АБУ ХАЙЙАН АТ-ТАУХИДИ

КНИГА УСЛАДЫ И РАЗВЛЕЧЕНИЯ

КИТАБ АЛ-ИМТА' ВА-Л-МУАНАСА

ШЕСТАЯ НОЧЬ

(70) Когда я пришел к вазиру на следующую ночь, он начал беседу словами: «Ты арабов ставишь выше инородцев ¹ или инородцев выше арабов?»

Я ответил: «Для ученых есть четыре народа ²: ромеи ³, арабы, персы и индийцы. Инородцами являются три из них. Трудно предположить, что один народ, т. е. арабы, превосходит остальные три, да еще столь разные, взятые вместе».

Он сказал «Я имею в виду персов».

Я сказал: «Прежде чем выносить суждение по собственному разумению, я перескажу слова Ибн ал-Мукаффы ⁴, перса по рождению, инородца по происхождению, достойнейшего из достойных, автора «Йатимы», который говорил: (71) «После этой книги мастерам посланий осталось в своих речах лишь бродить по мелководью».

Он сказал: «Рассказывай с благословения Аллаха и с Его помощью».

Я начал: «Шабиб ибн Шабба ⁵ рассказывал: “Как-то раз стою я на площади Мирбада ⁶, куда заезжает знать и стекается простой люд. Съехались виднейшие мужи города, и тут показался Ибн ал-Мукаффа. Мы все как один устремились к нему, радуясь встрече и желая побеседовать с ним. Он же сказал: “Что это вы остановили своих скакунов в таком месте? Клянусь Аллахом, пожелай халиф отыскать на всей земле похожих на вас, он бы других таких не нашел. Не пойти ли нам к Ибн Бирсину, где много тени и можно укрыться от солнца, где северный ветер дарует прохладу, где отдохнут и скакуны, и слуги. Мы усядемся на земле, этом лучшем и удобнейшем из ковров, и послушаем друг друга. Там и встреча наша будет дольше, и беседа — живее". Поскакали мы туда, спешилиоь у дома Ибн Бирсина. Едва расположились, вдохнули северный ветерок, как Ибн ал-Мукаффа ошеломил нас вопросом: «Какой народ самый разумный?»

Мы решили, что он думает о персах, и сказали: «Персы — самый разумный народ», желая угодить и польстить ему.

Он сказал: «Отнюдь. Этих людей научили и они выучились, им подали пример и они ему последовали и стали подражать, за них начали, а они продолжили. Ни вдумываться, ни доискиваться они не могут».

Мы сказали: «Тогда ромеи».

Он сказал: «Ну нет. Они крепки телом, знают толк в строительстве и геометрии, но ни в чем прочем не смыслят и ничем другим не отличаются».

Мы сказали: «Значит, китайцы».

Он сказал: «Мебельщики и ремесленники, не способные ни мыслить, ни рассуждать».

Мы сказали: «Наверное, тюрки?».

Он сказал: «Боевые львы».

Мы сказали: «А индийцы?»

Он сказал: “Выдумщики, фокусники, шарлатаны, ловкачи". <…> [107]

Тогда мы спросили его мнение, и он сказал: «Арабы».

(72) Мы стали переглядываться и перешептываться. Увидев это, он побледнел от бешенства и вскричал: «Да видно, решили, что я заискиваю перед вами. Клянусь Аллахом, будь моя воля, не вам бы первенствовать. Но я хочу быть если уж не первым, то хотя бы правым. И не отпущу вас, пока не объясню, почему я так сказал, и не сниму с себя подозрение в угодничестве и подобострастии. Так вот, у арабов ⁷ не было ни предводителя, за которым они бы пошли, ни писания, которое бы указало им путь. Живя в дикой и безлюдной пустыне, каждый из них в своем одиночестве принужден был сам думать, сам смотреть, сам разуметь. Так постигли они, что живут за счет растений земных, отметили в каждом его признак, возвели к его роду, познали его пользу в сухом и влажном виде, когда прорастает оно и когда созревает, какое овце нужно, какое — верблюду. Потом обозрели они время и смену его и разделили его на весну и лето, на жаркую пору и зиму. Далее приметили, что питье их нисходит с неба, связали это с дождем и, знаю смену времен, рассчитали, когда он выпадает в течение года. Когда им понадобилось расселиться по земле, они избрали небесные звезды знаками частей света и сторон земли и по ним определяли путь. Между собою они установили то, что отвращало их от дурного и обращало к доброму, понуждало порицать низость и тянуться к добродетелям. Бывало, начнет кто-нибудь из арабов — в горах, верхом — перечислять добродетели, ни одной не пропустит, а возьмется хулить пороки, ничего не забудет. Речами они всегда побуждают друг друга к похвальным поступкам и благим деяниям, к защите соседа и щедрости в даяниях, причем каждый из них дошел до всего своим разумом, дознался благодаря своей проницательности и рассудительности. Никто их не обучал и не воспитывал, но они от природы воспитанны ⁸ и разум их умудрен. Поэтому-то я и сказал вам: (73) Арабы — самый разумный народ, ибо у них верное чутье, уравновешенная натура, острая мысль, понятливый ум». Вот и вся история».

Он воскликнул: «Как прекрасно говорил Ибн ал-Мукаффа! Как хорош твой рассказ! А теперь поведай, что ты сам об этом думаешь и что слышал от других».

Я сказал: «Если слова этого человека, которому нет равных в просвещенности ⁹ и силе разума, исчерпывающи, то добавлять к ним что-либо — пустое, ибо в этом нет надобности, а повторять сказанное не имеет смысла».

Он сказал: «Обсуждение, имеющее целью сравнить и оценить, завершено только тогда, когда грань между тем, что лучше, и тем, что хуже, проступает отчетливо. Тут — я имею в виду превосходство одного народа над другим — средоточие споров и препирательств меж людьми. Однако, сколько ни обсуждалась эта проблема, они так и не смогли твердо договориться между собой и перестать браниться».

Я сказал: «Иначе и быть не могло. Ведь перс по своей природе, обычаю и воспитанию не может признать превосходство араба. И араб не способен отдать предпочтение персу. Так же и индиец, и ромей, и тюрок, и дейлемит ¹⁰. Далее. При рассмотрении достоинства и превосходства надо учитывать две вещи: Во-первых, уже в момент своего возникновения одно племя обосабливается от другого, делая собственный выбор, что считать хорошим и что — плохим, какое мнение — правильным и какое — ошибочным, что — началом и что — продолжением. Если это действительно так, то у каждого народа свои доблести и пороки, у каждого племени свои достоинства и недостатки, каждая община в каких-то искусствах и навыках совершенна, а в каких-то — нет. Отсюда следует, что доблести и достоинства, пороки и недостатки рассеялись и распределились между всеми людьми.

(74) Персам — управление, воспитание ¹¹, правила и церемонии. Ромеям — наука и философия ¹². Индийцам — размышление и рассуждение, ловкость рук и волшебство, мечтательность. Неграм — терпение, трудолюбие и веселость. Арабам — храбрость, гостеприимство, щедрость, стойкость, верность, обязательность, ораторское искусство и красноречие.

Кроме того, не каждый человек из этих прославленных народов обладает упомянутыми достоинствами. Они присуши этим народам в целом, а отдельные люди могут быть лишены всех их и наделены качествами, им противоположными. Иначе говоря, и среди персов есть несведущие в делах правления, невоспитанные, [108] ровно сброд и чернь, и среди арабов сыщутся трусливые, невежественные, ненадежные, скупые, косноязычные. То же относится и к индийцам, и к ромеям, и к иным. Поэтому, если сопоставить достойных и совершенных ромеев с достойными совершенными персами, то и те и другие окажутся на прямом пути. Различаться они будут только степенями добродетели и границами совершенства, а это не обособляет, а объединяет. Точно так же, если недостойных и порочных людей одной народа сопоставить с недостойными и низкими людьми другого народа, все они окажутся одного сорта. Различие между ними будет только в мере и степени, и нет тут основания хулить какой-нибудь народ. Из сказанного ясно, что все народа поделили достоинства и недостатки, следуя велению инстинкта и выбору разума, И несмотря на это, препираться людей заставляют связь с родной землей, обычай; в котором они воспитаны, (75) неодолимое влечение гневной души, яростное противоборство силы страсти ¹³.

Во-вторых, — и это начало столь значительно, что не упомянуть его в нашем рассуждении недопустимо и указать на него необходимо, — каждому народу отведено время быть выше других. Это ясно и очевидно, если представить себе государство греков и Александра, когда оно побеждало и управляло, владело и возглавляло, кроило и сшивало, промышляло, повелевало и устрояло, понуждало и отвращало, чертило и стирало, действовало и возвещало. Обратившись к истоврии Хосрова Ануширвана ¹⁴, увидишь точно то же самое, хотя внешняя оболочка будет не та, что в первом случае, и проявления не те, что в предыдущем примере. Поэтому когда Абу Муслима ¹⁵, «опору государства», спросили: «Каких людей ты нашел самыми храбрыми?», он ответил: «Каждое племя в пору могущества –отважно». И был прав. Всякий народ, когда приходит к нему удача, становится достойней, храбрей, отважней, славней, щедрей, гостеприимней, красноречивей. Речь его обретает ясность, взгляд — прозорливость, суждения — справедливость. Это верно в отношении всех народов в целом и каждого в отдельности, применимо к каждой общине, каждому племени, каждому роду, относится к каждому человеку, каждой личности. Подобное возвышение народов, одного за другим, показывает полноту щедрости Всевышнего ко всем Его тварям и созданиям по мере того, как они оказываются готовыми принять Его дары и приходит их черед удостоиться Его благодеяний.

Кто достиг этой вершины с незамутненным взглядом, воочию узрит истину и не возведет (76) на нее напраслину. Если правильно понять начала и первоосновы событий, все это станет ясно как день и засияет как взошедшая луна. Тогда сомневаться в постижении истины и достижении правды будет только тот, кто отравлен пристрастностью, искалечен предвзятостью, закоснел в упрямстве и погряз в спорах, ибо в этом случае теряется смысл и ускользает цель.

Если ты намерен убедиться в истинности этого суждения и правильности такого взгляда, то послушай мой рассказ: «Исхак ибн Ибрагим ал-Маусили ¹⁶ говорил: «Покидая Мекку, ал-Аббас ибн Мирдас ас-Сулами ¹⁷ сказал: «О род Сулайма, я видел нечто, сулящее благо. В видел, что станы людей из рода Абд ал-Мутталиба ¹⁸ словно копья Рудайны ¹⁹, что их лица словно луны во мраке, их чалмы словно знамена над воинами, их речи словно ливень в засуху. Если Аллах желает получить плод, он сажает саженец. Люди этого рода — саженцы Аллаха. Ждите плода, ищите тени, ловите дождь, предвкушая благо, которое снизойдет на вас от Аллаха через них".

Этими словами ал-Аббас приоткрыл дверь в неведомое, постиг скрытое, узрел невидимое, проник в сокровенное, тонким чутьем угадал грядущие события и будущие дела. Арабам это свойственно в силу длительности их уединения, чистоты их мысли, одаренности натуры, прямоты характера, верности чутья, незамутненности души, пламенности природы, богатства языка и гибкости речи в именах, глаголах и частицах, нестесненности в словообразовании, поразительного мастерства (77) в выборе метафор, редкостной изобретательности в достижении лаконизма, изящества иносказаний, заменяющих прямое называние, искусства применяться к нуждам выражаемого, удивительной близости в огласовках слов ²⁰. Это и многое другое признают за ними, знают и замечают в них, связывают с ними наряду с храбростью и отвагой, надежностью и гостеприимством, [109] проницательностью и красноречием, честолюбием и гордостью, верностью и преданностью, щедростью и радушием, жаждой удостоиться похвалы и ревностным стремлением избежать порицания и хулы — всем тем, что отличало их в эпоху невежества, предшествовавшую исламу. Это нельзя ни отринуть, ни опровергнуть, ни извратить, ни принизить.

Я слышал — хотя и не изучал — языки самых разных народов: и наших друзей «инородцев» ²¹, и ромеев, и индийцев, и тюрок, и хорезмийцев, и славян, и андалусцев, и негров. Но ни в одном из этих языков я не обнаружил блеска арабского, я имею в виду расчлененность слов, обособленность звуков, различие их по месту образования ²², уравновешенность, ощутимую в словах, несомненное тождество в их строении. Если хочешь убедиться в истинности этих слов и правильности такого суждения, рассмотри все языки подряд. Начни с тех, где все спутано и смешано, неразборчиво и невнятно, громоздится друг на друга и сливается в одно. А от них перейди к тем, где харфы благозвучней, формы изящней, (78) имена легче, склад изысканней, смысл прозрачней, звуки сладостней, строй величественней, слог возвышенней, где упорядоченность правильней, достоинство неоспоримей, связность очевидней. Так, двигаясь от языка к языку, ты наконец достигнешь арабского и увидишь, как от путаницы и невнятности вначале мы мало приблизились к блеску и выразительности арабского языка.

Понять это способен всякий, кто прям душой, чужд пороков и лишен пристрастности и предвзятости ²³, кого влечет справедливость в споре, кто стремится к истине в суждениях и не стал рабом предания, не обманут привычкой, не понуждаем обычаем…»

Комментарии

1. В оригинале — ал’-аджам, «говорящие невнятно, непонятно», первоначально обозначало всех неарабов вообще, а затем стало обозначать также и персов.

2. В оригинале — умма, слово, имевшее также значение «общины единоверцев». В современном употреблении соответствует понятию «нация».

3. Ромеи, по-арабски ар-рум, — это византийцы.

4. Ибн ал-Мукаффа (казн. ок. 142/760) — перс по происхождению, один из зачинателей арабоязычной прозы, автор знаменитой «Калилы и Димны». Упоминаемая в тексте книга «Йатима» среди его произведений не значится. Приводимый Абу Хаййаном рассказ чрезвычайно интересен, поскольку Ибн ал-Мукаффу принято рассматривать как предшественника и раннего идеолога шуубиййи, хотя прямых высказываний, подтверждающих это, в его сохранившихся сочинениях нет.

5. Шабиб ибн Шабба — проповедник и оратор из Басры, близкий к последним омейядским халифам.

6. Мирбад — крупнейший рынок в Басре, первоначально верблюжий рынок, игравший большую роль в культурной жизни города, сравнимую с той которую играла ярмарка в Указе в жизни доисламских арабов.

7. Здесь и далее под арабами при обсуждении достоинств народов имеются в виду преимущественно арабы-бедуины доисламской эпохи как наиболее чистые представители арабского этноса.

8. В оригинале — глагол аддаба и его производное — муаддаб, однокоренные со словом адаб, имеющим значение «вежество, воспитанность, просвещенность».

9. В оригинале — адаб.

10. Дейлем — горная область в юго-западной части Прикаспия. С начала X в. поставляла для мусульманских правителей солдат-наемников, которые положили начало многим династиям, в том числе и знаменитой династии Буидов, фактических правителей Ирака и Западного Ирана в течение X в. Собеседник Абу Хаййана — вазир одного из буидских правителей.

11. В оригинале — ал-адаб, мн. ч. от адаб.

12. В тексте — хикма, «мудрость».

13. В другом месте Абу Хаййан пишет: «Нравы человека распределены между его тремя душами»: разумной душою (ан-нафс ан-натика), гневной душою (ан-нафс ал-гадабиййа) и страстной душою (ан-нафс аш-шахваниййа). См.: «Книга услады и развлечения». Т. 1, с. 147.

14. Хосров Ануширван (531-579) — один из наиболее известных сасанидских правителей Ирана, вел войны с Византией, поощрял переводческую деятельность.

15. Абу Муслим ал-Хорасани (уб. 137/755) — перс по происхождению, военачальник и политический деятель, возглавивший религиозно-политическое движение в Хорасане, приведшее к падению Омейядской и воцарению Аббасидской династии в 750 г. Предательски убит по приказу халифа ал-Мансура (136/754-158/775), основателя Багдада.

16. Исхак ибн Ибрахим ал-Маусили (ум. 235/850) — знаменитый придворный музыкант аббасидских халифов, сын Ибрахима ал-Маусили (ум. 188/804), крупнейшего арабского средневекового певца и музыканта, перса по происхождению. В отличие от отца всю жизнь тяготился своим положением и мечтал о карьере мусульманского улема.

17. Ал-Аббас ибн Мирдас ас-Сулами — арабский поэт-мухадрам (т. е. доживший до ислама) из рода Сулайм, вождь своего племени. Подвигнутый вещими снами, отправился в Медину к Мухаммаду, где принял вместе с соплеменниками ислам. Участвовал в покорении Мекки.

18. Абд ал-Мутталиб ибн Хашим — дед и опекун Мухаммеда после смерти его отца — Абдаллаха, отец Аббаса ибн ал-Мутталиба, дяди пророка, к которому восходит род Аббасидских халифов, отец Абу Талиба, дяди пророка и отца халифа Али.

19. Рудайна — женщина, славившаяся, по преданию, искусством изготовления прямых древков для копий.

20. Огласовки слова — краткие гласные, которые на письме либо не обозначаются, либо обозначаются особыми диакритическими значками. В данном случае имеются в виду сходство морфологических моделей арабских слов, упорядоченность их формы, являющаяся одной из типологических черт строя арабского и других семитских языков.

21. См. примеч. 1.

22. Здесь Абу Хаййан говорит о членораздельности арабской речи как о ее достоинстве, выделяющем ее, по его мнению, среди речи иноземцев.

23. В оригинале стоит слово ал’-асабиййа, которое изначально имеет значение «кровнородственная связь», «чувство солидарности, основанное на кровном родстве», восходящее еще к доисламским временам. Именно в таком значении оно стало одним из основных понятий историософской концепции Ибн Халдуна (ум. 809/1406) в его «Мукаддиме». Насколько можно судить, у Абу Хаййана этот термин имеет только отрицательный смысл.

(пер. Д. В. Фролова)
Текст воспроизведен по изданию: Абу Хайан ат-Таухиди об арабах и персах // Народы Азии и Африки, № 5. 1984