XX.

Всепресветлейшая, Державнейшая, Великая Государыня Императрица и Самодержица всея России и пр. и пр.

Государыня Всемилостивейшая!

№ 18. Сего дня 7 дня нового штиля Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше доносил о вступлении в здешний лагерь и о тогдашних обстоятельствах; а 8 числа, рано въехав, командующий генерал-фельдмаршал граф Даун на правое крыло, пред фронт, в палатке, пригласил находящихся при здешней армии генералов от кавалерии барона Букова и графа Одонеля, от пехоты генералов полных: герцога Аренберга и барона Сенсера, да французского аккредитованного генерал -поручика графа Монтазета и меня, при котором собрании генерал -фельдмаршал говорить начал, что он, по учиненному от российского двора и опробованному военному плану, — растолковав оный подробно, и какая при том еще в дополнение наиспособнейших к военной операции представлений были, и что на то от высоко-союзных дворов заключено, — прибыл ныне с армиею в установленный срок, т.е. 25 июня, 6 июля к реке Квейс, в том уповании, что российская армия, в объявленное число, тож от Познани в поход к Одеру и к урочищу Каролат пойдет. Но по полученному от 15 — 26 июня дня из Познани от командующего генерала и кавалера графа Фермора к генерал-майору Шпрингеру известию, что неприятель действительно с четырьмя колонгами в Польшу, счисляя сорок тысяч, вступил и [70] намерен идти прямо на Познань, российскую армию атаковать; для чего и манифеста, именем своего короля, польским магнатам публиковал, чтоб за заплату как для пропитания, так и для фуража готовились привозом, а в противном случай принуждены будут сами фуражировать и прочее. Он же генерал граф Фермор упоминает, что с армиею во всякой готовности находится неприятеля принять, и возбуждает меня, чтоб я в таком случай за отбытием короля старался неприятелю учинить чувствительный вред, ибо оный чрез Глогау с шестью тысячами вскоре противу российской армии ожидался. А ныне, по всем подлинным известиям, знаемо, что король, оставя Богемию, собрав всю свою силу от Ландсгута, сего 5 числа форсированными маршами чрез Гиршберг прибыл в Левенберг и сталь около того места лагерем; из чего видно, что старается всею мочью нам дальни проход для сближения препятствовать. И для того я за нужное признал вас, господь генералов, пригласить и требовать беспристрастного мнения. Но наперед я вам свое рассуждение для лучшего изъяснения доносить имею. Нынешний наш лагерь по положению места весьма безопасен и непобедителен; правое наше крыло корпусом генерала барона Лаудона еще более утверждено, чем и вход в Богемию прикрыт, для лучшей коммуникации всякого к пропитании припасов и фуража привозу. Однако, для общей пользы, думаю я сей лагерь оставить и подвинуться вперед, переправясь чрез реку Квейс, до Грейфенберга, где тож место для лагеря способное, по усмотрению генерал -поручика графа Ласси: правое и левое крыло прикрыты горами, где пехоту расположить должно, а кавалерии в средний; для плоскости земли, которой укрепить редутами и линиями, где — рассмотреться потребно.

Корпус же генерала Лаудона оставить в своем месте, где  находится, пред Фридбергом, придав еще несколько полков пехоты; надлежащим же образом укрепить для безопасности коммуникации с Богемию, дабы в случай нападения неприятельского в состоянии был отпор чинить. А ежели всею силою на него пойдет, то в таком случай из того лагеря совсем выступить назад в здешнее место и оного подкрепить.

Вперед идти, оставя неприятеля в своем месте, весьма опасно; к тому же он Герлиц занял, бессомненно в подобном случае с принцем Генрихом соединится. Главное намерение состоит в том: 1) союзникам нашим показать, что мы ко всем случаям готовы; правда, как скоро в тот лагерь придем, то на [71] другой день неотменно с из дело будет; я от того не отбегаю и желаю лучше сегодня нежели завтра, ибо наша армия в таких обстоятельствах, что то отважить можно. 2) Мы в неприятельской земли, где можем довольствоваться. 3) Можем способнее случаи иметь нашим верным союзникам руку подать, отделя двадцать тысяч, к ним навстречу послать и тем оближете облегчить. Теперь от вас господ мниние требую.

Собрание все, по большей части, противного мнения осталось, доказывая: 1) что то весьма опасно за реку перейти и стать не в дальнем расстоянии противу неприятеля, которому ничто не мешает атаковать и хотя проиграет, то без помехи в свой прежний лагерь станет; в противном же случай, ежели же мы несчастливы будем то наша ретрета весьма опасна, а может быть и совсем погубительна, ибо в таком случай известно, что порядка быть не может по переправам переходить, но друг друга давить и погублять будут. 2) Что же до атаки поста генерала Лаудона касается, то когда вся армия принуждена будет назад отступать и нынешний лагерь занять, известно, что такие повороты в подлости уже великой страсти и робости подвержены. 3) Неприятель может, чрез город Лаубан, перейти реку Квейс и наше левое крыло обойти, оставя правое. И затем наиспособнейше признается остаться в здещнем лагере  и у обождать приближения генерала графа Гарша, который соединится с маркизом Девилем, с тридцатью тысячами, чрез Траутенау, Ландсгут и Гиршберг. Ежели какой помехи не будет, в таком случай неприятель принужден будет к нему и к нам фронт сделать, и тогда способнее случай изыскать перейти и его атаковать.

Генерал-фельдмаршал устремился в то, чтоб переходить, и стал вновь доказывать, какие от союзного российского двора могут вперед нарекания быть: остаться здесь и дожидаться графа Гарша приближения или в том лагери, то единако; что же касается до реки и ретреты, то старая военная азбука. Во-первых, мы слишком два часа от реки, между которым расстоянием, в несчастливом случай, довольно места формироваться; а левое крыло прикрыто будет корпусом генерал-поручика барона Бека, по той стороне реки Квейсы, в лесах, Лаубен-Вальд, неподалеку от Лаубана; неприятелю весьма великий круг нас обходить, между тем, мы довольно успеть можем в здешний лагерь оборотиться; к тому-ж генерал поручик барон Гемминген, от стороны Габеля и Циттау, приблизится, почему безопасным быть можно. И за тем уповаю, что вы сему противными не останетесь — вынув из кармана [72] рапорт от генерала графа Гарша, из Траутенау, которым доносит, что маркиз Девиль не прежде 12 чиста в Опочну прибыть, а 15 числа с ним соединиться может.

Собрание все по вышеописанным обстоятельствам к переходу однако не охотно, а более из послушания склонилось; того-ж часу генерал-поручику Ласси приказано мостов чрез реку сколько возможно построить, дабы вся армия разными колонгами по дайной диспозиции завтрашнего дня с полудня, оставя всех обозов, перебираться и в новый лагерь вступить могла, ежели из чрез ночь не занято будет.

Между тем, рассудилось генерал-фельдмаршалу посты переменить: генерала Лаудона на левое крыло, с его корпусом, придав довольного числа артиллерии в Лаубен-Вальд; а правое крыло, где генерал Лаудон стоял — оборонять генерал-поручику барону Беку.

Сего 9-го числа рано мы все но взятой резолюции готовились к переходу, но армии еще ничего не приказано было. Приехал я в главную квартиру, из которой уже генерал -фельдмаршал выехал к правому крылу, которого я нагнал, отдав ему обыкновенное почтете, призвал к себе и сказывает мне: "я сейчас от находящего нашего полковника Дефине эстафету, от 2-го сего месяца, получил, которая мне весьма неприятна, и во всей моей диспозиции чинит перемену и остановку; я бы желал, чтоб то сегодняшнего дня не получил; я вам все прочту по прибыли пред фронта".

Прибыв в палатку, призвав меня, — "объявляю для вас у меня ничего нет тайного, и затем вам оригинальное письмо прочту". Главное содержание в нижеследующем состояло.

29 — 18 июня прибыл полковник маркиз де-Бота с письмом и с объявлением, что армия цесарская 28 — 17 того-ж месяца по установленному плану в поход из лагеря Шурц пойдет, которого он командующему генералу Фермору представил с просьбою, чтоб изъясниться изволил, когда российская армия в операции вступит; на что-де господин генерал граф Фермор объявленного полковника со всякою ласковостью принял и объявил, что он ныне на то за прибегаем главного командира господина генерала графа Салтыкова подлинный ответа дать не в состоянии, а не преминет упоминаемому господину генералу доложить, и при том присовокупила, что ныне де должно наблюдать неприятельские движения, который действительно в Польшу вступил и намерится пробираться нам в спину, Пруссию и магазины отрезать; и затем [73] уповательно первая нужда неприятеля из Польши выжить. На другой день он себя представил новокомандующему генералу, рекомендовав себя, яко аккредитованного от союзного двора в надлежащую конфиденцию, в таких обстоятельствах, которые к общей пользе служат; который его со всею учтивостью, тако-ж и полковника маркиз де-Бота принял и обнадежил, что он все то, что до исполнена Высочайших повелений для пользы исполнять и ему надлежащую конфиденцию чинить будет; но ныне, по прибыли к армии, еще должно время дать осмотреться и неприятельские намерения изведать; почему не умедля объявленного маркиза обратно отправлю, по чему за неполучением настоящей резолюции, часто упоминаемого маркиза отправить отсюда не могу, однако его сиятельство господин генерал граф Салтыков напоследок обнадежить изволил, что завтра хотел всемирно об оном отправлении распоряжение учинить.

Вчерашнего числа армия вся была в ордер-де-баталии в параде, и могу засвидетельствовать, что оная хороша, и во всякой исправности, что к тому принадлежит. Большая артиллерия, в шестьдесят штук, с принадлежностями и комиссариат с деньгами еще не прибыли, однако вскоре ожидаются.

Прочитав сие, генерал-фельдмаршал начал мне говорить: вы слышали письмо, почему я и заключаю, что армия ваша в означенные сроки к Одеру приблизиться не может, и тако от плана отступают. Я вас прошу дать свое мнение: идти ли мне вперед, как вчерась общим сов том за благо принято, или в здешнем месте остаться и обождать прибытия полковника маркиза де-Бота.

Я в таком важном случай сказал, что армия российская по Всевысочайшему Ее Императорского Величества повелению всемирно стараться будет всевозможное употребить и к положенным срокам приблизиться; вступление неприятельское может их несколько удержать. Я за неполучением от командующего генерала известий точного сказать не в состоянии, а думал бы для безопасности еще нисколько дней в здешнем месте обождать прибытия с настоящим ответом полковника маркиза де-Бота. На что он отозвался: я как скоро перейду в тот лагерь, то совершенно ему баталию крезентую (Презентую. Д. М.) (?) и то конечно через сутки учинится; к тому-ж опасен, чтоб после  на меня нарекания не было: к чему баталию рисковал, не ведав приближения союзников, ибо точно в плане изъяснено, чтоб баталии не прежде рисковать, как расстоянием в двух или [74] трех маршах, дабы в несчастливом случай противная союзная армия могла неприятеля вновь атаковать и его победить. Я общему делу не помогу баталиею: егда счастлив буду неприятеля побежду, то он сядет в крепости понеже в своей земли; а насупротив ежели меня победит, какую я услугу общему делу тем учинил окромя вечного поношения и бесславного всему общему Делу?

На что прежнее же собрание приглашено, с них, по такому полученному известию, мнение отобрать. Генерал -фельдмаршал прочел им то письмо и присовокупила "Господа! Вчерашнего числа мое намерение твердо было переходить, а ныне я требую совершенного мнения. Сверх того, прочел им полученное от эммисара письмо, что уже все форпосты по реке Одер в Силезии прусскими гусарами, прогнав казаков, заняты.

Половинная часть склонилась остаться, а другая, переходить; почему и меня вновь спросил. Я, размышляя об остановки в здешнем лагери и о продолжении время в приступлении графа Гарша и Темминга неприятель сроку иметь может, не узнав, нисколько отделить противу нашей армии, и едва силу свою в той стороне приумножит, будет совершенно искать нашу армию победить, — приговорил, что лучше перейти, ибо тогда неприятель, ежели он не отважится атаковать, то атаки ожидать должен и тем связан будет деташировать. Генерал -фельдмаршал на то несколько огорчал; почему и прочие свое мнение переменили, приговоря остаться и ожидать подлинного известия.

Уповается, что полковник маркиз де-Бота завтра, или после завтра, ежели он по обещанию отправится, прибудет, что он привезет, и какие миры примутся, незамедля всеподданнейше доносить долженствую.

Вашего Императорского Величества и пр.

Иван Шпрингер.

Главная квартира при деревне Герлицгайн.
10 июля 29 июня дня, 1759 г.