АХМАД ИБН МАДЖИД

ТРИ НЕИЗВЕСТНЫЕ ЛОЦИИ

ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ

I

В начале XIX в. было обнаружено турецкое сочинение «Мухит» («Всеобъемлющий»), написанное адмиралом султанского флота Челеби в 1554 г. в Ахмедабаде (провинция Гузерат в Индии). Исследования выяснили, что Сиди ‘Али Челеби, по прозвищу «катиб-и-руми» ¹, стоял во главе турецкой эскадры, посланной в Индийский океан для противодействия усиливавшимся португальцам. Оттоманская империя, дорожа Египтом, Аравией и южными подступами к Ирану, была кровно заинтересована в приоритете на северных водах Индийского океана и в изучении пролегавших здесь маршрутов. После падения халифата она считала себя законной преемницей власти над этим районом; Пири Реис, племянник адмирала средиземноморского флота Кемаля Реиса, составивший в 1513 г. в Галлиполи карту обоих полушарий ², носил титул "адмирала арабских морей", и это звучное имя выражало откровенные материальные притязания. Португальское проникновение на Восток, росшее по мере того, как все новые каравеллы показывались из-за мыса Доброй Надежды и все новые фактории возникали в средней и восточной части Индийского океана, остро беспокоило стамбульский двор: власть над океаном становилась все более проблематичной, а колониальные аппетиты "франков" росли тем сильнее, чем глубже они продвигались и открывали для себя богатства Востока. Можно было ожидать удара с океана, и эскадра Челеби была послана для предотвращения этой опасности. После двух неудачных сражений с португальцами оставшиеся девять турецких кораблей в виду Диу попали в пятисуточный шторм, а затем уцелевшая часть экипажа во главе с адмиралом оказалась заброшенной в Гузерат, на западный берег Индии. В течение проведенных здесь трех лет Челеби тщательно собирал и изучал устные и письменные сообщения арабских, персидских, турецких и португальских мореплавателей об условиях навигации в Индийском океане, в результате чего составил своеобразный путеводитель по этому бассейну, [64] предназначенный для практических нужд султанского флота, и назвал его «Всеобъемлющим», т. е. энциклопедией («Мухит»). Вероятно, пережитая катастрофа и явилась непосредственным толчком к созданию этого сборника, точные указания которого, по мысли автора, должны были предотвратить будущие кораблекрушения. В начале 1557 г. сухим путем — через северную Индию, Бадахшан, Хорезм и Персию — Челеби вернулся на родину, где и умер в 1562 г. "дефтердаром" (контролером земельных угодий военного ведомства) Дийарбекра.

С 1834 по 1839 г. венский ученый Хаммер-Пургшталь издал в английском переводе серию фрагментов из «Мухйта» ³. В 1848 г. глава западно-европейского востоковедения того времени Рейно, обнаруживший ряд других отрывков из "Мухита" в географическом своде Хадджи Халифы «Джихан-нума», выяснил, что арабские показания представлены в труде Челеби десятью мореходными трактатами — тремя древними и семью более новыми. Во второй половине XIX в. дальнейшее продвижение в исследовании "Мухита" отмечено работами Бонелли ⁴, Биттнера ⁵, Биттнера и Томашека ⁶. Но и спустя почти три четверти столетия после отзыва Рейно об арабских источниках «Мухита» известный французский исследователь восточной литературы об Индийском океане Габриэль Ферран мог назвать только имена авторов. В его капитальном своде арабских, персидских и турецких сообщений о Дальнем Востоке за тысячелетие ⁷ есть указание, что три древних трактата принадлежат Лайсу ибн Кахлану, Мухаммаду ибн Шазану и Сахлу ибн Абану, «о которых нет никаких сведений», а из семи новых — шесть Сулайману ибн Ахмаду из Шихра, в южной Аравии, и один — «некоему» (un certain). Ахмаду ибн Маджиду из Джульфара в Омане ⁸. В ту пору эти имена звучали как случайные и места для них среди более чем полусотни заслуженных авторов с установившейся репутацией, эксцерптированных в «Сообщениях», конечно, не нашлось. Но уже тогда Ферран был занят открытием первостепенного значения: в 1912 г., разыскивая материалы для своих "Сообщений", он вместе с Годфруа-Демомбинем обнаружил в Парижской национальной библиотеке две арабские рукописи под шифрами 2292 и 2559 ⁹. Первая (181 лист) включала в себя 19 мореходных трактатов Ибн Маджида, изложенных преимущественно стихами в непритязательном размере раджаз (откуда их название "урджузы") и описывающих различные навигационные маршруты в Красном море, Персидском заливе и Индийском океане. Текст глухо ссылается на существование еще десяти других произведений этого же автора. Лишь три трактата рукописи 2292 — №№ 1, 2 и 6 — имели датировку: от 866/1461-62 г. (№ 2) до 900/1494-95 г. (№ 6); остальные были не датированы. Весь сборник в целом имел датой переписки 1576 г. Ферран считал его единственной копией неизвестного оригинала и лишь десять лет спустя узнал из статьи в органе Арабской Академии наук о существовании параллельного списка в Дамаске. Рукопись 2559 (187 листов) содержала еще пять стихотворных произведений Ибн Маджида, из них два [65] повторяются в рукописи 2292. Здесь же была представлена проза в виде мореходных сочинений его младшего современника Сулаймана из Шихра, известного теперь как Сулайман ал-Махрй. В 1914 г. Ферран только начинал знакомиться с содержанием этих двух сборников; дотоле не известные ни традиционной арабской литературе, ни европейской науке, представленные в единственном экземпляре, они требовали длительного и сложного исследования. Но уже тогда, наряду с утверждением, что «Ахмад ибн Маджид, капитан корабля, нам больше ничем не известен» ¹⁰, Ферран мог заявить, что «в целом, Мухит турецкого адмирала — это всего лишь перевод, иногда посредственный, обоих арабских сборников» ¹¹. К этому заявлению, развенчавшему установившийся в науке авторитет Челеби и его труда, Ферран возвращался и позже ¹². Годы после 1914 были заняты напряженным изучением обеих рукописей. Предварительным сообщением о его результатах следует считать статью 1922 г ¹³.; в следующем году появился первый том самого издания с фототипическим воспроизведением текстов ¹⁴. Не был обойден и второй автор ¹⁵. Данные, добытые в процессе исследования, позволили Феррану выступить с разбором важного вопроса об иранском влиянии в арабской морской литературе ¹⁶. Статья об Ибн Маджиде в «Энциклопедии ислама» ¹⁷ теоретически ввела это имя в международный научный обиход, а издание «Введения в арабскую морскую астрономию» ¹⁸ работами Феррана ¹⁹ и Л. де-Сосюра ²⁰ закрепило за двумя пилотами тот существенный участок арабской культуры, который вряд ли кому придется у них оспаривать.

II

В составе фонда рукописного отделения Института востоковедения Академии наук СССР в Ленинграде находится томик форматом 13 x 20 см, в красном кожаном переплете восточной работы с застежками и тиснениями. Эта рукопись ²¹ содержит семь сочинений на разные темы ²², принадлежащих различным авторам. Судя по этикетке с новым шифром, помещенной на внутренней стороне переплета, а также по прежнему шифру, она входила в фонд бывшего Азиатского музея, откуда перешла в рукописное собрание нынешнего Института востоковедения Академии наук. В Азиатском музее она учитывалась по разряду ранних поступлений и входила в старую часть фонда. На это указывает тот факт, что в августе 1819 г., всего через год после создания Музея, ее название появилось в рукописном каталоге основателя и первого директора этого учреждения академика Френа ²³. Вся рукопись, являющаяся, как мы видели, сборной, здесь фигурирует еще под одним № 804, а составляющие ее произведения визированы внутренней нумерацией. В середине описания, на стр. 216-217, сказано:

«№ 4) Carmen arabicum ***, dictum , ex metro *** ab auctore *** Shehab-Eddino Ahmedo Ibn Mahud ²⁴ [66] compositum, ab eamque causam *** quoque appelatum. Continet Descriptionem Diurmorum Itinerum, quae Naves a littore Malabarica ad orientalem oram Africae proficiscentes, plerumque conficere solent. – De auctoris nel Libri aetate nihil constat. Incipit a verso:***, concluditur autem versu: *** ²⁵. Cont. 14 f.

«№ 5) Alterum Carmen arabicum ejusdem auctorii, ad quem praecedens Carmen refertur, *** appelatum. Continet Descriptionem Navigationi ab India ad Insulam Seilan susceptae. Incipit a verso: ***. Desinit in versum: *** ²⁶. Cont. 9 f.»

Основным недоразумением здесь является то, что под № 5 описаны сразу два произведения, правда, принадлежащие одному и тому же автору и связанные общностью сюжета. При первоначальном беглом знакомстве с рукописью каталогизатор не заметил существования третьего сочинения, имеющего независимое содержание, и принял его за заключительную часть второго. Это видно из того, что по Френу второе сочинение содержит 9 листов текста, тогда как в действительности при счете по его системе ²⁷ оно содержит лишь 7 листов (97 v-104 r) а остальные два листа (104 v-105 r) приходятся на долю третьего трактата. В связи с этой «пропажей» целого произведения в результате сведения трех сочинений к двум любопытно отметить, что у переписчика рукописи это сведение продолжено и доведено до крайнего предела, при котором еще возможно сохранение самостоятельности произведения: он рассматривает все три сочинения как единое целое ²⁸, так как формула *** и последующее славословие помещены им в начале

только первого, а второе и третье не имеют ни басмалы, ни других стереотипных выражений, предшествующих прямой речи текста. Конечно, принадлежность одному и тому же автору, общность сюжета, наконец, стихотворного размера первых двух наиболее заметных сочинений как будто говорит о логичности такого представления. Но композиция этого тройного литературного комплекса определяется в первую очередь тем, что все три поэмы отделяются друг от друга независимым дифференцированным содержанием. В дальнейшем недоразумение было устранено. Позднейший каталог Френа ²⁹, отражая более пристальное ознакомление с рукописью, приводит под №№ 807, 808 и 809 названия всех трех сочинений, а весь сборник уже визирован не одним номером, а семью, по количеству содержащихся в нем произведений.

После Френа рукопись надолго попала в полосу забвения. Кроме исходного, описывающего коллекцию Русо (Rousseau) «Catalogue d’une collection de cinq cents manuscrits orientaux» (1817), ее не упоминает ни один из существующих печатных каталогов Азиатского музея — ни один из существующих печатных каталогов Азиатского музея – ни «Das Asiatische Museum» Дорна (1846), ни «Notices sommaires des manuscrits arabes du Musee Asiatique» Розена (1881), остановившийся на первом выпуске. Полное столетие протекло от первоначального [67] описания рукописи до той поры, когда она обратила на себя внимание ученого, который позже стал у колыбели настоящего издания.

Академик И. Ю. Крачковский, в своей книге об арабских рукописях посвятивший этому памятнику отдельную главу ³⁰ уже этим подчеркнул его незаурядное значение. Он первый пришел к выводу, что три поэмы ленинградской рукописи представляют произведения Ибн Маджида, быть может, еще не известные науке. Последнее предположение перешло в уверенность, когда запрошенный им Ферран, который в ту же эпоху 20-х годов нашего века располагал, казалось, уже всеми сохранившимися трудами арабского пилота и последовательно вводил его имя в науку, ответил, что о существовании лоций, заключенных в ленинградской рукописи, ему ничего не известно. При всем глубоком интересе к обнаруженному уникуму И. Ю. Крачковский не имел возможности взять на себя его издание: положение главы отечественной арабистики влекло его к разрешению ряда более неотложных задач, индивидуальные научные склонности также ставили вопросы мореходной литературы на второй план. Ферран, которому были посланы снимки уникума, высоко отозвался о научной ценности урджуз и собирался их издать. Смерть (31 января 1935 г.) помешала осуществлению его замысла, текст рукописи вновь остался неопубликованным. Но обнаруживший ее ученый не хотел забывать о ней: упоминание о трех неизвестных лоциях Ибн Маджида проникло как в курс его лекций по истории арабской литературы, так и в некоторые печатные выступления ³¹.

Весной 1937 г., когда, будучи студентом Ленинградского университета, я под руководством И. Ю. Крачковского изучал методы критического анализа арабских рукописей, Игнатий Юлианович в конце курса обратил мое внимание на рукопись В-992 и предложил описать те ее части, которые меня наиболее заинтересуют. Я сразу остановил свой выбор на урджузах Ибн Маджида и, самостоятельно установив их уникальность и отсутствие в научном обиходе, почувствовал себя на пороге большой, сложной, но благодарной работы. Последовали первые разыскания. В течение лета и осени было подготовлено предварительное описание урджуз с выяснением вопросов содержания, датировки, языка, палеографии и общего значения; в начале 1938 г. оно было принято к печати академическим издательством, однако увидеть свет ему не пришлось. В этот период обстоятельства оторвали меня от научной работы на восемь с половиной лет. Тем большее удовлетворение испытал я 12 августа 1946 г., найдя по возвращении в Ленинград свою рукопись уцелевшей после тяжких лет блокады и эвакуации. Работа возобновилась и продолжалась усиленными темпами, несмотря на внешние трудности, часто оставлявшие для нее ничтожные обрывки времени. Весной 1947 г. был установлен рабочий текст, в июне — октябре составлены основные комментарии, а поздней осенью был выполнен перевод и подготовлена вводная статья. Последующее время было посвящено окончательной шлифовке исследования, которая осложнялась отсутствием постоянной [68] связи с ленинградскими материалами. Хочется думать, что при оценке первой попытки изучения неизвестных лоций Ибн Маджида будет учтено, что данная работа не претендует быть исчерпывающей в изложении темы; наоборот, ее стремление — стимулировать дальнейшее проникновение вглубь и вширь предмета.

«Арабы не любили моря», — как-то заметил И. Ю. Крачковский ³². Облик этого народа привычно ассоциируется у нас с представлением о безводной пустыне, медлительных караванах ее "кораблей", редких пятнах внутренних оазисов. Но островное положение обязывало, необходимость поддерживать активные связи с внешним восточным миром рано открыла арабам за горизонтом традиционной пустыни широкие горизонты океана. До сих пор мы мало задумывались об этой стороне арабской культуры. Индийский океан от нас далек, специальных интересов мы там никогда не имели, и часто, слишком часто его образы сходили у нас с трезвой почвы научных изысканий и облекались дымкой поэтических реминисценций. Инициатива перешла к Феррану и его коллегам — ученым представителям колониальной Франции, облегчающим ее проникновение на Восток. Наша наука, движимая благородной целью бескорыстно помочь восточным народам познать их прошлое, может и должна сказать во всеуслышание свое авторитетное слово в области арабской морской литературы, как уже сказала его по ряду других вопросов. Настоящее исследование, увеличивая число известных науке произведений Ибн Маджида с 32 до 35, не ограничивается количественным расширением; дальнейшее изложение покажет, что три новых лоции — это и качественное приобретение. Значение работы, мне кажется, заключается еще и в том, что она открывает путь для более широких обобщений. Арабы и море — эта тема ждет исследования, и нашей науке, чуждой апатии, мужающей в трудностях, оно по плечу.

ИБН МАДЖИД И ЕГО ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

I

При всем сказанном данные, полученные Ферраном, сухи, отрывочны и далеко не полны. Ни одно из 32 произведений, в которых авторство Ибн Маджида установлено им с несомненностью ³³, не приводит связных фактов биографии автора. Нам остаются неизвестными как даты его рождения и смерти, так и время создания подавляющего большинства работ. В отношении последнего приходится руководствоваться крайними показаниями его датированных трактатов (1462-1495 гг.), принимая их как ante quem non и post quem non, однако нужно признать, что такое решение построено на достаточно зыбкой почве. Тем не менее общее представление об авторе уже существует, начало положено, дальнейшие исследования облегчаются наличием обоснованной отправной точки. Его полное имя — Шихабаддин Ахмад ибн Маджид ибн Мухаммад ибн [69] Му’аллак ас-Сади ибн Абу р-Рака’иб ан-Наджди. Нисба указывает на северно-арабское бедуинское происхождение его предков, но сам он — уроженец города Джульфара в Омане, хотя португальские историки XVI в. по незнанию приписывали ему индийское происхождение, называя его то «гузератским пилотом» (Гоэш и Каштанеда), то просто «мавром из Гузерата» (Баррош) ³³. По-видимому, географическое местоположение родины Ибн Маджида и предопределило выбор профессии несколькими поколениями его фамилии. Оман лежит у выхода в Индийский океан, на побережье Персидского залива — оживленной торговой артерии, которая шла от индоокеанских рынков к богатым областям, группировавшимся вокруг сасанидского Персеполя, позже вокруг аббасидского Багдада. Сираф и Хормуз — старые иранские города на противоположном берегу — были узловыми центрами международной морской торговли ³⁴. Через их посредство вся юго-западная Азия сохраняла постоянные коммерческие связи с восточным побережьем Африки и Мадагаскаром, западной частью Индии и Цейлоном, островами Индонезии и даже с далеким Китаем ³⁵. Естественно, что население обоих побережий, Омана и Фарса, с детских лет было связано с морем. Одни всю жизнь были прикованы к тяжелому труду на жемчужных ловлях, другие, разбогатев на посреднической торговле и гонимые неутолимой жаждой наживы, становились кораблевладельцами и пускались в опасные экспедиции через океан, к богатым землям на его востоке и западе; ³⁶ наконец, третьи посвящали себя изучению мореходного искусства, постигали его непреложные основы, сформулированные в древнеиранских лоциях (рах намак) и передававшиеся из рода в род, и становились лоцманами. Суровая действительность морской жизни вносила частые поправки в устаревшие каноны; необходимость фиксировать расхождения между теорией и практикой делала каждого лоцмана автором большего или меньшего количества навигационных трактатов. К этой третьей социальной категории принадлежал Ибн Маджид, унаследовавший профессию отца и деда. В XV в. арабская семья, где лоцманское искусство передавалось по наследству, уже не была редкостью.

Лоцман, он же капитан корабля, второе лицо на борту после судовладельца, был облечен огромной ответственностью. От знания им условий навигации на линии заданного маршрута, от его умения лавировать в обстановке разнообразных, иногда неожиданных опасностей зависели жизни членов экипажа, сохранность ценных товаров, благополучная доставка судна в нужный порт. Все это требовало от водителя судна проявления особых профессиональных качеств. Помимо обладания капитальными теоретическими знаниями и практическим опытом, он должен был быть храбрым, но не безрассудным, осторожным, но не медлительным, сдержанным, но не замкнутым, великодушным, но не мягкотелым, точным в словах и решительным в действиях — быть мастером своего дела на борту и образцом гражданского поведения в чужих землях. Идеал не оставался втуне, и уже в первых веках нашей эры [70] складываются характеристики совершенных пилотов Индийского океана, образующие подпочву для развивающегося жанра художественной маринистики Востока. Образцом этого вида может служить следующий отрывок:

«Бодисатва был в ту эпоху совершенным пилотом; он знал течение звезд и никогда не испытывал ни малейшего затруднения в ориентировке; удивительно ведал цену предчувствиям обычным, случайным или чрезвычайным; не пренебрегал временем счастливым или неудачным; он различал области океана по рыбам, цвету воды, состоянию дна, птицам, горам и другим признакам; имел прекрасную память и полное самообладание; переносил зной, холод, дожди, усталость; обладал неслабеющим вниманием и сильным характером; вследствие своей способности управлять кораблями и приводить их по назначению он был предметом домогательства купцов. Так как ему удавались все его путешествия, его прозвали Супарага — «благополучно достигающий другого берега». Город, в котором он жил, тоже носил имя Супарага. Престарелый и уже слепой, он все еще считался баловнем счастья и компании купцов, желавшие успеха своим путешествиям, почтительно старались заполучить его на свои суда. Однажды купцы из Суварнабхуми, которые прибыли в Бхарукаччу, появились в городе Супарага, чтобы уговорить его погрузиться с ними. Он перестал уступать их настояниям; судно снялось с якоря, вышло в открытое море и было захвачено бурей; они блуждали дни и недели по волнам" ³⁷.

Основной моральный долг пилота — не покидать своего судна до последнего вздоха, быть верным ему, несмотря ни на что, — сформулирован еще в таком раннем памятнике арабской морской литературы, как "Чудеса Индии" капитана Бузурга ибн Шахрийара:

«Мы, члены братства пилотов, прикованы к своим обязанностям; мы дали клятву никогда не покидать своих кораблей, пока не подойдет к ним роковой конец. Мы, пилоты, поднимаясь на борт корабля, связываем с ним свою жизнь и судьбу. Если он спасется, спасены и мы; если он гибнет, мы умираем вместе с ним" ³⁸.

В эпоху Ибн Маджида требованиям, предъявляемым к лоцману, уже придавалось настолько большое значение, что они были кодифицированы в актах государственной важности. Вот соответствующая статья из морского кодекса королевства Малакка, составленного по указу принца Махмуд-шаха различными малайскими лоцманами:

«[Введение] Здесь предписаны законы для применения на джонках, кораблях и вообще всех судах на море и в портах. Каждый должен сообразовываться с тем, что они предписывают, для того чтобы все они выполнялись точно и в совершенном порядке. Они должны соблюдаться во всех подвластных нам областях, ибо морские учреждения должны править морем, а гражданские законы внутренней частью государства; морские законы не должны соблюдаться на суше. Они имеют силу на борту кораблей для того, чтобы предупредить ссоры и распри, воспрепятствовать каждому поступать по своему настроению, избегать [71] случайностей и несчастий, могущих произойти на море. Если эти законы будут выполняться, кто посмеет восстать против власти кораблевладельца? Ибо эти законы даны его величеством, нашим повелителем султаном Махмуд-шахом, властвующим над территорией Малакки, для полной безопасности иноземных купцов, состоящих в отношениях зависимости и дружбы с ним и, таким образом, со всеми мусульманами на море и на суше...

«Гл. VIII. О малиме ³⁹, уполномоченном управлять кораблем... Если во время плавания малим испытает происшествия, он должен, вернувшись в свою страну, раздать милостыню беднякам в воспоминание того, что он спасся от несчастья. Таков закон.

«Если малим окажется виновным в небрежном управлении судном, вследствие чего это судно столкнется с препятствием и разобьется, — он подлежит смерти, если только воля аллаха не проявит своего могущества по отношению к своему рабу.

«Обязанности малима состоят во внимательном наблюдении в открытом море и в виду земли — для правильного ведения судна — за ветрами, бурунами, течениями, движением луны и звезд, временами года, муссонами, бухтами и отлогими берегами, мысами, островами, коралловыми отмелями, входами и проходами, пустынными побережьями, холмами и горами. Каждый из этих предметов должен быть знаком ему так, чтобы экипаж был в полной безопасности как в море, так и на суше и чтобы он был полностью свободен от ошибок; вместе с тем, он должен никогда не забывать молиться аллаху и его пророку для того, чтобы избежать всяких опасностей. Малим — это как бы имам; таким хочет видеть его закон. Если он желает покинуть судно, где бы то ни было, он не может получить на это разрешения. Таков закон и морской обычай» ⁴⁰.

Успех экспедиции зависел не только от лоцмана. Значительную роль играло правильное распределение обязанностей между всеми членами команды, дружная и согласованная работа всех должностных участников рейса. О составе экипажа и обязанностях каждого из его членов автор XVI в. Абу л-Фадл ал-‘Аллами говорит следующее:

«Число моряков, составляющих экипаж судна, зависит от размеров этого последнего. На больших судах имеется двенадцать разрядов:

«I. Нахуда, или владелец судна.

«II. Му'аллим, или капитан ⁴¹. Он должен быть осведомлен о проходах в океане, имеющих большую или меньшую глубину, и знать астрономию. Именно он ведет судно по назначению и отклоняет его от опасностей.

«III. Тандиль (***) — старший над халласи (***), или матросами.

Матросы на морском языке называются халласи или харвах (***).

«IV. Нахуда-хашаб (***) Он снабжает пассажиров дровами и соломой для топлива, оказывает помощь в погрузке и разгрузке содержимого судна.

«V. Сарханг (***) ведает причалом судна и часто заменяет му’аллима. [72]

«VI. Бхандари (***) — хранитель продуктов.

«VII. Каррани (***) — писец, ведущий судовые записи; также обеспечивает пассажиров водой.

«VIII. Суккан гир (***), или рулевой (румпельный). Он правит судном по указаниям му'аллима. Есть суда, имеющие многих рулевых, но не более двадцати.

«IX. Панджари (***) находится на рее в верхушке мачты и сообщает обо всем, что видит: о землях, встречных кораблях, приближающейся буре и т. д.

«X. Гунмати (***) относится к категории халласи. Он откачивает воду, которая просачивается внутрь судна при течи.

«XI. Топандаз (***), или канонир, услугами которого пользуются в морских сражениях. Количество канониров определяется размером судна.

«XII. Харвах, или матрос. Таковые поднимают и опускают паруса. Некоторые из них имеют другие обязанности, как-то: устранять течь в судне или высвобождать якорь, когда он запутается» ⁴².

Однако слаженная, плодотворная работа экипажа, правильное взаимодействие всех частей живого механизма в конечном счете зависели от того, насколько успешно лоцман-капитан мог организовать и руководить деятельностью своих подчиненных. Му'аллим был мозгом судна, сердцем его движения, душой будничного труда корабельщиков. Все это заставляло его самого иногда относиться к себе еще строже, нежели это предписывали морские законы. Вот какие высокие требования предъявляет сам Ибн Маджид к своей профессии:

«[ркп. 2292, л. 6 v] Запомни, о ты, желающий научиться, что моряк должен знать многое. Пойми это. С самого начала ему следует иметь познания о фазах луны, о румбах, путях, расстояниях, баши; он должен уметь определять высоту звезд, знать признаки пути в порт, время вхождения солнца и луны в знаки Зодиака, ветры и муссоны, правильные и случайные, приборы, которыми пользуются на борту корабля; то, в чем есть нужда, то, что может оказаться вредным или полезным, то, что может стеснять во время плавания. Нужно, чтобы моряк знал час и место восхода созвездий и равноденствия, способ определять высоту звезды и устройство прибора; восходы и закаты звезд, их координаты, расстояния от экватора и полюса, [л. 7 r] пути, которыми они идут. Все это должен знать тот, кто намеревается стать опытным му’аллимом. Ему должны быть известны все побережья, их пристани и признаки пути к ним так же, как строение морского дна; растения, встречаемые на водной поверхности, морские змеи, рыбы, мариза, травы, изменения воды, приливы и отливы; острова во всех направлениях. Он должен совершенствовать все приборы, употребляемые для навигации, стараться придать судну наибольшую устойчивость, лучшее снаряжение и экипаж; не перегружать корабль более обычного, препятствовать приему пассажиров сверх нормы; следить, чтобы судно достаточно запаслось [73] провизией, чтобы оно вышло в путь с муссоном. Нужно, чтобы он остерегался опасностей, которые могут настигнуть доверенное ему судно. Му'аллим обязан терпеливо переносить усталость; ему нужно уметь отличать деятельность от поспешной опрометчивости. Он должен быть образованным, сведущим в различных вещах, полным решимости и отваги, красноречивым и справедливым, не причиняющим вреда никому из тех, кто послушны своему повелителю и веруют в высочайшего аллаха, не покушаться на права купцов, кроме случаев, когда он к этому вынужден или когда это предписано обычными правилами; он должен быть полон терпения, иметь возвышенный характер, поддерживать все, приятное обществу, не имея в виду того, чего он не должен делать; ему следует быть хорошо воспитанным и великодушным. В противном случае это — не образцовый му'аллим. Собрав в себе все эти качества, он должен начать с изучения лунных фаз и, так как каждая из этих звезд имеет особое название, освященное разумным началом, изучить все эти названия».

По-видимому, Ибн Маджид строго следовал этому нравственному идеалу пилота, начертанному им для себя независимо от официальных предписаний; для человека, постигшего все тайны своего искусства, сжившегося с ним в течение десятилетий, противопоставление себя трудностям и преодоление их могло быть предметом профессиональной гордости. Диапазон его специальных знаний был весьма широк; он безукоризненно знал весь бассейн Индийского океана — от Красного моря, которым преимущественно ограничивался его отец, и Персидского залива, на берегах которого он вырос, до восточной Африки, Малайского архипелага и портов южного Китая. Богатый опыт в вождении кораблей создал ему большую популярность на Востоке, а затем, как увидим дальше, и на далеком Пиренейском полуострове. Традиция, главным образом устная, передаваемая из рода в род в виде морских рассказов, сохранила за ним почетное прозвище «льва моря» и «поэта двух кибл» — Мекки и Иерусалима. Второе определение, пожалуй, слишком сильно. В произведениях арабского пилота не найти ни глубины мысли, ни изящества формы. Их язык — это жесткий, не отшлифованный, то слишком растянутый, то чересчур лаконичный язык «морского волка», человека труда, который никогда не задумывался над тем, чтобы выразиться красиво, но постоянно заботился о том, чтобы сказать правильно и быть правильно понятым, т. е. смотрел на язык не как на самоцель, а как на средство, подчиненное решению данной практической задачи. Ибн Маджид никогда не был поэтом и, видимо, сторонился этой незаслуженной славы, подношения неумеренно восторженных поклонников. Себя он называет скромно «четвертым львом моря» или даже «четвертым после трех», имея в виду уже упоминавшихся Лайса ибн Кахлана ⁴³, Мухаммада ибн Шазана и Сахла ибн Абана, которые — мы знаем это пока только от него — были знаменитыми арабскими лоцманами XII в. и, таким образом, являются его предшественниками по профессии. Если же [74] по линии преемственности прозвища не учитывались отец и дед, то это можно объяснить тем, что при глубоком уважении к их знаниям, отзвуки которого прослеживаются в ряде трактатов, Ибн Маджид не мог не сознавать, что от моряков, по существу, каботажного плавания, какими были старшие представители его рода, он, десятилетиями бороздивший весь Индийский океан, ушел далеко и мог называться "львом моря", не вступая в сделку с совестью.

II

Когда португальская экспедиция Васко да Гамы обогнула мыс Доброй Надежды и глазам европейцев представился новый океан, mare incognitum, адмирал не рискнул самостоятельно плыть в безбрежную неизвестность. Он поднялся вдоль восточного побережья Африки и остановился в Малинди, где занялся поисками туземного лоцмана. Король Малинди, отнесшийся к чужестранцам благожелательно, сразу указал на Ибн Маджида, и да Гама пригласил прославленного пилота на флагманский корабль. Предоставим слово португальскому историку XVI в, Баррошу:

"Во время пребывания Васко да Гамы в Малинди, со знатными индусами, посетившими португальского адмирала на борту его корабля, был некий мавр из Гузерата по имени Malemo Cana. От удовольствия разговаривать с нашими земляками, а также, чтобы угодить королю Малинди, искавшему пилота для португальцев, он согласился отправиться с ними. Поговорив с ним, да Гама остался весьма удовлетворен его знаниями, особенно когда мавр показал ему карту всего индийского побережья, построенную, как вообще у мавров, с меридианами и параллелями, весьма подробную, но без указания ветровых румбов. Так как квадраты [долгот и широт] были весьма мелки, карта казалась очень точной ⁴⁴. Да Гама показал мавру большую астролябию из дерева, привезенную им, и другие металлические астролябии для снятия высоты солнца и звезд. При виде этих приборов мавр не выразил никакого удивления. Он сказал, что арабские пилоты Красного моря пользуются приборами треугольной формы и квадрантами для того, чтобы измерять высоту солнца и особенно Полярной звезды, что весьма употребительно в мореплавании. Мавр добавил, что он сам и моряки из Камбайи и всей Индии плавают, пользуясь некоторыми звездами, как северными, так и южными, и наиболее заметными, расположенными посреди неба, на востоке и западе. Для этого они пользуются не астролябией, а другим инструментом (который он и показал), состоящим из трех дощечек, который имеет ту же цель, что и у наших моряков bakhestilha. После этого и других разговоров с этим пилотом да Гама получил впечатление, что в нем он приобрел большую ценность. Чтобы его не потерять, он приказал немедленно плыть в Индию и 24 апреля двинулся в путь...[75]

«Да Гама прибыл в Каликут менее чем через месяц, 20 мая того же года. Он послал Malemo Cana на землю, чтобы известить короля страны о прибытии португальской эскадры. Арабский лоцман отправился из Каликута в Кабукат, где находился мавр по имени Moncaide [= Абу Са’ид], уполномоченный по надзору за торговлей» ⁴⁵.

Вот свидетельство хроники Гоэша:

«Король Малинди дал Васко да Гама хорошего лоцмана, мавра из Гузерата, по имени Malemo Canaqua» ⁴⁶.

И, наконец, показание Каштанеды:

«Васко да Гама прибыл в Малинди 15 марта 1498 г. Король Малинди послал к нему гузератского пилота по имени Canaqua 22 апреля и да Гама отплыл с ним в Каликут 24 апреля" ⁴⁷.

24 апреля 1498 г. Ибн Маджид повел корабли Васко да Гамы на восток, а через месяц, 20 мая, экспедиция благополучно высадилась в Каликуте, на западном побережье Индии ⁴⁸. Впервые в истории человечества, искусством арабского лоцмана, был проложен морской путь из Европы к вожделенным богатствам Среднего Востока, и ликующий Запад устами Камоэнса воздал щедрую хвалу Ибн Маджиду:

«Но кормчий, правящий кораблем, — в нем не было неправды; он плывет вперед, указывая верный путь плавания. Этот путь совершается с большей уверенностью, чем то было раньше» ⁴⁹.

Обратную реакцию вызвало это событие на Востоке. Народам индоокеанского бассейна вскоре пришлось изведать ужасы пиратского разбоя на море и хищнической эксплуатации туземных богатств на суше, сопровождавшие установление португальского господства. И сквозь ровное, эпически спокойное повествование писателя XVI в. Кутбаддина ан-Нахравали прорывается яркая ненависть к иноземным поработителям и горький укор соотечественнику, указавшему им путь к «жемчужине Востока».

«[ркп. 1650, л. 5 v] Глава вторая, повествующая о переходе власти в Йемене от Тахиридов к черкесскому амиру Хусайну. В начале X века [хиджры = 1495-1591 гг.] среди редких и тягостных событий произошло вступление сатанинских португальцев, одного из племен проклятых франков, в местности Индии. Их отряд отправился на кораблях из пролива Сеуты в море, они вышли в океан Мрака [= Атлантический] и проследовали позади гор ал-Кумра [= Лунных]... а это место, где начинается река Нил; блуждая по направлению к востоку, они очутились недалеко от побережья, в узком проливе, с одной стороны которого находилась гора, а с другой — океан Мрака. В этом месте ходили огромные волны; их корабли не могли к нему приблизиться и разбились; из плывших не спасся ни один. Они упрямо продолжали посещать это место и здесь погибали; никто из них не мог выйти в Индийское море, пока не проникла туда одна бригантина... Они усиленно собирали сведения об этом море, и, наконец, указал им путь опытный моряк по имени Ахмад ибн Маджид. Предводитель франков, которого звали ал-амиланди [=порт. admirante] ⁵⁰, завел с ним близкие [76] приятельские отношения за хмельным питьем, и моряк показал ему дорогу в состоянии опьянения… ⁵¹

«И когда это было сделано, из-за того опьянения уцелели многие [л. 6 r] из их кораблей. Они зачастили в Индийское море и построили в Кувва [= Гоа] — это название местности на побережье Декана, теперь она в руках у франков — крепость, названную Кута [=санскр. kuta — укрепление], потом овладели Хормузом и здесь укрепились. Получая подкрепления из Португалии, они стали перерезать путь мусульманам, грабя и уводя в плен, силой захватывая каждое судно. В конце концов, притеснения с их стороны распространились на всех путешествующих, и мусульманам их злодеяния стали невыносимы. И тогда султан Гузерата Музаффар-шах, сын Махмуда-шаха сына Мухаммада-шаха, обратился к султану Ашрафу, которому помогал владетель Гура, прося у него помощи против франков» ⁵².

В дальнейшем анализ ленинградской рукописи урджуз самого Ибн Маджида покажет, что целый ряд их стихов перекликается с этой картиной, рисуя свое описание португальского владычества в аналогичных тонах и красках. Это описание, отсутствующее в других произведениях Ибн Маджида, насыщенное скорбью обманутого человека, сожалением о своем поступке и гневным осуждением пришельцев, — неоценимое свидетельство подлинных настроений самого пилота, которым, по-видимому, он остался верен до своего конца.

III

Если при географическом описании материковых стран арабские авторы не считали обязательным видеть изображаемые местности своими глазами, то, наоборот, в морской географии налицо не разрыв, а гармоническое сочетание теории и практики. Лоцман, он же капитан судна, принимая существующие справочники для общей ориентации, вносил в них исправления и дополнения на основе повседневного опыта; из этих последних постепенно складывались новые лоции. Посторонний человек, при самом высоком уровне образованности, не мог создавать руководств для мореходов, не будучи таковым сам. В творческом взаимодействии теоретических обобщений и практического труда — характерное отличие морской географии от смежных областей арабской литературы.

В деятельности Ибн Маджида эта особенность выражена очень ярко; не напрасно рядом с так часто сопровождающим его имя прозвищем "лев моря" нередко появляется другое — «предводитель морской науки» (***). Около полувека сознательной жизни отдано им морю. Унаследовавший профессию отца и деда и значительно удлинивший их маршруты, он с юношеских лет до глубокой старости водит суда разных владельцев по древним путям пилотов Индийского океана — от Джедды до Гвардафуя, от Омана к Софале, оттуда к Индии, Малайскому архипелагу, южнокитайским гаваням. В этих странствиях, [77] следуя требованиям профессии, он ко всему присматривается и прислушивается, критически взвешивая, оценивая, отбирая нужное, проверяя его опытом, непрерывно совершенствуя свои практические знания. В цепи десятилетий накапливаются крупицы искусства и славы. Традиция, соединяя Ибн Маджида с тремя полулегендарными лоцманами XII в. и минуя промежуточные звенья, дает ему прозвание «четвертого льва моря». Король Малинди, доброжелательное отношение которого к португальцам засвидетельствовано «Лусиадами», сразу указывает да Гаме на Ибн Маджида как на человека, от которого зависит успех экспедиции. После тяжелого единоборства со шквалом, так красочно описанного Камоэнсом, арабский лоцман доставляет первых европейцев в Индию, и тогда, на закате его деятельности, слава о нем достигает далеких Пиренеев. А 60 лет спустя турецкий адмирал Челеби, переводчик и версификатор Ибн Маджида, охарактеризует его как «искателя правды среди мореплавателей, наиболее заслуживающего доверия из лоцманов и моряков западной Индии в XV и XVI веках» ⁵³.

В рамках полувекового труда в море лежат сорок лет деятельности Ибн Маджида в качестве неутомимого популяризатора навигационной науки, автора многочисленных лоций. Настоящее издание доводит количество его сочинений до 35 и нет уверенности, что эта цифра окончательна. Анализ содержания рукописи 2292 Парижской национальной библиотеки ⁵⁴ сохранившей большую часть литературного наследства Ибн Маджида, дает возможность установить общий круг тем арабской морской географии.

Рукопись содержит 19 произведений. На первом месте — прозаический трактат «Полезные главы о правилах и основах морской науки» (***), работа 895/1490 г., которую Ферран характеризует как наиболее зрелую и яркую во всем творчестве Ибн Маджида ⁵⁴. Она распадается на 12 «полезных глав»: ⁵⁶ I. Происхождение мореплавания и магнитной стрелки; II. О качествах и познаниях, требуемых от му'аллима; III. Фазы луны; IV. Ханны или румбы буссоли; V. Географы и астрономы-предшественники; VI. Морские пути; VII. Астрономические наблюдения; VIII. Управление судном; IX. Описание побережий и трех групп му'аллимов; X. Описание десяти величайших островов мира: Аравии, Мадагаскара, Суматры, Явы, Гура [= Тайваня], Цейлона, Занзибара, Бахрайна, Сокотры, Ибн Джавана ^56а XI. Муссоны и плавания; XII. Красное море, его острова и подводные камни. Второе место занимают «Краткие правила морской науки» (***). Это самое раннее произведение Ибн Маджида, относящееся к 866/1462 г. и представляющее сжатый курс навигации. Оно написано стихами и открывает пеструю вереницу урджуз и касид, различных по объему и по основной теме. Ограничимся перечислением наиболее показательных. № 4: урджуза «Подарок судьям» (***) — описание способов нахождения киблы путем определения долготы и широты Мекки и места, откуда молятся, или путем выяснения местоположения [78] Мекки по буссоли; № 5: урджуза-путеводитель от аравийского побережья Красного моря до Персидского залива с описанием островов Бахрайн, Харадж, Дас, Дири, Лаз, Ра’на, Кахн, Кавс, Хандарани, Тунбу, Ханджам; № 13: астрономическая урджуза, посвященная «победоносному льву ⁵⁷ Аллаха, повелителю правоверных сАли ибн Абу Талибу» ⁵⁸; № 14: урджуза, описывающая дороги из Мекки в Джедду, к мысу Фартак, в Каликут, Дабул, Конкан, Гузерат, Атвах и Хормуз ⁵⁹; № 16: «Золотая касида» с рифмой на *** трактующая вопрос о *** и *** ⁶⁰; № 17: урджуза, посвященная определению высоты созвездия *** ⁶¹. Все семнадцать мелких поэм не датированы — кроме «урджузы о звездах Медведицы» (***: №6), которая помечена 900/1495 г.

В другой рукописи Парижской национальной библиотеки, 2559, заключены еще три сочинения Ибн Маджида ⁶². Это небольшие морские трактаты, изложенные стихами, с рифмами на разные буквы арабского алфавита. Основное место в этом сборнике занимают пять больших произведений на мореходные темы, написанных в прозе и принадлежащих младшему современнику Ибн Маджида, пилоту из южноарабского города Шихра Сулайману ибн Ахмаду ал-Махри ал-Мухаммади (первая половина XVI в.) ⁶³. Суммарное ознакомление с их содержанием дополняет характеристику тематического плана арабского мореведения в той мере, в какой его узловые установки решаются в единичных сохранившихся работах.

Два начальных трактата облечены в форму «посланий». Первый носит название «Ожерелье солнц в выведении основных правил» (***) и распадается на шесть разделов (фаслов): 1) Лунный год, 2) Основы солнечного года, 3) Солнечный год, 4) Византийский год, 5) Коптский год, 6) Персидский год. Второй – «Подарок мужественным в облегчении (усвоения) правил» ⁶⁴ (***) — состоит из семи глав: 1) Сферы и звезды; 2) Разделение небесного круга на 32 румба (по аналогии с навигационными); 3) О заме (единице измерения пройденного расстояния, равной трем часам морского пути); 4) Два вида плавания: каботажное и в открытом море; 5) Определение высот звезд для нахождения координатов портовых городов; 6) Расстояния между портами, исчисленные в замах; 7) Ветры, дующие на морских трассах. Этот трактат заключается общим выводом, который гласит, что мореходное искусство покоится на двойной основе: здравом смысле и опыте. Аналогичное семиглавое построение имеют и последующие сочинения. «Махрийская опора ⁶⁵ в точном познании морской науки» (***) включает в себя главы: 1) Основы морской астрономии (вычисление высоты звезд и определение расстояний в замах между румбами); 2) Названия звезд и шкала расстояний между северным полюсом и Полярной звездой; 3) Морские пути под ветром и против ветра (от Хиджаза до южного Китая); 4) Маршруты вдоль островов и архипелагов (от Мадагаскара [79] до Тайваня; 5) Широты различных портовых местностей, установленные по положению Полярной звезды, Большой и Малой Медведиц ⁶⁶; 6) Муссоны Индийского океана (восточные и западные) ⁶⁷; 7) Маршруты от Джедды до Синда и Дабула в западной Индии. Содержанием трактата «Славная книга путей в науке о бурном море» (***) является описание: 1) маршрутов в бассейне Индийского океана, 2) положения различных портов по отношению к звездам, 3) побережий крупнейших островов, 4) расстояний от Аравии до Индии и от Африки до Индонезии, 5) ветров и циклонов, 6) побережий Аравии, Африки и Индии, 7) солнца, луны и знаков Зодиака. Наконец, последнее сочинение, озаглавленное ***, представляет комментарий ко второму трактату, вносящий в текст последнего значительные дополнения. Его семь глав носят названия: 1) Описание солнца, луны, планет, магнитного железняка и буссоли; 2) Разделение горизонта на ханны (румбы) и исба' (градусы); 3) Определение зама; 4) Понятие о двух видах плавания; 5) Измерение высот звезд; 6) Исчисление расстояний; 7) Система или роза морских ветров. В этой номенклатуре сохранены как темы частей второго трактата, так и последовательность их расположения; однако содержание расширено и в некоторой мере видоизменено.

Деятельность Ибн Маджида и Сулаймана ал-Махри представляла, как указывает И. Ю. Крачковский, «последние вспышки самостоятельного арабского творчества в области географии» (Арабские географы и путешественники, стр. 760). Их сменяют турки и португальцы. Но круг тем, очерченный произведениями обоих пилотов, в основном остается неизменным и позже. "Мухит", турецкая морская энциклопедия XVI в., ⁶⁸ созданная адмиралом Челеби главным образом по арабским источникам, почти целиком находится во власти их построений. Некоторые новые имена и понятия, фигурирующие в трактате Сиди ‘Али, не умаляют несомненности этого факта. Десять глав «Мухита» имеют следующие наименования: I. Небеса, звезды, стихии; градуирование горизонта; определение положения звезд; II. Хронологическая система счисления; III. Компас; IV. Маршруты в Индийском океане и по направлению к Америке; V. Звездные наблюдения; VI. Определение местоположения гаваней по звездам; VII. Расстояния между различными портами и их нахождение; построение карт ⁶⁹; VIII. Ветры и муссоны; IX. Тридцать маршрутов в Индийском океане; X. Циклоны, ураганы, тайфуны, штормы и другие опасности, подстерегающие мореплавателя. Так, сквозь тонкую завесу немногих внешних новшеств в оглавлении, так же как и в тексте ⁷⁰, проступает стойкая традиционная схема, завещанная трактатами Ибн Маджида и его младшего собрата по профессии. Ее контуры видны и в португальских roteiros XVI в., носящих явный отпечаток заимствований из арабских лоций ⁷¹. Зто заимствование шло по линии как топографической терминологии ⁷², так и усвоения общих сведений по навигации в Индийском океане, преимущественно в его [80] северной части ⁷³. Налицо единая последовательная линия исторической преемственности: как арабские морские трактаты возникли на основе критического усвоения схемы иранских рахнамаджей и как в терминологической области название ряда арабских географических сочинений *** выражает смысл и идею иранского ***, так эти трактаты, в свою очередь, явились исходной точкой для португальских лоций, которые, развиваясь, вносили в традиционную схему все более независимое содержание.

IV

Сумма сведений, предоставляемых в распоряжение науки предварительным ознакомлением с текстами Ибн Маджида, носит яркий и многообразный характер.

Уже в первом трактате рукописи 2292, наиболее насыщенном данными общего порядка, дано полное имя пилота: Шихаб ад-Дин ⁷⁴ Ахмад ибн Маджид ибн Мухаммад ибн ‘Амр ибн Фадл ибн Дувик ибн Йусуф ибн Хасан ибн Хусайн ибн Абу Ма‘лак ас-Са’ди ибн Абу р-Рака‘иб ан-Наджди (лл. 2v, 88v); последняя нисба указывает на северноарабское происхождение его рода. Он титулуется «паломником двух сияющих святилищ — Мекки и Медины ⁷⁵, арабским му‘аллимом, четвертым после трех львов моря ⁷⁶, их единственным преемником» (лл. 117r, 137r, 145v, 147v, 165r). Следующий фрагмент, отдавая неизбежную дань легендарной концепции происхождения мореплавания, содержит уникальные данные о характере деятельности ранних арабских пилотов и их последовательной смене:

"[л. Зv] Когда был построен ковчег и люди постигли искусство сооружения кораблей у всех побережий моря, во всех климатах, которые разделил между своими сыновьями Яфетом, Симом и Хамом второй Адам ⁷⁷, каждый начал изготовлять суда на открытых побережьях ⁷⁸ в проливах и в ответвлениях Окружающего Океана, пока мир не подошел к эпохе Аббасидов. Местопребыванием правителей этой династии был Багдад, в арабском Ираке. Им принадлежал весь Хорасан, [а между тем] ⁷⁹ путь из Хорасана до Багдада далек — три-четыре месяца передвижения.

"В этой эпохе знамениты три человека — Мухаммад ибн Шазан, Сахл ибн Абан и Лайс ибн Кахлан — не ибн Камилан: я видел это в рукописи его внука ⁸⁰, помещенной в рахмани ⁸¹, дата которого — пятьсот восьмидесятый год ⁸². Они вложили свою заботу в составление этого рахмани; его начало: «Подлинно, мы раскрыли тебе…». В нем нет ни урджузы, ни связи, которая отличает отделанную книгу; он не имеет ни конца, ни целостности, его можно и дополнить и сократить. Они — составители, но не создатели. ⁸³ По морю они плавали только от Сирафа до берега Макрана. [л. 4r]. От Сирафа до Макрана они ходили в море ⁸⁴ семь дней, а от Макрана до Хорасана двигались один [81] месяц. Этим они сократили путь — ведь от Багдада он имеет три месяца передвижения ⁸⁵. Они стали расспрашивать о каждой местности ее жителей и отмечать ее записью ⁸⁶.

"В их время среди известных лоцманов были ‘Абд ал-‘Азиз ибн Ахмад ал-Магриби, Муса Кандарани и Маймун ибн Халил; но всех их превосходит Ахмад ибн Табруйя. Они заимствовали из его сочинения, а также из описания, принадлежащего лоцману Хвашийру ибн Иусуфу ибн Салаху Арики. Этот последний путешествовал в четырехсотом году от переселения пророка ⁸⁷ и подходил на своем судне к Дабавкаре индийской ⁸⁸. В ту же эпоху среди известных кораблевладельцев находился Ахмад ибн Мухаммад ибн ‘Абдаррахман ибн Абул-Фадл ибн Абул-Му’айри. Их знание большей частью применялось в описании прибрежных стран и их расстояний, главным образом из лежащих под ветром ⁸⁹ и на побережье Китая.

«Описанные ими гавани и города стерлись с лица земли или до неузнаваемости изменили свои названия. Теперь их знание не способно принести пользу ничем, содержащим истину, как это делают наши познания, опыт и открытия, изложенные в настоящей книге, поскольку эти последние правильны, проверены опытом и нет здесь ничего, противоречащего опыту. Конец предшествующего есть начало последующего, и вот мы приумножили их знания и письменный труд. Мы почтили их усилия — да будет с ними милость аллаха! — нашими словами: «Я четвертый после трех». Иногда в той науке о море, которую мы создали, один листок заключает в себе больше убедительности, правды, пользы, руководства и указаний, чем все то, что они написали...

«[л. 4v] Те трое заимствовали описания и силу выражений от названных и других лиц; они извлекали от каждого сведения о его суше и море и записывали это. Они — сочинители, а не практики. Я не знаю для них четвертого, кроме себя; я воздал им честь, сказавши: «Да, я четвертый после них», поскольку в эре хиджры они мне предшествуют. Но довольно. После моей смерти пройдет некоторое время и люди определят место для каждого из нас.

«Когда я изучил их сочинение и увидел, что оно слабо, бессвязно и совершенно лишено точности и строгой формы, я выбрал из него истинное и, год за годом, описал открытия, которые я сделал, уточнил и проверил на опыте, в стихах урджуз и касид, а также в этой книге восемьсот восьмидесятого года ⁹⁰. Опытные мужи морской науки одобрили эту книгу, стали ею пользоваться и опираться на нее в своих затруднениях, как-то: при наблюдениях гор, астрономических измерениях, определении названий звезд, изучении их самих и правильного пути по ним. Мои современники не знают того, о чем писали прежние авторы, кроме немногого, как-то: верные направления путей и тирфа ар-рухубат ⁹¹; расстояния между местностями им неизвестны, мы же упомянули их в комментарии к «Золотой» ⁹² и еще расскажем о них в другом месте. [82]

«Поистине в старое время люди были очень благоразумны. Они плавали по морю только вместе с моряками — из-за большого благоразумия, боязни и предосторожности перед морем ⁹³. Моряки тщательно подготовляли судно к плаванию, не пропускали нужных муссонов и не перегружали судна сверх меры. Но мы выше их и знанием, и опытом.

«У каждого из разделов морской науки есть свое начало. Корабль-ковчег, который мы упомянули, ведет свое начало от Ноя (мир с ним!). Что касается магнита ⁹⁴, на котором [л. 5r] основываются и без какового не полно точное знание, так как он указывает путь к обоим полюсам, то это — изобретение Давида (мир с ним!). Это камень, которым Давид сразил Голиафа. А лунные фазы и их звезды — произведение Даниила (мир с ним!), дополненное ат-Туси ⁹⁵, да помилует его аллах всевышний!

«Вернемся к первой посылке. Что касается звезд, соответствующих румбам буссоли ⁹⁶, то их названия — произведение древнее, более раннее, чем львы-предшественники, о которых было упоминание; да пребудет с ними милость аллаха! Однако оно содержит лишь приближенные данные, и замы ⁹⁷ здесь приблизительны, а не точны. Подобно этому и описание побережных земель, которые мы исследовали на практике: [л. 5v] мы ввели его в повествование и указали при этом на многократность нашего опыта. В описании земель мы превзошли лучшее из древних сочинений…

«Что же касается дома иглы с магнитом ⁹⁸, то его происхождение возводят к Давиду (мир с ним!), так как он имел представление о железе и его свойствах. Другие говорят, что это — от Хидра ⁹⁹ (мир да пребудет с ним!). Когда он вышел на поиски живой воды и при этом вступил в страну мрака и ее океан ¹⁰⁰ и направлялся к одному из полюсов до тех пор, пока не потерял из виду солнце, то, как говорят, он нашел верный путь по магниту; другие же указывают, что он руководствовался огнем. Магнит [л. 6r] — это камень, притягивающий железо. Короче говоря, магнит — это всякая вещь, притягивающая железо к себе. ¹⁰¹ Говорят, что и семь небес, и земля удерживаются в подвешенном состоянии благодаря могущественному магниту ¹⁰². По этому поводу люди говорят многое... Указывают, что этот магнит идет от Давида (мир да пребудет с ним!), другие считают, что он — от Хидра или же от Искандара ¹⁰³, а эти оба — сыновья двух сестер...

«[л. 14r] А начало измерения при помощи астролябии — от Идриса (мир с ним!) ¹⁰⁴ Он создал астролябию, разделенную на градусы, но градусы превратили в «пальцы» ¹⁰⁵. Ее упоминают в рассказе о Медном городе ¹⁰⁶, а ввели ее в употребление не те трое, Мухаммад ибн Шазан с товарищами, так как в Великом Море ¹⁰⁷ суда, исчислявшие движения звезд, плавали еще во времена пророков (мир да пребудет с ними!), а эти трое появились только при Аббасидах.

«Вот повествование об их истории, переданное их собственной рукописью». [83]

Ибн Маджид по праву настойчиво подчеркивает свои заслуги и апеллирует к суду будущих поколений в надежде на справедливо высокую оценку своих трудов. Вполне основательно он считает хронологический принцип единственным препятствием, удерживающим его на четвертом месте в пестром ряду строителей арабской морской науки. С начала до конца построенная на опыте, шедшая к теории от практики, его деятельность открыла качественно новый этап развития географических знаний на Востоке и одной из первых струй влилась в эпоху великих открытий. Неутомимый искатель нового, он выше всего ставил задачу постоянного совершенствования своих знаний и ради ее решения не останавливался перед происхождением источников, как бы ни были они далеки от правоверного мусульманина. Его описания показывают, что во всех основных районах Индийского океана он был своим человеком ¹⁰⁸, а на закате лет едва ли не первым из представителей угасавшей средневековой культуры Востока вступил в контакт с прогрессировавшим тогда Западом. Решающая роль опыта и международный характер профессиональных связей, конечно, отразились и на строе мыслей. В рассуждении о магните сквозь почву средневековой схоластики пробиваются ростки материалистического мировоззрения, и это естественно, ибо именно практика — мать материализма.

Из пилотов своего века Ибн Маджид наиболее считался со старшими представителями его: семьи — отцом Маджидом ибн Мухаммадом и дедом Мухаммадом ибн ‘Амром, лоцманами Красного моря и авторами морских урджуз. Даже в старости он доверял их знаниям больше, чем современным ему лоциям. «Навигационное описание Красного моря, оставленное моим отцом, составляет лучшую часть моего наследства», — говорит он в своих «Главах» (л. 84 v). Здесь же обоим лоцманам дана и более развернутая характеристика:

«[л. 78r] Мы еще ничего не говорили про море Кульзума — Кульума арабов ¹⁰⁹, а между тем упомянуть о нем нужно, так как там существуют редкостные явления, достойные познания. Тот, кто их испытал, не рассказал ничего. Это море находится на пути паломников. Мой дед (да пребудет с ним милость аллаха!) знал его подробно и точно, не уступая в этом никому. Мой родитель (да смилуется над ним аллах!) приумножил его опыт и знаниями превзошел знания своего отца. Пришел наш час, и вот уже почти сорок лет мы совершенствуем, продвигаем [л. 78v] и возвышаем науку этих двух выдающихся людей. Мы изложили ее в письменном виде, как и все то, что испытали сами. Также записали мы то, что открылось нам из тех пробуждающих ум явлений, которые не собраны никем из наших современников, разве только что немногими лицами. Мы опасаемся, что смерть настигнет нас в то время, как редкостные явления мудрости еще останутся в потаенных мыслях (конечно, не все, что знаешь, удается высказать), и вот мы вкратце расскажем, что это за дорога [море Кульзума], для того чтобы ищущий поучился, и будем просить у всевышнего аллаха [84] прощения за лишнее и недосказанное. Я говорю эти слова и пишу это описание, а меч принадлежит тому, кто умеет им пользоваться. Моего отца (да пребудет с ним вышняя милость!) пилоты называли «лоцманом обоих побережий» [Красного моря]. Он составил урджузу, известную «Хиджазскую», объемом более чем в тысячу стихов, и наряду со всем прочим мы, ради него, исправили в ней замеченные погрешности и систематически дополняли ее тем, чего в ней не было» ¹¹⁰.

Анализ текстов показывает, что при всем тяготении к практическим изысканиям Ибн Маджид был весьма начитан в области и неспециальной литературы. Его общий культурный кругозор был широк и стоял на уровне требований традиционной арабской образованности. Об этом говорит список доступных ему имен и произведений. Только в одних «Главах» он цитирует полтора десятка известных до- и послеисламских поэтов, среди которых фигурируют Имрулькайс, Мухальхиль ибн Раби'а, ‘Антар ибн Шаддад, 'Умар ибн Абу Раби‘а ал-Махзуми, Абу л-Хасан ибн Хани, т. е. Абу Нувас; знаком ему и теоретик литературы, создатель «нового стиля», однодневный халифа Абу л-‘Аббас ‘Абдаллах ибн ал-Му‘тазз (убит в 908 г.). Из произведений ученых он упоминает: «Изображения» (***) астронома ‘Абдаррахмана ибн ‘Умара Абул-Хасана ас-Суфи (903-986); «Географию» или «Расстановку стран» (***) Абулфида‘ (1273-1331); сокращенное издание «Астрономических таблиц» (***) Улуг-бека ибн Шахруха ибн Тимурленга (1449) — внука Тамерлана ¹¹¹, «Альмагесту» Птолемея и ее арабские переводы эпохи Ал-Ма‘муна; основные труды Абу Ханифы ад-Динавари (895), ал-Мавсили (955), Ибн Хавкаля (977). Оперирует он и данными «Сборника аллегорий» (***) Абу Хилала ал-‘Аскари (1005), «Книги географических омонимов» (***) Шихабаддина Йакута (1179-1229) и даже такой редкостью, как «Арабские герои» поэта Абул-Касима Фирдавси (934-1021). Этот перечень наглядно показывает, какие высокие требования предъявлял к себе Ибн Маджид как человек, далеко выходивший за рамки узко профессиональных интересов.

V

Показания рукописей 2292, 2559 и нашей В-992, а также некоторых других параллельных источников позволяют представить в общих чертах картину технической деятельности арабских лоцманов в море.

Некоторые му'аллимы имели собственные суда, но большинство нанималось к богатым кораблевладельцам-купцам, ведшим оживленные торговые операции между различными побережьями Индийского океана. Предметом торговли были шелк, парча и бархат, жемчуг, фарфор и дорогие сорта деревьев, слоновая кость и пряности; часто фигурировал и живой товар — рабы, преимущественно с восточного берега Африки и соседних островов. Лоцман нанимался на один рейс; [85] закончив его, т. е. доставив судно к месту назначения и обратно, в порт отправки, он мог перейти к другому хозяину. Как и другие члены экипажа, он получал за свой труд неравномерную оплату; ее размеры зависели от местности и продолжительности пребывания в пути. В этой части мы имеем данные XVI в., касающиеся главным образом выплат в индийских водах. Так, в Читтагонге лоцману выдавалось на все время пребывания 200 рупий, в Лагоре — 150; зато в Ачине его жалование достигало 300 рупий, в Камбайе и Малакке — 400, в португальских владениях — 500, а в Пегу и Тенассериме — 600 рупий. Кроме того, в его распоряжение на судне предоставлялись две каюты (малих), которые он мог сдавать пассажирам или занимать под свои товары. Находясь во главе экипажа, лоцман был самым высокооплачиваемым его членом. Размеры жалования были определены соответственно двенадцати разрядам корабельной службы. Последний, двенадцатый разряд составляли матросы; в указанных выше портах их заработок колебался между 30 и 120 рупиями ¹¹².

Статья из малаккского морского кодекса и требования к пилоту, сформулированные самим Ибн Маджидом, которые приведены в начале этой главы, показывают всю сложность, многообразие и ответственность работы му’аллима, имевшего не столько прав, сколько обязанностей. Одновременно лоцман и капитан, он перед отправкой (радд) из порта (бандар) должен был подобрать работоспособный состав команды, всесторонне проверить исправность судна (маркаб) и не допустить его перегрузки (ла йушхану гайра л-‘ада). С собою в рейс (натха) он брал шесть предметов: лоцию по заданному маршруту (рахнамадж = рахма-надж); буссоль (хукка); инструмент для определения высоты звезд (кийас), посредством чего определялась географическая широта местности; камень, служивший грузилом (хаджар); лот для промеров глубины (бульд); сигнальный фонарь (фанус). Час отплытия определялся му'аллимом в зависимости от навигационного режима данной местности и показаний погоды. Когда к указанному им сроку товары были полностью погружены и все пассажиры, в первую очередь сам кораблевладелец (нахуда), находились на борту, лоцман последним всходил на судно и приказывал поднять паруса. Перед выходом в открытое море громко читалась первая сура Корана, ал-фатиха, и тут же добавлялось пожелание, чтобы ее услышал ал-Хидр, повелитель морских стихий и защитник мореплавателей.

Ни один му'аллим не считал себя вправе слепо доверяться рахна-маджу ¹¹³. Днем — по солнцу и движению облаков, ночью — по положению звезд он определял местонахождение корабля и сообщал ему нужное направление; параллельно с этим производились промеры глубины и наблюдение за уровнем осадки. На основе полученных показаний в лоцию могли вноситься исправления и дополнения. Направление течения определялось при помощи шара с пеплом, бросаемого на поверхность воды. Доска, брошенная за корму, позволяла установить [86] примерную скорость движения судна. Став спиной к солнцу и под определенным углом поворачивая вытянутой рукой дощечку с делениями, можно было узнать его высоту. Но если фарватер был хорошо знаком, арабские моряки, спасаясь от тропического зноя, предпочитали плыть ночью; поэтому в составе морского инструментария быстрее других совершенствовались у них приборы для измерения высоты звезд. Наиболее распространенный из этих приборов — камаль представляет параллелограм из рога, размером около 9 X 15 см, со шнурком (шарит), продетым сквозь центр и имеющим 9 узлов. При пользовании камалем обратный конец шнурка держат в зубах, а параллелограм на таком расстоянии от глаза, чтобы нижний конец касался горизонта моря, а верхний — нужной звезды. Тогда узел, в котором пересекутся линии звезды и горизонта, укажет ту или иную высоту.

Усовершенствованным камалем является билисти ¹¹⁴; здесь место шнурка с узлами занимает эбеновый прут с делениями. Сиди ‘Али Челеби описывает еще один прибор для звездных измерений, состоящий из девяти дощечек (лавх) разного размера, нанизанных на шнурок; каждая из них имеет деления (машкин) — от четырех на первой до двенадцати на девятой, наибольшей, соответствующие пальцам (исба’) или градусам. Все эти приборы, каждый по отдельности, носили название кийас, этим же термином обозначался и самый процесс измерения (реже иласа). Ибн Маджиду была известна и астролябия (ал-аструлаб, иногда с эмфатизацией сина), разделенная на градусы (дараджат, позже асаби’) и изобретенная, как он думал, пророком Идрисом или его сыном Лабом ¹¹⁵. При закрытом небе применялась буссоль (хукка или дира) ¹¹⁶, в основе которой лежала «роза ветров», имевшая 32 румба (ханн) ¹¹⁷; при этом считалось, что магнитная стрелка указывает на юг ¹¹⁸.

Данные, полученные от приборов, сверялись с имевшимися в лоции. Эта последняя в основной своей части представляла систему рубрик, во главе которых стояли указания количества пальцев (исба’) от горизонта до той или иной звезды в нарастающем или нисходящем порядке; под этими количествами перечислялись соответствующие местности. Практической проверке подвергались также данные о глубинах, исчисленные в саженях (ба’ или кама), о расстояниях, где единицу измерения составляли три часа морского хода (зам), и все остальные, вплоть до топографических имен. Приближение земли лоцман определял по целому ряду признаков (‘ала’им): выпадению дождя ¹¹⁹, появлению птиц, пресноводных рыб и плавающих веток, наконец, по уменьшению глубины, на что, кроме промеров лотом, указывала также постепенная перемена цвета воды — с темно-зеленого (ма’ахдар) до светлого (ма’абйад). Первым видел землю «человек у окошка» (панджари), который, помещаясь на верху мачты (дакаль), наблюдал за горизонтом и сообщал лоцману обо всем, что он замечал. При входе в прибрежный мелководный район (мира’) приходилось особенно опасаться песчаных отмелей (тахла), рифов (ша’б) и выступов подводных скал (‘ирк), которые иногда [87] так тесно обступали судно, что лоцману приходилось лавировать в узком проходе с приспущенными парусами. Наконец, в виду берега судно становилось (раса) на якорь (анджур). Паруса (кила’) убирались, и к берегу отходила шлюпка (санбук) для предварительной рекогносцировки. При ее возвращении с нужными результатами судно подходило ближе, разгружалось и ждало окончания торговых операций, после чего, приняв новый груз, при благоприятном муссоне отправлялось в соседние порты или возвращалось домой. Каботажное плавание не намного облегчало труд лоцмана: лавирование между отмелями, скалами и водоворотами требовало большого искусства, в котором должны были сочетаться хладнокровие и находчивость, решительность и детальное знание бассейна. Миниатюра XIII в. сохранила изображение одного из типов арабских судов; глядя на это хрупкое и несовершенное, с современной точки зрения, судно, нельзя не поражаться тому, что оно могло пересекать океан, преодолевая цепь разнообразных опасностей. Эту стойкость можно объяснить только сравнительно высоким уровнем техники морского дела, начавшего свое развитие на Востоке еще с библейских времен. Источники, рисующие контуры больших океанских путешествий в эпоху арабского средневековья, говорят в пользу этого с большой определенностью.

Комментарии

1. Я предпочитаю переводить это выражение не с обычным значением «писца», а как «малоазийский литератор», так как Сиди ‘Али в этом отношении был известен гораздо более, чем как адмирал. Рейно (Reinaud) объясняет его назначение тем, что "он был наделен решительным характером и искал познание везде, где его можно было найти" (Geographie d’Aboulfeda, I, стр. CLXV-CLXVI).

2. Ее западную половину, представляющую изображение Атлантического океана и омываемых им континентов, обнаружил директор Национального музея в Анкаре Халил Этем Эльдем, а исследовал немецкий ученый Кале (P. Kahle. Die verschollene Columbus-Karte von 1498 in einer tuerkischen Weltkarte von 1513). См. ее воспроизведение и схему, сопровожденные объяснительной статьей Йусуфа Акчура: Akcura. Piri Reis haritasi hakkinda izahname. (Tuerk Tarihi Arastirma kurumu yayinlarindan, № 1). Istanbul, 1935 (на тур., нем., англ. и фр. языках). Ср. также: И. Крачковский. Колумбовская карта Америки в турецкой обработке (Изв. Геогр. общ., т. 66, 1934, вып. I, стр. 184-186).

3. Extracts from the Mohit, that is the Ocean, a Turkish work on Navigation in the Indian Seas, translated by J. Hammer-Purgstall (JASB, 1834, стр. 545-553; 1836, стр. 441-468; 1837, стр. 805-812; 1838, стр. 767-780; 1839, стр. 823-830).

4. Del Muhit о descrizione dei mari delle Indie dell’ ammiraglio turco Sidi ‘Al detto Kiatib-i-Rum per Luigi Bonelli. RRAL, 1894, стр. 751-777; Ancora del Muhit о descrizione dei mari delle Indie per L. Bonelli. RRAL, 1895, стр. 36-51.

5. Zum "Indischen Ocean des Seidi Ali”, Bemerkungen zu einer Uebersetzung aus dem Tiirkischen von dr. M. Bittner. WZKM, X. Wien, 1896, стр. 21-36.

6. Die topographischen Capitel des indischen Seespiegels Mohit uebersetzt von dr. M. Bittner…mit einer Einleitung sowie mit 30 Tafeln versehen von dr. W. Tomaschek. Wien, 1897.

7. Relations de voyages et textes geographiques arabes, persans et turks relatifs a l'Extreme-Orient du VIIIе au XVIIIе siecles ... par G. Ferrand, I-II. Paris, 1913-1914. (При дальнейшем упоминании в русском тексте: Сообщения).

8. Relations, стр. 485. В действительности, как отметил это Ферран спустя девять лет, Челеби пользовался двумя сочинениями Ибн Маджида, именно *** и *** (ркп. 2292, №№ 1-2). См.: Instructions, I, Введение.

9. См. об этом сообщение Gaudefroy-Demombynes: Les sources arabes du Muhit turc (JA, X^е serie, XX, 1912, стр. 547-550).

10. Relations, стр. 660, прим. 2.

11. Relations, стр. 485, прим. 2.

12. Например, в статье "Seidi ‘Ali Celebi”, завершающей его "lntroduction a l'ast-ronomie nautique arabe" (Paris, 1928, стр. 248-255).

13. Le pilote arabe de Vasco da Gama et les instructions nautiques arabes au XVе siecle (AG, VII, 1922, стр. 289-307).

14. Instructions nautiques et routiers arabes et portugais des XVе et XVIе siecles. I. Le pilote des mers de l'Inde, de la Chine et de l'lndonesie par Sihab ad-din Ahmad bin Majid. Paris, 1921-1923 (у Брокельмана в "Supplementband", II, стр. 231 опечатка: 1932).

15. Les instructions nautiques de Sulayman al-Mahri (XVIе siecle). AG, 1923, стр. 298-312.

16. L'element persan dans les textes nautiques arabes des XVе et XVIе siecles (JA, IV-VI, 1924, стр. 193-257).

17. Shihab al-din Ahmad b. Madjid. Encyclopedie de l'lslam, IV, Leyde — Paris, 1927.

18. Introduction a l'astronomie nautique arabe. Paris, 1928.

19. Le Mu'allim, стр. 177-183; Ibn Majid, стр. 183-237; Sulayman al-Mahri, стр. 237-248.

20. Commentaire des instructions nautiques de Ibn Majid et Sulayman al-Mahri par L. de Saussure, стр. 129-175.

21. Нынешний шифр B-992.

22. По инвентарю бывш. Азиатского музея №№ 804-810.

23. Codicum Manuscriptorum arabicorum, persicorum et turcicorum, qui in Academiae Imperialis Scientiarum Museo Asiatico asservantur. Надпись на корешке переплета: Fraehn — Catalogue MM. Orient. Mus. Asiat. Historia Literaria 7 LXIII.

24. Неправильное чтение имени ***, допущенное вследствие отсутствия точки под джимом в тексте рукописи.

25. Френ ошибочно считает этот стих последним. На полях (л. 96 г) помещены еще два стиха: ***. Лишь после этих стихов помещено указание ***(***). Кроме этого, в стихе, приведенном как последний, нужно читать не ***, а ***.

26. В действительности этот стих должен читаться так: ***.

27. В описании Френа применяется еще не рукописный, а книжный счет листов, т. е. один рукописный лист равен двум книжным страницам, тогда как в настоящее время один рукописный лист равен одной книжной странице.

28. Следующей ступенью сведения было бы включение этих сочинений в другое произведение из числа входящих в сборную рукопись.

29. Index Librorum Manuscriptorum arabicorum, persicorum & turcicorum, qui in Museo Asiatico Acad. Imp. Scient. asservantur, стр. 43. В составлении этого каталога, быть может, участвовал уже и сын P. X. Френ, который с 1846 по 1882 г. состоял хранителем Азиатского музея (сборник "Памяти академика В. Р. Розена” М.-Л., 1947, стр. 129).

30. Над арабскими рукописями. Изд. 1-е, 1945, стр. 50-54; изд. 2-е, 1946, стр. 75-79.

31. См., например, "Арабские географы и путешественники" в "Известиях Географического общества" (т. 69, 1937, вып. 5, стр. 738-765).

32. Арабская культура в Испании. М.-Л., 1937, стр. 6.

33. При всего шести номерах, приводимых у Брокельмана (Brockelmann. Geschichte der arabischen Litteratur [GAL], II. Berlin, 1902, стр. 179). Под № 6 (ркп. 2292, № 6 и след.) фигурируют "разные другие стихотворения". Появление в GAL имени Ибн Маджида и списка его основных работ за 10 лет до начала исследования Ферраном рукописи 2292 объясняется тем, что Брокельман пользовался каталогом Парижской национальной библиотеки (Bibliotheque Nationale…Catalogue des manuscrits arabes par M. le baron de Slane. Paris, 1883-1895), составитель которого де Слэн, между прочим, говорит об основном трактате рукописи 2292 следующее (стр. 401): "Язык произведения весьма растянут и насыщен техническими терминами, значение которых понятно только мореплавателям Индийского океана".

33а. «Bon Piloto mouro guzarate, per name Malemocanaqua» (D. de Goes. Chronica do felicissimo Rei D. Manuel. Lisboa, 1566, fol. 34 recto, cap. XXXVIII. О Malemocanaqua см. ниже, прим. 47). Версия об индийском происхождении Ибн Маджида проникла и в позднейшую литературу. У И. Штрандеса (J. Strandes) в «Die Portugiesenzeit von Deutsch- und Englisch-Ostafrica» (Berlin, 1899, стр. 31): "Под руководством нанятого в Малинди индийского лоцмана, Malemo Canaqua или Cana, некоего баниана из Камбайи, эскадра [Васко да Гамы], пересекшая широкий залив Индийского океана, достигла побережья Индии и 20 мая стала на якорь у Каликута"; ["баниан" = португ. Banian бенгальск. banya санскр. vanij ="“торговец"" (!); см.: Webster's New International Dictionary; Funk & Wagnall's New Standart Dictionary]; у В. Ингремза (W. Ingrams) в “Zanzibar, its history and its people" (London, 1931, стр. 97): “Здесь [в Малинди] он [да Гама] получил пилота по имени Сапа, который был из Гузерата и с каковым он отплыл в Каликут".

34. Сираф, "столица Индийского океана", с первых веков нашей эры был средоточием иранской торговли и мореплавания. Здесь, среди огромных богатств, накопленных транзитной торговлей, в многоэтажных домах из текового дерева жили потомственные мореходы (L'element persan, стр. 250-257). С конца X в., в связи с землетрясением 978 г., значение Сирафа несколько падает за счет усиления Омана.

35. Аравия известна Китаю с VII в. (под именем *** та-че, откуда, возможно, — "таджики"). В IX в. богдыхан обозначался у арабов термином *** или ***; этот термин представляет среднеперсидский перевод кит. "сын неба" (*** тянь-цзы). Ср.: L'element persan, стр. 243. В IX в. многочисленные китайские суда океанского плавания доходили до Сирафа, где на них перегружались товары, спускавшиеся от Басры; отсюда понятно параллельное название Персидского залива в ту эпоху — «Китайский залив» (***).

36. Л. де Сосюр (L. de Saussure. L'origine, стр. 118) формулирует следующие положения, лежащие в основе индоокеанской навигации:

1) правильность и умеренность чередующихся муссонов благоприятствовали сообщению между Индией и Красным морем;

2) чистота атмосферы в Индийском океане позволяла пользоваться преимущественно показаниями звездного неба;

3) астрономия — вавилонская, греческая, наконец, греко-арабская — собрала сведения, необходимые для плавания в этом бассейне;

4) близость различных центров цивилизации и обилие продуктов для обмена создали еще с глубокой древности оживленное торговое движение в индоокеанском бассейне.

37. Ариа Сура (или Арьятура): Джатака-мала (Джатака Супарага) — морской кодекс, написанный в Индии на санскрите и пали в начале христианской эры, переведен на китайский в 434 г. Приведено у С. Леви: Sylvain Levi. Pour l'histoire du Ramayana. JA, I-II, 1918, стр. 86-87. См. также статью С. Ф. Ольденбурга в "Новом энциклопедическом словаре" (т. XVI, стр. 57).

38. *** (Livre des merveilles de l'lnde). Арабский текст с примечаниями Ван дер Лита (Van der Lith), перевод Деви (Marcel Devic). Leyde, 1883-1886, стр. 22.

39. Т. е. му’аллим = (***) ***. Из арабского это слово в своем морском значении проникло во все языки бассейна Индийского океана (ср.: Introduction, стр. 182-183).

40. Цит. по Introduction, стр. 178-180.

41. *** ир. *** с тем же значением. В *** это слово переводится как ***. Ар. *** — буквально “учитель", “наставник". В значении “лоцман" обычно употребляется *** мн. *** (см. комментарии).

42. ***, I (англ. изд.): The Ain-i-Akbari by Abul Kazl Allami, ed. by H. Blochmann Calcutta, 1872-1877.

43. В выражении "лев моря" заключена своеобразная игра двумя значениями слова ***: "лев" и собственное имя раннего пилота. Когда Ибн Маджид титулуется словами *** (см., например, ркп. В-992, л. 104v, 3 вт), то это можно понимать и как "четвертый из львов", и как "четвертый из Лайсов, из таких, как Лайс (ибн Кахлан)". Любопытно отметить, что называя 'Али ибн Абу Талиба в посвященной ему урджузе (ркп. 2292, № 13) «победоносным львом аллаха», он употребляет для «льва» другой термин: ***.

44. Альфонсо Альбукерке (в письме португальскому королю от 1 апреля 1512 г.), Томас Ро (в судовом журнале от 21 июля 1615 г.) и другие путешественники упоминают о туземных картах Индийского океана, которые продолжали иметь хождение до XVII в. включительно.

45. Joao da Barros. Decada primeira da Asia, dos feitos que os Portugueses fizeram no descobrimento e conquista dos mares e terras do Oriente. 1-е изд., Lisboa, 1553; 2-е изд., 1628… e novamente dada a luz e offerecida ao senhor Joao Bi'istows. Lisboa, MDCCLII. Ферран, цитирующий Барроша в «Introduction a l'astronomie nautique arabe» (стр. 192-194), мог пользоваться его данными по Рейно, который приводит их в «introduction generale a la geographie des Orientaux» (стр. CCLXXXI). Подробно о труде Барроша см. в отделе библиографии.

46. Damiао da Goes. Chronica do felicissimo Rei D. Manuel. LisboS, 1566. Любопытные данные об этой книге см. в отделе библиографии.

47. Fernao Lopez da Castanheda. Historia do descobrimento e conquista da India pelos Portuguezes. Lisboa, 1554. «Malemo Cana (qua)» португальских авторов, применяемое к Ибн Маджиду ар.*** «капитан» (ср. прим. 41) + санскр. *** ganika (ближе тамульская форма kanaka — “звездочет, астролог": Williams, стр. 279)="«капитан," знающий звезды, ведущий судно по звездам».

48. Походу Васко да Гамы предшествовало взятие португальцами Сеуты (1415) и открытие мыса Доброй Надежды (1486) Бартоломеем Диаш, впоследствии капитаном одного из судов Васко да Гамы. Флотилия последнего вышла из Лиссабона 8 июля 1497 г., а в ноябре того же года обогнула мыс Доброй Надежды. Покинув Малинди 24 апреля 1498 г., экспедиция 20 мая достигла Каликута, где оставалась до 10 декабря, после чего вышла в обратный путь и в сентябре 1499 г. прибыла в Лиссабон.

49. L. Сamоes. Os Lusiadas (1572), песнь VI, строфа 5. Русский перевод этой строфы, проверенный проф. М. М. Рындиным, приведен в работе Б. Карра де Во "Арабские географы" (Л., 1941, стр. 29; там же и португальский подлинник). В том же торжественно-приподнятом тоне описывается и момент прибытия в Каликут: "Лоцман из Мелинды вне себя от восторга воскликнул: «Если мое искусство не обманывает меня, перед нами — государство Каликута! Вот Индия, которую вы ищете, и честолюбие ваше будет удовлетворено, если единственное ваше желание — попасть туда!» (Лузиады. СПб., 1897, стр. 108. Русск. перевод). Луиж Камоэнш — выдающийся португальский поэт XVI в. (1525-1580).

50. Здесь интересный случай возвращения *** [по Амари (Amari. Storia dei musulmani della Sicilia), только *** через исп.-порт. передачу almirante — "адмирал" в арабский в форме *** (***), рассматриваемой уже как иностранное слово.

51. Более вероятной следует считать версию португальских источников, по которой Ибн Маджид согласился стать лоцманом да Гамы за большое вознаграждение, а с другой стороны, не желая портить отношений с рекомендовавшим его королем Малинди. Любопытен приводимый Ферраном (на основании судовых записей экспедиции 1498 г.) подлинный текст наставления, данного Ибн Маджидом Васко да Гаме перед отплытием в Индию: "Не приближайтесь к берегу этого пролива [= восточному побережью Африки к северу от Малинди], выходите в открытое море; там вы приблизитесь к побережью [Индии] и тогда окажетесь под защитой волн" (Le pilote, 290). Последнее выражение, по-видимому, надо понимать в том смысле, что большие волны глубоководного места все же безопаснее скрытых скал и отмелей мелководья.

52. Кутбаддин ан-Нахравали (1511-1582). *** (ркп. 1650 Парижской национальной библиотеки). Этот отзыв об Ибн Маджиде опубликовал также Давид Лопес (Lopez) в своих "Extractos da historia da conquista do Yaman pelos Othmanos" (Lisboa, 1892), посвященных X конгрессу ориенталистов. Характерно, что даже тенденциозная национально-историческая эпопея Камоэнса, восторженно воспевающая первый прием португальцев населением Каликута, при описании их дальнейшего пребывания в Индии все чаще обращается к мрачным тонам и, наконец, признает: "… разделаться с португальцами при содействии смертоносного железа или сжечь их корабли, дабы никто из них не вернулся к берегам Тахо, — таково было единственное желание мавров, ибо они хотели, чтобы короли лузитанские никогда не узнали про дорогу в Индию" ("Лузиады", стр. 141). Статья в Большой Советской Энциклопедии (после упоминания о том, что Васко да Гама получил в Малинди опытного лоцмана, араба, под руководством которого благополучно пересек Индийский океан), отмечая, что Каликут был центром индо-арабской торговли и появление здесь представителей Лиссабона, которому Венеция и Генуя в XV в. были вынуждены уступить торговлю с арабским Востоком, сводило на нет арабскую монополию в посреднической торговле и обладании морскими путями в восточных морях, подчеркивает враждебное отношение к португальцам со стороны арабских купцов-мореходов, почувствовавших всю опасность их пребывания в Индии и восстанавливавших против них раджу Каликута и местное население (БСЭ, т. IX, стр. 62, статья Н. Лебедева).

53. В "Мухите"; ср. также: Le pilote, стр. 293.

54. Эта рукопись (270x180; 181 лист), датированная 984/1576 г. (88 г), была приобретена Национальной библиотекой в 1860 г. у Сулаймана ал-Хараири, арабского лектора в Школе живых восточных языков (Ecole des langues orientales vivantes); впервые упоминается в каталоге Библиотеки, составленном де Слэном (Catalogue des manuscrits arabes, Paris, 1883-1895), затем (на основании каталога) у Брокельмана, во втором томе GAL (Berlin, 1902); Ферран, обнаруживший ее совместно с Годфруа-Демомбинем в 1912 г., в 1923 г. издал ее фототипически в первом томе instructions nautiques et routiers arabes et portugais des XVе et XVIе siecles". В 1920 г. оказалась аналогичная рукопись в Дамаске (287 X 98; 173 листа), с датой 1001/1592 г. См. сообщение о ней Са’йда ал-Карми в «Revue de l'Academie Arabe de Damas" (февраль 1921 стр. 33-35: ***).

55. Ibn Majid стр. 219-220.

56. ***, буквально «польза», по терминологии Ибн Маджида = *** "глава".

56а. О последнем см.: ***

57. Здесь употреблено ***, но не ***, как в выражении "лев моря", где происходит игра слов (см. прим. 43).

58. Ферран считает это посвящение аргументом в пользу предположения о шиитских настроениях Ибн Маджида (Ibn Majid, стр. 213; ср. также прим. 170).

59. В тексте дана мн. форма *** (также в первой ленинградской урджузе — 83r, 5).

60. Сиди ‘Али Челеби в «Мухите», гл. X: «*** и *** означают определение, должен ли ты выходить в море или править к берегу» [перевод Хаммера-Пургшталь (Hammer-Purgstall): JASB, X, 1837, стр. 805].

61. Созвездие *** (***) — Водолей, XI знак Зодиака.

62. Хотя эта рукопись (215x150, 187 лл., по старому фонду № 609, датирована 917/1511 г.) упоминалась еще в 1732 г. (J. Ascari), Хаммер-Пургшталь, Рейно, Бонелли, Биттнер и Томашек последовательно не придали этому значения и преувеличили роль "Мухита" Сиди ‘Али Челеби. Даже в 1897 г. Томашек, признавая за "Мухитом" качества компиляции, заявляет: «Как редкий, быть может, и единственный [!] памятник морской литературы Востока в последнем столетии средневековья эта компиляция обладает неоценимой важностью» (Capitel, стр. 6). По мере изучения рукописей 2292 и 2559, содержащих подлинные арабские материалы, источники «Мухита», последний все более терял самостоятельное значение (по этому вопросу ср., например, отрицательное мнение Феррана: Ferrand. Seidi 'Аli Celebi, стр. 254-255). Копия ркп. 2559 обнаружена в Джедде.

63. Специально о нем см. у Феррана: Ferrand. Les instructions nautiques de Sulayman al-Mahri (XVIе siecle). AG, 1923, № 178, стр. 298-312; Sulayman al-Mahri. Introduction a l'astronomie nautique arabe, стр. 237-248; Sulayman al-Mahri. El, IV, стр. 529-535 (англ. изд.).

64. Т. е. правил морской науки, ***.

65. Т. е. книга, заслуживающая доверия, принадлежащая ал-Махри, выходцу из южноарабского племени Махра (или Махара ***).

66. В противоположность Ибн Маджиду, обычно перечисляющему порты с запада на восток, ал-Махри употребляет обратное направление. Ср.: Nautiques, стр. 303, прим. 4.

67. Т. е. дующие от африканского и южноаравийского побережий к Хормузу, Гузерату, Конкану, Малабару и в обратном направлении.

68. Как поясняет сам Челеби, это заглавие надо переводить (исходя из первичного смысла слова *** и подразумевая сочетание ***) как "[Книга], объемлющая [все явления моря]", т. е., по существу, «[морская] энциклопедия». Первый переводчик «Мухита» Хаммер-Пургшталь ошибочно подразумевал здесь ***, и потому в заглавии его переводов систематически стоит "океан" (The Mohit, that is the Ocean).

69. В рукописях 2292 и 2559 упоминания о картах совершенно отсутствуют. Ср.: Nautiques, стр. 308.

70. Ферран характеризует "Мухит" как простой компилятивный перевод арабских лоций, «иногда посредственный» (traduction parfois mediocre). Ср., например: Relations, стр. 485, прим. 2.

71. Ферран обещал частично, в меру имеющегося материала, показать это при переводах рукописей 2292 и 2559, которые, однако, не появились. См. его краткое замечание в "Nautiques" (стр. 312).

72. Ср., например, параллельные карты (Tafeln) в приложении к «Capitel» (I-XXX). Наиболее характерные образцы заимствований представляют картографические работы португальцев де ла Коса (Juan de la Cosa) и да Кастро (Joam da Castro, 1500), генуэзцев Альберто Кантино (Alberto Cantino, 1502) и Никколо ди Канерио (Niccolo di Canerio, 1503). Даже термин, которым португальские карты обозначали градус — pulgada или pollegada (лат. pollex) «большой палец руки» — представляет простой перевод арабского ***. Общеизвестны такие европейские заимствования из арабского морского словаря, как «адмирал» (*** амир ал-бахр «повелитель моря»> итал. ammiraglio, исп.-фр. amiral); «арсенал» (*** дар ас-сина’а "работный двор" из ***"двор морских работ" = верфь > итал. darsena, исп. arsenal); «якорь» (перс. *** > ар. *** анджур > итал. ancora, фр. ancre, нем. Anker, англ. anchor); «кабель» (*** хабл «веревка, канат» > фр. cable); «галера» (*** гураб > позднелат. golabus, golafrus); «каррака» = «брандер» (*** харрака «сжигающая» > итал. carraca, caracca); «порт» (*** бандар > португ. bandel) и др. Из области морской топонимики, не говоря уже о распространенных названиях, следует упомянуть такие португальские заимствования, как Rasbel из ар. *** (на западном побережье пролива Бабалмандаб), Xael (Sael) из ар. *** (на южном побережье Аравийского полуострова), Guadel из *** (острова у побережья Хиджаза) и т. д. Так, язык, упрямый свидетель исторических фактов, достаточно ясно говорит о высокой морской культуре арабов до появления европейских колонизаторов на Востоке.

73. Ориентировочной границей между северной и южной частями Индийского океана является, в западной половине, линия Малинди — Каликут, т. е. как раз та, по которой проходил курс первой португальской экспедиции 1498 г. Северная часть представляет район преимущественного сосредоточения юго-западных ветров, южная — юго-восточных (карта IV в GAW).

74. В заглавном титуле дамасской рукописи стоит ***.

75. Ср. 83r, 9вт и 104v, 2-3 вт ленинградской рукописи В-992.

76. Последнее наименование засвидетельствовано и в ленинградской рукописи, в двух вариантах: «четвертый [после] трех» (83r, 9 вт; 97v, 6-7 вт) и "четвертый из львов" (104v, 3 вт).

77. Т. е. Ной. В той же ркп. 2292, на л.101r он фигурирует под названием «наш второй отец».

78. Так я предпочитаю переводить *** («относящиеся к открытому морю»), сообразуясь с последующим контекстом ***, в противоположность Феррану, коньектура которого ***, по-моему, здесь излишня.

79. Указывая на большое расстояние между Хорасаном и Багдадом, Ибн Маджид хочет подчеркнуть широкий ареал власти Аббасидов. Ферран в своем переводе этого абзаца (L'element persan, стр. 199) не отмечает этого оттенка.

80. Речь идет не о внуке Лайса ибн Кахлана, как можно думать по контексту, а о внуке Сахла ибн Абана, который на л. 38v той же ркп. 2292 назван полным именем Исма'ила ибн Хасана ибн Сахла ибн Абана. Контекст показывает, что Ибн Маджид ссылается на рукопись внука Сахла ибн Абана как на подтверждение несостоятельности куньи Ибн Камилан, но не как на источник, из которого он узнал о существовании трех мореходов. Перевод Феррана игнорирует эту разницу и принимает обе версии.

81. Т. е. в рахманадже, ср.-перс, "рахнамак" *** — "дорожный указатель", справочник, лоция (об этом термине специально см.: L'element persan, стр. 209-215).

82. 1184/85 г.

83. В переводе Феррана: «Ces gens-la sont des compilateurs, mais non des auteurs originaux".

84. *** — «выходили, пускались в открытое море», но не «поднимались» (monterent), как переводит Ферран, полагая, что Ибн Маджид имел перед глазами арабскую карту, на которой юг находится наверху (L'element persan, стр. 200, прим. 1). Вряд ли Ибн Маджид, пилот-практик, пользовался несовершенными, часто полуфантастическими традиционными картами; ни в одном из его трактатов они не упоминаются. В другом месте Ферран понимает *** просто как "naviguer" (Ibn Majid, стр. 223, прим. 5).

85. ***. В переводе Феррана: ,,Ils ont raccourci [la duree de] la route, car c'etait [avant eux] un voyage de trois mois en partant de Bagdad". Здесь прошедшая форма c'etait и коньектура avant eux не обязательны, так как пользование трехмесячным сухим путем имело место и позже.

86. *** Здесь имеет значение постоянства. Между тем у Феррана: «Ils ont redige une relation de leur voyage».

87. 1009/10 г.

88. *** вероятно, Абулфида'=*** Дибрукар в вост. Ассаме (Relations, стр. 400, прим. 4).

89. Т. е. (по терминологии Ибн Маджида) стран, лежащих к востоку от мыса Коморин южной оконечности Индии (L'element persan, стр. 200; Relations, стр. 497 и прим. 4).

90. Соответствует 1475 г. См. прим. 171.

91. *** мн. От *** — коэффициент, показывающий какую длину пути в каждом румбе нужно пройти, чтобы вызвать изменение в высоте Полярной звезды на один "палец", т. е. 1°37' (Note, стр. 20; Commentaire, стр. 171). Специальное значение *** неясно (L'element persan, стр. 201, прим. 3).

92. Имеется в виду «Золотая касида», *** (ркп. 2292, № 16).

93. *** В переводе Феррана: "En realite, les gens des premiers ages avaient plus d'esprit de resolution, mais ils ne voyagerent sur mer que grace aux marins qui etaient doues d'une grande energie, alors que ceux-la (c'est-a-dire: ceux qui n'appartenaient pas aux populations maritimes) craignaient la mer et se gardaient (d'y voyager)". *** лучше переводить как "благоразумие", и тогда противопоставление (mais), которого в арабском тексте нет, естественно отпадает. Это же *** во втором случае, вместе с двумя другими параллельными свойствами, опять относится к людям, пользовавшимся услугами моряков, но не к самим морякам. Необходимость последующей большой коньектуры подлинником не оправдывается.

94. ***

95. Наcираддин ат-Туси (1201-1274), известный астроном. См. о нем: Н. Suter. Die Mathematiker und Astronomen der Araber und ihre Werke. Leipzig, 1890, стр. 146.

96. *** Специально об этих терминах см.: L'element persan, стр. 221- 222; L'origine, стр. 31-127 passim.

97. *** (мн.***) — 3 часа морского пути = 14 миль (Note, стр. 20-21; Relations, стр. 495).

98. ***(= *** = ***.) — описательный синоним для "буссоли".

99. Патрон моря и покровитель восточных мореплавателей; иногда ассоциируется с образом Агасфера, в других случаях — пророка Ильи (L'element persan, стр. 203, прим. 3, там же и литература).

100. *** - юг Африки и омывающие его два океана (L'element persan, стр. 203, прим. 4; ср. также у ан-Нахравали в ***, парижская ркп. 1650, л. 5v).

101. У Феррана смысл второй половины фразы передан иначе: "L'aimant est une pierre qui attire le fer a elle; mais il suffit; c'est tout ce que l'aimant attire a lui". Налицо разные подлежащие: в подлиннике — «всякая вещь, все» (***), в переводе — «магнит» (l'aimant).

102. ***. В переводе Феррана: «par l'aimant de la toute-puissance (d'Allah)». Прямая необходимость именно такой коньектуры подлинником не показана.

103. Т. е. от Александра Македонского. С версией об ал-Хидре ср. рассказ Низами в "Искендер-наме" о поисках Александром живой воды в стране мрака.

104. Предположительно идентифицируется с пророком Ильей (L'element persan, стр. 204, прим. 1).

105. *** (мн. ***) — единица измерения расстояния от звезд до горизонта (Introduction, стр. CDXLI; Note, стр. 23-24).

106. Имеется в виду легендарный медный замок, якобы построенный пророком Идрисом в Африке, у подножья Лунных гор. Вода, которая изливалась из горл 85 медных статуй, окружавших замок, давала начало истокам Нила (L'element persan, стр. 204, прим. 3, где указана и литература).

107. *** - Красное море (L'element persan, стр. 204, прим. 4 со ссылкой на ркп. 2559, л. 41 г).

108. Даже в середине XIX в. память об Ибн Маджиде была еще настолько жива, что в Индии и на Мальдивских островах практический курс навигации назывался «Маджиди Китаб» (Prinsep), а йеменские лоцманы, выходя в море, читали ал-фатиху в честь «сирийского святого шейха Маджида, который мог читать внутренность земли — ибо она как бы шар на его руке — и изобрел компас» (Buiton).

109. *** (***) — Красное море, в отличие от *** — «моря Кульзума неарабов» — Каспийского моря (ркп. 2292, лл. 32 v, 51 г). При совместном упоминании оба моря называются *** (лл. 35 г, 162 v). Второе название, почти неупотребительное в арабской литературе, ИбнМаджид мог заимствовать у Шихабаддина ибн Фадлаллаха ал-'Умари (умер в 742/1341 г.), который в книге *** говорит: «На севере Гиляна находится море Кульзум» [цит. по: L'element persan, стр. 206, прим. 1, где дана ссылка на Катрмера (Quatremere) и указан более поздний источник].

110. У аравийского побережья Красного моря, близ о. Марма (20° ю. ш.), до сих пор существует «риф Маджида», названный так по имени отца нашего автора (Ibn Majid, стр. 221).

111. «Тамерлан правил миром после двух мусульман и двух неверных. Мусульмане — это Соломон, сын Давида, и Александр Двурогий; неверные — Шаддад ибн'Ад и Навуходоносор… Улугбек был знаменитым астрономом и самым выдающимся из арабских правителей" (ркп. 2292, л. 43 v).

112. Данные Абу л-Фадла-и-'Аллами в *** III. *** (т. I, кн. II, гл. XXVI). Цит. по Relations, стр. 549-550.

113. Хотя и Синдбад в «1001 ночи» и ал-Мукаддаси в своей *** рассказывают о чудесных спасениях от кораблекрушений благодаря старым иранским лоциям, однако следует предполагать, что их занимал главным образом самый факт, но не место и время возникновения лоций, в чем они могли и ошибиться.

114. Откуда порт, balhestilha, фр. arbalestrille. Ср.: Note, стр. 20.

115. Откуда переосмысление в *** — "писание Лаба". Ср.: Comraentaire, стр. 159-161.

116. *** представляет перевод итал. bussola — "коробочка"; *** указывает на ее форму — «круглая». Родина буссоли — Китай, где еще в XXV в. до н. э. отмечается разделение горизонта на четыре сферы: зимнее солнцестояние=север (хиу), летнее солнцестояние= юг (синг), осеннее равноденствие =запад (мао), весеннее равнодентвие = восток (фанг); эти сферы соответственно обозначались символическими фигурами животных: Черепахи, Птицы, Тигра и Дракона. Магнитная стрелка была там известна еще во времена Конфуция (IV в. до н. э.). К VIII в. н. э. относится перенесение китайцами звездного года на горизонт с разделением последнего по количеству дней в году на 365?° (откуда округленное деление окружности на 360°), а 1111-1117 гг. датировано китайское описание буссоли, в то время как на Западе открытие магнитного склонения приписывается лишь Колумбу (1492 г.).Еще в XI в. китайские, а за ними малайские, персидские и арабские капитаны торговых судов в своих дальних плаваниях по Индийскому океану (преимущественно в треугольнике Кантон — Суматра — Сираф) при закрытом небе пользовались буссолью; последняя подробно описана в арабской рукописи 1282 г. "Сокровище купцов в познании камней" (***) ал-Кибджаки. Азуни (Azuni) в «Dissertation sur l'origine de la boussole" (стр. 118-120) отрицает применение буссоли для арабской навигации в Индийском океане в XV в.; по Нибуру (Niebuhr) в Каире магнитное склонение не было известно даже в XVIII в. Наоборот, Ибн Маджид определенно говорит о пользовании буссолью, а свойства магнита, по его версии, были открыты еще в библейскую эпоху. См. его текст в ркп. 2292, лл. 5v - 6r. Ср. также: L'origine, стр. 39 (прим. 1), 44-47, 60-75, 80-87, 96-97, 102 (прим. 1), 124. Время происхождения астральной розы связано не с изобретением буссоли, как думали раньше, а с более ранней эпохой — началом плавания в открытом море, т. е. в Индийском океане.

117. Арабским морякам XVI в. (например, Сулайману ал-Махрй) было знакомо 24-членное деление китайской буссоли, однако они пользовались 32 румбами, которые от них через португальцев проникли в Европу (См.: L'origine, стр. 38-39, 95).

118. Это представление восходит к древнему Китаю, где магнитная стрелка называлась «указателем юга» (*** — че-нан), а буссоль — «колесом, указывающим юг» (*** — че-нан-киу). Юг был для китайцев страной света par exellence. К нему были обращены императорский дворец и трон, за обедом император садился лицом к югу. Полярная звезда, главный ориентир моряков (по выражению де Сосюра, «папа для христиан значит меньше, чем Полярная звезда для навигаторов»), по китайской терминологии «единственная неба» (*** — . тянь-и) или «высшее единство» (*** — . та-и), трактовавшаяся как астральное соответствие трону императора, также считалась обращенной к югу. Ритуальная роль юга в Китае объясняет и предпочтение желтого цвета (солнце), тогда как цвет траура — белый связан с севером (снег). Персидское название магнитной стрелки *** является простым переводом китайского «че-нан» и отражает то же представление. Ср.: L'origine, стр. 36, 47-56, 66-70, 76.

119. L'origine, стр. 75.

Текст воспроизведен по изданию: Три неизвестные лоции Ахмада ибн Маджида арабского лоцмана Васко да Гамы в уникальной рукописи Института востоковедения. М.-Л. АН СССР. 1957