, Окс и один источник Инда. Возвышенная [298] равнина эта простирается во все стороны от озера на расстояние шестидневного пути; если верить молве, то все горные хребты видны с этой великой возвышенности как бы стоящими под ее подошвою. Эта страна плоская, перерезанная неглубокими впадинами и покрытая короткою, но сочною травою. Климат в ней холодный, так что даже летом в углубленных местах снег не тает. По причине жестокости холода, жители укрывают овчинами все свое тело, даже руки и лицо. Зернового хлеба в этой стране нет ни какого: Киргизы питаются только мясом и молоком. Употребление муки им почти неизвестно: если она когда нибудь попадается к ним, то они только подмешивают ее в свой суп; но хлебов никогда не пекут. Живут они в круглых хиргахах, подобно туркманским племенам, и перекочевывают с места на место.

Здесь я слышал об одном любопытном животном, именуемом у Киргизов расс, а у жителей низменных стран кушгар. [299] Уверяют, что оно свойственно только Памиру. Величиною оно нисколько более коровы и несколько менее лошади, цветом белое, имеет клок висячих волос на подбородке, огромного размера рога, которые, по рассказам, так велики, что никакой человек не в состоянии поднять одной пары их, и что небольшие лисицы того края, находя их на полях, выводят в них своих детей. Мясо расса высоко ценится между Киргизами, которые ходят, на это животное охотою и стреляют стрелами. Говорят, что это животное любит холодный климат. Оно, судя по бороде, принадлежит к породе коз, или, может статься к породе бизонов. Для перевоза туши расса обыкновенной величины потребны две лошади.

Страна, лежащая за Белутскими горами и за Бадахшаном, т. е. между этим последним и Кашмиром, занята областями Читралом, Гильджитом и Искардо, которые все вообще заселены шиитскими магоммеданами. На [300] северо-восток от Читрала есть область, называемая Гунджут, в следствие находимого в ней золота. Страны, о которых я теперь говорю, названы у г. Эльфинстона общим именем Кашгара и отделены от Бадахшана хребтом Белута. Собственно Кашгар есть небольшой округ близ Дира, на севере от Пешауара, и мне никогда не случалось слыхать, чтоб жители Бадахшана и Ярканда называли упомянутые выше области этим общим именем. Они даже и сами никогда не слыхивали о каком нибудь другом Кашгаре, кроме того, который находится в смежности с Яркандом. Читраль лежит в долине реки Кабула и подвластен кундузскому правителю, который несколько раз вступал в эту область и теперь взимает с нее ежегодную подать невольниками, которых отправляет на продажу в Бухару. Начальник Читрала носит титул Шаха-Катторе и хвастается своим македонским происхождением. Наречие Читрала отличается от наречий соседних областей, и я, имев случай встретиться [301] с человеком понимавшим его, представляю здесь несколько слов:

Следующий за этим округ есть Гильджит или Гильджитти, где также наречие отлично от читральского. Это страна сильная местностью и независящая от Кундуза. Остальной округ лежит еще далее на восток: он соседствует с Балти или Малым Тибетом и носит название Искардо. Главное местечко этого же [302] имени состоит из большого укрепления неправильной постройки, стоящего на берегах Инда, в восьми переходах к северо-востоку от города Кашмира. Страна эта независима.

На юго-восточном углу Бадакшана, в горах между им н Пешауаром, мы находим упомянутый уже любопытный народ Сиагпош-Каффиров или черно-одежных язычников, так называемых магоммеданскими их соседями в следствие того, что они носят платье из черных овчин. Этот народ живет совершенно в горах: его преследуют и теснят все соседние народы и стараются хватать в неволю. Несколько лет тому назад кундузский правитель сделал на Каффиров набег; но при этом потерял половину своего войска. Относительно их религии и отечества я не могу ничего прибавить к тому, что находится в книге г. Эльфинстона, не смотря на то, что имел случаи встретить одного достойного и достоверного человека, Муллу Наджиба, ездившего в Каффиристан с целью [303] исследования. Впрочем мне удалось много говорить с людьми, имевшими с ними сношение; а в Кабуле случилось даже видеть каффирского мальчика лет десяти от роду, за два года до этого вывезенного из своего отечества. Черты лица, цвет тела и волосы его ни сколько не походили на азиатские: глаза у него были светло-голубые. Этот малютка мог отвечать на многие вопросы, относившиеся до его родины, и приводил в пример слова своего языка, походившие на слова некоторых индийских наречий. Каффиры, как кажется, народ чрезвычайно грубый, употребляющий в пищу медведей и обезьян, сражающийся стрелами и сдирающий кожу с черепов своих неприятелей. Самые большие сношения между ими и магоммеданами производятся из Лагмана — области, лежащей между Кабулом и Пешауаром, где живет племя, называемое Намча-Мусалман, т. е. полумагоммеданами. Страна Каффиров весьма гориста и в следствие этого чрезвычайно сильна. Жители ее очень склонны к вину. Между их горами находится золото в самородном виде: [304] они делают из него свою посуду и разные украшения. Наружный вид и цвет тела Каффиров подали повод думать, что будто бы они потомки Греков. Об этом предположении упоминает Бабер и Абул Фаззал, которые, однако же, смешав права начальников, живущих по Оксу на македонское происхождение, передали их Каффирам, не имеющим никакого предания о таком происхождении. Мне кажется, что огромная высота страны, в которой они живут, может вполне объяснить все физические качества, их отличающие. Я даже думаю, что этот народ есть ни кто другой, как первобытные жители равнин, бежавшие в их теперешнее местожительство в то время, как низменные страны были обращены в магоммеданство: так, по крайней мере, рассказывают Афганы; да и самое слово Каффиры, т. е. язычники, сильно подкрепляет это мнение. Каффиры составляют племя дикарей: ни вера, ни обычаи их не представляют ничего такого, что хоть сколько нибудь могло бы отличить их от других народов, находящихся на низкой [305] степени образованности. Горные племена Индии исповедуют веру, которая столько же отличается от индуизма, сколько вера Каффиров; причина этому очевидна и заключается в том, что они живут в таких отдаленных странах, которые недоступны ни для обычаев, ни для улучшений, распространившихся в равнинах более благодатных. Каффирские женщины отправляют все надворные работы и пашут землю: мне рассказывали, что их даже запрягают в плуг вместе с волами.