Письмо царя Бориса Годунова

к

Императору Рудольфу II

(Ноябрь, 1604 г.).

Святая, нераздельная, единосущная Троица… мы, великий государь, царь и великий князь Борис Феодорович... великому государю, брату нашему дражайшему и пр.

Извещаем вас, любезнейшего и великого государя, брата нашего, что в 109 году, по малому летосчислению, прислал к нашему величеству король польский и великий князь литовский своих послов, в. княжества литовского канцлера Льва Caпегу с состоящими при нем лицами, желая, чтобы и в наше, великого государя, царствование мир, заключенный еще между в. государем, царем и в. князем Феодором Ивановичем, всея Руси самодержцем, и им, королем Сигизмундом, был сохраняем в продолжение условленного времени и, затем, ради спокойствия христианства, был продолжен на 30 или более лет.

Посему мы, в. государь, царь и в. князь Борис Феодорович, всея Руси самодержец, по просьбе и желанию короля Сигизмунда не только приказали, уже заключенный на определенный срок, мир сохранять, но повелели нашим боярам договориться и о дальнейшем мире сроком на 20 лет, и оный, согласно заключающимся в нашем договоре постановлениям, во всем соблюдать. Равным образом, в присутствии нашего царского величества, и посол короля Сигизмунда, Лев Caпега, вместе с прочими состоящими при нем лицами, вместо самого короля принес присягу и целовал крест в том, что мир, в продолжение означенного определенного числа лет, должен быть соблюдаем согласно [62] постановлениям заключенного договора. По отъезде же посла и мы, с своей стороны, отправили большое посольство к королю Сигизмунду, состоявшее из боярина и суздальского воеводы Михаила Глебовича Салтыкова, Морозова и многих других, и король Сигизмунд, в свою очередь, относительно тех же статей мирного договора, в присутствии нашего посольства принес присягу и, при крестном целовании, подтвердил, что он в течение определенного времени, будет во всем соблюдать постановления заключенного договора.

Между тем ныне, среди мирного времени, король Сигизмунд, по совету чинов страны, затевает столь не христианские ссоры, каковые, не только будучи неслыханными среди христианских великих государей, не приличествуют даже и мусульманам, в забвение своей присяги и крестного целования и в нарушение заключенного с нами мира, начинает проливать христианскую кровь вопреки всем христианским обычаям. С этою целью пользуются они неким беглым, богоотступническим злодеем и негодяем из нашей земли, чернокнижником, бывшим прежде в монахах, по имени Григорием Отрепьевым, и согласно с своими замыслами, подучили они его назваться сыном блаженные памяти в. государя, царя и в. князя Ивана Васильевича, всея Руси (самодержца), князем Димитрием Углицким. Между тем всем и каждому из соседних государей, в особенности же у них в Польше и на Литве, известно, что у в. государя, царя и в. князя Ивана Васильевича, всея Руси и пр., Димитрий родился от седьмой жены, взятой по склонности, но вопреки всем законным правилам церкви; по кончине же в. государя, царя и в. князя Ивана Васильевича ему, вместе с его матерью, дан был для их [63] местопребывания город Углич. А в 7099 году, при блаженной памяти в. государе, царе и в. князе Феодоре Ивановиче, оный Димитрий скончался в Угличе, четырнадцать лет тому назад: а его мать Mapия и ныне еще в живых, как и ее близкие родственники, Haгиe, продолжают служить при дворе. Вышеупомянутый же негодный и распутный монах есть сын нашего боярина Богдана Отрепьева, в монашеском чине названный Георгием, и состоял прежде на службе у одного из наших придворных, Михаила Романова; а так как он стал у него мошенничать, то названный Михаил за его проделки его от себя прогнал, он же, тем не менее, продолжал совершать еще большие беззакония, так что ему предстояло быть повешенным, и он, избегая и страшась смерти, бежал, отправясь в один отдаленный монастырь, где был известен у монахов под именем Григория. После того он объявился в нашем царственном граде Москве, где в Чудовом монастыре был рукоположен в священники, а оттуда его взял к себе наш богомолец, служитель Божий, патриарх Иов для писания русских книг. Но оный мошенник, поддавшись дьявольскому наваждению, не отстал от своего прежнего негодяйства, мошенничества и злой природы, согласно с которыми он действовал прежде в своем миpском звании, и отринув Господа, впал в ересь чернокнижия, и начал вызывать злых духов, и после того как он отступился от Бога, у него были найдены и отобраны (соответственные) писания, так что когда богомольцу нашему патриарху Иову стало известно о его злодейственности, негодяйстве и чернокнижничестве, то по приговору патриарха со всем освященным собором, по правилам святых отцов, его, вместе с единомышленниками, решено было сослать на Белоозеро в [64] пожизненное заточение. Но негодяй, наравне с своими сообщниками, такими же негодными монахами, предвидя свою погибель, бежал с ними сам-третий из Москвы к Литовской границе, и перейдя в Литву, в Киев, в Печерском монастыре был поставлен в диаконы, а потом и в священники, после чего он прибыл к Вишневецкому и у него открыто совершал свои мошенничества и упражнялся в безбожном чернокнижии, причем забыв о данных им обетах и взятых на себя обязательствах, принял иной вид и наружность, сбросил монашеское одеяние и, по дьявольскому наваждению, стал вызывать нечистых духов и заниматься всяческой чертовщиной. ¹

И наш богомолец, московский и всея Руси патриарх Иов, узнав о безбожных его делах, обратился к чинам польской короны, к воеводе Киевскому князю Василию Острожскому и иным, с надлежащим посланием, в котором увещевал и просил их задержать оного мошенника, еретика и чернокнижника Григория, обязав его вести себя согласно с данными им прежде обетами и присвоенным ему наружным видом, и затем прислать его к нему, с тем, чтобы принятый им духовный чин и ангельский образ более им не оскорблялись и не позорились. Чины же и Киевский воевода, князь Василий Острожский, не захотели прислать оного мошенника к нашему патриарху и богомольцу Иову.

Между тем нам, великому государю, крымский и перекопский татарский царь Казигирей через своего посла Ахмета Целебея писал, поручив и повелев ему подтвердить на словах, что король Сигизмунд того татарского царя Казигирея пытался подкупить, уговаривая его восстать на наше царство и все государства в нем, и что в виду [65] этого они пересылались друг с другом, причем он чрез нарочного своего Антония Черкешенина писал ему, приказав подтвердить на словах, также и относительно бездельника монаха Григория Отрепьева, а именно, что в его литовских землях и областях находится князь Димитрий, сын в. государя, царя и в. князя Ивана Васильевича, (всея Руси) самодержца, и что ныне он, король Сигизмунд готов пропустить его в наши земли для покорения их и отправить свое войско к нему на помощь, с тем чтобы крымский и татарский царь также вступил в наши земли при поддержке польских войск, почему он и намерен заключить с ним тесный дружественный союз, предлагая как от себя, так и от государства, большие дары и сокровища, сколько их пожелает сам татарский царь.

Также известно и ведомо нам, что королю Сигизмунду не любо, что мы, в. государь, с в. в-вом, нашим братом и в. государем, императором Рудольфом, состоим в доброй переписке, братской дружбе, любви, взаимноотношении и доверии, и что нам, ради вашей любви, удалось побудить персидского шаха Аббаса, чтобы он решил вступить в сношения и дружбу с вами, нашим возлюбленным братом, и за одно с в. в-вом воевать против турок. По сему польский король опасается, чтобы мы, в. государь, вступив с вами, нашим возлюбленным братом, в сношения, не заключили союза против него и не напали с двух сторон на владения польской короны и в. княжества литовского, почему он и не дает проезда чрез свои земли и области как гонцам и послам от вас, возлюбленного брата нашего, к нам, так и к вам от нас. Вот отчего он так несочувственно смотрит на взаимно [66] поддерживаемые нами сношения, и мы, в. государь, не можем не удивляться, каким образом польский король Сигизмунд называет себя христианским государем и в тоже время совершает не христианские дела: нарушает данные им присягу и крестное целование, нарушает и разрывает заключенный мир, и зная, что упомянутый мошенник есть прямой негодяй, богоотступник и чернокнижник именует его сыном в. государя, возбуждает и подкупает неверных мусульман против христиан, проявляя желание пролить христианскую кровь, и с неудовольствием смотрит, как между нами поддерживаются и крепнут взаимные отношения, любовь и дружба. Между тем поступать таким образом отнюдь не приличествует христианскому государю, и не только в. государю, но не подобает и частным лицам; а было бы многим полезнее, если бы все мы, христианские государи, стояли за одно против неверных мусульман, и о том заботились и старались, чтобы христианство из-под руки и власти мусульман избавить, и самим жить в мире и спокойствии и пролития христианской крови не искать, и неверных против христиан не возбуждать и не подкупать, и мошенников и плутов не подущать и им не помогать. Кому же отныне должно верить и можно ли христианским государям вступать во взаимное единение и союз, когда, после того как король Сигизмунд нарушил и пренебрег свою клятву и крестное целование, всех и каждого должно поразить, что он, христианский государь, сделался клятвопреступником пред Христом, чем и обнаружил пред всем христианством непостоянство своих истинных чувств и совести?

И так мы, в. государь, в виду разных еще не [67] улаженных между нами, обоими в. государями, и нашими государствами дел, отправили к королю Сигизмунду от себя послом Постника-Огарева, с тем чтобы он между прочим упомянул и о негодном плуте, произвольно именующем себя сыном в. государя. После же отъезда нашего посла, неизвестно по какому поводу и вопреки христианским обычаям, но с ведома и по приказу короля Сигизмунда, Сендомирский воевода Георгий и иные многие знатные лица, с приставшими к ним литовскими людьми, вместе с негодным плутом Григорием, безо всякого предуведомления, а как воры и разбойники, вторгнулись в нашу Северскую землю; между тем как в то время, по причине заключенного между нашими государствами мира, у нас там не было расположено никаких войск, ибо мы, памятуя о нашей присяге и крестном целовании, отнюдь не думали нарушать заключенного мира. — И нашу правду видит и ведает Бог! Мы же желаем оправдать себя как перед вами, великим христианским государем, так и пред целым светом, и даже допустив, что у них пребывает оказавшийся в живых истинный князь Димитрий Углицкий, а не злостный мошенник Григорий, именующий себя князем Димитрием, все же ради него не подобало бы им нарушать заключенного на известное число лет мира и начинать кровопролитную войну, а следовало бы по поводу всего этого предварительно снестись с нами.

А ныне мы молим у Бога милости и будем надеяться, как ради соблюденной нами по всей правде присяги, так и ради нашего царского и державнейшего имени, на счастье и честь великих государей, в. государя, царя и в. князя Ивана Васильевича, всея Руси самодержца, и в. государя, [68] царя и в. князя Феодора Ивановича, всея Руси самодержца, и постоим за наше царство и все владения наши, сколько милосердный Бог подаст нам силы и помощи: в Литву же отправим много разного войска из русских, татар и литовцев, и что от того произойдет пролития крови в христианстве, то ведает Бог, и должно оставаться на совести короля Сигизмунда и его чинов, — а мы оного не искали и не желали.

И так, мы объявляем настоящим нашим письмом, да будут ведомы вам, любезнейшему брату нашему и великому государю как наша правда, так и короля Сигизмунда несправедливость и клятвопреступничество, а равно и нарушение им заключенного между нами мира. — А пролитию крови в христианстве начало положено королем Сигизмундом, а не нами. Мы же отнюдь более не хотим и не можем доверять польскому королю, ради того, что он поступил не по христиански, присягу свою и крестное целование преступил и нарушил.

Вместе с сим приготовили мы также и к Клименту VIII, ² папе римскому, письмо, а вы, возлюбленный брат наш и великий государь, благоволите его безотлагательно отправить с собственным своим нарочным, а на письмо нашего величества, по получении оного, прислать скорый ответ и отзыв.

Писано в нашем государевом дворце, в царствующем граде Москве, в лето от сотворения миpa семь тысяч сто тринадцатое, в ноябре месяца.

На обороте: Великому государю, нашему дражайшему и возлюбленнейшему брату Рудольфу II, избранному римскому императору и пр.

Комментарии

Немецкий текст письма царя Бориса к императору Рудольфу II, с которого сделан наш перевод, сообщен в проверенной кoпии из Венского государственного Архива (Wiener Staatsarchiv) с пометкой: Gleichzeitige Uebersetzung des russischen Originals. Russica (Современный перевод с русского. Отдел «Russica»). Мы, к сожалению, не имеем сведений о том, не сохраняется ли отпуск означенного письма в Московском Архиве Мин. Иностр. Дел; так что наш перевод возмещает собою подлинный русский текст этого любопытного документа, характерного для отношений между московским и императорским правительствами во время появления лица, именовавшего себя царевичем Димитрием. Кроме этого письма известно еще письмо царя Бориса к тому же Рудольфу II, которое далеко не в полном виде вследствие испорченности рукописного подлинника, напечатано во II томе «Памятников дипломатических сношений древней России» (СПБ. 1852), столб. 828-9, и касается посольства Гейнриха Логау.

1. Между тем ныне... всяческой чертовщиной. — Это место в письме царя Бориса следует сопоставить с выпиской из грамоты, посланной от имени Бориса Годунова и патриарха Иова к королю Сигизмунду, с отправленным в Польшу гонцом Постником-Огаревым, у Костомарова, Смутное время, I, стр. 186-87. По поводу замечания Костомарова (стр. 187): «В этой грамоте было упомянуто, что и Димитрий, который зарезался в припадке черной немочи в Угличе, был незаконный сын, потому что был рожден от седьмой жены. Впоследствии, поляки толковали это замечание так, как будто бы в грамоте было сказано, что «если б тот, который называется Димитрием, был и настоящий Димитрий, то не имел бы права на престол»; они делали из этого такой вывод, что сам Борис не знал наверное, кто идет против него, и допускал возможность, что человек этот мог быть настоящий Димитрий», — сравн. в Борисовом письме к Рудольфу II место от слов «и даже допустив» по «снестись с нами» (стр. 67). Выходит, что, по крайней мере в этом документе, не будто бы было сказано, а действительно говорилось о возможности тождества претендента с сыном царя Ивана IV; так что для упоминаемого Костомаровым вывода поляков имелось основание, если допустить, что и в грамоте цитируемой нашим историком без указания источника и довольно небрежно, находилось выражение, соответственное сейчас указанному в письме Бориса к императору Рудольфу.

2. Климент VIII, занимавший папский престол с 1592 г., умер 3 марта 1605 года.

(пер. И. М. Болдакова)
Текст воспроизведен по изданию: Письмо царя Бориса Годунова к императору Рудольфу II. (Ноябрь, 1604 г.) // Сборник материалов по русской истории начала XVII века. СПб. 1896