АФАНАСЬЕВ Д. М.

РОССИЙСКО-АМЕРИКАНСКИЕ ВЛАДЕНИЯ

(Историческое обозрение образования Российско-американской компании и действий ее до настоящего времени. Составил П. Тихменев. Часть I – 1861 г., часть II –1863 года).

Известный наш мореплаватель В. М. Головнин, справедливо заслуживший во флоте имя умного и в высшей степени честного человека, ревизовал в 1818 году, по поручению высшего начальства, Российско-американскую колонию. В своей записке по поводу этой ревизии, он следующим образом характеризует основателей компании, нервых ее деятелей, давших тему для всех последующих действий компании.

«Шелихов (в своем путешествии, напечатанном в Петербурге в 1791 году) уверяет, что нашел на Кадьяке жителей 50 т., и что в одной стычке с ними он со 130 промышленниками аттаковал 4 т. человек, из коих тысячу взял в плен. Но в самом деле, как разведал впоследствии г. Лисянский, он напал на 400 чел., в том числе были женщины и дети. Жителей же 50 т. никогда на Кадьяке не было, ибо их теперь (в 1818 г) не более трех тысяч; то если мы положим, что компания успела истребить четыре пятые доли всего народа, то и тогда их было бы только 15 т. Что же могло побудить Шелихова столь смело и нагло лгать? На это он сам отвечает в своем [20] путешествии, ибо уверяет, что, не зная языка жителей, он успел в одну зиму множество из них совершенно убедить в святых истинах нашей религии и обратить их ко Христу; и так хорошо и удачно изъяснил им милосердие, человеколюбие и другия благия качества Всемилостивейшей Государыни Российской, что жители страх как полюбили ее Величество и добровольно покорились ее скипетру. Ясно, что Шелихову хотелось уверить правительство, что он открыл новую землю и доставил Poccии 50 000 верноподданных, и он в расчетах своих не ошибся, потому что получил хорошие награды».

Г. Тихменев принял на веру рассказы Шелихова о своих подвигах.

Далее Головнин говорит: «Шелихов не был доволен одними временными промыслами; он вздумал основать на Кадьяке постоянное заселение и покорить жителей сего острова России, или прямее сказать, своим собственным выгодам. Сей проныр, умевший весьма хорошо достигать своей цели, притворился набожным и уверил правительство, будто все его желания стремятся к тому, чтобы доставить России новые области, а церкви – новые паствы; на сей конец, просил отправить проповедников на счет компании в новоприобретенные им земли. Желание его исполнилось; десяток духовных, из монашеского звания, были назначены. Шелихов в глазах правительства еще далее простер свое попечение о народе, приведенном им к российскому скипетру; он домогался и своей цели достиг, что с тою же духовною миссиею, в 1794 году, отправили из Сибири 35 русских семей, большею частию ремесленников, на тот конец, чтобы, когда духовные будут наставлять жителей в вере, то эти поселенцы обучали бы их земледелию, скотоводству и разным полезным в общежитии рукодельям. Но, что же из этого вышло? Едва духовная свита и бедные ремесленники приехали на Кадьяк, как первых засадили добывать насущный хлеб в поте лица своего, а последних развезли по разным местам для пользы Шелихова компании, где производились промыслы зверей! С 1794 г. по 1818 год, т. е. 24 года, духовная миссия не получила от компании не только Библий, Нового Завета и других церковных книг, или азбук для обучения детей чтению, но даже не доставлялось свеч восковых и вина для совершения литургии. Из ремесленных, от 35 семей, ныне (1818 г.) осталось только 3 мужчины и одна женщина! Прочие все или убиты, или померли от изнурения и голода на звериных промыслах компании! Итак, Шелихов показал свету, что между большим купцом и малым не бывает [21] никакой разности. Как сиделец в гостином дворе божится и призывает имя Бога во свидетели, чтобы продать свой товар несколькими копейками дороже настоящей цены, так и Шелихов употребил имя Христа и Святой Его веры, чтобы обмануть правительство».

О Резанове он говорит: «Чрез несколько месяцев после Высочайшего утверждения правил компании, последовал указ Сенату (2 декабря 1799 г.), в котором сказано: избранного главным правлением компании в уполномоченные корреспонденты ея, действительного статского советника Резанова второго, в сем звании Всемилостивейше утверждаем, возлагая на него во всем пространстве данной ему доверенности и Высочайше дарованной нами привилегии, ходатайствовать по делам компании во всем, что к пользе ее и сохранению общего доверия относиться может. Сей г. Резанов был человек скорый, горячий, затейливый писака, говорун, имевший голову, более способную созидать воздушные замки, чем обдумывать и исполнять основательная предначертания... Рассчитывая, что частные купцы, доставляя свои товары в Охотск и в Камчатку сухим путем чрез Сибирь, не могли продавать их так дешево, как товары, привезенные от компании морем, он назначил всем вещам в Камчатке очень низкие цены, даже в убыток компании, с тем намерением, чтобы уронив частных купцов, захватить в пользу компании монополию; но компанейский коммисионер в Петропавловске, зная, что компания не в силах всякий год присылать суда с товарами из Европы, согласился с некоторыми другими купцами, взял на себя большое количество разных товаров из компанейской лавки, которою сам управлял, и, оставив службу в компании, стал продавать свои товары по прежним высоким ценам и даже самому новому коммисионеру компании на ее счет... После этого первого опыта своего первого искусства в торговых оборотах и после пробы дипломатической тонкости его в Японии (очень неудачной), г. Резанов составил план для другого великого предприятия: он вздумал основать торговлю с Калифорниею, но, отправившись на компанейском судне в С.-Франциско, он получил там ответ, что о торговле этой должно говорить в Испании, а не здесь. Но и сии три неудачные покушения не ослабили изобретательного духа г. Резанова; он объявил войну Японии и послал два компаненские судна грабить и жечь японские селения, пока правительство их не согласится торговать с нами; а пленных японцев предполагал селить в Америке и употреблять на [22] компанейские работы... Смерть прекратила дальнейшие его планы, которыми, вероятно, он не переставал бы служить компании».

Г. Тихменев, похваливая Резанова, не скрывает, однако, что в инструкции Хвостову о разгроме японских обзаведений на Сахалине, он предписывает: взять с Сахалина и доставить в Америку всех идолов из кумирни и, если возможно, хотя одного бонзу (духовная особа), «дабы – как говорит Резанов – японцы, при свободним отправлении веры их, более к водворению могли найдти удовольствия, и впоследствии, обзаведясь, стали бы привлекать своих соотчичей».

Г. Тихменев, сожалея о смерти Резанова, говорит: «польза от личного участия его в управлении колониями была несомненна. Сколько могло быть в голове его таких проэктов, о которых он думал передать правительству и директорам компании по возвращении своем в столицу... Не смотря на чрезвычайную доброту и мягкость его характера, такой человек, как он, мог сделать многое».

Что в голове Резанова было много проэктов, мы, на основании вышеприведенного, не сомневаемся; но значение слова многое требует пояснения: могло ли быть это многое умно, или по своей непрактичности не заслуживало внимания? И почему доброта и мягкость характера могут препятствовать быть дельным человеком?

Тот же В. М. Головнин, поясняя первый § соединительного акта, 1798 года, постановляющий как бы первой заботой для компании распространение христианской религии, спрашивает: «Кто из здравомыслящих поверит, чтобы общество, состоящее из нескольких купцов (да и каких купцов!), пустило свой капитал на край света с тою главною целию, чтобы обогатить дикие народы сокровищем христианских истин, уготовать душам их Царство Небесное, а между тем отечеству доставить славу и пользу и, буде останутся крохи, то и себе выгоду! Такой акт надобно писать для детей, и я бы за унижение почел делать мои замечания об нем, если бы он только был выдан от малозначащих купеческих компаний; но он принят за основание ныне существующей под Высочайшим покровительством Российско-американской компании».

Далее, по поводу второго § означенного акта, он с иронией восклицает: «Кто знает сколько нибудь купеческие дела и обороты, производимые, так сказать, пред лицом и в глазах правительства, тот станет ли сомневаться, чтобы общество купцов, в [23] сношениях своих с слабосильными дикарями, за многия тысячи верст от всякой власти, могущей иметь надзор над их делами, не руководствовалось правилами чести, правды, человеколюбия и совести!!!».

Просим извинения у читателей за эти длинные выписки из записки В. М. Головнина; но мы считали их необходимыми в подтверждение всего сказанного нами о Рoccийскo-американской компании. Кто знает каким особенным уважением пользовался Головнин между современниками за свой светлый ум и непреклонную честность, тот согласится с нами, что слова его – лучший авторитет для истории действий компании и ее великих основателей. Этот человек, по своей необыкновенной правдивости, нe мог быть пристрастным, а обладая здравым умом, не мог говорить наобум, сыпать обвинения голословно. Мы так очарованы его энергической запиской, ясно и верно характеризующей компанию, что готовы бы привести ее здесь целиком, но, не имея права утомлять читателя выписками, обращаем желающих познакомиться с этой замечательной запиской к приложению Мор. Сбор. за 1861 г., № 1. Там можно найдти разъяснение очень многих темных мест компании, как например, составление первоначального капитала Шелиховым, Голиковым и друг., которые внесли не деньги, а свое промысловое имущество по собственной произвольной оценке... и потом, при необходимости добыть деньги, очень ловкие маневры в Петербург, к карманам русского доверчивого дворянства, которое, не понимая дела, бросало шальные деньги на приманку великих подвигов христианского просвещения диких племен и всесветной торговли.

Может быть, нам скажут, что замечания Головнина относятся к первому периоду существования компании, к 1818 году; но какие же существенные изменения сделала компания с того времени, кроме постепенного приращения льгот, давшего возможность ей окончательно, официальным образом, уклониться от первоначально объявленной ею цели – развития и упрочения торговых сношений на Восточном океане для пользы российского купечества? Все изменение и улучшение состоит в том, что беспорядочный грабеж и истребление инородцев превратились в систематическое угнетение всей страны под рукой самой тяжелой монополии. Мы убеждены, что если Российско-американская компания со своими льготами просуществует еще 65 лет, то об ней в то время можно будет сказать то же самое, что мы говорим теперь и что говорилось 45 лет тому назад. В. М. Головнин, в указанной нами записке, [24] обследывая вопросы: 1) какие выгоды компания доставляет своим акционерам; 2) какую пользу принесла компания государству; 3) полезна ли она для общества и частных людей, и наконец, 4) что вера от нее приобрела? делает на все эти вопросы ясные и убедительные отрицающие ответы, и мы совершенно убеждены в том, что такие же отрицательные ответы по этим вопросам в отношении Российско-американской компании можно сделать во всякое время, потому что в ее принципе и в утверждающих привилегиях нет живого начала, без чего нельзя ожидать от нее и от подвластного ей края никакого развития.

Компания, утвердившаяся на таких началах, не может иметь твердых оснований. Притом, располагая свои действия на удаче бобрового промысла, она тем самым противопоставляет выгоды свои выгодам края и государства и лишает себя возможности прочного и прогрессивного водворения своих материальных интересов. Бобровый промысел составляет временное пользование в крае и возможен тогда только, когда берега этой страны остаются в совершенно диком виде, когда обзаселение их не увеличивается и не совершенствуется нравственно и когда промысел не разширяется и не выходит из однех и тех же рук. Бобр пo природе своей очень смышлен и осторожен, а потому выбирает для себя такие дикие места, где надеется быть совершенно спокойным; если же его начинают беспокоить, он удаляется и ищет вновь более удобных логовищ. Если Российско-американская компания серьезно примется за колонизацию порученных ей владений и за улучшение быта подчиненных ей инородцев, иначе, за их нравственное развитие, то, конечно, проявление большей деятельности на берегах этих владений испугает бобров, и они исчезнут, или будут вскоре истреблены предприимчивостию жителей. Следовательно, если компания желает сохранить единственный для нее до сего времени источник дохода, она, конечно, должна направлять свою деятельность таким образом, чтобы жизнь на управляемых eю берегах ни под каким видом не выходила из тесной рамы дикаря, несмеющего сделать без воли властелина ни одного, лишнего шага, или чтобы эта жизнь выражалась апатично развратной ленью креола, получающего за эту бездеятельность пенсион от компании. Но придет время, привилегии будут уничтожены, и компания потеряет всякий повод к своему существованию, потому что, приучив себя к бездеятельности на прибыльном пользовании от бобрового промысла, она не будет в состоянии заняться чем нибудь иным, так как это иное дело будет для нее [25] совершенная новость и окажется, конечно, вполне непривычным и несподручным делом.

Капитан-лейтенант Головин, ревизовавший Российско-американские учреждения, вместе с г. Костливцевым, в 1860 году, в своем отчете (Мор. Сбор. 1862 г., № 1) говорит, хотя и более мягко, но почти тоже, что и предшественник его, ревизор 1818 года. Довольно откровенно и увлекательно обрисовывая незавидный колониальный быт Российско-американских владений, он приходит к выводу, что компания в 60 лет своего привилегированного существования немного сделала успехов. Вот его слова: «Промыслы пушных зверей составляли главнейший источник доходов компании, а потому на эти промыслы и на все предметы, имеющие с ними непосредственную связь, было обращено особенное внимание компании. Отсюда заботливость об алеутах (Мы указали выше степень и пользу этой компанейской заботливости об алеутах), старание увеличить население колоний и разные другия подобные меры. Необходимость иметь за сходную цену хороших мореходов, мастеровых, механиков, прикащиков и вообще различных специалистов, понудила компанию устроить училища и школы. Желание привлечь на службу полезных людей заставило озаботиться о призрении престарелых служителей, их вдов и сирот. С другой стороны, торговля лесом, рыбой, не представляла прямой выгоды; для развития ее надлежало употребить значительные средства, без уверенности в непременном успехе, и торговля эта не развилась. Входя в сношения с дикарями, можно было надеяться получить от них пушные промыслы, но при этом надлежало, подаваясь внутрь страны, устраивать новые фактории, делать издержки без уверенности вознаградить их с лихвою, и компания ограничилась занятием лишь нескольких прибрежных пунктов. Содержание на собственный счет редута Св. Дионисия на р. Стахин было для компании невыгодно, и она очень обрадовалась, что нашла случай отдать этот пограничный пункт в аренду англичанам (Соседняя с нашими владениями в Америке английская-гудсонбайская компания сама не промышляет пушных зверей, но приобретает их меновой торговлей от туземцев; а как на р. Стахин преимущественно сходятся северные колошенские племена, для мены, с южными, то для англичан занятие такого пункта очень выгодно. Вот два соседа, английская и русская компании, которые имеют повидимому одинаковую цель – меховой промысел, но руководствуются совершенно противоположными началами. Английская компания, действуя на коммерческом основании, заботится, чтобы путем свободного торгового сближения с туземцами усилить между ними потребление привозимых европейцами товаров, для получения в обмен наибольшего количества мехов. Компания эта имеет множество факторий внутри гарантированной ей страны и, имея значительные выгоды от двойного торгового оборота по сбыту и прибретению, она в то же время сближением этим привязывает к себе туземцев и получает возможность без всяких насилий проводить исподоволь между дикарями английскую цивилизацию. Русская компания, руководствуясь феодальным правом, считает промыслы пушных зверей своею собственностию, а инородцев своими вассалами, обязанными согласовать каждый свой шаг с желаниями и пользами компании. Позволяя им удовлетворять, под своим руководством, только крайняя свои нужды, она доставляет инородцам только такиe предметы, доставка которых, по ее близорукому рассчету, составляет для нее выгоду. Так, например, Головин, ревизор 1860 года, говорит: «находя невыгодным для себя делать большие заготовления ржаной муки в колонии, компания старалась избегать продавать ее вообще неслужащим в компании и держалась правила не приучать алеутов к роскоши, т. е. не давать им муки, так как это для компании невыгодно». А между тем, по словам г. Тихменева (часть II, стр. 367), алеуты пьют чай и имеют медные чайники, фаянсовую посуду, стаканы, пальто, сюртуки, ситцевые платья и т. п.; вероятно, доставление этих предметов выгодно для компании, а потому приобретение их туземцами и не считается роскошью, хотя чай в сыром холодном климате приносит дикарю простуду и расслабление, а хлеб, напротив, лишь укрепляет здоровье). Разведение хлебопашества и скотоводства, изыскания и [26] исследования для открытия новых богатств внутри страны, требовали издержек, настойчивости, тогда как верного ручательства за успех не было, и компания нашла удобнее и выгоднее продовольствовать жителей привозным хлебом и мясом и не приниматься ни за какие серьезные исследования. Винить ли в этом компанию? Нет, она действовала как компания торговая, из барышей, потому что иначе не могла бы существовать».

Мы и не виним компанию за ее неподвижность в строении края, за угнетение инородцев и за искажение возможных данных к самобытному развитию страны. Но в то же время мы и не станем ломать голову над приисканием средств реорганизировать компанейское управление, введением новых административных элементов, в надежде добиться от него действительной полезности для края и для государства. Если компания не может существовать иначе, то нет причин придумывать в облегчение ее разные вспомогательные меры от правительства. Государство доверило компании управление страной на чрезвычайно обширных льготах исключительного пользования и обязательным в пользу ее трудом от инородцев в надежде известной общей полезности. Компания 65 лет управляет таким образом и теперь, по [27] общему сознанию, оказывается, что она не могла и не может по своим принципам, сделать какую нибудь пользу своим управлением, кроме получения дивиденда. Нам кажется, что правительство в праве взять дарованные им привилегии назад, без всяких снисхождений и вознаграждений, тем более, что уже два раза отсрочивалось это прекращение пользования.

В праве ли компания ожидать каких нибудь новых снисхождений для себя, с переходом управления страной в руки правительства, как например: оставление за ней в вечное пользование занятых ею местностей, с определением границ этих владений; предоставление ей на всегда, на известный срок, исключительного права промысла на тех местностях морских пушных зверей и т. п.? Конечно, нет. С переходом управления в руки правительства, конечно, и все источники доходов в крае должны перейдти к нему же. Нельзя же, чтобы государство, затрачивая суммы на администрацию страны, предоставляло самые значительные в ней промыслы и притом на лучших местностях в пользу компании, которая и без того очень долго пользовалась исключительным правом на это обогащение. Владея 65 лет исключительным правом промысла, компания не пришла к полезным для государства результатам; к чему же и за какие услуги будет дано ей право исключительного продолжения промыслов и лучшие местности в крае? Напротив, если уж надо изменить систему компанейского владения и устроить в русской Aмерикe администрацию на общих основаниях, от правительства, то компанию необходимо лишить права исключительного морского промысла и всяких иных особых льгот пользования и оградить ее от возможности мыслить даже об этом, для того, чтобы навсегда избавить ее от поводов к неподвижности и помещичьей близорукости. Компания имеет теперь в своем распоряжении хороший капитал, суда и все прочия данные для выгодного продолжения своих коммерческих операций и для успешной конкуренции со всяким иным предпринимателем; а между тем, не имея никаких особых льгот, она принуждена будет и найдет возможность руководствоваться строгим коммерческим рассчетом; тогда она сумеет рисковать на такие предприятия, которые до сего времени считала для себя невозможными. Отчуждение государственных доходов в пользу какого нибудь учреждения возможно тогда только, когда учреждение это имеет за собой прошедшую, настоящую или будущую полезность. За Российско-американской компанией нет ни того, ни другого, ни третьего. Если государство и обязано ей, некоторым образом, собранием и округлением своих владений в [28] Америке, то с другой стороны, она пользовалась прибыльным промыслом 65 лет на исключительном праве; а между тем, ложной системой своего промысла, компания не могла внушить туземцам особого расположения к русским, для будущего не обещает никакой прочной гарантии за свою полезность, и в былой момент утверждения своих привилегий сделалась причиной совершенного запустения охотского поморья и Камчатки. Государство дорого заплатило компании за сбережение территории, которая, мало имея в себе русского в настоящее время, может сделаться со временем, при таком положении дел, причиной больших беспокойств и расходов для правительства от возникающего там между инородцами английского влияния. Уже по тому одному не следует оставлять во владении компании никаких занятых местностей и промыслов, чтобы не лишиться возможности видеть в русской Америке приток свободного населения из Сибири и из других русских областей. Компания, владея долгое время краем, конечно, знает все местности хорошо и потому выберет для себя самые лучшие и самые производительные, а на худшие места нетолько нельзя ожидать, но и не следует допускать переселений, потому что в диком и суровом крае, при неопреодолимой конкуренции сильного капиталиста, владеющего лучшими угодьями, такое переселение поведет за собой истощение и гибель переселенцев и будет в Америке гораздо хуже, чем переселение крестьян из России на Амур. Пусть Российско-американская компания сумеет сама себя реорганизировать и утвердить будущия свои действия, помимо уплывших от нее промыслов, на началах более согласных времени и месту и более отвечающих ожидаемому от нее коммерческому развитию. Япония, Китай, Калифорния, Амурский край и все наше поморье Восточного Океана, по обе его стороны, открыты для ее торговых операций. Тут не надо исключительных льгот; нужна только разумная, энергическая деятельность. Нью-Иоркский торговый дом Бордмана, делающий ежегодно на многих рынках миллионные обороты, находит же выгодным для себя иметь торговые конторы в Николаевске на Амуре и в Петропавловске. Почему же Российско-американская может считать для себя эту торговлю невыгодною? A как бы было сибирское купечество обязано этой компании, если бы она, открывши коммерческое агенство в Николаевске на Амуре, приняла на себя коммисионерскую доставку товаров по заказам этого купечества! С другой стороны, как, бы много выгод могла доставить эта компания к развитию нашего восточного поморья и для государства, если бы она, при [29] пособии от правительства, открыла срочное пакетботное сообщение от Николаевска, или от южных гаваней амурского края, по охотскому поморью, вдоль Камчатки, Алеутской гряды, по берегам русской Америки до английского порта Виктории, на острове Ванкувера. Наконец, какие бы огромные материальные выгоды могла получить эта компания, если бы, не заботясь об одних бобровых промыслах, согласила бы свои действия с видами правительства по возбуждению на поморьи различных промыслов, морских и других естественных произведений страны, и приняла бы на себя проложить дорогу на иностранные соседние рынки всем сырым произведениям поморья. И много других источников прибыльного пользования может представиться для Российско-американской компании, если только она, отбросив мечту о вечном, нескончаемом пользовании привилегией бобрового промысла и крепостного обладания алеутами и прочими, захочет взглянуть на дело глазами коммерческого рассчета и начнет жить и трудиться, как прилично жить и трудиться почтенному капитальному обществу в наше анти-монопольное время.

Выше мы с намерением сделали краткий очерк Российско-американских владений, чтобы иметь возможность указать на изобилие в этом крае различных данных к утверждению в нем совершенно морской оседлости. В самом деле, представляя огромное протяжение берегов, изрытых удобными для мореплавания заливами и бухтами, со множеством островов вдоль всего берега и, наконец, с вытянутой через океан Алеутской грядой, край этот при особой климатической суровости и бедности естественных пpoизведений почвы, изобилует на всем пространстве своих берегов и архипелагов чрезвычайно разнообразными и весьма богатыми морскими промыслами и как будто самой природой назначен быть жилищем рыбаков и лихих морских промышленников. Даже природные жители этого края, как напр. алеуты, представляют, по словам г. Тихменева, совершенный тип морских людей, и, конечно, не подвернись здесь компания со своим исключительным правом пользования промыслами, из помеси русских промышленников и алеутов могла бы составиться замечательная корпорация морских промышленников и китобоев.

Говорят, что мы, русские, по природе своей не можем быть моряками, что возникшее в прошлом столетии мореплавание русских по Восточному океану было минутной прихотью народной удали, жадой обогащения на пушном промысле, тупым, бессознательным увлечением темного народа на приманку алчных до корысти арматоров-промышленников. Так ли? Взгляните же ближе [30] на этот период, проследите все эти плавания, вникните в смысл и в побуждения этой массы людей, увлекавшихся повидимому безотчетной приманкой и пускавшихся, как кажется, на авось за океан на утлых шитиках, крепленных китовым усом, жилами и деревянными нагелями.

Бесспорно, что в возникновении нашего мореплавания на Восточном океане в прошлом столетии главную роль играл богатый промысел морских зверей и преимущественно бобров, которых русские при покорении Камчатки нашли на ее берегах и которые потом, при усилившемся на них промысле, вдруг исчезли оттуда и удалились на восток в половине прошлого столетия. Но разве мореплавание, сопряженное, как всем известно, с большими трудностями и опасностями, может возникнуть так себе, без особых побуждений, без надежды на скорое обогащение? Напротив, в первый период утверждения мореплавания, побуждающий интерес к нему должен быть непременно очень значителен, потому что только сильное удовлетворение корысти и может возродить мореплавание, только надежда обогащения и может заставить людей отрешиться от удобств и привычек береговой жизни и рисковать своей личностью и своим достатком на море. Ни один народ не производит моряков без причины; ни один человек не создан для воды, а между тем многия нации имеют прекрасных моряков и многочисленные флоты, бороздящие моря и океаны, – конечно, они созданы и живут тем же удовлетворением корысти, надеждой обогащения, и в первый период их появления этот интерес обогащения был, конечно, более могуч и плодотворен, чем в последующее время.

У древних греков началом мореплавания считался поход аргонавтов в Колхиду – за золотом; только золото и надежда быстрого обогащения чрез получение на месте возможно больше этого металла заставила греков плыть за море. Но у них не было Российско-американской компании, и потому первое корыстное побуждение аргонавтов положило основание безчисленным флотам Пелопонеза и Ионии, покрывшим впоследствии Средиземное, Черное и Азовское моря, проникнувшим даже за Суэц до Индии, и основавшим по всем доступным берегам старого света можество цветущих колоний. И в наше время английские и американские корабли многочисленными стаями стремятся во все доступные с моря уголки земного шара, конечно, не из страсти к искусству мореплавания. Отнимите у них возможность удовлетворения на море корыстных побуждений, – и все эти поражающие нас, [31] многочисленностию и совершенством искусства, флоты исчезнут без следа, а владеющия ими нации, от громадного современного развития своей цивилизации, дойдут до полного отупения китайской замкнутости.

Когда бобры стали удаляться от берегов Камчатки, в это время вторая экспедиция Беринга, открыв новые земли и острова к востоку от Камчатки, указала камчатским промышленникам, что преследуемый ими и высокоценимый морской бобр не перевелся совсем, а удалился к востоку, на острова, к спокойным для него логовищам. И вот предприимчивый сержант нижне-камчатской команды Емельян Басов, в сотовариществе с московским купцом Серебрянниковым шьет свой шитик Капитон, подбирает команду из русских и комчадалов и пускается в 1743 году, по рассказам людей, возвратившихся из экспедиции Беринга, на восток, достигает ближайших к Камчатке Коммодорских островов, на которых Беринг окончил жизнь от цынги, запасается бобрами и с богатой добычей приплывает обратно. Это первый русский аргонавт за бобрами. Весть об удачном обогащении Басова быстро разносится по Восточной Сибири, и люди со всех концев ее и из глубины даже России идут на промысел – иной несет деньги на постройку судна, другой дает свое знание, а большинство личный труд с риском на жизнь и смерть, или на увечье от болезней, и все, конечно, в надежде обогащения. Но на море с одним желанием обогащения ничего не сделаешь. Нужна слишком большая удаль, полное равнодушие к непривычной опасности, нужно много терпения в борьбе с ветрами и волной, с незнанием пути, с голодом и с суровыми климатическими особенностями, с теснотой в летнюю жару на судне, или с бесприютностию от зимних холодов, и с различными тяжкими болезнями, порождаемыми неудобствами морского несовершенства. И эти люди гибли во множестве на промыслах и крушениях, но еще больше возвращались к своему порту часто без гроша, без одежды, голодные и до-нельзя изнуренные. Со всем тем, ступивши раз на это зыбкое поле, они заражались неудержимой страстью к далеким плаваниям, полным опасности и лишений, и, после короткого отдыха, пускались снова и снова на океан, до тех пор, пока не убаюкивала их где нибудь неловкая волна, или не изнывали они от цинги на далеком пустынном острове. Это уж не простое корыстное увлечение на приманку какого нибудь алчного к барышам купца. Нет! Скорее богатый купец поддавался на приманку морехода и команды, [32] усердно вызывающейся на промысел. Люди пускающиеся на море только по обману чувств, из одних мечтательных надежд, без необходимых моряку удали, терпения и равнодушие, пойдут за корыстью раз и много два; но русские мореплаватели, рожденные в глуши внутренних наших областей, бросаясь на море, живо освоивались с ним, пристращались и оканчивали свое морское поприще лишь смертию. Они не учились строить корабли и управлялись с ними как Бог вразумил; им не у кого было заимствовать необходимые знания, и потому, конечно, искусство их в мореплавании было совершенно варварское, и суда их ходили не более 2 узлов; но разве не то же было у других, при начале мореплавания? Время, опыт и разумное руководство более развитых, смыслящих людей, а тем более наглядный пример при знакомстве с состоянием искусства у других наций, конечно, создали бы и у нас более положительные данные для национального утверждения и совершенствования на море. И какие прекрасные моряки могли бы выйдти из наших первых на океане промышленников, если люди эти, при всем ребяческом понимании морского дела, так быстро заражались страстью к неведомому им сначала морю! A предприниматели? Откуда пришли они рисковать последним своим достоянием! Иркутский купец Трапезников предпринимал 15 плаваний на промыслы; тотемские купцы Пановы – 11 раз; московские –Рыбинский и Жуков, ярославский – Тырин, вологодский – Попов, пермский – Жилин, соликамский – Лапин, велико-устюжский – Шилов, тульский оружейник Орехов – по 6 раз и т. д. A какие личности встречаются между мореходами; например: нежинский грек Деларов сделал более 10 вояжей, управлял в Америке заведениями Шелихова и потом был директором Российско-американской компании; селенгинский купец Толстых, плавая на-авось, едва понимая значение компаса, без научных средств к кораблевождению, после 4 удачных плаваний, строит свое судно и задумывает открытие на юге новых островов и земель, рыщет по океану и наконец гибнет у берегов Камчатки, при возвращении, после неудачных поисков. В числе мореходов, т. е. командиров судов, встречаются люди всех сословий – крестьяне, мещане, купцы, казаки, матросы, подштурмана, сержант, коллежский протоколист и даже коллежкий ассесор Шульц. Нет, не одна безотчетная страсть к обогащению собрала этих людей на тяжелое, повидимому, дело и держала их долгое время на море, пока монополия нескольких ловких проныр (по выражению Головнина) не разогнала их по забытым ими [33] домам! Следя за полувековыми усилиями этой массы предпринимателей, мореходов и их команд, нельзя сказать, что русский человек не создан для моря, что история доказала нашу неспособность к мореплаванию. Историческая судьба нашего развития действительно отталкивала нас от берегов, но наперекор всех препятствий мы достигли морей, и, конечно, не неспособность народная к мореплаванию и не недостаток сметливости, предприимчивости и холодного равнодушия к опасности лишили нас возможности создать удовлетворяющий потребности национальный флот, а недостаток побуждений для новой необычной народу жизни под гнетом монополий, противу-мореходных распоряжений и грубой неразвитости от мала до велика.

Берх, в истории открытия Алеутских островов (изд. 1823 г.) насчитывает, по известным ему сохранившимся путевым журналам, с 1743 г. по 1798 год, 90 плаваний промышленных судов, кроме судов, неоставивших по себе никаких сведений, истребленных американскими инородцами, погибших от крушений и т. п. Команды, по его словам, были от 50 до 100 человек и составлялись из русских сибирских поселенцев от Иркутска, Якутска и других мест, с примесью комчадалов, каряков и местных камчатских и охотских казаков. Парусина, такелаж, канаты, якоря и другия судовые принадлежности и инструменты промысла выписывались из Якутска, откуда они доставлялись на вьюках чрез безконечные болота и горы, слишком за тысячу верст. Муку, мясо и прочую провизию закупали там же. Добываемые на промыслах бобры продавались в Камчатке от 20 до 40 рублей асс., на Кяхте же шли в общей оценке гуртом, от 60 до 70 руб.; а между тем доставка в Охотск из Якутска одного пуда железа стоила 20 руб., пеньки 15 руб., парусины 25 коп. за аршин, прядева 40 руб. за пуд. Кроме значительного ежегодного построения и снаряжения судов в Охотске и пополнения запасов в Петропавловске, возвращающиеся к этим портам с промыслов команды обыкновенно в первую же зимовку здесь вознаграждали себя за все лишения на море разгульной жизнью и прокучивали достававшиеся им части от промысла. Постоянно большая перевозка тяжестей и заготовка различного рода потреблений, из Якутска в Охотск на лошадях и из Охотска в Петропавловск морем, должны были вызвать особый род промышленников, действовавших в виду косвенного пользования от снаряжения морских экспедиций и их последствий. Какое сильное движение должно было возникнуть на поморьи вследствие наплыва [34] разнокалиберного люда, их разнообразных отношений между собою и значительного капитального оборота на главных пунктах общей деятельности! Конечно, этому то движению обязаны обитающие по Охотскому поморью и на пути к Якутску инородцы некоторыми следами своего развития и появлением между ними оседлости. Потом, энергия этого движения, угасая постепенно от недостатка деятельности, долго, однако, чувствовалась в последующий период и поддерживала умиравшую жизнь края.

Екатерина II хорошо поняла значение этого движения на далеком поморье (По распоряжению Екатерины II, взыскивалось с промышленников 10% всего промысла в казну) и своим распоряжением – оказывать от местных властей всевозможное облегчение в постройке судов и в снаряжении экспедиций, старалась облегчить все средства к наибольшему развитию этих промысловых предприятий. Она приказала выдавать на снаряжение судов денежные и материальные ссуды, иногда довольно значительные, и потом, в виде наград за смелую предприимчивость, слагала эти долги, награждала медалями, почетными листами, собственноручными рескриптами, возведением в дворянское достоинство счастливых мореходов и другими поощрительными милостями. К несчастию, в то время не проявилось идеи о приложении научных средств к утверждению возникшего движения и к открытию новых источников пользования от разнообразия морских промыслов и от торговли с соседними странами. Не по веку был такой взгляд на вещи, некому, может быть, было проводить такие идеи, да и направление это не могло соответствовать в то время степени развития международных отношений по Восточному океану. Притом, общая невежественная грубость большинства деятелей и в центрах нашей государственной деятельности слишком резко проявлялась во всех исполнениях высших распоряжений, а тем более эта невежественность была сильна на таких отдаленных пунктах, как Охотский край и Камчатка.

Прошло много лет, и Охотское поморье превратилось опять в пустыню, дорога к нему вновь заросла, но не теми уже первобытными мхами нескончаемых болот, чрез которые шли первые предприниматели, полные надежд и энергии, а заросла она лишаями народного убеждения, что это поморье ни к чему непригодно, что на нем русскому человеку положительно нечего делать, и только кой-где проглядывает на нем ветхая неподвижность Российско-американской компании, да глухая деятельность [35] нескольких исправников, обязательно занимающихся торговыми оборотами на счет сибирского военного капитала.

Вот два громадные побережья, расположенные друг против друга по обе стороны громадного же океана! Природа как будто создала их один для другого, наделивши равносильным географическим положением, одинаково суровым климатом и однообразием строения; они не богаты естественными дарами природы своих материков, но богаты удобством океанского пути и изобилием различных промыслов на нем, и природа связала их Алеутской грядой, как будто указывая им путь к взаимнодействию, чтобы они могли идти рука-об-руку к цели одинакового развития.

Ученый моряк, американец Мори, обследывая особенности Тихого (Восточного) океана, говорит, что наши северные берега, Азии и Америки, омываются сильными полярными течениями от Берингова пролива, в разлог которых идет теплое течение с юга, подобное гольфстрему, от берегов Китая и Японии до Алеутских островов, к которым приносит с собою камфарное и другия тропические деревья, и что, подобно Ньюфаундленду, у которого также полярное течение, оба принадлежащия нам побережья на востоке должны быть сборным местом самых дорогих рыб, приводимых этими морскими течениями от севера. Он поясняет из опытных указаний, что рыбы жарких стран и теплых течений имеют дряблое мясо и не так вкусны, как полярные рыбы, отличающияся особенно нежным и приятным вкусом, очень ценимым жителями юга. Это разнообразие проявлений природы, в распределении, по климатам и материкам, своих богатств, не должно ли служить нам разумным указанием к определению значения той или иной страны в общем строе земного шара и в международных отношениях, и не должны ли мы заботиться о развитии доставшихся на нашу долю областей согласно этих указаний природы?

В прошлом столетии случайность промыслового движения обобщила интересы этих двух сродственных побережий, и этим движением, казалось бы, была положена основа к их взаимнодействию; но, как видно, – у нас недостало тогда должного понимания и уменья руководить этим движением, и оно пало, возродив лишь горькое разочарование от последующей рутинной безхарактерности. В наше, более счастливое время, мы видим иное. Благая инициатива высшей власти и сознательное желание общественной молвы готовы вызвать соответствующую краю деятельность. [36] Амурский вопрос и исход третьего срока привилегий Российско-американской компании вызывают всеобщее сочувственное внимание, и идея возможного производительного строения нашей приокеанской территории все более и более уясняется.

Чтобы исправить и переделать поморский край на основании опытных указаний естествознания и государственных надобностей, потребуется, конечно, больше затрат и усилий, чем на занятие и устройство вновь такой же области, потому что, кроме возбуждения жизненных сил страны, надо еще излечить ее наросты и бороться с общим предубеждением массы народа, уже испытавшего здесь полную неудачу. Это громадный труд! Но может ли быть что нибудь невозможное для молодого, сильного народа, сознавшего ошибки неустройства?

На этом поморье мы видим с одной стороны запустение, с другой – компанию, успокоившуюся на исключительном праве промысла бобров, и наконец, сбоку к ним приткнулся амурский край, питающий надежду снабжать хлебом тропические страны. Все вместе – громадный поморский край, вызывающий от государства ежегодно значительные расходы.

В статье своей «Амурский край и его значение» (Морск. Сборн. 1863 г., № 11), мы довольно определительно уяснили несоответственность земледельческого направления в этом крае, помимо воссоздания в нем национальных морских элементов. Там же мы указали и на необходимость оживить Охотское поморье, водворить на нем морские промыслы и мореплавание и вести его развитие впереди амурского. В отношении американских владений наших, можно надеяться, что никто не усомнится в несовременности и совершенной непригодности дела Российско-американской компании и в то же время никто не станет оспаривать возможности и необходимости водворения там морских промыслов, на более свободных началах, при разнообразии пользования.

Вникнув более глубоким взглядом в естественное положение и соотношение этих трех областей, раскинувшихся кругом по северной границе океана, мы придем к ясному сознанию их взаимного тяготения, мы согласимся с мыслию, что при всей громадности своих расстояний и не смотря на природные [37] повиди-

[В доступном нам издании страницы 37-40 отсутствуют].

[41] мы, основываемой на указаниях природных свойств страны, тем более, если будут для народа широко открыты на этом поморье все источники пользования и обогащения.

Мы указали выше на Петропавловск, как на центральный пункт администрации края. Как предполагаемое развитие края должно быть морское, то и администрация его, со всеми своими средствами, должна иметь совершенно морской характер и ей необходимо поэтому избирать для себя соответственные своему характеру пункты. С другой стороны, все наше поморье по преимуществу представляется очень суровой страной, выказывающей много лишений для привычной нам береговой жизни, и лишь незначительная по протяжению полоса этого поморья – наши южные гавани амурского края, – заключает в себе иные данные для оседлости. Конечно, в южных гаванях представляется легкая возможность обставить свою жизнь всеми удобствами и даже роскошью, но эти личные удобства отнимая возможность сознания всех нужд жителей более суровых мест, отвлекут от должных работ по устройству северного поморья, на котором, в видах развития промыслов и мореплавания, должны быть сосредоточены главнейшие усилия. Южные гавани, составляя особый поморский округ, могут оказать большое содействие к обеспечению средств воссоздания севера, но оне не должны быть средоточием административного управления, как по своей отдаленности, так и по совершенному несходству своего климатического и естественного положения с прочим поморьем. Обладая умеренным климатом, хорошей растительностию, черноземом и удобством близкого морского пути в Японию и в Китай, оне, конечно, без всяких усилий и поддержки, лишь при одном свободном пользовании естественными произведениями страны, развернутся прежде других мест поморья. Петропавловск, как центр всей нашей поморской территории на двух материках, по климату и естественным произведениям почвы и моря, равносилен окружающим его береговым местностям; при этом имеет прекрасную закрытую и незамерзающую бухту, совершенную невозможность атаки с берега и удобство одинаковых расстояний сообщения на все пункты поморья. Самая Камчатка, при строгом научном обследовании, вероятно выкажет в себе много данных к водворению на ней сельской, заводской и мануфактурной промышленности, и присутствие главных административных сил края, конечно, будет только способствовать такому развитию. Снабжение же хлебом и другими жизненными продуктами, если и не возникнет данных в произведениях самой Камчатки, без сомнения, всегда, [42] при развитии морского промышленно-торгового движения на поморье, будет обеспечено, особенно при некоторой заботливости в составлении запасов. Многие находят неудобство Петропавловска в недостатке по близости леса. Это сибирская привычка, что если нет леса под боком, значит место негодится, а стоит только устроить дороги в окрестные места – и лес будет; к тому же здания могут строиться из кирпича и камня.

Вот что говорит о Камчатке В. М. Головнин, зимовавший в Петропавловске в 1810 году: «По географическому положению своему полуостров сей, можно сказать, почти смежен с Япониею и с Китаем, а Филиппинские острова, Ликейские, Сандвичевы острова и Америка суть соседи его; переход из петропавловской гавани для самого дурного в ходу судна в Кантон не более может продолжаться, как два месяца, в Нагасаки – сорок дней, в Маниллу – два месяца, к Сандвичевым островам – 6 недель, к северозападным берегам Америки – месяц, в Калифорнию – полтора. Земли сии изобилуют дорогими и другими нужными для нас произведениями, а особливо Китай, Япония, Филиппинские острова и Калифорния; в них можно выменивать товаров на большие суммы за одну сушеную и соленую рыбу и китовый жир, для заготовления коих Камчатка представляет все способы, а соль можно получать с Сандвичевых островов (Действительно, соль, высланная в Николаевск на Амуре с Сандвичевых островов для казенных нужд, обошлась около 12 коп. за пуд, а из Японии еще меньше)».