ВЫПИСКИ ИЗ ЖУРНАЛОВ НЕКОТОРЫХ АМЕРИКАНСКИХ СВЯЩЕННИКОВ.

1) ИЗ ПУТЕВОГО ЖУРНАЛА КАДЬЯКСКОГО СВЯЩЕННИКА ПЕТРА ЛИТВИЦКОГО.

Около половины Мая 1843 года, собрался я обойти с проповедью Слова Божия остров Кадьяк, вверенный Архипастырем моему попечению. 15 числа того же месяца, часа в четыре по полудни, подходил уже я, сопровождении причетника и байдарщика, к [449] первому Алеутскому селению, Орловскому, расположенному на берегу небольшой реки. В другое время я стал бы наслаждаться величественными красотами природы, которыми окружены мы были со всех сторон: теперь моя мысль устремлена была к другому предмету, — я думал лишь о спасения душ. Когда мы переплывали речку, народ толпился на другом берегу, ожидая нас с видимым нетерпением. Тоэны, нарядившись в лучшее платье, с женами и домочадцами, подходили ко мне на встречу, и казалось, хотели заключить меня в свои объятия. На всех лицах выражалась непритворная радость.— Признаюсь, для меня все это было так ново, так неожиданно, что я совсем было растерялся и едва не забыл, что мне должно делать... Иду к часовне и оттуда в бараборы Тоэнов. Господь вложил в уста мои слово, и если когда, то теперь наипаче я говорил от избытка сердца. Имела ли какую-нибудь связь речь моя, не знаю; я не следовал обыкновенным правилам реторики, говорил много и долго и обо всем. Но как внимательно, как усердно слушали меня мои дети! Нет, — это не дикие; это верующие во Христа. Пора перестать [450] называть их обидным для них именем. Два часа я беседовал с ними, — и это время протекло, как одна минута. Они несколько раз повторяла мне: «видим мы теперь и радуемся, что нами не пренебрегают и желают нам добра; теперь мы убеждены, что над нами есть Бог: сильно желаем знать об Нем, хочем спастись». — Один Тоэн, видевший в Кадьяке Владыку нашего, сказал мне: «я никогда не забуду того, что говорил он нам в Церкви. Он велел нам слушать твои речи, — и мы не отстанем от тебя, пока ты нас не научишь всему доброму». — Из разговоров с ними узнал я, что недавно прибыл сюда новый байдарщик, Креол Ларионов, довольно опытный в Христианстве, который охотно и добросовестно преподает им правила святой жизни, и за то пользуется общею их любовью. В каждый праздник совершается у них по три службы в часовне: Утренняя, Часы и Вечерня; они уверяли меня, что всякий из них старается непременно присутствовать при богослужении. Нередко сами они с вечера посылают к байдарщику узнать: будет ли у них служба? Байдарщик живет за три версты от их [451] селения; он уже стар и хил. Расставаясь с ним, я благодарил его за ревность по вере и увещевал продолжать и впредь это доброе дело с помощью Божиею. Он обещался содействовать моим заботам, сколько позволят ему силы. Да укрепит его Господь! — Мне между прочим понравилась у Тоэнов особенная чистота в их комнатах, построенных на манер Русских сельских светелок. Я не преминул сказать несколько слов о пользе чистоты для нашего здоровья.

16. Воскресенье. В 9 часов утра я пришел в часовню и, исполнив некоторые требы, начал служить Часы. Все от мала до велика спешили принять участие в богослужении; в часовне не оставалось пустого места; многие молились за ее дверями и окнами: зрелище умилительное для сердца Христианского! Окончив Часы, я говорил к народу беседу из дневного Евангелия об исцелении Иисусом Христом слепого от рождения. Когда я сказал им: «и вы были некогда духовно слепы, а может быть в таком же ослеплении находятся некоторые из вас и теперь; но веруйте в Иисуса Христа подобно исцеленному слепцу, — и милосердый Господь [452] просветит своею благодатью ваши духовные очи, — и вы увидите истину»; они начали креститься, приговаривая: «дал бы Бог! Дал бы Бог!» По всему видно было, что рассказ о слепорожденном и приложение сего рассказа к их состоянию им понравились. Я счел нужным тогда же сообщить им несколько сведений о праздниках, установленных православною Церковью. После проповеди совершено было таинство брака над двумя четами; к одной из них принадлежал знатный Тоэн, пользующийся общим уважением за особенную доброту сердца. Проходя из часовни, я вздумал посетить новобрачных. Как они рады были моему посещению! Между тем как они угощали меня чаем, я передал им сказание Евангелиста о браке в Кане Галилейской, при котором присутствовал сам Господь наш Иисус Христос. Все слушатели приведены были в умиление. Потом я говорил о посте, который настоящего дня наложен на всех, исключая новобрачных (они постились в гавани). В 1-м часу я ушел от них в, уверенности, что брошенные мною семена учения пали на добрую землю. Провожая меня, [453] Тоэн говорил: «не прогневайся, отец наш: нам нечем было угостить тебя: мы бы рады были!» — Нет, братия, я доволен вами; ваше доверие ко мне, ваша внимательность к Евангельскому учению, которое я возвещаю вам, вот лучшая для меня почесть! — Остальное время дня также не было потеряно даром: я крестил 6 человек (детей), а 24 человека (детей же) миропомазал. Часовня снова наполнялась народом: он был свидетелем нового бракосочетания, уже третьего в этот день. Вслед за молодыми я зашел в их барабору, и там своею беседой старался утвердить их во взаимной любви. Жажда их к слушанию полезных наставлений была ненасытима: но я, почувствовав усталость, принужден был наконец расстаться с ними, часов около 8, и ушел в свою квартиру, исполненным благодарных чувствований к Богу.

17. Понедельник. Совершив св. миропомазание над двумя младенцами из Алеутов, я собирался идти в селение к моим духовным чадам; но ко мне приходить Тоэн Спиридон, добродушный и простосердечный старик, и говорит: «между нами есть Алеут [454] Шаман; он пришел к нам в прошлом году из Курил; не хочешь ли ты поговорить с ним? — Как же мне не хотеть? отвечал я: моя обязанность — отыскивать заблудших овец. Шаман много рассказывал мне про свою прошедшую жизнь, — и судя по тому сокрушению, которое непринужденно выражалось в его глазах и словах, нельзя не верить, что он истинно желает сделаться Христианином. Я с своей стороны не опустил сказать все, что мог, в научении его. Он слушал меня с таким напряженным вниманием, что как будто старался заучить каждое слово. О воскресении мертвых он и понятия не имел; это несколько изумило меня: доселе я думал, что все Американцы, так или иначе, верят этой истине. Я говорил с ним по крайней мере около трех часов, и в продолжение этого времени он много раз взглядывал на меня украдкой. На лице его вполне выражалось ого внутреннее смущение; пот лился с него градом; ни одной минуты он не мог сидеть покойно. Меня все это более и более ободряло; речь моя становилась пламеннее и пламеннее, и я прекратил ее лишь тогда, как слушатель мой сказал, что он [455] решительно оставляет Шаманство и не будет никогда ему верить, а вместо того постарается познать истинного Бога и привлечь к себе Его милость. Затем я обратился к другим предстоящим и говорил им о покаянии и причащении св. Таин, — о предварительном к сему великому делу приготовлении и о плодах того и другого таинства, — отпущении грехов и жизни вечной. Алеуты готовы были слушать меня и целую ночь; но слабое мое тело заставило мена окончить беседу в 10 часов ночи.

18. Вторник. В 8 часов утра, я опять прибыл в селение, и нашел Алеутов готовыми к слушанию новых поучений. Теперь я говорил им о прощении обид друг другу, если хотят, чтобы и им Господь простил грехи, — и о милосердии к бедным, посредством которого и сами мы становимся достойными Божиих благодеяний. Прервав мою речь, один из Тоэнов сказал: «я, хотя и не богат, но, сколько могу, помогаю бедным, как при жизни их, так и при смерти; когда я вижу, что тело умершего бедняка может остаться без прикрытия, я делюсь с ним моим последним платьем. Пока я [456] был Шаманом, мне нравилось вредить другим; теперь же я хотел бы за все зло, причиненное мною тому или другому из ближних моих, заплатить добром: не знаю только, призрит ли на это Господь». Я похвалил такие кроткие чувствования Тоэна и старался укрепить его в уповании на милосердие Божие. Потом началась исповедь и продолжалась до 12 часов. Чтобы сделать исповедников более приятными Богу, я, после обеда, обходил их бараборы и беседовал с ними о том, как должны они радоваться, что Бог простил им грехи, и как необходимо теперь заняться молитвою и подавлением всех плотских мыслей и желаний, посредством удвоенного поста, да достойно предстанут они завтра пред страшными Христовыми тайнами. Вечером отслужена Утренняя, а после Утренней еще продолжалась исповедь. Таким образом в этот день 70 человек принесли Богу покаяние во грехах своих; в том числе и вышеупомянутый Шаман. Я пожелал напутствовать исповедников ко сну беседою о страдании, смерти, погребении, воскресении, вознесении, и втором пришествии Господа нашего Иисуса Христа. Нарочито для этой беседы была [457] раскинута палатка подле часовни; потому что в часовне было нам крайне тесно. Мы сели на траву; нас было едва ли не более 100 человек. Сколько могло поместиться в палатке, — поместились; прочие расположились вокруг ее. Прекрасный теплый вечер благоприятствовал нашим желаниям. Говорить ли о том, как тепла в умилительна была наша беседа? Окинув взором моих слушателей, я невольно перенесся мыслию в те пустыни, где некогда тысячи народа оглашались божественным учением Иисуса Христа, и мне казалось, Он сам, а не я вещал моими устами. Я заметил, что одна женщина плакала от умиления, и я сам готов был заплакать. Мне никогда не забыть этого благословенного вечера. К концу беседы я спросил: поняли ли вы меня? «Поняли, отец наш, спасибо, спасибо» было общим ответом. Я хотел уже идти в квартиру, как человек 15 останавливают меня и просят еще зайти в часовню. «Мы, говорят, забыли сказать тебе, что у нас еще есть грехи». Пошел и, волею Божиею, разрешал связанные грехом души. Господи, Господи! кто мог бы вселить в сердца ваши такой страх к Тебе, такой ужас к пороку [458] и такое всецелое раскаяние, если бы не твоя всесильная благодать?

19. Среда. В 7 часов утра прочитано готовящимся ко причащению правило, и тотчас же началась божественная Литургия, на которой Господь сподобил приобщиться св. Тайнам 69 человек. Проповедь моя на этот раз была о том, как велика должна быть радость помилованного грешника, и что прощенный грешник впредь не должен делать ничего такого, что подвизает Господа на гнев. К вечеру отслужена была Всенощная и после нее исповедано 39 человек (детей от 8 до 15 лет). После краткого наставления, приличного кающимся, я спросил своих слушателей: ну теперь будете ли вы делать то, что я вам сказал? «Тавадын, тавадын — ладно, ладно». — Когда так, то молитесь же Богу; завтра я вас приобщу, если будет на то воля Божия.

20. Четверток. Вознесение Господне. Это был день разлуки и прощания моего с Алеутами Орловского селения. Рано утром собрались мы в часовню, чтобы покончить все важнейшие духовные нужды наши. За Литургиею приобщено 39 человек малолетних детей и [459] до 50 младенцев; потом в короткое время повенчано 16 браков. Я изъяснял новобрачным супружеские обязанности и всех вообще увещевал не уклоняться от прямого пути истины и добродетели. — Погода стояла прекрасная, вполне приличная светлому празднику. В виду веселящегося народа, я беседовал в палатке с почетными Тоэнами за чаем, и посреди приятных разговоров не приметил, как приблизился вечер. В 3 часа к собрал всех и сказал им небольшую прощальную речь; она была от сердца, и потому принята к сердцу; она растрогала детей моих столько же, сколько и меня самого. При последнем моем прости, все они долго кричали один за другим: куяна, куяна! (спасибо, спасибо). Я осыпал их своими благословениями, желая им всех благ духовных и телесных. —

Ступив на берег другого селения, я с первого разу заметил, что здесь ждет меня уже не то радушие, с каким я встречен был в Орловском селении; и не обманулся Жители здесь точно немногим лучше диких, хотя и крещены все. Они мало обратили внимания на нас, и на все вопросы мои не [460] отвечали мне ни слова, как я ни желал, как ни старался завязать с ними разговор. Что ж делать? В нашем служении надо быть готовым ко всяким встречам. Я охотно извиняю эту нелюдимость островитян: многие видят меня здесь в первый раз, и немудрено, если и боятся меня. Бог даст, познакомимся получше, и тогда будет другое.

Июня 25. Пятница. В половине 5 часа утра, при ясной и тихой погоде, мы отправились в байдаре за пролив на Аляску. Благополучно достигнув ее почти в самый полдень, мы потом въехали в реку и в 6 часу вечера вышли на берег селения. Утомленный продолжительным плаванием, я ничего не мог делать в этот день. Но я знал, что в другие дни мне будет дела довольно, потому что значительное число здешних жителей еще не крещены, а те, которые уже носят имя Христиан, мало оправдывают его своею жизнью. Нравы их еще отзываются прежнею дикостью. Байдарщик жалуется мне, что некоторые из здешних жителей держат у себя по две жены, другие вступают в брачный союз с близкими родственниками, иные часто меняют своих жен, бросая их вместе [461] и с детьми: вообще, говорит он, здесь живут в этом отношении по скотски и, кажется, вовсе не понимают, что такое стыд и верность взаимной любви. Тщанием и трудами того же байдарщика достраивается здесь порядочная часовня. Алеуты помогают ему в сем деле, но не даром; добрый байдарщик платит им за труды собственными деньгами, ни мало не беспокоя Компании.

26. Суббота. В 10 часу собрались ко мне Кетмайцы; между ними было много желающих просветиться св. крещением. Я начал с ними беседу кротким обличением развратной их жизни в нерадения о спасении своих душ. Почему вы не хотите, по крайней мере, получше узнать свои обязанности к Богу? — говорил я им. На это они отвечали: «ах, отец наш! мы рады были бы знать в более, но нас не кому было учить». Я спешил сообщить им главные понятия о Боге и Его совершенствах; рассказал историю творения мира и человека, показал отличие человека от прочих тварей и его высокое назначение. «Не было ли у вас какого-нибудь своего предания о сотворении мира?» — спросил я их между прочим. — Были кое-какие сказки, отвечали [462] мне: но они так разногласили между собою, что мы не знали, чему и верить» — Да не чему было и верить, прибавил я; все это были людские догадки, да выдумки. Верьте только учению самого Бога, которое слышите теперь чрез меня. — Затем, сказав в коротких словах о происхождении нашего святого закона и о нужде исполнения его заповедей, я раскрыл самые сии заповеди и стал сличать с ними жизнь своих слушателей. Это сличение открыло им глаза; они сами с глубокою скорбью признались, что во многом поступали против закона. — Не унывайте, дети мои, сказал я им; у нас есть Иисус Христос: Его смертью искупляются наши грехи, лишь бы только мы сами старались о нашем спасении. Покайтесь, начните новую жизнь, и Он простит вас и наставит на путь правый. — «Мы родились дикими, повторяли они, и учить нас было некому; что будем делать?» Покайтесь, веруйте в Бога, любите Друг друга, старайтесь делать правду; Бог сердцеведец умилосердится над вами и спасет вас. — Проповедь моя видимо размягчала жестокосердие слушателей, потому что на глазах многих навернулись слезы. Те, которые [463] держали у себя по две жены, просят меня венчать их с одною, которую больше любят; другие, жившие в незаконных связях с женщинами, изъявляют желание освятить сии связи таинством. Никто не думал ни противоречить, ни возражать мне; но все единодушно согласились принять истину и сами себя обличали, что действительно доселе они жили худо и тем оскорбляли Бога. Один Кетмаец, который просил меня еще в гавани поговорить с ним, теперь открыл мне, что он имеет крепкое желание учить детей своих грамоте и с ними сам хочет учиться. «Я всегда, говорит он, завидую тому, кого вижу за чтением книги; если бы мне далась грамота, я бы всегда читал». — Доброе намерение Бог благословляет; молись в трудись: знать грамоту очень полезно. — В полдень собрание наше разошлось. На этот раз я остался весьма доволен Кетмайцами, и благодарил Бога моего. За полдень крестил 8 человек детей обоего пола от 1 году до 14 лет, и 28 человек детей же, крещенных мирянами, помазал св. миром. Когда начало смеркаться, я позвал к себе тех, которые хотели просветиться св. крещением, нарек [464] им имена христианские в записал их в метрическую книгу. В 9м часу вечера я заходил в бараборы здешних Тоэнов: они приняли меня радушно и наперерыв старались доказать своим угощением, как высоко они ценят мои заботы о их спасении.

27. Воскресенье. Слабость моего здоровья, усилившаяся от непогоды, не позволила мне сегодня совершить божественную Литургию. Утром я собрал всех Алеутов в часовню и продолжал оглашать их святым учением. Их было около 150 человек. — Предметом настоящего моего слова был сам Иисус Христос, как Господь наш, Спаситель и Учитель. В заключение я, по обыкновению своему, спросил своих слушателей: согласны ли они следовать всему тому, что теперь слышали? Они в простоте души отвечали: «только бы нам научиться; мы будем прилагать все старание, чтобы поступать и веровать так, как ты учишь». — Старайтесь, дети мои, старайтесь, но не надейтесь совершить дело своего спасения одними собственными силами, а просите благодатной помощи у Бога, который един производит в нас и добрые дела и добрые желания. — После обеда крещено [465] было несколько человек в реке. Весь народ, и самые дети, при совершении таинства, стояли на берегу и молились за новопросвещенных.

29. Вторник. День св. Апостолов Петра и Павла. Милостью Божиею, в этот день совершена божественная Литургия, и 74 человека приобщились св. Таин. Чтобы возбудить в причастниках живейшую благодарность к Спасителю, я говорил им беседу о том беспредельном снисхождении Божием к нам грешным, которое обнаруживается в св. Евхаристии. — «Ах, отец наш! говорили Алеуты: как нам не благодарить Господа, как нам не радоваться сегодняшнему нашему счастью! Наше селение сподобилось такой милости Божией еще в первый раз с того времени, как оно основано». — Весело было мне смотреть на духовных чад моих, когда они, исполненные истиннохристианских чувствований, дружно падали пред престолом Божиим. Слава Богу о всем!